В автобусе

      С утра у Горского прекрасное настроение. Жена гостит у детей, это далеко, и, главное, не надолго. Он этому рад, иногда хочется побыть одному. Приготовил фрукты, сварил кофе, и сидит на террасе своего дома, слушая трели дроздов. В ближайшем лесу закуковала кукушка, но Горский дал себе слово не поддаваться и не считать, сколько тебе лет осталось жить. Но надо собираться в дорогу, по делам ехать в центр города, а своя машина на профилактике и будет там еще два дня. Придется ехать автобусом. На нем Горский не ездил лет семь или даже больше. Значит путешествие, приключения! Новые встречи, люди, события! Предвкушая новизну в своей жизни, Горский тщательно побрился, оделся для города, как настаивает жена, а не для дачи, как ходит все время, и пошел на остановку автобуса.
 
  Было рано, людей было немного. Горский уже забыл, в какую дверь нужно заходить, в заднюю или переднюю и решил сначала понаблюдать, чтобы не быть белой вороной. Подошел автобус, эдакий здоровый квадратный сарай, распахнулись три двухстворчатые двери, люди начали входить во все двери, а с ними и Горский. Нашлось сидячее местечко у окна, и он сел.

  - Прааходим, прааходим! - Певуче командовала кондуктор, - берем билетики!

    Кондуктор напомнила ему их домработницу, которая была в семье в детстве. В послевоенное время отец работал секретарем райкома, круг общения был с руководителями заводов, автобаз, предприятий местной промышленности. У всех у них были домработницы, это было престижно. Была такая и у Горских. Сама из деревни, молодая дивчина лет восемнадцати. Платили ей пятнадцать процентов скромной зарплаты отца, но от других не отставали! Жила у них года два, а потом устроили ее кондуктором. И тоже такой певучий голос, да и вид такой! Как будто ничего не изменилось за это время!

   Остановки через три автобус начал наполняться, и Горский увидел рядом с собой женщину, вернее девушку. Он автоматически встал и уступил ей свое место. Интеллигентность была у него не потомственная, а приобретенная и, наверное, врожденная, хотя родители были из простых. В детстве он начитался приключенческих романов, к женщине относился по-рыцарски и как джентльмен.
 
  Девушка пристально посмотрела на него и покачала головой. Тотчас рядом кавказец, с животом на восьмом месяце, вопросительно глянул на Горского. Тот кивнул головой, и кавказец, громко пыхтя и сопя, водрузил свое "тело жирное в утесах" на автобусное сиденье.
 
   Горский переглянулся с девушкой, и они, как заговорщики, друг другу улыбнулись. Горский присмотрелся к ней. В шаге от него стояла стройная девушка с прекрасной фигурой. Слегка пышная грудь хорошо угадывалась под легким летним сарафаном, на плечи ниспадали непослушные завитки волос волнующе дразня воображение, а глаза были... Нет, не голубые... Зеленые? Нет, и не зеленые. Они были небесного цвета, и такие лучистые! Правильные черты лица, слегка припухлые губки и даже родинка на щечке! На оголенное плечо вылезла бретелька, она была шиворот на выворот.

- Как мило! - подумал Горский, и ему захотелось поправить этот маленькой непорядок, прикоснуться к ней. Это же теперь его нимфа! На плече у девушки висела сумочка, и она придерживала ее рукой. Рука была нежная, темный лак оттенял тонкие пальчики и был в тон ремешка на часах.
 
  Подошла еще одна нимфа, ее подружка, она, очевидно, платила за проезд. И начала, вернее продолжила разговор, начатый еще до автобуса. Горский опешил! Половина ее речи были отборные матерные слова. Он посмотрел на свою нимфу. Она внимательно слушала, кивала головой, улыбалась подружке и, видно, соучаствовала в разговоре. Почувствовав взгляд Горского, посмотрела на него своими водянистыми глазами.

  Он отвел взгляд, увидел ниточку, торчащую у ворота сарафана, треснутый лак на указательном пальце тонкой руки, перевернутую бретельку, и отвернулся.