Рядовые россии

22 июня -75 лет с начала Великой Отечественной войны
Рядовые России
Война страшным катком прошлась по судьбам миллионов соотечественников, изломав и искалечив душу человеческую. Не все вернулись с орденами, не всех встречали с оркестром. Не всех ждала Родина.
Вкус пареной репы
«С 1955-го по 1964 год наша многодетная семья во главе с отцом, инвалидом войны, жил в бараке, в посёлке Алексеевка. Через стенку жил бывший красноармеец и бывший сталинский зек Сергей Имуков. Дядя Серёжа всегда приходил в гости с рыбой. Глядел  с тоской своими синими глазами на нас, детей, и молчал. Учил меня, как старшего в семье сено косить. рыбу с острогой ловить. Учил тыкву сажать. Я всегда говорил ему: Давай арбузы, они сладкие», «Арбузом сыт не будешь, Вовка, да и срок им месяц – полтора, а опосля они сгниют. Да и караулить их надо, упрут»
И поздней осенью катил я со своими братьями к  бараку тыквы, которые поднять мы вчетвером не могли. И всю зиму пареная тыква и картошка была главной едой. Никогда не рассказывал дядя Серёжа о своём прошлом. Об этом узнал я намного позднее, из его личного дела, будучи уже замглавы районной администрации. В жаркие августовские дни 1990 года меня пригласили для опознания человека. Дядя Серёжа умер в сарае примерно две недели назад, и никто не спохватился, не искал его. Да и искать-то было некому. У него не было близких родственников.
Четыре дня свободы
В июле 1941 года  районным военкоматом был призван двадцатидвухлетний рядовой Сергей Имуков. 6 августа под Смоленском воинский эшелон, в котором находился Сергей, попал под бомбёжку. Бежали молодые красноармейцы без оружия, которого не получили от горящего эшелона, ища спасения и укрытия. Веря предсказанию, что снаряд не попадает два раза в одно место, набилось молодых бойцов в одну воронку аж восемь человек. Но судьба распорядилась иначе. Очередной танковый снаряд накрыл именно эту воронку. Только двоих, полуживых и контуженных, вытащили немецкие солдаты. Одним был красноармеец Имуков.  Два года плена в фашистском концлагере подо Львовом. В конце 1943 года – побег. Девять суток добирался к своим. Но перед самым переходом линии фронта был схвачен полицаями. «Западенцы» травили собаками. С двенадцатью рваными ранами был доставлен в концлагерь. Чудом выжил.
Начало апреля 1945 года, побег из концлагеря восточной Польши. Ночью в ледоход переплыл польскую реку Вислу сорокакилограммовый русский скелет, который представился «своим русским» и упал на руки советских солдат на другом берегу.  Четыре дня его отпаивали и откармливали бойцы Первого Белорусского фронта. Четыре дня свободы. Потом вызов в СМЕРШ и … через две недели бывшего красноармейца как «немецкого шпиона» выгружали в Охтлаге за полярным кругом. Девять лет сталинских лагерей на лесоповале, где, чтобы выжить, нужно было спилить и заготовить шесть кубов леса в день на одного зека. Как выжил – один бог знает….
 Родина стала мачехой
Опознать человека в таком состоянии было трудно. Но синие с тоской глаза дяди Серёжи не могли меня обмануть. Уложили мы с братом это дорогое нам тело в ящик и никак не могли закрыть эти глаза. Они не закрывались. Хоронили его пять человек. Не было представителей ветеранов, военкомата. Хоронили челвоека, который исполнил свой долг и пошёл защищать свою родину как бомжа.  Человека, который ни разу не выстрелил, никого не убил, а только рвался на свою родину. Родину, которая стала для него мачехой. До сих пор я не могу найти ответ на вопрос: «Кто он, Сергей Имуков – красногвардеец? Защитник своей родины и участник той страшной войны?» Или он  враг народа?». И смотрят на меня с укором синие дяди Серёжины глаза…»
Именно Владимир Кривобоков,  житель села Алексеевка Кинельского района, рассказавший нам эту  щемящую душу историю, написал в местной газете о других своих земляках, таких же рядовых России, как и дядя Серёжа – семье Володичкиных.
«Едем на фронт»
И  в рабочем посёлке был открыт памятник семье Володичкиных,  матери и девятерым её сыновьям. Американцы, случайно оказавшиеся свидетелями открытия монумента, тогда сказали, что он достоин их статуи Свободы. На что  алексеевцы возразили: у вас – примитивный  символ, у нас -  сама жизнь.
Когда  летом 1989 года  местному библиотекарю Нине Косаревой, оказывающей  вместе с местными ребятами – «тимуровцами»  помощь своим немощным землякам,  на одной из улиц посёлка  рассказали, что из одного  только дома воевать на фронты Великой Отечественной ушли 9 сыновей, она поначалу не поверила.  Не воспринимали эту историю всерьёз ни администрация, ни военкоматы.  Тогда  Нина Антоновна вместе  с Владимиром Кривобоковым  занялись поисками документов, подтверждающих эту историю  в гражданских и военных архивах. А спустя  шесть лет после начала поисков,  благодаря помощи многих сельчан памятник Матери стоял на алексеевском крутояре, на родной улице, где жила когда-то большая и дружная семья Володичкиных. Сейчас об этом мемориале и  истории большой семьи знают, по меньшей мере, 350 тысяч человек. Во всяком случае, столько людей посетило памятник с 1995 года.
… Одного за другим, начиная с третьего дня войны, отправляла мать, Прасковья Еремеевна на фронт своих сыновей. Одна – перед войной не стало главы семейства.  С младшим своим сыном,  самым любимым, Коленькой, она даже не попрощалась перед его отправкой на войну. Его призвали в армию ещё в 1938 году, и служил он в далёком Забайкалье, на Халхин-Голе под началом самого Георгия Жукова.  В августе 1941 года срок службы заканчивался,  любимого ребёнка ждали домой. Но  грянула война. И он отправился на фронт. Проезжая родные места,  только и выкинул из щели теплушки свёрнутую трубочкой записку: «Мама, родная мама. Не тужи, не горюй, едем на фронт. Разобьём фашистов и все вернёмся к тебе. Жди. Твой Колька».  Поезд разбомбили в районе Воронежа.  Летом 1941  ушли на фронт и другие сыны. Не дождавшись  известий от своих  детей осенью умерла мать.  Встретилась с  первым погибшим, Колей, уже на том свете.  Ни на одного из   ушедших сыновей не было похоронок.   Это потом местные краеведы найдут сведения о местах гибели  Володичкиных в  документах военного ведомства. Андрей и Михаил сгинули без вести.  Иван и Пётр умерли от ран уже после войны.  Константин, раненый в голову,  пережил всех своих братьев и умер в 1986 году, тридцать два года проведя в  психиатрической больнице. Именно его долгая жизнь стала живым памятником мукам и ранам войны. 
Мать солдатская
Ещё в восьмидесятых годах Нина Косарева   создала музей Володичкиных, разместив его в небольшой комнатке дома, в котором жила семья. Улица, на которой находится дом, теперь называется улицей Братьев Володичкиных. А в 1992 году был объявлен  всероссийский конкурс на памятник. То, что в конкурсе победил  наш земляк, самарец Юрий Храмов, алексеевцев очень обрадовало.  Памятник семье Володичкиных  был возведен на крутом алексеевском обрыве. Это стела из розового и серого гранита 11,5 метра высотой.  В иконообразной арке   высится бронзовая скульптура Великой матери.  Она провожает  своих сыновей. Девять бронзовых журавлей, символизирующих погибших солдат, клином уходят в небо.  На гранитном монументе — имена всех девяти сыновей и их матери. А рядом слова: «Семье Володичкиных — благодарная Россия».
Светлана ЕРЕМЕНКО
справка:
В городе Тимашевске Краснодарского края создан музей Епистинии Фёдоровны Степановой,  девять сыновей которой погибли на войне. Образ солдатской матери запечатлён на гербе Тимашевского района, а также на гербе и флаге Днепровского сельского поселения.
В белорусском городе Жодино открыт монумент матери Анастасии Куприяновой и пяти ее погибшим в годы войны сыновьям.
Школе деревни  Тынбаево  под Уфой  присвоено имя  Беловых, героев войны.  Имя их матери, Марии Беловой, родившей девять сыновей, семь из которых воевали на фронтах Великой Отечественной войны, до сих не увековечено.  Местные краеведы добиваются, чтобы памятник был открыт к 7о-летию Победы.
Вынос: Журавли – символ ожидания и веры

 Деликатес - оладьи из жмыха
Победы не было бы без баб и ребятишек
Война и дети. Трудно представить себе что-то более несовместимое. Стать взрослыми им пришлось очень рано.
Им приходилось работать наравне со взрослыми. Они понимали, что без их помощи в тылу просто не обойтись. Картинки из своего военного детства нарисовал наш земляк, житель Нефтегорского района Алексей Ильин.
Взрастила мужика
Начальную школу, где мы учились, отапливали кизяками – сушёным навозом, тем не менее, в классах стоял холод. Ученики занимались, не снимая шапок, шалей, варежек. Писали мало ещё и потому, что чернила замерзали. Чтобы не сгубить нас, учителя заставляли по нескольку раз во время урока то сесть, то встать, похлопывая рука об руку, то потопать ногами. Они сокращали уроки, удлиняли перемены, чтобы ребятишки во время быстрых игр могли согреться. После уроков мы не только выполняли домашние задания, нам приходилось делать всё по хозяйству. Зимой – ухаживать за телёнком и коровой, готовить им воду, заботиться о дойке, надо было ходить к соседям, на сепаратор, чтобы приготовить немного масла. А летом ещё и огород: прополка, рыхление, ежевечерний, совсем не лёгкий полив. Летом же надо было заготовить хвороста, топливо из коровьего навоза, нажать серпом камыша. В конце войны сосед похвалил мать за меня, четырнадцатилетнего хозяина, мол, молодец, «из детёныша настоящего мужика взрастила»….
А самое памятное моё ощущение, вынесенное из военного детства, - непроходящее чувство голода. Постоянная охота есть была самым мучительным, самым острым, порой чуть ли не затмевающим рассудок желанием. Конечно, с едой в степном Заволжье было намного лучше, чем в блокадном Ленинграде. В наших краях люди не пухли, не умирали с голоду, не ели кошек и собак. Но в пищу шло всё: отруби, жмых, крапива, лопухи, картофельные очистки, суслики, вороняшки и тому подобные «деликатесы».
Пищевая добавка
Да и матери наши, работавшие в колхозе, пользовались государственным добром, во имя спасения нас, детей. Они шли на беспримерные ухищрения, чтобы провести бдительных стражей, особенно тех, кто проявлял усердие не по уму, превращая свою работу в охоту на женщин. Ведь про то, что они воровали, знали все. Мать, чтобы нас прокормить, редко упускала возможность прихватить из колхоза всё, за что, говорила, её не осудил бы даже сам Господь: карман зерна, семечек, жмыха. Все знали способы, которые наши матери применяли. Маленькие плоские мешочки, заполнявшиеся двумя-тремя горстями зерна, использовались в виде накладных плечиков. Такие же мешочки находили себе  укромное место в лифчиках. Специально сшитые пояса для зерна колхозницы обёртывали вокруг тела. А используемые для этой же цели ещё более интимные места женского туалета!! Я думаю, что эти вещи могли бы занять достойное место на музейной выставке экспонатов, благодаря которым матери сохранили наши жизни.
Помню, как я с помощью матери частенько воровал жмых из конюшни, где содержали жеребца-производителя. Мать заранее тайком сдвигала тяжеленную доску от его кормушки, а я просовывал руку в отверстие и набивал карманы изъятым у жеребца жмыхом. Чтобы истолочь жмых в муку, я использовал нехитрое сооружение из цилиндра от старого тракторного двигателя, а пестом служил отрезок металлического стержня. Эти орудия производства находились в  погребе. И хотя глубина подвала скрадывала звуки ударов металла о металл, полностью она их не гасила. Поэтому устанавливался сигнал опасности – бечёвка, один конец привязывался за мою ногу, другой через отверстие выходил наружу. Брат при виде кого-нибудь из взрослых, должен был незаметно дёрнуть за бечёвку. Полученную жмыхову муку  клали в качестве ценной «пищевой добавки» в хлеб, суп, затируху, использовали для выпечки оладий. Правда, такие яства лучше всего было есть горячими, но и остывшие они относились к деликатесам военного лихолетья. А раздробленный жмых целыми днями перекатывался во рту и взрослых, и детей, утоляя голод и спасая от мыслей о еде.
Пир на полдеревни
Однажды – это было всего один раз за всю войну – к нашей школе подъехал обоз из трёх саней, нагруженных тонкими сосновыми жердями. Они, распиленные, должны были играть роль воспламенителя, чтобы можно было быстрее разжечь плохо разгоравшиеся кизяки. Снятые с уроков, мы вместе с учительницей, быстро сгрузили эти жерди и уже собирались их распиливать. Но оказалось, что школьная пила находится у заведующей школы дома. И меня попросили сбегать за инструментом. «Ты, Лёша, постучи в дверь, прежде чем войти к Ольге Васильевне, - наставляла меня учительница, - А войдя, поздоровайся, понял?»
Я прибежал к дому, стукнул в дверь. А открыв, так и не смог произнести «здравствуйте». Вместо того я уставился на стол, - на нём лежал высокий каравай белого пшеничного хлеба. Сама заведующая и её муж поедали вкусно пахнущие котлеты. Так и стоял, пока мужчина не встал и не подтолкнул меня к двери. Выйдя за мной в сени, он снял лежавшую на деревянной поленнице пилу. Потом я ещё долго вспоминал эту картинку обеда.
Для встречи возвращавшихся с войны мужиков колхоз выделял по пять килограммов муки и мяса. Поэтому на пир по случаю возвращения отца пригласили чуть ли не полдеревни. Отец кратко и по существу сказал о закончившемся кошмаре «войны и боёв», воздал должное «нашей армии и начальникам», трогательно помянул тех, кто «выбыл из военного строя», а затем обратился к гостям с такими словами: «Да разве была бы победа без вас, без баб, без стариков, без подростков. Без таких, как моя жена Маня, которая и для фронта день и ночь вкалывала и ребят подняла. И двор вон какой сынок Лёня отгрохал. Поэтому  солдатская вам благодарность. Спасибо всем вам и большой поклон.
Светлана ЕРЕМЕНКО
врез: чувство постоянного голода – главное ощущение военного детства