Вечернее размышление

Старший котельной смены Пётр Самарин вернулся домой, отужинал (ну, выпил, конечно), проводил жену до дверей спальни и присел у компьютера. Каждый свободный вечер он посвящал литературным занятиям. Литературная дама пользовалась Петром и удовлетворяла за его счёт самые экстравагантные желания и капризы. То купи ей новый процессор, то издай книжку за собственные деньги, то отвези к морю на впечатления... "Да, дорого иметь любовницу, ох, дорого, -  вздыхал Пётр, но ничего с собой поделать не мог. Страсть к сочинительству владела им совершенно. Аварийные ситуации на работе часто отвлекали его от созерцания статной высокомерной женщины с фиалкой в руке. Стоило ему прийти домой под утро, повернуться к компьютеру спиной и, шатаясь от усталости, направиться в спальню, она садилась рядом на кровать, заглядывала ему в глаза и, пока жена спала, шептала очень, очень соблазнительные вещи!

Вот и теперь он задумчиво перебирал пальцем литеры новенькой, купленной с премии клавиатуры, поглядывая на присевшую неподалёку Даму. Дама вытягивала длинную шею, стараясь предугадать каждое следующее движение пальца. Пётр нажимал, Дама огорчённо вздыхала, затем снова вытягивала шею и история повторялась. Но сам Пётр оживал, усталость после долгой аварийной смены покидала его. Он всё более радовался написанному, смеялся и удивлялся, отчего гостья не радуется вместе с ним. Наконец, он понял: развеселить Даму сегодня не удастся.
- Что ж, Слава Богу за всё! И за это тоже, - процитировал он Иоанна Златоуста, выключил компьютер, почистил зубы и забрался под одеяло, ещё раз поцеловав спящую жену в тёплое розовое плечико.
- Прекрасна Дева дней Литература! - он сладко улыбнулся и через минуту уже спал тихим, безмятежным сном, совершенно забыв попрощаться с Дамой и проводить её хотя бы до двери. 

Интересно, а как закончился этот же день у профессионального литератора?
А вот как.
Изрядно повеселившись с Дамой в дневное время (когда прямой солнечный свет  раскаляет клавиатурные литеры так, что они выжигают подушечки пальцев), под вечер он не без труда выпроводил возбуждённую и размалёванную цветной типографской краской литературную собеседницу. Прикрыв жилище, профи повалился на ближайшую горизонталь и со словами «Мгновенно будущее счастье!..» погрузился в беспокойный прерывистый сон. Неудовлетворённое чувство литератора то и дело "укрошало" его сновидения образами критиков, придирчивых полиграфистов и просто отдельных чудовищ...

И всё же, смею утверждать, плох тот графоман, который не мечтает стать профессиональным литератором. Нельзя всю жизнь подавать надежды и увлекать за собой в никуда толпу простаков-поклонников, обещая им потрясающее безветрие в стране Зефира.
Вы, любезный литератор, или снимите свою кандидатуру, как на выборах, в пользу другого, или уж кладите голову не только на подушку, плаху ночных дрём, но на плаху пеньковую, рубленную, с капельками крови по краям. А как положите, да ухом прильнёте, так и узнаете, что за Дама к вам по вечерам ходит, кудри льняные распускает. Только знайте, от той плахи реально оглохнуть можно! Один Высоцкий чего стоит! Как гаркнет из сердцевины пня, да прямо в ухо: «Кровь давай, парень, выдавливай!»
 
В живописи и музыке гораздо труднее морочить людям голову, чем в литературе. Немощь плохой картины, или бесцветной музыкальной фразы очевидна уже «в первом чтении». В литературе не так. Момент, когда за обилием слов начинаешь понимать, что перед тобой не литература, но литерное спагетти, как правило, ускользает. А поставленная вовремя точка лоббирует любую банальность.

Если мы хотим жить литературой, следует отсечь все прочие каналы, питающие наше благополучие. Это как отправиться в Сахару с литром питьевой воды, понимая, что если не встретится колодец, ты вскоре, как песок, исчезнешь с ладони собственной судьбы.
И иначе поступить нельзя. «Манилова» накипь приятного времяпровождения оскверняет честный жертвенный труд и илит даже самое сильное горло. Оттого наше "зефирное" творчество задыхается и вымирает, но не так гулко, как вымирали мамонты, а так, как мрут вялые осенние мухи на мраморных подоконниках Центрального Дома литераторов (Москва,ул.Большая Никитская,53/50,стр.2). Сам видел.