Купание топлянки в Страстном пруду

В четверг вечером вовремя улегся в кровать и попытался заснуть. То ли волнения последних дней, то ли обилие впечатлений, а скорее томительное втягивание в предстоящее общение с хирургами и терапевтами, как мне казалось, явно не способствовали приходу сна.

Стемнело на улице, погасли светильники в палате. В свете луны можно было различить кровати и тела лежащих на них, вырубленных из мятежной жизни мужчин.

Через приоткрытую дверь в палату пробивался свет из коридора. Я не выдержал своей неприкаянности в больничной койке, тихо выбрался из-под одеяла в трусах и майке, набросил на плечи махровый халат и выскользнул в домашних тапочках в коридор.

Само собой решил пройти в сторону туалета и душевой, а там… Но уже через несколько поворотов в лабиринте коридора я понял, что направление мною взято прямо противоположное задуманному, словно какая-то сила решилась воспрепятствовать моим благим намерениям. Все-таки я еще плохо ориентировался в коридорной системе причудливого здания, тем более ночью.

Когда по значительном удалении от своей палаты я уже решил было повернуть обратно, передо мною возникла остекленная дверь, за которой открывались ступеньки вниз. Странно, днем я проходил по маршевой лестнице широкой и торжественной. Эта же лестница была какая-то кособокая, ноги само собой соскальзывали со ступеньки на ступеньку, так что при слабом освещении из двери второго этажа я почти вывалился на нижний этаж. Непонятным образом стало темно – то ли я пролетел несколько поворотов винтовой лестницы, то ли дверь наверху каким-то ветром закрылась.

Попробовал затаиться. Тот, кто ненароком обнаружит меня здесь после всеобщего отбоя, может неадекватно отреагировать: то ли закричит в испуге, то ли пальнет из табельного оружия (кругом муровские спецы), то ли запросто даст в морду.

Но было тихо, а главное, стали различимы контуры стен и сводчатого потолка то ли катакомбного храма, то ли склепа.
В какой-то момент мне показалось, что я здесь не один. Но было нелепостью предположить, что это лунатик, киношный вампир или непросвещенное привидение.

Привидится в моем состоянии скорее могли сестра-хозяйка, выносящая под широким плащом бутыль медицинского спирта, или сторож с бутылкой под мышкой, на дух не выносящий сующий во все свой нос медицинский персонал: в глаз, в ухо, в прямую кишку.
В любом случае мне не следовало себя обнаруживать. Но и чудное «привидение» не спешило материализоваться.

Еле различимая тень скользила между колон, западая в ниши глубоких дверных проемов. Но тень не исчезала в дверях, а снова выныривала из-за колон, устремляясь к узкой полоске света в конце угрюмого коридора.
Движимый дьявольским ночным интересом, кошачьей походкой устремился в сторону светлого пятна.

По мере приближения к освещенной двери в конце коридора стали различимы контуры миниатюрной женщины в элегантном пончо с распущенными волосами.
В какой-то момент мне показалось, что она оглянулась, но не смешалась, не заторопилась, а грациозно продолжила свой путанный петлистый путь к выходу в сад, залитому тихим лунным светом. В следующий момент дверь открылась, змейка исчезла, а на ее месте возникла серебристая фигурка молодой женщины.

Замешкавшись в дверях, как будто она не видела меня, особа быстро засеменила в глубину сада. Ее белые тапочки порхали над землей как два голубя. Ночной зефир щекотал ноздри.
Если я что-либо подобное и мог себе представить, то лишь в эротическом сне, в Интернете или на страницах таинственного рыцарского романа.

Серебристая дорожка лунного света пролегала от одного дерева к другому, минуя скамейки, ротонду, садовые вазы, убегая и убегая в глубину. Куинджи отдыхал бы при виде подобной картины.

Куда вела эта дорожка, я не мог знать, но беглянка определенно стремилась достичь ее конца. Вдруг показался живописный пруд с черной водой. Черт возьми, - мелькнуло жуткое опасение: уж не топиться ли намерена эта женщина-привидение.

Я ускорил шаг. Теперь уже не было никакого смысла таиться. Но и бегунья не останавливалась. Ее неудержимо тянула гладь воды.
Подбежав к кромке пруда, она сбросила с ног на ходу тапочки, а через голову пончо и, не произнеся ни слова, голышом прыгнула с невысокого берега в воду. Серебристые брызги веером поднялись над водой, на время скрыв взбалмошную особу.

Да, это было жутковато. Я не люблю плавать. А если быть совсем точным, то я просто не умею плавать. У меня не та конституция и кондиция. Вода меня плохо держит, и мне всегда в воде холодно. Опять же, не зная броду, не суйся в воду. Воплощенный кладезь благоразумия – это я.

Но, что же оставалось делать, видя как мое изящное привидение барахтается в воде, пытаясь не утонуть. Прыгать на берегу, кричать, звать на помощь. Выскакивать из трусов. Подумают, что это я довел женщину до сумасшествия. Но мне уже думать было некогда…

Я сбросил с себя всю одежду, скинул тапочки и опрометью бросился в воду. Брызги я не видел, но жуткое дыхание омута почувствовал мгновенно.
Как только я оказался в воде, незнакомка замерла, опрокинувшись навзничь, слегка пошевеливая сведенными ногами и широко разведенными руками. Можно было подумать, что она затаилась, в надежде, что я сгину в этой водной пучине раньше нее.

Перебирая по-собачьи руками и ногами, я поплыл в сторону хитрюги.

Боже праведный, на серебристой поверхности темной воды виделся роскошный горельеф - серебристое скульптурное тело в стиле Родена, особое изящество которому придавали лицо с закрытыми глазами, овальные плечи, маленькие груди, живописный животик, обольстительные бедра, переходящие в точеные ножки.

Она походила на русалку в серебристом трико. Но у русалки укромные места замшелые - покрыты мхом или короткими водорослями, здесь же в центре всего этого благолепия красовался натуральный кусочек меха, покрытый рыжеватыми короткими завитками. Воистину серебряное руно. Умеет же дьявол искушать!
Но мне в эти минуты было не до поэтического вдохновения.
От холодной воды и беспомощного состояния в центре пруда меня начала охватывать мелкая дрожь, какая бывает у сервильных женщин, застигнутых волной оргазма.

Осторожно, чтобы не спровоцировать уход под воду больничной беглянки, я обхватил ее руками поперек груди. Она даже не открыла глаза. Чтобы не упустить утопленницу, я, едва удерживая ее левой рукой со спины, перехватил дрожащей правой рукой у нее между ног. Женщина отрешенно безмолвствовала. Я прижал ее охлажденное тело к своей холодной груди, отчего дрожь меня стала колотить еще сильнее.

И вдруг колдунья, иначе и сказать не могу, схватила мою правую руку и стала водить ею по своим бедрам, животу, определенно подводя к лобку, от чего мои пальцы проникли в серебряное руно и дальше. Я едва удерживался на плаву. Мне показалось, что своими ухищрениями она увлечет меня с собой на дно, я запаниковал, мы стали вместе с утопленницей погружаться в черную мглу пруда.

И тут, о, чудо! Мои ноги натолкнулись на дно…
Я держал ее в руках, крепко прижимая к своей груди. Она все еще плавала на спине, но теперь уже ее била дрожь… любовного экстаза. От всего увиденного у меня под водой произошла эякуляция.

Какое-то время, плескаясь в ночной купели, мы приходили в себя от полученного потрясения. Она представилась: «Маша из гинекологии». Но и я не скрывался: «Вадим из практологии».

Светила луна, улеглось волнение, вокруг мелко плавали сперматозоиды. Казалось, что ничего уже не могло случиться.

Вдруг ей пришло в голову открыть глаза, и она… опрометью ринулась из воды, как если бы на нее напали полчища крокодилов.

На берегу ночная купальщица успокоилась, смущенно протянула мне маленькое полотенце. Я обтер ее и немного себя. Накинув каждый на свои плечи халат и пончо, не разговаривая, держась за руки направились со стороны парка к двери на первом этаже бывшего дворца.

Когда мы оказались в коридоре, полузнакомка подвела меня к лестнице, ведущей наверх и… растворилась в темноте закоулков первого этажа. В гинекологии мне нечего было делать, да и звать ее в практологию тоже не имело смысла.

Я не стал окликать искусительницу, решив, что найду ее после того, как мне сделают операцию, и лично мне будет что-то светить в этой все еще таинственной и завлекательной жизни.

Остаток ночи спал великолепно. Как потом выяснилось, на территории больницы нет водоема. Спрашивается, что мне приснилось, вторая половина наваждения с топлянкой-беглянкой или все в целом. Но я не припомню, чтобы мне мог присниться такой длинный сюжет. Обычно за всю неделю и отдельный эпизод не складывается, а тут так ладно. Неужели за всю ночь я так никого и не поцеловал, не обнял? – Странно… Вот уж поистине зря прошедшая ночь.

До настоящего момента убежден, что все было. Разве что мы плавали не в пруду, а в объятьях друг друга и при этом много и бурно целовались.

Все-таки спать надо так, чтобы не было больно за бесцветно пережитые ночи…