Боков

                (Отрывок из повести «Воспоминания об инженерном батальоне»).
                Имена героев и названия населенных пунктов в этой повести изменены.

- У солдата выходной, пуговицы в ряд
- Ярче солнечного дня золотом горят….
Батальон примостился на окраине городка Всеокска недалеко от северной столицы. Четыре роты по сто тридцать человек. Первая и вторая - «учебки». Во второй набрано всего помаленьку. Есть послеинститутские пацаны, но больше «технарей» и «путяг». Наша первая сплошь высокообразованная. Белая кость, как говорит ротный капитан Зубков (по простому – Зуб). Сегодня среда – банный день для первой роты. Своей бани в батальоне нет. Старое помещение закрыли год назад, а новое не могут достроить. И это замечательно.
Тротуары тесны, мы вышагиваем по мостовой, автомобили обдают нас бензиновым ароматом. Жигуль третьей модели проплыл близко-близко, за рулем лохматый пацан, рядом девица с короткой стрижкой приложила ладонь к боковому стеклу и показала фак.
- Сука,- сказал зло Винокуров и смачно сплюнул на мостовую.
Панельная пятиэтажка. Окна в занавесочках. Из приоткрытой створки доносится до боли знакомый мотив. «Юрай Хип. Июльское утро». Песня из доказарменной юности. Мы вопим песню про солдатский выходной, себя не слышим. А мелодия тянется к нам из-за занавесочки, как росток сквозь серый асфальт. И вот уже пошел финал. Много-много повторений. Десять или пятнадцать. Я вдруг сообразил, что не ору больше песню. И остальные не орут. Подвывают слегка.
И истошная команда – крик сержанта Ялымова:- Рота!!! Запевай!!!
Снова заорали. Не в такт, сикось-накось.
- Гайдамака, ты чего, плачешь что ли? Поляков, Найденов… Совсем опупели?

- Не плачь девчонка,- орем мы истошно,- Пройдут дожди.
У меня нет ни слуха ни голоса. В страшном сне не мог представить, что однажды прямо на городской улице заору песню. В компании таких же лысых раздолбаев. Только раздолбай может попасть на срочную, проучившись пять лет в институте.
Сейчас мы возвращаемся из бани в батальон. По двое в строю. Первыми вышагивают «двухметровые» Беляев и Гайдамака. Шинельки трещат на саженных плечах, шапки болтаются на маковке. Беляев окончил юридический, а Гайдамака успел год поучительствовать. Ему бы идиоту приткнуться в какую-нибудь деревеньку. Так нет же, взыграло тщеславие. А может он по наивности принял Орехово-Зуево за село? Следом идут Поляков с Найденовым. Ребята помельче, но коренастые ужасно. Поляков окончил институт физкультуры, а Найденов выучился на артиста в Уфе. На днях показывал животных. Тигр получился не очень, а козел точь-в-точь.
Я со своим метр семьдесят шесть затесался в пятый ряд. Рядом, «как из рыжиков рагу» Винокуров. Историк. Готовился стать аспирантом, умотал на раскопки в Самарканд. Его прямо там и повязали. За нами растянулась серой лентой первая учебная рота. Мы идем и орем песни. А навстречу спешат Всеокцы. Мне на них на..ть. На всех Всеокцев….. Кроме красивых девчонок. А они, как нарочно, снуют туда-сюда. Много-много и все красивые чересчур. Они слышат наш ор и прыскают в кулачки. А две откровенно ржут. И мне кажется, что надо мной.  Я стараюсь орать потише, но сержант Ялымов вопит перекрывая весь наш хор:- «Волошин, твою мать…» И сразу толчок под правую лопатку. Это Валера Боков. Нечистокровный осетин из Ворошиловграда. Инженер электронщик. Клейкий как изжованная жвачка. Человек с массой проблем и комплексов.

- Что вы видите перед собой, курсант Волошин?
Я бубню монотонно заученно.
- Немецкий часовой взрыватель Джи Федер – 504. Применяется в минах замедленного действия. Состоит из часового и ударного механизмов…..
- Напишите на доске название.
Я беру мел и пишу. Джи Федер…
- Вы, идиот? По англицки.
Пишу - «J. Feder – 504».
- Слава богу. Что обозначает надпись «гехт»?
- Часы идут.
- А «штехт»?
- Часы стоят.
- Пишите. По английски.
 Я пишу. «Geht» и «Steht».
- А это что?
- Взрыватель М 600 от американской противотанковой мины М6А1. Имеет металлический корпус внутри которого….
Я бубню монотонно и вспоминаю далекий «Политех». Аудиторию в десять ступенек. И Вику.
- Курсант, Агапов, что можете добавить по теме?
Курсанту Агапову два дня назад исполнилось двадцать семь. После института физкультуры преподавал «физру» в деревеньке под Астраханью. А тут ангел искуситель предложил учительствовать в Астрахани. «Место отличное, долго пустовать не будет». И Агапыч клюнул. А военком ухо держал востро……. Агапыч ростом не вышел. Зато мускулы как у Геракла. Мастер спорта по гимнастике. Такие фортели творит на перекладине. А над брусьями парит как бог. Вот только все эти минно саперные штучки не для него.
- Что, Агапов, нечего добавить? Может, расскажете про английскую мину «Мк-V»? Что это за хрень такая?
Сопливый старлей дерет бывшего учителя как пацана. Агапов молчит и хмуро смотрит в пол.
- Понимаю вас, Агапов. Какие к черту мины. Рок – вот это для вас. Мне тут доложили, вы аж прослезились вчера. Вас это тоже касается, Гайдамака, Поляков, и Найденов.
Гайдамака крутит лобастой головой. Затронули его больную тему.
- Товарищ, старший лейтенант, а что плохого в роке?
Товарищ старший лейтенант корректен и невозмутим.
- Курсант, Гайдомака, давайте вернемся к теме. А о роке поговорим после занятий.

Батальонный клуб. Рыжий еврей с брылястым бульдожьим лицом. Замполит батальона – майор Визион (по простому – Вазелин).
- Итак, хлопцы, решил я обсудить с вами одну тему….
Батальон с первого дня невзлюбил Вазелина. Каким же убогим и костноязычным казался он нам. Но…. Пройдет чуть больше года, я окажусь в старинном городе Муроме. В учебном полку. На офицерских курсах. Если можно назвать курсами вялое шатание по классам, некое подобие занятий и тягостно нетерпеливое ожидание срока. Двадцать семь моих сослуживцев – приятелей. Остальных служба разнесет по пыльным дорогам Родины. А нас словно побоятся сразу вернуть домой и дадут месяц безделья. Но месяц ничего не решит. Пережитое мы забудем не скоро. Некоторые не забудут никогда.
И было начало июня 81-го. Мы считали последние часы. Бессонные ночи в разговорах. Сизый дым меж коек. Курили прямо в казарме (а кто нам запретит?). Мы и водку пили, каждую ночь звякали в отблесках синеватого света граненые стаканы.
Под потолком мерцает «голубой экран». На тумбочке перед входной дверью беспечно валяется штык нож дневального Иванова. Иванов «гоняет» нарды в Ленинской комнате. Исконно русским Ивановым всегда везет. Даже в нерусских играх. Пять-пять, шесть-шесть…. Как раз тогда, когда нужно. А мне не везет.
Шум за дверью. Заглянул Поляков и позвал Иванова. Я вышел следом. В самом центре казармы толпятся мои товарищи, шум стоит невообразимый. Я протиснулся сквозь толпу и увидел дежурного по полку капитана Жмохова. Низкорослый детина с широченными плечищами, круглой башкой без шеи и узкой косой полоской лба. Жмохов размахивает над головой своим огромным кулачищем. В кулачище штык нож дневального Иванова.
- Значит, умные, да?- грозно и напористо спрашивает Жмохов.
- Умные!- дружно вопим мы.
- Институты пооканчивали?
- Пооканчивали!
- Так-так…..
Он смотрит на нас из под нависших бровей тупыми лупешками и мучительно ищет к чему бы до……ся.
- А почему телевизор смотрим после отбоя?
- Товарищ, капитан, нас в институте не учили когда можно смотреть телевизор.
Он радостно взвивается и смотрит на нас как на придурков.
- А чему вас учили, бойцы?
Гвалт и шум. Перебивая друг друга, орем мы:- «физхимия, сопромат, история словесности, психология, матанализ». Капитан вертит головой. Ни одного знакомого слова. Мы орем дальше:- «эргономика, археология, генетика…….., политэкономия».
И тут сразу чудо. Жмохов даже ростом прирос.
- О!!! Политика!!……  А почему в столовую без строя?!!
Полный пиндец. Майор Вазелин – гений.
Это я понял в июне восемьдесят первого. А в конце семьдесят девятого….
- Итак, хлопцы, решил я обсудить с вами тему.
В институте всегда выбирал девятый ряд и здесь не изменил привычке. Справа – артист Найденов, слева – зануда Боков. Найденов оценивает людей только по своей профессии. Про Вазелина сказал, что он еще тот артист. И совсем не такой тупой, как принято думать. Но я не поверил.
Утиный нос, сам рябой. Как таких берут в артисты? Я по сравнению с ним Аполлон. А оказался на железках. И Вика тоже. Ну с ней все понятно. Папа профессор «железных дел мастер». Интересно, а где она сейчас? Дочери уж скоро год, муж военный моряк. Кем она работает? И работает ли вообще? Наш взводный лейтенант Бежанов имеет двести двадцать целковых. Сам недавно признался на занятиях по ВВ. А моряк, наверное, получает больше. А Бежановская жена живет в Ленинграде. Вроде рядом, вроде – нет. Во Всеокск не торопится. Интересно, если лейтенанта отошлют куда-нибудь. Например, в Новгородскую область. Поедет за ним? А если на Дальний Восток? А Вика? Рванет за Свешниковым? Например, в Севастополь? В Севастополь рванет…. А если на Дальний Восток? В Сов. Гавань, например? Или Владик? А на Балтику? А на Северный ледовитый океан?
Я не сразу сообразил, что меня толкают в левый бок.
- Вован, ты как к року относишься?
Этого Бокова не поймешь. При чем тут рок?
- Вован, врубись, чего Вазелин говорит.
Замполит говорил как раз про рок музыку.
- Ребята, как говорят следователи, не для протокола. Давайте честно поговорим о рок музыке.
 Ах вот в чем дело. Значит, поход в баню не прошел не замеченным.
- Нормально я отношусь к року,- шепчу я Бокову,- Только…
- Чего только?
- Только знать это Вазелину не обязательно.
- Почему?
Ну как объяснить этому болвану то, что любому нормальному понятно без слов. За что моему отцу дали червонец в сорок шестом? Может такой же политрук задал вопрос, а отец ответил не правильно.
- Потому что рок у нас практически запрещен. Вазелин нас просто провоцирует.
- Ой, не говори глупости. Мы всегда слушали рок в институте, и никто нам не запрещал.
У Бокова меж ног член с яйцами, а у Вики нет, но рассуждают абсолютно одинаково. Хорошо, что мы расстались тогда, а то бы всю жизнь слушал коронное:- «ой, не говори глупости».
- У меня свое мнение, а у тебя свое,- говорю я,- Можешь Вазелину исповедоваться сутками, только меня к этому не подтягивай.
- А чего ты так переполошился? Если нам нравится рок, почему мы должны это скрывать?
- Можешь не скрывать. Мне по херу.
Когда меня начинает раздражать разговор, я перехожу на мат, и Боков это знает.
- Ребята,- Вазелин говорит доверительно и расслабленно (мягко стелет),- Я хочу, чтобы наша беседа носила дружеский характер. Не буду никого неволить расспросами. У нас будет просто дружеская беседа. Кто желает высказать свое мнение, прошу. Можете говорить с места.
Я решил для себя сразу, с самого начала службы,-  никаких доверительных бесед. Даже с сержантами. Остальные, наверное, тоже решили так.
- Ну неужели никто не хочет высказаться? Есть здесь истинные ценители рока?... Вот вы, Агапов. Вам нечего сказать?
Поднялся Агапыч. Лысая макушка блестит в отсвете люстры.
- Как вы относитесь к року, Агапов?
Тот чешет блестящую макушку.
- А чего? Нормально отношусь.
- А чего вы так не смело? Говорите честно и прямо. Как солдат, как мужчина.
- Я нормально отношусь к року, товарищ майор.
У Вазелина и так глаза вприщур, а тут вообще стали как у китайца.
- Чем же он вас берет, курсант Агапов?
Снова Агапыч чешет макушку.
- Нууууу. Мелодия напористая. Аж мышц трясется…. Да это вообще не передаваемо, это слушать надо.
- У вас и записи есть?
- Полно. Вся комната завалена. Роллинги, Дип Пепл, Цепеллин, Юрайхипчик…. Еще много чего. Катушек двадцать.
- Молоток, Агапыч,- восхитился Боков,- А ты шухаришься. Я вот сейчас скажу…
Я схватил его за рукав:- Не вздумай.
Но того уж не остановить. Поднял руку до самого потолка.
- Что-то хотите сказать, курсант Боков?
- Товарищ, майор, я вот тоже думаю как Агапов, но еще добавлю. Вот меня лично рок музыка уносит. Как бы эта реальность растворяется, и я будто в другом мире. Такое ощущение не передаваемое. Как будто качаюсь на волнах… Это словами не описать
- Спасибо, курсант Боков. Садитесь. И вы, Агапов, садитесь. Курсант Гайдамака, вам ведь есть что сказать своим товарищам. Два дня назад вы даже всплакнули услышав рок музыку.
Поднялся огромный Гайдамака и сразу загородил пол сцены с майором Вазелином.
- Всплакнул, товарищ майор, было дело. Меня под эту музыку в армию провожали. Любимая вещь. Еще Лед Зеппелин обожаю. «Лестница в небо». Супер музыка. Я ведь, товарищ майор, английский хорошо знаю только из-за рока. Специально учил, чтобы слова понимать.
- Что же там за слова такие?
- Нуууу. Всякие
- Садитесь, Гайдамака. А вы, Найденов? Вы ведь тоже ревели.
- Я присоединяюсь к ребятам.
- А вы, Поляков?
- А мне, товарищ майор, рок не интересен. Я «Песняров» уважаю, «Самоцветы», «Пламя»….
- Чего ж плакали?
- Да мне в глаз что-то попало с дороги. Машины туда-сюда.
Молодец Поляк. Умный парень. Такой же, как я.
-  Ребята, я сейчас прочту стихотворение,- говорит Вазелин,- Его написал поэт Павел Коган перед Великой Отечественной Войной.
Замполит подошел к самому краю сцены, ноги расставил как пушечный лафет, расправил плечи и выкатил грудь. Точно как Маяковский на площади в Москве. В такой позе только читать:- «Я земной шар чуть не весь обошел. И жизнь хороша и жить хорошо. А в нашей буче боевой кипучей и того лучше»….
Но Павел Коган.
- Есть в наших днях такая точность
Что мальчики других веков
Наверно будут плакать ночью
О времени большевиков
И будут жаловаться милым
Что не родилися тогда……..

Павел Коган. Мальчишка не вернувшийся с войны.
Тесный «пазик». Моя мама, ее «9-А» и я. Моя первая любовь Люба Еремина. В нее влюблены все одноклассники, она выбрала Серегу Бакуса. Серега теребит гитару и поет «Бригантину» Павла Когана.
- Надоело говорить и спорить и любить усталые глаза
Где то в дальнем флибустьерском море бригантина поднимает паруса……
Столько лет прошло, слышу «Бригантину» и вижу Любу. Светлые кудряшки падают на лоб, она поправляет их, они снова и снова падают.
А когда слышу «Лошадей в океане», вижу Вику. Догорающий костер, слезинки в уголках глаз.
Много лет спустя «Красная стрела» сведет нас с Любой в одном купе. Как в кино. Она будет с мужем майором, совсем не похожим на Серегу Бакуса. Майор начнет трындеть о замечательной столице ГСВГ - Вюнсдорфе, а Люба вдруг вспомнит.
- Наташ, твой муж был таким…. Весь из себя. Мы его пыжиком звали. А меня увидит и как шелковый. Зоя Владимировна мне его подсовывала. Люба, присмотри. А мне и смотреть не надо. Сам за мной как тень. Володя, тебе тогда сколько было?
- Девять.
- И ты меня, наверное, очень боялся. Так смотрел.
Ничего ты не поняла, Люба Еремина….. И слава богу.
Павел Коган.
- Пьем за яростных, за не похожих, за презревших грошевой уют….
Серега Бакус не доживет до сорока. ГСВГ накроется медным тазом, майора с Любой и ребенком выкинут в «чистое поле». Мы соберемся миром и купим им квартиру в подмосковных Мытищах.

- Они нас выдумают снова.
Сажень косая, твердый шаг
И верную найдут основу
Но не сумеют так дышать
Как мы дышали, как дружили
Как жили мы, как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах…
Ребята, как по вашему отнесся бы к року, человек написавший такие стихи?
- Наверное, хорошо,- сказал не громко Боков,- А ты как думаешь?
- Я вообще об этом не думаю.
Боков смотрит на меня с удивленным упреком.
- А что он еще написал?- спросили с первых рядов.
- Много чего. Да даже если бы всего одно это…. Ему было двадцать четыре, когда он погиб под Новороссийском. Практически ваш ровесник. Грудью встал на защиту Родины….. И вы, ребята, когда настанет пора, тоже встанете. Все как один. Грудью защитите страну. Когда тысяча сволочей пойдет из-за бугра уничтожать нашу Родину, наши леса и реки, наших жен и детей… Но найдутся предатели.
Голос Вазелина зазвенел сталью и поднялся на десять тонов.
- Найдутся предатели, которые воткнут ножи в ваши спины.
Вазелин оглядел нас горестным взглядом. Ему было тяжело дышать, он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
- Вот их имена. Гайдамака, Агапов, Боков, Найденов…. И вы, Поляков, тоже. Вы, Поляков, еще и наглый лжец. Эти хоть признаются в предательстве. Этот вон мерзавец двадцать катушек гадости записал. По сути дела антисоветчины. А Боков поганец улетает. Советские люди живут и созидают тут и сейчас, а Боков улетает. Вкусно жрет, сладко спит. Шкура, погань. Антисоветская мразь. А вы, Поляков, решили чистеньким прикинуться? Не выйдет! Партия, комсомол вывели вас на чистую воду. В военное время я расстрелял бы вас без сожаления собственной рукой.
Вазелин перевел дыхание.
- Короче, вы пятеро будете наказаны по всей строгости закона.
- Теперь тебя расстреляют,- сказал я Бокову,- А я предупреждал…
Ребята попали в бессменный недельный наряд по кухне. Гайдамаке с Поляковым всегда не хватало «жрачки», и наказание они восприняли с восторгом.
- Теперь всегда буду говорить только правду,- смеялся Сашка.

В тот день нас построили в казарме. Сразу после обеда. Командир роты майор Зубков оглядел роту зловещим взглядом. Зам. комбата по политической части майор Визион обрисовал обстановку. Ограниченный контингент вошел в дружественный Афганистан. Коротко и ясно. Каждому в руку лист бумаги и команда:- «Вольно. Разойдись».
Готов ли я исполнить интернациональный долг? Кого волнует мое мнение? Прикажут, пешком побегу.
Я написал, что готов и поставил подпись.
Мы заходили в канцелярию по одному и молча клали листки на край стола. Вазелин разглядывал наши физиономии каменным взглядом. Казарму сотрясала нервическая дрожь, исходившая от каждого из нас. Афган только начинался. Еще не поплыли в Союз цинковые гробы, в Душанбинском госпитале самый страшный больной лечил серной мазью чесотку. И все же двадцать пятым чувством мы предвидели. Высшее образование и извилины в голове тут не при чем. Мы кожей чувствовали. Как скотина, идущая на убой. Может, я преувеличиваю. Прошло много лет, все свершилось, и что думал я в тот день, точно вспомнить не могу. Да и не в том суть.
Ко мне подошел Валера Боков. Наивный паренек. И очень честный. Он не был женат, а я женился за два месяца до призыва. Из ста тридцати курсантов учебной роты, две трети были женатиками. А у многих уж были «ребятенки». Но оставшаяся треть свое холостяцкое положение воспринимало без тревоги, а Валерик паниковал. Раз за разом выпытывал у меня таинства семейной жизни. Особенно его интересовала самая первая и простейшая часть. Начинал он всегда с одного и того же.
- А вот ежели в увольнении….
Тут он сбивался и краснел.
- Ну вот представь…. Пошли мы в увольнение. А там бабы.
Он зябко поводил плечами и ежился.
В первый раз я вообще не понял о чем он. Он говорил и краснел как рак. Самые скромные девочки не умели так краснеть как он. Наверное, надо было бы задать наводящий вопрос, а я молчал. Он принимал мое молчание как неизбежное и продолжал.
- Ты уже опытный, ты со своей управишься….. А я?
Я знал одну армейскую шалаву. Она работала буфетчицей в чайной. Некоторые бойцы иногда ныряли в ее гостеприимную пилотку. На мордочку она была ничего, но маловата ростом и ногами не взяла. Я познакомил Валерика с буфетчицей, но ничего не случилось. Он признался мне потом, что она напомнила ему «Маньку облигацию». (В принципе, хороший вариант для начала. Но Валерик начал строить из себя Шарапова).
Ко мне подошел Боков, и я решил сперва, что он опять о своей девственности. Но ошибся.
- Ты дал согласие?- спросил он.
По глазам его я понял, что он уверен в обратном. Но я кивнул утвердительно, и он остолбенел.
- Как дал?! Ты шутишь?!
Я вдруг ясно вспомнил. У Вики был младший брат Коля. Когда мы начали встречаться, нам с ней было по девятнадцать, а он оканчивал школу с золотой медалью. Потом Коля поступил в Ленинградский институт, готовивший военных специалистов. По сути – военное училище. В один из дней я застал ее расстроенной и в слезах.
- Представляешь, Коля подписал бумагу… Короче, дал согласие служить в любой точке.
- И что?
- Дурак, а вдруг его убьют?
- Он же военный. Обязан служить там, куда пошлют.
Вика прожгла меня испепеляющим взглядом: - ты так говоришь, потому что сам в армию не попадешь.
Как же они похожи. Вика и Боков. Она хоть женщина, а он то…. Я объяснил, что не шучу. Боков смотрел на меня как на больного.
- Иди немедленно и забери заявление.
- Да с какого перепуга?
Я вдруг сообразил.
- А ты? Ты чего написал?-
- Как положено. Что я еще не готов. Ни теоретически, ни практически. Не имею соответствующих навыков. А ты? Ты считаешь себя подготовленным? После месяца службы? Володь, ты рехнулся? Любая атака, самая первая. Что ты будешь делать? Убьют тебя, дурака…… Или ранят.
Он много еще чего говорил, увещевал, уговаривал. Даже ночью разбудил. Я послал его. Он обиделся.
- Ну смотри, дело твое.
Мы не разговаривали все утро до конца завтрака. Потом было несколько свободных минут в казарме, и он подошел.
- Есть еще шанс. Забери заявление. Скажи, что не готов. Ну не звери же они.
Через час нас построили в казарме. Замполит роты старший лейтенант Азарин. Двадцать два года, поджарый узколицый брюнет среднего роста. Он хорошо играл на гитаре и пел задушевные песни. Сегодня он жег глазами насквозь.
- Вы служите, ребята, в дружном крепком коллективе. Вы чувствуете плечо друга и сами подставляете свое.
Его голос взлетел на три тона.
- И вот когда с той стороны подойдут десять тысяч сволочей (переплюнул Вазелина на девять тысяч), вы встанете грудью, встанете одним непобедимым строем и презирая боль, смерть, уничтожите, раздавите поганую гидру. Вы будите драться до последнего патрона и победите…..
Он сделал паузу, и лицо его озарилось яростным презрением. Голос взвился и зазвенел.
- Но найдутся сволочи, которые начнут стрелять вам в спину. Вот их фамилии. Аббасов, Агапов, Боков, Манушин, Чекушенков. Негодяи, мерзавцы. Выйти из строя на три шага….
Азарин пойдет в гору. Дослужится до замполита бригады, но в начале девяностых его военная карьера рухнет. Я пересекусь с ним в Питере в девяносто пятом. С не слишком преуспевающим, но довольным жизнью НЭПманом. Таким же как я.

Ребят приговорили к бессменной работе на подсобном хозяйстве (на свинарнике по-простому). Через три дня от них пошел такой смрад, что рота возмутилась и потребовала выдворения «вонючек». Пол месяца «гнусные отщепенцы» прожили на свинарнике, потом их реабилитировали. Мы ржали над ними и называли идиотами.

Наступил февраль. Мы зашли с Валериком в чайную (он решил еще раз попробовать с «Манькой») Она посмотрела ехидно на неудавшегося партнера, а потом подмигнула. Валерик покраснел до ушей.
- Прости, Валерочка, но от тебя пованивает дерь…м,- она заливисто хохотала. Валерик опрометью кинулся к выходу, путаясь в дверях.
- Почему так? Мы ведь просто сказали правду,-  он спрашивал, и в глазах была такая боль.
А я не знал, как объяснить ему, что на этом свете надо научиться врать.

Валерий Боков погиб в Бадахшане летом 80-го.


                1981 - 1995 гг.