К юбилею журналистки Инны Руденко

Дорогая Инна Павловна!

Наверное, никто в жизни не написал Вам столько писем, сколько написал их я. Да-да, не удивляйтесь. Теперь, на старости лет, могу признаться: практически все «материалы», которые сочинял я когда-то на протяжении таких счастливо долгих и вместе с тем невероятно стремительных двенадцати лет в «Комсомольской правде», были по существу письмами к Вам.
Ибо ни от кого я так горячо и пугливо не ждал «ответа» на них, оценки, как от Вас: я пришел в «Комсомолку», когда Вы там уже были, и ушел, когда Вы еще там оставались.
Впрочем, Вы остаетесь и останетесь в ней всегда, навсегда, покуда есть и пребудет «Комсомольская правда», газета, уже в самом названии которой главное – существительное, все остальное – лишь прилагательные.
Писать для Вас я начал по разным причинам (Вы и до сих пор существо невероятно женского рода), в том числе и потому, что начинал я в «Комсомолке» с того же города, с которого когда-то начинали и Вы – со С т а л и н г р а д а.
Моя судьба в газете сложилась счастливо в первую очередь потому, что Вы все же чаще хвалили меня, чем ругали.
Она была счастливой еще и по той замечательной причине, что я, пожалуй, на протяжении этой чертовски-божественной дюжины лет всегда первым в редакции слышал Ваш смех.
О, его я никогда не забуду!
Так получалось, что в редакцию я приходил почти что раньше всех. Первым. Первее и раньше приходили-приезжали почему-то только Вы. Я шел по пустому, гулкому, нелепо бюрократическому коридору, и вдруг – это всегда случалось вдруг, как бы ни ждал я этого момента,  - меня обдавало из-за очередной наглухо запертой конторской двери Вашим сногсшибательным (в прямом смысле слова) смехом.
Звонким, неподражаемым, заливистым, певчим!
Вопреки расхожим мужским мнениям, женщину определяет именно эта совершенно неосязаемая субстанция: с м е х.
Услышишь – и можешь идти за нею на край света. Даже с закрытыми глазами.
Не только неизбывная женственность – вся смелость, весь задор, вся бесшабашность тогдашней «Комсомольской п р а в д ы», по-моему, концентрировались – и дерзко взрывались – в этом утреннем и, как я теперь догадываюсь, скорее всего совершенно беспричинном смехе.
Я сам становился смелее под этим Вашим утренним, блистающим и очистительным – дождем.
Вы смеялись даже в самых печальных Ваших материалах. Смех, утренний, очистительный и дерзновенный, оставался и остается для меня подтекстом всего Вашего замечательного творчества.
Даже тогда, когда он – сквозь слезы.
Так смеялась не только Инна Руденко – так смеялась сама «Комсомольская правда»… Господи, я так хочу услыхать его, этот смех, еще хотя бы раз!

Ваш Георгий Пряхин.
24.01.2016.


Рецензии