1. Детство 1. 1 Мелитополь 1932-1937 с. 4-7

на фото -  дедушка папы Эдика и тёти Лоры (мой прадед) -зарублен пьяными бандитами "зеленых" на Украине в 1918 году \\\  Мамин папа, Спасский Алексей Афиногенович, был священником, а мама, Меланья Михайловна, учительницей \\
1.Детство
1.1. Мелитополь (1932г.-1937г.)

Я, Пащенко Элеонора Николаевна, родилась 26-го июля 1932года в городе Мелитополь Запорожской области. Родители мои были учителями. Коротко о них. Мама моя, в девичестве Спасская Татьяна Алексеевна, родилась в 1897году в селе Павловка Днепропетровской области. Мамин папа, Спасский Алексей Афиногенович, был священником, а мама, Меланья Михайловна, учительницей. В 1917году мама окончила женскую гимназию в Мелитополе. Выпускницы гимназии получали право преподавания в начальных классах. Год мама проработала в школе. Но она мечтала получить высшее образование и в 1918году поступает в Симферопольский педагогический институт. Однако мечту свою ей не удалось осуществить: погиб ее отец. На руках у нее осталась мама и несовершеннолетний брат. Нужно было содержать семью. Оставив институт, мама пошла работать учительницей сначала в селе Терпение, а затем в Мелитополе. Здесь она познакомилась с преподавателем математики  Пащенко Николаем Елисеевичем, будущим моим отцом.
Папа мой родился в 1901году в селе Остаповка Полтавского уезда в крестьянской семье. Был он самым младшим, одиннадцатым ребенком в семье, и отличался хорошими способностями, что дало ему возможность единственному из детей получить высшее образование. Сначала он окончил четыре класса сельской школы, затем высшее училище в Комышне. К концу обучения преподаватели уговаривают отца моего папы отпустить сына учиться дальше. Хоть и трудно это было для семьи, но общее согласие было получено. В 1918году отец поступил в Сорочинскую учительскую семинарию, которую окончил в 1920году. А в 1921году он становится студентом Института Народного Образования, который находился в Полтаве. Окончив в 1924 году физико-математический факультет этого института, папа получает назначение на работу преподавателем математики в школу села Харькивцы. Однако работать ему там не пришлось, так как он был  призван на действительную службу в армию. Вернувшись в 1926 году из армии, папа получает назначение на работу в железнодорожную школу Мелитополя. Здесь и свела судьба моих будущих родителей вместе. В 1927году Пащенко Николай Елисеевич женился на Спасской Татьяне Алексеевне. В 1928году у них родился сын Эдуард, а в 1932году я - Элеонора.
Родилась я не в больнице, а дома, так как роды были быстрыми и маму просто не успели отвезти в больницу. В то время мои родители снимали квартиру в частном доме Бесклубенко по адресу: Московский переулок,   дом 12. Я акцентирую на этом внимание, так как спустя 24 года, в 1956году , родители купили у Бесклубенко кусок земли и построили там небольшой, но уютный домик, получивший адрес: Московский переулок, дом 12-А. Мы с братом любили этот дом и, хотя в нем не жили, в свои отпуска приезжали со своими семьями к родителям. А в 2004году, когда родителей уже давно не было на свете, а мы с братом стали пенсионерами, приезжали специально в Мелитополь попрощаться со своей родиной и родительским домиком.

Но вернемся к моему детству. Первые мои воспоминания относятся к  трех – пятилетнему возрасту. Так как родители долго не имели своего жилья, а снимали квартиры, то жизненного пространства всегда было мало, и мама покупала мне мало игрушек, считая, что я буду играть игрушками брата. Однажды она вошла в комнату и застала такую картину. Я в горлышко бутылки из-под вина натолкала бумаги, создав что- то наподобие головы куклы, а всю бутылку завернула в полотенце, и эту «куклу» я прижимала к груди и баюкала. Как мне мама потом рассказывала, было мне тогда чуть больше трех лет. Увидев такую картину, мама выскочила в кухню и расплакалась, а потом побежала в магазин и купила мне сразу несколько кукол. Я дала имена всем куклам, кормила их, укладывала спать, разговаривала с ними и была счастлива. Вот так рано проявился у меня инстинкт материнства.
А вот это воспоминание я не только хорошо помню, но и мотив, побудивший меня так поступить, помню. Большая светлая комната. Вдоль стен стоят кровати. Это больничная палата, а на кроватях лежат больные скарлатиной дети. В то время в обязательном порядке больных скарлатиной лечили в больницах. На одной из кроватей лежу я, в ногах у меня сидит мама. Медсестра проводит замер температур у детей. Вот она направляется ко мне. Я вся сжалась. До сих пор помню то неприятное ощущение, когда к твоему разгоряченному телу (очевидно, у меня была очень высокая температура) прикладывают холодный градусник. Мне около пяти лет, но я уже твердо решаю: чтобы избавиться от таких противных ощущений, нужно уничтожить градусник. Я наклоняю голову, беру в рот торчащий из-под руки градусник и разгрызаю его. Счастье мое, что рядом была мама. Она мигом разжала мне рот, не давая возможности глотнуть, а подбежавшая медсестра пинцетом осторожно вынула все осколки, благо они были не мелкие, и их было мало. Все-таки я, очевидно, не успела сильно разжевать градусник. Потом мне тщательно промыли рот, и только после этого я расплакалась, но не от боли или страха, а от обиды. Уничтожая градусник, я думала, что у каждого больного один свой персональный термометр; а мне тут же достали другой термометр и водрузили его под мышку. Постепенно температура у меня начала снижаться и дальнейшие замеры ее уже не вызывали такого страха. Во всяком случае, я уже больше не грызла градусники.

И еще случай, последствия которого у меня остались на всю жизнь. Жили мы у Бесклубенко. В доме наискосок жил мальчик Вова Бирюченко. Был он на один день младше меня. Его мама часто приводила Вову к нам. Мы всегда с ним дружно играли. Однажды мы гонялись друг за другом, бегая вокруг дома. Кто-то из нас повернулся и побежал навстречу другому. На углу дома мы с разбегу столкнулись лбами. У меня был рассечен лоб, кровь заливала лицо. В больнице мне зашили рану, она постепенно зажила, но шов остался на всю жизнь. К счастью, шов находится у самой кромки волос и почти не заметен. Вова пострадал меньше, у него была ссадина на брови, но шрама не осталось. Позже я еще расскажу об этом мальчике, который стал моей первой детской любовью, такой светлой, чистой и радостной. Именно в его честь я назвала своего сына Вовой, а не в честь Владимира Ленина, как думали некоторые мои родственники и друзья. Ведь Ленин во времена СССР был кумиром советских людей, и многие в его честь называли своих сыновей Владимирами.

И последнее воспоминание из моего мелитопольского детства. Летом 1937года наша семья покидает Мелитополь и переезжает в  Феодосию. К нашему дому подкатила грузовая машина. Папа, шофер и еще двое каких-то мужчин выносят из дома мебель, чемоданы, узлы и все это грузят в машину. Папа и мужчины залазят в кузов, меня с котенком садят к шоферу в кабину, и машина трогается к вокзалу. Мама с Эдиком идут пешком, так как до вокзала всего два квартала. Шофер оказался веселым мужчиной. Он мне сказал, что у машины сломан сигнал и, чтобы пешеходы не попали под машину, я должна дергать котенка за хвост, котенок будет мяукать и тем самым будет предупреждать, чтобы пешеходы уходили с дороги. Я же говорила шоферу, что дергать котенка за хвост не буду, так как ему будет больно, а пешеходы все равно не услышат его мяуканья. Шофер громко раскатисто хохотал. На вокзале все наши вещи и всю семью поместили в товарный вагон. Сейчас я задаюсь вопросом, почему мы ехали в товарном вагоне? Не было мест в пассажирском вагоне или это было дорого? Не знаю, а спросить теперь некого. Когда наступила ночь, мама из всяких узлов соорудила нам спальные места. Я заснула, прижимая к себе котенка, но, проснувшись утром, обнаружила, что котенок исчез. Все дружно искали, но нигде его не обнаружили. Горю моему не было границ. Кроме вещей мы везли с собой еще и уголь. В те далекие годы газом еще не пользовались. Были печи и грубы, которые отапливались дровами и углем. Уголь был дефицитом и, наверное, не дешевый. В Мелитополе папа работал в школе, которая подчинялась управлению железных дорог, и потому папа считался железнодорожником. А железнодорожникам по талонам выдавалось какое-то количество угля на год. Платно, бесплатно или по сниженной цене – не знаю. Уголь, который мы везли с собой, очевидно, был сэкономлен нашей семьей, и его везли в Феодосию, понимая, что лишним он не будет, если даже на новом месте работы папа тоже будет получать уголь по талонам. А к чему я это все говорю? А вот к чему. Когда мы приехали в Феодосию и стали выгружать из вагона вещи, в том числе и уголь, откуда-то из угля вылез мой котенок, весь в угле, как чертенок. Теперь не было границ моему счастью. Уголь, все вещи и нас опять водрузили на грузовую машину, и мы двинулись на новую феодосийскую квартиру.


Рецензии