Очерки о писателе М.Н. Еськове
Постоянный труд, без которого нет истинно великого, является необходимым условием художественного творчества.
А. Пушкин
ЗНАКОМСТВО С МИХАИЛОМ ЕСЬКОВЫМ
Мое личное знакомство с известным курским и российским писателем Еськовым Михаилом Николаевичем произошло 15 января 2011 года. Случилось это у могилы Евгения Ивановича Носова. Событие, как сейчас понимаю, символическое и знаковое.
Да, и до этого я его видел и в Доме литераторов, и в Литературном музее, и в областной научной библиотеке имени Н.Н. Асеева – основном и главном месте встреч писателей, читателей, творческой интеллигенции разных поколений. И не просто видел, но и здоровался, а как-то даже «умудрился» свою книгу «Данный богом» (о Феодосии Печерском) подарить. А он отдарился собственной книгой «Свет в окошке» с автографом. Но общения, как такового, не было: во-первых, меня смущала разность «весовых» категорий. Он – известный писатель, а я, хоть и седовласый, но начинающий литератор пятидесяти с хвостиком лет. А, во-вторых, время знакомства было не столь долгим, чтобы начать сближаться и притереться друг к другу, как говорят в таких случаях, для более тесного общения.
Однако Михаил Николаевич не только нашел время для прочтения моей исторической повести, но и первым подошел ко мне для разговора. И произошло это важное для всей моей жизни, в том числе и литературной, именно у могилы самого известного писателя-курянина нашего времени Евгения Носова. Здесь в очередной раз собрались курские писатели, литераторы и представители культурной общественности города по случаю дня рождения этого выдающегося Мастера художественного слова.
«Твою книгу прочел. Конечно, есть шероховатости, – глядя мне в лицо, после приветственных слов, продолжил Михаил Николаевич своим негромким размеренным голосом, – чувствуется отсутствие редактора… Но мне понравился выбор темы. Наша история – кладезь бездонный… и курскими писателями почти не тронутый. Буду при случае рекомендовать для приема в члены Союза писателей».
Словно гром среди ясного зимнего дня. Господи, что угодно я полагал услышать, но только не это! Конечно, был ошарашен до затаенных глубин своего нутра, но поблагодарил горячо и искренне.
«Не стоит, – доброжелательно, возможно, с долей некоторого снисхождения улыбнулся он. – Высказываю только свое мнение».
Хотелось, пользуясь неожиданно представившимся случаем, поподробнее поговорить о повести. Но тут главный дирижер литературно-писательского «оркестра» Курской области Гребнев Николай Иванович попросил всех подойти поближе. Подчиняясь просьбе, прибывшие поклонники таланта Мастера задвигались, подтягиваясь к памятной плите и готовясь к официальным речам. Засуетились телеоператоры, подбирая наиболее выгодные ракурсы для съемки. И разговора «по душам» не случилось. Да и неуместен он был на этом месте, как теперь понимаю.
Вот так произошло мое знакомство с Михаилом Николаевичем. Потом было много иных встреч и разговоров, правда, не о моем творчестве, а о делах Союза курских литераторов и его городского отделения. Особенно запомнился разговор с Михаилом Николаевичем и членами Правления КРО СПР Николаем Гребневым, Юрием Першиным и Борисом Агеевым, когда «сватали» меня на должность руководителя отделения городского отделения.
– Давай, земляк, впрягайся, – огорошил меня без каких-либо предисловий Гребнев, когда я в очередной раз заглянул в Домлит.
От неожиданности я только недоуменно закрутил головой, переводя взгляд с одного на другого: не шутят ли. Уже знал, что Гребнев непревзойденный мастер на шутки, розыгрыши и прочие мистификации. Но присутствующие смотрели на меня серьезно, без тени улыбки. Скорее со скрытым интересом.
– Да-да, он не только мой тезка, – пояснил между тем Гребнев членам правления, голубоглазо заулыбавшись, – но и земляк. Оба мы из Конышевского района. Я – из Черничена, а он – из Жигаева…
– С Леней Наливайко вас уже трое будет, – тут же отреагировал Юрий Першин, расплывшись по всему лицу фирменной улыбкой, в которой одновременно уживались и ирония, и доброжелательность, и искренность, и ямочка на левой щеке. – И соображать на троих легко, и Бог троицу любит.
– Вот именно, – также освежил едва уловимой улыбкой лик Михаил Николаевич Еськов. – Земляк земляку помогать должен… Тем более – тезки…
Агеев, присутствовавший при этом неожиданном для меня разговоре, ничего не сказал, и глядел, как мне показалось, по-прежнему отрешенно и отстраненно.
– Почему я? – попытался уйти от общественной обузы. – Тут и поопытнее меня литераторы есть… Подольше и побольше моего в литобъединение ходили… Взять хотя бы…
– Не надо фамилий и имен, – перебил, посерьезнев, Еськов. – Лучше ответь: почему не ты? Или думаешь, что мы тут с бухты-барахты решили…
Я уже знал, что Николай Иванович Гребнев с «бухты-барахты» ничего не решает. И даже не говорит. Заметил: он часто шутит, но и шутки его с серьезным подтекстом. Знал также, что и Михаил Николаевич многословьем не страдает; даже в простом общении каждое сказанное им слово всегда к делу. Поэтому упираться не стал.
– Хорошо, – соглашаясь, кивнул я. – Но ваша помощь мне потребуется…
– Помогать мы всегда готовы, лишь бы самим ничего не делать, – шутливо поставил точку в данном вопросе Гребнев.
Вот такой тогда состоялся разговор. А непосредственно о моем творчестве и в моем присутствии Михаил Николаевич говорил только на общем собрании курских писателей в день рассмотрения моего заявления о приеме в Союз писателей России. Говорил как человек, давший мне рекомендацию, а потому твердо, веско и обоснованно, без словесного «сиропа», «шелухи» и мутной водицы, по-деловому.
Вообще же о творчестве друг друга курские писатели, как я понял, предпочитают не распространяться, чтобы ненароком не обидеть сотоварища по литературному цеху. На этой теме если не табу, то общее молчание. О творчестве же литераторов говорили, причем по-разному. Кое-кто, ломая и коверкая судьбу автора безжалостной безапелляционной критикой, а кто-то, как Михаил Николаевич Еськов, доброжелательно и конструктивно, помогая расти творчески.
Еще до знакового разговора у могилы Носова я прочел подаренную Еськовым книгу. Скажу честно: читать было непросто. Проза Михаила Николаевича – не приключенческие романы, которые можно читать по диагонали страницы, – сюжетная канва все равно не ускользнет. Тут требовалось внимание и внимание. Нередко – возврат к уже прочитанному, для пущего осмысления. И это при том, что рассказы по количеству страниц не столь объемны. Зато по внутреннему содержанию необычно емки и насыщены сюжетными ответвлениями и сочным слогом народного говора. А тут еще и моя память не самая крепкая… То и дело подводит. Стала, как решето: зачерпываешь, вроде бы, густо, а поднял на поверхность – пусто. А может, и была такой, – просто не замечал…
Рассказы и повести в основном были автобиографичны, брали за душу простотой сюжета и глубиной познания человеческой психологии и жизни вообще. И детской, и взрослой. Причем детской больше, чем взрослой. А еще познанием послевоенного сельского быта, боли безотцовщины. Не пережив лично всего того, о чем говорится в его произведениях, так правдиво и так пронзительно, до подкатывания удушливого кома к горлу и навертывания непрошеной слезы, не напишешь. Этого не нафантазируешь, это дает только сама жизнь. Да и то не всем подряд, а избранным.
«Доконала» же меня повесть «Торф». Дело в том, что мне в подростковом возрасте несколько лет приходилось помогать родителям копать торф на болоте. Копание торфа – это целое действо, имеющее свой ритуал. К нему заранее готовились, обновляли и ремонтировали тачки, смазывали солидолом втулки колес, оттачивали до бритвенной остроты штыковые лопаты и грабарку – совковую лопату, а также «резак». Резак – специальное устройство в виде узкой, несколько удлиненной штыковой лопаты с лезвием шириной 15 сантиметров и ножом такой же длины. Нож, как правило, располагался справа и перпендикулярно к полотну резака. Были резаки и такие, у которых отрезной нож располагался слева. Это – как кому удобнее. А еще одной обязательной принадлежностью резака был крючок, необходимый для удержания торфяного «кирпичика» при выбрасывании его из торфяной ямы. Не менее важен был и черенок резака – легкий, но крепкий, подгоняемый под главного копаря, с набалдашником на верху – для удобства. Уф! Пока написал – вспотел.
У всего «шансового инструмента» проверяли на крепость деревянные ручки, надежность соединения деревянной части с металлической, целостность металлического полотна в месте перехода его к втулке под ручку-черенок. Словом, тысяча самых разных и очень важных мелочей. Копание торфа даже малейшей оплошности не позволяло. Если что сломается – беда. У соседей не позаимствуешь – самим все нужно. К тому же, если из общего ряда при копке выбьешься, считай «хана»: с трех сторон водой так двинет, так начнет давить, что придется «недовыбранную» яму покидать. Снова начинать, снова кидать два или три штыка земли не вниз в отработанную уже яму, а наверх, на оставленный «остров».
Когда же узнавали, какие три дня (обычно под выходные) выделены правлением колхоза для этого действа, – срочно телеграфировали в города и веси, вызывая подмогу. И вот наступал день, когда все село, от мала до велика, кто на автомашинах, кто конно – на телегах и дрожках, выдвигались к болоту. А кто поближе, так те и пеше, катя тачки с «шансовым инструментом» и узелками с нехитрым съестным скарбом перед собой. Полтора-два километра для селянина не расстояние, а так, легкая прогулка. Хотя впереди и тяжкий труд – ну-ка, переместить с места на место десятки кубометров грунта, – но все в приподнятом настроении.
И что же происходит на болоте?.. А происходящее там так точно и красочно изложено у Михаила Николаевича, что, читая, я воочию увидел раскрасневшиеся потные лица, руки, груди и спины мужиков и парней, бесконечное мелькание лопат, приобретших к третьему дню зеркальный блеск, белые платки и светлые кофточки женщин и девушек. Увидел снующих туда-сюда с тачками и негласно соревнующихся подростков, на пригорке – первые «кубари» – конусообразные сооружения из торфяных кирпичиков, отдаленное подобие первой московской телевышки. На некоторых уже усаживаются мелкие пичуги и, поводя головкой из стороны в сторону, наблюдают то за смешными людьми, невесть зачем ворочающими тонны земли и торфа, то за стайками серебристых, золотистых, изумрудных стрекоз, беззаботно позванивающих своими прозрачными крылышками. Я услышал людской галдеж, беззлобные, порой соленые шутки и подковырки, скрип колес тачек, смачные шлепки на край ям-котлованов выбрасываемых торфяных «кирпичиков», звонкое капание воды… Я почувствовал йодистый запах воздуха и холодную сырость котлована, а на спине – раскаленные лучи насмешливого солнца…
Господи, я все увидел, все услышал, все почувствовал. Я был там, на болоте, вместе с героями Еськова – Василием, Алексеем, Петром, добродушным русским богатырем Колей Гуленком, шаловливо-хулиганистым Сережкой и всеми остальными. Я, подменяя отца и мать, давая им хоть небольшой передых, тоже, надрывая пуп, нарезал и выбрасывал на «бережок» очередной влажно-скользкий и холодный оковалок торфа. И спешил, чтобы сочившаяся из торфяных стен, где медленно, капля за каплей, где уже с противным, ненавистным журчанием, вода не затопила нижние ряды котлована. Спешил, чтобы под невидимым, но, тем не менее, явственным, напором воды и выброшенной земляной массы ближняя к сердцу коварного болота стенка не обрушилась, похоронив под собой многочасовой труд всего нашего семейства.
Бр-р-р! Пишу, а у самого мурашки по коже.
А уж когда читал у Еськова – страшно сказать, что творилось в моей растревоженной душе… В этот раз я действительно был во власти мленья, колдовства, очарованья, волшебства, чар нави – это как хотите, так и называйте. Отставляя книгу, я и мысленно, и вслух говорил автору «спасибо!», потом вновь брался за книгу и перечитывал заново только что прочитанные строки, а то и страницы.
Кроме рассказов и повестей, в книге были новеллы и миниатюры. Новеллы небольшие – где десяток страниц, а где и полторы. И все посвящены Евгению Ивановичу Носову. Написаны они не только с любовью, но и с каким-то бережением. На мой взгляд, сыновним бережением. Ни слова слащавости, вычурности, грубости или показушности. Все душевно-просто, хотя и взвешено, и выверено до последнего слога и буковки.
Нарушая хронологию повествования, скажу: мне несколько раз доводилось присутствовать на публичных (и не очень) мероприятиях, где Михаил Николаевич говорил о Евгении Ивановиче Носове и его творчестве. Поражало то, что он, известный российский писатель, лауреат многих престижных литературных премий, без стеснения и без нарочитости называл себя учеником Носова. Подобного признания я что-то от других курских писателей, тоже хорошо знавших Носова и, по-видимому, немало получивших от него в творческом развитии, не припомню. И вообще разве ныне от кого-либо из известных писателей услышишь, что он ученик такого-то и такого-то?.. Это как-то не принято. А вот Михаил Николаевич не только не стесняется слыть учеником Носова, но и гордится этим. Поразительно!..
Хороши были и миниатюры Еськова. Сами посудите на примере «Лоскутка не хватило».
«Звонит давняя подруга, живущая в другом городе:
– Ну, родила?
– Родила, слава Богу.
– Кого же приобрела?
– Не угодила мужу: на мальчика лоскутка не хватило, скроила девочку».
Всего шесть строк, а такой сюжет, такая ироничная и одновременно мудрая героиня! Разве не чудесно? Чудесно! Вот где настоящее мастерство писателя: шесть строк – и законченное произведение, в котором и характеры героев, и юмор, и философия, и красочная картинка, и композиционное единство.
По-видимому, о подобных прекрасных миниатюрах некогда Евгений Иванович Носов сказал, что они равнозначны пятисотстраничному роману, как равнозначны для природы синий кит и колибри. И что миниатюры пишут «люди с особым и весьма редким душевным складом, с особо острым зрением…».
Прочтя книгу «Свет в окошке», познакомившись с творчеством Михаила Николаевича, я почерпнул и некоторые сведения о нем самом и его корнях. Немало написано им о своем босоногом да лапотном полуголодном деревенском мальчишеском детстве. Немало написано им и о матери. Ведь она без всякой шифровки проходит главной героиней его произведений. Наиболее ярко, на мой взгляд, это отразилось или, быть может, проявилось в рассказе «Старая яблоня с осколком». Мать, точнее мама, там главная. Это солнце, теплое, доброе, нежное, мудрое, а также очень усталое и ранимое от своей космической значимости, вокруг которого как планеты вращаются дети. Часть из них, как сам Миша, будущий писатель, его старший брат Николай, сестры Шура и Нюра – рядом с ней, на ближайших орбитах, в ореоле ее тепла и заботы. Другие, более старшие: Яша, Алеша, Сергей и Василий – на удаленных, лишенных войной материнского света и тепла орбитах. Там же находится и отец. А вскоре «планеты» отца и трех старших братьев будут поглощены войной – этой рукотворной «черной дырой» человечества.
Впрочем, образы матери, братьев и сестер Еськова отчетливо, до яркой, тревожащей душу и сердце контрастности присутствуют и в других произведениях. В знаменитой по психологическому накалу и жизненной правдивости «Чёрной рубахе», «Касатке», «Бучиле», наконец, в повести «Торф».
Да, много сумел рассказать Михаил Николаевич в своих произведениях о себе и своей семье, особенно о маме. Но мне захотелось большего. И вот передо мной книга Бориса Агеева «Открытое небо» и очерк «Сколько терпения человеку нужно». Здесь целых пятнадцать страниц, посвященных матери Еськова – Евдокии Петровне. Даже дата ее рождения указана – 1893 год. А также вся социально-психологическая подоплека, сопровождавшая ее на длинном веку – 105 лет. Весь ее непростой жизненный путь Борисом Петровичем разложен по полочкам.
Прежде чем заглянуть в библиографический справочник «Писатели курского края», составителями которого являются сотрудники отдела краеведческой литературы любезной сердцу «Асеевки» и по совместительству безотказные помощники литературно писательской братии – А. Кибякова, Е. Мазнева и Е. Чурилова – достаю книгу курского ученого, писателя и краеведа Юрия Александровича Бугрова «Литературные хроники Курского края». Раскрываю на нужной странице и среди сведений о других однофамильцах Михаила Николаевича Еськова нахожу сведения о нем самом. Имеется дата рождения – 21 ноября 1935 года и место рождения – хутор Луг Пристенского района Курской области. «Хорошо, но это я уже знаю. А далее?..» Далее идет информация, что в 1960 году он закончил Курский медицинский институт и затем работал врачом в сельской больнице. В 1967 году защитил кандидатскую диссертацию… «Прекрасно, но и это я уже знал, хотя и без хронологических дат. Смотрим далее…»
Прочтя биографический очерк Ю.А. Бугрова, в свою «копилку» о Еськове я добавил то, что он в 1960 году дебютировал с рассказом «Первый шаг» в курской областной молодежно-комсомольской газете «Молодая гвардия». А еще, что после защиты диссертации он оставил медицину и занялся писательской деятельностью, печатаясь в журналах «Подъем», «Наш современник», «Молодая гвардия», «Москва», «Смена», «Поле Куликово», «Толока», «Новая книга России». Были публикации и в коллективных сборниках.
Юрий Александрович Бугров с добросовестностью ученого информировал читателя (и меня в том числе), что 1979 году в Воронеже вышла первая книга рассказов Еськова «Дорога к дому». И что следом за ней вышли в 1982 году – «Старая яблоня с осколком», в 1985 – «Торф», в 1991 – «Черная рубаха» и «Сеанс гипноза», в 2005 – «Свет в окошке», в 2010 – «День отошедший» и «Ни тучки, ни хмарки».
Еще Бугров не преминул указать, что в 1979 году Михаил Николаевич был принят в Союз писателей СССР, что он лауреат премии обкома ВЛКСМ, областной Пушкинской премии, губернаторской премии имени Е.И. Носова, премии журнала «Молодая гвардия» и Международной премии «Имперская культура» за 2010 год.
Сведений, конечно, много, но все они говорили о самом Михаиле Николаевиче и его творческом пути. А меня тянуло к «истокам»: «откуда есть, пошел сей замечательный писатель земли Курской?..» Прибегаю к последнему резерву – «Писателям Курского края». Открываю 110-ю страницу, и первое, что бросается в глаза – фотография Михаила Николаевича. В глазах знакомый доброжелательный прищур с лукавинкой. А в прищуре так и чудится: «Ну что, горе-писатель, докопался до истоков?..» – «Пробую, – мысленно отвечаю. – Только получается что-то не очень. Исходных данных маловато…»
Из автобиографической справки, кроме даты и места рождения, «выцеживаю», что отец писателя – Николай Васильевич и мать – Евдокия Петровна были безграмотные крестьяне. То же самое – и в отношении остальных членов большой семьи с оговорками о «ликбезе», позволявшем при крайней необходимости поставить корявым почерком подпись. «В большой нашей семье братья и сестры одолевали грамоту на ликбезах, да и то лишь в том объеме, чтобы при необходимости в казенной бумаге вместо безликого крестика, потрудясь до испарины, из шатких разновеликих буковок коряво произвести на свет собственную фамилию. Написать же письмо, прочитать газету или книгу – такими навыками в семье никто не обладал», – поставил грустную точку на грамотности в семье Михаила Николаевича.
«Да, закавыка… – разочаровываюсь я. Но тут же стыжу себя: – А Михаил Ломоносов? А наш земляк Михаил Щепкин? Разве они из очень грамотных семей вышли? Нет! И ведь гении же!.. К тому же в матери Еськова самой российской природой такой заряд внутренней энергии, добра, веры, терпения и народной мудрости был заложен, что писатель Михаил Николаевич просто не мог не родиться. Об этом и Агеев столь убедительно, и сам Михаил Николаевич написали. Да и в Николае Васильевиче – защитнике Отечества – имелся такой же внутренний заряд русской духовности, а проще говоря, русскости. А еще и в погибших за Отечество братьях Михаила Николаевича – Якове, Алексее и Сергее… Так что, дурья твоя башка, дело тут не в грамотности и образованности предков… – урезонил я себя. – Мало ли знаменитых родителей породило бездарных хлыщей, сжегших в алкогольном или наркотическом чаду себя и запятнавших имена предков… И вообще прекрасно, что Михаил Николаевич (возможно, не без моральной поддержки со стороны Евгения Ивановича Носова) сам себя сделал известным на всю страну писателем!»
Завершив мысленный диалог с самим собою и поблагодарив сотрудников «Асеевки» за библиографический справочник, я добавил в «копилку» информацию Еськова о том, что после окончания Луговской четырехлетки он пошел и успешно окончил (хотя и были отдельные пропуски занятий) Кировскую среднюю школу. А это в послевоенное голодное, холодное, безденежное время да без главного кормильца в семье – совсем непросто. После школы – мединститут, аспирантура, защита кандидатской диссертации, несколько лет преподавательской деятельности в том же мединституте (ныне государственном медицинском университете – КГМУ). И только после этого литературная и писательская деятельность. Все это – вехи жизненного пути, и они, на мой взгляд, должны представлять интерес для любознательного читателя.
Мое знакомство с Михаилом Николаевичем Еськовым состоялась, когда за его плечами был не только долгий писательский путь с увесистым багажом произведений и книг, но и груз обыкновенных человеческих лет. В ту пору ему было семьдесят пять. Годы щедро посеребрили ему волосы на голове и пушистые бакенбарды, причина появления которых им описана в рассказе «Касатка».
А еще во взрослой жизни, как и во время военного лихолетья, подкарауливали тяжкие недуги. (Об этом упоминается в рассказе «Нареченная»).
Однако, с Божьей помощью, он и недуги одолел, и крепок духом и телом. И пусть к богатырям он и в молодости (со средним ростом и худощавым телосложением) не относился, но и ныне физически старается быть в форме. Насколько мне известно, он без уважительной причины не пропустил ни одного заседания правления КРО СПР. Не отказывается пообщаться и с литераторами.
В общении – не только внимателен и доброжелателен к собеседнику или собеседникам, но искрометен на юмор и шутку. А уж сколько знает всевозможных притч, присказок и бывальщин – просто диву даешься! Откуда, мол?.. А он только улыбнется снисходительно-мудро: поживете с мое, авось, и у самих что-то появится… Но главное, всегда приводит их к делу, к сути разговора. При этом официально-необходимые речи его не грешат длиннотами. Они сжаты и емки, как и его рассказы. Он их называет речами «на одной ноге». Кроме того, что речь Михаила Николаевича доброжелательно-поучительна, она еще произносится негромким размеренным голосом. И мне тут же приходит на ум его повесть «Сеанс гипноза»: «Это оттуда, из времени его студенческой жизни, когда он не только увлекался гипнозом, но и имел практику его применения».
Во время одного такого общения с литераторами кто-то из них спросил его, о чем стоит писать, а о чем не желательно. «Пишите обо всем, – мягко улыбнувшись искрящимися умом и мудростью глазами, ответил он, – только пишете по-доброму. Но вообще-то пишите больше про добро, – тут же добавил для пущей ясности. – Зла и негатива и без нас на белом свете хватает. Так чего же еще и нам его умножать?»
Если открыть любой рассказ или повесть Михаила Николаевича, то видно, что все они даже о самом больном и печальном написаны по-доброму и с каким-то тихим внутренним светом. Доброта если не торжествует, то обязательно присутствует во всех произведениях. А еще в них присутствует надежда и вера в человека. Впрочем, и сам Михаил Николаевич, и его супруга Ольга Петровна – носители живой доброты, тепла, света и уюта.
Я уже не помню, что послужило тому причиной, но однажды в 2011 году я вместе с Борисом Петровичем Агеевым был приглашен Михаилом Николаевичем к нему домой. Я – скажу честно, человек малокомпанейский. В своем желании чаще оставаться наедине с самим собой, возможно, чем-то близок Агеевскому одиночеству, подмеченному мной. В чужих домах и компаниях чувствую себя неуютно, сковано, поэтому «шастать» в гости даже к близким родственникам не люблю. Но отказать Агееву и Еськову я не мог – это было бы равносильно неуважению, если вообще не хамству.
На такси добрались до дома Михаила Николаевича. Поднялись на нужный этаж. Нас радушно встретила Ольга Петровна, предложила познакомиться с обстановкой в квартире, где многое было сделано руками хозяина. Пока разглядывал достопримечательности комнат, особенно библиотеку – извечную мою слабость, – Ольга Петровна хлопотала на кухне. Потом был стол со всякими вкусностями, разговоры под рюмочку фирменного сбитня Михаила Николаевича, изготовленного по старинному рецепту. И, как финальный аккорд – бутылка этого божественного напитка в подарок при расставании.
Господи, такое было только в доме моих родителей! Только там вот так доброжелательно, тепло и радушно принимали меня и других наших родственников и одаривали подарками. Ладно, Агеев: он давно дружит с семьей Еськовых, но я тут с какого бока припека?.. А вот случилось. Таков Михаил Николаевич и в творчестве, и в обыденной жизни. И не только он, но и его супруга Ольга Петровна – хранительница домашнего очага и уюта.
Впрочем, необычайное гостеприимство, доброжелательность дома Еськовых куда раньше меня заметил, оценил и поэтически отметил Юрий Петрович Першин, друг и товарищ Михаила Николаевича еще с шестидесятых годов. Это про них да еще Владимира Деткова, входивших в ближайшее окружение Евгения Ивановича Носова, известные в Союзе писатели полушутливо, полузавистливо говорили «носовские шлемоносцы». Так вот, Першин писал:
«… Дом не делил, он зазывал гостей:
Ютил, кормил – знакомых, незнакомых…
Среди житейских бурь, живых страстей,
Мы в нём всегда – в прекрасном смысле – дома».
В 2011 году Михаил Николаевич получил на Алтае премию имени В.М. Шукшина – сто пятьдесят тысяч рублей – за книгу рассказов и повестей «День отошедший». Наши «культурознатцы» из высоких кабинетов на улице Ленина ее поначалу даже не заметили, а на Алтае не только увидели, но и оценили по достоинству. Мало того, там по прямому указанию губернатора было решено издать еще одну книгу Михаила Николаевича – избранные произведения. И как стало известно – издали.
А ведь «День отошедший», как ни прискорбно это констатировать, Еськов издал на собственные средства небольшим, всего в тридцать экземпляров, тиражом. Ну, куда ни шло, когда мы, литераторы и начинающие писатели, издаем книги на собственные деньги. Еще как-то можно понять и объяснить в век рыночной экономики и частной предпринимательской инициативы, о которых твердили нам столько лет апологеты российского капитализма – небольшие величины. А тут известный писатель – и тоже на средства из личного кармана, из небольшой пенсии. Стыдобища!
И только после того, как книга стала призером и лауреатом, комитет по культуре Курской области спохватился и издал ее тысячным тиражом. И за это спасибо, ибо лучше поздно, чем никогда…
Впрочем, не стоит удивляться, ведь и Борис Агеев получил Международную премию имени И.А. Гончарова тоже за изданную на собственные деньги книгу – семисотстраничный роман «Хорошая пристань». Выпустил в свет всего пятьдесят экземпляров. Поговаривали, что финансовую помощь для издания книги оказала собственная дочь, заработавшая «малую толику» пресловутой «зелени» в Германии.
Да, не стоит удивляться. Ведь российский бизнес, родившийся в «лихие девяностые», как был бандитско-крохоборническим, так таковым и остался. Во всем цивилизованном мире предприниматели не только о собственном кармане думают, но и о государстве помышляют. Наши же так называемые бизнесмены только и научились, что от налогов «убегать», да нахапанную в стране «зелень» за «бугор» вывозить. Хоть власти и твердят с самых высоких трибун о национальной и социальной ориентированности российского бизнеса, только что-то этого не видать. Впрочем, возможно, не с той колокольни смотрю…
Ни Агееву, ни Еськову на издание книг не нашлось средств в городской и региональной казне. На концерты «столичных звезд» деньги, причем немалые, находятся, а на книги известных в стране писателей – нет. Чудеса, да и только!.. А идти за деньгами на поклон к местным чванливым олигархам и бизнесменам, к которым и их, и всех нас изо всех сил толкает современная власть, пытаясь возродить дух лакейства и холуйства, лизоблюдства и подхалимства, не захотели. Ибо гордость и честь имеют! Не гордыню, а именно: гордость и честь. По нынешним временам – редчайшие человеческие качества.
Став обладателем Шукшинской премии, Михаил Николаевич не истратил ее на себя и семью, ни в банк в рост под проценты не положил, а учредил собственную ежегодную премию в размере десяти тысяч рублей для курских литераторов. «Дорога к дому» называется она по аналогии с первой книгой автора. И вручается литераторам со сложной жизненной и творческой судьбой, но сильным духом, не сломленным физическими недугами и хворями. Первая такая премия уже была вручена в Судже в день рождения учредителя – 21 ноября.
Вот так, в отличие от государственных структур, призванных развивать культурный и гуманитарный потенциал, укреплять социальную составляющую общества, но делающих это «со скрипом», с великой неповоротливостью и неохотой, Михаил Николаевич в силу своих возможностей совершает в одиночку. Что его толкает на это? Мне трудно за него самого ответить. Может быть, веление большого доброжелательного сердца… Может быть, православная вера… Может быть, совестливость русского интеллигента… А может, кровоточащая до сих пор рана, боль безотцовщины, о которой он так пронзительно написал в рассказе «Петька вернулся!»?..
«Какой бы благодатью ни окружала жизнь того, кто вырос без отца, и в старости он чувствует себя недостроенным… Там, где-то в детстве не хватило камня на основание жизни, и в душе остался обидно пустым, нежилым значительный участок…» – рефреном звучит не только в рассказе «Петька вернулся!», но и во всем творчестве Еськова.
Потеря отца всегда страшна. Особенно в детстве и особенно для мальчишки. Мой папа умер, когда я был уже не только взрослым, но и выходившим в отставку и на пенсию офицером юстиции МВД России – «целым подполковником», как говорили в наших ментовских кругах. Однако боль утраты была настолько острой, что я задолго до своего знакомства с курскими писателями и их творчеством в книжке, сочиненной только для близких родственников, написал такие строки: «Со смертью отца что-то оборвалось в душе. И пришло острое осознание того, что куда-то пропала большая, возможно, самая лучшая часть меня самого, и что столько всего осталось невыясненным, непознанным, недоосмысленным, недосказанным... Не стало стержня, вокруг которого формировалась наша семья, наша философия, наше мировоззрение, наша воля и наша совестливость». И теперь вижу, как все это перекликается с тем, что чувствовали и о чем писали Борис Агеев и Михаил Еськов.
А власти, «кинувшие» или «кидающие» своих писателей, и центральные, и местные я не понимаю. Складывается впечатление, что у кормила власти и культуры ныне одни дремучие невежды и тугодумы. Или и того хуже – хладнокровные «кидалы». Ведь, даже исходя из современной рыночной идеологии, книги (опять даже без учета их духовной составляющей) – это товар. Хороший, проверенный веками товар. И на них можно зарабатывать приличные деньги для казны, если умело и с умом поставить дело с продажей. Знаю, целые подразделения чиновников получают немалые деньги за организацию торговли в городах и весях Курской области. Мало того, в Курске своя Торговая палата имеется. А если не умеете или не хотите, то попросите Николая Ивановича Гребнева. Думаю, что он с этой задачей в течение трех месяцев справится.
В последнее время часто можно услышать, что читателей стало мало, – все уткнулись в телевизор или же «свихнулись» на Интернете. Михаил Николаевич даже шутку придумал: «Мало того, что надо платить деньги для издания книги, надо платить еще и читателям, чтобы читали». Наверное, в этом доля правды есть. Но только доля. Выходы писателей и литераторов в «народ», в том числе и самого Михаила Еськова, встречи со школьниками говорят о том, что интерес к печатному слову еще до конца не угас. К тому же произведения курских писателей, как и сами авторы, кроме разве что Е.И. Носова и К.Д. Воробьева, для многих курян – «терра инкогнито», земля неведомая. А неведомое, непознанное, как известно, манит и притягивает. Нужна только небольшая рекламная кампания да воля людей, власть имеющих…
В пользу того, что книги еще пользуются спросом, наглядно говорит и такой факт, как наличие в Курске немалого количества книжных магазинов. Что-то они при «плохом спросе на книги» не обанкротились!.. Торгуют да торгуют себе помаленьку, принося прибыль в карманы хозяевам. Думаю, что на фоне однодневного ширпотреба в блестящих красочных обложках книги Михаила Еськова, Бориса Агеева, Николая Гребнева, Юрия Першина, Юрия Бугрова, Владимира Деткова, Виктора Давыдкова, Николая Шадрина, Валентины Коркиной, Алексея Шитикова, Александра Балашова, Вадима Корнеева, Александра Харитановского, Николая Шатохина, Ивана Зиборова, Владимира Чемальского, Юрия Асмолова, Леонида Наливайко и других курских писателей выглядели куда бы солидней, ибо читабельны, поучительны и высоко моральны. А, главное, пользовались бы спросом. Знаю: такие книги не могут не пользоваться спросом, да и читатели наши еще не до конца зомбированы Интернетом. Впрочем, дело даже не в Интернете. Как топором можно созидать, тесать бревна, строить дом, рубить дрова или же проломить голову ближнему своему, так и Интернетом можно пользоваться двояко: расширяя свои познания и свой кругозор или же тупея. Но мы ведь топор не браним…
Впрочем, заговорив о наболевшем, – отношении властей к писательскому сообществу, – я несколько отвлекся от основной темы. Основная же тема в том, что добро порождает добро и за добро платят добром.
Многими нацеленными на добро качествами наградили природа и родители Михаила Николаевича. Не последнее место среди них занимает скромность. Не будь знаком с близкими друзьями Еськова, я бы никогда не узнал, что его супруга Ольга Петровна – по материнской линии, возможно, потомок знаменитого в России рода Захарьиных. Да-да, того самого, из которого в свое время вышел и род русских царей и императоров Романовых. И уж точно потомок известного в России врача-терапевта Захарьина Григория Антоновича (1829-1897). А по отцовской – принадлежит к роду Барановых, представители которых трудились мастерами на заводах купцов Демидовых. Позже жили в Калуге и владели трактиром «Белая харчевня». Так что в детях, внуках и правнуках Михаила Николаевича есть генетическое наследие знаменитых российских родов.
И хотя в настоящее время Михаил Николаевич данное обстоятельство не скрывает, но и не кичится им, не выставляет напоказ, как это делают некоторые «столичные знаменитости», поднявшиеся за счет современного «всеядного» телевидения «из грязи да в князи». Поступает в соответствии с мудрой пословицей: «Красна изба углами, печь – пирогами, а человек – делами».
Дела же Еськова – его литературные труды, в том числе написанные и «обнародованные» в 2013 году рассказы «Нареченная» и «Мать» – известны далеко за пределами Курской области. Они высоко оценены не только читателями и его коллегами по литературному цеху, но и руководством Союза писателей России. Он признан лучшим прозаиком по итогам 2013 года.
А еще его дела – активная жизненная и творческая позиция. 2014 год не успел начаться, а Михаил Николаевич уже проводит встречи с читателями, в том числе и в библиотеке имени Е.И. Носова, его любимого Учителя. Читает и обсуждает свои новые произведения, нащупывает будущие сюжеты, сверяет часы с требованием времени, «оголодавшему» по добротной прозе, по художественному слову. По добру и патриотизму.
Пробежавшись стремглав вслед за главными биографами по жизненной и творческой стезе писателя и расставив основные вехи на этом пути, замедлим бег, да и вернемся опять к самому началу. А от исходной, отправной точки неспешно, шаг за шагом вновь пройдем по тому пути, по которому шел в своей жизни писатель.
О ДЕТСТВЕ И УЧЕБЕ В ШКОЛЕ
Как уже отмечалось выше, Михаил Николаевич Еськов родился 21 ноября 1935 года. Кстати, всего лишь через год с небольшим после образования Курской области. И в один год с появлением Пристенского района. Правда, этот район тогда именовался Марьинским и состоял из 15 сельсоветов. В один из этих сельсоветов, надо полагать, Ржавский, входил и хутор Луг.
Родился он в большой крестьянской семье, в которой, судя по произведениям писателя, было 11 детей.
Рождение мальчика пришлось на важный в православии христианский праздник Михайлов день, установленный церковью в честь архангела Михаила, ниспровергателя сатаны и прочей нечисти в преисподнюю. Поэтому иного имени, как Михаил, у новорожденного и быть не могло. В переводе с древнееврейского оно означает «богоподобный». Людям с данным именем приписываются такие черты характера, как легкость в общении, пытливость и логичность ума, любознательность, азартность и увлеченность идеями. А еще – сильная воля и, как ни странно, максимализм в суждениях и действиях: «либо пан, либо пропал».
Когда и какими стежками-дорожками род Еськовых попал на земли Курского края, составляющие ныне юго-восточную окраину области, неизвестно. Но если судить по информации из Интернета о том, что фамилия Еськов образовалась от имени Иосиф, в русском просторечии трансформировавшегося в Оську и Еську, то из западных областей Украины. Там, в Винницкой, Житомирской, Львовской, Ровенской и Хмельницкой областях она, якобы, весьма распространенна. Впрочем, в Интернете, как и на заборе, пишут всякое… Хотя, с другой стороны, такая версия не лишена основания. Из истории заселения Курского края известно, что в XVI-XVII веках территории современных Суджанского, Обоянского, Пристенского районов заселялись беженцами из Украины. Спасались от польской панщины и западно-украинской униатчины. Следовательно, все могло быть…
Время рождения будущего писателя пришлось на непростые годы жизни села. Только-только прошла коллективизация, круто изменившая привычный уклад сельских жителей в социальном плане и лишившая их частной собственности. Ничего не осталось у селян, кроме изб да приусадебных участков. Все отдали в колхоз: и лошадок, и коровок, и сельхозинвентарь – плуги, бороны, косилки. А что взамен? Взамен труд да трудодни и школы для детворы. Вместо сплошь закрытых церквей они стали очагами культуры и светской духовности. Из очагов культуры на хуторе Луг, где судьбой было суждено родиться Михаилу Еськову, была только начальная школа.
Детство крестьянских детей в большой семье незамысловато. Сначала за тобой старшие братья и сестры присматривают, а как ты чуток подрос, то уже будь добр опекать младших да помогать родителям по домашнему хозяйству. Где цыплят от коршуна поберечь, где гусят на лужке постеречь, а там и грядки с высаженной рассадой помидоров да капусты на огороде полить, буренку из стада встретить да за теленочком присмотреть. Да мало ли еще на что пригодятся детские руки в домашнем хозяйстве. Дел хватало. Потому к труду сельскую ребятню приучали сызмальства.
В одном из своих ранних рассказов «Старая яблоня с осколком» с присущей ему иронией, а возможно, и душевной болью описывает один из видов своей детской трудовой занятости и обязанности: «…Лапти росли на огороде. Мне о них начинали говорить с того момента, как только засевали коноплю.
– Ми-ишка! Лопни твоя душа! – кричала мать. - Карауль воробьев. Усю канапель поклюють. Без лаптей будешь, в старых ошметках…»
И приходилось босоногому Мишке не в «жмурки» или в «казаков-разбойников» с соседскими мальчишками и девчонками играть, а огород охранять от вороватых воробьев. Потом помогать старшему брату Николаю «оббивать на мяльнице» (у нас в селе она называлась мялкой) из стеблей вымоченной и просушенной конопли «хрусткую, снежно-белую кострику», чтобы получить пеньку.
Как и всякому деревенскому пацану, рыжеволосому (из-за чего часто дразнили) мальчугану Мише Еськову приходилось и подраться с соседскими мальчишками – такой же безотцовщиной, как и сам. Но подраться не просто ради драки, как таковой, или потому, что кулаки чешутся, а за свою честь и достоинство постоять – святое дело.
Впрочем, сельской детворе случалось и в «клеп» да в «лапту» поиграть весной, и «городки» из «кона» самодельными палками-битами вышибать; летом рыбу в речке половить, в лес по грибы и ягоды сходить. Что было, то было… Но это – в принципе. Поколению сверстников Михаила Еськова и этого небольшого развлечения на детство выпало до обидного мало – страшная беда, свалившаяся на страну, все отобрала.
Летом 1941 года, когда Мише Еськову и шести лет не исполнилось, началась Великая Отечественная война. Отца и старших братьев – Якова, Алексея, Сергея и Василия призвали в армию. Дома осталась мать, на руках у которой он с братьями и сестрами – мал мала меньше.
Осенью 1941 года фашистские войска оккупировали Курскую область, в том числе и Пристенский район. До войны курскому колхозному крестьянству жилось не сладко, а тут совсем тяжело пришлось. Фашисты и их приспешники – полицаи – зверствовали. За малейшую провинность огромный штраф, а то и смерть. Не жизнь – каторга. Пришлось терпеть и голод, и холод, и вражье издевательство. Одна лишь надежда грела душу, что как бы ни куражился враг, а быть ему биту.
«Вот я с мамой вылезаю из погреба, – читаем маленький фрагмент о том лихолетье в рассказе «Старая яблоня с осколком». – Под ногами необычно громко, утробно гудит снег. Какой-то сивый, здоровенный, под небо, мужик по-гусачьи горланит и гонит нас в хату. Там уже гогочут такие же сивые, их много, они едят из чугунка картошку: достали из печки сами. Пока мы от бомбежки прятались в погребе, без нас хозяйничают в нашей хате. Немцы! Немцы!!! Хочу крикнуть эти слова, чтобы все услышали и схоронились в подвалах, убежали к нашим, чтобы никто не показывался, не заходил сюда. Я, наверно, кричу глазами, не голосом, язык высох и онемел, как онемел я сам.
– О-о! Матка! – Сивая громадина срывает с мамы теплый вязаный платок, обматывает себе шею, прижимается к платку щекой, жмурится – О-о! Гут, гут…
Я в каком-то оцепенении. С меня и с мамы стаскивают валенки. Что это? Зачем?.. Из хаты нас вышвыривают в снег. Мама поднимает меня и несет к погребу…»
В лихую годину от отсутствия лекарств и хронического недоедания умерли младшие братья Михаила, в том числе и Федор, всего лишь «двух годочков от роду». Это описано в одном из самых пронзительных рассказов Еськова – «Брат мой меньший». Много болел в детстве и сам будущий писатель.
После Сталинградской битвы, в ходе весеннего наступления советских войск, большая часть Курской области была освобождена. Очистился от фашистов и Пристенский район, долгое время находившийся на линии фронта. Едва отгремели бои на огненной Курской дуге, как открылись школы, и детишки вновь приступили к учебе. Пошел в первый класс Луговской начальной школы и Миша Еськов.
Об учебе в школе и успехах в овладении знаниями Михаил Николаевич и в автобиографии, и в своих произведениях, а их о той, послевоенной голодной поре им издано немало, пишет скупо: «После Луговской четырехлетки, учился в Кировской средней школе, ходить в которую было неблизко, уморно, да и боязно, особенно в осеннюю непроглядную темень и вьюжные морозные зимы с сугробами и встречавшимся зверьем. Многие сверстники, не доучившись, оседали дома в заботах по нехитрому послевоенному хозяйству, с тяпкой или вилами прежде времени отправлялись на колхозные работы. Посещать школу нас никто не побуждал. Был грех, я тоже оставлял занятия. Но через неделю заскучал по классу и, слава Богу, вернулся туда».
Но в этой скупости данных о своих ученических достижениях не кокетство известного писателя, а его природная скромность. Надо иметь в виду, что начальная школа в то голодное, холодное время была не просто образовательным учреждением нижнего звена в цепочке народного образования, но и очагом культуры. При ней действовала библиотека, и уже со второго класса ученики начинали пользоваться детскими книгами для чтения. Они могли не иметь учебников и тетрадей, вместо портфелей пользовались холщевыми сумками – такое тогда было сплошь и рядом – но художественные книги были доступны. И как рассказывал мой отец, в те трудные годы книги читали запоем. Правда, не все, только те, кто хотел читать…
Полагаю, что Миша Еськов как раз принадлежал к когорте тех мальчишек и девчонок, кто прилежно и хорошо учился и рано начал читать. Ибо, не читая, в том числе поэтические произведения, не развивая устную и письменную речь, даже в старших классах стихотворения не сочинишь. А Михаил Еськов, как сам бегло указывает в автобиографии, уже пробовал их писать. Вот его собственная, сжатая до информативной строки фраза: «Школьником, студентом писал стихи, но в стихоплетстве разочаровался, видимо, потому что ни одного стихотворения не довел до подходящей готовности, не испытал успеха».
Так уж вышло, что учеба в школе, кроме коротеньких упоминаний, например, имени учительницы Ксении Никитичны и тетки Наташки, которая знала, что без Миши Еськова ее сыну Вовке «в школе делать нечего» в рассказе «Черная рубаха» да пары строк из рассказа «Касатка»: «Я всего лишь год отходил в школу. Война: у нас в классе ни у кого тетради не было, писать учились мелом на доске» и из «Бучило»: «…в школу заявилась медичка. Проверяла у кого есть вши» – осталась за рамками биографии и произведений. Возможно, учеба для Миши Еськова была делом настолько обыденным, легко дававшимся, что такого яркого следа, как голодное и бедное существование, когда каждой крохе были рады, не оставила. Потому и отразилась только в том, что ходить ему за пять километров в Кировскую школу «было неблизко, уморно, да и боязно, особенно в осеннюю непроглядную темень и вьюжные морозные зимы с сугробами и встречавшимся зверьем».
Зато о трудовой деятельности в этот период, часто непосильной для ребенка, Михаилом Николаевичем сказано и написано много. Ведь это завязано в тугой узел с общественной, коллективной и социально-бытовой стороной тяжелой сельской жизни. И, естественно, вызывает повышенный эмоционально-психологический, доходящий до драматического эффекта резонанс. Чего только стоит рассказ «Нареченная»! Недаром на вопрос корреспондента газеты «АиФ-Курск», все ли в этом рассказе автобиографично, от Михаила Еськова последовал такой ответ: «Здесь фактура буквальная. В 1943-1944 годах мне было где–то 8–9 лет. Село освободили от немцев. Ничего не осталось, нашли плужок один. В него запрягали женщин и пахали землю. Я пахал на сёстрах и на соседской девушке. Она была моложе моих сестёр, но отличалась рослостью. Она стала коренной, а я за плугом. Плуг тяжёлый, уматывал меня вовсю…»
Немало о физическом труде селян и самого Михаила Еськова говорится в повести «Торф». В ней автор «прячется» под именем одного из героев произведения – Алексея, студента медицинского института. Здесь же даются краткие сведения об окончании им средней школы с отличным результатом и о поступлении в институт.
«После окончания десятилетки, ликуя от подступившей необъятной шири и раздолья в душе, с ожиданием столь необходимого чуда, Алексей полетел домой.
– Мам! Смотри! Всего две четвертки, остальные – пятерки! – закричал он с порога, протягивая ей аттестат зрелости…»
Вот и раскрылся секрет того, как Михаил Еськов учился в школе. Учился, как и предполагалось, отлично.
К этому, как подсказывает опыт, можно, не покривив перед истиной, добавить, что окончание учебы в школе случилось в 1954 году, вскоре после смерти «вождя всех народов» И.В. Сталина. А еще можно и нужно добавить, что к этому времени Михаил Еськов был худощавым, но жилистым сельским юношей с копной курчавых рыжих волос, хорошо начитанным, вызывающим интерес у сельских девчонок и прошедшим сладостное до горечи испытание «первой любви». Понятно также, что уже с 4-го класса состоял в пионерской организации, а с 8-го или 9-го класса являлся членом ВЛКСМ и был секретарем комсомольской организации учащихся. В те советские времена это было таким же естественным делом, как умываться по утрам и дышать воздухом.
МЕДИЦИНСКИЙ ИНСТИТУТ
О поступлении в Курский медицинский институт и обучении в нем в официальных биографических источниках писателя говорится так же скупо, как и о его учебе в школе. Мол, окончил мединститут в 1960 году. И все – ни слова, ни полслова больше. Но когда мы читаем повесть «Торф», то некоторые обстоятельства поступления Еськова в ВУЗ все же освещаются. И пусть автором они приписываются Алексею Никитичу Сурову, одному из главных героев произведения, однако имеют прямое отношение к самому Михаилу Николаевичу.
После радостных эмоций по поводу получения хорошего аттестата зрелости, документ был спрятан Евдокией Петровной за божницей – самом излюбленном тайнике селян.
«Сжав губы, мать вздохнула:
– Далее, сынок, все… Не позволяют тети-мети… Иди-ка переверни сено…»
И обладатель прекрасного аттестата – Михаил Николаевич – приступил к привычным хлопотам по хозяйству, лежавшему на его детско-юношеских плечах уже с первых классов школьного обучения. Впрочем, не только: он помогал хуторянам копать торф, за что получал небольшие гроши, которые мать тратила на семейные нужды.
Но однажды Евдокия Петровна, увидев в очередной раз смурное лицо сына, «торфяной» заработок брать не стала, а поинтересовалась, не поздно ли сдать документы в институт. Оказалось, что не поздно, но Михаил как бы и не рвался продолжать учебу. «Ладно, мам, – безнадежно махнул он рукой. – Не вышло, значит, не вышло». Даже аргументировал отказ: «Без подготовки об институте думать нечего». Но умудренная жизнью Евдокия Петровна на этот довод сына не «купилась» и настояла на своем. В итоге – Михаил оказался в Курске, где школьная подготовка его не подвела.
Успешно сдав вступительные экзамены и преодолев многочисленный конкурс – девять человек претендовали на одно-единственное место под солнцем, – Михаил Еськов в 1954 году стал студентом, возможно, самого престижного в то время в Курской области высшего учебного заведения – медицинского института.
Вот так и встретились два ровесника: студент-первокурсник Михаил Еськов и мединститут, организованный в Курске в 1935 году на основании Постановления СНК РСФСР от 9 февраля и приказа наркома здравоохранения РСФС от 7 мая.
Основные корпуса мединститута были построены к 1940 году. Когда же началась Великая Отечественная война, то студенты первого выпуска и многие преподаватели ушли на фронт. Часть преподавателей и студентов вместе с имуществом была эвакуирована в Алма-Ату. Заняв город, немцы использовали здания института в своих оккупационных целях. Но когда в феврале 1943 года они стали отступать под ударами Советской армии, то здания подожгли и частично разрушили. Поэтому студенты-медики не только учились, овладевая врачебными профессиями, но и помогали администрации института восстанавливать учебные корпуса. Надо полагать, что в трудовых «субботниках» и «воскресниках» принимал участие и Еськов Михаил. По крайней мере, до 1955 года, когда главный корпус был восстановлен полностью.
Как проходил процесс обучения, Еськов вновь оставляет за скобками своей автобиографии. Но некоторые моменты быта из жизни студентов того времени можно «выудить» из его произведений, хотя бы из повестей «Торф» и «Сеанс гипноза». Это и общежитие со своими специфическими особенностями, когда вечером на кухонных столах «впритык лепились электрические плитки с кастрюлями и сковородками» и в них «скворчала жареная картошка, булькал суп и щи», а на «вкусненькое» – тот же наваристый борщ – налетают стаей голодной саранчи и все уминают в одно мгновение. И вообще, как выразился один разбитной герой повести «Торф» Андрюха Кувиков, «студенты – народ такой: твое, мое – общее…». Это и хлипенькая одежонка – фуфайка, в которой стыдно появляться в гардеробе, а уж в кино или театр сходить в ней – невыносимые мучения совести. Добираясь до этих очагов культуры, вынужден был по закоулкам прятаться, чтобы меньше отсвечивать «богатым пальто» на улицах города. Это и хроническое безденежье, когда «девчонке мороженое купить – приходилось рассчитывать да примериваться, будто дом строить».
Все сказанное выше позволяет сделать вывод, что учеба в институте, несмотря на все внешние трудности, давалась Михаилу Николаевичу достаточно легко. Этому способствовали его крестьянское трудолюбие и упорство в достижении поставленной цели, самодисциплина, внутренняя организованность и собранность. А еще чувство ответственности – перед матерью, родственниками и жителями хутора, снабжавшими его продуктами питания. Стыдно было бы смотреть им в глаза, если бы успеваемость вдруг «захромала». И, конечно же, плодотворному процессу обучения способствовали отменные природные данные – схватывал все на лету.
Курский мединститут на протяжении десятилетий своего существования отличался не только высоким уровнем знаний, получаемых студентами, но и своей художественной самодеятельностью, и спортивными достижениями. Каких-либо упоминаний об участии Михаила Еськова в самодеятельности и спортивных соревнованиях в биографических очерках не сыскать. Однако это не значит, что он был далек от общественной жизни института и, кроме учебы, ничем не интересовался. По крайней мере, спортом увлекался и, по-видимому, не вообще спортом, а конкретно – легкой атлетикой, конькобежным спортом и греблей на шестивесельной шлюпке. Косвенно об этом говорится в повести «Торф». Там студент Алексей, считай, сам юный Еськов, в ходе ссоры с братом Василием, бывшим фронтовиком, пока тот размашисто, «вольно и широко» замахивался, нанес резкий хлесткий удар кулаком в скулу. Василий упал, а когда подхватился, то Алексей уже стоял в «позе боксера».
Кстати, к этому моменту «скопированный» со студента Михаила Еськова студент-старшекурсник Алексей Суров в физическом развитии продвинулся значительно: «поднялся ростом, раздвинулся в плечах».
Да и от самодеятельности, как следует из факта его знакомства с невестой и будущей женой Ольгой Петровной, не шарахался. Именно на одном из самодеятельных концертов, проходивших в институте, он приметил хрупкую девушку Олю, игравшую на мандолине. Приметил, влюбился и женился. Совсем, как Юлий Цезарь: «пришел, увидел, победил». Правда, перед тем как жениться, за любовь пришлось побороться – родители избранницы поначалу противились их браку. Зато борьба оправдалась сторицей: выбор спутницы жизни оказался замечательным. В лице Ольги Петровны Михаил Николаевич приобрел не только добрую жену и любящую мать их детей, но и товарища, и верного соратника, и надежного спутника по непростой совместной жизни.
А в повести «Сеанс гипноза», где автор ведет рассказ от первого лица – студента-старшекурсника Михаила Николаевича – прямое указание на увлечение Еськова гипнозом. Это в очередной раз, пусть и косвенно, говорит о том, что Еськов учился не только успешно, но и с интересом – важным стимулом в овладении знаниями и профессиональными навыками.
Теперь несколько слов о городе Курске, принявшем в свое лоно деревенского паренька. В произведениях Михаила Николаевича «Торф» и «Сеанс гипноза» он присутствует безымянными кинотеатрами и театром, улицами, парком напротив института, старыми домишками. И в отличие от пространных описаний деревенских пейзажей, подается мало, короткими штрихами. И чтобы убедиться в этом, всего лишь небольшой отрывок из повести «Сеанс гипноза»: «Улица встретила нас устоявшимся морозом, горами снега вдоль тротуаров, высокими вечерними дымами печных труб, во множестве оживших на белых сливающихся с небом крыш. Машин тогда было мало; в городской тишине далеко слышны охрипшие от затей детские голоса, гулкий морозный звон ведер у обледенелых дымящихся колонок; вплетался никого не пугающий грубый мужской или бабий покрик загулявшему мальчонке; где-то почти в небытии, на краю света, повизгивал на рельсах трамвай; а над всем этим самой главной музыкой слышался простуженный гомон отовсюду слетавшихся на ночлег по-хозяйски озабоченных грачиных стай».
Да, Курск и сейчас небоскребами не блещет, а в середине пятидесятых годов, едва затянув раны, оставленные войной, кроме центральных улиц с трех и четырехэтажными зданиями, в подавляющем своем большинстве был одноэтажный и деревянный. Но он строился. Рос ввысь и вширь. Даже в Засеймье перебрался: заводы «Аккумулятор», «РТИ» и «Спецэлеватормельмаш» уже выпускали продукцию. И вокруг них возникали рабочие поселки. Сначала, как правило, с двухэтажными и двухподъездными домами, позже – с четырехэтажными и пятиэтажными. В центре и по окраинам города уже действовали или закладывались заводы передвижных агрегатов (КЗПА), тракторных запчастей (КЗТЗ), «Счетмаш», Курская трикотажная фабрика, «Прибор». Функционировала первая очередь ТЭЦ. Гостей Курска встречал и провожал новый железнодорожный вокзал, построенный в 1952 году.
Кроме трамваев, по городу ходили маршрутные автобусы. Закладывались и обустраивались стадионы и парки, скверы и зоны отдыха. Работали почтамт и почтовые отделения. В городской типография печатались не только газеты «Курская правда», «Молодая гвардия», но и книги Курского книжного издательства. Кстати, в 1953 году в данном издательстве вышла книга стихов Николая Юрьевича Корнеева «Передний край», а также очередной выпуск литературного «Курского альманаха» с произведениями курских литераторов.
В городе функционировали не только учреждения культуры, образования и здравоохранения, но и объекты торговли, социального и бытового обслуживания. Как грибы после дождя, росли «Голубые Дунаи» – гремучая смесь рабочей столовой и пивнушки-забегаловки. «Голубые Дунаи» притягивали своей демократической доступностью и дешевизной обслуживания одних горожан и отталкивали довольно частыми пьяными разборками «постоянных клиентов-забулдыг» других.
Население города росло, как богатырь в русских сказках, не по дням, а по часам. Если по переписи 1939 года в Курске значилось около 120 тысяч человек, то по переписи 1959 года – свыше 204,5 тысяч. И это после страшной опустошительной войны, унесшей тысячи и тысячи жизней курян. Тон задавала молодежь – рабочие и итээровцы промышленных предприятий, сотрудники учреждений и организаций, студенты институтов – педагогического, медицинского, сельскохозяйственного (с 1954 г.) – и средних специальных учебных заведений (училищ и техникумов), учащиеся ФЗУ и старшеклассники средних школ.
Словом, жизнь в городе кипела.
Не потому ли с высоты прожитых лет, оглядываясь на прошлое, на вопрос журналиста Е. Апониной, когда, по-вашему, люди были счастливыми, Михаил Николаевич ответил однозначно: «Я как раз застал время, когда люди были счастливыми. Почему? Тогда у нас у всех были равные возможности. Я учился в сельской школе. Я сам поступил в медицинский институт. Конкурс был девять человек на место. Никаких репетиторов, никакой подготовки. Я приеду, сдам экзамен и возвращаюсь на торфяное болото, копаю торф, с болота снова на экзамен. А сейчас я не представляю, как бы я из того болота поступил в какое-нибудь учебное заведение. Мы тогда были полуголодные, плохо одетые, но у нас не было зависти. Счастье складывается из полноты жизни, от того, какой «кусок» тебе достаётся. Тогда куски доставались всем равные».
Учась в мединституте, Михаил Николаевич, как сообщает сам в автобиографии, «студентом писал стихи». Что это были за стихи по содержанию и тематической направленности, догадаться не трудно: о любви, о природе, о родном крае. Как правило, с этого большинство творческих натур начинает «тропить» литературную стезю. Не исключено, что сочинял что-нибудь рифмованное на злободневные темы для стенгазеты.
Из стихотворений, написанных в студенческую пору (после 1954 года), сохранилось одно, напечатанное в 1959 году сборнике «В боях и труде», подготовленном Курским обкомом комсомола к 50-летию ВЛКСМ и выпущенном пятитысячным тиражом при хорошем полиграфическом исполнении: твердая цветная обложка, хорошая бумага и удобочитаемый шрифт. Стихотворение небольшое и без названия. Приведем его полностью.
Чуть заметный ветер ранний
Холодок в вагон принес.
Хорошо в дороге дальней
Слушать мерный стук колес.
Целина! Густой пшеницей
Ты навстречу нам плывешь.
Будет славно здесь трудиться
Боевая молодежь.
Кстати, это стихотворение, кроме добротной лирики, еще дает нам сведения об авторе: он был не только студентом-медиком, но и активным комсомольцем, ярким представителем «боевой молодежи», раз его стихотворение попало в этот сборник. Заметим также, что в сборнике были напечатаны произведения курских писателей, в том числе уже известных к этому времени мастеров пера: стихотворение «Крылья героя» Н. Корнеева, рассказ «Вторая любовь» М. Обухова, новелла Е. Носова «Будни молодого агронома».
А еще из стихотворения Михаила Еськова следует, что он был участником трудовой вахты на целинных землях во время уборки урожая. Впрочем, тема целины в жизни студента медицинского института поднимается Еськовым и в повести «Торф». Правда, кратко, хотя и с подтекстом…
Но, как замечает Михаил Николаевич в автобиографии, уже в студенческие годы он «в стихоплетстве разочаровался». Зато увлекся прозой. Причиной смены вектора литературной деятельности стало, по-видимому, его сотрудничество с газетой «Молодая гвардия», в которую давал свои заметки, небольшие статьи и даже очерки о жизни института и студенчества, а также знакомство с курскими писателями и литераторами, в том числе с Евгением Ивановичем Носовым.
Вот как об этом он упоминает в рассказе «Не пиши для сытых»: «В студенческие годы я имел прибавку к стипендии, сотрудничая в газете «Молодая гвардия». Публиковал там информации, репортажи и прочие «заметки». Одолел как-то два очерка. С этими очерками меня направили на областной литературный семинар».
Однако первым большим прозаическим художественным произведением, написанным в пору студенчества, но опубликованным уже после окончания института, стал рассказ «Первый шаг». Он увидел свет на страницах газеты «Молодая гвардия» 8 и 11 октября 1960 года.
И с публикации этого рассказа, по оценке многих биографов, практически началась литературная деятельность Михаила Николаевича – прозаика. «И, слава Богу, – констатируем с удовольствием, – продолжается весьма успешно и по сегодняшний день!»
Не стану кривить душой, хотелось взглянуть на рассказ, чтобы воочию увидеть «первоначальный литературный слог» Михаила Николаевича и сравнить с текстами последующих произведений. Интересно же взглянуть на истоки, на первые животворные ключики творчества. Потому и поспешил в Курскую областную научную библиотеку имени Н.Н. Асеева, но, увы, подшивок газеты «Молодая гвардия» за 1960 год не имеется. Оказывается, еще не наступила пора для их сохранности. А если быть более точным, то это общество не созрело до того, чтобы сохранять память для будущих поколений о текущей жизни. Жаль, конечно…
Одно успокаивало: я уже знал, что со временем этот рассказ «перерастет» в светлую и добрую повесть «Серебряный день» о девушке-горожанке (надо полагать – в значительной мере об Ольге Петровне), окончившей медицинский институт и направленной облздравотделом на работу в отдаленную сельскую больницу. И героиня повести с достоинством пройдет испытание на зрелость.
НАЧАЛО ЛИТЕРАТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Как отмечает самый известный исследователь литературной жизни Курского края в послевоенный период краевед, ученый и писатель Бугров Юрий Александрович, новый импульс и качественный скачок в своем развитии курское писательство получило в 1958 году, когда по инициативе журналиста и писателя-прозаика Валентина Владимировича Овечкина в Курске была создана писательская организация. Ответственным секретарем был избран Михаил Макарович Колосов (1923-1996). Кроме курских писателей, в нее вошли писатели Брянска, Калуги, Орла, Тулы и Белгорода. До этого, естественно, в городе Курске и области проживали и творили несколько представителей этого цеха, например, Николай Алексеев (1898-1985), Николай Корнеев (1915-2001), Егор Полянский (1932-1999), Михаил Обухов (1905-1998), Михаил Горбовцев (1895-1978), но региональной организации не существовало, и курские писатели действовали разобщенно. Каждый – себе голова, каждый – сам за себя.
С появлением организации литературная жизнь в городе упорядочилась и активизировалась. В орбиту деятельности были вовлечены курские журналисты и литераторы Исаак Баскевич (1918-1994), Михаил Козловский (1909-1974), Юрий Липкинг (1904-1983), Иван Юрченко (1824-1986), Федор Голубев (1913-1994) и другие.
С 1951 года в Курске жил и работал в газете «Молодая гвардия» Евгений Иванович Носов (1925-2002), опубликовавший в 1957 году рассказ «Радуга» в литературном альманахе с таким же названием, вышедшем из Курского книжного издательства. В год образования Курской писательской организации Евгений Иванович в Курске издал первую книгу прозы «На рыбачьей тропе», а в 1959-ом – сборник «Рассказы». И был принят в Союз писателей Советского Союза.
В 1959 году в Курске под эгидой обкома комсомола и его печатного органа – газеты «Молодая гвардия» – проводится областной семинар молодых литераторов. Возможно, инициатором этого семинара со стороны писательской организации выступил Евгений Иванович Носов, принявший участие в подобном семинаре в Ленинграде в 1957 году. Впрочем, возможно, дело обстояло и иначе, но факт остается фактом: семинар в Курске состоялся. И в этом, конечно, заслуга только что образовавшейся писательской организации и ее руководителя.
В работе семинара со своими очерками принял участие и студент выпускного курса медицинского института Михаил Еськов. Его очерки заинтересовали Носова, и Евгений Иванович предложил обсудить новые произведения уже тет-а-тет, без лишнего шума и гама: «Что напишешь, покажи мне». Еськов был польщен вниманием писателя – не каждому начинающему предлагают индивидуально поработать над его литературным детищем – и, естественно, согласился с предложением. Так состоялось первое знакомство двух больших личностей, которое впоследствии перерастет в настоящую мужскую дружбу, продолжавшуюся более сорока лет.
В автобиографии Михаил Николаевич о последствиях их встречи на семинаре молодых литераторов сообщает кратко: «С начальных прозаических попыток я оказался под пристальным отеческим вниманием Евгения Ивановича Носова, и это определило судьбу». Но в приватной беседе данное обстоятельство несколько расширяет, сообщив, что до отбытия к месту работы в 1960 году, он, в процессе работы над рассказом «Первый шаг», дважды встречался с Евгением Ивановичем. И только после того, как рассказ после консультаций с Носовым был доведен до нужной кондиции, отдал его в «Молодую гвардию» для публикации.
Что же касается тех первых литературных «носовских консультаций», то о них Михаил Николаевич вспоминает с каким-то внутренним теплом и светом, отмечая, что Евгений Иванович не назидал, говоря, делай так и так, а показывал, как могла выглядеть картинка того или иного эпизода при работе с текстом. Не должна выглядеть, а именно, могла выглядеть, что позволяло автору самому принимать решение, какими красками и средствами-инструментами прорисовывать ту или иную сюжетную ситуацию, тот или иной образ, то или иное действие. Вся суть носовского наставничества заключалась в том, чтобы автор без ущемления его самолюбия и человеческого достоинства был волен в выборе своих решений, был волен творить, а не подражать кому бы то ни было. И в этом, естественно, мудрость настоящего наставника.
Впрочем, вот как Еськов сам пишет о наставничестве Носова в рассказе «Не пиши для сытых»: «Евгений Иванович подсказал мне тогда, как лучше определяться с конструкцией рассказа, а самое главное, он глубоко прочувствовал мой материал и наглядно помог представить возможные действия моих героев в самых различных обстоятельствах. Меня, начинающего автора, удивило, как вдруг рассказ начал наполняться жизнью, обретать внутреннее движение, вроде ему предоставили сердце, мозги и другие необходимые принадлежности самостоятельной живой сущности».
После окончания институтского обучения Михаил Николаевич и его супруга Ольга Петровна по распределению направлялись на работу в участковую больницу деревни Новоивановка Крупецкого района. Да, был такой район в Курской области до февраля 1963 года, пока не «влился» в Рыльский. Ныне, надо полагать, после «демократической» оптимизации учреждений здравоохранения, Новоивановковской участковой больницы, в которой начинали трудовую деятельность супруги-врачи Еськовы, уже нет и в помине. Ничего не попишешь – таковы плоды новой социальной и политической системы… А раньше вот была. И находилась от райцентра – села Крупец – в паре-другой километров. Речка Обеста да широкий пойменный луг разделяли деревню Новоивановку и село Крупец…
Кстати, деревня Новоивановка в повести «Серебряный день» будет фигурировать как Коряжное. Она также «отметится» и в рассказе «Коряжное – это где?». Но это, так сказать, к слову…
Сейчас через Крупец и Новоивановку пролегает автотрасса, идущая из Рыльска в украинский город Глухов, а в начале 60-х шоссе, возможно, только строилось, меняя булыжное покрытие на асфальтное. И добираться из Курска до Новоивановки чете Еськовых приходилось больше на пассажирском самолете-кукурузнике. Ныне, в «процветающей» демократической России, такие самолеты тоже не летают. Полный прогресс!..
Когда Евгений Носов узнал, что Еськов будет работать врачом-акушером и гинекологом, то не без некоторого сожаления заметил: «Оказывать помощь роженицам и принимать детей – это, конечно, дело хорошее, но с литературной деятельностью будет загвоздка». И, как констатирует Михаил Николаевич, в прогнозе не ошибся. С 1960 по 1963 год, пока пришлось работать в этой больнице, ни минуты свободного времени «выкроить» на литературное творчество Еськову не удавалось. Загруженность была сверхчеловеческая. Ведь Михаилу Николаевичу, как и его супруге, приходилось выступать во всех врачебных ипостасях: и терапевтом, устанавливающим диагноз, и хирургом, проводящим операции почти в полевых фронтовых условиях. А еще быть травматологом, гинекологом, акушером, невропатологом, психиатром, педиатром. Возможно, только в роли стоматолога-протезиста выступать не случалось, хотя рвать больные зубы доводилось часто – надо же было спасать горемык от флюсов.
В 1963 году семья Еськовых, отработав на «выселках» положенный государством молодым специалистам срок и дождавшись смены, возвратилась в Курск. И не с пустыми руками да подтраченной нервной системой, а с благодарностями от сельских жителей и районных властей. От районных властей – на бумаге в виде почетных грамот, а от жителей – в виде искренних теплых слов, запавших в души.
Курск за эти годы значительно помолодел и похорошел. Действовал стадион «Трудовые резервы», трамвайные пути протянулись от центра города (площади Добролюбова) до завода химического волокна – первого в стране предприятия по производству искусственного волокна лавсан. Появился телецентр, и телепередачи Центрального телевидения вошли во многие квартиры и дома горожан, став таким же привычным явлением, как радио.
В 1961 году был сдан в эксплуатацию цех крупнопанельного домостроения завода ЖБИ-1 (Льговский поворот), который через несколько лет станет самостоятельным предприятием. А его продукция – это крупнопанельные пятиэтажки во всех концах города. Вновь построенный широкоэкранный кинотеатр «Восток» уже пару лет пользовался успехом у зрителей. В это же время в Доме офицеров открылся военно-исторический музей Курской битвы.
Заканчивалось строительство железнодорожной больницы, Курского политехнического института и научно-исследовательского института сахарной промышленности «Гипрониисахпром».
Сам город в административно-территориальном плане был разделен на три района – Ленинский (в историческом центре), Кировский (в Затускарье) и Промышленный (в Засеймье).
Словом, город ширился, рос, хорошел день ото дня. На его улицах и площадях появилось много хорошо одетых, нарядных, улыбчивых людей. Сказывались плоды созидательной деятельности поколения, опаленного войной, поколения, видевшего голод и холод, а потому стремившегося к лучшей доле для себя и для своих детей.
Прибыв в Курск, чета Еськовых вместе с детьми жила у родителей Ольги Петровны, имевших собственную квартиру в центре города. Ольга Петровна стала трудиться врачом в одной из городских больниц, а Михаил Николаевич приступил к преподавательской деятельности в мединституте на кафедре патологической анатомии.
Разобравшись с личными делами, Михаил Николаевич восстановил живые дружеские контакты с Евгением Ивановичем, который к этому времени окончил Высшие литературные курсы в Москве (с 1960 по 1962), установил творческие связи с редакциями столичных журналов «Огонек», «Новый мир», «Наш современник» и издал книжечки «Тридцать зерен» (Москва, 1961), «Где просыпается солнце?» (Курск, 1961), «Шуруп» (Курск, 1963) и «Дом за триумфальной аркой» (Курск, 1963). Кроме того, в столичном издательстве «Советский писатель» готовилась к публикации его книга прозы – повесть и рассказы – «Где просыпается солнце?» объемом около трехсот страниц. (Она выйдет в свет в 1965 году).
Если с работой все шло нормально, то аспирантура не только забирала много физических сил, но и нервы теребила – будь здоров! Завистников и недоброжелателей во все эпохи всегда с избытком. Нашлись они и у Еськова – высыпали, как грибы после дождика. Мол, чего высовываешься, живи, как все живут – и давай вставлять палки в колеса… Только упорства Михаилу Николаевичу в достижении поставленной цели было не занимать… Не лишней оказалась и поддержка со стороны супруги Ольги Петровны, взвалившей на себя, помимо работы, все заботы о семье и о домашнем хозяйстве.
Времени на занятия литературой опять не хватало, но Михаил Николаевич все же, по его собственному определению, нашел «продых» и сочинил, на его взгляд, «нечто удачное и интересное». Планируя поместить это произведение на шестнадцатой странице «Литературной газеты», апробировал текст на приятелях в медицинском институте – и получил в их откликах и восхищение, и моральную поддержку. Однако, помня напутствие Носова приносить ему свои произведения, отправился с рукописью к нему.
Носов был занят и попросил оставить рукопись на столе, но Михаил Николаевич настоял на сиюминутном прочтении. Носов прочел, а Михаил Николаевич получил не «благословление» на публикацию, как рассчитывал, а короткую, но емкую фразу: «Не пиши для сытых».
Это, конечно, задело авторское самолюбие, но произведение в «литературку» не пошло.
Как известно, в 1964 году в результате бескровного государственного переворота земляк курян Никита Сергеевич Хрущев (1894-1971) был смещен с партийных и государственных постов, а к власти в Кремле пришел Леонид Ильич Брежнев (1906-1982). Он также в определенной мере являлся нашим земляком – его родовые корни уходили в село Брежнево, но почему-то данный факт признавать не желал. Впрочем, это не столь важно. Важно другое: смену руководителя государства жители страны, в том числе и куряне, по большому счету, за исключением первого секретаря Курского обкома партии С.И. Шапурова да председателя облисполкома И.П. Быстрюкова, уступивших свои должности, соответственно, Л.Г. Монашеву и И.И. Дудкину, на себе не ощутили. Возможно, даже радовались, что не придется жевать хлеб из кукурузной муки, которым селян кормил Хрущев и который черствел буквально через час после выпечки. К тому же мощь страны по-прежнему крепла, жизнь людей улучшалась на глазах – во многие сельские населенные пункты добралось электричество, в домах засветились голубым мерцающим светом экраны телевизоров, радиолы сменили патефоны. А в Курске на Красной площади перед зданием Почтамта 9 мая 1966 года в торжественной обстановке при огромном стечении народа была открыта стела «Героям курянам».
Это потом досужие писаки-журналисты да прож-женные политологи-болтуны приклеят ярлык этой эпохе – «брежневский застой»… Никакого застоя тогда не было – страна вольной птицей летела вперед, удивляя своим могуществом весь мир. С нее брали пример, ей подражали, ею гордились, ее побаивались недоброжелатели…
В 1967 году в Омске аспирант Михаил Николаевич успешно защитил диссертацию и получил ученую степень кандидата медицинских наук. Груз ответственности за благополучный исход дела, три года довлевший над ним, спал с плеч. Появилось время и на досуг, и на занятие литературным творчеством.
Чтобы не «писать для сытых и не высасывать сюжеты из пальца», как того требовал Евгений Иванович Носов, решил в своих новых произведениях отобразить то, через что пришлось пройти самому – жизнь своего поколения. А на долю этого поколения пришлись и страшная война, калечащая души и судьбы, и голод, и холод, и унижающая человека нищета. Вот и захотелось, как пишет в автобиографии Михаил Николаевич, «в меру дарования воссоздать историческую правду». И взялся за перо, а несколько позже засел за печатную машинку…
Так появился рассказ «Гулёнок». Сначала он был опубликован 7 января 1968 года в «Курской правде» – втором по доступности после «Молодой гвардии» и первом по массовости читателей печатном издании. А через год с небольшим, после одобрительных отзывов курских писателей и лично Евгения Носова – в коллективном сборнике «Литературные новинки. Проза молодых», изданном в Воронеже Центрально-Черноземным книжным издательством (ЦЧКИ).
Тираж сборника – 15 тысяч экземпляров. Он быстренько разошелся по магазинам и библиотекам Центрально-Черноземного региона – Белгородской, Воронежской, Курской, Липецкой и Тамбовской областям. Так началось знакомство читателей с прозой Михаила Еськова.
О чем же рассказ «Гулёнок»? Да о многом. Но самое главное, он о жизни людей сельской глубинки в послевоенное время, когда много работали физически и мало отдыхали. Впрочем, уже и мечтали о лучшей доле, и стремились к этой доле, отправляясь в города на учебу. А еще этот рассказ о человеческой доброте и готовности к самопожертвованию ради спасения слабого. Этими качествами в полной мере наделен главный герой рассказа русский богатырь Коля Гулёнок. Не задумываясь, он бросился на помощь шкодливому десятилетнему мальчишке Сергею, попавшему в смертельную беду, которого буквально за минуту до этого за его проказы, ругал «супостатом» и грозился оторвать башку.
«На глазах у всех Сережка завертелся и, наклоняясь, вместе с оползнем съехал вниз. Когда Василий и Шурик подбежали, одна Сережкина макушка торчала из песка. …Быстро освободили Сережкины плечи, дышать ему стало легче, и он с любопытством оглядывался по сторонам. Вдруг увидел, как высоко над головой, потрескивая, нависает земля.
– Валится! – Сережкка задергал головой, силясь вырваться.
Все на мгновение оцепенели…
– Отойди! – скомандовал Гуленок, а сам, склонившись, прикрыл Сережку своим телом.
От упавшей глыбы вздрогнула земля; там, где были Сережка и Коля, вмиг вырос курган».
Надо отметить также немаловажное обстоятельство: этот рассказ «открывает серию автобиографических произведений Михаила Еськова, прямо связанных с его детством и медицинской деятельностью. В данном же рассказе автор представил себя в образе студента Михаила Коляева. (Этому герою и имя собственное оставлено, и фамилия из собственного отчества Николаевич организована, а возможно, от деревенского прозвища. Там детей Дмитрия часто по-уличному Митраковыми величали, потомков Иллариона, по-деревенски Лариона, Ларивохиными звали, и так далее. Так что Еськовых по-уличному могли звать Коляевыми. Впрочем, это не столь важно). Но его, Михаила Коляева, роль в рассказе второстепенная, значительно уступающая главному герою. И только в конце рассказа, как говорится, под занавес, он выходит на авансцену, спасая главного героя.
«– Скорей искусственное дыхание! – У Михаила подрагивали пальцы, когда он пытался поймать неподвижные тяжелые руки Гуленка.
Прошло неизмеримо длинное время, прежде чем послышался первый вздох, за ним второй, третий. Все чаще и чаще.
Тем временем вытащили и Сережку. Раздышался он быстро…».
Обращает на себе внимание и описание бытовых условий, в которых живет Гуленок, выполненное автором, на мой взгляд, не только со знанием сути предмета, но и со скрытой горечью. Ко всему прочему это описание в определенной мере дополняет психологический и социальный портрет главного героя, а также отражает художественный слог произведения и мастерство автора.
«Не найдя ключа от сундука, где лежали другие штаны, Коля еще больше рассердился. Табуретки от него шарахались по углам. Потом он со злостью пнул дверь, крупными шагами пересек двор и пошел к болоту. Под ногами в зеленую слизь превращались подорожник и всякое другое мелкотравье. Отойдя немного, Коля оглянулся и увидел свою хату. Стояла она на бугре, серые облупленные после дождя стены прятались за кустами сирени. Против соседских, по-бабьи игривых, белотелых, с желтыми завалинками, хата Гуленка выглядела неряшливой…»
Такова была проба пера начинающего литератора. Таков был первый зачерп животворного литературного нектара из бездонного кладезя автобиографической прозы, открытого Еськовым для своего творчества.
«Почему же Михаил Еськов не попробовал дебютировать в Курском книжном издательстве, а отправился искать счастье в Воронеже?» – спросите вы. – «Да потому, – ответим без какой-либо иронии, – что в Курске в 1965 году нашлись «умные головы», которые посчитали свое издательство нерентабельным и ненужным, да и упразднили его. Все произошло примерно так, как в 90-е годы с курскими предприятиями, оказавшимися вдруг нерентабельными и ненужными нашему государству. Впрочем, как и сами люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, офицеры вооруженных сил…»
Да, книжного издательства в Курске не стало, зато по инициативе талантливого журналиста Юрия Авдеева под эгидой «Молодой гвардии» в 1966 году было образован клуб любителей литературы и искусств, который в скором времени преобразуется в литературное объединение. К «молодежке» потянулись литераторы Юрий Першин, Алексей Шитиков, Владимир Трошин, Юрий Гурфинкель, Владислав Павленко, Юрий Лебедев, Леонид Звягинцев, Валентин Герасименко, Иван Зиборов, Василий Алехин, Василий Воробьев, Владимир Детков, Владимир Латышев и ряд других.
За эти годы произошли изменения и в составе писательской организации. В нее влились Исаак Зельманович Баскевич, Михаил Исидорович Козловский, Егор Иванович Полянский, Вячеслав Васильевич Тычинин и Александр Александрович Харитановский.
Со многими курскими писателями и литераторами Михаил Николаевич, естественно, познакомился, но до такого тесного общения, как с Евгением Носовым, с которым он, по его же определению, уже «корешился», дело не доходило. Оно и понятно: уже не юнец, чтобы бежать сломя голову по чужому зову или в клуб по интересам; к тому же семья, дети, работа. Да и каждому свою дружбу не предложишь… Она не разменный товар, а такая редчайшая ценность, которую каждому встречному не доверишь. Да и от каждого не примешь… Что же касается аналитических работ с произведениями, то тут и опеки, и помощи, и наставлений Евгения Ивановича хватало.
После публикации рассказа «Первый шаг» как-то угасло и общение с «Молодой гвардией». Впрочем, до поры до времен, так как продолжал писать и, следовательно, сотрудничество было неизбежно. Просто оно ждало своего часа. Кстати, не только сочинять, но и знакомить приятелей и даже студентов со своими произведениями.
Курский краевед и писатель Михаил Семенович Лагутич, в период с 1971 по 1977 год учившийся в мединституте, вспоминает: «Михаил Николаевич вел занятия по не совсем увлекательной науке – патологической анатомии. Но само преподавание было интересным и увлекательным. Он уходил, бывало, от темы, рассказывал о дружбе с Евгением Носовым. Однажды прочитал нам его рассказ «Красное вино победы». Это было первое произведение Евгения Ивановича для меня. Оно так заворожило, что я, не найдя его в продаже, ксерокопировал и отвез отцу, дважды лежавшему в госпиталях.
Так же помню, как плакали девчонки, слушая рассказ, еще в рукописи, «Петька вернулся…» Прошло уже более сорока лет, но на встречах выпускников мы всегда с теплым чувством говорим о преподавателе и писателе Еськове».
А еще об одной написанной в эти годы (1969-1973), но так и не опубликованной полностью вещи, по-видимому, повести «Здешний врач», рассказывает сам Михаил Николаевич в новелле «Не пиши для сытых». «Затеял я написать повесть, – откровенно делится он с читателями не самым удачным случаем из своей творческой жизни. – По частям и в целом рукопись показывал Евгению Ивановичу, он же и посоветовал обсудить ее на областном литературном семинаре. Хотя было высказано достаточно замечаний, повесть хорошо была принята и рекомендована издательству для печати.
…Моя литературная дорожка зримо обозначилась, рукопись повести в десять печатных листов тянула на хорошую книжку, а там – и прием в Союз писателей, о чем на семинаре говорилось как о деле решенном.
…Словом, состояние мое не трудно понять: ликование. Об успехе мало знать самому, я готов был поделиться этой вестью с первым встречным».
«Первый встречный» как-то не подвернулся, зато рядом оказался Евгений Иванович Носов.
«Он намеренно сбавил шаг, – повествует далее Михаил Николаевич, – и, когда мы остались наедине, заговорил:
– Ты полон надежд и туманной перспективы. Сегодня захвалили. Но это, считай, на фоне блеклых рукописей. А по существу спроси себя, нужна ли тебе серая литература?.. Положи-ка свою повесть подальше. Годочка через два глянешь свежим взглядом, тогда и решишь окончательно».
Такая отповедь наставника и друга – разница в десять лет как-то стерлась сама собой – естественно, обидела Еськова, больно ударила по его авторскому самолюбию: ведь столько затрачено сил, нервов и времени. Однако, поостыв и поразмыслив, он принял совет и отложил повесть на неопределенное время, а когда возвратился к ней, то понял, что Носов был прав. Потому и не стал ее публиковать.
НА ПУТИ В СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ
Затянувшееся «молчание» в литературном творчестве Михаила Николаевича было нарушено в 1974 году.
В четвертом номере журнала «Подъем», издаваемом в Воронеже десятитысячными тиражами, вышел в свет рассказ «Петька вернулся!». Вышел с фотографией автора – молодого, но представительного, в костюме и галстуке, кучерявого интеллигента, и вступительной статьей Евгения Ивановича Носова – своеобразным знаком наивысшего качества и золотой контрамаркой в большую литературу. Ведь к этому времени Носовым были изданы книги «Шумит луговая овсяница» (дважды), «В чистом поле, за проселком» (дважды), «За долами, за лесами», «Ракитовый чай», «Берега», «Красное вино победы» и «Мост». А в коллективных сборниках, в том числе столичных, журналах и литературных альманахах («Огонек», «Наш современник», «Подъем», «Молодая гвардия», «Новый мир», «Сельская молодежь») прошло не менее двух с половиной десятков публикаций, в том числе знаменитых «Белый гусь», «Красное вино победы», «Шопен…» и других. Имя Евгения Ивановича было известно не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Его читали, его обсуждали, к нему прислушивались, на него ссылались, его ценили.
Поэтому взвешенная, искренняя, но одобрительно-напутственная вступительная статья Носова, в которой говорилось несколько слов о биографии Еськова (непростом детстве и тяжелой работе врача в сельской больнице) и его первых творческих шагах на литературной стезе, была как нельзя к месту и являлась своеобразным прологом к самому рассказу.
«Если не считать двух-трех набросков, то рассказ «Петька вернулся!» для Михаила Еськова – по существу первая законченная художественная работа, – пишет Евгений Иванович в статье. – Разумеется, речь здесь идет не о литературном зуде, а о том состоянии, когда не писать просто невозможно.
За плечами М.Еськова немалый жизненный опыт, несколько лет работы в отдаленной сельской больнице еще тогда могли бы снабдить его обильным материалом. Но он все молчал, все не брался за перо, пока не встретил вот этого Петьку – маленького человека с огромной жаждой жизни, пока не был потрясен и возмущен той вопиющей беспечностью, которая привела к Петькиному сиротству еще при живом отце».
Хороша и заключительная строка Мастера: «А мы от себя скажем с добрым чувством: «К нам пришел еще один хороший писатель!»
К этому стоит добавить, что в данном номере «Подъема» были произведения и других курских писателей и литераторов.
Отмечая важную роль этого произведения в развитии всей своей литературной деятельности, Михаил Николаевич в автобиографии указывает: «Вера же в собственные литературные силы появилась с рассказом «Петька вернулся!» Эта вещь получила хорошую всесоюзную критику и принесла мне определенную известность в писательской среде».
И действительно, этот рассказ о маленьком человечке по имени Петька, оказавшемся в тяжелейшем положении качнувшегося не в ту сторону маятника бытия, без родительского тепла и призора, к тому же с плохо излечимой болезнью почек, был настолько пронзителен эмоционально и психологически, что никого не оставлял равнодушным. Вопросы нравственного начала в жизни каждого человека подняты автором на такую высоту, что не заметить их просто невозможно.
При простом незамысловатом сюжете, по-видимому, «подсмотренном» во время работы в сельской участковой больнице, – очередное возвращение деревенского мальчика четырех с половиной лет в больницу после недолгого холодно-неприветного нахождение в семье у приемной матери – художественная глубина и сила невероятные! Потрясающие! Они заставляют не только осудить мать-кукушку и отца-бегунка, бросивших ребенка в трудный для него час, но и заглянуть в собственную душу, встретиться с собственной совестью: всегда ли правильно поступаешь сам, нет ли где провальных огрехов. Они заставляют сопереживать.
Хорош и язык повествования, хотя события происходят в казенном учреждении, в больнице – он по-деревенски, по-домашнему теплый, мягкий, соучастливый. И в то же время – пробирающий читателя до самого нутра, до слез, до дрожи, до учащенного сердцебиения.
Казалось бы, ну что тут особого во всех этих детских, не очень литературных словах, в том числе и словах-дразнилках: «клёники-едрёники», «Иннаванна», «Тетюля», «Морковка», «Головастый», «лесли»?.. Но присмотришься, прислушаешься – в них живая, еще не откорректированная школой, учебниками, книгами и самой жизнью речь русского народа.
«– Ну, Петро, кленики-едреники, – Юрка, старший из ребятни, оттолкнул Головастого, – к нам переходи.
Юрка обнял Петьку за плечи и со своего десятилетнего верха глядел на него покровительственно: мол, со мной никто не обидит.
Петька принес с собой альбом картинок для раскрашивания и цветные карандаши.
– Дядя Кондрат подарил.
– Какой дядя Кондрат? – спросил Головастый.
– Муж Инныванны. Он тоже врач.
Петька вырвал листки из альбома и раздал ребятам, чтоб досталось каждому».
И на этом фоне откровенным контрастом прописаны не только почти бессловесные образы приемной матери Петьки и ее сожителя, но и образ заведующей отделением Элеоноры Марковны, обладательницы «визгливого голоса» и, надо полагать, вздорного характера, прозванной ребятами Морковкой.
«– Ты что здесь делаешь? – спросила Элеонора Марковна.
Петька понял, что обратились к нему. Он шмыгнул со стула и, тихо ступая потертыми войлочными ботинками, направился к двери.
– Это еще что у тебя? Апельсин?.. Вот и лечи такого. Только что из могилы… – Заведующая осеклась».
При всей своей психологической глубине – какую бы страничку не открыл, сразу же погружаешься с головой в происходящие события и начинаешь сопереживать маленькому герою – динамика повествования рассказа изумительно стремительная. Захватывает с первой же строчки и не отпускает до самого конца. Не часто такая удача сопутствует авторам…
Рассказ читали и перечитывали, его комментировали и пересказывали друг другу, словно самый захватывающий военно-приключенческий фильм, только что прошедший по кинотеатрам страны и области. Причем в разных социальных слоях тогдашнего советского общества.
Он настолько понравился редакторскому совету Центрально-Черноземного книжного издательства, что в 1975 году был помещен в сборник «У лесного кордона», выпущенного в мягкой обложке, но приличным тиражом – 15 тысяч экземпляров. И с той поры стал жить своей, уже независимой от автора жизнью, переходя из одного издания в другое, из книги в книгу, из журнал в журнал. Завидная судьба для любого произведения.
А между тем, несмотря на художественные достоинства рассказа самой высокой пробы философского и нравственного направления в еськовской «медицинской» теме, его начальная судьба довольно драматична. Во всех подробностях она описана автором в новелле «Уже не твое». Если коротко, то дело обстояло так: во время одного из застолий в доме Евгения Ивановича Михаилу Николаевичу вдруг приспичило почитать свой новый рассказ «Петька вернулся!». Но друзья-писатели, «разогрев» себя рюмкой-другой спиртного, слушали невнимательно. Больше переговаривались на другие темы.
«Чего же вы не слушаете?» – обидевшись невниманием, упрекнул их Еськов. «Писать надо лучше», – осадил его Носов.
Вспылив, Михаил Николаевич выскочил на балкон. Там, поддавшись порыву гнева, изорвав рукопись на мелкие клочки, выбросил их вниз, на потеху ветру, который, подхватив порхавшие, словно бабочки-капустницы, клочки, разнес их по окрестностям. С рассказом было покончено раз и навсегда, ибо другой копии текста просто не существовало в природе.
Только случилось чудо: утром следующего дня Евгений Иванович собрал клочки рукописи, рассортировав, склеил их в странички и вечером, пригласив к себе Еськова, возвратил ему восстановленную рукопись со словами: «Вещь получилась. Теперь уже не твое дело распоряжаться ею».
«Сохранив этот рассказ, – пишет исповедально Михаил Николаевич, – Евгений Иванович, по сути, сберег и последующие мои произведения, ибо без того рассказа, думается, не поднялась бы рука и на все остальное».
Появление рассказа «Петька вернулся!» не осталось незамеченным в писательском сообществе страны. Уже в этом же году литературный критик А. Горловский в 12-м номере «Литературного обозрения» в статье «Три дебюта» дает положительную рецензию рассказу и литературному почину автора. Следом, 29 января 1975 года литературный критик Наталья Соколова на страницах «Литературной газеты» публикует статью «За золотым руном» с подзаголовком «Заметки критика о рассказах начинающих прозаиков». В статье дается довольно подробный анализ произведений молодых авторов, опубликованных в журналах. Несколько добрых слов сказано и о рассказе «Петька вернулся!», и о его авторе – Михаиле Еськове.
«Рассказ добрый, человечный, без сентиментальности, – делает главный вывод Соколов после краткого ознакомления читателей с сюжетом рассказа. – Еськов владеет психологическим письмом, он доверяет своему читателю, не стремится поставить все точки над «i», знает цену недосказанному».
Вместе с тем она указывает и на отдельные шероховатости и нестыковки. Но они мелкие и легко устранимые, что Михаил Николаевич и сделал в последующих публикациях этого замечательного рассказа.
Не притупилось внимание к рассказу и по прошествии двух и трех, и четырех десятков лет. Например, о нем в эмоциональном ключе пишет известный курский и российский прозаик Борис Петрович Агеев в статье «Жизнь без боли невозможна…», опубликованной в газете «Курская правда» 21 ноября 1995 года. Он же становится предметом научно-исследовательских работ в творчестве педагога и литературоведа Марины Масловой в 2015 году. Тогда работа Масловой «Проза, умягчающая сердца» сначала появилась в литературном альманахе «Курские перекрестки», а затем и в книге «Умягчение сердец». И была тепло встречена не только Еськовым, но и всем писательско-литературным сообществом Курской области.
При этом каждый журналист, писатель или литературовед, обративший свое внимание на рассказ «Петька вернулся!», обязательно находил в нем что-то «свое», что более прочего тронуло его душу. Борис Агеева, как мне видится, поразила строка «Жизнь без боли невозможна», и он, сделав ее заголовком очерка и оттолкнувшись от нее, приводит свою концепцию творчества писателя Еськова. Марина Маслова «обнаружила» в главном герое рассказа – Петьке – не просто художественный литературный образ, а нечто большее: Промысел Божий, объединяющий вокруг себя людей добрых и совестливых.
«Выходит, что сама жизнь даровала писателю этого героя, – пишет она, уж поверьте, с неподдельным душевным трепетом, – «для нашего исцеления», то есть для просветления нашей души. – А несколько ниже дополняет: – Выходит, Петька выполнил свое призвание на земле…»
А еще она видит в Петьке и героический персонаж. «Мужества ему не занимать, – констатирует Маслова, проанализировав все действия ребенка в сложившихся обстоятельствах. – В борьбе с болезнью он стойкий воин. И терпения этому ребенку дано столько, что и взрослый позавидует его силе духа. Ну, а той любви, что источала хрупкая, но великая Петькина душа, хватило на всю страждущую братию детского отделения».
Говоря о творческой деятельности Еськова в 1975 году, следует обратить внимание на то, что еще до выхода в Воронеже сборника «У лесного кордона», в Курске газета «Молодая гвардия» 1 января публикует его новый рассказ «Дорога к дому». Помимо самого названия рассказа, имелось еще и пояснение, что это глава из повести «Русское поле». Но в дальнейшем повести с таким названием ни в сборниках, ни в отдельных книгах напечатано не будет. Зато рассказ обретет долгую жизнь и поделится своим заголовком с названием книги. Но еще до появления книги он, как и рассказ «Петька вернулся!», получил положительную оценку у читающей публики. Причем у самой энергичной ее части – молодежи.
Воздавая должное молодому литератору, Курский обком ВЛКСМ за рассказы «Гуленок», «Петька вернулся» и «Дорога к дому» присуждает ему премию в области литературы и искусства за 1975 год. Об этом приятном событии – и в моральном, и материальном плане – в жизни врача, педагога и литератора 28 октября сообщила «Молодая гвардия». Должен заметить, что премия Курского обкома комсомола многие годы будет оставаться престижной. Кстати, в 1973 году ее удостоился еще один выпускник Курского мединститута, поэт-литератор Юрий Петрович Першин, ставший к этому времени одним из хороших друзей Еськова. Их, а также ведущего журналиста «молодежки» Владимира Павловича Деткова «сдружил» Евгений Иванович Носов.
Как вспоминают курские писатели, творческий квартет во главе с Носовым довольно часто можно было видеть в редакции «Молодой гвардии», в середине 1973 года перекочевавшей с улицы Ленина на улицу Энгельса, 109. Здесь был выстроен целый комплекс зданий для редакций областных газет и типографии со складами и подсобными помещениями. И вот сюда, в уютные кабинеты сотрудников редакции «молодежки», спешили не только начинающие литераторы, но и такие маститые писатели, как Евгений Иванович Носов или Николай Юрьевич Корнеев. Бывал здесь и Александр Александрович Харитановский.
Документальным подтверждением тех творческих и дружеских встреч являются фотографии, на которых запечатлены Евгений Иванович Носов в окружении литераторов Михаила Еськова, Юрия Першина, Владимира Деткова, Валентины Коркиной и других. Носов на них –основателен и спокоен, как и положено быть победителю на полях военных сражений и на литературных фронтах, а на лицах литераторов не только внимание к мэтру, но и одухотворенность, и энергия созидателей. Примечательно, что Михаил Николаевич в те времена имел (по крайней мере, так видно на фотографиях) пышную кучерявую копну волос, густые бакенбарды. И своим обликом напоминал Пушкина, известного нам по портретам и рисункам, растиражированным во всех школьных учебниках.
Что же касается отношений между литераторами из окружения Носова, то Юрий Петрович Першин в книге «Измерение друзьями» пишет следующее: «После Рыльска и армии обратно в Курск я уже вернулся с женой Ритой, Маргаритой Константиновной, которая со вре¬менем стала лечащим врачом Евгения Ивановича, другом и, может, даже более близким ему человеком, чем я, если судить по количеству подаренных лично ей книг и картин, написанных самим Евгением Ивановичем.
Всего только один раз я был в родовом доме Носова в пригородном селе Толмачево. Мы ездили туда проведать и посмотреть по медицинской части тетушку Евгения Ивано¬вича. Основным доктором была Оля Еськова, а мы с Мишей – советчиками и консультантами.
Несколько раз ходили большой компанией по грибы, помню, один раз мы только нанюхались, но зато вдоволь, чесночника и чабреца; грибов тогда не было.
Как-то зимой, рано утром, встретил Евгения Ивановича, я шел тогда с ночного дежурства, и он позвал меня с со¬бой: «Поедем к Мише, ему телеграмма из журнала пришла, что рассказ берут. Мы, правда, собирались на рыбалку, но, видимо, дадим отбой».
Как подсказывает интуиция, речь идет о 1974 годе, когда редакция «Подъема» определилась окончательно с публикацией рассказа «Петька вернулся!» А еще из этого краткого сообщения Першина следует, что дружили между собой не только писатели и литераторы, но и их семьи. Очень трогательное и важное, на мой взгляд, обстоятельство в истории курского писательского сообщества того времени. Ныне такого нет. Все огрузнели, заматерели, заиндивидуалились, заперлись в своих квартирах. И только Дом литератора время от времени заставляет собраться воедино.
Однако вернемся к тем временам и посмотрим, что о ближайшем круге Евгения Ивановича Носова говорит сам Еськов. А он в статье о наставнике («Литературная газета», 25.10.1978) среди прочего сообщает: «Давно зачислены в «школу» Носова и проходят у него обучение куряне И. Лободин, В. Детков, Л. Конорев, А. Шитиков, Ф. Панов, Ю. Першин, И. Зиборов». Следовательно, дает полный перечень своих друзей и друзей Мастера.
Теперь несколько слов о самом рассказе «Дорога к дому». Сюжетной основой его являются воспоминания автора о своем детстве, пришедшемся на жестокое к русскому народу военное лихолетье, когда не только «полным ртом», как однажды выразился Михаил Николаевич, есть было невозможно, но и вообще нечего было есть, так как фашисты все отобрали. К тому же, проявляя ничем не оправданную жестокость представителей так называемого «цивилизованного мира», самого Мишу и его мать Евдокию Петровну, ограбив до нитки, выбросили на снег босыми и раздетыми.
Да, повесть «Русское поле» в печати не появилась – так уж распорядилась судьба – но рассказ «Дорога к дому», позже переработанный и дополненный новыми сюжетными линиями и красками, получивший другое название («Старая яблоня с осколком»), будет жить долгой литературной жизнью, как и «Петька вернулся!», переходя из одного издания в другое. Михаил Николаевич на этот раз из открытого им бездонного колодца литературного творчества зачерпнул и много, и веско, и внушительно. И при этом, как теперь знаем, нисколько свой кладезь не обмелил.
1976 год в творчестве Михаила Николаевича начался с публикации его нового рассказа «Обнова». Он появился на страницах «Курской правды» 17 января вновь как отрывок из повести «Русское поле». Совсем неплохое начало после урожайного на публикации и награды прошедшего года.
Если предыдущий рассказ «Дорога к дому» в большей степени уносил читателя к временам фашистской оккупации, то «Обнова» – ко времени, когда весной 1943 года фашисты были изгнаны из Курщины и наступило мирное, но очень тяжелое время; когда деревенский мальчишка был рад новым лаптишкам, кусочку картофеля в жидком супе и ломтику хлеба.
Так уж случилось, что старший брат Николай сплел Мише из пеньковых веревок новые лапти, да еще и «модные» вставки из настоящего лыка, презентованного дедушкой Никанором из собственных стратегических запасов, мастерски вплел. Обувь получилась на загляденье – ни у кого из соседских мальчишек такой не было. Но вот беда: только увидели эти соседские мальчишки и девчонки красивые лапотки на ногах Миши, тут же решили обнову «обновить», попросту испачкать. И «обновили», и испачкали, и изгадили, несмотря на жесткое, до кулачного боя, сопротивление владельца лаптей.
Вот как Михаил Николаевич излагает последствия детской глупости и жестокости: «Дома я обмыл лицо. Распухший нос полыхал костром, и к нему больно было прикоснуться.
…На лапти глянуть страшно. Братан, дедушка Никанор, мама так старались, чтобы порадовать меня лапотками».
Да, подобный варварский обычай имел место не только на хуторе Луг, где жил Миша Еськов, и не только в то далекое время. Случалось подобное и в других селах, и в более поздний период. Не хочется думать, что это наша национальная черта – паскудная зависть и патологическое неприятие чего-то хорошего у другого, если даже это «хорошее» всего лишь лапти. Только хочешь, не хочешь, а все вновь упирается в бесконечную борьбу добра и зла, в вопросы нравственности и духовности. И, слава Богу, добро вновь побеждает, что следует из окончания рассказа. Миша (без мыла, с помощью золы) выстирал и высушил онучи и лапти, даже ноги вымыл, чтобы ничто уже не напоминало об эпизоде с «обновкой».
«К вечеру я снова обулся. Онучи были еще сыроватые, но все это пустяки. Зато ноги мои можно было кому угодно показать: что в обновке, что без нее».
В этом же номере «Курской правды» на «Литературной странице», кроме рассказа Еськова, были помещены произведения его друзей и коллег по перу: стихи Василия Алехина, Валентины Коркиной, Ивана Зиборова и других. А также имелась большая статья Николая Корнеева и Михаила Обухова «Серьезный разговор» об итогах литературного семинара.
Статья начиналась так: «В секции прозы семинара обсуждалась повесть «Русское поле» М. Еськова, в минувшем году удостоенного премии курского комсомола за рассказ «Петька вернулся!», впервые опубликованный в журнале «Подъем», а совсем недавно – перед Новым годом – в сборнике молодых прозаиков Черноземья «У лесного кордона». Это прямо указывает на то, что творчеством Михаила Еськова интересовался не только Евгений Иванович Носов – наставник и друг, – но и все курское сообщество писателей. Дальше высказываются добрые слова о повести «Русское поле», обсуждавшейся на семинаре. Приводятся цитаты. А вывод таков: «Как и в рассказе «Петька вернулся!», для автора наиболее характерно – тонкий психологический анализ духовного мира ребенка, в его росте, изменениях, в реагировании на все окружающее. …Психологизм – одно из главных достоинств недюжинного дарования молодого автора. …Много ассоциаций, много дум вызывает эта рукопись».
Обзорная статья маститых писателей разбита на пять колонок. Полторы отведены Еськову, полколонки – Владимиру Деткову с его миниатюрами. И как итог: их произведения рекомендованы Центрально-Черноземному издательству для публикации.
Еще по полколонки отведено поэтам Валентине Коркиной и Юрию Бугрову, о творчестве которых сказано много добрых слов.
На оставшихся двух колонках речь шла о творчестве других курских литераторов, в том числе В. Шаповалова, Н. Зыбина, А. Судженко, Л. Звягинцева, В. Давыдкова и других.
Конечно, два последних абзаца можно было и не упоминать: они прямого отношения к творчеству Михаила Еськова не имеют. Но и полноты его творчества тогда не станет, пропадут отдельные грани в огранке драгоценного камня, беднее станет история развития Курской писательской организации, частью которой Еськов являлся и является.
А в жизни Курской писательской организации в этом же году произошли изменения. Ответственным секретарем был избран приехавший в Курск из Тулы в 1975 году писатель Петр Георгиевич Сальников (1926-2002), автор книг «Горсть хлеба», «Луга поют», «С глазу на глаз», «Астаповские летописцы» и других. Он сменил Виктора Макаровича Малыгина, руководившего организацией с 1971 года.
Произошли смена руководства и в редакции «Молодой гвардии». Главным редактором стал Гребнев Николай Иванович – проверенный годами комсомольский работник из обкома ВЛКСМ, набивший руку не только на составлении «речей» для «ответственных товарищей», но и на очерках для журналов и газет. Кстати, эти очерки и послужили основанием для приема его в Союз журналистов СССР.
Коллектив «молодежки» эту должность пророчил Владимиру Деткову, несколько месяцев выступавшему в роли ИО главного, но обком КПСС решил по-своему. Журналисты, естественно, встретили «чужака» в штыки, только сила солому ломит. А сила, понятное дело, была за партией. Смирились. Не стал «поднимать волну» и интеллигентный Детков, многие годы отдавший работе в комсомоле. Подчинился партийной дисциплине.
Впрочем, смена главреда на редакционной политике не отразилась. «Зарницы» с произведениями курских литераторов продолжали выходить. Совместно с писательской организацией подготавливался и очередной областной литературный семинар, о чем «Молодая гвардия» поспешила известить своих читателей в ноябре, а 12 декабря опубликовала отрывок из новой повести Михаила Николаевича «В день приезда». Сама же повесть, судя по небольшой аннотационной редакторской статье, называлась «Расцветала сирень…»
Чтобы не вводить в недоумение почитателей творчества Михаила Николаевича и не вызывать с их стороны лишние вопросы, сразу расставим точки над «и» и констатируем, что название «Расцветала сирень…» – это всего лишь рабочий заголовок. А повесть будет напечатана под названием «Серебряный день», и речь в ней, как уже отмечалось выше, о девушке-враче Ирине Петровне, попавшей после окончания мединститута по распределению в сельскую больницу.
В отрывке же, в соответствии с его названием, описывается день прибытия Ирины Петровны в село Петровки (в повести – Коряжное) и вселение ее председателем сельсовета Иваном Антоновичем на съемную «квартиру» в доме «тети Маруси» – Марии Савельевны. А если еще точнее – то нерадостные размышления горожанки в часы отдыха после долгой и утомительной дороги о превратностях судьбы, свалившихся в одночасье на ее хрупкие плечи.
«Ирине Петровне спать не хотелось, не хотелось ей и двигаться. Не было сил. Она пребывала в состоянии шока. Когда основным, доминирующим в ее поведении было безразличие и глухое застылое угнетение. Думать и то было не под силу».
Впрочем, не только Ирина Петровна занята собой в своих не очень-то оптимистичных размышлениях, и другие сделали ее объектом своего внимания. Вот как эту картину, кстати, услышанную Ириной Петровной, преподносит читателю автор: «Разговаривали во дворе. Голоса доносились глухо, не нарушали тишины, не тревожили…
– Барыня приехала? – послышался глухой, со значительной примесью мужской басовитости, женский голос.
– Ага. Приехала в обед как раз. Сейчас отдыхает.
Ирина Петровна узнала тетю Марусю, свою хозяйку.
– И што она? На што-нибудь похожа? – с придыхом гудел бас.
– Да с виду смирная, – давала показания Мария.
– А с морды? С морды?..
– И с морды – глядеть можно, умытенькая такая, загорелая.
– То-то ж, умытенькая… За Петром теперь гляди. Он хоть тоже смирный, но така баба в дому, что твоя конфетка, укружит кого хошь – на одной ноте уныло гудела пришедшая женщина.
– Да рази за мужиком углядишь? Черт его знает, что у него в голове? – грустно рассуждала Мария.
– Углядеть, может, и не углядишь, но догляд, Марусь, нужен. А как же?.. Да и сама будь поласковей, помягши, сдуру не ругайся. У мужика с брани сомнения получаются, душа раскалывается. Тогда он, как невидушший, хватается за все, что гоже и негоже.
Ирине Петровне разговор этот не нравился. Обсуждают, будто ситец в магазине выбирают».
Это пусть героине произведения, Ирине Петровне, этот разговор сельчанок не нравится. А читателям, полагаю, нравится очень. Еще бы! Такая живая, искристая, народная, без каких-либо искусственных натяжек речь. Сразу видно авторское мастерство.
Публикации произведений в журнале, коллективном сборнике и областных газетах принесли автору небольшие гонорары, которые стали неплохим подспорьем для семейного бюджета. Ведь дети росли, и расходы на них с каждым годом только увеличивались, и надо было подумывать об их дальнейшей учебе в институте. А зарплата врача, да и врача-преподавателя с кандидатской ученой степенью заоблочной не была. На крупных промышленных предприятиях квалифицированный рабочий получал куда больше. Впрочем, на жизнь при хорошей экономии хватало. А умению экономить жизнь научила еще с детства.
Но это для Михаила Еськова не являлось главным. По крайней мере, в вопросах творчества. Главное заключалось в том, что он все свободное от работы в институте время трудился над своими произведениями, перерабатывая и дополняя их. Так из рассказа «Гулёнок» все отчетливее и отчетливее прорисовывались контуры повести «Торф», в которой главным действующим героем становился студент медицинского института Алексей Суров, подменивший Михаила Коляева и оттеснивший Колю Гуленка на второй план. Как-то сама по себе переквалифицировалась повесть «Русское поле» в большой рассказ «Старая яблоня с осколком». И, по-видимому, в уже наметившиеся другие произведения из детства автора, которые появятся в печати позже… А неопубликованная еще повесть «Расцветала сирень…» тихо перетекала в «Серебряный день» со сменой названия села Петровки на многозначащее Коряжное. Стоит произнести слово «Коряжное» – и сразу появляется ассоциативный ряд: коряги, болото, грязь, глухомань. Словом, у черта на куличках…
При этом во второй половине 1976 года рассказ «Старая яблоня с осколком» он публикует в столичном журнале «Наш современник» (№ 7). А это – уже выход на всесоюзную литературную арену. Тираж журнала за 200 тысяч экземпляров да плюс его вес в литературной среде!
Рассказ, как и стоило ожидать, был замечен московскими литературоведами и получил положительные отзывы. Например, «Литературная Россия» 13 мая 1977 года опубликовала статью литературного обозревателя Олега Добровольского «Дебют – это надежда». В статье дается положительная оценка как рассказу, так и литературному начинанию курского прозаика. Отмечается самобытность произведений курского автора и приводится цитата из рассказа об отцовстве, о важности роли отца в жизни детей.
Таким образом, в жизни Михаила Николаевича произошло весьма значимое событие: писательское сообщество страны признало его «своим среди своих». А он, воздавая добром за добро, также более тщательно знакомится с творчеством коллег-литераторов. И не только знакомится, но и пишет рецензионные отзывы на их произведения. Так, 23 июля 1978 года на страницах «Курской правды» появился его отзыв на книгу прозы Владимира Павловича Деткова «Встреча на рассвете».
Статья-отзыв, статья-рецензия вышла под заголовком «С болью, с жизнью, с сердцем…». И в ней, естественно, Михаил Николаевич с присущей ему тактичностью дал оценку и художественному достоинству книги, и литературному творчеству Деткова в целом. Надо заметить, что на добрые слова и эпитеты не поскупился (не то, что на свою автобиографию).
«Судьба первой книги курянина В. Деткова оказалась на редкость счастливой, – пишет Еськов, информируя читателей. – Еще пахнущая типографской краской, она в короткое время ушла с прилавков магазинов…» и далее сообщает, что по этой «маленькой для прозаика книжке В. Деткова рекомендовали для приема в Союз писателей СССР» сначала в Курской писательской организации, затем на литературном семинаре в Пензе.
Назвав книгу Деткова «маленькой для прозаика» по объему страниц, Михаил Николаевич тут же показывает ее внутреннюю ценность в виде миниатюр, которые не только цитирует, но и комментирует. А еще отмечает, что Детков «обладает душой художника и мудрым сердцем», которые позволяют ему «внимательно вглядываться в окружающий мир». Поэтому миниатюры Деткова «имеют общую крутую закваску – гражданскую насыщенность и трепетное оберегание добра».
В дополнение к этому 25 октября 1978 года, на страницах «Литературной газеты» под общей рубрикой «Слово о наставниках» была опубликована небольшая, но очень искренняя и теплая статья Еськова об Евгении Ивановиче Носове. Выше выдержка из нее о «ближнем круге друзей Носова» приводилась. Теперь процитируем первый абзац, из которого видно, с какой серьезностью и ответственностью Мастер относился к вопросам наставничества.
«На рабочем столе моего наставника, Евгения Носова, «на рабочем станке», как он любил говорить, – делится сокровенным Михаил Николаевич, – всегда в самом его центре, как дело первой и неотложной важности, находится в работе рукопись кого-нибудь из «крестников» писателя, в заботливых руках проходя здесь обжиг и пробу на прочность».
Несколько строк, но каких! Сразу видно и уважение, и обожание Еськовым своего наставника. И, как мне думается, именно с этой небольшой статьи началась работа Михаила Николаевича над циклом новелл о Носове. Если кто помнит, в эти времена проводились всевозможные мероприятия, посвященные жизни и деятельности Владимира Ильича Ленина, которым журналисты, всегда скорые на всевозможные лозунги, девизы и новомодные выражения, придумали звонкое и веское название «Лениниада». Так вот, Михаил Николаевич положил начало – назовем деяние по имени Мастера, так будет благозвучнее – Евгениаде.
Стоит заметить, на газетной полосе было с десяток подобных статей начинающих литераторов, среди которых Сергей Абрамов и Владимир Крупин – в будущем известные российские писатели.
А еще в этом 1978 году в Москве, в издательстве «Современник» вышла книга Н.А. Подзоровой «Ответное слово: заметки о молодой российской прозе». В книге немало добрых слов о рассказе Михаила Еськова «Старая яблоня с осколком» и о его творчестве, а качестве приложения статья Еськова о наставнике Евгении Носове, о которой говорилось выше. Кроме того, в этом же году Подзорова в журнале «Север» опубликовала еще одну статью о творчестве начинающих российских прозаиков «Не замутить родника: деревня – вчера, сегодня, завтра – в прозе молодых». Михаил Николаевич и его рассказ «Старая яблоня с осколком» вновь удостоились добрых слов критика.
«ДОРОГА К ДОМУ» –
ПРОПУСК В СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ
Пока Михаил Николаевич трудился над своими произведениями, ответственный секретарь Курской писательской организации Петр Георгиевич Сальников, «дядя Петя», как называли его некоторые курские литераторы и писатели, также не сидел сложа руки. Вместе с писательским активом – Николаем Корнеевым, Евгением Носовым, Исааком Баскевичем – начал тормошить столичных коллег по вопросу приема курских литераторов в Союз писателей. И в 1978 году Владимир Детков и Юрий Першин были приняты в писательское сообщество Советского Союза. Они стали «первыми ласточками» после многолетнего (со второй половины шестидесятых годов) перерыва приема курских литераторов в Союз писателей.
Вслед за ними подошла очередь Михаилу Николаевичу и другим его товарищам по перу. А их к этому времени было не менее двух десятков. К прежним – В. Алехину, Л. Боченкову, В. Воробьеву, Л. Звягинцеву, И. Зиборову, Л. Конореву, В. Латышеву, Ю. Лебедеву, Л. Мнушкину, В. Павленко, А. Сурженко, В. Трошину, А. Тимонову, А. Шитикову, Н. Шитикову, В. Коркиной – добавились Ю. Бугров, С. Малютин, В. Саранских, М. Саницкий, Л. Медведев, Н. Зыбин, В. Конорев, В. Корнеев, Н. Шадрин, А. Трофимов, Т. Горбулина. Это только те, что «на слуху» и чаще других мелькали на страницах курских газет. Но ведь был и немаляй ряд других любителей отечественной словесности, которые без литературного творчества жизнь свою уже не мыслили.
В литературном творчестве Михаила Николаевича рядовой в жизни страны 1979 год стал знаковым. Сначала 20 марта в газете «Советская культура» печатается большой рассказ Михаила Еськова «Старая яблоня с осколком», следом журнал «Подъем» во втором номере публикует рассказ «Аритмия». Вновь десятитысячным тиражом произведения Михаила Николаевича расходятся по библиотекам пяти областей, попадают во всесоюзный и в мировой каталоги современной художественной литературы.
К слову сказать, в этом номере «Подъема» имеются произведения (стихи) и других курских авторов: Л. Звягинцева, И. Зиборова, В. Конорева, Ю. Першина и А. Судженко – друзей-соратников Еськова по литературному сообществу.
Проходит несколько месяцев, и «Молодая гвардия» 23 июня знакомит курских читателей с «Хлебом детства» – отрывком из рассказа «Старая яблоня с осколком», рассказывающим о трудном детстве автора и его поколения в годы военного лихолетья.
На появление «Аритмии», еще одного отрывка из повести «Серебряный день», опережая журналистов и писателей, первой отозвалась А.Ю. Друговская – представитель курского научного сообщества, кандидат исторических наук, старший преподаватель медицинского института. Она 5 июля 1979 года в «Курской правде» публикует статью «Человек среди людей», в которой очень высоко отзывается и о художественном достоинстве рассказа, отмечая его воспитательное значение.
«Прост и, на первый взгляд, непритязателен сюжет нового рассказа курского прозаика «Аритмия», опубликованного в четвертом (ошибочно, правильно: втором – Н.П.) номере журнала «Подъем» за этот год, – начинает статью Друговская и продолжает, вводя читателя в курс сюжета: – Выпускница медицинского института Ирина Петровна приехала по направлению на работу в деревню Коряжное». А далее – короткий пересказ произведения с небольшими комментариями поведения молодого врача в непривычных условиях сельской жизни и работы в маленькой необустроенной больнице. Острое желание сбежать, ночная операция, конфликт с окружающими людьми и, наконец, наступление понимания своей необходимости на этом участке социальной жизни современного общества: «если не я, то кто?».
Друговская также обращает внимание читателя на мастерство автора, вложившего в уста своего героя, фельдшера Ивана Павловича, философско-нравственные постулаты о лечении человеческих душ. А еще отмечает: «М. Еськов прекрасно знает сельский быт и находит для его описания выразительные краски. С большой теплотой и симпатией рисует он деревенских жителей».
Остается лишь констатировать: сказано и кратко, и емко, и объективно.
Стоит также отметить, что рассказ «Аритмия» «приглянулся» и столичному литературному обозревателю Николаю Буханцову. Правда, с некоторым опозданием.
В статье «Судьбы земные», опубликованной 11 января 1980 года в «Литературной России», Буханцов, отмечая важность произведений о селе, людях села и сельской интеллигенции, пишет: «В поле зрения современных прозаиков постоянно находится и наша сельская интеллигенция: учителя, медики, культработники, специалисты сельского хозяйства. Например, в рассказе Михаила Еськова «Аритмия» («Подъем», № 2., 1979) – история первых самостоятельных шагов молодого врача Ирины Петровны, городского человека, приехавшего работать в сельскую больницу. М. Еськову удалось показать ее сомнения, боязнь села, отдаленного от городской культуры. …Автор не показывает окончательного решения Ирины Петровны остаться в селе, но та тревога, которую она испытывает, тот нравственный долг перед людьми, которые доверились ей, – все это ярко свидетельствует о том, что отныне Ирина Петровна не оставит этот передний край, ибо только теперь она начала осознавать, может быть, впервые, самое главное – свою нужность людям».
Однако главным событием в жизни и творческой деятельности Михаила Николаевича в 1979 году стали выход в Воронеже, в Центрально-Черноземном книжном издательстве, первой полнокровной книги прозы «Дорога к дому» и прием его (по рекомендации Евгения Носова и ходатайству общего собрания курских писателей) в Союз писателей СССР. Это, конечно, окрыляло. Еще бы – такая высота и признательность! Но с другой стороны – заставляло еще активнее и в то же время более требовательно к себе работать на литературном поприще.
Говоря о расширении Курской писательской организации в конце семидесятых, стоит также отметить, что в Союз писателей СССР вместе с Еськовым в 1979 году был принят и Василий Алехин, талантливый журналист и литератор. Как говорится, лед тронулся… И для этого, как видится мне, немало усилий и энергии приложил Петр Георгиевич Сальников.
Возможно, кого-то настораживает такое обстоятельство: рассказывая о жизни и творчестве одного курского писателя, в конкретном случае – Михаила Еськова, – непременно провожу параллели с кем-то другим. Стоит ли это делать? Считаю, что стоит. Ибо любой писатель, в том числе и Михаил Николаевич, жил и творил не в безвоздушном пространстве, не в изоляции от всего мира, а в окружении собратьев по перу. Мало того, вместе с ними он являлся частью исторического развития всего писательского дела Курского края, а в целом – и всего советского общества. Поэтому подобные параллели считаю не только допустимыми, но и необходимыми.
Однако вернемся к книге «Дорога к дому». Она вышла в твердой цветной обложке, объемом около двухсот страниц, тиражом 30 тысяч экземпляров, стоимостью 45 копеек каждая. В ней три рассказа: «Петька вернулся!», «Коряжное – где это?» и «Старая яблоня с осколком», а также повесть «Торф». Но начинается книга фотографией автора, по-пушкински кучерявого, с пышными бакенбардами, да и обликом лица похожего на Пушкина, и небольшой биографической справкой под фотографией. А текст произведений предваряет двухстраничная вступительная статья Евгения Ивановича Носова «Об авторе».
Статья такой глубины и емкости, что ее хочется процитировать полностью, ибо сказанное в ней слово в полной мере и с ювелирной точностью характеризует как творчество Михаила Николаевича, так и его самого.
«Дорога к дому» – первая книга Михаила Еськова, – вполне буднично начинает Евгений Иванович статью и тут же переходит на личность «виновника». – Ее автора я знаю давно. На моих глазах прошел весь его изначальный путь – от участия в литобъединении с первыми опытами до публикации уже зрелых произведений уже в солидных журналах и присвоения ему звания лауреата курского комсомола в области литературы». А далее сообщает, что он был не только в мединституте, где Еськов читал студентам лекции, но и в родном доме писателя на хуторе Луг, что в очередной раз подчеркивает их дружбу. Оказывается, не только Михаил Еськов наведывался к Носову в дом, но и Носов находил время на ответные визиты. Да, умели люди дружить! Не то, что нынешнее племя…
«Вот почему об этой книжке я могу с уверенностью сказать, – продолжает Евгений Иванович речь о книге, – что она глубоко автобиографична. В ней просматриваются две четкие темы: село и медицина. Иногда они предстают и обособленно друг от друга: скажем «Торф» и «Старая яблоня с осколком» – это село, тогда как «Петька вернулся» – это медицина, если так условно и формально обозначить тему этого рассказа. В другом случае тематика села и медицины перекликаются между собой, как, например, в рассказе «Коряжное…» Все это закономерно для писателя – выходца из крестьянской семьи и ставшего врачом».
А вот и характеристика Мастера, данная Еськову: «Читателю я могу сообщить, что человек он эмоциональный, глубоко впечатлительный, заряженный высоким чувством сострадания и гуманизма, и эти особенности натуры хорошо просматриваются в его творчестве – произведениях ярких, подкупающих правдой жизни, насыщенных то драматическим, то поэтическим психологизмом, а вернее сказать, их сложным симбиозом, так впечатляюще воздействующим на наши сердца и души».
Прекрасные оценки Мастером даны «Торфу» и «Петька вернулся!», но самая блестящая оценка, на мой взгляд, все же досталась рассказу «Старая яблоня с осколком». «Рассказ «Старая яблоня с осколком», – пишет Носов, – даже не о суровой доле мальчишки, не о лаптях, которые сплел ему старший брат к дню рождения, не о прочих горестных подробностях военного деревенского бытия. Рассказ этот, несмотря ни на что, – гимн радости жизни, той неистребимой тяги к свету и солнцу, к которому всегда устремлена детская душа».
Замечательно сказано!
После Мастера пытаться сказать что-то новое о произведениях, помещенных в книге, задача трудная, а то и непосильная. Однако приходится: тут как говорится, взялся за гуж, не пищи, что не дюж…
Впрочем, о рассказе «Петька вернулся!» говорилось выше (правда, о нем можно судить да рядить бесконечно – такова художественная сила этой работы), теперь необходимо несколько слов сказать о других произведениях «Дороги к дому».
Рассказ «Коряжное – где это?», понятное дело, отрывок из повести «Серебряный день», которую автор готовит для второй книги. Об отдельных эпизодах этой повести также речь уже велась. Поэтому, чтобы лишний раз не повторяться, отметим лишь то, что в рассказе повествуется о переживаниях героини из-за места назначения и ее попытках (кстати, вместе с сердобольной матерью) открутиться от такого «счастья». Не удалось.
Как всегда у Еськова в произведениях, в рассказе «Коряжное – где это?» вновь высоко поднята планка нравственного начала. Если перед шекспировским Гамлетом стоял вопрос: «Быть или не быть…», то перед героями Михаила Еськова постоянной величиной измерения нравственности является: да или нет. Промежуточных звеньев не существует.
Что отличает этот рассказ от предыдущего «В день приезда», так это то, что он по текстовому объему намного крупнее. Но и в нем, наряду с чинной, литературно выдержанной, гладкой до абстрактно-холодных тонов городской речью, присутствует простонародная живая речь. Она, как случайный родник в пустыне, утоляющий путника в невыносимый летний зной, оживляет повествование, делает его ближе и доступнее, ярче и краше. И в этом – мастерство автора, его умение художественным языком передать тонкие нюансы жизни героев из разных социальных пластов, что только усиливает реалистичность произведения и его художественную ценность.
Рассказ «Старая яблоня с осколком» посвящался дочерям Марине и Галине. До появления книги апробацию в газетах под настоящим названием не проходил. Подобно «Коряжному…» стал приятным открытием для читателей.
Как отмечалось выше, этот рассказ, как и многие другие вещи писателя, автобиографичен. В нем сравнение собственного, опаленного войной детства и детства своих детей, за которых и радостно, и грустно одновременно. Радостно – у них все есть. Им не надо думать об одежде и обуви. Получили обнову – платьице или туфельки – поносили и, не успев износить, выбросили, да и забыли. А грустно – нет уверенности в том, что в детство нового поколения сможет войти и его детство с «сухим ветряным взгорком, облюбованным чабрецом и серебристым полынником; с лугом, прыщавым от черных кротовых выработок; с гуляющим на ветру перелеском». Со всем тем, что близко и дорого автору. Возможно, поэтому родились вот такие строки: «Иначе может случиться, что мою жизнь они не признают за жизнь, сочтут ее не единственной, не обязательной, не примут ее за часть своей жизни».
Вспоминая собственное неуютное детство, которому в рассказе уделено довольно много места, Михаил Николаевич в то же время довольно кратко, но очень бережно и осторожно говорит о детстве своих дочерей. Словно боится своей излишней радостью сглазить их счастливое бытие и накликать беду, когда так хочется, чтобы дети «жили без остуды и в полную силу». Потому контраст в разности детств двух поколений создают не сами герои – он, лишенный в раннем детстве отца, и его дети, у которых есть отец, – а другие признаки. Например: он был рад новым лаптям, а его дочери воспринимают красивые туфельки как что-то естественное, само собой разумеющееся; он, лишаясь детских забав и игр, трудился на огороде, а дочери, весело болтая между собой, закрашивают рисунки в книжках-раскрасках, по сути, занимаются творчеством. И так далее…
Если в рассказе «Петька вернулся!» тема отцовства затронута вскользь, то в «Старой яблоне с осколком» она поднимается очень серьезно и глубоко. Причем не в бытовом, житейском, а в философском плане. Михаил Николаевич, по его признанию, не знающий точно, как быть отцом, ибо на его долю «выпало звено, где случился разрыв обычной житейской цепи, когда навыки передаются из рук в руки», и перед собой лично, и перед всем российским обществом ставит вопрос: как быть отцом? Как быть отцом, чтобы не появились «подруги яблони с осколком, так и не давшие доброго урожая и ржаво затрухлявившиеся изнутри». К сожалению, людей, «затрухлявившихся изнутри», в обществе становилось все больше и больше. Писатель это видел, потому и беспокоился.
В новелле «Свет в окошке» Михаил Николаевич, говоря о работе со словом Евгения Ивановича Носова, пишет: «Слово у Носова особого свойства. Чтобы подать его собеседнику или закрепить на бумаге, автор сам внимательно разглядывает его со всех сторон: прочно ли, гоже ли вообще и к месту ли придется, не инородно ли по крови?». Вот и у самого Еськова в данном рассказе, на мой взгляд, каждое слово взвешено и оценено со всех точек зрения, прежде чем быть употребленным. Потому рассказ получился и содержательным, и философски емким, и объемным, и многогранным.
А чтобы почувствовать смак художественного слога, лиричность еськовской прозы, стоит обратиться к описанию осеннего вечера из холодного, пугающего детского одиночества автора: «Осенние сумерки дымчатой пеленой долго висят над полями и вдруг начинают быстро густеть. Только заметишь, как растворились дальние бугры, а темень уже рядом, за короткий день будто и не уходила никуда, лишь, затаившись, пряталась в земле, томительно ждала своего часа… И теперь, выползая отовсюду, тягуче обволакивает, поглощает все окрест. Какое-то время продолжают еще белеть латки снега, но и те вот-вот истлеют и смешаются с ненавистным мраком. Ни неба, ни земли – все исчезает в черной бездонности».
О повести «Торф», точнее о ее эмоциональном воздействии на меня, и важной информации о студенческих годах Михаила Николаевича много говорилось выше, в том числе в самом начале этой работы. Поэтому повторяться не будем. Отметим только, что это большое по формату произведение выросло из тщательно переработанного рассказа «Гулёнок» и явилось первым крупным произведением автора на данном этапе его творческой деятельности. А еще приведем слова известного писателя и друга Михаила Николаевича Бориса Агеева из рецензионной статьи «Жизнь без боли невозможна…»: «…Целый пласт русской жизни остался без отеческого призора, целое поколение безотцовщины вошло в послевоенную жизнь и попыталось затем по наитию, ощупкой срасти концы оборванной войной цепи поколений. Вот и Алексей из повести «Торф» не дождался отца и ищет опоры в Гулёнке, односельчанине богатырских роста и силы, отмечая его доброту и какую-то житейскую неприкаянность и обделенность – «большой, а несчастный».
Эти слова дорогого стоят. Они в очередной раз подчеркивают художественное значение симбиоза тем сельской и медицинской направленности произведения Михаила Николаевича в вопросах установления нравственного диагноза и в методах лечения искалеченных душ людей.
НА ПИСАТЕЛЬСКОЙ СТЕЗЕ
После публикации в журнале «Подъем» и в коллективном сборнике «У лесного кордона» рассказа «Петька вернулся!» на Михаила Николаевича, словно благодатный дождь на хорошо вспаханное и засеянное отборными злаками поле, пролился поток положительных, доброжелательных отзывов курских и столичных писателей, литературоведов и критиков. Это естественно радовало автора. Но вот вышла в свет книга «Дорога к дому», и ее «родителя», естественно, интересовала реакция коллег и читающей публики. И она появилась.
18 января 1980 года в «Курской правде» с рецензионной статьей «Дорога к человечности» выступил Исаак Баскевич. Этот курский критик и писатель всегда по-доброму относился к творчеству земляков. Не стало исключением и творчество Еськова. Восторженных дифирамбов, естественно, не было, но отзыв был и положительным, и объективно-конструктивным, и заряжающим автора на новые творческие достижения.
«Книга названа верно и точно, – отмечает он значение избранного автором названия, – дом не просто – место жительства, это – и нравственные ценности, которые восприняты вместе с жизнью, дорогие сердцу воспоминания, первые жизненные уроки, напутствие на дорогу. – А несколько дальше дополняет: – И все же жизненная дорога не ограничивается началом. Это – весь путь со всеми его сложностями, противоречиями, искушениями, соблазнами. На его протяжении бывают приобретения, но случаются и утраты».
Заканчивается же статья так: «Книга Михаила Еськова не велика по объему, но емка по своему содержанию. Писатель умеет рассказать о жизни, исканиях и надеждах своих героев правдиво и просто. Чувствуется, что он хорошо знает и понимает их. И потому живут они не по извне заданным предписаниям, а своей жизнью, своим временем, говорят на своем языке.
Первая книга М. Еськова – это не заявка на зрелость, а свидетельство мастерства».
Прекрасно сказано! Прекрасная оценка творчеству Михаила Николаевича.
22 февраля «Литературная газета» печатает статью Николая Евдокимова «Разве можно считать рассказ непрестижным». В ней, наряду с другими, дается положительная оценка произведениям Еськова.
«Совсем недавно читатель мог познакомиться с книгой рассказов курянина Михаила Еськова «Дорога к дому», – пишет Евдокимов в очерке, непосредственно посвященном творчеству Еськова. – Хорошая книга, написана уверенно, добротно, с любовью и уважением к русскому слову. Еськов пишет неторопливо, вдумчиво, с большим сочувствием к своим героям, с психологической тонкостью повествуя о детях и взрослых. Трогателен, емок рассказ «Петька вернулся!», в котором нарисован образ милого, доброго, отзывчивого ребенка с печальной судьбой. В рассказе нет деклараций, нет сентенций, поэтому с особой силой звучит призыв к чуткости».
И, конечно, представляет интерес статья Евгения Ивановича Носова «Суровая школа», напечатанная 20 июня 1980 года в газете «Литературная Россия». Но так как ее текст идентичен тексту вступительной статьи в книге «Дорога к дому» и уже довольно подробно цитировался выше, то останавливаться на ней больше не будем и перейдем к другим отзывам.
На появление книги «Дорога к дому» отреагировал и журнал «Наш современник», который в восьмом номере за 1980 год поместил рецензионною статью В. Свининникова «Дорога к людям». Отвечая на собственный вопрос, для чего пишутся книги, Свининников с первых же строк статьи о книге Михаила Еськова однозначно говорит: «В этом смысле первая книга курянина примечательна. Автор активно побуждает своего читателя к сопереживанию, к отклику на чужую боль. … Его тема – нравственное здоровье человека».
Далее следует весьма профессиональный анализ каждого произведения книги с краткими, но точными выводами и резюме. Например, он одним из первых исследователей обращает внимание на то, что повесть «Торф» «многослойная: здесь и раздумья молодого медика, и конфликт, вызванный перебранкой братьев». К чему, на мой взгляд, стоит добавить: и внутренний конфликт с самим собой, когда едва не поддался на уговоры не очень чистоплотного врача сельской участковой больницы Андрея Степановича «поработать в больнице во время каникул». Правда, в конце концов, он не поддался на медовые речи Эскулапа-искусителя, принимающего подношения от пациентов в виде курочек и при этом нисколько не страдающего удушливыми приступами угрызения совести и уколами нравственности.
В это же время или чуть позже в журнале «Молодая гвардия» (№ 10 за 1980 год) публикуется положительная рецензия Е. Панфиловой «Соучастие». Рецензия большая – на четырех страницах журнала.
«Дорога к дому» – первая книга курского автора Михаила Еськова, – констатирует свершившийся факт Панфилова. – Ее можно считать целиком автобиографической. Еськов пишет только о том, что им глубоко пережито, прочувствовано.
Вера в человека и человечность определяет общий пафос произведений, общую направленность против различного рода бытовых и нравственных «аномалий».
И далее идет подробный разбор и анализ каждого произведения книги. А окончательный вывод таков: «Можно с уверенностью сказать, что с этой книгой появится новый самобытный писатель со своей темой, с выверенной жизнью позицией».
Что тут скажешь: как в воду глядела!..
Подводя итог всем отзывам на произведения Михаила Николаевича, можно однозначно констатировать: оценены они очень и очень высоко. Заслуженную оценку получила и книга-первенец в целом. Следовательно, достойно оценен и талант писателя. И самое главное – эта оценка на всю огромную страну: от Калининграда на западе до Чукотки, Камчатки, Курил и Сахалина на востоке, от Мурманска на севере и до Севастополя на юге.
А что же сам Михаил Николаевич? Не вздумал ли почивать на достигнутых лаврах? Даже и мысли такой не допускал. Он по-прежнему все свободное от работы, от семьи и от общения с друзьями-писателями время проводил за письменным столом. Шлифовал, перерабатывал, доводил до ума старые произведения, делал наброски будущих, продолжая черпать из ранее открытого им кладезя все новые и новые сюжеты.
И как итог его самоотверженного подвижнического труда на литературной ниве – вторая книга художественной прозы «Серебряный день», изданная в 1980 году в Воронеже, в Центрально-Черноземном книжном издательстве. Как и предыдущая, она в твердой цветной обложке, в ней около двухсот сорока страниц текста. Правда, формат несколько изменен: немного уменьшен в размерах, чтобы «уютнее» было в ней единственной повести с одноименным названием. Зато тираж – 30 тысяч экземпляров, а цена – 40 копеек. Очень демократическая и доступная всем слоям тогдашнего советского общества цена. Поэтому книга на полках книжных магазинов Черноземья, в том числе и Курска, не задержалась. Ее, как и «Дорогу к дому» до этого, «смели» буквально в первые же дни после появления в продаже.
Как уже отмечалось, повесть «Серебряный день» родилась из ранее опубликованного (еще в 1960 году) рассказа «Первый шаг», приобрела очертания в отрывках «В день приезда» и «Аритмия», а окончательно определилась своими формами и текстовой насыщенностью рассказом «Коряжное – это где?». Избавившись от болезней роста и от рабочего названия «Цветет сирень…», она, наконец, стала жить самостоятельной жизнью. И, должен заметить, еще не один раз появится в других книгах.
Несмотря на то, что о главной героини повести и некоторых моментах сюжета говорилось предостаточно, ограничиваться этим не станем. Ибо повесть «Серебряный день», на мой взгляд, является одним из самых светлых и лирических произведений автора на медицинскую тему. В ней не только отображен очень непростой путь становления выпускницы мединститута настоящим врачом и человеком, но и представлен во всех красках срез всего советского общества сельской глубинки центральной России начала шестидесятых годов двадцатого века.
С одной стороны, шестидесятые годы характеризуются созидательным трудом нашего населения, а с другой – в нем было столько всевозможных недостатков, что не дай бог. И здесь автору удалось весь комплекс проблем общественной жизни селян, в том числе и сельской интеллигенции в лице молодого врача Ирины Петровны: бюрократизм медицинских и колхозных чиновников, а то и полное безразличие и наплевательское отношение, личностные интересы, зачастую низменные, нехватка техники и специального оборудования, постоянное безденежье – передать реалистично, динамично. При этом – на высоком драматическом уровне.
Вот представитель советской власти – председатель сельсовета Иван Антонович. Человек, вроде бы и честный, и стремящийся к улучшению жизни сельчан Коряжного, а по большому счету – беспомощный, так как средств на осуществление простого ремонта в больнице не имеет и должен кланяться перед председателем колхоза Сергеем Михайловичем. В результате, самое заметное деяние, на которое он способен, а, следовательно, и сельская советская власть в его лице, – это определить молодого и необходимого селу специалиста на постой к «тете Марусе» и прислать в больницу печника, чтобы подремонтировал разваливающуюся печь.
Иной типаж руководителя представляет председатель колхоза Сергей Михайлович Кочетков – человек, обладающий некоторой реальной силой и властью, так в его подчинении все технические и экономические возможности села. Они тоже не очень масштабные, но все-таки имеются. Но человек он, как преподносит его автор, не очень чистоплотный в моральном и нравственном плане, к тому же необязательный в обещаниях, почти что пустобрех, как о таких руководителях говорят на селе. А еще мелкий пакостник и мстительный человек. Не удалось склонить Ирину Петровну к любовной связи – мстит, не оказывает помощи в улучшении условий труда в больнице.
Михаил Николаевич, обладая отменным чувством юмора, недаром наделил этого героя фамилией Кочетков. Как известно, кочет или петух – не только символ задиристости и драчливости, но и символ сексуальной похотливости: топчет всех подряд. А если не «потопчет», то в голову незадачливой курице обязательно клюнет: знай, мол, кто есть кто в нашем курятнике…
Со своими амбициями и недостатками представлен читателю и главврач районной больницы Юрий Павлович Извеков, непосредственный начальник Ирины Петровны. С одной стороны – он вроде бы и болеет за вверенный ему коллектив, стремится удержать в районе, особенно на селе, молодых специалистов, не хочет, чтобы Ирина Петровна «сбежала» из сельской участковой больницы. Но с другой – старается отмахнуться от проблем участкового врача с ее маленькой неустроенной больницей. Не очень-то заботится о здоровье своих подчиненных – фельдшера Ивана Петровича Пожарова и медсестры Лидии Кузьминичны. Встает на защиту врача Узенького, халатно относящегося к своим профессиональным обязанностям и поставившего неверный диагноз Лидии Кузьминичне, что могло повлечь ее смерть. Да и факт поступления жалоб от населения на сотрудников ему едва ли не важнее самой работы этих сотрудников, не говоря уже про условия работы и квалификацию врачебного персонала. Для него обстоятельства, когда вокруг «тишь, гладь да божья благодать», куда важнее самого дела.
И только образ сельского фельдшера Ивана Павловича Пожарова, человека беззаветно преданного своей профессии, готового сутками помогать больным, не заботясь о собственном здоровье, проходит светлым пятном на не очень светлом фоне предыдущих образов.
Словом, все, как в настоящей жизни…
Еще одним важным моментом повесть «Серебряный день» отличается от других произведений автора: в ней Михаил Николаевич, чтобы более эффективно передать образ главной героини, использовал такой литературный прием, как дневниковые записи героини. Именно эти «записи» способствуют раскрытию внутреннего мира Ирины Петровны, со всеми ее сомнениями, переживаниями и оценками происходящих с ней событий. Именно они в значительной мере дополняют внешнюю сторону поведения и действий героини в «предложенных» ей автором обстоятельствах. Например, вот это: «Хочу написать о семье лесника Катыхина, а из головы не идет Лидия Кузьминична. Неужели всегда так будет, что чужие беды заслонят, пересилят собственную радость? Нет, наверное, я не права. Беды – тоже не чужие, а мои. Беды с моими больными, значит, они мои. Врачу отделять себя от больных невозможно. Он этим живет. Профессия врача – это, прежде всего, раздумывание над больным. И здесь все твое: и скорбь, и радость».
А в других «выдержках из дневника» улавливается иронический склад характера героини: «Рано темнеет. Некуда себя деть… Мороз бы, что ли, приснился, а то и снег… Спасибо, Петр купил резиновые сапоги. Незаменимая, благословленная обувь – эти сапоги! В туфлях по этакой грязище ходить невозможно, чувствуешь себя унизительно, только и заботы, что под ноги глядеть. А в сапогах – «яко посуху…»
…Нет худа без добра… Первый выговор мне оплатили холодильником (выпросила все-таки холодильник для больницы – Н.П.), за второй – пробили скважину. Теперь – с водой!»
С подкупающей трогательностью и любовью прописан автором образ главной героини, прототипом которому, по-видимому, в значительной мере стала Ольга Петровна Еськова. Ведь она, как и героиня повести – горожанка, но после окончания мединститута три года честно отработала в сельской больнице.
Читая повесть «Серебряный день», я вдруг поймал себя на мысли: «Как это Михаилу Николаевичу в этом произведении, да и в других тоже удавалось уходить от «прорисовки роли партии и комсомола», обязательной в те времена для художественного произведения в стиле «социалистического реализма». Реализм в произведениях – есть, да еще какой! Сельская жизнь показана не только с лицевой стороны, но и с изнаночной, весьма и весьма неприглядной. А вот «направляющей и организующей» роли партии – нет».
Удивительное дело, как цензура – а она в те годы существовала – такого «криминала» не «углядела»! Не обратили на это внимание и редакторы, следившие не только за художественной стороной произведения, но и за «правильной» идеологической составляющей и разрешавшие публикацию. И хорошо, что цензура не «усмотрела» и «проморгали» редакторы, а то бы и автора мурыжила, и читателя на долгое время лишила радости общения с произведениями Михаила Николаевича.
К этому стоит также добавить еще то, что Михаил Еськов и в комсомоле пребывал – без этого он вряд ли бы поступил в институт, да и в партии состоял – статус преподавателя института и научного деятеля обязывал. К тому же, как рассказывают его коллеги, был довольно активным и принципиальным партийцем, входившим в бюро парторганизации мединститута. И вообще к общественной деятельности имел призвание: будучи студентом, являлся членом бюро профкома; став преподавателем – был избран секретарем парторганизации курса; секретарем партийной организации избирали его и курские писатели.
Но, видимо, осознание того, что рядовой партиец «на земле» не может повлиять на ход развития событий, уже пришло к нему, поэтому и нет в его произведениях роли партии. Зато роль личности: и хорошей, и плохой; созидающей или, наоборот, разрушающей как материальные, так и духовные объекты, прописана на высоком художественном уровне.
Если цензура внимания на повесть «Серебряный день» не обратила, то собратья по перу без своего внимания ее не оставили. Уже 17 февраля 1981 года в «Курской правде» под рубрикой «Новые книги» появилась добротная рецензионная статья Исаака Зельмановича Баскевича «Дело, которому служишь».
Отметив сам факт появления второй книги писателя, Исаак Зельманович доводит до читателя суть сюжета. Сообщает об интриге, когда молодая выпускница мединститута Ирина Петровна не хотела ехать в село и вместе с матерью «наседали» на отца, чтобы он что-то сделал. А когда тот отказался, то называли его «бессердечным человеком». Не оставлены Баскевичем без внимания и другие конфликтные моменты в повести, в которых наиболее ярко прорисовывается характер главной героини.
Подводя же итог сказанному, Баскевич резюмирует: «Серебряный день» – свидетельство роста мастерства писателя, новой широты его художественного кругозора. Вместе с тем книга укрепляет общее убеждение: от этого автора мы вправе ждать новых ярких и смелых художественных произведений, поднимающих важные и острые проблемы, активно вторгающихся в жизнь».
Говоря о реакции писательского и литературоведческого сообщества на творчество Еськова, необходимо отметить, что в период с 1978 по 1981 год на Михаила Николаевича обрушился ливень положительных отзывов, от которых могла закружиться голова. Но писатель, слава Богу, тщеславием и самовлюбленностью не страдал, к своему творчеству, благодаря наставничеству Евгения Носова, относился критически. Наоборот, стал еще активнее участвовать в жизни курской писательской организации.
Он не только много пишет и кропотливо работает над своими произведениями, доводя их до эстетического блеска, но и трудится на литературных семинарах как в Курске, так и в других города РСФСР. Например, в 1981 году вместе с другими курянами представляет интересы курской организации на выездном заседании Секретариата Союза писателей РСФСР в Воронеже.
Об этом весьма важном событии в жизни российского писательства воронежская областная газета «Коммуна» 15 ноября 1981 года публикует статью Ю. Поспеловского «Встречи дружеские, сердечные».
В статье рассказывается, что к воронежским писателям с дружеским визитом и для проведения выездного заседания Секретариата Союза писателей РСФСР прибыли их коллеги из Москвы и Курска. Среди московских называется Лариса Васильева, а из курских – Юрий Першин, Владимир Детков и Михаил Еськов. Еще в статье говорится, что встречал гостей Евгений Люфанов – известный воронежский писатель, автор исторических романов, в том числе о Петре Первом.
Об этом же событии 27 ноября сообщает и «Литературная Россия», опубликовавшая на своих страницах развернутый отчет Александра Боброва и Юрия Стефановича о работе выездного заседания Секретариата Союза писателей РСФСР в Воронеже. Отчет называется «Молодость. Талант. Современность» и сопровождается фотографией курской делегации.
А еще в 1981 году в Москве проходило VII Всесоюзное совещание молодых писателей, в котором Михаил Николаевич принимал непосредственное участие. По итогам работы этого форума в том же году в издательстве «Молодая гвардия» пятидесятитысячным тиражом был издан сборник произведений участников совещания. Михаил Николаевич предложил для сборника рассказ «Старая яблоня с осколком», и он был опубликован. Ныне этот сборник можно найти в Курской областной научной библиотеке имени Н.Н. Асеева. Публикация в таком известном издательстве – очередное признание мастерства писателя Еськова.
В Курске же в этот год, с 20 по 22 ноября, проходил очередной областной творческий семинар молодых литераторов под председательством Михаила Обухова и участии писателей Федора Голубева, Александра Харитановского, Виктора Малыгина, Владимира Деткова, Николая Корнеева, Егора Полянского, Юрия Першина, Василия Алехина и Михаила Еськова.
В 1982 году в Москве, сразу в двух столичных издательствах печатаются произведения Михаила Николаевича: в «Современнике» – книга «Старая яблоня с осколком», а в «Художественной литературе» в сборнике «Поколение» – «Петька вернулся!».
В книге «Старая яблоня с осколком» 237 страниц. Ее тираж – 30 тысяч экземпляров. Она в добротной ледериновой обложке. В ней напечатаны рассказы «Старая яблоня с осколком», «Петька вернулся» и повесть «Серебряный день». Обо всех этих произведениях мы уже говорили выше, причем достаточно много. Поэтому дополнительно возвращаться к ним, по-видимому, не стоит. Читатель и так их хорошо знает. Зато о реакции на саму книгу столичных литературоведов упомянуть обязаны. А она последовала в виде статьи Игоря Тарханова «О родных и близких», опубликованной 29 июля 1983 года в «Литературной России».
«И на этот раз Михаил Еськов остается верен избранной теме, – такими словами начинает статью Тарханов. И далее поясняет: – Это вполне понятно. Врач по профессии, он пишет о том, что ему близко – о трудной работе медиков. Герои Еськова – люди, увлеченные своей работой, беспредельно преданы делу, которому они служат. Многообразны их характеры и поступки, по-разному они проявляют себя в трудные минуты, и при этом всегда отличаются бескомпромиссностью, высокой нравственностью».
В статье дается высокая оценка как повести, так и творческой деятельности писателя Михаила Еськова. Вместе с тем Тарханов видит и недостатки. По его мнению, героиня повести «Серебряный день» «слишком быстро привыкает к селу».
Не соглашусь: повесть не роман, чтобы «привыкание» растянуть на десятки лет. Да и «притирка» Ирины Петровны с персоналом сельской больницы шла не очень гладко. Были и срывы, и ошибки в собственном поведении. Но негативное со временем устранилось – и это замечательно. Иначе никакой отдачи от коллектива не жди. Получится, как в басне И.А. Крылова «Лебедь, рак и щука».
Что же касается рассказа «Петька вернулся!», изданного «Художественной литературой», одним из самых солидных издательств страны, то он занял достойное место в добротно изданном сборнике «Поколение», вышедшем семидесятипятитысячным тиражом. И стал достоянием многих сотен тысяч читателей, которые узнали и полюбили творчество курского писателя.
Вместе с тем, с сожалением приходится констатировать, что ныне этих книг в Курске в городских библиотеках, за исключением областной научной имени Н. Асеева, не найти. Они мгновенно разлетелись по стране небольшими партиями и буквально в течение месяца-двух были распроданы.
Если востребованность книг, изданных в столице, радует, то огорчает иное: он не может приобрести нужное ему количество книг, чтобы подарить друзьям-писателям как в Курске, так и в других городах. А друзей из писательского стана с каждым годом все больше и больше. С одними знакомится сам, участвуя во всевозможных семинарах, с другими, известными всей стране, знакомит Евгений Иванович Носов, и те, завидуя Носову, шутливо называют Еськова, Першина, Деткова «носовскими шлемоносцами».
Небольшие гонорары, поступившие от издательств за литературный труд, чтение лекций в трудовых коллективах предприятий промышленности и сельского хозяйства позволили Михаилу Николаевичу оставить преподавательскую работу в медицинском институте и полностью переключиться на профессиональную писательскую деятельность. Кстати, таких писателей в Курске стало трое: Евгений Иванович Носов, Михаил Николаевич Еськов и Юрий Петрович Першин. А до 1982 года был только Носов.
Переход на профессиональную деятельность дал не только время для более интенсивного литературного творчества, но и позволил побывать во многих городах Советского Союза и посетить страны так называемого «социалистического лагеря».
К сказанному о творческой деятельности Михаила Еськова в 1982 году следует добавить и такое примечание: в Москве вышла книга Н. Подзоровой «Ответное слово», в которой вновь нашлось место обзору творчества Михаила Николаевича. (Книга в твердом переплете, тираж – 2500 экземпляров. Экземпляр этой книги имеется в Курской областной библиотеке имени Н. Асеева).
В 1983 году, 4 сентября, в «Советской России» был опубликован очерк Михаила Еськова «Братуны». По дороге к храму». Это продолжение и дальнейшее развитие его Евгениады – цикла художественных произведений: рассказов, новелл, эссе – о Евгении Ивановиче Носове.
В очерке «Братуны» речь идет о том, как Евгений Иванович Носов получил «новую просторную квартиру», а Михаил Еськов, Юрий Першин и Владимир Детков вместе с родственниками Носова помогали перевозить вещи из прежней квартиры в новую. И как не хотел Евгений Иванович расставаться со старым «добротным, видевшим виды столом на толстых дубовых ногах, не ведающим усталости, не терпящим безделья», называемым «рабочим станком». На этом столе он не только писал свои произведения, но и что-то мастерил, пилил, строгал, вырезал острым ножом из собранных в лесу во время походов на рыбалку или по грибы сучков и коряжек, приучая к мастерству и внука Ромку. На этом столе он изготовил другу-фронтовику и писателю Петру Георгиевичу Сальникову походную палку – «братуна», на которой искусно вырезал набалдашник в виде конской головы с челкой-гривой.
«Занимался всем этим Носов не из праздности, – пишет с нескрываемым обожанием и преклонением перед талантом Мастера Михаил Николаевич. – У него это фамильное, рабочее – от деда и отца».
Рассказ «На рыбачьей тропе», названный по одноименной книге Мастера, пожалуй, одно из самых лирических произведений Михаила Николаевича. Он о Евгении Ивановиче Носове, об их совместных походах на рыбалку. И в то же время – о молодежи, подрастающей смене поколения победителей.
«Подростки, сумрачные поутру, успевают разжиться пивом, судорожно никнут к пенной влаге, отвлеченно глядя перед собой или в окна на родные места. Спросонья ни шуток, ни смеха не слышно, будто все в одночасье думают одну и ту же невеселую думу».
И это – на фоне светлого образа Мастера.
Мне думается, что в выражениях «судорожно никнут к пенной влаге» и «отвлеченно глядя» – продолжение боли души Михаила Еськова за неверно расставленные акценты молодым поколением. У этой молодежи в материальном плане вроде бы все есть, а в духовном – мелкие желания и полная «слепота». Ей требуется лечение, лечение добрым и мудрым словом, а еще светлым примером и светлым образом. Но…
Зато какая прекрасная лирика при описании природы. Музыка, а не проза! «До реки идти не меньше часа. Земля весенняя, бражная, небо звенит от жаворонков; радуешься всякой зеленой травке, даже успевшим зажиреть в хищной силе листьям бурьяна обочь дороги. На лугу обособленными куртинами пасутся ранние гусиные выводки…»
В первых числах декабря 1983 года в Курске прошел очередной литературный семинар молодых авторов, в котором ведущую роь играли Першин – по поэзии, Детков и Еськов – по прозе. Итоговой точкой семинара стала статья Михаила Еськова и Юрия Першина «Постижение мастерства», опубликованная 20 декабря в «Курской правде». В ней сообщается о том, что «в последние годы Курской писательской организацией много делается для становления молодых литературных талантов», и в благожелательных тонах, но довольно подробно проводится анализ произведений курских литераторов.
Еськов и Першин с удовлетворением отмечают, что вышли очередные книги поэтов Валентины Коркиной и Ивана Зиборова и что Коркина рекомендована в Союз писателей СССР. Много добрых слов сказано в адрес поэта Леонида Наливайко, прозаиков-железногорцев Александра Балашова и Геннадия Александрова. Отмечается что произведения Н. Пылева, Т. Горбулиной и Л. Звягинцева опубликованы в коллективных сборниках и журналах.
Положительно оценено творчество А. Прозорова, С. Изотова, И. Мельникова и ряда других курских авторов, принявших участие в работе семинара.
Большое внимание уделяется юным авторам – учащимся школ и техникумов (Тамаре Боевой и Людмиле Хозей). Не только цитируются, но и разбираются отдельные строфы из их стихотворений. А это для начинающих поэтов огромный психологический подарок: добрая слава на всю область.
В 1984 году, 15 декабря, в «Молодой гвардии» публикуется «После пятиминутки» – отрывок из повести «Сопутствующий диагноз».
Уже название говорит о том, что в новом произведении писателя речь пойдет о медицинском сообществе и взаимоотношениях внутри этого сообщества. И действительно в отрывке талантом автора остро обозначен конфликт между заведующим урологическим отделением крупной городской (возможно, и областной) больницы Александром Александровичем Покосовым и молодым добросовестным врачом Анатолием Петровичем Шишовым.
Первый превратил государственное или даже народное, как сказано у Еськова, учреждение в собственную вотчину, в инструмент личного обогащения путем махинаций с дефицитными лекарствами, путем поборов с пациентов и их родственников. Ему даже прозвище дали – Сам Самыч.
Второй, помня о клятве Гиппократа, действительно старается лечить людей бескорыстно и на высоком профессиональном уровне. Но он в отделении, большинство медперсонала которого, в том числе и медсестры, при потворстве Сам Самыча уже хронически болели стяжательством, вымогательством и прочими болезнями бытового взяточничества и коррупции, выглядел белой вороной. И хотя, следуя русской поговорке, один в поле не воин, Анатолий Петрович борется. Причем открыто и честно.
Подобно четырехлетнему мальчонке из рассказа «Петька вернулся!», стоически и даже героически боровшемуся с болезнью, Анатолий Петрович также стоически борется с коррупционной болезнью, поразившей персонал отделения, а по большому счету – и общество. И это пугает прожженную махинаторшу, старшую медсестру отделения Анну Самойловну, и она настойчиво просит Сам Самыча, чтобы тот подумал, как поскорее избавиться от врача Шишова. Иначе, мол, подведет под монастырь…
И, чтобы почувствовать слог нового произведения, маленький отрывок из диалога Сам Самыча с Анной Самойловной, случившегося после того, как одна из сестер «стырила» у больного приобретенное им же за кровные деньги редкое лекарство: «Подождав немного, Александр Александрович по селектору вызвал к себе Анну Самойловну и, когда затворилась дверь, устроил допрос.
– Кто взял цепорин?
– Нина Федоровна.
– Сколько флаконов?
– Восемь.
– А кто тогда дежурил?
– Она же.
Покосов недовольно гмыкнул.
– Дура! Не могла тот же новокаин сделать, а сказать, что цепорин.
– Да у нее ребенок болен, она сама не своя.
– Могла бы сама у меня попросить… Дура… Ну ладно, делать теперь нечего, пусть своего ребенка лечит. Но чтоб такое – в последний раз. И не будьте впредь дурами…»
Естественно, в отрывке повести нет ее завершающей части – окончания. Потому для читателя остается открытым вопрос: за кем останется победа – за силами зла, которые олицетворяет Покосов и его окружение, или за «правдорубом» Шишовым. Всем хотелось бы, чтобы силы добра восторжествовали хотя бы в художественном произведении, из которого общество черпает духовные силы – уж слишком много негатива накопилось в обыденной жизни каждого и страны в целом. Однако решение развязки остается за автором. Только ему, как богу, решать судьбы героев его произведения и делать завершающий аккорд в повести.
Между тем, в четвертом номере журнала «Подъем» (10 тыс. экз.) выходит рассказ «День отошедший».
«День отошедший», как и многие другие рассказы, автобиографичен. Сюжет для него почерпнут Михаилом Еськовым из бездонного колодца собственного житийного бытия: в начале восьмидесятых годов он получил новую трехкомнатную квартиру в только что начавшем застраиваться светлыми высотками Северо-Западном микрорайоне города Курска.
Новый дом. Новая обстановка. Новые люди. Новое поколение. Поколение, родившееся в стерильных больничных условиях под присмотром и с помощью доброго десятка врачей, медсестер и нянечек, а не на жесткой попоне, наброшенной поверх соломы на земляном полу в тесной крестьянской хате, как их отцы и матери, деды и бабки. Поколение, не знавшее ни голода, ни холода, ни страшных войн; поколение, вскормленное не только материнским молоком, но и белым хлебом, и вкусным мясом, и конфетами; поколение, евшее в «полный» рот и получившее бесплатное среднее образование с хорошими перспективами на высшее профессиональное. Но, к сожалению, по-разному воспитанное. В нем наряду с Сашкой, порядочным человеком, хорошим семьянином и созидателем, появилось много Бизонов, Мутных, Кривых – дармоедов, хамов и хулиганов. Людей с исковерканной мелкой душонкой, при живых родителях ставших безотцовщиной и беспризорщиной. Одним словом – разрушителей.
Всего лишь пара абзацев из этого рассказа. А чтобы было понятно, о чем в них речь, краткое пояснение. Автор повествования (оно ведется от первого лица), находясь с удочкой на бережку небольшого пруда – вышел порыбачить – и, увидев, что Бизон стреляет из рогатки монетами по лягушкам, попытался его урезонить, только бестолку: не в коня корм… И в это время на мотоцикле подъехал друг Бизона Мутный, увидевший забаву дружка.
«С того берега слышен был разговор Бизона и Мутного:
– Ты, поглядать, совсем свихнулся. Два кэгэ меди извел, и на что? Будет от мастера.
– Да пусть… Слушай, маг не тянет. Посмотри.
На сегодня моя рыбалка, пожалуй, кончилась. Надо собираться домой. (Это слова автора – Н.П.)
– Мутный, а я с Кривым в деревню ездил, к нему домой.
– Хлебанули?
– О-о!.. С медом. Не пробовал?.. Это – вообще… Вечером в клуб забурились… Там один порядки все устанавливал, а я ему как врезал. Кривой мне: «Это учитель!» Подумаешь, учитель, мне-то что?
– Хо-ох, Бизон, даешь!
Я смотал леску, снял поводок, увидел на нем захлестнутые узлы. Поводок был новый, жалко его выбрасывать».
Дальше диалог между дружками продолжался в том же хвастливо-хамском духе, поэтому пропустим его и обратим внимание на окончание этой главки рассказа.
«В это время, взрывая песок, меня обогнал мотоцикл и, крутнувшись, перегородил дорогу.
– Ты, бать, вроде сказать что-то собирался? – Бизон шагнул навстречу.
– Что тебе говорить? Вон какой оболтус вымахал, а все – по лягушкам…
– Ну, ба-ать! Будь интеллигентом.
– Делай. И поехали, – развалившись на сиденье, лениво скомандовал его дружок.
И все-таки я не думал, что он ударит. А он неожиданно ударил, я не успел сообразить, как очутился на земле».
Однако, чтобы не заканчивать рассказ на трагической, мрачной, пессимистической ноте, автор ввел в него хорошего парня Сашку с приемной, но уже любимой дочкой Зинкой.
«Мы с Сашкой обмыли руки, вернулись к костру. Привезенные Сашкой поленья и дощечки догорали, по тлеющим углям лениво бродили, прыгали синие таинственные всплески.
– Зинка! Ты чего босая?.. Где твои туфли? – сорвался голосом Сашка.
– Я их намочила. Сушу.
– Где – сушу?
С обгоревшими головками туфли лежали в костре, мы их поначалу и не разглядели.
– Ах ты, поганка!
Его грубого окрика и взрослый убоится. А Зинка не отбежала, она прижалась к отцовским коленкам.
– Папочка! Папочка!.. Не рассказывай мамочке, она за меня плакать будет…
Прикипев к Сашкиным ногам, Зинка кулечком отставила беззащитную попу и выжидаючи замерла».
Вот так, почти на оптимистической ноте закончился этот непростой, насыщенный по самую маковку психологизмом, драматизмом, эмоциональными всплесками, нравственными уколами, как многослойный пирог – всевозможными специями, рассказ. И вслед за автором хочется верить, что добро победит не только в этом отошедшем к вечеру и в наше вчерашнее прошлое дне, но и во все времена…
С 1980 года я работал участковым милиционером, и в силу служебной деятельности ежедневно приходилось сталкиваться с подобными типами – антиподами нормальных людей – как молодыми, так и в возрасте. И уже тогда с внутренним ужасом замечал, что антиподов с каждым годом становится все больше и больше. Их число росло, словно в геометрической прогрессии. И они сбивались в кучи, в «волчьи» стаи. Это удручало: «Куда идем? К чему придем?»
Оказывается, заметил это и отобразил в художественном произведении Михаил Николаевич. Причем так отобразил, что, читая рассказ, вольно или невольно начинаешь испытывать к этим подобиям человека – Бизонам, Мутным, Кривым и прочим хромоумным негодяям, утерявшим нормальные имена и обретшим, словно животные, прозвища-клички, жгучую ненависть.
А удручающие вопросы «Куда идем?» и к «Чему придем?» разрешились в девяностых годах. Помните, когда после разрушения Советского Союза Российская Федерация захлебывалась от растущей преступности, когда криминальные войны стали чуть ли не обыденностью жизни российского общества, когда банды подростков, умело руководимые респектабельными «паханами», не страшась крови и шагая по трупам людей, захватывали целые предприятия, а то и города. Не менее пяти лет пришлось властям и органам правопорядка потратить на то, чтобы этот криминальный беспредел как-то обуздать и усмирить, навести в стране относительный порядок.
Но еще нагляднее это проявилось на Украине, где молодежные банды при попустительстве властей превратились сначала в скачущие толпы дикарей с антирусскими лозунгами: «Кто не скачет, тот москаль» и «Москаляку – на гиляку!», а затем – в отряды нацистов типа «Айдар» и «Азов» и стали убивать мирных граждан Донбасса, развязав там под науськивание «паханов» из США и стран НАТО кровавую гражданскую войну.
Впрочем, мы отклонились от темы.
В 1985 году Михаил Николаевич продолжает публиковать свои новые произведения в периодической печати области. Сначала 15 января на страницах «Молодой гвардии» вышел рассказ «На рыбачьей тропе», о котором уже говорилось выше. Затем 19 ноября, к пятидесятилетнему юбилею Еськова, в этой же газете печатается рассказ «Черная рубаха». И в этом же номере «молодежки» редакционная заметка «К 50-летию Михаила Еськова», а также статья И. Баскевича «С любовью к людям».
И в редакционной статье и в статье Баскевича много добрых слов как о произведениях, взывающих к человечности, так и о самом авторе, написавшем такие мощные, врачующие души людей произведения.
Не забыла о Михаиле Еськове и «Курская правда». 21 ноября в ней напечатана статья литературоведа, доцента Курского пединститута А.Е. Кедровского «Дорога начинается от дома». Статья – на половину газетной полосы. В ней подробный анализ произведений Михаила Еськова «Торф», «Серебряный день», «Старая яблоня с осколком».
А вывод у Кедровского такой: «Героями произведений Еськова чаще всего являются дети, подростки, молодые люди. Они прокладывают свою, единственную, дорогу – от дома к миру окружающей действительности. И, может быть, ради того, чтобы дорога людей была чаще, чем бывает порой, дорогой открытий и обретений, дорогой к добру, и создает произведения Михаил Николаевич Еськов, писатель со своей темой, со своим необщим виденьем жизни».
Впрочем, уже не газетные публикации делали «погоду» в творческой жизни писателя Еськова, а книги. И в том же 1985 году в столичном издательстве «Молодая гвардия» выходит книга «Торф», а в Воронеже, в Центрально-Черноземном книжном издательстве, – книга «Дорога к дому, дорога светлая».
В книге «Торф» только одноименная повесть и рассказ «День отошедший», поэтому объем книги небольшой 96 страниц. Зато неплохой тираж – 75 тысяч экземпляров, красочное оформление мягкой обложки и доступная цена, что сделало ее не только «читабельной», но и «покупательной» в Москве и других городах. До Курска дошли только единичные экземпляры этой книги. И ныне их, к сожалению, даже нет не только в городских библиотеках, но и в любимой мной «Асеевке».
В книге «Дорога к дому, дорога светлая» 304 страницы. Она в твердой цветной обложке, ее тираж – 30 тысяч экземпляров, цена книги 70 копеек. В ней уже известные читателю Центрального Черноземья произведения: «Старая яблоня с осколком», «Петька вернулся», «Торф» и «Серебряный день».
В 1986 году «Молодая гвардия» в традиционном первоянварском выпуске «Зарниц» публикует «Сеанс гипноза» – отрывок из одноименной повести Михаила Николаевича. В данном отрывке автор и главный герой повести знакомит читателя с другими героями – бывшим студентом мединститута и талантливым психиатром Николаем Северьяновичем, студентом Федурковым, любимой девушкой Люсей. А также сообщает о своем конфузе с опытами гипноза, когда пациент, хронический алкоголик, угнездившись на кушетке, вместо гипнотического сна уснул обыкновенным, да так крепко, что хоть из пушки стреляй.
Отрывок небольшой, но в нем и конфликтные ситуации, и интрижки, и философские выкладки, и тонкий юмор, и самоирония автора.
Словом, крепкий коктейль в одном флаконе. И чтобы не быть голословным, всего лишь несколько абзацев в качестве примера: «Федурков, мой однокурсник, влетел как-то на кухню и забалабонил с порога:
– Ребята, какой он гипнотизер! Блондины не бывают гипнотизерами. У него даже голос, как у бабы… Да и вообще, все это для слабаков. Я бы никогда не поддался! Чтобы меня какой-то блондин…
Скалясь, Федурков намеривался отпустить что-то покрепче, но увидел Николая Северьяновича и парализовано замер.
– Федурков, смотри – какая река! – Николай Северьянович указал на цементный пол, замызганный ногами, в потеках вскипевшего варева. – Ты вспотел… У тебя грязное лицо… Ты хочешь умыться… Подходи. Вот берег! – Николай Северьянович снова ткнул рукой под ноги Федуркова. – Снимай рубашку… Сейчас ты освежишься… Рубашку повесь на куст, вот сюда, сюда.
Рубашку Федурков бросил на раковину, заваленную картофельными очистками.
– Вода холодная… Вода очень холодная… Вода ледяная… Умывайся!
Федурков опускал руки в воображаемую воду, плескал в лицо, фыркал и крякал от удовольствия, вздрагивая, поджимал живот, будто по телу стекали ледяные струи».
Что же касается литературной и общественно-культурной жизни Курской области, то в 1986 году в Курске стартовали Фетовские чтения, основные мероприятия которых стали проходить в деревне Воробьевке Золотухинского района, на территории бывшего имения великого русского поэта, родоначальника отечественной лирической поэзии. Курские писатели и литераторы в этих мероприятиях, проводимых комитетом по культуре, приняли (и по сей день принимают) самое активное участие. Частым гостем и участником Фетовских чтений являлся и является Михаил Николаевич Еськов.
В 1987 году в жизни курской писательской организации происходят изменения: ответственным секретарем избран Владимир Павлович Детков, который продолжил линию Петра Георгиевича Сальникова на расширение рядов организации за счет приема новых членов. Надо полагать, что Михаил Николаевич Еськов с воодушевлением принял назначение своего друга на пост руководителя. А, возможно, и немало сделал, чтобы именно Детков был избран «вожаком» писательского сообщества в Курской области.
А в девятом номере «Нашего современника» публикуется «Черная рубаха» – новый автобиографический рассказ автора о его детских злоключениях в конце сороковых годов. А если быть более точным, речь идет о 1946-1947 годах.
Рассказ небольшой, но многоплановый и по тематике, и по сюжетным ответвлениям. В нем мирно соседствуют и сочетаются темы голодного детства, материнства, безотцовщины, села и даже медицины. И все это вертится вокруг Миши Еськова: и мама, загруженная работой и заботами о семье, и уже заневестившиеся сестры Шура и Нюра, и хитроумный односельчанин дед Калистрат Ларивоныч – Кастратей, и умирающий в больнице от отсутствия лекарств добряк Федор. И именно это не только наполняет рассказ живой материей, мясом, если хотите, но и формирует его драматическую суть.
Вновь во всех красках автором преподносится непростая жизнь сельчан (хуторян) того периода, когда у многих ни копейки за душой, чтобы приобрести хоть какую-то обновку, и приходится щеголять в изношенных до нельзя домотканых холщовых одежонках, через которые «уже видно усё». Да и на зуб положить нечего, даже творог – невиданная роскошь, о которой приходится только мечтать. И вот в такой неуютный, промозглый, как осенний день, момент старший брат Миши Еськова Николай, тот самый Николай, что некогда, перед школой, сплел ему красивые лапоточки (рассказы «Обнова» и «Старая яблоня с осколком»), из ФЗО, где учился на маляра, привез черную рубаху, выданную ему в училище, в подарок Мише.
«В ближайшие дни об этом знал уже весь хутор. Стоило мне показаться на людях, как начиналось дотошное разглядывание и любование. Десятки бабьих рук по всем статьям старательно изучали братов подарок. Рубаху неистово мяли, терли в шершавых ладонях, испытывали на прочность шва, мочили водой и определяли, не плывет ли краска, считали и диву давались множеству металлических пуговиц: ни в чем изъяна не было».
Вот так сочно и памятливо начинает описывать подарок Михаил Николаевич, чтобы вскоре обрушить на голову читателя не только интриги сестер-невест, «положивших глаз» на добротное изделие, но и драматические события своей болезни, напрямую связанные с черной рубахой.
В ней, не послушавшись совета матери «одеть кухвайку и не форсить», простыл на ночных «гулюшках» и попал в больницу. А когда пересилил болезнь и вернулся в родной дом, то новая напасть: деду Калистрату, прозываемому за вздорный характер и «дурной глаз» Кастратеем, эта рубаха приглянулась. И Кастратей, зная нужду семьи в продуктах питания, стал подговаривать сестер Миши произвести «бартер»: за олунок муки черную рубаху.
И сестры, заботясь о здоровье брата, поддались искушению: еще миг – и ищи-свищи рубахи. Пришлось законному владельцу в ход пустить разряженную гранату, чтобы отбить свое сокровище из хищных рук деревенского куркуля.
«Я обомлел: сторговывают мою рубаху! Где же мама? Она бы не позволила. …Рванулся во двор, на волю, толком еще не соображая, что смогу предпринять. Но уже через мгновение вернулся, распахнул дверь в хату:
– Отжи-ы-лись!
Шура первой рухнула на пол:
– Нюрка, ложись! У него граната!
Кастратей стоял посреди хаты, держа в подмышке мою скатанную рубаху.
– А ты! – гаркнул решительно – Кидай сюда рубаху.!
Кастратей медлил. Я поднял гранату:
– Ло-жи-ысь!
Рубаху поймал на лету и ликующе скомандовал:
– А ну – за печку!»
Попасть на страницы «Нашего современника» для писателей из провинции было счастливой удачей. Все подряд там не печатали. А Еськов уже второй раз отмечается в нем. И хорошо отмечается. Тираж этого выпуска – 220 тысяч экземпляров. Следовательно, рассказ «Черная рубаха» пошел гулять по стране, делая имя автора весьма популярным и узнаваемым.
Как и рассказ «Петька вернулся», рассказ «Черная рубаха» вызвал живые отклики в писательской среде. А Борис Петрович Агеев посвятил этому произведению литературно-философское эссе «Отцвет черной рубахи». Эссе сначала было опубликовано в газете-толстушке «Курск» за 23 ноября 2005 года, а затем плавно перекочевало в книгу Михаила Еськова «Свет в окошке» и в книгу «Писатели курского края».
«Болезнь и смерть ходят рядом с жизнью, – пишет он. – Невольность случая или легкомысленная неосторожность ставят человека на грань жизни и тем скорее служат просветлению сознания, заставляют его проверять прожитое на предмет соответствия запросам совести. Так часто происходит в произведениях Михаила Еськова, врача и писателя…»
А еще, цитируя слова Кастратея, сказанные им матери Миши Еськова о самом Мише: «Теперь на всю жизнь – совесть наружу» – приходит к выводу, что они сбылись и что Михаилу Николаевичу приходится не только самому болеть прошлым, но и излечивать этой болью (при помощи своих произведений) людей в настоящем и будущем».
Подмечено очень верно.
Кстати, Борис Петрович Агеев (член Союза писателей СССР с 1984 года) из своих странствий по Камчатке в Курск прибыл в 1989 году после окончания в Москве Высших литературных курсов. И вскоре познакомился с многими курскими писателями, в том числе и с Михаилом Николаевичем Еськовым. Впрочем, вот как он сам рассказывает об этом в книге «Одиссеи и пристани»: «С Владимиром Детковым, Евгением Носовым и Петром Сальниковым познакомился на предпоследнем съезде Союза писателей в Москве, куда попал в качестве наблюдателя. Тогда же заручился их согласием на смену места жительства.
После переезда в Курск Юрий Першин вводил меня в обстоятельства культурной жизни города, знакомил с художниками, чиновниками. Глубокие личностные отношения сложились с Михаилом Еськовым. Обменялись своими рассказами и после этого сразу приняли друг друга. Он больше, чем товарищ, мудрый советчик и критик. Может быть, один из немногих, которые всегда могут сказать тебе правду».
Знаю, Борис Агеев хоть и добр сердцем, но на похвалу скуп. А тут расчувствовался, разошелся и дал такую прекрасную характеристику!..
15 февраля 1989 года в «Курской правде» публикуется заметка Е. Беловой «Писатель в гостях у школьников», в которой сообщается о встрече старшеклассников одной из городских школ с Михаилом Николаевичем.
Среди прочего в заметке говорится, что школьники хорошо знают произведения Еськова, в том числе «Петька вернулся!», «Черная рубаха», «Серебряный день». И именно о них вели беседу с писателем. А еще слушали, как Михаил Николаевич читал новое произведение Евгения Носова «Холмы, холмы…», только что опубликованное в «Литературной газете». А после прочтения долго обсуждали.
Это говорит о том, что Михаил Николаевич «пошел в люди», чтобы не косвенно, через свои произведения, а напрямую, через личное общение, лечить детские души от участившегося невнимания со стороны родителей, от безотцовщины. В дальнейшем такие походы, в том числе и в детские дома, в его жизни станут традиционными. Поделиться теплом собственной души с нуждающимися в этом тепле станет для Еськова жизненным кредо.
3 сентября в «Курской правде» печатается отрывок из повести «Серебряный день» – «В гостях у Матвеевны». В отрывке небольшой эпизод из сельской жизни врача Ирины Петровны. А по большому счету – о сердечности и душевности простых сельских жителей, готовых поделиться с нуждающимся и теплом своего очага, и куском хлеба. Именно в этом: подставить плечо, помочь в трудную минуту – и заключается менталитет русского человека. Именно в этом русскость и русский дух, который выручает нацию в тяжкую годину и помогает одерживать победу над самым изощренным, самым мощным, самым безжалостным врагом.
«Ирина Петровна возвращалась с вызова. Шла, а у самой – ну ни одной мысли в голове, и думать-то не хотелось. Лишь ноги еще слушались, не давали сбоя, чокали по вселенской грязи под нескончаемым дождем.
– Эй!.. Эй!.. – услышала она детский голос и не поняла сразу, что это ее звали. И даже потом, когда заметила согнутую, в обвисшем ватнике старушку, все еще не верилось, думала, ослышалась. На всякий случай огляделась по сторонам, надеясь увидеть ребенка.
– Штой-то, ниху, я тебя не признаю, – заговорила старушка, и Ирина Петровна вспомнила первый свой день здесь, в Коряжном, и узнала голос Матвеевны. – Дак ты то-то наш доктор, – обрадовано залепетала та. – А я ж, ниху, еще издали заприметила… Кто ж там, думаю, колтыхает?.. И не скажи ты сейчас, так бы и не догадалась… Вот, ниху… Дак ты заходи, милая, заходи. Обогрейся… Тебе же тепать не ближний свет.
Ой, да ты вся промокла. – Суетясь, Матвеевна вышагнула из уличных резиновых сапог и кинулась ее раздевать. – Ну-ко-ося, милая, скидывай то-то… Печка, ниху, еще горячая, сейчас просушит…»
А еще в 1989 году в Москве в издательстве «Художественная литература» выходит сборник «Эффект Косичкина», в котором напечатан рассказ Михаила Еськова «Петька вернулся!» Сборник в хорошем полиграфическом исполнении, с красочной ламинированной обложкой, иллюстрациями и с отличным тиражом – 100 тысяч экземпляров. Прекрасная рекомендация юным читателям творчества всех авторов, произведения которых попали в этот сборник.
В ОСТУДНУЮ ПОРУ
1990 год…
Страшный год в истории Отечества. Отсутствие реальных созидательных дел, безудержная пустопорожняя болтовня Генсека, его пагубное, похожее на весеннее глухарино-тетеревиное токование, когда очумевшая от любовных желаний птица, забывая об опасности, ничего не видит и не слышит, вальсирование под музыку западных стран и их спецслужб разрушало великую страну, многие века собираемую князьями и царями. Страну, укрепившуюся после победы над нацисткой Германией и ее сателлитами почти из всех государств Европы, включая Францию, Италию, Испанию, Финляндию, Венгрию, Румынию, Чехословакию, Болгарию. Одни их этих сателлитов, как Румыния, Финляндия, Венгрия, Италия и Испания, присылали войска и военную технику, другие, как Болгария, войск Гитлеру не присылали, но обеспечивали его продовольствием, амуницией и вооружением. Страну, имевшую вторую экономику в мире и дававшую около 20% мировой валовой продукции. (Ныне «рыночно-демократическая» Россия способна только на 1-2 процента. Достижения огромадные!..)
Пользуясь преступной бездеятельностью Генсека, выползли из щелей и подняли голову националисты всех мастей и окрасов. 24 февраля 1990 года на выборах в Верховный Совет Литвы победили представители националистического «Саюдиса» во главе с В. Ландсбергисом, а 11 марта Литва заявила о своей независимости от СССР. Тут бы и власть употребить, и жестко пресечь все эти антигосударственные проявления, арестовав и отдав под суд и «Саюдис», и весь Верховный Совет, чтобы другим не было повадно. Такие возможности тогда ведь имелись: Силовые структуры – КГБ, армия и милиция – еще в полной мере подчинялись союзному правительству. Но нет, опять затоковал, опять заблажил о правах и свободах, о «гласности» и «консенсусе», в которых сам ничего не смыслил, опять потонул в пустобрехстве и словоблудстве.
А враги не дремали. Под демагогические лозунги о демократии, свободе личности и прочих химерах, подбрасываемых «цивилизованным» Западом, оплевывались КГБ и армия. Дело дошло до того, что под улюлюканье «демократической» прессы армейские офицеры уже стеснялись выходить на улицы городов в форменной одежде. Молодая мразота, сбившаяся в волчьи стаи, могла не только оскорбить, но и избить. И никакой защиты от власти. Офицеры, которым законом запрещалось митинговать и протестовать, махнули на все рукой: будь, что будет, – и потекли по течению.
Так рушились опоры государства, его силовые скрепы, его хребет. Рушилось то, на чем держится любое государство; рушилось то, без чего суверенному государству не жить.
Одновременно с этим рушились и духовные светские скрепы. Всем писателям и режиссерам, писавшим или снимавшим кино на патриотические темы, тут же навешали ярлыки сталинистов, реакционеров, душителей свободы. Потоки хулы, лжи, фальсификации агрессивно, хищно хлынули с экранов телевизоров, из динамиков радиоприемников, со страниц «одемократившейся» вдруг прессы, начавшей получать подачки от Фороса.
И вот уже полное сумасшествие: 12 июня 1990 года первый Съезд Советов РСФСР во главе с Председателем Борисом Ельциным принял декларацию о суверенитете. От кого? От собственной большой страны, собираемой нашими дедами, прадедами и прапрадедами, защищаемой отцами и дедами. Полная шизофрения. Необъяснимая. Непостижимая. И даже не шизофрения, а настоящий дебилизм. И в этой шизофрении, в этом дебилизме первую роль стал играть Б. Ельцин – человек, лишенный государственных способностей, человек-разрушитель.
И пошло-поехало. Вслед за РСФСР о своем суверенитете заявили все республики, даже те, что входили в РСФСР – Башкирия, Калмыкия, Чувашия; чуть позже Татарстан, Чечня…
В 1991 год страна вступала в полном раздрае. Деньги стали обесцениваться, наличной денежной массы уже не хватало, предприятия, словно во времена феодализма, переходили на прямой обмен – бартер, заработная плата не выплачивалась месяцами. А вскоре предприятия стали массово останавливать производство, так как межгосударственные связи были окончательно нарушены. В обществе – шатание и разброд. Компартия, преданная своими лидерами, разваливалась. А это огромная армия – 19 миллионов человек. Не меньшим, если не большим по численности был комсомол. Но никто не призвал, не организовал отпор сепаратизму и национализму, отпор возрождающемуся нацизму. Антисоветизм и русофобия зацвели махровым цветом.
В 1991 году, 21 февраля, «Курская правда» публикует статью Михаила Николаевича Еськова «По дороге к храму», а 16 июля она же печатает небольшую заметку Ивана Зиборова «Черная рубаха» о выходе новой книги писателя.
Статья «По дороге к храму», как и стоило предполагать, о результатах литературного семинара и конкурса произведений «молодых» авторов. Только начинается она очень тревожно: «Кажется, не далее как вчера книжка прозы в десять печатных листов давала прибыль издательству. Ныне же настолько жизнь взбесилась, что и вдвое большая книга убыточна, даже при хорошем тираже. А о поэтическом сборнике и говорить нечего – издатели страшатся их, уже не в шутку поговаривая о скором банкротстве. И в перспективе – пугающая темень. На государство надежды весьма туманные, оно само, дабы уцелеть, шарит по миру в поисках спонсоров.
…Если раньше нашу культуру душили не менее основательно, но хоть втайне и вроде незаметно, то теперь казнят ее на глазах у всего народа.
…К месту воскресить в памяти Ивана Шаповалова и Тамару Луневу. Как мы в писательской организации буквально ликовали появлению этих талантов. Помогли им, в меру сил, овладеть профессиональным мастерством. А далее… Помыкавшись, ни мы, ни они сами так и не сумели воплотить дар божий: в издательства не пробились. Бесплодное цветение оказалось роковым: они самовольно ушли из жизни».
Горечь и душевная боль в словах Михаила Николаевича, переживающего, как и все честные люди, видя безумство, творящееся в стране.
Впрочем, в статье идет речь и о творчестве литераторов, представивших свои работы на семинар, проходивший в конце 1990 года. Много добрых слов сказано Михаилом Николаевичем в адрес Вячеслава Маракова, которого он уже считает «сложившимся писателем» и рекомендует его роман «Кони белы, кони вороные» к изданию. Нашлись ободряющие, воодушевляющие слова у Еськова и для «недавнего участника семинаров» Николая Леверова, представившего на конкурс рассказы «Волки» и «Вражье племя», а также повесть «Нашествие сорокопутов». Рассказы рекомендованы к опубликованию в коллективном сборнике, а повесть – к изданию в курском альманахе. Ведя речь о прозаике Николае Шадрине, Михаил Николаевич в статье сообщает, что у Шадрина вышла первая книга и что он Курской писательской организацией уже рекомендован для принятия в Союз писателей СССР. Положительно отзывается о новой повести Шадрина «…А люди в нем актеры», называя ее «свидетельством яркого дарования». Доброго слова заслужили произведения Виктора Носова, Геннадия Александрова, Василия Бережного и ряда других авторов.
Как видим, Михаил Николаевич и в то очень непростое, остудное время думает о будущем отечественной литературы и старается оказать хотя бы моральную помощь способным авторам. И в этом, на мой взгляд, его личный вклад в развитие деятельности Курской писательской организации, в ее историю.
К сказанному стоит добавить, что в том же номере газеты «Курская правда» рядом со статьей Михаила Еськова о начинающих прозаиках находилась статья Юрия Першина «Искры поэзии», в которой речь шла о поэтических произведениях курских литераторов. Среди тех, кто упоминался в данной статье, имена ныне известных поэтов Е. Амелиной, О. Долиной, Л. Наливайко, М. Саницкого. Это, на мой взгляд, говорит о непрерывной ротации литературного сообщества.
В обеих статьях перечисляются курские писатели, принимавшие активное участие в работе семинара. Это Б. Агеев, Т. Горбулина. А. Харитановский, В. Коркина, И. Зиборов и А. Шитиков. А в заметке Ивана Зиборова «Черная рубаха» читателям сообщается о выходе новой книги писателя Еськова, дается небольшая биографическая справка и высказывается предположение, что «хотя книга адресована юношеству, ее с интересом прочитает и умудренный жизненным опытом читатель».
«Черная рубаха» вышла в Воронеже, в ЦЧКИ. Объем 380 страниц с портретом автора и биографической справкой. Тираж – 16 тысяч экземпляров, цена – 95 копеек. В книге повести: «Торф», «Сеанс гипноза», «Сопутствующий диагноз»; рассказы: «Старая яблоня с осколком», «Черная рубаха», «Петька вернулся!», «День отошедший», «Коряжное – где это?»
Обо всех произведениях, помещенных в этой книге, кроме повестей «Сеанс гипноза» и «Сопутствующий диагноз» речь уже велась. Впрочем, и о них тоже вспоминали, когда проводили краткий анализ отрывкам из этих повестей. Поэтому наша задача упрощается: нам остается сказать только несколько дополнительных слов о каждой из них. Но перед тем, как перейти к обзору этих повестей, попробуем вспомнить, как развивалась тема медицины, – а она, на мой взгляд, если не главная, то весьма важная, – в творчестве Михаила Николаевича.
Первоначально тема медицины была поднята в рассказе «Петька вернулся!», затем последовала в повести «Торф». За «Торфом» она нашла свое отражение в светлой, доброй, жизнеутверждающей повести «Серебряный день». Через несколько лет всплыла довольно драматично в рассказе «Черная рубаха». И вот, наконец, прошла через повесть «Сеанс гипноза» и выплеснулась в «Сопутствующем диагнозе».
Это, если судить по хронологии их публикаций в журналах и книгах. А если все произведения рассматривать применительно к жизни автора, то порядок их должен бы быть иным: сначала рассказ «Черная рубаха» (1946/47 год), когда будущий писатель становится пациентом больницы и едва выкарабкивается оттуда; затем «Сеанс гипноза» и «Торф», возможно, и наоборот – в обеих речь идет о студенческих годах их создателя (1957/58 год). После этих произведений могут следовать «Серебряный день» (начало 60-х годов) и, как завершение медицинской эпопеи, – «Сопутствующий диагноз» (после 1985 года). И при этом надо иметь в виду, что рассказ «Черная рубаха» и две повести: «Торф» и «Сеанс гипноза» – полностью автобиографичны.
А теперь перейдем непосредственно к обзору «Сеанса гипноза» и «Сопутствующего диагноза». И начнем с повести «Сеанс гипноза», по воле автора помещенной в книге первой.
Если помните, о повести уже говорилось в самом начале данной работы: когда шла речь об учебе Михаила Еськова в школе и мединституте. Затем о ней упоминалось при рассмотрении творческой деятельности Михаила Еськова в 1986 году, когда в газете «Молодая гвардия» был опубликован отрывок под одноименным названием «Сеанс гипноза». Теперь, когда повесть рассматриваем в целом, к ранее сказанному можно добавить следующее: она многопланова и полигамна, то есть многозвучна.
Во-первых, естественно, в ней речь о жизни советского студенчества во второй половине пятидесятых годов со всеми положительными и отрицательными сторонами и моментами о взаимоотношениях между собой и непростом учебном процессе.
Во-вторых, рассказывается о профессиональном становлении студентов, желающих стать настоящими врачами, а не только получить диплом об окончании института. И здесь на первый план выходит личность Николая Северьяновича, студента-старшекурсника, гипнотизера-психиатра, хорошего человека и врачевателя искалеченных людских душ. Но, к сожалению, родившегося раньше своего времени, а потому столкнувшегося с жестокостью и неправедностью системы, покончившего с собой. Ибо не видел выхода для себя и, умея лечить людей, не знал, как излечить эту давно и тяжело больную подозрительностью, жестокостью систему.
В-третьих, о взаимоотношениях главного героя с женщинами: с любимой девушкой Люсей, которая оказалась доносчицей; с пациентками, у которых души искалечены не только войной, но и жестокостью власти. Отсюда – первые столкновения с реальной действительностью и крушения надежд на личное счастье.
В-четвертых – это размышления о силе слова, которым можно и лечить, и калечить. И выбор тут за носителем слова.
Вопросы человека и человечности, когда «человек без памяти – не человек», постоянного противостоянии добра и зла, нравственного и безнравственного – основной постулат повести. И выбор остается за человеком. Михаил Николаевич рекомендации и рецептов, как лечиться не дает. Он только ставит диагноз и препарирует труп общественных пороков, показывая нам больные, гнойные, покрывшиеся раковыми метастазами места. Да, ставит, как мне видится, точный диагноз, но за прямое лечение не берется. А если и лечит, то словом, в данном случае печатным художественным словом. Но опять же не напрямую, в лоб, а исподволь. И тут вполне удобно привести маленький эпизод из беседы начинающего гипнотизера и студента Михаила Николаевича и уже опытного гипнотизера Николая Северьяновича: «Я кинулся возражать:
– Но слова-то не существуют без людей. – За словом – всегда человек. Значит, все дело все-таки в людях. Возьмите Надежкину, ее болезнь – определенно не от слов.
– Разумеется, все так. Но вы не забывайте, Надежкиной помогают именно слова. Так что о силе слова мы далеко не все знаем».
Теперь рассмотрим повесть «Сопутствующий диагноз» – еще одно произведение автора (и пока последнее) на медицинскую тему.
Как отмечалось выше, об отрывке из этой повести «После пятиминутки» мы уже упоминали. Даже назвали главных героев: отрицательного типажа Александра Александровича Покосова и его антипода с положительным знаком Анатолия Петровича Шишова. Теперь остается только немного расширить предыдущий обзор и расставить все точки над «i».
И начнем, пожалуй, с кульминационного момента их конфликта, в котором Покосов продолжает откровенное фарисейство и лицемерие, а Шишов, не очень-то заботясь о последствиях, рубит «правду-матку»: «Забыв о всякой осторожности и не боясь уже никаких уколов и ссадин, Покосов полез напролом:
– Анатолий Петрович! Выбирайте выражения! О какой расправе вы говорите?.. Больница – советская, наше отделение – тоже советское, я вам желаю творческого роста. Какая еще расправа? Вы соображаете, что наплели?.. Это же политическая незрелость! Вы – против нашей медицины!
– Нет, Александр Александрович. Я не против медицины. Я против мерзостей в ней. И вы не прикрывайтесь щитом: советская больница, советское отделение… Да! Больница на самом деле советская, а конкретней, то народная. На-род-ная, слышите, но не ваша вотчина. Вот в чем разница!.. А вы разве народу служите? Не-ет! Вы служите себе. Только себе и никому больше… Знаете, как вас зовут? Сам Самыч. Человек, который все себе. Человек, который все норовит сам, и никого не подпускает ни к одной сложной операции, никому не дает осваивать новые методики… Человек, который остальных врачей держит на положении фельдшеров, чтобы умели пользоваться лишь катеторами да крючками в ране… Человек, которому выгодно, когда кругом: Сам Самыч – спаситель, Сам Самыч – искусник, у Сам Самыча – золотые руки. А другие, выходит, пустое место, что-то вроде дурачков и шутов на барском дворе. Больница для вас как собственный огород: что хочу – посажу, что хочу – сорву…»
Итак, интрига завязана в тугой узел. И, если следовать устоявшейся традиции в российской художественной литературе, что добро все же берет верх над силами тьмы, то Шишов должен выйти победителем в этой борьбе. Только не надо забывать, что это произведение – плод творчества Михаила Николаевича Еськова, а он простых рецептов не прописывает, он препарирует нарывы, вскрывает язвы. А вот лечиться каждому предстоит индивидуально и самостоятельно, правда, после точно установленного диагноза… Сумел излечиться, значит, человек, а не сумел или же не захотел, то это тоже выбор… выбор в бездуховность.
Нравственно и морально нечистоплотный заведующий отделением урологии не только не потерпел фиаско, угодив, допустим, за решетку за махинации, но и вознесся до небывалых для него высот. Через свою любовницу, врача Ларису Дмитриевну Донченко, задружил с первым секретарем обкома партии Сенчаковым Александром Федотовичем. Тот тоже полюбливал Лариску в баньке их общего знакомца Агаркова, ставшего, на счастье Сам Самыча, пациентом его отделения.
«Первый» (с председателем облисполкома Дрыкиным Александром Панкратовичем), приехав проведать другана Агаркова, сразу почувствовал в Сам Самыче, вынужденном встречать «высоких гостей», родственную душу (особенно после недолгого перешептывания с Лариской), и во время застолья пообещал дать ему «заслуженного» и орден Трудового Красного Знамени, или «трудяги» на чиновническом сленге.
«– К Лариске не притрагивайся. Узнаю – за Можай! Пока мне не надоест – никому. Понял? – И уж совсем не по теме: – Сколько у тебя Лариска получает?
– Точно не знаю… рублей сто тридцать пять, не больше. А что? – в свою очередь спросил Покосов.
– Узнаешь. Сейчас узнаешь. Думаешь, мы только за коньяком время проводим? Не-э, эскулап. Мы всегда работаем, даже когда вот так, как у тебя…Саша, Сашка, Александр Панкратович, ты все слышал?.. Тогда запиши Лариску в обком союза, будет профсоюзным деятелем. Зарплату подыщи, ну сам знаешь. Все понял?
Александр Александрович полагал, что это пьяный треп. Но Дрыкин в самом деле достал записную книжку, осведомился у Покосова:
– Фамилия ее как?
– Донченко. Донченко Лариса Дмитриевна.
Пока Дрыкин писал, Сенчаков, никого не дожидаясь, выпил, слезливо жмурясь, встряхнул головой, будто из воды вынырнул:
– Эскулап, коньяк у тебя, скажу, хреновенький. Ну да ладно. Приход приходом, а поп попом. Сашка, погоди, не закрывай свой толмуд. Пиши и его… Эскулап, «заслуженного врача» имеешь?
– Да нет же, конечно. Кто мне его давал, – пролепетал Покосов, не веря свалившейся неожиданности.
Дрыкин что-то медлил. Александр Александрович не вытерпел, сам назвал свою фамилию и имя-отчество.
– Гляди-ка… твою душу! Три Сашки. Ну, раз так, подавай его и на «трудягу». Александр Панкратович, ты чего засомневался? Тебе что – жалко, что ли? Редкий случай – три тезки. Твою душу!.. Кому говорят, записывай!»
Такова «красочная» картинка разговора коррупционеров. Она, конечно, вызывает у читателей отвращение к скурвившемуся и слярвившемуся первому коммунисту области, но и все. Сам Самыч-то в дамках. А что же с Шишовым? Да с шишом оказался Шишов. Сдулся. Сломался. Сдался.
«У Покосова отлегло на душе. Бог мой, сколько он волновался зря! Этому юнцу не до него, он поглощен своими успехами.
– Спасибо вам, – поблагодарил Шишов, когда они вместе отошли от больницы.
Покосов даже вздрогнул от неожиданности:
– Мне? За что?
– За цепорин, как – за что?
– Ну, это пустяки, – принял и не принял он благодарность. И тут его осенило: – Анатолий Петрович, на-ка, понеси мой портфель. Старею, черт возьми.
– Извините, не догадался, – Шишов вмиг перехватил у него тяжесть».
Повесть «Сопутствующий диагноз», судя по напечатанному в 1984 году отрывку, начата была в середине восьмидесятых, когда болтология Генсека Горбачева только-только начиналась, а окончилась не ранее 1991 года, когда Советский Союз, разрушенный преступной деятельностью, в том числе и пустобрехством, «Горби», доживал свои последние дни.
Наши партийные вожди и вождишки сдавали страну и ее части: республики, края и области – на откуп невидимым, но реально существующим Агарковым, Чубайсам, Березовским и им подобным, все больше и больше погружаясь в пучину коррупции, взяточничества, кумовства и казнокрадства. И уже ни Покосов, живший косо, и даже не Сенчаков, «потерявший берега» от ощущения власти и вседозволенности, становились героями повести жизни, а «невидимки» Агарковы, вертевшие ими, как собака хвостом. Поэтому повесть «Сопутствующий диагноз», на мой взгляд, стала самым реалистическим произведением того времени, ибо ставила сопутствующий диагноз всему советскому времени второй половины восьмидесятых и начала девяностых годов, периоду правления Горбачева.
Мне трудно судить, какой была концепция сюжета этой повести у Михаила Николаевича, когда он приступал к написанию. Возможно, итог планировался иной. Но сама жизнь вносила такие коррективы, что повесть получилась именно такой, какой пришла к читателю, заставляя его ужаснуться творящемуся безобразию. Ужаснуться, испугаться и поспешить начать исправляться.
Книга «Черная рубаха» стала последней, за которую Михаил Николаевич получил авторский гонорар. Больше за издаваемые книги, а следовательно, за свой труд, денег не получал. В лучшем случае давали несколько десятков экземпляров, мол, и этого довольно за глаза.
В марте (17 числа) 1991 года в раздираемом национальными элитами СССР был проведен общенародный референдум о сохранении единой страны. (Республики Балтии, Молдавия и Грузия от участия в референдума уклонились). Согласно статистическим данным, более 76 процентов населения проголосовали за сохранение страны. Но главные глашатаи демократических принципов и норм России, Украины и Белоруссии плевать хотели на волеизъявление народа: рвались к неограниченной центром власти.
Не стало страны, за которую в Гражданскую войну, по разным оценкам, погибло от трех до десяти миллионов жизней с обеих сторон, не стало страны, положившей на алтарь независимости в войне с европейским фашизмом и нацизмом около 27 миллионов жизней. Не стало страны, запустившей первый космический аппарат и первого космонавта. Не стало страны, сдерживающей агрессивную политику США и их сателлитов.
С разрушением СССР Россия сразу же оказалась во враждебном окружении бывших «братских» республик, руководители которых, пользуясь снисходительным покровительством Госдепа США и спецслужб западных стран, как шавки стали лаять на нее и обвинять во всех смертных грехах – печальный итог всех распавшихся империй.
И тут встает вопрос: знали ли Ельцин и его присные, а также депутаты Верховного Совета РСФСР, помогавшие Ельцину «валить» Союз, что последствия развала советской империи будут именно такими? Неужели не изучали историю, не читали книг о распаде Римской империи, Византийской, Османской, Австрийской, Российской, наконец, в которых черным по белому не раз было сказано о последствиях распада империй? А ответ напрашивается сам собой: если и читали что-то, то между строк.
С разрушением СССР, не стало и Союза писателей СССР. На его месте возникло несколько разных писательских союзов, в том числе Союз писателей России, объявивший себе приемником Союза писателей СССР, как сама Россия – преемницей Советского Союза.
Только новым «демократическим» властям во главе с Борисом Ельциным писатели стали не нужны – были слишком самостоятельны в суждениях. Зато нужны стали продажные журналисты и карманные политологи, расхваливавшие эту, по сути, антинародную власть во всех СМИ: как с газетных, журнальных полос, так и с экранов телевизоров, и из динамиков радиоприемников.
К 1993 году Российская Федерация, управляемая Президентом Ельциным и его младореформаторами – Егором Гайдаром, Анатолием Чубайсов и их сотоварищами, окружившими себя советниками из Госдепа США и даже цейрушниками, – совсем захирела. В угоду «советчикам» отечественная промышленность и сельское хозяйство гробились на корню, народ, оказавшись в долгах, как в шелках, вымирал по миллиону в год. До Верховного Совета России, наконец, стала доходить пагубность содеянного, и он взроптал, даже выразил недоверие президенту Ельцину. Но «демократ» Борис Ельцин это не аморфный, дряблый ГКЧП, он крови не боялся. И вот уже Белый дом, в котором находились депутаты Верховного Совета, блокирован войсками и вскоре расстрелян из танковых орудий. Запад ликовал, Запад аплодировал. По разным оценкам, во время обстрела было убито не менее двух тысяч человек.
Расстреляв парламент страны, покончив с остатками советской власти и идеологии, Ельцин стал самодержцем-царем, под которого вскоре его друзьями-политологами и учеными-юристами была написана Конституция – основной закон государства. Страна брала курс на дикий капитализм, густо замешенный на отечественном, но с еврейским окрасом, олигархизме, где тон задавали Ходарковские, Лисовские, Березовские и прочие шустрые ребята, быстро раздрабанившие, по определению В. Путина, страну и растащившие по своим карманам народное достояние.
В эти годы в недрах новой власти родилось два тезиса. Один, политический – от Ельцина для национальных лидеров субъектов Российской Федерации: «Хватайте столько прав и независимости от центра, сколько проглотите». И те тут же стали хватать да так, что в России появилось с десяток президентов. Другой, экономический – от Егора Гайдара об олигархах и отечественных бизнесменах-жуликах: «Пусть воруют, наворуются вдоволь - прекратят». И те воровали так, что когда началась в 1994 году первая чеченская война, то федеральным силам не только вооружения и боеприпасов не хватало, но и продовольствия. С миру по нитке собирали.
Взращенные на этом лозунге, на идеологии воровства и бандитизма отечественные бизнесмены высшего и среднего звена так и остались до настоящего времени воровато-жуликоватыми, антинародными, антисоциальными и антинациональными. Кроме банков и торговых центров ничего не строят, а «заработанное непосильным трудом» тут же спешат вывести за рубеж, спрятать в оффшорах и чужих банках. Наворовав, и сами прячутся за рубежом – в Израиле, Англии, Франции. И «цивилизованные страны», в которых, по мнению наших либералов, полный порядок с правами, законами и судами, не очень-то торопятся выдавать нашей стране воров и жуликов. Потому что с деньгами. А к имеющим «тети-мети» в долларовом эквиваленте хваленая западная Фемида весьма благосклонна.
А что происходило в Курсе и Курской области? Да ничего хорошего. Предприятия, попав в частные руки бывших директоров, быстро банкротились или едва существовали, обеспечивая своих хозяев. Даже такие местные гиганты, как РТИ, КЗТЗ, ГПЗ-20, «Аккумулятор», КТК, «Химволокно», «Маяк», «Прибор», хирели на глазах, избавляясь от рабочих и ИТР. Безработица, о которой давно забыли и думать, вновь объявилась во всей красе и буйствовала повсеместно. Бюджетникам – учителям, врачам, милиционерам – зарплату по полгода задерживали. Куряне роптали, недовольные политикой Ельцина и его присных, перспективой остаться без работы, без средств к существованию, правом на голодную смерть.
И область была объявлена «красной» и вошла в число субъектов «красного пояса». Из нее высасывали, что могли, а о помощи из центра и мечтать не приходилось. Уровень жизни резко упал. Народ стал вымирать, словно мухи после потчевания их дихлофосом. Смертность опережала рождаемость во всех городах области, кроме Курчатова. В Курске, согласно данным переписей, население сократилось с 420 тысяч в 1989 году до 412,4 тысяч человек в 2002 году.
Все падало и рушилось, и только преступность резко взметнулась вверх. Несмотря на значительный рост числа сотрудников правоохранительных органов, преступность в Курской области с 6872 зарегистрированных фактов в 1985 году к 1996 году взметнула до 25162.
Социальное самочувствие курян, мягко говоря, было хиленьким, блекленьким, нездоровым.
Переживал ли Михаил Николаевич, наблюдая все эти метаморфозы и катаклизмы, происходившие в стране и в обществе? Думаю, что переживал. Человек, остро чувствующий боль другого человека, не может не чувствовать боли народа, не может не сочувствовать народу, по воле правителей попавшему в пучину бедствий. Особенно, если человек – писатель. Впрочем, это видно и из его рассказа «…В лучах заката», появившегося как раз во времена раздрая и раздрабанивания страны. Но о рассказе чуть позже…
Однако Курская писательская организация и в это остудное время продолжала существовать. Ответственному секретарю организации Владимиру Павловичу Деткову при поддержке ближайших друзей, в том числе Михаила Николаевича Еськова, в 1992 году удалось создать книжное издательство МП «Крона». Пройдя апробацию на книге Деткова «Три повести о любви», с 1994 года «Крона» приступила к массовому изданию книг курских писателей и литераторов. Правда, небольшими тиражами. Деньги на издание книг выпрашивали у руководителей предприятий, еще державшихся на плаву; те с неохотой, не горя оптимизмом, давали понемногу. А с 1995 года в качестве художника-оформителя в ней подрабатывал писатель Борис Агеев. Кстати, АП (МП, ТОО) «Крона», как и писательская организация, а также как и организованное в это время Николаем Ивановичем Гребневым издательство «Славянский дом», располагалась в здании № 6 по Красной площади города Курска. Но это – для сведения, для общего кругозора, так сказать…
После выхода книги «Черная рубаха», с конца 1991 по начало 1995 года, Михаил Николаевич ни в книжных изданиях, ни в журналах, ни в местной периодике ничего не публиковал. И только 4 апреля 1995 года в «Курской правде» появляется рассказ «Танётка».
Он вновь автобиографичен. В основу его сюжета положены эпизоды из собственного голодного и холодного послевоенного детства, когда уже с двенадцатилетнего возраста сажали за сорванный на колхозном поле колосок. Возможно, остуда девяностых годов, когда опять народу жилось не сладко, подтолкнула его к сочинению этого душещипательного произведения. Возможно, встревоженная память сначала воскресила из глубин сознания не самые светлые воспоминания детства, а затем потребовала облечь их в прожигающие сердца слова и перенести на бумагу. Возможно…
Но как бы там ни было, а рассказ, до краев наполненный драматизмом, унизительным торжеством зла над добродетельностью и человечностью, над беззащитностью и порядочностью, над понятиями нравственности и совестливости, появился и вновь стал «жечь глаголом» сердца читателей.
Мастер психологического этюда, Михаил Николаевич уже с первых строк вводит читателя в 1947 голодный год: «Крапива, кислица, полевой лук-чеснок, затем конский щавель, теперь вот лебеда без единой картошки – одно название что борщ. Надоело – скулы сводит. Тем паче, когда в руках – большущая скибка первого в это лето хлеба, чистого, без подмеса, и целая кружка молока от Зорьки. На весеннюю траву Зорьку, словно калеку, выводили всей семьей, поддерживая с боков, чтобы не упала, соломенная крыша, которой она кормилась, давно кончилась. А сейчас Зорька держит нас на ногах, спасибо ей».
В этом абзаце все: и время, и место действия, и начало разворота событий, явно непростых, драматических, и действующие лица.
Провожая сына на колхозное поле, охраняемое объездчиком, собирать колоски, что было противозаконно, мать сначала просила его есть больше, чтобы были силы, «случись убегать», а затем наставляла: «Ты ж там, гляди, не ленись, не зявси по сторонам. Да не вздумайте купаться: день год кормит. В колхозе ж, сам знаешь, либо ничего, либо опять шиш. На огороде – полторы копны ржи, зерна пудов шесть, от силы – восемь, может соберем… Так что на твои колоски – надежда большая».
Сбившись в «боевую» группу, хуторские двенадцатилетние мальчишки и девчонки, которых возглавляли Вентерь и его подружка Танётка (они были постарше), в тот день провели операцию – набег на поле за колосками. Когда возвращались с «добычей» домой, то были настигнуты объездчиками и управляющим. Но пострадал от циничного произвола управляющего только один малец, лишившийся единственной пуговицы на штанишках. Остальных спасло бучило – болото, в которое ребятишки, забыв об опасности утонуть, дружно «сыпанули» с моста. А автору рассказа даже удалось сохранить свою сумку с колосками – наивысшую драгоценность того голодного времени.
Но в следующий раз объездчик по прозвищу Костюк, поймавший и отправивший под суд не одного подростка, иссек плеткой Мишу Еськова и поймал Танётку – Таню, девочку-сироту лет четырнадцати, жившую с матерью Прасковьей, по-деревенски – Поркой. Отец Тани, Лукьян, как и отцы других луговских детей, погиб на войне.
Суд и тюрьма грозили не только пойманной Танетке, но и Мише Еськову, и всем остальным. Но садист Костюк на этот раз «смилостивился», предложил Прасковье сделку: Танетка отдается ему, лишаясь девственности, а он, «благодетель», «забывает про ворованные с поля колоски. Это был шантаж, это было изуверство, это было насилие, это было уголовно наказуемое преступление, но и Прасковья, и Танетка пошли на сговор. Тюрьма страшила куда сильнее. И почти на глазах у подростков Костюк в сараюшке фактически изнасиловал несовершеннолетнюю девочку.
Судьба девочки, и так не очень-то завидная, была погублена на самом взлете. И она, неповинная ни в чем, избегая насмешек и оскорбительно-похабных слов, а то и брошенных в нее камней, ведь «обабилась», вынуждена была покинуть хутор. А Вентерь, не пережив позора обесчещенной любимой, застрелился. Осталась кровоточащая рана и в сердце Еськова.
Жгучие, жалящие душу строки рассказа без внутреннего содрогания читать невозможно. И жалко, и стыдно, и обидно за народ и страну…
И еще одно обращает на себя внимание: рассказ начинается молитвой матери автора, и заканчивается авторским воспоминанием о материнских молитвах: «Прежде на дню не раз и не два мимо ушей пропускал я мамины молитвы, теперь же слова ее причитаний «плачущие в этой жизни утешатся в жизни вечной» стали и мне сопричастными».
Этот рассказ, как и предыдущие «Петька вернулся!», «Старая яблоня с осколком» и «Черная рубаха», вызвали и до сих пор вызывают живой интерес читателей. О нем вспоминает в своих очерках Агеев, о нем пишет в статье «На том стояла и стоит Русь» школьный учитель Надежда Быкова, о нем постоянно ведутся разговоры в литературно-писательской среде Курска.
Институт объездчиков – опричников колхозного устройства сельского хозяйства – в стране изжил себя только в конце шестидесятых годов. Помню, как мы, деревенские мальчишки, совершая «набег» на колхозное гороховое поле за молодыми зелеными упругими стручками с сочными сладкими горошинами внутри, всегда с опаской ожидали возможного появления объездчика, который больше пугал психологически, чем физически. Никакой уголовной ответственности в это время за «воровство» с поля уже не было и в помине. Плетью он не стегал, а только грозил издали. Но, видать, испуг наших отцов и матерей так глубоко проникла в гены памяти, что боязнь быть застигнутыми объездчиком «на месте преступления» и понести расправу, жила и в нас.
И последнее: тема голодного послевоенного сельского детства, «походов» на колхозное поле и объездчиков нашла свое отражение и в творчестве курского поэта Леонида Наливайко, в литературной судьбе которого принял деятельное участие и Михаил Еськов. У Леонида Гавриловича есть стихотворение с названием «1946 год». Позволю себе привести две строфы этого стихотворения:
С десятком ранних огурцов
Нас все ж поймали, огольцов,
Те дядечки рукастые:
«У-у, жулики несчастные».
…………………………….
Не сходит стыд со впалых щек
И в сердце что-то колется:
И воровать – нехорошо,
И помирать не хочется.
В 1995 году Михаилу Николаевичу исполнилось 60 лет. К юбилею писателя его коллеги – Владимир Детков да Борис Агеев, редактор и художник-оформитель – приурочили выпуск новой книги автора. И она с названием «Сеанс гипноза» вышла из издательства «Крона».
Тираж книги – 3000 экземпляров, объем страниц – 376. Цена договорная. Обложка ламинированная, цветная, с преобладанием черного цвета – фирменный стиль Бориса Агеева. Форзац черный, с рисунком сумрачного окна и жиденького потока света из этого окошка на полу с нечеткими очертаниями тени то ли человека, то ли гуманоида-инопланетянина.
Открывает книгу рисунок Бориса Агеева, воспроизведенный, по-видимому, по фотографии: автор обнимает старенькую маму. Черно-белый, похожий на Пушкина, Михаил Николаевич изображен в профиль, а его мать, седая и морщинистая – в фас.
По поводу оформления книги Еськова и других курских авторов Борис Агеев в одном из интервью вспоминал: «В 90-е годы книги в Курске выходили «голые», сиротливые: однотонные обложки, единообразные шрифты. Рухнули издательское дело, оформительская среда. Попробовал «оживить» книги курских авторов, стал их иллюстрировать, придумывал обложки, свою книгу издал с «картинками» школьным пёрышком в непослушных пальцах. Потом появился цвет, усложнилась полиграфическая задача. С тех пор с моим участием в Курске изданы более тридцати книг, – какие-то удачные, какие-то неудачные».
По-видимому, книга «Сеанс гипноза», судя по преобладающему цвету оформления, была одной из первых, раз из всей цветовой гаммы доминирующая роль осталась за черным цветом.
В книге – рассказы «Петька вернулся!», «Старая яблоня с осколком», «Черная рубаха», «Танётка», «День отошедший» и повести «Торф», «Сеанс гипноза», «Сопутствующий диагноз».
Подборка произведений, на мой взгляд, продумана основательно – она как раз подходила новой остудной поре в истории страны. «Люди! – взывали произведения книги. – Одумайтесь! Прекратите умножать зло! Люди, где ваша совесть?! Возьмитесь, наконец, за ум, проявите милосердие и соучастие, помогите ближнему своему. Он страдает».
Услышали ли люди призыв автора, судить не берусь. Но в выборах Президента России в 1996 году они вновь проголосовали за Ельцина, рейтинг которого перед этим составлял не более 2-3 процентов. Уму непостижимо!.. Настоящий сеанс гипноза, причем массового… Да еще с сопутствующим диагнозом всеобщего помрачения…
Однако возвратимся к деятельности издательства «Крона», чтобы закрыть эту тему. И тут необходимо отметить, что детищем Владимира Деткова в 1995 году были выпущены в свет десятки книг прозы и поэзии. Среди них книги прозаиков Бориса Агеева «Кто в море не бывал», Василия Бережного «Царствие последнего Серафима», Юрия Першина «По отцовскому слову», Петра Сальникова «Горелый порох», Александра Харитановского «Господа офицеры!», Василия Алехина «Сполохи над Сеймом», Николая Шадрина «Грех». Из поэтических книг – произведения Валентины Коркиной, Николая Корнеева, Валентины Морозовой, Виктора Давыдкова, Егора Полянского, Анатолия Трофимова, Вадима Корнеева, Сергея Бабкина и других.
Стоит также указать, что в издательской деятельности «Кроны» принял участие и Михаил Николаевич. Но уже не как автор книги, а как редактор. И редактировал он книгу друга, Бориса Агеева, «Кто в море не бывал». А свою редакторскую деятельность подвел статьей «Слово редактора», напечатанной в конце книги. В ней некоторые биографические справки об авторе и весьма необычная оценка его писательского таланта: «… среди героев книги и сам бы хотел пожить, а в натуре был бы счастлив, имея таких друзей».
На мой взгляд, дороже оценки и быть не может. Высший балл!
А к книге Бережнова Михаил Николаевич подготовил вступительную статью об авторе, в которой среди прочих приятных для начинающего писателя слов также отмечается: «По дарованию Василий Бережнов мог бы иметь уже не одну книжку, на что он получил горячее благословение с областных литературных семинаров и как участник IX Всесоюзного совещания молодых писателей в 1989 году. Книги должны были выйти в Воронеже и в московском издательстве «Современник». Но продолжающаяся разруха-перестройка выпроводила за порог русскую культуру, как таковую, за ненадобностью, в том числе и Бережнова вместе с тысячами и тысячами представителей творческой интеллигенции».
Конечно, горьки слова, но правдивы.
Впрочем, Курская писательская организация в этот год в плане издательской деятельности поработала на славу.
В день рождения писателя, 21 ноября, газета «Городские известия» публикует его новый рассказ о Евгении Ивановиче Носове «Свет в окошке», а «Курская правда» печатает статьи Бориса Агеева «Жизнь без боли невозможна» и Татьяны Горбулиной «Талант бытия» о самом «виновнике» юбилея. Здесь же стихотворение Виктора Давыдкова, посвященное имениннику.
Если об очерке Бориса Агеева говорилось не раз, то о статье Горбулиной необходимо сказать несколько слов. Во-первых, в ней дается довольно подробный анализ произведений «Старая яблоня с осколком», «Черная рубаха», «Торф» и «Сеанс гипноза». Во-вторых, рассказывается о самом авторе, как человеке, семьянине, гражданине.
«То, что Михаил Николаевич писатель замечательный – аксиома, – с радостью сообщает читателям газеты Горбулина. – И потому хотелось бы немного рассказать и о другом его таланте, таланте бытия». И дальше с восторгом повествует об отношении Михаила Николаевича к вещам, к инструментам, к рукоделию, к гостям. Почти также, как некогда сам Еськов рассказывал о любви Евгения Носова к физическому труду за «рабочим станком».
В этой же статье упоминаются и дочери Михаила Николаевича и его зятья – все врачи. В принципе можно говорить о том, что сверхзадача, поставленная автором в повести «Серебряный день», вопреки концовке самой повести, была не только выполнена, но и перевыполнена. По крайней мере, семьей Еськовых – становление врачей-специалистов осуществилось в полном объеме.
Стихотворение Виктора Давыдкова небольшое, но искреннее.
Дружбу меряют хлебом и солью,
Дружбу меряют верным плечом,
Дружбу меряют общею болью,
Тем святым, что осталась еще…
Что же касается рассказа Михаила Еськова «Свет в окошке», то он – очередное откровение писателя о дружбе с Мастером. Немного грустное, немного ироничное, но светлое и доброе.
«А то случались и иные «хождения» на родину Носова. Оказавшись у Евгения Ивановича, однажды я заметил на столе бинокль и забеспокоился:
– Сломался, что ли?
Недавно же, лежа у рыбацкого костра, мы попеременно передавали его друг другу, изучали луну, обнаруживая там все новые и новые кратеры. Полночи провели в наблюдении. Тогда бинокль был в порядке.
– Это я Толмачево разглядывал. С балкона видно, – и он увлек меня на смотровую площадку.
Дом, в котором жил Евгений Иванович, стоит на высокой круче, плюс еще пятый этаж и никакого заслона впереди – горизонт отодвинут непривычно далеко.
– Ну, трубу нашел? Это в Клюкве. Теперь бери правее, – ориентировал меня Евгений Иванович. – Видишь что-нибудь? Там должно быть кладбище. А еще чуть-чуть правее – дедова хата.
Так и этак настраивал я бинокль, начинал от трубы, как можно медленнее уходил вправо, и на грани соприкосновения стены леса с полоской блеклого неба то ли на самом деле были, то ли помстились некоторые крошечные предметы, еле уловимые, размытые.
– Дай-ка, дай-ка мне, – Евгений Иванович решительно взял бинокль, приник к окулярам и, расплывшись в улыбке, протяжно, будто песню, сладко выдохнул: – Ну, де-е-дова же ха-а-та!
Мне подумалось, что он и без оптической подмоги способен видеть отсюда свою палестину. Это только безразличную луну мы могли рассматривать на равных».
А еще в этом рассказе есть эпизод о том, как Евгений Иванович по редчайшему фотоснимку, едва отысканному Михаилом Николаевичем, нарисовал хату Еськовых на хуторе Луг. Короткий, но до боли щемящий эпизод:
«А вскоре по телефону услышал светлую весть:
– Чего за хатой не являешься? Приезжай.
Когда принес картину домой, мама сразу признала:
– Наша ха-та! Господи, как живая! – и заплакала. Муж, царство небесное, своими рученьками по бревнышку собирал. Перед самой войной…»
Не забыла о юбиляре и поэтесса Валентина Михайловна Коркина. 25 ноября вновь в «Курской правде» она публикует статью «На рубеже зрелости», и с присущей ей тактичностью и лиричностью рассказывает читателям как о самом писателе, так и о его произведениях, пронизанных пронзительными до сердечного трепета психологизмами и натуралистическими картинками неустроенной сельской жизни послевоенных лет.
А еще 1995 год в литературной и культурной жизни Курского края ознаменовался тем, что из Вильнюса в Курск был перевезен прах писателя Константина Дмитриевича Воробьева (1919-1975) и 11 октября погребен на Никитском кладбище, рядом с мемориалом «Памяти павших в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Инициатива о перезахоронении писателя-фронтовика, узника фашистских лагерей, партизана-подпольщика, автора десятка повестей и романов принадлежала супруге покойного и его детям, но Курская писательская организация этому делу весьма способствовала. Особенно много для этого сделали ведущие представители курского писательского сообщества Евгений Носов, Петр Сальников, Александр Харитановский – ветераны войны, а также Михаил Еськов, Владимир Детков – дети военных лет и другие писатели Курского края.
Во время погребения было принято решение о создании на родине писателя в селе Нижний Реутец Медвенского района музея, об издании пятитомного собрания сочинений и об установлении памятного знака на могиле, а также памятника в городе Курске. Так курская общественность решила воздать дань уважения своему земляку-писателю, творившему за пределами области, но начинавшему литературную деятельность в 1935 году в медвенской районной газете.
В этом же году в Хомутовке журналистом и литератором Николаем Аверьяновичем Шатохиным при поддержке друзей-соратников и районных властей были учреждены Карповские чтения – еще один благородный акт по сохранению памяти о курских писателях. Карповские чтения были учреждены в честь уроженца села Турки Рыльского уезда (ныне Хомутовского района), поэта и прозаика Пимена Ивановича Карпова (1886-1963), яркого представителя «серебряного века» российской поэзии, друга Н. Клюева и С. Есенина, незаслуженно забытого земляками и «воскрешенного» из литературного небытия Шатохиным. С 1996 года Карповские чтения станут ежегодным атрибутом жизни писательской организации, и на них в разное время побывают многие курские писатели – Владимир Детков, Александр Харитановский, Борис Агеев, Юрий Першин, Алексей Шитиков. Не раз поучаствует в них и Михаил Николаевич Еськов, отдавая дань памяти предыдущим поколениям писательского сообщества Курская края. Есть время разбрасывать камни, а есть – и собирать… Особенно остро необходимо это, когда на дворе время остудное и непогожее. В самый раз обращаться к своим корням и истокам, чтобы найти подпитку для жизни…
В 1996 году Михаил Николаевич публикует в журнале «Наш современник» (№ 6) рассказ «Брат мой меньший». Сюжетом для этого рассказа послужил очередной эпизод из военного голодного детства автора: смерть брата Федора и болезнь-кручина самого Миши Еськова. Чтобы уберечь Мишу от смерти и тоски по брату, хуторские бабы, собрав совет, решают отправить его к сестре матери, Варваре Петровне – бабушке Варе. Но и там, как пишет Михаил Николаевич, «не заладилось со здоровьем».
Однако дядя Филипп, родственник, нашел лекарство от тоски и апатии – принес в дом козленка в качестве живой игрушки. Но Миша разглядел в козленке «младшего брата» Митю. Мол, в него вселилась душа умершего Федора. И, начав играть с козленком, вскоре пошел на поправку.
Много приключений было связано с игривым козленком, пока тот не подрос и не стал обузой для семьи и соседей, сильно бодая всех подряд.
А вскоре жизнь преподнесла Мише очередной жестокий удар по детской психологии: козленок был забит на мясо. Психологический шок оказался столь велик, что даже бабушка Варя, взяв на себя роль психолога и по-житейски мудро объясняя не самые благостные стороны бытия, не смогла до конца исцелить детскую душу. Как ни старалась, но рана на сердце Миши, как видим, осталась на всю жизнь.
Рассказ «Брат мой младший» написан прекрасным литературным языком с вкраплением живой деревенской речи, которая делает его и эмоциональнее, и динамичнее. Поэтому он, несмотря на сильнейший психологический подтекст, читается на одном дыхании.
Это произведение настолько понравилось Борису Агееву, что уже в 1997 году он, будучи редактором литературного альманаха «Порубежье», поместил его в первом же выпуске этого издания. Кстати, альманах вышел тиражом в 1200 экземпляров, и в нем также были напечатаны произведения Л. Медведева, Н. Шадрина, Н. Гребнева, С. Бабкина, Л. Наливайко, В. Латышева, А. Шитикова, Т. Горбулиной и других. Это говорит о том, что Курская писательская организация, несмотря на все трудности, политические и экономические дрязги в стране, старалась держаться на плаву. Впрочем, не только старалась держаться, но и расширялась.
К этому времени в ней насчитывалось не менее 25 человек. К сожалению, писательскую организацию покинули, уйдя в мир иной, И. Баскевич и Ф. Голубев, но пришли молодые и амбициозные поэты и прозаики Анатолий Трофимов, Сергей Бабкин, Вадим Корнеев, Виктор Давыдков, Василий Бережнов, Юрий Асмолов, Леонид Наливайко. По-прежнему жили и творили корифеи Николай Юрьевич Корнеев, Евгений Иванович Носов, Егор Иванович Полянский, Петр Георгиевич Сальников, Александр Александрович Харитановский.
В культурной жизни Курска 1997 год также ознаменовался учреждением и открытием Дома журналистов. Инициатором выступал Гребнев Николай Иванович, журналист, общественный деятель и друг писателей. Разрешение на создание Дома журналистов дал губернатор Курской области Александр Владимирович Руцкой – генерал-майор авиации, Герой Советского Союза (1988), бывший вице-президент (1991-1993), узник Лефортова (1993-1994) и, наконец, руководитель Курского края (с 12 ноября 1996 г.), автор книг «Мысли о России», «О себе и о судьбе», «Неизвестный Руцкой» и других.
А еще в этом году, опять же с «благословения» Александра Руцкого в издательстве ГУИПП «Курск» был издан десятитысячным тиражом «Краеведческий словарь-справочник «Курск», в котором имелась биографическая статья Евгении Дмитриевны Спасской о Михаиле Николаевиче Еськове. Главным редактором этого энциклопедического словаря являлся курский журналист и краевед Юрий Александрович Бугров.
В 1998 году в издательстве «Крона» вышел огромный по объему (990 страниц) и солидный по содержанию (десятки и десятки авторов) фолиант «Книга о Мастере», составителем которого являлась Евгения Дмитриевна Спасская, давний и страстный поклонник Евгения Ивановича Носова. В сборнике – как произведения самого Евгения Ивановича, так и произведения его друзей, товарищей по перу (В. Астафьев, И. Баскевич, Ю. Бондарев, М. Колосов, Н. Корнеев, П. Сальников и десятки дугих) о нем самом. Михаил Николаевич для этой книги представил рассказы «Братуны» и «На рыбачьей тропе».
В 1999 году Россия отмечала 200-летие со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. В Курской области среди прочих мероприятий, посвященных этому торжеству был, учрежден конкурс на лучшее литературное произведение. Многие курские писатели и литераторы приняли в нем участие. Стоит назвать только такие фамилии, как Е. Носов, А. Шитиков, Б. Агеев. Н. Шадрин, и сразу станет ясно, что общественно-культурное значение конкурса было очень и очень высоким.
Принял участие в этом конкурсе и Михаил Николаевич с рассказом «Брат мой меньший». Принял – и не прогадал, став лауреатом.
По итогам конкурса Борис Агеев тысячным тиражом издал спецвыпуск «Толоки» (№ 24), в котором опубликовал работы лауреатов и конкурсантов. И теперь этот документ литературно-культурной жизни страны и области хранится и у писателей – участников конкурса, и у читателей, и в Курской областной научной библиотеке имени Н. Асеева.
Об итогах Пушкинского конкурса заметку, опубликованную 9 июня 1999 года в газете «Курская правда», написала также Валентина Коркина. Среди лауреатов она, кроме Михаила Еськова, называет Евгения Ивановича Носова – за рассказ «Алюминиевое солнце», Алексея Шитикова – за цикл стихов о Пушкине и о России, Бориса Агеева – за эссе «А такой рати еще не слыхано», Николая Шадрина – за роман «Армагеддон», Вадима Корнеева – за цикл стихов о Пушкине, Елену Холодову – за книгу очерков «Усадьбы Курской губернии», Александра Балашова – за эссе «К барьеру» и Сергея Бабкина – за подборку стихотворений. Что и говорить – прекрасный перечень имен и работ.
В 1999 году в 25-м выпуске «Толоки» впервые публикуется рассказ Михаила Николаевича «Касатка». Сюжет для него вновь взят из детства писателя. О рассказе уже упоминалось, когда шла речь о школьной поре Миши Еськова, но о самой сути не говорилось. А суть заключается в том, что автор обнажает перед читателем еще один рубец, если не кровоточащий, то саднящий бесконечной болью, оставленный на его детском сердце не по злобе, а по недомыслию, когда он подстрелил ласточку-касатку, а кошка слопала раненую птаху, довершив начатое несчастье, точнее, трагедию до логического конца. Если хотите, то этот рассказ-исповедь. Исповедь взрослого человека и перед читателем, и перед самим собой за тот необдуманный поступок, приведший к неисправимым последствиям. Это и предостережение: не делайте боли другим, она возвратится к вам бумерангом и ударит наотмашь, хоть через час, хоть через десятилетия.
Что же касается языка изложения, то он, как всегда, великолепен, особенно ярко это наблюдается в эпизоде описания природы после ночного дождя. Перед несчастьем с касаткой. Это настоящая лирическая поэзия в прозе.
«Ощутимо ласковое солнце бархатным теплом поило все окрест, мол, живите, радуйтесь. Видимо, и касатка воспринимала эту ниспосланную благодать, она то и дело садилась на плетень, заливисто, всласть щебетала и не могла нащебетаться. Какое было утро! Рай наяву. Должно быть, сам Господь ходил по земле!»
Рассказ «Касатка» небольшой по объему, но емкий по содержанию и эмоциональному наполнению, глубок по драматургии, тонок по психологическому и философскому исполнению. Словом, многогранен и многопланов. Он легко вплетается в общую канву других рассказов Еськова о его сельском детстве, оставивших незаживающие рубцы на сердце и на памяти.
В конце 1999 года тяжело больной Борис Ельцин, этот надоевший всей России «гарант Конституции», совершил в своей жизни, наверно, единственный благородный поступок – добровольно отказался от президентства. Правда, сразу же предложил стране своего преемника – Владимира Владимировича Путина, бывшего оперативного сотрудника КГБ и действующего премьер-министра, объявившего беспощадную войну международному терроризму в Чечне и на Северном Кавказе. И не только предложил, но и взял с Путина гарантии неприкосновенности себя и своей семьи, которые Путин свято выполняет по сей день.
Россия перевела дух: «прихватизатор» Анатолий Чубайс и «шоковый терапевт» Егор Гайдар вроде бы отошли от лидирующих позиций в правительстве и администрации Ельцина на вторые роли. Вновь затеплилась надежда на улучшение жизни.
2000 год Курская писательская организация начала с праздничных мероприятий по случаю юбилейных дат писателей: в январе Евгению Ивановичу Носову исполнялось 75 лет, а Борису Петровичу Агееву – 50. Юбиляров поздравляли, а Михаил Николаевич о творчестве Агеева опубликовал статью «Писатель в России – не только судьба, а и… личный подвиг» в газете «Курская правда».
В статье приводятся биографические данные об Агееве, рассказывается о начале его творческого пути и литературных способностях.
«Бог дал Агееву большой заметный талант, – пишет весьма искренне и сердечно Еськов о друге и товарище по литературному цеху, – проза его отличается полифоничностью, философским озарением и проникновенным состраданием ко всему сущему». А еще отмечает, что «у Бориса Петровича всякое дело серьезно» и называет его «мужем крепким, мужем светлым».
Превосходные эпитеты для человека и писателя. Прекрасная характеристика. А, главное, объективная.
В 2000 году был юбилей и у самого Еськова – 65 лет. И с поздравлениями юбиляру вышел спецвыпуск «Толоки». Агеев постарался с рисунком портрета именинника – улыбчиво-ироничного, а Николай Шадрин, Татьяна Горбулина, Василий Бережнов, Владимир Детков, Владимир Латышев и Леонид Наливайко «сказали» свое слово о товарище. Да так веско сказали, что составители библиографического справочника «Писатели курского края» поместили «сочно-зрелые» выдержки из их «слов» на странички очерков о Еськове в своей книге. Попробуем и мы что-нибудь выцарапать из этих текстов, но сначала отметим, что в данном номере «Толоки» был опубликован рассказ юбиляра «Черная рубаха». А теперь возвратимся к статьям его коллег.
Татьяна Горбулина в статье «Фарфоровое блюдце» сообщает о своих визитах в гости к Еськовым и о разговорах «по душам» о произведениях писателя, в том числе о «Торфе». И приходит к такому выводу: «Писатель рисует не абстрагированные от движения человеческой жизни пейзажи, портреты и интерьеры, а чувственную причастность; не безжизненные предметы, а личностное восприятие… То есть, проза Михаила Еськова экзистенциальна. Схватить словами ощущение, нарисовать его и есть, наверное, одна из самых трудных писательских задач».
Журналист и литератор Владимир Латышев в статье «Свое слово» признается, что любит писательские юбилее и ожидает их с таким чувством, с каким дети ждут обещанного родителями редкого лакомства». Затем. Рассказав о биографии писателя и о его мудром наставнике Евгении Ивановиче Носове, о самом юбиляре пишет следующее: «По первой книге очень редко принимали в Союз писателей. Надо было иметь хотя бы две, а то и три для верности. Голос Еськова услышали с первой песни. …Я осознаю, что Михаил Еськов – крупная личность. Он и в жизни, и в книгах честен перед собой и перед нами. Он говорит ясным, умным и доступным языком. …Это и есть мастерство, это и есть искусство».
Отдавая дань человеческому и писательскому таланту Еськова, весьма образно в статье «Два слова про Михаила Еськова» выразился Леонид Наливайко: «Когда-нибудь, ежели судьбе угодно будет, попробую написать книжку об интересных и чем-либо замечательных людях, повстречавшихся мне в «океанской акватории» жизни…
…Кто только не пропишется на тех страницах! И в первую очередь, конечно, други-товарищи, соседи по парнасской «общаге», и одним из первых он, многоуважаемый М.Н. Еськов, всезаботливая, так сказать, Арина Родионовна, курского писательского комсостава».
Леонид Гаврилович, возможно, переборщил, назвав Михаила Николаевича «всезаботливой Ариной Родионовной» (впрочем, поэту это простительно), но по сути выразился верно: из всего писательского сообщества, за исключением, пожалуй, Петра Георгиевича Сальникова, никто так заботливо и бережно к начинающим литераторам не относился, как Михаил Николаевич. Это видно и по его доброжелательным статьям по итогам семинаров, и по отзывам литераторов, а также коллег-писателей.
Добрые слова имениннику сказали Владимир Детков и Василий Бережнов, а Николай Шадрин, как бы подводя итог всему написанному в адрес Еськова, констатирует: «Я всегда был уверен, что лучший рассказ за последние два десятилетия на Курщине написан им. …И родись Еськов не в России, столь богатой литературными талантами, давно бы был национальной гордостью, а место его рождения стало бы предметом паломничества». Замечательно сказано! При этом сказанное Шадриным так перекликается со словами В.Г. Белинского, сказанными в адрес уроженца Курска, предпринимателя и литератора Ивана Ивановича Голикова (1735-1801), автора тридцатитомного собрания сочинений о деяниях Петра Великого: «Явись Голиков у англичан, французов, немцев – не было бы счета его жизнеописаниям, изображения его продавались бы вместе со статуями Наполеона, Вольтера, Руссо, Франклина, портреты выставлялись бы в окнах художественных магазинов, виднелись бы на площадях и перекрестках».
Удивительное дело! Прошли века, а в оценке таланта своих земляков мы ходим по замкнутому кругу. По большому счету он, талант их, как бы и виден, и ощутим в обществе, но, с другой стороны людям власти предержащим совсем не нужен… И, по-видимому, такому отношению и безразличию со стороны властей разных уровней не будет ни конца ни края. Вот выходит по пословице: «что имеем – не храним, потерявши плачем…»
Говоря о жизни Курской писательской организации в этом году, стоит отметить, что в Союз писателей России по рекомендации Петра Георгиевича Сальникова и Евгения Ивановича Носова был принят журналист, издатель и общественный деятель Николай Иванович Гребнев, выпустивший в 1998 году в «Кроне» книгу прозы «Чужая родня». Так обстояли дела в литературно-культурном срезе жизни Курска и Курской области в 2000 году. А в общественно-политическом год закончился сменой губернатора.
В ноябре на пост главы области был избран Александр Николаевич Михайлов. Как шутили тогда журналисты, губернатора Александра Первого, успевшего учредить творческий (журналистско-литературный) конкурс имени писателя, земляка курян Константина Воробьева, сменил губернатор Александр Второй. Михайлов и конкурс, и небольшую денежную премию его лауреатам оставил в силе.
В НОВОМ ТЫСЯЧЕЛЕТИИ
В 2001 году сначала в «Городских известиях» 10 июля, затем в 25 выпуске «Толоки» публикуется очерк Михаила Еськова «Добро не лихо – бродит в мире тихо», посвященный 75-летию писателю Петру Георгиевичу Сальникову. Очерк очень теплый и добрый. Начинается воспоминаниями о поездке на зональный семинар молодых литераторов.
«Ехали мы – Владимир Детков, Леонид Звягинцев и автор этих строк – на зональный семинар молодых писателей Центра и Юга России в Пензу, – делится Михаил Николаевич своими впечатлениями о той поездке. – На своих, местных, семинарах наши «шедевры» уже не один год просеивали через профессиональное писательское сито, и процедура обсуждений стала хотя и волнительной, но предсказуемой и почти обыденной. Ну а эта поездка – вроде первого выхода в большой свет – тревожила неопределенностью: кто знает, к какому «волку» попадешь на съедение. Впрочем, чувства боязни гасились присутствием Петра Георгиевича Сальникова, тогдашнего ответственного секретаря Курской писательской организации. За короткий срок после переезда к нам из Тулы он, что называется, пришелся нам ко двору, не возвышал себя до Гомера, не грешил резкостью в суждениях. Вокруг него постоянно колготились молодые литераторы, и мы в том числе, он помогал нам не заблудиться в собственных строчках, хлопотал о наших публикациях, если случались удачи, радовался с нами истинно.
Если же судить по справедливости, то ни с того ни с сего мы не оказались бы среди участников пензенского семинара, на том семинаре ведь никого не было из Орла, Белгорода и других, не обездоленных талантами мест. Так что правильнее будет говорить: в Пензу ехали мы не сами по себе, это Петр Георгиевич вез нас напоказ, под приглядом и защитой».
Кто знает, не эти ли отеческие отношения Сальникова к «начинающим» послужили примером самому Михаилу Николаевичу быть по-отечески заботливым к последующим поколениям литераторов?.. Жизнь – штука заковыристая, в ней всякое случается… А примеров доброго отношения Михаила Николаевича к начинающим только за время моего недолгого с ним знакомства имелось предостаточно.
А об одном из ранних примеров еськовской доброты поведал мне Михаил Семенович – врач, журналист и писатель, приехавший в Курск из Льгова в 2002 году: «Не знаю, стал бы писать или нет, если бы не встреча с моим учителем по институту Михаилом Николаевичем Еськовым. Опубликовав первую книгу «Льговские истории», никогда бы не решился показать ее кому-либо из преподавателей. Но вдруг случайно встретил на курской улице Михаила Николаевича. Поздоровался с ним, разговорился. Наверняка он не помнил рядового студента. Их, прошедших через него, было тысячи. Но я-то его помнил. Помнил, как он читал нам свои рассказы… И под занавес беседы скромно признался, что написал книжку, но она не художественная… Он заинтересовался и предложил встретиться на следующий день на автобусной остановке, чтобы получить от меня эту книжку. Встретились, передал…
На другой день звонок:
– Слушай, дружище, ведь ты можешь писать. И при том – хорошо. Надо встретиться.
Потом он, чтобы поддержать, предложил вступить в Союз писателей России. Перед ним я преклоняюсь».
К сказанному Лагутичем можно лишь добавить то, что и раньше были подобные акты помощи литераторам, судя по тем статьям-отчетам о семинарах, которые проходили в конце восьмидесятых годов.
Но вскоре радость от торжественных мероприятий чествования юбиляра, а также отпубликации очерка о нем омрачилась смертью Николая Юрьевича Корнеева (15 августа), с которыцм Михаил Николаевич всегда был в хороших отношениях – ведь поэт-фронтовик был близким другом Евгения Носова. Даже стихотворение посвятил.
Был он мал,
Но не был мил и тих
Мир артиллерийской панорамы.
Я за блеском орденов твоих
Резкие угадываю шрамы.
Чествовали нас, но все равно –
В день, что был потомкам заповедан,
Отдавало горечью оно,
Это красное вино победы.
А пришедший 2002 год добавил новые печали: сначала 24 марта в Плавске Тульской области умер Петр Георгиевич Сальников, затем 12 июня не стало Мастера – Евгения Ивановича Носова, самого близкого друга и мудрого наставника Михаила Николаевича.
Скорбя о Носове, Михаил Николаевич всерьез берется за уже начатую им Евгениаду – повествование о Мастере. Новелла за новеллой выходят из-под его пера. 18 июля «Курская правда» печатает рассказ «Свет в окошке», который сопровождался рисунком родительской избы Михаила Еськова, выполненным Евгением Ивановичем Носовым гуашью и акварельными красками. (Кстати, на этой же газетной полосе были очерки о Носове и изба его родителей в Толмачеве – вновь акварельно-гуашевое творение самого Евгения Ивановича).
1 августа «Свет в окошке» публикует «Молодая гвардия». А журнал «VIP» в 4-ом выпуске печатает рассказ «Боян земли Русской». Он вновь о Носове, точнее, скорбный плач по умершему «Патриарху русской словесности».
«Умер Евгений Иванович Носов… Потеря невосполнимая: ушел из жизни Патриарх русской словесности, без которого немыслима национальная культура. А для нас, курян, потеря эта – из горьких самая горькая, – так начинает Михаил Николаевич это небольшое произведение об Учителе и Друге, наполненное бесконечной горечью и скорбью. А далее с необыкновенным чувством нежности говорит о произведениях Мастера, как Лев Толстой «голой пяткой», чувствовавшего «сокровенные горести и беды народа, самый оголенный нерв России»: «Евгений Носов писал не повести и рассказы, он создавал поэмы, был современным Бояном, чья грустная, омытая слезами, но возвышенная песня была слышна во всех пределах, где только обитала славянская душа, ибо все написанное им было Сказанием о Земле Русской».
А еще здесь говорится, что носовской «прозой можно лечиться» и что для Евгения Ивановича главной заповедью в творчестве было «Не лги». И по-набатному тревожно звучат заключительные строки: «Как и некогда, ныне в русских пределах опять творится неладное. Не приведи, Господь, врагам верховодить на нашей земле, ведь изымут, а то и сожгут, прежде всего, книги Евгения Носова, ибо «здесь русский дух, здесь Русью пахнет». Эти строки как нельзя лучше подчеркивают собственные переживания Михаила Николаевича за Землю Русскую.
В 2002 году Курским государственным педагогическим институтом тиражом в 4000 экземпляров было издано учебное пособие «Связь времен». Оно о писателях Курского края с древних времен и до начала второго тысячелетия. Достойное место в этом пособии по литературе для старшеклассников и студентов ВУЗов нашлось и Михаилу Еськову с его рассказом «Петька вернулся!» и двухстраничной биографической статьей о самом писателе.
В 2003 и 2004 годах издание произведений Михаила Еськова о Евгении Носове продолжается. Сначала в 42-м выпуске 2003 года «Толоки» публикуется очерк «Рядом с Евгением Носовым», затем в 43-ем выпуске «Толоки» этого же года публикуется рассказ «Per aspera…» и «Фотография не для смотрин». А в шестом номере журнала «Москва» выходит «Его прозой можно лечиться». Кроме того, «Молодая гвардия» 9 июня 2004 года, накануне второй годовщины со дня смерти Носова, публикует еще один рассказ Михаила Николаевича о Мастере «Директор каспийских морей».
Как видим, все произведения о Евгении Носове. Поэтому, придерживаясь традиции давать небольшие пояснения по каждому произведению писателя Еськова, несколько слов скажем и об этих рассказах (новеллах). «Рядом с Евгением Носовым» в других изданиях проходит под заголовком «Не пиши для сытых». И о нем уже говорили выше, когда вели речь о начале творческого пути Михаила Николаевича.
Рассказ «Per aspera…» с подзаголовком «Глазами друга» не только о серьезных болезнях Евгения Ивановича на закате Советского Союза, но и о той нездоровой атмосфере, которая царила как в Курском обкоме партии, так и в обкомовской больнице, для медперсонала которой персона директора консервного завода куда значимее писателя. Причем писателя – лауреата государственных премий и наград.
Но слова, сказанные Носовым Еськову после побега из обкомовской больницы: «Ми-и-ша! Никакой писатель им не нужен. Ты бы видел, как они кругами ходили около директора консервного завода… А с меня что взять?» – живы и сегодня. Вроде и политический строй сменился, и обкомовских спецбольниц нет, и чиновники по делам молодежи ныне иные, но отношение власть предержащих к писателям осталось прежним: чванливо-снисходительным, а то и хамско-пренебрежительным. Подумаешь, какой-то писателишка… И людям совестливым вновь, как тогда Михаилу Еськову, становится стыдно и обидно за друга, за общество, за государство, в котором тон задают, как говорил герой повести «Торф», «хамоидолы». Хамоидолы, а не хомосапиенсы по-прежнему правят бал. И нормальным людям приходится жить как «в эмиграции», что, по свидетельству Михаила Николаевича, не раз с горечью констатировал Носов.
Рассказ «Фотография не для смотрин» – еще одно произведение о Носове и медицине, точнее о Носове и его нежелании серьезно заняться собственным лечением. Михаил Николаевич даже афоризм привел, относящийся к Носову: «Это о нем сказано, что русский к врачу является за день до смерти, тогда как немец – за год до болезни». В целом переживательно-сочувственное произведение о том, как во время затянувшейся болезни Евгений Иванович был сфотографирован, но от представленного ему на обозрение снимка отказался, заканчивается едва ли не притчей.
«На пробу отпечатал снимок, принес его Евгению Ивановичу. Обычно все, что попадало в руки, он разглядывал с присущим ему пристальным вниманием. Но эту фотографию Носов почти мгновенно вернул мне:
– Никому не показывай.
Такого ответа я не ждал. Понравилось, не понравилось – одно дело, и совсем другое – убояться своего изображения. Понять Евгения Ивановича я смог лишь недавно, увидев собственную фотографию с таким же состоянием души. На самом деле взглянуть на себя страшно, когда болезнь вытеснила все, чем жил, когда ты уже в печальных калиговках для погоста».
Рассказ «Его прозой можно лечиться» в других изданиях называется «Боян Земли Русской», о котором речь уже шла выше.
Рассказ «Директор каспийских морей» о поездке с Носовым, московским критиком Виктором Чалмаевым, Львом Коноревым и другими друзьями Мастера, в том числе и другом детства Чистяковым, которого чаще величали Родионычем, в Стрелецкую степь, приключениями, связанными с этой поездкой, и «созреванием» носовского рассказа «Шопен, соната номер два».
В совокупности все эти рассказы значительно пополнили Евгениаду – лирическую прозаическую поэму о Мастере.
В 2004 году из городской типографии вышла первая книга первого тома Большой Курской энциклопедии (инициатор издания и главный редактор – Ю.А. Бугров), в которой имелась статья Е.Д. Спасской о Михаиле Николаевиче Еськове. Так имя писателя попало в энциклопедические издания. И теперь всегда будет находиться рядом с именем Мастера. По достоинству попало и по достоинству будет находиться.
2005 год в культурной жизни края в целом и Курской писательской организации, в частности, был богат на юбилейные даты. Во-первых, исполнялось 80 лет со дня рождения Мастера – Евгения Ивановича Носова и «курского Николая Островского» – Василия Семеновича Алехина. Во-вторых, отмечалось 90-летие со дня рождения композитора Георгия Свиридова и поэта Николая Корнеева. В-третьих, Михаилу Николаевичу Еськову исполнялось 70 лет, а Борису Агееву – 55.
По инициативе Курской писательской организации, поддержанной общественностью области и комитетом по культуре, в этом году губернатором А.Н. Михайловым был учрежден литературный конкурс и солидная денежная премия имени Евгения Носова. Многие курские и московские писатели пожелали принять участие в этом конкурсе. Не остался в стороне и Михаил Еськов.
Но до того, как начаться конкурсу, он 14 января в «Курской правде» публикует очередной рассказ о Евгении Ивановиче – «Волжские страдания», а 15 января в «Городских известиях» – «Посреди села».
Рассказ «Волжские страдания» – о поездке Евгения Носова с супругой, четой Еськовых и другом Родионычем в Волгоград к сестрам Евгения Ивановича – Свете и Нине. И о приключениях, имевших место во время этой поездки. Это одно из самых светлых и лирических произведений данного цикла.
А рассказ «Посреди села» повествует о том, как увиденное Еськовым бездушное поведение жителей одного села послужило Евгению Ивановичу Носову сюжетной основой для произведения «Холмы, холмы…». А еще «Посреди села» – это искренняя радость Михаила Николаевича за своего друга и наставника, написавшего чудесную художественную вещь.
«Прошло более десяти лет. Вдруг появляются «Холмы, холмы…». И я ахнул: пригодилось мое наблюдение. Но как оно мастерски обросло живой художественной плотью!»
В это же время Борис Агеев в 50-м выпуске «Толоки» под общим заголовком «Уже не твое» печатает целую серию рассказов (новелл) Еськова о Мастере: «Уже не твое», «На Полную с ночевкой», «Посреди села», «Жандармы, между прочим…», «Директор каспийских морей», «Рядом с Носовым», «На рыбалку» и «Волга-Волга».
Рассказ «На Полную с ночевой» не только про рыбалку и родную природу, не только про историю края, но и о жизненной философии Евгения Ивановича Носова, которую принял на вооружение Михаил Еськов для развития литературного творчества.
«Тогда я искал свою дорожку в литературе, – исповедуется перед читателями Михаил Николаевич. – Тыркался туда-сюда. Писал ни как есть, а как должно быть, как того требовал социалистический реализм. Уж он-то, этот самый передовой метод искусства, должен был меня выручить.
Евгений Иванович, как всегда, полагался на собственные правила:
– Возьми лопату, копни землю, да не на огороде, там земля неестественная. А ты копни нетронутое земледелием: на лугу, в лесу. Сколько в той земле: и корни, и черви, норки всяких размеров, ржавое железо со следами человека. Возможно, и кости попадутся – там все вместе – и смерть, и жизнь. Тут и сочинять ничего не нужно – макай перо и пиши».
Сочетание лирического описания природы, путешествия на надувных резиновых лодках семей Носовых и Еськовых, их необычные приключения в охраняемой запретной зоне, исторической справки о деде Носова по материнской линии присутствует в рассказе «Жандармы между прочим…». Но нашлось тут место и иронии, и философии, и размышлению о нравственности в человеческих отношениях.
«Ну а нам достались другие времена, где левое названо правым, где жизнь под видом конечной истины преподносит коктейль из кривды, весьма сложно поступать по первому побуждению. Евгений Иванович, думается, и сам способен был загнать за Мамай вот эту стайку молодежи, нагишом распластавшейся на песке. Какую же заглушку поставили в их душах, чтобы прилюдно явить собой непотребное зрелище?»
В мае ОАО ИПП «Курск» (ул. Энгельса, 109) приступает к изданию книги Михаила Николаевича «Свет в окошке», а «Курская правда» 28 мая публикует «Касатку» и следом, 10 июля, очередные рассказы о Евгении Ивановиче Носове – «Недолгие рыбацкие часы» и «Пристрелянная нейтралка».
О «Недолгих рыбацких часах» упоминалось выше, а о «Пристрелянной нейтралке» сказать стоит. Этот рассказ о подготовке в Курском драмтеатре спектакля по повести Носова «Усвятские шлемоносцы» и о задумке Евгения Носова написать пьесу по рассказу «Красное вино победы», включив в нее эпизод из своей военной жизни.
Центральной фигурой этого эпизода была женщина-санинструктор, в которую поголовно были влюблены все солдаты батареи. И чтобы обратить на себя внимание девушки, солдаты рисковали жизнями, пробираясь на нейтралку, где находилась бахча с созревающими овощами.
«И чтобы хоть как-то обратить на себя внимание, они между собой решили: с той бахчи к обеду у нее должны быть свежие огурцы. Под свист пуль, вжимаясь в землю, по очереди совершали вылазки на нейтралку.
– Доходило до безумства: мечталось, чтобы на бахче тебя ранило и чтобы санинструкторша приползла за тобой… Подержаться бы за руку, поцеловать…»
Как мне видится, Михаил Николаевич в этом небольшом, но емком рассказе не только передал суть очередной встречи с Мастером, его словом, но и драматизм описанных Евгением Ивановичем событий.
А в целом, Евгениада, начатая еще «Словом о наставниках» в далеком уже 1978 году в «Литературной газете», практически подходила к своему логическому завершению. И образ Евгения Носова, писателя и человека, едва ли не обожествленный Еськовым, предстает перед нами во всем своем величии и всей своей обезоруживающей простоте и доступности.
В это же время на пересечении улиц Блинова и Челюскинцев, недалеко от дома, где жил знаменитый писатель, в маленьком скверике устанавливается бронзовый памятник Евгению Носову. Для появления памятника писательская организация и лично Михаил Еськов, Владимир Детков, Юрий Першин, Борис Агеев и Николай Гребнев в тесном взаимодействии со скульптором Владимиром Бартеневым – автором памятника – провели титаническую работу, подобно ленинским «ходокам» пробиваясь в начальственные кабинеты. А жюри конкурса имени Евгения Носова подводит итоги, и первыми лауреатами становятся Михаил Николаевич Еськов за серию новел об Евгении Ивановиче Носове, Василий Семенович Алехин – за книгу «Висожары» и Борис Петрович Агеев за книгу «Открытое небо».
1 июня 2005 года сразу две курские газеты – «Курская правда» и «Курский вестник» – вышли с информацией о данном событии в общественной, культурной и литературной жизни области. В «Курской правде» была редакционная заметка, а в «Курском вестнике» авторская статья А. Сенина «Все премии остались на родине Носова». Но в обеих публикациях давалась информация о лауреатах конкурса и их произведениях.
Прошло два дня, и в «Российской газете» появляется статья В. Чемодурова «Созвездие Плеяды», в которой на всю страну сообщается, что лауреатами премии имени Евгения Носова стали три курских писателя – Борис Агеев, Василий Алехин и Михаил Еськов.
Затем 15 июня вновь в «Курской правде» Валентина Коркина публикует статью «Литературный праздник: в Курске чествовали лауреатов конкурса имени Е. Носова», а 16 июня Тагир Аглигулин в «Городских известиях» – очерк «Вырастает из времени имя». И в одной, и в другой публикациях называются имена победителей и их произведения (книги), ставшие вместе со своими создателями лауреатами.
Вот так бурно и дружно культурная общественность отмечала это важное событие в литературной жизни Курской области, чествуя лауреатов и заодно отдавая дань памяти Евгению Ивановичу Носову.
Кстати, о памяти: в 2005 году в Москве в издательстве «Русский путь» увидело свет пятитомное собрание сочинений Евгения Носова (тираж – 3000 экземпляров), для появления которого вместе с составителем Евгенией Дмитриевной Спасской свою лепту внесли курские писатели – и в первую очередь Михаил Николаевич Еськов. В настоящее время это собрание сочинений имеется почти у всех писателей и литераторов края.
Соблюдая принятую традицию, несколько слов о книге «Свет в окошке». Она в твердом цветном ламинированном переплете. Объем страниц – 480, тираж – 1000 экземпляров. Произведения Еськова – рассказы, повести, новеллы и миниатюры – предваряет статья Бориса Агеева (он же и художник-оформитель) «Отцвет чёрной рубахи», о которой уже не раз упоминалось выше.
Формально книга состояла из трех частей: рассказы и повести – первая часть, новеллы о Носове – вторая и миниатюры – третья. Но если абстрагироваться от миниатюр и взглянуть на книгу под другим углом да еще с учетом расстановки автобиографических рассказов и повестей по временной хронологии, то это роман. Да-да, роман. Причем не просто роман, а роман-эпопея. Большой многоплановый роман-эпопея с переплетением сюжетных линий вокруг главного героя – Михаила Еськова. И начинается роман с военного лихолетья сороковых годов, с голодного и холодного детства героя главами «Брат мой меньший», «Старая яблоня с осколком», «Черная рубаха», «Касатка», «Бучило» (новое название рассказа «Танётка»). Это все о сороковых-огневых, голодных да холодных. Продолжается же он в пятидесятые учебой героя в мединституте – новыми главами-повестями «Торф» и «Сеанс гипноза». А через шестидесятые созидательные проходит главой из жизни сельской больницы «Петька вернулся!». Затем, проскакивая «тихие и сытные» семидесятые, бродит по второй половине восьмидесятых «Днем отошедшим». А оттуда вместе с героями новой своей части «…В лучах заката» – Максимом, Вывернутым, Тудаковым и Викториным – шагает по «лихим» девяностым и только что начавшимся «нулевым».
Книга «Свет в окошке» – роман о жизни самого главного героя, о жизни его родных и близких, о жизни всех социальных слоев российского общества, о жизни всей большой страны. И самые светлые страницы этого романа-эпопеи в его новеллах, в которых переплелись сюжетные линии судеб Михаила Еськова и Евгения Носова. И только одно вызывает сожаление, что в этом романе-эпопее почему-то отсутствует «Серебряный день» – еще одна светлая часть этого эпохального произведения.
О подавляющем большинстве произведений, вошедших в эту книгу, речь велась. Даже о прекрасных еськовских миниатюрах упоминалось, а одна – о мудрой и ироничной женщине – даже приводилась в качестве примера. Однако рассказ «…В лучах заката» настоятельно требует хотя бы несколько слов о себе.
Рассказ об остудных, неуютных, мошенническо-вороватых, бездарно прожигаемых, безалаберных, бездуховных и жестоких девяностых годах, когда государство фактически развалилось, и каждый выживал как мог, не брезгуя ни обманом, ни лицедейством. И в нем ответ на ранее поставленный риторический вопрос: «Переживал ли писатель творившиеся в стране безобразия?»
«Как и условились, Максим определился на обочине людского потока, снял шляпу, опустил ее к ногам и, не поднимая глаз, принялся бормотать: «Шведэн, Стокгольм. Туристэн, вороваль…»
Беспечно смотреть на других людей он уже не мог. Окружающий Божий мир стал вдруг не только угасшим, отодвинутым, но и явно чужим, а сам он – виноватым перед всеми».
Не знаю, для кого как, но лично для меня фраза о чужом мире и собственной виноватости является ключевой о той поре разлада и разрушений, в первую очередь, в собственных головах. Именно она отодвигает в сторону невольно возникающую ассоциацию образа Максима с героем «Двенадцати стульев» И.Ильфа и Е. Петрова Ипполитом Матвеевичем Воробьяниновым, просившим милостыню на основных европейских языках.
Да, еще находились люди, умеющие сострадать, как две безымянные пожилые героини, положившие в шляпу Максима целый червонец.
«– Глянь-кось, милая, неужто и швед нашу копейку просит?
– С кем не бывает. Шведы – тоже люди. Соседка в Египет ездила, ее там обчистили, а она – турка туркой, как вот этот несчастный.
В шляпу тем временем опустилась десятирублевая бумажка».
Но уже все чаще и чаще с экранов телевизоров и из динамиков радиоприемников неслось с нескрываемым сарказмом в адрес по-советски доверчивых россиян и России: «Страной непуганых идиотов».
И хотя герой «чужого мира» Максим переживает за свой обман, он не лермонтовский страдающий эгоист Печорин, он – порождение остудного времени лихих девяностых.
В отличии от многих курских писателей, постаравшихся личности Горбачева и Ельцина не вспоминать «всуе», чтобы, не дай бог, не огрести дополнительных неприятностей, Еськов по ним прошелся ироническим пером. Вот диалог Максима и Викторина:
«У Максима невеселая думка вырвалась наружу:
– Да… Совсем некстати.
– Макс, ты о чем? О снеге что ли?
– Не только о нем…Раз в жизни секретарь райкома оказался приятелем, попросить – расчистил бы снежок до самого порога. Свадьба ведь… А жизнь вон как сдвинулась. Вчерашний царь страну прораисил (весьма верное определение! – Н.П.). Где теперь эти райкомы?
– Меченому помогли. Он же явно несамостоятельный.
– В том-то и дело, Викторин. Место было не для него. Да и дружки еще те – с мертвого калиголовки снимут. Они до поры, до времени косят под своего, а чуть зазевался – тут тебе и хана.
– А-а, Макс, всем хотелось перемен…»
Гражданская позиция автора по отношению к Меченому четкая и ясная. Также четко и ясно, без наплыва тумана, она выражена к Ельцину и его присным в большом монологе, вложенном в уста тракториста Вывернутого – Тихона Ивантьева, некогда передовика, а теперь личности, склонной к алкоголизму, но тем не менее здраво рассуждающему. (Возможно, в него автор вложил образ нашего народа, не знаю… – Н.П.). Приведем всего лишь строку: «Надо вымаливать Ельцина, иначе его программа разрушения будет действовать в каждом из нас».
В целом рассказ, на мой взгляд, одно из самых сатирических произведений автора, доведенное до гротеска, в отображении действительности тех приснопамятных дней. И в этом – еще одна грань таланта прозаика Михаила Николаевича Еськова.
Полагаю также, что и миниатюры в данной книге требуют дополнительного обсуждения. Во-первых, их в книге тридцать восемь. Во-вторых, каждая миниатюра – целый мир света, красок, афористичности, философии, иногда печали. В качестве примера приведем несколько самых коротких по текстовому содержанию, но глубоких по мысли. Некоторые вызовут улыбку, от других сожмется сердце.
ЯМЩИК
Бабушка помогает внучке учить «Зимнюю дорогу» Пушкина. Решается спросить, а всё ли внучка понимает?
– Кто такой ямщик?
– Ну, это мужик, который копает ямы.
– Откуда ты взяла?
– Ну, разве не слышишь, корень «ям»?
– А тогда что такое «щик»?
– Ну, это – щик-щик – и яма готова.
МАЛЫЙ БИЗНЕС
Завтра нужно нести кал на исследование. Иначе в школу не являйся – такой строгий наказ. Старшая сестра Рита в растерянности: сколько ни тужься, кишечник сработает не раньше, чем через двое-трое суток. А младшая сестрёнка Лара ходит гоголем: у неё промашек с этим делом как раз не случается. Пошла в туалет и вскоре позвала туда мать.
– Мам, сколько на анализ хватит?
– О-о, да тут у тебя товару на пятерых.
Лара за коробку фломастеров выдала Рите необходимую дозу материала. Потом Лара позвонила однокласснице:
– Крыша, ты?.. Ну, не Крыша, не Крыша, извини… Крышкина, как у тебя с анализом?. Не получается?.. И у Лидки тоже, и у Светки… Пусть мне позвонят. Так и Андриан тебе жаловался?.. Ладно, пусть и Андриан со мною свяжется.
Ларе понравилось, как ловко удалось распродать «товар» по договорной цене. Жалко, что редко назначают анализы. Впрочем, Андриан на каждом уроке пользуется её подсказками и «списывает» у неё задарма.
ЖИТЬ ХОЧУ
В три года девочке предлагали операцию на сердце. Мать была категорически против: «Резать не дам».
В четырнадцать об операции речь уже не идёт: девочка при смерти. Мать в слезах:
– Доченька, родимая моя, прости. Это я тебе жить не дала… Прости, доченька!
А девочка в ответ:
– Это ты меня прости. Это я тебе жить не дала: со мною всё по больницам и по больницам.
Прошло несколько часов.
Врач подошла со шприцем. Мать затрясла головой:
– Не нужно. Зачем ей мучиться?
Девочка открыла глаза:
– Нет, мамочка. Пусть делают всё, что нужно. Я жить хочу.
Накануне дня рождения Еськова, 18 ноября «Курская правда» публикует «Зернышки из блокнота» – подборку миниатюр. Среди них «Благодарность», «Совесть спать не даст», «Триптих», «Что такое колхоз?» и другие. Так Михаил Николаевич познакомил читателей газеты с еще одним пластом своего литературного творчества. А 29 ноября Валентина Коркина в «Курской правде» публикует заметку о творческом вечере писателя Михаила Еськова в областной библиотеке имени Н. Асеева. Она отмечает, что на вечере юбиляра были не только писатели, библиотекари, работники культуры, но и врачи, и бывшие студенты мединститута, которых Еськов в свое время учил. А еще Коркина сообщает, что Михаилу Николаевичу вручили губернаторскую премию имени Евгения Ивановича Носова.
В 2006 году Михаил Николаевич продолжает Евгениаду – повествования о Мастере. 13 января «Курская правда» печатает «Трапезундский табак», а «Городские известия» 10 июня – «Вредную для нас повесть». Но за день до этого, то есть, 9 июня, в «Курской правде» Иван Зиборов размещает статью «Выговор за рыбалку», в которой рассказывает о совместных с Евгением Носовым и Михаилом Еськовым походах на рыбалку и ночных бдениях у костра, когда тихие душевные разговоры не утихали до самого утра.
В 2007 году Михаил Еськов 27 февраля в «Городских известиях» публикует рассказ «Неосуществительное имя существительное» – очередной эпизод из своего голодного детства. Пошел в райцентр в магазин за «присмотренными» ранее штанами, а «нарвался» на свободно продаваемый хлеб. И с деревенской голодухи не смог устоять: забыв про штаны, накупил на все деньги хлеба. Набрал в мешок столько, что, словно муравей, тащил «золотой» груз, весом значительно больше собственного, многие безмерно удлинившиеся километры.
В этом же году в Издательском доме «Славянка» вышла в свет книга «Писатели курского края», уже не раз упоминавшаяся в этой работе. В ней, как отмечалось выше, были материалы и о Еськове: автобиография, статьи Бориса Агеева «Жизнь без боли невозможна» и «Отцвет черной рубахи» и выдержки из высказываний о нем и его творчестве писателей Е. Носова, Т. Горбулиной, Н. Шадрина. Н. Подзоровой, Э. Сафонова и В. Коркиной.
А в Курской городской типографии была напечатана еще одна огромная (девятьсот страничная) книга о Евгении Ивановиче Носове «Мастер с нами», составителем и редактором текстов которой вновь была Евгения Дмитриевна Спасская, старый друг и поклонник таланта Носова. Михаил Николаевич в ней представлен рассказом «Его прозой можно лечиться». А еще в книге есть письма Носова к Еськову и Еськова к Носову, датированные 1969-м годом, которые источают свет доброты и любви друг к другу, к общим друзьям и литературному делу. Удивительно чистые и светлые по духу и доброжелательности письма. Настоящие художественные произведения по стилю изложения и содержанию.
В 2008 году произведений Михаила Николаевича в газетах и журналах мною не обнаружено, но о нем самом появилась статья педагога Надежды Быковой «На том стояла и стоит Русь», опубликованная 7 июня в «Курской правде» почти на целой полосе. «Недавно перечитала почти все, написанное известным курским писателем Михаилом Еськовым, – делится с читателями своими мыслями Быкова. – Нахожусь под сильным впечатлением от его во многом автобиографических повестей и рассказов. Захотелось поговорить и о творчестве писателя, и о его неординарной личности. Первое, что хотелось бы сказать – перед нами яркий, глубокий художник, пронзительно и достоверно передающий историческую правду жизни народа». И далее следует довольно подробный анализ многих рассказов и повестей, в том числе и повести «Серебряный день».
А вывод всему сказанному в статье такой: «Михаил Еськов – личность, он ничего в себе не растерял, он идеальный пример генетической устойчивости, нравственной чистоты и порядочности. Произведения Еськова как раз и формируют в человеке созвучные нынешнему дню чувства собственного достоинства, неприятие всякого насилия над личностью».
И завершают статью слова благодарности читателя и педагога: «Спасибо, Михаил Николаевич, за ваше гуманное сострадательное творчество, ведь именно это чувство сохраняет душу человека, целый народ. На этом всегда стояла и стоит Русь…»
Что ж, прекрасный читательский отзыв. Многим писателям хотелось бы услышать да и прочесть что-то подобное о своих произведениях и о себе самом.
А еще в 2008 году в Курске и в израильском городе Хайфа вышел в свет первый том Малой Курской энциклопедии, в котором на странице 337 находилась биографическая статья о Михаиле Еськове.
В 2009 году Михаил Николаевич в средствах массовой информации не отметился, хотя именно в это время трудился над новыми рассказами «Москвич Мишка», «Жил-был Герасим Лукич» и «Ни тучки, ни хмарки», которым суждено было появиться в следующем году уже в очередной книге автора. Впрочем,15 января в газете «Городские известия» публикуется статья «Духовный свет Евгения Носова», подготовленная к изданию Евгенией Спасской. В статье приводятся высказывания о Мастере Б. Агеева, А. Шитикова и М. Еськова. А 5 февраля в этой же газете появилась статья М. Федоровой «Возвращение к военной теме», в которой речь шла о произведениях Еськова «Москвич Мишка» и «Жил-был Герасим Лукич».
17 мая писателю Виктору Давыдкову исполнялось 60 лет, и Михаил Николаевич написал о нем и о его творчестве статью «От родниковых истоков», которую 16 мая опубликовала «Курская правда».
«Он рожден поэтом, – сообщает читателям Еськов в этой небольшой но, как всегда у него, емкой и образно дышащей статье. – С детства нам знакомы такие понятия, как мертвая и живая вода. …Поэт тоже может проявляться в стихах, сотворенных из поверхностных, незаглубленных событий, и может делать это весьма и весьма умело. Ну а живая волшебная поэзия рождается у того, кто улавливает и воспроизводит истинный исторический голос своего народа. Таким редчайшим чутьем в полной мере обладает Виктор Иванович».
А еще сообщает, что Давыдков в настоящее время работает над книгой «Анализ Курской битвы», в которой по крупицам восстанавливает события судьбоносного сражения на Северном фасе Курской дуги. Кстати, в этом номере «Курской правды» были и стихи Юрия Асмолова, посвященные В. Давыдкову и Е. Носову.
Кроме того, в этом году в Издательском доме «Славянка» вышел второй коллективный сборник произведений для детей «Бабушкины пироги». В нем был опубликован рассказ Михаила Николаевича «Неосуществленное имя существительное».
В 2009 году вышли в свет книги Юрия Першина: сборник поэтических произведений «Новолетие» и сборник прозы «Измерение друзьями». И в обеих были произведения о Михаиле Еськове: в «Новолетии» стихотворение, посвященное дому Еськовых (о нем упоминали в начале данной работы), а в «Измерении друзьями», посвященной Евгению Носову, немало сказано и о дружбе Юрия Петровича с Михаилом Николаевичем Еськовым.
И хотя выше об этой книге Першина уже говорили и даже цитировали выдержки из нее, но еще пара слов о ней, на мой взгляд, лишней не будет. Ибо в «Измерении друзьями», как и в цикле новелл Еськова «Свет в окошке», заключается целая эпоха жизни не только Мастера, не только ведущих курских писателей и художников, но и государства Российского. А еще в ней дается образец настоящей мужской дружбы, чистой и бескорыстной, в некоторых моментах – даже жертвенной, когда «сам погибай, а товарища выручай». Ныне такого что-то не замечается…
2009 год… Непростой год в жизни Курской писательской организации. В сентябре (5 числа) не стало ответственного секретаря Владимира Павловича Деткова, друга и соратника Михаила Николаевича. Около двадцати двух лет вел он корабль курского писательства по неспокойному общественно-политическому, культурному и житейскому морю отечественной действительности. Не позволил утонуть ему в «лихие» девяностые и даже численно увеличил старый экипаж новыми членами. И вот его, талантливого прозаика, умного руководителя, не стало. Похоронили достойно: Николай Гребнев, подключив все связи, выхлопотал «хорошее» место на Северном кладбище.
После похорон возник вопрос: кому быть у руля организации, понесшей в первом десятилетии нового тысячелетия значительные потери. Следом за Николаем Корнеевым, Петром Сальниковым и Евгением Носовым в 2003 году не стало Татьяны Горбулиной, в 2005 – Сергея Павловича Бабкина и Анатолия Константиновича Трофимова, в 2006 – Василия Семеновича Алехина и Николая Ивановича Леверова.
Как рассказывают «старожилы» писательского сообщества, возникло много претендентов, желающих «порулить». И тут Михаил Еськов, проанализировав организаторские способности и личностные данные кандидатов, среди которых было много личных друзей, проявил жизненную мудрость и обоснованно предложил коллективу в качестве руководителя Николая Ивановича Гребнева. И большинство писателей с ним согласились. Так новым руководителем курского писательского сообщества стал Николай Гребнев – талантливый журналист, одно время работавший на Центральном телевидении, общественный деятель с многолетним стажем, успешный организатор-предприниматель и самобытный писатель.
Став у руля, Гребнев сразу же приступил к реорганизации управленческой структуры и самой организации. Так появилось Курское региональное отделение Союза писателей России, сокращенно КРО СПР. А в нем правление во главе с председателем и секретариат. В правление вошли Борис Агеев, Виктор Давыдков, Михаил Еськов, Иван Зиборов под председательством Николая Гребнева. В секретариате предусматривалось участие ведущих писателей из районов области, а от города Курска – Юрия Першина.
Вот так Михаил Николаевич своим тихим – он никогда не повышает голоса, – но вразумительным словом внес существенный вклад в развитие курского литературно-писательского дела и в историю писательской организации края. А если смотреть шире, то по большому счету – в дело развития культуры Курского края.
Параллельно с реформированием писательской организации Гребнев вел ожесточенную борьбу с некими полукриминальными бизнес-структурами, положившими глаз на помещения писательского сообщества. Дело шло к рейдерскому захвату помещений – прельщал исторический центр города и близость культурных, административных и хозяйственных учреждений, близость к власть предержащим. Михаилу Николаевичу, Юрию Першину и Борису Агееву пришлось оказывать Николаю Ивановичу поддержку в этой борьбе. Отстояли и устояли.
После ремонта, проведенного в помещениях, получился светлый и просторный храм творчества, названный Домом литератора. И в него тут же потянулись начинающие авторы как из города Курска, так и из районов области. Можно было облегченно вздохнуть: писательская организация продолжала свою миссию.
А у Николая Ивановича уже новые планы – проведение в Курске литературного Фестиваля и создание Союза курских литераторов. Члены правления, в том числе и Михаил Еськов, поддержали своего лидера в данных начинаниях. Но еще до выполнения этих планов все они приняли участие в торжественных мероприятиях, проводимых городскими и областными властями.
Во-первых, было исполнено решение по возведению памятника писателю Константину Дмитриевичу Воробьеву. Бронзовый памятник работы Владимира Бартенева был установлен 3 октября перед входом в сквер, рядом со зданием областной филармонии и площадью имени Героя Советского Союза С.Н. Перекальского.
Во-вторых, 16 ноября на улице Садовой, 21, был открыт Литературный музей (филиал Курского областного краеведческого музея). В нем, как и должно быть, отдельные залы посвящены творческой деятельности наиболее известных писателей соловьиного края: Евгению Ивановичу Носову и Константину Дмитриевичу Воробьеву. Есть также зал, в котором рассказывается о творчестве и жизни современных писателей. В находятся экспозиции, информирующие посетителей о литературном пути Михаила Еськова. А еще в Литературном музее имеется библиотека с книгами курских авторов, и здесь достойное место занимают книги Михаила Еськова.
2010 год для писательской организации стартует с памятных мероприятий, посвященных Е.И. Носову. Михаил Николаевич к этому времени подготовил очередную новеллу «Умел слушать, умел видеть», которую 20 января печатает в газете «Курск». Кроме того, в январском выпуске «Российского писателя» публикует статью «Евгений Носов: 85 лет». КРО СПР не спеша готовится к проведению литературного фестиваля, посвященного 65-летию Победы советского народа над фашистской Германией в Великой Отечественной войне. И в этой работе Михаил Николаевич принимает самое деятельное участие.
С 3 по 5 июня Фестиваль литературы и искусства, а также Пленум Союза писателей России, открывавший Фестиваль, проходят в Курске – в библиотеке имени Н. Асеева. Впрочем, и Дом литератора не забыт. Имеются фотографии, на которых представители СПР запечатлены в момент посещения этого храма курского писательства.
На торжественных мероприятиях Фестиваля присутствуют председатель Правления Союза писателей России В.Н. Ганичев, его заместители и члены Правления и Секретариата СПР, губернатор Курской области А.Н. Михайлов, полномочный представитель Президента РФ в ЦФО Г. Полтавченко, писатели России, Белоруссии, Украины и, естественно, Курской области.
В ходе работы Фестиваля курским писателям Алексею Дериглазову, Николаю Шатохину и Виталию Белоусову торжественно вручены членские билеты СПР, а Михаилу Николаевичу Еськову объявлено, что он стал лауреатом Международной премии «Имперская культура» за большой вклад в развитие отечественной культуры и письменности.
По итогам Фестиваля был издан специальный выпуск альманаха «Толока», посвященный этому писательскому форуму. Кроме, так сказать, официальной части, значительное количество страниц отведено произведениям курских писателей и литераторов. Михаил Николаевич представлен в альманахе рассказом «Старая яблоня с осколком».
В этом же году в Издательском доме «Славянка» вышла книга избранной прозы Михаила Еськова «День отошедший». Она в мягком переплете, объем страниц – 496. В книгу вошли все ранее известные произведения автора, за исключением повестей «Серебряный день», «Сопутствующий диагноз» и цикла новелл о Евгении Носове. Кроме того, в ней опубликованы новые произведения, о которых говорилось выше, а также миниатюры под единым названием «Зернышки», автобиография, библиография и перечень публикаций об авторе. Предваряла произведения Еськова вступительная статья Бориса Агеева «…От дня отошедшего».
Книга получилась добротная, многоплановая, многогранная по содержанию и внушительная по художественному звучанию и воспитательному значению. Ее роль в исцелении людских душ от бездуховности и безнравственности неоспорима. И это исцеление через боль и муки героев делает нас, читателей, и чище, и добрее, и светлее, и совестливее, и отзывчивее, и чувствительнее. Делает людей людьми.
А Борис Агеев о данной книге так высказался: «В этой, во многом итоговой книге, Михаил Еськов пытается срастить концы, протянуть ниточку сострадания от дня отошедшего… из военного детства – к двуликой современности, в которой люди захотели зажить отдельно от своей души».
Как уже отмечалось выше, в книге два новых произведения автора на военную тему: «Москвич Мишка» и «Жил-был Герасим Лукич». Оба на тему нравственности и человеческого общения. Первый рассказ вновь автобиографичен, в нем Миша Еськов, как и его тезка из Москвы, солдат-шофер, один из главных героев. К тому же в этом рассказе дается описание собственной внешности в том далеком военном детстве: «От бабушки по матери мне досталась курчавая голова, сверкающая яркой медью». Второй рассказ о человеческой доброте и милосердии старого жителя хутора Луг Герасима Лукича по отношению к женщине Аксютке из соседнего села и ее детям, находившимся на краю могилы от голода. В этом произведении Михаил Еськов не действующее лицо и даже не свидетель, а добросовестный пересказчик чужой истории, услышанной, возможно, в более поздние годы, чем военное лихолетье.
2010 год – очередной юбилей в жизни Михаила Еськова. Ему исполнилось 75 лет. И друзья-писатели спешат поздравить его с этой датой и пожелать, как водится в таких случаях, новых творческих успехов. Борис Агеев в журнале «VIP» публикует очерк «Понять и пощадить», в котором в очередной раз говорит об исцелительном значении произведений Еськова. А сам юбиляр 20 ноября в «Курской правде» публикует «Неосуществительное имя существительное», 25 ноября в газете «Городские известия» – «Зернышки», очередную порцию миниатюр, полюбившихся читателю поэтической образностью, афористичностью и философской емкостью. В это же время в Издательском доме «Славянка» в открытой только что серии «Библиотечка одного рассказа» небольшим тиражом выходит книжечка Михаила Николаевича «Ни тучки, ни хмарки…», напечатанная на его собственные деньги.
Этот рассказ, впервые опубликованный в книге «День отошедший», принадлежит к тому ряду произведений Михаила Николаевича, что и «Петька вернулся!», и «Алерия», и «В лучах заката». Все события вроде бы происходят на глазах автора, но он в них не вмешивается, остается сторонним наблюдателем и добросовестным пересказчиком происходящего. Впрочем, сила эмоционального и психологического воздействия на читателя от этой «отстраненности» автора нисколько не ослабевает.
Примерно в это же время в Москве в 10-м номере журнала «Молодая гвардия» был опубликован рассказ «Черная рубаха», за который Михаил Николаевич удостоился литературной премии этого журнала. Премия, естественно, не в денежном эквиваленте, важен сам факт – признание творческого успеха. Это куда важнее денег.
А завершает чествования юбиляра статья Николая Шатохина, напечатанная в «Курской правде» 16 декабря, «Любви безоблачной не бывает», в которой акцент делается на рассказ «Ни тучки, ни хмарки».
«Что такое счастье? Кто из нас не задавался этим вопросом! – задает риторический вопрос этот мастер короткого рассказа из провинциальной глубинки Курской области. И тут же спешит сам ответить на него через произведение мастера большого рассказа. – Вот и перед героем рассказа Михаила Еськова «Ни тучки, ни хмарки…» Никитой Алдохиным в один прекрасный день он тоже невольно возник. Пребывая в радостном, точнее, в радушном настроении («сдал последний экзамен, впереди летние каникулы») Никита поймал себя на мысли, что «счастье – это когда душа ясная и от жизни ей ничего не надо». Короче, когда на небе «ни тучки, ни хмарки», как поется в известной украинской песне.
Жизнь, к сожалению, редко балует нас безмятежностью. Как было бы здорово, если бы этот талантливый психологически выверенный рассказ прочитали если не все, то многие подростки. Правда, в наше время такое пожелание вряд ли легко реализуемо. Издательство «Славянка», выпустившее недавно эту вещь в только что основанной серии «Библиотечка одного рассказа», преследовало, думается, куда более скромную цель: познакомить хотя бы малую часть молодежи с умным поучительным произведением маститого курского писателя, отметившего, кстати, только что 75-летие со дня рождения».
Вот в таком творческом и физическом напряжении прошел этот юбилейный для писателя Еськова год.
2011 год для Михаила Николаевича Еськова проходил под знаком врученной ему на Алтае, в Барнауле, литературной премии имени В.М. Шукшина за книгу «День отошедший». О данном факте курские СМИ с удовольствием сообщали своим читателям.
Первой отреагировала Марина Федорова статьей «Премия курскому писателю», напечатанной 21 июля в газете «Городские известия».
26 июля журналист и литератор Игорь Забелин в газете «Друг для друга» помещает небольшую заметку о вручении Шукшинской премии Михаилу Еськову. Дав общие сведения о конкурсе и небольшую биографическую справку о курском писателе, Забелин, ссылаясь на информацию замначальника управления по культуре и архивному делу Алтайского края Елены Безруковой, отмечает: «В нынешнем году на соискание Шукшинской премии претендовали 12 писателей из Екатеринбурга, Красноярского края, Костромы, Курска, Москвы, Омска, Тулы, Уфы, Ярославля, Саранска, Нижегородской и Архангельской областей. Однако большинство членов комиссии отдали свои голоса Михаилу Еськову. Повести курянина покоряют душевностью и лиризмом, а также простым и легким для чтения языком. Его произведения отличает глубокий психологизм, проза задевает за живое, при этом написано все очень доступно, ясно, просто».
И в этот же день в «Курском вестнике» Ян Богемский публикует статью «Книги Еськова оценили земляки Шукшина».
Буквально через неделю, 2 августа, Дарья Прудникова со статьей «Писатель Михаил Еськов удостоен Шукшинской литературной премии» выступает на страницах «Хороших новостей». В этот же день в «Городских известиях» публикуется статья Людмилы Кутыкиной «В творчестве душа помогает» – вновь по итогам интервью с Михаилом Николаевичем. В статье – откровения писателя, даже не ведавшего, что руководители СПР пошлют на конкурс его книгу, которая не только пройдет отборочное сито, но и понравится губернатору края Александру Карлину, и займет первое место. А 5 августа один из старейших и известнейших журналистов области Николай Безруков печатает в «Курской правде» заметку «За тысячу верст к Василию Шукшину», в которой, ссылаясь на слова председателя Правления КРО СПР Николая Гребнева, отмечает: «Прежде всего порадовала сама атмосфера этого праздника. И не только потому, что встретили многих известных писателей, художников, актеров – тот же Валерий Золотухин, только что назначенный директором театра на Таганке, с женой, актрисой Ириной Линдт, Наталья Бондарчук, Николай Бурляев... Нет, не только в этом дело. Было приятно видеть, что к памятнику на гору Пикет в Сростках поднималось множество простых людей из ближних и отдаленных алтайских деревень, да и со всех краев России. И было понятно, что у всех у них лежит душа к Шукшину. Очень уж он был и остается близок к народу, оттого и фестиваль получился ярким, неподдельным, искренним, словно отмечали юбилей родного человека. Да так оно и было! Не зря же на открытии праздника гостей потчевали настоящей алтайской медовухой, и как же было, раз такое дело, не опрокинуть чарку «за Шукшина!»...
На самом же фестивале в центре внимания находился Михаил Еськов. Шукшинскую премию ему, автору замечательной книги «День отошедший», вручил губернатор Алтайского края Александр Карлин. Это событие стало кульминацией торжеств».
Простота и искренность не только в произведениях, но и в беседах с журналистами – вот стиль творческой и обычной жизни Михаила Николаевича. Потому к нему и «тянутся» собратья по перу из параллельного цеха. Вот и здесь на вопрос журналистки Людмилы Кутыкиной, есть ли на рабочем столе писателя что-то новенькое, следует исчерпывающий ответ: «Я всегда в жизни опаздывал. Всегда. И события с опозданием осознавал. Опаздывал как-то созреть, всегда считал себя недостойным получать благодарности, награды. И сейчас – то же самое. Как будто все, что произошло на Алтае, это – не со мной. За что такие почести, непонятно… И с этим опозданием связано то, что какие-то задумки, которые можно было бы давно осуществить, приходится сейчас наверстывать. Так было и с рассказом «Пилотка доверху». Лет двадцать назад я начал его, а завершил только сейчас.
Теперь другой белый лист лежит, чтобы на глазах было и «теребило». Условное название будущего рассказа – «Невеста». В шестом классе меня мама решила женить. Потому что она обезножила, и все хозяйство держалось на мне. …Мама поглядела-поглядела и говорит: «Женю тебя». Выбрала мне в жены девушку. Хочется о ее судьбе написать». И дальше писатель без какого-либо рисования и показа «собственного величия» делится своими планами по сюжету будущего произведения, крепко увязанного с его собственной жизнью. Не многие творческие личности отваживаются говорить о произведениях, над которыми лишь начинают работать. Сглазу боятся…
Не упустила Людмила Кутыкина и его откровения о литературе: «Литература, во всяком случае, та, что была у Шукшина, и которой я, грешный, тоже занимаюсь, похожа на картину «Русь уходящая». Сейчас настолько стремительно все меняется. Я сам прожил вроде несколько жизней. …В творчестве душа помогает – это единственное, что осталось неизменным».
О многом расспросила опытная журналистка Михаила Николаевича, и многое поведал читателям писатель о себе, о своей большой семье – только 30 человек родственников в Курске, а еще около 40 – на малой родине в Пристенском районе. И главный вывод: «Дети такую душевную подпитку дают, что удивительно. Это такое лекарство, как ничто другое». Так же тепло, как о семье, делился сокровенным Михаил Николаевич и о своей сорокалетней дружбе с Евгением Ивановичем Носовым.
«Вот недавно спросили: «Что первое пришло в голову, когда узнал о присуждении премии имени Василия Шукшина?» Первое, что сделал – это поблагодарил Евгения Ивановича. Мне говорят: «Да хватит тебе ссылаться, опираться и вспоминать такое, ты сам взрослый». Но мне не стыдно. Он – часть моей жизни. Очень благодарен ему».
Да, не часто услышишь такие откровенные, исповедальные слова о прежних наставниках. У многих часто все – и хорошее, и плохое – со временем тускнеет и забывается, стирается в памяти. Но только не у Еськова. Потому, видать, и подметил некоторую особенность премии имени Шукшина: она вручалась трижды, и трижды ее получили выпестованные Евгением Носовым литературные «птицы» высокого полета: Виктор Потанин, Иван Евсеенко и Михаил Еськов.
И в этом же номере «Городских известий» рассказ самого «виновника» переполоха курских СМИ «Пилотка доверху» – очередное путешествие автора в собственное голодное неуютное детство. Очередная, хватающая за душу глава из длящегося несколько десятилетий романа-эпопеи о житье-бытье золотоволосого мальчишки Миши Еськова из хутора Луг и всего его поколения.
«Пилотка доверху» тематически продолжает рассказ «Танётка» или «Бучило». Но если в предшественнике речь шла о «походе» за колосками на уже убранное поле, то в «Пилотке доверху» – об опасной своими последствиями охоте за вызревающей рожью.
«…А рожь не торопилась дать зерно. Впереди еще были две недели цветения, затем две недели наливания, и уж потом две недели томительного созревания. Одно обнадеживало: прошлогодний неурожай не повторится. Тогда колосья из младенческого возраста не вышли, как в мольбе воздето торча, пропустовали лето и забыто усохли. Нынешняя рожь, слава Богу, вымахала выше головы, а мне-то – ого! – двенадцатый год».
Рассказ сплошь построен на психологических этюдах. Казалось бы, что может быть сверхэмоциональное и тем более психологически окрашенное в созревающей злаковой культуре – обычный агробиологический процесс… Но только не у Еськова. Вместе с героями его рассказа мы, читатели, начинам ожидать созревание ржи: ну, когда же она…
Не успели отойти от этой картинки, как уже набегает другая, не менее емкая в эмоциональном плане – об ослаблении матери героя рассказа и его самого от хронического недоедания, а попросту – голода.
«Да и у самого тоже пропало всегдашнее желание к резвой ходьбе. Немощно огруз, не под силу затяжелел, хотя усох напрогляд до тощей щепы, под кожей между ребер почти снаружи билось сердце. Видать, скоро тоже распухну, нальюсь водой».
И на этом фоне удивительное умение писателя работать с мелкими деталями, прорисовывая их тончайшие оттенки, чтобы в результате сложилась общая мозаика, украшающая очередной эпизод рассказа.
«Но время смилостивилось, сдвинулось куда надо. Наконец-то, начавшие спело жестенеть колосья шелушились увесисто, один в один курбастые зерна обнажались без труда, от хоботья веились свободно, легким дыхом».
Мало того, что из деталей сложилась зримая мозаика, тут еще и музыка звуков, игра шипящих «ш» и «ж», звонкого «з» и глухого «х». А в итоге – эффект шороха зерен на ладони, движение воздуха, шевеление детских губ и сам процесс шелушения. Настоящая поэзия!
Без замирания сердца нельзя читать строки о желании героя рассказа стать червем, чтобы спрятаться, укрыться в земле от страшного объездчика и его откормленного коня. Страшные по своей психологической и нравственной глубине строки… Но и следующие, где даже конь объездчика, и тот противостоит герою рассказа, не менее эмоциональны и драматично выверены: «Перед кочкой конь вкопано остановился, настойчиво стал бить копытом и беспокойно всхрапывать. Он словно указывал, где я нахожусь, и сердился, что его не понимают. Наверное, я уже не жил, все во мне заледенело, перестало существовать. Остались только глаза и перед ними грозные конские копыта, из-под нависающей осоки до них я мог бы дотянуться языком…»
Как ни прятался двенадцатилетний герой рассказа, нашелушивший зерном ржи солдатскую пилотку доверху, как ни старался превратиться в червя, чтобы избежать столкновения с объездчиком Кузякой, но жесткого , рассекающего кожу и мясо удара плети отведать все же пришлось. И здесь автор нравственно-психологическую составляющую рассказа доводит до высшего предела: мальчишка, спасая семью от голодной смерти, проявляет мужество – одно из лучших человеческих качеств – терпит боль, но не выдает себя, а взрослый, сильный мужчина, пользуясь безнаказанностью, показывает гнилость душонки. Сначала стеганул плетью, понимая, что ответа не получит, а потом пришел к вдове за магарычом как спаситель сына от тюрьмы. Да еще и про погибшего на войне мужа вдовы, Николая, вспомнил, мол, дружили – самый гнусный цинизм при сложившихся обстоятельствах.
Интересны и заключительные фразы рассказа: «А вечером мы ели кутью! Господи, жить можно». В них и молитва к Богу, и трагизм всего происходящего, и оптимистическая вера в жизнь – высшую ценность каждого человека на земле.
Не успел рассказ появиться в печати, как на него последовала реакция читателей. И первой была уже не раз упоминавшаяся в данной работе по предыдущим отзывам Надежда Быкова, преподаватель и самый верный почитатель таланта Михаила Еськова. В газете «Хорошие новости» 6 декабря она опубликовала статью «Незабываемое прошлое в рассказе М.Н. Еськова «Пилотка доверху».
«Рассказ писателя «Пилотка доверху» – это снова воспоминания, исповедь, – пишет она в большой, развернутой едва ли не на газетную полосу статье, давая анализ произведению. – Фабула проста и совпадает с сюжетом: несколько эпизодов из жизни героя. Экспозиция даёт полную картину тяжелейшей обстановки в селе, когда хлеборобы борются с голодом за выживание…»
А далее, дав исчерпывающую оценку действиям героев, колхозному строю и советской идеологии, по ее мнению, неверной в корне и антигуманной, и отталкиваясь от современных реалий, приходит к выводу: «…Автор – профессиональный врач, учёный. Он видит, что до морально-нравственного выздоровления общества ещё далеко. Люди стали забывать о лишениях, а обещания райской жизни забыть никак не могут. Поэтому писатель-врач продолжает «лечение» и на этот раз предлагает «более горькое лекарство» – рассказ «Пилотка доверху», в котором он также ратует за сохранение в душах людей евангельского смирения. Это качество при всех других достоинствах человека полезно для здоровья и для созидания, ведь там нет места злу. Он хочет нашего выздоровления, обретения утраченных чувства собственного достоинства и действенной доброты. Чтобы мы преодолели унылость, инертность, чтобы мы перестали оглядываться назад, а принялись строить счастливое настоящее, прежде всего в своей семье».
Думаю, что под этими словами подпишется каждый здравомыслящий человек.
Когда Михаил Николаевич стал лауреатом Шукшинской премии, все курские литераторы искренне радовались данному событию. Это не только плата добром за добро, но и чувство сопричастности к тем истокам и корням, которые постоянно подпитывали их творческие возможности. А он искренне радовался тому, что может делиться своей премией, награждая «открываемых» им авторов за лучшие произведения о малой родине. Вот так не только «привилась и прижилась», но и стала весьма заметной на литературном небосклоне учрежденная им премия «Дорога к дому». Но самое главное, ее обладатели искренне гордятся этим обстоятельством. Среди них и прозаик из Рыльска Анна Галанжина, автор книги «У колодца вода пьется», и прозаик-натуралист из поселка Глушково Валентина Ткачева, автор повестей «Гошка, рыбка!» и «Гошка вернулся!».
Забегая немного вперед, отметим, что премия Михаила Николаевича Еськова, кроме денежного и морального достоинства, обладает еще волшебной силой: вышеназванные ее лауреаты – Галанжина и Ткачева – приняты в Союз писателей России.
Само же появление премии Михаила Николаевича «Дорога к дому» не ускользнуло от внимания журналистов. Уже 29 декабря 2011 года о данном событии пишет Людмила Кутыкина в «Городских известиях» в статье «У премии имя – «Дорога к дому».
Кроме статей о Михаиле Еськове, напечатанных в прессе, в 2011 году в «Славянке» вышла книга Ю.А. Бугрова «Литературные хроники Курского края», в которой, как отмечалось выше, имеется биографическая статья о Михаиле Николаевиче. А еще в этом году вышла книга Владимира Кулагина «В пространстве памяти». В ней также есть статья о Михаиле Николаевиче «Жить без боли невозможно». Владимир Кулагин не пожалел превосходных эпитетов в определении литературного таланта писателя Еськова.
«Его творчество стоит на твердой народной почве – пишет Владимир Васильевич. – И живет он честно, чисто, светло и открыто. У него в книгах есть русский дух, запах лугов и пашен, дурман лесов и болот. Всюду присутствует славянская душа – и по судьбе его героев, и по духу. Язык сочен, стиль без особых затей, но каждый рассказ или повесть трогает щемящей нотой нашего немудреного бытия».
А еще, как отмечалось выше, в 2011 году Михаил Николаевич стал печатать свои произведения в «Курских перекрестках». И первым был опубликован рассказ «Ни тучки, ни хмарки». Затем публикации в этом альманахе были едва ли не в каждом выпуске.
Если же вспомнить о деятельности писательской организации, то в 2011 году по инициативе Правления КРО СПР были разработаны и приняты на вооружение организации литературные конкурсы и премии имени П.Г. Сальникова, имени А.П. Гайдара, имени В.С. Алехина, имени Г.И. Шелихова и имени А.А. Фета. В их разработке вновь активное участие принял Михаил Николаевич. Его советы всегда были краткие, ясные, заостренные на решение поставленных задач.
2012 год для КРО СПР, а, следовательно, и для Михаила Еськова, как одного из активнейших представителей писательского сообщества и члена правления, проходил под знаком проведения Первого съезда курских литераторов. И 4 августа Первый съезд литераторов в торжественной обстановке, с участием руководителей СПР, губернатора Курской области А.Н. Михайлова прошел в Курске.
Кстати, в этот день были вручены членские билеты Союза писателей России Алексею Тимонову, Сергею Малютину и автору этих строк. И в этом опять же большая доля души и сердца Михаила Николаевича и его ближайших друзей, давших рекомендации этим кандидатам на звание писателя.
А еще Михаил Николаевич успевал неспешно писать новые произведения и встречаться в школах и Литературном музее со своими читателями. Об одной из таких встреч сообщает в «Городских известиях» 27 декабря Мезенцева Марина в статье «Сколько в человеке доброты, столько в нем и жизни». А несколько раньше, 8 декабря, Людмила Кутыкина в статье «Дорога к сердцу», опубликованной в этой же газете, информирует читателей о вручении Еськовым премии «Дорога к дому» первому лауреату, поэту Алексею Дутову из Суджи.
В этом же году в журнале «Звонница» (№ 17) , издаваемом писателями Белгорода, вышла биографическая справка о Михаиле Николаевиче с его фотографией и высказываниями курских и московских писателей о его творчестве. И в этом же выпуске журнала под общим названием «Боян земли Русской» прошла публикация новелл Еськова о Евгении Ивановиче Носове.
Помимо этого, в альманахе «Курские перекрестки» в течение года печатались его произведения «Поясок из маминого сундука» – подборка миниатюр, отрывок из повести «Торф» – «Маревна» и рассказ «Алерия».
Естественно, большим событием как в личной жизни писателя, так и в жизни всей писательской организации в этом году стал выход книги «День отошедший». На этот раз она вышла под эгидой комитета по культуре тысячным тиражом, о чем говорилось выше. Наконец-то, у чиновников от культуры проснулась совесть, и они, хоть с запозданием, но воздали должное одному из лучших прозаиков России.
Но самым важным явлением в творческой жизни Михаила Николаевича в 2012 году, на мой взгляд, все же стала публикация в Барнауле в издательстве «Алтайский дом печати» его книги «Брат мой меньший». Губернатор Алтайского края слово сдержал. Книга «Брат мой меньший» вышла хорошим тиражом и в хорошей полиграфии: в твердом переплете и объемом в 586 страниц. В ней почти все произведения автора.
Во-первых, рассказы «Брат мой меньший», «Старая яблоня с осколком», «Москвич Мишка», «Черная рубаха», «Касатка», «Неосуществительное имя существительное», «Пилотка доверху», «Бучило», «Ни тучки, ни хмарки…», «Петька вернулся», «Алерия», «В лучах заката», «Жил-был Герасим Лукич» и «День отошедший». Во-вторых, повести «Сеанс гипноза», «Торф», «Серебряный день» и «Сопутствующий диагноз». В-третьих, цикло новелл о Мастере «Храм Евгения Носова». В-четвертых, эссе «Мысли о Шукшине». А вступительная статья к ней была написана Борисом Агеевым.
Вот так появилась очередная прекрасная книга Михаила Еськова, охватывающая широкий диапазон его творческой деятельности, включающая в себя значительный тематический спектр. Это и война, и детство, опаленное войной, и любовь, и материнство, и медицина, и дружба, и творчество, и современность. Одним словом – сама жизнь во всем ее многообразии, с нравственными и безнравственными сторонами, с духовными и бездуховными героями нашего времени. Но, к сожалению, в курских книжных магазинах эту книгу не купить, да и в библиотеках, кроме областной имени Н. Асеева, не найти. Таковы реалии сегодняшнего дня…
В 2013 году Курская писательская организация отмечала свой 55-летний юбилей. В ознаменовании этого важного события тиражом в 300 экземпляров был издан специальный выпуск «Толоки», в котором поучаствовали все 55 писателей области. Михаил Николаевич представлен рассказом «Брат мой меньший». Кроме того, он вместе с Борисом Агеевым, Виктором Давыдковым, Вадимом Корнеевым и Юрием Першиным поучаствовал в редакторской работе над этим 256 страничным сборником.
А в честь 70-летия Победы советских войск на «Курской дуге» в издательстве «Славянка» вышел в свет сборник «Зарницы огненной дуги» (тираж 1000 экземпляров), в котором был опубликован рассказ «Москвич Мишка».
Откликнулся на рассказ «Нареченная» и журнал «Наш современник», поместив его в 10-м номере, поближе к дню рождения автора.
Кроме того, в этом году вышли три номера «Курских перекрестков». В них были напечатаны рассказы Михаила Николаевича «Старая яблоня с осколком», «Москвич Мишка» и «Жил-был Герасим Лукич». В журнале «VIP» (№ 2) вышел в свет рассказ «Петька вернулся!» и статья Галины Чемодуровой по итогам беседы с автором «Пусть тебе повезет, Петька!». А в третьем выпуске этого журнала опубликована статья о Михаиле Колосове «Его заботливыми руками «пеленалась» писательская организация», посвященная 90-летию со дня рождения этого замечательного писателя и первого руководителя курского отделения Союза писателей СССР.
Но раньше журналов и альманахов своих читателей с творчеством писателя Еськова старались познакомить курские газеты. Так, «Городские известия» еще 24 января представили рассказ «Нареченная», который пользовался большим спросом у читающей публики.
По итогам 2013 года Михаил Николаевич был признан лучшим прозаиком года, и ему была объявлена благодарность Правления Союза писателей России и вручена медаль Шукшина. Писательское сообщество страны по достоинству оценило его сорокапятилетний вклад в развитие отечественной литературы. А он? А он продолжал творить. И в литературе, и в жизни. В жизни – вручил премию «Дорога к дому» прозаику из Рыльска Анне Галанжиной и дал ей рекомендацию к вступлению в Союз писателей России. В литературе же – завершал работу над новым рассказом «Мать», чтобы в следующем году порадовать читателей им и своей очередной книгой «Мягкое сердце».
А итоги празднования юбилея Курской писательской организации подвела 17 декабря в газете «Городские известия» Марина Федотова. Ссылаясь на слова председателя правления КРО СПР Николая Гребнева, она пишет, что «курская земля богата литературными талантами, «организация в среднем «прирастала» в год по одному писателю…» А также отмечает, что «2013 год для курских писателей прошел как «Год детей и юношества». Поэты, прозаики, публицисты, краеведы посетили многие школы области, где провели Носовские чтения. По инициативе лауреата всероссийской премии имени Шукшина Михаила Еськова была организована акция в защиту детства «Нет сиротству!». И вслед за Николаем Гребневым сообщает о планах на будущее: «Предстоящий 2014-й курские писатели планируют объявить Годом малой родины.
Итак, новый, 2014 год в деятельности КРО СПР прошел под девизом: «Год малой родины», а в творческой жизни Михаила Еськова ознаменовался не только посещением малой родины – хутора Луг и райцентра Пристень, беседами с учениками школ и жителями района, но и выходом 100 экземпляров книги «Мягкое сердце», изданной на средства автора. В ней четыре рассказа – «Ни тучки, ни хмарки…», «Нареченная», «Петька вернулся!» и «Мать» – новое высоко эмоциональное и психологически насыщенное произведение автора. Книгу предваряет вступительная статья Бориса Агеева «Сочетаясь сердцами» (он же и редактор, и художественный оформитель), завершают же ее отзывы с читательского форума сайта «Русский писатель».
Рассказ «Мать» о душевных страданиях женщины, потерявшей ребенка. Им автор как бы закольцовывает в единое целое три предыдущих произведения. А в результате получилась такая мощная книга, что без слез ее трудно читать.
Словно опытный хирург, писатель пером-скальпелем вскрывает в этих произведениях социально-нравственные нарывы и язвы нашего общества как во времена строительства социализма, так и в дни рыночной демократии. Вскрыв «нарыв» и обнажив проблему до ее неприглядного кровоточащего естества, он тем самым, на мой взгляд, вырабатывает у читателей некий иммунитет по отношению к безнравственности, равнодушию, бытовому и общественному злу, к бездуховности и остуде сердец. А еще этот хирург, определив диагноз, показывает нам всем путь к излечению и лекарства – совестливость, милосердие, любовь к ближнему своему, соучастие и сопереживание. Самые надежные и универсальные лекарства во все времена и у всех народов мира. Самые безотказные лекарства, у которых нет таких «побочных» явлений, как «передозировка» и «противопоказания».
Русский историк Николай Костомаров, рассуждая о вкладе Антония Печерского и Феодосия Печерского (земляка курян) в развитие духовных начал христианской Руси, об индивидуальных особенностях этих подвижников веры, одними из первых на Руси причисленных к лику святых, о преподобном Феодосии сказал так: «Это был человек столько сурового аскетизма, сколько и практической деятельности. Это был человек, для которого недостаточно было думать о собственном спасении, он чувствовал в себе силы действовать на ближних – человек, желающий спасти и других: это был муж, дающий инициативу, руководящий духом времени».
Вот и в Михаиле Еськове проявились подобные качества: он не только видит язвы современного мира и умеет их передать путем художественного слова, но и заставляет читателей это видеть, чувствовать и переживать. Спешит прийти на помощь каждому нуждающемуся в ней. Будь то в творческой жизни курского писательства и литераторства, или будь то в обыкновенной повседневщине. Поистине, дар божий.
И как тут не согласиться со словами Владимира Деткова, сказанными им в статье-миниатюре «Готовность номер один»: «Мало быть готовым на помощь прийти, надо еще и уметь это сделать».
Традиционно издав книгу на свои средства, Михаил Николаевич бесплатно презентует ее не только библиотекам и школам, но и всем знакомым и незнакомым, испытывающим душевную потребность и тягу к настоящей русской литературе – литературе совести, соучастия и созидания. И в этом весь Еськов – Писатель и Гражданин, стремящийся подарить согражданам свет и добро, сделать их жизнь одухотвореннее и чище. Поэтому, получая от него очередной подарок, так и хочется сказать известную библейскую фразу: «Да не оскудеет рука дающего».
Но до появления этой книги в СМИ Курской области прошел «звездопад» статей о Еськове и его творчестве.
Первой оказалась Людмила Кутыкина, давнейший и бескорыстный почитатель писательского таланта, со статьей «Курянин признан лучшим писателем России», опубликованной в «Городских известиях» 14 января. Следом за ней 15 января редакционную заметку на ту же самую тему, а также о встрече губернатора А.Н. Михайлова с курскими писателями – Гребневым, Агеевым и Еськовым – помещает газета «Курск». Статья так и называется «Глава региона встретился с писателями». А 21 января уже Олег Багликов помещает небольшую статью «Курянин признан лучшим писателем России» в газете «Друг для друга».
19 февраля в газете «АиФ-Курск» публикуется развернутая статья Евдокии Апониной «Писатель Михаил Еськов: обществу необходима прополка безнравственности» по итогам беседы с писателем о его творчестве и рассказе «Нареченная». На отдельные выдержки из этой статьи ссылки выше уже имелись, поэтому повторяться смысла нет. Теперь же обратим внимание на такие слова писателя, сказанные корреспонденту, которые, на мой взгляд, рефреном проходят по всей статье: «Отдельно взятый человек не может перестроить систему. В жизни-то ведь как: мы очень часто жалуемся: то правитель плохой, то руководитель плохой, то муж не удался, то жена не та, какую надо бы. А, в сущности, Бог потом спросит не о том, какой был правитель, а кто ты на Земле? Что ты сам сделал для людей, с которыми встречался. Вот, собственно, основной вопрос, который каждый человек должен для себя решить. Всё остальное так, мимоходом».
В принципе, в них заключается кредо Писателя и Гражданина, которому он следует уже много десятилетий.
27 февраля в газете «Курская правда» появилась очередная большая, едва ли не на газетную полосу статья Надежды Быковой «Материнский инстинкт – стержневое качество женской природы» с интересным отзывом на рассказ «Мать».
«В середине января на имя нашего губернатора пришло сообщение от председателя правления Союза писателей России В. Ганичева с тем, что по итогам 2013 года Михаил Николаевич Еськов признан лучшим прозаиком России, – информирует читателей Быкова. – Решающую роль в столь серьезной конкуренции среди творческих людей сыграл выход в свет рассказа «Нареченная», вызвавшего живой интерес. В первые же дни его прочитали более 35 тысяч пользователей интернета, не считая тех, кому посчастливилось заполучить его в книжном формате».
Сделав вывод о решающей роли рассказа «Нареченная» в присвоении почетного звания, далее переходит к отзыву на рассказ «Мать»: «Рассказ снова стал событием в литературной жизни и читательской среде. Чем вызван такой успех? Бесспорно тем, что Михаил Николаевич очень точно «диагностировал» болевые точки на теле современного общества: это материнство и социальное детское сиротство.
Отметив «простоту сюжета и драматическую нагруженность монологической речи» героини, она констатирует, что «рассказ «Мать» снова «сделан» хорошо, потому что писатель испытывает одно желание – делать добро». И с этим не поспоришь…
А вывод таков: «Сравнивать творчество Михаила Николаевича с чьим бы то ни было не приходит в голову. У него своя самобытная манера излагать просто об архиважном и очень кратко по словесной затрате, но глубоко содержательно». Опять в самую точку.
И словно в подтверждение слов Надежды Быковой в 2014 году в альманахе «Курские перекрестки» (№ 15) опубликованы рассказы Еськова «Мать» и «Нареченная», а также очерк о нем «Пишите по-доброму и про добро».
Совпадение? Да нет, не совпадение, а отображение общего мнения о творчестве ведущего прозаика Курского края и Российской Федерации.
В этом же году в журнале «VIP» (№ 5) был опубликован рассказ Михаила Николаевича «Не пиши для сытых». И в том же номере находился очерк Николая Гребнева о самом Еськове «Перо держать, как руль машины!». (Кстати, Гребневу в 2014 году исполнилось 70 лет, и многие писатели и литераторы, в том числе и Еськов, искренне поздравляли лидера КРО СПР с юбилеем. А Правление Союза писателей России признало его лучшим руководителем писательской организации).
Кроме мероприятий, предусмотренных Годом малой родины, курские писатели и литераторы приняли активное участие и в мероприятиях, посвященных юбилеям земляков – 125-й годовщине со дня рождения поэта Николая Асеева и 110-й годовщине со дня рождения детского писателя Аркадия Гайдара и основателя Курской писательской организации прозаика Валентина Овечкина. Во всех этих мероприятиях живейшее участие принял Михаил Николаевич, который к тому же одним из первых поддержал инициативу Николая Гребнева 2015 год провести под знаком 90-летия со дня рождения Евгения Носова и «Года литературы в России», объявленного Президентом Владимиром Путиным.
А еще в этом году стал действовать Литературный лицей – очередная задумка Николая Гребнева, горячо воспринятая Михаилом Николаевичем. Ведь речь шла о поиске и воспитании юных талантов. А в вопросах, связанных с детством, Михаил Николаевич, как известно, был готов ринуться в бой по первому сигналу. Ибо тема детства для него – дело святое и богоугодное. И в произведениях, и в жизни.
Завершил же 2014 год Михаил Николаевич вручением своей премии «Дорога к дому» Валентине Ткачевой, прозаику из Глушкова. И, конечно же, рекомендовал ее для вступления в СПР.
«ЛЮБИТЕ НАС ЖИВЫМИ!»
В 2015 году, объявленном Президентом России Годом литературы в России, а Правлением КРО СПР – еще и Годом Евгения Носова в Курской области и годом проведения Второго съезда курских литераторов, КРО СПР жило напряженной и интересной жизнью. Буквально с января начались мероприятия, проходившие в областном драмтеатре имени А. Пушкина, в филармонии, Литературном музее, библиотеке имени Н. Асеева и, естественно в Доме литератора. И везде Михаил Николаевич принимал самое деятельное участие, в том числе выступая перед участниками и гостями этих мероприятий с короткими, «на одной ноге», но всегда глубокими по содержанию речами.
Как уже не раз отмечалось, Михаил Николаевич – великий знаток и живой кладезь бесконечного количества притч, возможно, самого тонкого литературного жанра эпической прозы. Он также плодовит на «меткие» и, главное, уместные публичные высказывания, что не каждому представителю пишущей братии удается. Выше отмечались его знаменитое наставническое поучение литераторам «пишите по-доброму и про добро» и «современному писателю, по-видимому, надо платить не только издателю за издание книги, но и читателю, чтобы прочел ее». Однако не менее замечательная, возможно, даже более знаковая фраза им была произнесена в областной библиотеке имени Н. Асеева в январе 2015 года, когда там проводились мероприятия, посвященные 90-летию со дня рождения Евгения Ивановича Носова. «Любите нас живыми! – сказал Михаил Николаевич в конце своей непродолжительной, но весьма эмоциональной речи. – Не дожидайтесь нашей кончины, чтобы чествовать заочно и «вослед». Читайте наши произведения при нашей жизни, обсуждайте их вместе с нами. И тогда будет и обратная связь, и разговор по душам».
Услышав эту фразу, все люди, находившиеся в большом зале, начали горячо аплодировать. Некоторые – стоя. Ибо искренность сказанного Михаилом Николаевичем проникла в их умы и души.
«Любите нас живыми!» – это не о себе, это обо всех курских писателях, как живых, так и ушедших в мир иной. И не только о курских. О всех провинциальных писателях страны.
«Любите нас живыми!» – это и о русской литературе, и русской истории, которые некоторые «продвинутые» в сторону Запада писаки пытаются подменить схоластическими текстами и натуральным бредом.
Есть время разбрасывать камни, но есть время и собирать их. И ныне, как справедливо считает Михаил Николаевич, настало время собирать!
В юбилейный год 90-летия со дня рождения Евгения Носова и в свой собственный юбилейный год Михаил Николаевич осуществил свою давнейшую задумку: издал книгу новелл о Мастере – «Храм Евгения Носова». В новой книге собраны воедино все произведения данного цикла – 21 рассказ. Да и сама книга, выпущенная «Славянкой», сработана добротно, со знаменитым портретом Мастера с бабочкой на лбу на лицевой стороне обложки, с красочным цветным форзацем, на котором коллаж из обложек книг Е.И. Носова и его фотографии разных лет.
Я не знаю, оказал ли комитет по культуре финансовую помощь в издании этой книги или нет, – как-никак, а автору в этом году исполняется восемьдесят лет, весьма круглая юбилейная дата, и чиновники от культуры могли бы пошевелиться. Но Михаил Николаевич, несмотря на небольшой тираж – всего 200 экземпляров – вновь одаривает ею коллег по литературно-писательскому сообществу. Ибо, как заведено у него с давних пор, «не оскудеет рука…» дарящего.
О большинстве произведений, вошедших в эту книгу, немало говорилось выше. Повторяться, конечно, не стоит. Но стоит сказать, что «Храм Евгения Носова» – это торжественная песнь или гимн Мастеру, обожаемому и обожествленному его учеником. Это и горячее исповедание, и искренняя молитва.
А еще в этом году в издательстве «Славянка» вышла книга курского писателя Николая Дмитриевича Балабая о самом Еськове – «Проза не для сытых». Уже в самом названии явственно проступает «перекличка» как с рассказом Михаила Николаевича, так и с советом, некогда данным ему Носовым.
Трехсотшестидесятистраничная книга прекрасно оформлена внешне, о чем позаботились полиграфисты «Славянки», а внутреннее ее содержание – скрупулезный литературоведческий анализ произведений Михаила Николаевича, проведенный Балабаем. И весьма точные, хоть и восторженные оценки творческого мастерства. Приведем лишь некоторые. Например, об эмоциональном накале произведений: «Искусство вызывать такие переживания – это художественное мастерство высшей золотой пробы». Или вот по произведениям о Е.И. Носове: «Лучше, правдивее и больше других об этом прекрасном человеке написал Михаил Николаевич Еськов. Спасибо ему за это». А эти о мастерстве Еськова работать со словом: «Соединение тонкой игры слов», «Слова создают колорит музыки речи, уносят в детство и согревают душу». В следующих же цитатах как бы итоговая оценка незаурядного творчества Михаила Николаевича: «Курский прозаик Михаил Николаевич Еськов пленяет русского читателя множеством сторон и тончайшей искрометностью художественных находок и открытий» и «Содержание его рассказа «Старая яблоня с осколком» представляет собой, выражаясь языком математики, многомерное пространство. Потому что с точки зрения литературоведения это художественное произведение многоплановое, многосюжетное».
Не поспоришь – все верно и точно сказано. Подчеркнута литературно-художественная суть и глубина произведений, а также личности автора. Не часто коллеги «отваживаются» на такие откровенности. Не потому, что «скуповаты» на похвалу, а потому что «не принято». Правда, по отношению к Михаилу Николаевичу «не принято» мало приемлемо. И пусть эти, идущие от чистого сердца слова Николая Балабая и его книга станут своеобразным подарком Михаилу Николаевичу к юбилею. А заодно – нашим общим признанием его писательского таланта и нашей добровольной данью этому таланту.
К своему юбилею Михаил Николаевич провел несколько встреч с читателями, в том числе в Курском государственном мединституте, в школах хутора Луг и поселка Кировский, в Доме культуры Пристени. Эти встречи были настолько востребованы общественностью, что проходили с настоящим русским радушием и гостеприимством. А по их итогам в СМИ появились отзывы. Так, Павел Рыжков в газете «Городские известия» 29 октября поместил статью «Восьмидесятилетний абитуриент» о встрече студентов и профессорско-преподавательского состава КГМУ с бывшим выпускником института, аспирантом и научным работником, ставшим известным российским писателем. А преподаватель пристенской средней школы Г. Фурсова опубликовала тридцатишестистраничную книжечку «Истоки творчества: нашему земляку, известному писателю М.Н. Еськову 80 лет».
В 2015 году отмечались юбилейные даты писателям: Василию Семеновичу Алехину – 90-летие со дня рождения, Николаю Корнееву – 100-летие со дня рождения.
В этом же году вышло несколько выпусков альманаха «Курские перекрестки». И в них были произведения Михаила Николаевича, в том числе в № 16 и № 17, посвященным Е.И. Носову и Году литературы в России, – подборки новелл о Мастере. А также рассказы «Жил-был Герасим Лукич» и «Ни тучки, ни хмарки…». Таким образом курские литераторы постарались внести свою лепту в юбилей самого уважаемого в Курской области писателя.
Хорошим презентом не только Михаилу Николаевичу, но и всем курским писателям и литераторам стал выпуск в свет 65-го номера альманаха «Толока», посвященного 70-летию Великой Победы. Он был приурочен к съезду литераторов, чтобы его смогли получить все представители писательско-литературного сообщества и гости из Москвы, Белгорода, Брянска, Орла и других городов. В нем опубликованы произведения курских авторов, начиная от маститых и заканчивая «лицеистами». Михаил Николаевич предложил для этого выпуска рассказ «Жил-был Герасим Лукич». Но еще раньше, 9 июля, этот рассказ был напечатан в «Курской правде».
А юбилейный марафон публикаций Еськова и о нем в конце года завершила книга Марины Масловой «Умягчение сердец», вышедшая в издательстве «Славянка». В ней проводится анализ рассказа Михаила Николаевича «Петька вернулся!» с позиций Русской Православной церкви и христианского мировоззрения. Некоторые выдержки из этой книги уже приводились выше, когда велась речь о значимости этого рассказа для исцеления душ человеческих через их боль и страдания и изжития безотцовщины при живых родителях. В целом же и книга Масловой хороша: в твердом ламинированном переплете, объемом 162 страницы, и написана добротным литературным языком и с невероятной добротой. А еще достоинства этой книги в том, что рядом с анализом произведения Михаила Еськова проводится анализ произведений его друга Бориса Агеева – «Убогая», «Деревенские очерки», «Посреди океана» и «Вокруг горы, что льдом сверкает». Таким образом, Марина Маслова одним из первых исследователей обратила внимание на созвучие произведений этих авторов. Да и как им не быть созвучными, если они вопросы нравственности поднимают на космические высоты.
Второй съезд курских литераторов проходил с 20 по 21 ноября. Основные торжественные мероприятия, проходившие в большом читальном зале Курской областной научной библиотеки имени Николая Николаевича Асеева, выпали на 21 число, как раз на день рождения Михаила Николаевича.
Конечно, не просто так Николаем Ивановичем Гребневым были выбраны эти дни для работы съезда. Старый товарищ и друг по творческому цеху хотел лишний раз подчеркнуть значимость писателя Еськова для всего курского сообщества писателей и литераторов. И действительно, никто столь много не сделал ни для образования Союза курских литераторов, ни для работы Литературного лицея, ни для популяризации имени Евгения Носова не только среди школьников, но и в самых широких массах читателя. Да и для поднятия роли писательской организации в Курском крае им было сделано немало. С другой стороны, Гребнев постарался в очередной раз показать имениннику, как он любим и уважаем всей курской общественностью. И это правильно.
Михаила Николаевича приветствовали и награждали коллеги из Москвы, мэр города Курска и губернатор области. А глава администрации Пристенского района зачитал решение районного Собрания депутатов о присвоении юбиляру звания «Почетный гражданин района». Не многие писатели удостаиваются подобной чести, а Еськов удостоился. Возможно, таким образом сказываются его многолетние старания по исцелению человеческих душ не только через боль и сердечные муки, но и через свет и добро его произведений и деяний.
Не остался в долгу и юбиляр. Он в очередной раз вручил свою ежегодную премию «Дорога к дому» двум литераторам – Коноревой Ольге Николаевне и Отдельновой Ирине Марковне. Значит, надо ждать очередного расширения писательской организации.
И воздастся каждому по заслугам его.
Проза, как сама жизнь... Очерк
© Copyright: Николай Пахомов, 2016
Свидетельство о публикации №216062001099
Свидетельство о публикации №216062001099
Рецензии