Страна дяди Карла

Каждая страна, как и народ её населяющий, являясь живым организмом в круговороте вселенского движения, определяет свою сущность внешними и внутренними признаками. Естественно, что изначально обращают на себя внимания внешние признаки. Причём многие из этих признаков описываются в литературе самого субъекта обсуждения, а также в его народных былинах, сказаниях, сказках и праздниках. Мой дядя Карл ощущал себя неотъемлемой частью страны и окружающего его народа, переданной ему генетически от его отца, умудрившись пронести эту неотъемлемость через всю свою жизнь вплоть до кончины самого фетиша обожания, в смысле, самой этой страны. При этом, благоверный мертвец перед уходом в лучший мир, обнищав и девальвировав национальную денежную единицу до туалетных категорий, оставил семью моего дяди без накоплений и средств к сытому существованию семьи пенсионера, к которому он готовил себя всю жизнь, отказывая себе в элементарном. Пережив из-за этого не шуточный душевный стресс на развалинах некогда внушительной империи, ему от жизни остались одни лишь воспоминания, перемешанные с его бурной фантазией, да медали великой отечественной, которые на пространстве независимой Литвы обесценившись вместе с советской валютой, стали весьма не популярными у местного населения. Бурная фантазия дяди Карла однажды побудила его к литературной деятельности, в которой как видно, он находил душевный покой. Оставаясь один на один со своими воспоминаниями и ассоциациями через механизм печатной машинки, его сознание находило своё противоречивое отражение в пикантных подробностях его героев. Эти подробности, в мире советской действительности, сочетались с любвеобильными памфлетами, бессмысленно положенными на алтарь умирающего фетиша, которые кроме как самого автора не могли уже никого интересовать.  Однако, каждый раз, горделиво кичась своим новым произведением, он с садистским упорством пропускал его через чету читающих родственников, принося им эстетические неудобства вперемешку с идеологическим токсикозом. В своём стремлении подробно изучить историю своей семьи, я несколько раз обращался к нему с вопросами, однако вместо ответа я получал библиографическую ориентацию к лесу его произведений. К сожалению, мир изменённых имён и кручёных ассоциаций, в форме сложносочинённых предложений на полторы страницы каждое, не раскрывали предо мной биографическое таинство моих предков. Но чем сильнее оказывалось со стороны дяди Карла сопротивление изложить биографические факты моих предков, тем сильнее проявлялся мой нонконформизм в свете добычи и склейки этих фактов посредством других источников дошедших до наших дней.
Родившись в Бердичеве в семье большевика – троцкиста, он с раннего возраста познал религию абсурда, с еврейской страстностью, пропагандируемую его отцом. Причём, его отец Вульф Борухович Дрот положил на плаху своей новой религии большинство, постулатов, внедрённых в его близорукое сознание его отцом Борухом Бэн Вульф Дротом – меламедом (учителем) в начальной еврейской школе для мальчиков. С ранних лет, пройдя через молодёжные кружки революционных большевистских скопищ, Вульф Борухович, демонстративно нарушая заветы предков, не обрезал крайнюю плоть своему сыну, таким образом, связав его вечным союзом с мировым интернационалом. 
Крайняя плоть дяди Карла не давала ему спокойно жить всю его жизнь. Она была для него, как красная тряпка для быка, то есть темой философских дебатов самим с собой, оставив неизгладимый след на страницах его сочинений. Правда, однажды, судя по его рассказам, она спасла ему жизнь. Но об этом попозже. Итак, необрезанный новорождённый еврейский ребёнок получил еврейское имя Карл, в честь главного идеолога мирового коммунизма Карла Маркса. Поначалу карьера молодого большевика Вульф Боруховича стремительно продвигалась  ввысь, вознеся его с простого рабочего на кожевенной фабрике до  директора этой же фабрики. До 1935-го года молодой большевистский активист, следуя зигзагообразной линии партии, наслаждался отдельной директорской четырёхкомнатной квартирой с  канализацией и водопроводом, а также личным автомобилем с шофёром. "Это всё нам дала советская  власть!"  - в благоговейном экстазе скандировал Вульф Борухович раскачивая торсом, как во время молитвы в судный день. В семье он говорил сугубо на русском, пытаясь выколотить у членов своей семьи "местечковый - старорежимный" идиш не подходящий, по его мнению, строителю коммунизма и интернационалисту. Словно египетские рабы времён исхода, изготавливающие кирпичи для постройки пирамид, воодушевлённые строители вавилонской башни мирового коммунизма, укладывая каменные блоки, не обращая внимания на места укладки, периодически роняли их. Эти блоки, падая на нижестоящих строителей, уничтожая их самих, разрушали счастливый уклад их семей и будущее детей. Часто эта же стезя не обходила стороной и вышестоящих по иерархической ступени представителей власти, которые срываясь по скользкой ступени вниз, сносили всех и вся по пути полёта, разбиваясь вдребезги достигнув самого низа.   Так судьба встретила нашего героя и его старшего брата Изю на школьной линейке,  выведенных с классного ряда на середину школьной площадки, где директор школы, с каменным лицом, потребовала от детей:  "Перед всей школой и перед своими товарищами, как перед всем советским народом отказаться от своего отца, как от врага народа!" Убитая горем мать издевательством одноклассников над ним и над старшим братом, а также сторонившиеся родственники и соседи, не смогли поколебать переданную отцом веру в светлое будущее в одной отдельно взятой ячейке ада. Даже унизительное выселение из директорской квартиры и отправка в ссылку, а также голод и тяжелый труд не смогли поколебать веру нашего героя. По одной из версий дяди Карла, война встретила его на оккупированной территории, где скрываясь в подвале от полицаев, он через щёлку наблюдал гибель своей семьи. Сегодня никто не может внятно сказать, что представляла собой его семья. К примеру, сколько в семье было детей и какого пола? Или как звали его мать? Но из его воспоминаний выскакивали фразы, что когда его посылали в разведку, он никогда не брал языка, перерезая врагу горло, таким образом, мстя за погибшую семью. По другой версии, описанной в его произведениях, его семья оказалась в эвакуации в Казахстане, откуда наш герой, подверженный патриотическому зову сердца, отправился поступать в военное училище. Добираясь до заветной цели на крыше товарного вагона, ему к горлу, приставил нож уголовник, предварительно спросив: "Ты фраерок ботаешь по фене?" В то время наш герой ещё не был знаком с блатным жаргоном  и, смело испортив воздух, расстался с последним куском чёрного чёрствого хлеба, для жирности выпеченного вперемешку с опилками, завалявшегося в его рваном вещмешке. Изнеможённый, обиженный судьбой и людьми дядя Карл, в свои не полные семнадцать лет, выглядел на не полные четырнадцать. Причём, его немецкая фамилия, имя и отчество никак не соответствовали его еврейскому лицу. С другой стороны, у врача медкомиссии, сомнение вызвало наличие крайней плоти, капюшоном прикрывающая ещё не проявившуюся активность молодого самца. Но тут судьба преподнесла ему подарок. Прибавив себе к возрасту полтора года, он был зачислен на ускоренный курс пехотного училища. Среди курсантов к нему приклеилась кличка "здыхля", так как на его истощённом теле не было ни одного места, на котором бы скопилась хоть капля жира. Военные науки довались нашему герою с трудом. Особенно тяжело изучались основы фортификационных сооружений и подрывное дело. Преподаватель подрывного дела, во время учебного минирования, со сладкой улыбкой давал нашему герою обжать в запале ботфортов шнур. После, как всегда не удачной попытки, запал напоминал мотоцикл, по которому проехался самосвал. При этом красное лицо преподавателя становилось ещё краснее, и он скрипящим голосом скандировал: "Ты бы себе Карла так свои жидовские яйца зажал!" Когда смех прекращался, преподаватель, со слащавой улыбкой на лице, добавлял: "Вот на кой тебя леший в училище пригнал? Сидел бы в тылу, да патроны бы упаковывал, всё пользы больше! Вот тебе два наряда в не очереди, да час строевой подготовки!" Самым тяжёлым испытанием для дяди Карла были не наряды, не жизнь впроголодь, не периодические издевательства потомков "союза русского народа", а заполнения анкет. В заполняемых им анкетах, он писал, что отец давно бросил семью и ему о его судьбе ничего не известно. При этом, перед ним пролетали судьбы курсантов и офицеров, которые, как и он, не писали правду о репрессированных родителях и по злому року судьбы оказывались в кабинете у следователя, а впоследствии в штрафбате. Окончив училище в конце войны, дядя Карл был распределён в третью ударную армию первого Белорусского фронта. В первых же боях, командуя взводом пехотинцев, он был ранен вблизи него разорвавшимся снарядом, осколки которого испещрили его тело, оставшись навсегда в его лице. После скорого окончания войны, оправившись  после ранения, он продолжает службу в штабе войск в Берлине. Его квартируют в немецкую семью, а именно в то, что от неё осталось, бальзаковского возраста белокурая хозяйка с двумя маленькими детьми. Хорошо знакомый с детства идиш вперемешку со школьным курсом немецкого языка, дали свои плоды на службе и в месте проживания. Уже через месяц, сам того не заметив, он оказался в постели с ненасытной самкой, которая сделав его мужчиной с большой буквы, обучила его приёмам любовных утех, выходящих за рамки сознания строителя коммунизма и морального кодекса советского офицера. Громкие стоны и крики каждую ночь и бьющаяся о стену скрипучая металлическая кровать,  не заставили долго ждать реакцию доброжелательных соседей – квартирантов. Военный суд освободил погоны дяди Карла от одной звёздочки, отправив его продолжать службу на Курильские острова. По другой версии незабвенного дяди звание было понижено, как результат от посещения им в лагере отца. По одному из его рассказов ему разрешили встречу с отцом, по другой его же версии, ему разрешили передать отцу паёк и записку. На самом же деле, как вещают интернет – страницы: "Дрот Вольф Беркович (год рождения: 1896, Место рождения: Польша---Дата смерти: 1938.10.06), Национальность: еврей, Арест: 1935, Осуждён: 1938.03.31 тройка при УНКВД по ДС. Обвинение: контрреволюционная троцкистская деятельность,  Расстрелян: 1938.10.06, Реабилитирован 1968.04.01 [Книга памяти Магаданской обл.]" Поэтому обе версии, героического посещения отца в лагере, являются просто плодом его богатой фантазии. Совсем по-другому выглядела его служба на Курилах, где отсутствие витаминов и цинга съели его зубы, а среди питательных масел в его распоряжении были лишь сивушные масла, одурманивающие психику и ослабляющие депрессивное воздействия объективной реальности на его исковерканную душу. В свою очередь объективная реальность поднимающейся из руин гигантской страны, вставала на рельсы движения к коммунизму, опираясь на трупы зэков, на голодающих сирот, на вдов выполняющих тяжёлый мужской труд, да на армию со службой НКВД, вырастив из каждого второго доносчика и мародера. Военный дивизион, в котором "отбывал" службу наш герой, на страже новоприобретенных  земель поверженной Японии, находился на острове Шикотан, на бывшей военной базе императорской армии. После трансфера местного населения оккупационными войсками, кроме присутствия военных, иногда с семьями, тюленей, да чаек, на острове не осталось живой души. Даже местные собаки, собравшись стаями, удалялись от мест обитания людей, перейдя в районы труднодоступные для ноги человека. На острове царит климатический беспредел, создаваемый Тихим океаном с одной стороны,  и  Охотским студёным морем с другой. В результате здесь зимой очень холодно, а летом просто холодно, но всегда влажно. Зимой - снег по пояс, летом - туманы, морось и дожди. Солнце появляется летом не больше пяти раз. Соответствующая здесь и растительность: мох, трава, иногда стланник в болотах огромные - розовые поляны плотоядной росянки.  Деревьев и кустарников почти что нет. Но внезапно произошло чудо и в связи с сокращением военных кадров на острове, наш герой перераспределяется в город Биробиджан. От внезапно навалившегося счастья, попав в областной центр, дядя Карл возвращается к жизни. Однажды посетив с сослуживцами ресторан, он замечает за соседним столом двух красоток близняшек. Пригласив одну из них на танец, и познакомившись с ней, он завёл не видимый механизм часов,  отсчитавших ему долгую совместную жизнь, сочетающую много радости и печали. Самая большой его радостью в жизни была дочь Лариса, как две капли похожая на его мать. После сокращения армии, увольнения со службы, дядя Карл подался в водители грузовика на дальние расстояния. Но оставлять молодую красавицу одну без присмотра, привлекающую к себе как сладкий мёд похотливых самцов, нашему герою совсем не хотелось. И он, в поисках лучшей участи, вспомнил о существовании родственников, а в частности о существовании моего деда Арона. В то время дед Арон, инвалид войны, с бабушкой и с тремя детьми основался в Вильнюсе, работая в лавке на базаре, продавая нитки и другие товары, предназначенные для портновского дела. Кроме того, в лавке выставлялся не кондиционный товар, который дед продавал как кондиционный, делая свой скромный бизнес, чтобы хоть как-то прокормить вечно нуждающуюся семью. Однако дядя Карл хорошо помнил, как младший брат его репрессированного отца, то бишь дед Арон, не дал семье брата положить зубы на полку, фактически работая на две семьи. До войны дед Арон был печником в Бердичеве, однако, после тяжёлого ранения в правую руку, он был вынужден поменять специальность с печника на продавца. Итак, найдя и связавшись с дедом Ароном, дядя Карл отправляется с семьёй в Вильнюс. По прибытию в Вильнюс, он всей тяжестью своих потребностей и потребностей своей семьи, садится на шею деда Арона. Задыхаясь от непреодолимой финансовой тяжести, поставив на уши свои связи, дед Арон находит своему племяннику денежное место в таксопарке. Новоиспечённый таксист, войдя в мир "водил", не собирался придерживаться неписаных правил поведения среди коллег. В частности, не взирая на любимые постулаты марксистско-ленинской теории, он совсем не хотел делиться своими трудовыми, а под частую и не трудовыми доходами, и вскоре был выдворен из сытной кормушки на голодную улицу, где кроме сбивающего с ног ветра, да пыли застилающей глаза, просвечивались не желательные перспективы оказаться в тюрьме или на кладбище. И вновь дед Арон оказался рядом с нерадивым племянником, включив свои связи и устроив племянника в автошколу, где он проработал до пенсии. От работы получив комнату в коммуналке, он своим переездом, осчастливил семью деда. Причём, будучи человеком жадным, считая, что весь мир ему должен, он не спешил вносить своё финансовое участие в семью своего дяди, хотя аппетиты у членов его семьи были весьма завидные.  Не чурался дядя Карл потребления сивушных масел, как фронтовик и как бывший житель "Курил", найдя в лице деда Арона большого почитателя, вечерних возлияний. Как весь советский народ, дядя Карл любил много рассуждать и мечтать на тему светлого будущего одной отдельно взятой семьи, но будучи по природе человеком инертным, не готов был ударить палец об палец к практическим действиям. В связи с этим его жена Вера, обладающая яркой внешностью русской красавицы, прозябая лучшие годы с мужем неудачником, завидовала чёрной  завистью окружающим, и особенно  преуспевшим еврейским родственникам. От этого, в её страдающей душе, новой силой, возродилось чувство антисемитизма, внедрённое в её кукольный организм с молоком матери и затушёванное бреднями пролетарского интернационализма, привитое ей советской идеологией. Но генетические инстинкты одерживали победу над идеологическими бреднями и однажды во время очередной вечеринки в доме деда Арона, Вера переборщив дозой сивушных масел, в откровенном порыве чувств уважения и благодарности к деду, сказала: "Дядя Арон, ты хоть и еврей, но человек очень хороший". Так антисемитские флюиды тёти Веры, выходя наружу выделениями её соблазнительного тела, оказывали своё тлетворное влияние и на большевистское мировоззрение дяди Карла.  Так, после подачи документов среднего сына деда Арона, моего дяди, на ПМЖ в Израиль, дядя Карл недвусмысленно заявил ему, что "мы встретимся с тобой по ту сторону окопа". С тех пор, у меня всегда было к нему двоякое чувство, с одной стороны он всегда был моим двоюродным дядей, с которым я поддерживал связь, с другой стороны, ещё живя в Вильнюсе, я всегда старался при нём не распускать язык, особенно на политические темы. Однажды он поведал моему отцу, озираясь по сторонам, что перед своим перераспределение из Курил в Беробиджан, его и ещё десяток молодых офицеров еврейской национальности, собирались послать в Палистину, в помощь молодому еврейскому образованию в деле превращения его в еврейское социалистическое государство. По его словам, наличие у него отца “врага народа” накрепко закрыли перед ним двери в “великие” полководцы армии обороны  Израиля.  Дядя Карл умер в 2008 году, через год умерла тётя Вера, а в 2015 году умерла от рака его дочь - моя троюродная сестра Лариса. Все они похоронены рядом на вильнюсском еврейском кладбище. С семьёй Ларисы (её мужем и сыном) я не был знаком, поэтому с уходом в лучший мир дяди Карла и членов его семьи, оборвалась одна из генеалогических ветвей на древе семейства Дрот в лице потомков семьи коммуниста  Дрот Вольфа Берковича, старшего брата деда Арона.