Наш смертный грех Глава VII

Габриела смотрела в окно. Надвигалась гроза, и дождь темными бусинами отпечатывался на сухой земле. Вдали виднелась черная полоса а на ней время от времени поблескивали разряды еще маленькой, незначительной молнии.
Габриела любила дождь, это то, что по ее мнению подпитывало ее энергией и пробуждало какое-то непреодолимое спокойствие как внешнее, так и внутреннее. Бывало, в свои младые годы она становилась на ветхий подоконник в своей комнате и притрагивалась к оконному стеклу, доставала грозовую тучу, недалеко появлявшуюся около нее, в надежде получить хоть каплю дождя. Тогда через минуту, давно затягивающаяся гроза, по своей воли начинала буйствовать и на тонком стеклышке появлялись маленькие капельки долгожданного подарка.

Габриела, наблюдавшая за сценой разворачивающейся бури, вскоре отошла от окна и поймала мысль о том, что неплохо бы было написать несколько строк и выплеснуть на бумагу все то, что мучило ее эти дни. Взяв отрывок какой-то не совсем хорошей бумаги с цветом желтизны и запахом ветхости она, обмакнув перо в чернильнице, сделала первый набросок:

«Матеря и странники, канувшие в пустыне песков и засухи
Мужья и жены их, искупающие собственные грехи.
Оставьте свои надежды и жажду
Покаяние и доблесть
И прислушайтесь к речам моим.»

На этом слове она немного пошатнулась, будто в смятении и вновь окунув перо в чернильницу, пристрастилась к писанию. Лицо ее, недавно ангельское и и чистое покрылось странным смутком и словно старец, она вмиг поседела и казалось, близ ее век незримыми складками, будто лезвием, прорезались морщины.

«Я, появившаяся на свет из чрева матери
Воспитана моим отцом с наивысшей похвалой и мудростью.
Я – ваша королева,
Не кляну, не жажду грошей, не осуждаю,  не предаюсь светским развлечениям и не принуждаю к сосланию в рабы
Я – принцесса высшей знати, чистокровная ирландка, вскоре припаду к венцу, и навеки буду служить своему государству, почитать моего мужа и любить своего отрока.
Внемлете речам моим, бедняки и скитальцы
Внемлете и навеки отложите их в своем сознании:
Я готова была б сродниться с землей, впасть в объятия бедности и истощать от голода,
Я бы отдала первому встречному свои шелка и золото, лишь бы насытиться свободой мудреца,
полетом чайки и скитальца в одиночестве и страхе.
Внемлете речам моим и не жалуйтесь на то, что имеете.»

Влагость ее очей отмахнула от нее блуждающие мысли. Она окончила свою исповедь и шагнула ближе к окну, за которым уже что есть мочи рассыпался грохот грома.