Первая свеча кипрея

Всегда за моим окном через дорогу старая берёза.
Сегодня косы её не полощутся на ветру. Над ней застыли большие кучевые облака. Они меняют свою краску от нежно розового до синего с белым отливом. Там копится дождь, и прячутся будущие молнии и громы. Жара пришла и к нам. Жара такая, что только утром немного нагнулась над землёй, чтобы окучить ряд картошки. А вчера нельзя было трогать землю. Духов день. Чтут обычаи в деревнях.

Вчера на перекрёстке попалась мне Лидия в поношенном чёрном платке. Она посмотрела на меня тревожными глазами. И не успела я и слова молвить, как  сказала:
- Приходите прощаться. У нас бабушка умерла.
- Когда?
Сегодня утром в четыре часа. А жара стоит. Хоронить завтра.
И я вспомнила удивительную старушку, почти глухую и слепую, опрятно одетую в цветное  платье, в белом платочке на голове. Она шла не близко в нашу деревню, улыбалась каждому встречному, а в руках несла гостинец правнукам - свежеиспечённый пирог.

Она всегда так  улыбалась, о чём-то спрашивала. Шла,  открытая этому родному миру, в котором пролетела вся  её долгая жизнь, и другого она и не знала.
Говорили, что почти ослепшая,  она сама стирала на себя, не хотела утруждать никого.

Рано утром я надела своё лёгкое тёмное платье, почти до пят. Ветерок трепал его шёлковый прозрачный подол по ногам. Я пошла в маленький наш магазинчик. Продавец стояла на крыльце. Покупателей не было. Она подала мне два искусственных цветка. Так положено: с цветами приходить прощаться.  Я отправилась по дороге, жаром пышущей, в почти пустую деревеньку.

У единственного жилого дома стояла легковая машина. Во дворе  простой деревянный крест. На нём написано чёрными буквами: Александра Петровна ... 1922 год -

- Почему же её звали Оленькой? – спросила я  у невестки.
- А так ласково звали многих почему-то, - ответила та.

Я была единственным человеком, который пришёл проститься с покойницей.
Лицо её утонуло в новом белоснежном платочке.  Толстая церковная свеча горела ровным пламенем у иконки Богоматери. Венок стоял рядом.
И великоват был гробик.
Я вопросительно посмотрела на Лидию. Не только я, но и другие, сразу заметят, что гроб великоват. А это плохая примета.
Лидия ответила на мой вопросительный взгляд:
-А меньше не было.
Только два памперса и потратила. Всё силилась ноги с кровати опустить.
Почти до девяноста четырёх лет дожила. Никого не обидела.
- Так это она и ходила на Онегу окопы рыть?
- Она ходила вместе с Груней и другими.
А сколько детей у неё было?
- Двое. Михаил и Аксинья.

И я вспомнила их, уже ушедших из мира живых.
Аксинья жила в нашей деревне. Бабы её ругали утрами по чём свет стоит за то, что она долго спала и не доила корову вовремя. Была в Аксинье какая-то загадочная, молчаливая, не деревенская  красота. Любила она выпить и погулять. Но никогда не огрызалась на ругань. Берегла свой непонятный другим мир.

Вот и Оленька, то есть Александра,  ушла к своим детям. Прожила почти век.

Я поклонилась ей прощальным последним поклоном, положила два цветка в её ноги, с улыбкой провожала её, не знакомую мне в красоте и молодости, в цветении и материнстве…

С лёгким сердцем шла обратно по пустой деревенской дороге.

И первая свеча кипрея зажглась уже солнцем на обочине.

фото автора