***

СУДЬБИНУШКА

Она села в автобус и долго ехала. Казалось, счет времени потерялся в короткой дремоте. В окно мелькали заполонившие тротуар машины, молодые березки, какие-то высотные здания с необыкновенно  причудливыми названиями. 
До города оставалась четверть часа. Женщина засуетилась, поглядывая на вещи, взятые с собой, будто хотела что-то переставить и вымеряла взглядом расстояние от середины салона до места водителя.
Автобус резко затормозил, и пассажиры, занятые своими делами, невольно подались вперед, ворча и ругаясь.
Вот наконец  и ее остановка, она неуклюже стала продвигаться вперед, держа в обеих руках сумки. Подойдя к выходу, меняла ногу, подбирая, на какую стать, чтобы не упасть. Спустившись и выйдя на асфальт, она поставила вещи и стала вглядываться в довольно знакомую даль.
Настасья не замечала туда и сюда снующих людей и того, что стояла в неудобном месте, мешая прохожим. Ей было так горько оттого, что никто ее не встретил, не обнял, не сказал ей ласковое слово.
Подойдя к офису, где работала ее дочь, женщина прислонила свои вещи к ступенькам и долго вдыхала свежий резковатый воздух раннего утра, разбавленный гудками машин и троллейбусов.
Заходить в холл Настасье Ивановне не хотелось: как-то не по себе было это долгое ожидание. Вглядываясь в лица спешащих, мать выискивала глазами единственную, ту, тоненькую и хрупкую, которая была уже далеко не молода. Даже первая седина тронула кое-где ее белокурую голову. Да и семья не сложилась, все одна и одна: с работы - на работу, которая  занимала весь ее день до позднего вечера. Тоже тоска, только серенький британец Семка скрашивал одинокую судьбу Инги.
Она очнулась от забытья только тогда, когда дочь подошла и окликнула.
Глаза ее, задумчивые и туманные, сразу оживились; она вся приободрилась, словно мать и дочь никогда не расставались.
Разговор с дочерью был коротким, Инге некогда было общаться, занятия начинались, нужно спешить. А мать с полуоткрытым ртом стояла и смотрела вслед уходящему чаду, такому близкому и родному, такому отчужденному и холодному. Не нашлось даже слов, чтобы спросить, как ты, что ты.
-Да ладно, после работы все расспрошу, помогу советом – поговорим по душам.
Настасья так крепко сжимала ключи, отданные ей дочерью, что и не заметила, как они впились ей в ладонь. Разжав руку, поняла – надо идти в квартиру; пройти два квартала вверх; подняться на второй этаж; повернуть в двери ключом – и ты на месте, где живет безмолвие и одиночество.
Распахнув дверь, она увидела кота, мирно посапывающего на диване. Он даже не встал и не потерся, как обычно, об ноги, признавая малознакомую родственницу. И так стало не по себе, что невольно по щекам потекли непрошенные  слезы отчаяния и неизгладимой печали.
Прошло пятьдесят минут ее пребывания в городе, а,  казалось, только одно мгновение. Даже с дочкой  не поздоровалась как положено, задумалась, что ли?  Словно вся жизнь промелькнула пред глазами: молодость, счастливая, радостная, а иногда горькая, как полынь; замужество, быстрое и необдуманное, назло кому-то; дети, одна  другой меньше и пьющий, но работящий муж.
Он так хорошо ухаживал за своими малютками: мыл их, стирал им одежду, укладывал спать и читал на ночь сказки. Если ему приходилось  оставаться с дочурками, он был спокоен и доволен.
Месяц сессии проходил быстро. После учебы бегала по магазинам, искала детворе одежду и обувь, набирала полные сумки съестного, баловала детей игрушками.
За дом была всегда спокойна – с таким-то папой!
Ушло это все, с годами только сладостным эхом отозвалось и щемило, точило где-то в области сердца, и в глотке перехватывало, как будто воздуха не хватало.
  Опять затуманилось в сознании,  постепенно стала всплывать картина юношества.
Мать не любила, обидеть старалась, укусить больнее, что ли. Всегда находила работу по дому и возлагала только на нее. Угнетала, как могла. Отец только вот был всегда на ее стороне. Именно с ним она могла поделиться своим сокровенным и то не всем; мужчине разве можно обо всем.
Хотелось материнской ласки, но та держала ее на расстоянии, словно чужую.
Долго перебирала она в памяти, вспомнила и о детстве, когда душа была еще совершенно беззаботной. Весело было: с соседскими мальчишками и девчонками  играли, концерты ставили для соседей по улице. А летом – отрада : целый день на реке пропадала - из воды не вытащишь. И в походы ходили в ближний лес, где рос дикий чеснок и душистая валериана. Разляжешься на пахучей траве, поднимешь голову в небо и смотришь, долго смотришь, будто чего-то найти хочешь.
Все как будто вихрем пролетело, вырвало из сердца кусок детства, всколыхнуло юность, вверх ногами поставило все пережитое за одну секунду.
Словно сиротинушка, росла при родных матери и отце.
Но сейчас не о себе, сейчас о дочери думать надо. Почему она в своей жизни не видела счастья?
Эх, долюшка женская, судьбинушка какая–то непонятная, вывернутая наизнанку. ….Надломилась в один момент, а попробуй теперь, склей ее – не получится.
Все было здесь чуждо и от этого неуютно.
Как-то по-особенному холодно и жутко. То ли от того, что на душе затаилась немая пустота, то ли от того, что не успела выговориться. Так в раздумьях и прошел день, тяжелый, мучительный и бесконечный.
            Вечером пришла дочь, за чаем долго сидели. Мать осторожно завела разговор о бывшем.  Инга, словно ледяной водой, окатила ее взглядом, но заговорила сама о том, что ему очень тяжело живется: жена бросила, дочь осталась с ним. При случайной встрече не осмеливался заговорить с бывшей женой – не мог себе простить свой уход. Как снег на голову, обрушилось когда-то его признание о том, что встретил другую.
 А теперь у его крохи никого нет: мать без вести пропала, а он совсем спился.
-Болит у меня душа, девочка в детском доме, вот и хочу ей помочь, да и себе не хуже будет – понурив голову, выдавила из себя Настасьина дочь, которая жила почти рядом, за двести километров от дома. Другая далеко умчалась: за полярный круг, и все у нее хорошо: семья, муж-бизнесмен, дети.
Мать долго молчала и не нашла, что ответить. Ей вспомнился гордый и статный юноша, который называл ее дочь единственной, а вон как повернуло –то. Он по жизни был веселым, улыбчивым, а теперь другим стал, совсем не похожим на себя. Что с человеком случилось? Почему судьба его так наказала, за что? Наверное, таким образом, оплатила ему долг за предательство.
«Так ему и надо» – вертелось у нее в голове. –Дочку только жалко, родителей ведь не выбирают».
Собралась изо всех сил и вдруг сказала:
- Ему-то ты не простишь никогда, а ребенок ни при чем.
Так, казалось, целую вечность сидела она за столом с чашкой чая в руках, а прошла минута. Не заметила, как дочь перешла к разговору:
-Мам, ты знаешь, я хочу Маринку себе забрать. Славная она девчушка: белобрысая, в веснушках, на меня чем-то похожа. Будет мне дочерью, а я ей настоящей мамой.
- Да что ты, - всплеснула руками мать, кто тебе ее отдаст? У нее ведь отец есть.
- Отец, скажешь еще, да разве такими отцы бывают? Не любит он ее, - как отрезала, сказала Инга. Я уж и документы оформила.
     Затеплилась в душе Настасьи Ивановны, загорелась искорка надежды. Заплакала она от счастья, что у  дочери скоро будет семья, хоть и небольшая, но крепкая, в которой в такт будут биться два  любящих сердца: одно маленькое и верное, другое большое и доброе.  (2013г)