Про невидимого зверя

Живет ли у нас еще невидимый зверь?

Когда-то можно было видеть его следы на снегу, около крыльца. А еще он хрустел сушками в шкафу, а мы находили только хлебный песок. Вообще, мне казалось, что он бывает разного размера – ночью за окном стоит большой, двухметровый, толстый, значительный. Спугнешь его, он кошкой мимо двери прошмыгнет. Домовой говорит, что таких зверей мало осталось, может десять на всю страну, может пятнадцать. Мы ему молоко в миску лили, но молоко кисло всегда, зверь не трогал. Вообще, не очень-то ясно, хороший он или плохой. Как он появился, два года назад, мы на кухне чашки ронять стали, постоянно стекло пылесосим. А он хруст любит, это мы быстро поняли. Снегом хрустит, сушками, стеклом. Вот братец мой, Иванушка, тот целыми днями пальцами хрустел, потом говорит, чует, будто носом кто-то в бок упирается. Это зверь приходил на хруст, слушал свою музыку, любил братца. Вот мы и говорим как-то домовому, как бы нам со зверем повидаться, посмотреть его хоть во сне. Э-э нет, братья, говорил домовой, этот зверь совсем невидимый. И нелюдимый. А любит он свою скрытность и загадочность. Это он и есть, самая его природа, его идея. Ну а мы домовику подливаем, солью крошим, и говорим, и что, никак-никак? Никак, пожимает плечами домовой и накрывает стопку огромной ладонью. А хотя, говорит, есть способ, если хотите, но зверь убежать может. А мы хотим, глупые еще, носы длинные. Вот домовой и говорит, что нужно нам за колодцем спрятаться, ну и чтоб Иванушка пальцами хрустел, а я пакетом шуршал. А как зверя почуем, ведро ледяной воды на него вылить надо, тогда и покажется. Но надо сразу домой бежать, чтоб не укусил. Ну, сели мы за колодцем, братец как начал свои хрустелки дергать, а я пакетом шуршу! Ох, и противно же братец щелкает, аж дрожь берет, громко, на весь лес! Но для дела, не для забавы. Для дела и потерпеть можно. Хрустим, шуршим, так весь день и просидели. Никто к нам не пришел, не обманули зверя.

Домовой потом говорил: ушел зверь, не понравилось ему, оскорбился. Сказал, что не за этим я сюда пришел, и не к вам, значит. Отсутствие зверя стало заметно, мама почуяла первая, что дом опустел. Папа говорил, про зверя, что на такого управы нет, и толку от него нет и переживать тут нечего. А нам стыдно было, да и домовик помалкивал. Потом папа пошел на рыбалку и принес ежа. Посадили его в картонную коробку, стали молоком поить. Пришел и дядя Петя, снял резиновые сапоги, руки об штаны вытер, рассказал, как он такого же ежа в армии в котелке варил вместе с иголками. Мы дядю Петю и так не любили. А папа говорит, пора ежа в лес обратно нести. И дядя Петя тут же, я к Тамаре иду, дай я занесу. А папа, глупый, и говорит, отлично, дядя Петя, бери нашего ежа, неси! Вот мы испугались! Думаем, пойдет он с ежом и сожрет его по дороге. Или, чего доброго, отнесет нашего ежа к тетке Тамаре, и там съест. А она потом эти иголки себе в волосы вставит, и будет красоваться на дорожке, вай-вай, какие иголочки, с живого ежа содрала, вот я красотка! Нет, - говорит Иванушка, - не берите ежа, дядя Петя! Я вам котлеты свои отдам! И я говорю, вам котлеты отдам! Мяса будет больше, чем с ежа, и колючек нет! А ежа пусть папа где взял, туда и отнесет. Папа хороший, он живых не обижает. Загрустил дядя Петя и говорит, ладно, я своего ежа в лесу найду. С тем и ушел.

Вот тогда мы и подумали, что нужно за ним проследить, и проучить, чтоб навсегда забыл, как ежей есть. Сначала я предложил вбить гвоздь в досточку и дядю Петю этой досточкой по спине прижарить. Но, пока мы думали, дядя Петя углублялся в лес, и все ежи были в настоящей опасности, так что искать подходящий гвоздь мы не стали, а просто побежали за ним в чащобу. Мы вели себя, как невидимый зверь, нас совсем не было видно, и только чуть-чуть слышно. А дядя Петя шел и шел, ни одного ежа по дороге не встретил, да и нас не учуял. Тогда я подумал и отправил брата рассказать нашему ежу про природу невидимого зверя, и про злобного дядю Петю. И в лес его скорее выпустил, чтоб все ежи узнали про душегуба, и вели себя при дяде Пете как мы сейчас, как невидимый зверь. Сам я, пока еще ежи в лесу остаются в опасном неведении, решил продолжить слежку.

Дядя Петя вышел к забору дома тетки Тамары, поправил галстук и заорал: «Томка, душа! Пошли в лес! Подснежники цветут, ежи из нор повылазили!» Тамара выскочила из дома нарядная, губищи красные, улыбается. Ежа свежего хочет! Подснежником закусит, из лужи запьет! Уж я-то знаю! Схватила она дядю Петю, вонзились они ртами друг в друга прямо над забором. Ну, нелюди, думаю, одни алчущие рты на всю личность. И представил я, как они моего ежа этими ртами с двух сторон едят. Не выдержал, заплакал. Подошли, спрашивают, чего я плачу и вообще чего я тут. А я говорю, вы ежей жрать ходите, а я слежу, и от горя плачу. А Тамара говорит, я ежей не ем, странно ты говоришь, но дядя Петя объясняет, мол он-то ежа ел, в армии, но сейчас уже, на гражданке, свиней ест и других животных. Вот, я и представляю, как он свиней ест, собак, котов, мух глотает, рыбок из моего аквариума. Говорю, дядя Петя, не ешьте больше никого, я вам свою еду отдавать буду. Зверей жалко. Они же рождаются, маленькие, потом растут, а вы их зубами толчете. А потом этими же зубами тете Тамаре о любви рассказываете, за мочку уха ее кусаете, нечестно это. Тут тетя Тамара тоже расстроилась, говорит, пойду-ка я домой, нужно мне розмарину попить. А дядя Петя к родителям меня отвел, по дороге обещал впредь только картошку есть, отбивные, голубцы, ну, и все остальное, как нормальные люди. А ежа, говорит, один раз только ел, в армии. Там в армии, говорит, ребята и не такое ели, и вообще, там людей убивать учат, что этот еж? А я говорю, что не пойду в армию, а он мне и говорит, вот и правильно, лучше учиться, а мужиком ты и так нормальным будешь, вон ежовый народец в беде не бросил. Так я и не понял тогда, за кого дядя Петя, за Свет или за Тьму? А Иванушка нашему ежу все рассказал и в лес выпустил, так что за Свет ты или за Тьму, дядя Петя, а меры мы приняли.

Мама, кстати, сказала, чтоб не лезли мы к дяде Пете и к тете Тамаре, когда они ходят вместе. Люди, говорит, не студенты уже, им мешать нельзя, они и так пуганые, друг друга шарахаются, а я им гадости еще будто говорю. А я и думаю, живите вы нормально, и гадостей тогда бояться не надо, а то один животных жрет, а вторая в рот его целует!

А невидимого зверя я видел еще потом. Один раз точно видел. Он в коридоре сидел, под зеркалом. Может попрощаться вернулся, а может и теперь где-то здесь, но совсем невидимый стал. Иванушка вот пальцами не хрустит больше, мама запретила потому что всю семью уже достал, а чашки все равно иногда бьются, так что не ясно. Да и домовой что-то хитрит, мы ему – так да или нет? А он ни да, ни нет.