Глава 9. Наши предпочтения

     Мы все трое - трудоголики. Мне кажется, что, если бы мир превратился в рай, то мы и там бы нашли для себя дело. Стирали бы, убирали, варили. Приходя на кухню, мы хватаемся за тряпки, метёлки, швабры - моем, чистим всё до блеска. Когда на кухне чисто, у нас на душе радостно. Сгоревшие кастрюли, сковородки мы замачиваем в специальном растворе с кальцинированной содой, потом кипятим и чистим.

     У хорошей хозяйки посуда должна сиять чистотой. В этом вопросе мы единодушны. Но у каждого из нас есть свои предпочтения. Луиза любит делать заливное из рыбы и холодец. В приготовлении этих блюд ей нет равных. Она холодец варит из свиных ножек. Разваривает их в течение пяти часов до той степени, что все части разваливаются на мелкие кусочки, и мясо отваливается от костей. При варке добавляет кусок говядины. Затем жидкость сливает, а густоту разбирает руками, удаляя кости, и пропускает через мясорубку. При варке добавляет все специи и лук. По тарелкам раскладывает нарезанный чеснок, мясо и заливает процеженным отваром, в который иногда добавляет желатин (в редких случаях). Тарелки ставит в холодильник. И холодец готов!

     Мне такую еду есть противопоказано, хотя я холодец обожаю, от такой вкусноты можно язык проглотить. "Лариса, попробуй, - говорит мне Луиза, - я не знаю, много ли перца". Что делать? Волей-неволей приходится пробовать. Восхитительно!

     Я люблю печь пироги с капустой. Говорят, что они тают во рту. Елизавета - спец по тОртам. ТОрты получаются у неё воздушными замками: красивыми и вкусными. Здесь нет ей равных. Но слово "тОрты" она говорит неправильно: надо ставить ударение на первый слог, а она об этом забывает. И мы постоянно её поправляем, а она обижается и называет нас "занудами".

     "Ты неисправима, Елизавета, - с наигранной горечью говорит Луиза, едва сдерживая внутренний смех. - Будущая мать должна иметь грамотную речь, чтобы научить своих детей говорить по-русски" - "Вам не надоело меня воспитывать?!" - возмущается Ли. "Елизавета, если ты не усвоишь грамотную речь, то тебя сможет полюбить только гопник, говорящий примерно так: "Лиз, хоцеца цаю с тортАми, понЯла?" - на что ты ответишь: "ПонЯла, драхаценный ты мой!" - "Ой, Луиза, да будет тебе известно, что русский язык самый трудный язык на свете, потому что в нём тысячи исключений, которые невозможно запомнить" - "Ты, Ли, глубоко заблуждаешься, исключения должен знать каждый культурный человек" - "Ну уж не знаю", - говорит Елизавета.

     "Ты посмотри, Ло, Елизавета что угодно придумает, лишь бы не выучить одно только слово "тОрты, тОртов, тОртам, о тОртах" - "Вот я сожгу сейчас торт, Луиза, потому что ты меня отвлекаешь от дела, и ты будешь виновата, а не я" - "Елизавета, не заговаривай мне зубы, а учи слово: "тОрты, тОртов, тОртам, о тОртах" - "Луиза, по-моему, у тебя что-то горит. С хозяйкой на каком языке будешь объясняться? На тарабарском?"

     Луиза побежала к кастрюле, в которой тушились овощи и выключила конфорку. "Ой, слава Богу! Успела" - "Видишь, Луиза, - стала наставлять её Ли, - как вредно на кухне много говорить" - "Ладно-ладно, мир. Мне хоцеца цаю с тОртами". Мы смеёмся, а Елизавета смотрит на нас с упрёком.

     Мы любим подшутить над Елизаветой. Как только она представляет на наш суд свой очередной шедевр, от красоты которого дух захватывает, я, переглядываясь с Луизой, как бы приглашая поддержать розыгрыш, равнодушно говорю: "Могла бы лучше". А Луиза подхватывает шутку и своими словами приводит Луизу в бешенство. Она заявляет: "Твои творения, Ли, всё хуже и хуже". Эти слова повергают бедную, не заслуженно обиженную повариху в состояние гнева и протеста, и она в ту же минуту начинает извергать потоки обидных слов: "Две кумушки, окончательно свихнувшиеся на почве семейных неудач. С кем я дружу?! С кем я связалась?! Вы не способны оценить порывы тонкой души".
 
     Луиза прерывает Елизавету: "Хотелось бы в вашем длинном монологе уточнить, у кого душа столь тонкая, как серебряная струя?" - "Во всяком случае, к вам это не относится. Вы две грубые неотёсанные дамы" - "Ты посмотри, Ло, - говорит Луиза, - какими она нас утончёнными эпитетатами награждает" - "Да-да, - продолжает Елизавета свою гневную тираду, - вы две замшелые дамы, и вам давно пора быть не экспертами, а коновалами" - "Спасибо, Елизавета, тебе за это-то".

     Елизавета умолкает, она выпустила пары, а мы начинаем хохотать. "Конечно, вам весело, расфуфыренные злыдни" - "Мы не расфуфыренные злыдни, - говорю я, - а несчастные" - ""Отчего несчастные?" - "Ну как же, - поддерживает меня Луиза, - напишут жалобу на нас, что Елизавета не умеет печь торт и произвела очередное уродство" - "Мы это ещё посмотрим, кто что скажет о моём торте. Мне ни разу не приходилось краснеть за свою работу, а вот тебя, Луиза, за твои переперченные блюда уже ставили на вид" - "О господи! - говорит Луиза. - как можно сравнивать перец с кремом?! Ты, Ли, говори да не заговаривайся. А-то я сечас съем твой торт" - "Не съешь, он же плохой, некрасивый, хуже не бывает" - "Потому и съем, - не сдаётся Луиза, - чтобы ты не разорилась".

      - "Ладно, Луиза, хватит мучить мученицу, - говорю я примирительно. - Елизавета, твоё произведение выше всяких похвал. Мы тебя просто чуть-чуть разыграли". Луиза обнимает Елизавету за плечи и говорит: "Как ты могла сомневаться?! Я бы съела твой шедевр за милую душу и кусочка бы не оставила для господ наверху" - "Фу ты, слава Богу! Я, правда, поверила, что сделала всё плохо. Ой, извините меня, девочки". Луиза, притворно принимая обиженный вид, произносит: "Не знаю - не знаю, сможем ли мы тебя извинить за то, что мы грубые и неотёсанные" - "Не обижайтесь, пожалуйста, я для вас испеку  торт ещё лучше этого". Мы улыбаемся, Луиза торжественно говорит: "Вот это совсем другой разговор. Как благородно! Доброта твоя, Елизавета, не знает границ. Такую мы тебя и любим". Женщины обнимаются.