Преступность в Орловской губернии в пер. пол. 19 в

Преступность в Орловской губернии в первой половине XIX века

Проблемы сохранения исторического наследия деятельности органов внутренних дел. Сборник Всероссийской научной конференции. - Орел: ЩрЮИ МВД России имени В.В. Лукьянова.2016. - С.30-37

Проблема характера преступности в Орловской губернии в первой половине  XIX в. специально никогда не поднималась. Между тем она может дать дополнительные материалы  о моральном уровне развития населения нашего края в тот период, познакомить с особенностями восприятия людьми прошлого  разных социальных коллизий, а также позволит оценить характер системы наказаний, действовавшей в то время.

Сразу требуется отметить, что мы не сможем восстановить картину преступности полностью. Причиной будет то, что мелкие правонарушения, совершавшиеся в помещичьих имениях,  разбирались на месте и решались волей помещика, без вынесения на суд государственных органов. Кроме того, часть преступлений, наподобие разбоя и грабежа на дорогах, так и оставались нераскрытыми и даже незамеченными, если жертвой оказывался прохожий и небогатый человек из чужой местности, пропажу которого некому было заявить или которого спохватывались лишь спустя долгое время. Полноту картины нам помешает также восстановить существовавшая в то время система статистики, которая более сосредоточивалась на подсчёте численности преступлений, чем на их анализе. В нашем распоряжении будут находиться сводные статистические данные по уголовным преступлениям за десять (1822-1833 гг.) и за двадцать лет (1827 – 1846 гг.). К сожалению, их анализ содержит лишь географическое и половое разделение преступников, а также самую общую характеристику причин их деяний.

Орловская губерния входила в первую десятку губерний Российской империи, где были распространены поджоги. Из числа внутренних губерний наряду с ней туда также входили Пензенская, Рязанская и Тульская губернии. В период с 1827 по 1846 гг. в Сибирь из Орловской губернии за поджоги было сослано 36 мужчин и 25 женщин. Обычно поджоги совершались по злому умыслу  из мести.  [1, С. 162,170]
Особенный размах это преступление получило после эпидемии холеры в 1848 году. Страх перед последствиями болезни, возникавшей из-за употребления плохой воды, способствовал распространению слухов о том, что причиной высокой смертности являются злодеи, якобы отравляющие воду в колодцах. Общественная истерия привела к многочисленным случаям самосуда в разных губерниях. Она подогревалась эпидемией поджогов, породившей слух о том, что в России действует общество поджигателей, которое действует по заранее разработанному плану и тайно финансируется поляками. Первый пожар в Орле случился 8 апреля, после чего поджоги стали регулярными и перекинулись в другие города губернии и окрестные деревни. Самым крупным был пожар, начавшийся 26 мая 1848 г., о котором очевидец писал: «Пространство в длину на три и в ширину около двух вёрст, в одно время залитое пламенем; свирепая буря, порывающая в разные стороны громадные волны этого огненного моря; чёрные клубы дыма, тяжело поднимающиеся в воздух с пожарища; наконец, всеобщий ужас, смятение и отчаяние нескольких тысяч несчастных, терявших в ту минуту всё имущество и последнее достояние своё, нажитое кровавым потом целой жизни, - вот слабый лишь очерк этой раздирающей сердце картины! Воздух и огонь как бы условились в тот день истощить всю свою ярость над нашим городом! Оставалось лишь одно: бросить всё на жертву беспощадной стихии, бежать прочь, чтобы самому не сделаться жертвою. Таким образом,  в продолжение трёх часов,  лучшая часть города, служившая центром торговли, уничтожена до тла; истреблены 1237 казённых и частных домов, в том числе 50 каменных; сгорели 4 церкви; в хлебных складах на берегу реки Оки погибло до 80.000 четвертей хлеба в зерне и до 100.000 пудов пеньки. Всего убытку было начислено на 3.425.000  руб. серебром». [7, С.19-20]

В результате следствия было арестовано 22 поджигателя. Все преступники оказались местными крестьянами и мещанами, действовавшими по собственному умыслу без всякого руководства с чисто воровскими целями. Государём был издан указ о суде поджигателей военным судом с вынесением приговора в 24 часа. Однако истерия от этого не уменьшилась. Появились слухи, в частности в Малоархангельске, что пожары в полях осуществлялись поляками из местной инвалидной команды. От подозрений крестьян пострадали даже некоторые помещики.  В одном поместье Ливенского уезда крестьяне после пожара, в результате которого сгорело три крестьянских хаты, схватили собственного помещика Рыжкова, избили и заковали в цепи. В Елецком уезде помещик Ростовцев едва спасся от самосуда своих крестьян, обратившись к земскому исправнику, а другой, проезжий из Ливенского уезда помещик Сергеев, вырвался из рук казённых крестьян, заподозривших его в поджоге хлеба на корню, только благодаря проезжавшему мимо помощнику окружного начальника. Поджоги совершенно парализовали жизнь российских городов и деревень. Жители выбирались из домов и спали на улицах в шалашах, забросили все свои ремёсла и занятия. Усиление полицейского надзора не дало нужного результата, поэтому Министерство внутренних дел командировало своих чиновников на места, в том числе и в Орловскую губернию. Успокоению жителей в конечном итоге способствовали усиление дневных и ночных караулов, мер предосторожностей от огня (ограничение на изготовление и употребление спичек) и более тщательный контроль за передвижениями подозрительных и беспаспортных личностей. [3, С. 428-429; 4, С.214]

Поджоги в 1848 г. привели к убыткам по всей Орловской губернии  в 4 млн. рублей. [3, С.434]

Грабежи и разбой занимают видное место в фольклоре Орловской и со-седних областей.  Однако, по данным официальной статистики, за период с 1822 по 1833 гг.,  из Орловской губернии в Сибирь за разбой было сослано 42 человека.  По более и поздним и, к сожалению, частично накладывающимся данным,  за период 1827 по 1846 гг.,  в Сибирь за это же преступление было сослано совокупно из Орловской, Тульской и Калужской губерний всего 183 человека. При этом их население составило 3.370.000 человек. В тоже время из Бессарабской губернии при населении в 712.000 человек на каторгу угодило 363 человека. Из числа 183 разбойников на Орловскую губернию приходилось по официальным данным лишь 55 человек.[1, С.161] В любом случае очевидно уменьшение числа лиц, занимавшихся разбоем. Некоторые дореволюционные авторы (Н.П. Барсов, С. Максимов) полагали, что разбой был выражением протеста крестьян против существовавшего тогда крепостного порядка, а потому разбойники пользовались сочувствием крестьян. Недаром в центральной России в местных говорах слова «разбойничать, грабить, воровать»  имели синоним «шалить, пошаливать» (в Мценском уезде – «озорничать»). Причинами со-кращения разбоев в последние 30 лет существования крепостного права они полагали успешные предупредительные меры правительства, а также развитие общественного сознания, которое привело  смягчению нравов и к уменьшению случаев противостояния крестьян с их владельцами и  гражданскими властями.   [2, С.490: 6, С.163, 165]

Скрытое напряжение между владельцами крестьян и их крепостными действительно наблюдалось в Орловской губернии. По числу сосланных в Сибирь по воле помещиков она за период с 1827 по 1846 гг. обогнала все западные, юго-западные и малороссийские губернии вместе взятые. За «дурное поведение» по отношению к помещикам было сослано 284 мужчины и 201 женщина. За неповиновение помещикам в Сибирь угодили ещё 19 мужчин и 3 женщины [1, С. 157, 163,176]
Впрочем, случаи убийства помещиков или применения к ним насилия были редкими, и грубое отношение  к крестьянам далеко не всегда имело при этом место. В 1839 г.  собственными крестьянами по подстрекательству одного из его дворовых людей был убит севский помещик генерал-майор Попов. Причиной послужили угрозы помещика сдать дворового человека в солдаты, если тот будет некачественно заниматься сахароварением на сахарном заводе, который решил устроить Попов. [4, С.37]
 
В 1843 г. из корыстных побуждений дворовыми, желавшими похитить хозяйские  деньги,  был убит помещик Киреевский. [4, С. 101]
В 1849 г. четверо крепостных капитана Акатова высекли своего барина ременным арапником, о чём сами сообщили, представ перед штабс-капитаном корпуса жандармов. Причиной они назвали жестокое с ними обращение, что проведённое в дальнейшем следствие не подтвердило. [4, С.242]
Волнения крестьян, наблюдавшиеся в этот период, были связаны либо с непонятными для них действиями чиновников, либо с нежеланием выполнять крепостные повинности.

Так, например, в 1841 г. возникли волнения среди казённых крестьян из деревень Тербунец и Берёзовка Елецкого уезда, которые препятствовали действиям землемера, занимавшегося отмежеванием принадлежавших их селениям земель в пользу других владельцев. Волнения были усмирены посылкой воинской команды, один вид которой прекратил все возмущения. Губернатор постановил, что причиной этого происшествия послужили неправильные действия чиновников, не объяснивших сути дела крестьянам, за что на них было наложено взыскание. [4, С.57-58]
В 1839 г. волновались крестьяне Малоархангельского уезда помещицы Казаковой по причине «ложного понятия о правах их на свободу». Утихоми-рить их удалось «увещаниями», без применения силы. [4, С.36]

В 1845 г. крестьяне д. Мухановки, приобретённые в казну от княгини Багратион, были оставлены на помещичьем положении до окончательной уплаты долга. Они отказались от работ на сенокосе, заявили, что оброк платить не могут, а обрабатывать землю не будут.  Начальник губернии направил в Мухановку 2 роты Тульского егерского полка, которая усмирила крестьян, публично подвергнув наказанию розгами зачинщиков. В Ливенском уезде  крестьяне с. Гатищево отказались участвовать в выборах добросовестных и мерщиков  в помощь чиновникам кадастра, не смотря на то, что в предыдущем году они уже были наказаны за неповиновение властям взятием под стражу зачинщиков сопротивления и поселением у них на квартиры воинской команды.[4, С. 125]
 
 Впрочем, встречались ещё случаи и грубого помещичьего произвола. В 1846 г. были подвергнуты аресту штабс-капитан князь Трубецкой и его супруга, а имение их взято в опеку за злоупотребление властью над крестьянами. В частности, сам помещик приказал изловить и заковать в цепи одного из своих крестьян, отлучившегося из деревни просить милостыню, а его супруга несколько раз ударила этого же крестьянина палкой за медленную работу, после чего приказала наказать кнутом, отчего он через некоторое время умер. Расследование этого происшествия открыло, что помещица Трубецкая неоднократно приказывала заковывать в цепи своих крестьян и заставляла работать в таком виде, а также чрезмерно усердствовала в назначении наказаний розгами и кнутом. Вследствие этого многие крестьяне бежали из имения.

Кроме хозяев имения за непринятие мер по предупреждению подобных действий понесли наказание губернский предводитель дворянства, получивший строгий выговор с занесением в формулярный список, а два уездных предводителя были отрешены от должностей с преданием их суду.[4, С.154]
Грубость нравов, низкий уровень просвещения и материального достатка, а также пьянство отзывались в Орловской губернии  высоким числом сосланных в Сибирь за убийства, воровство и кражи. За десять лет с 1822 по 1833 гг. за убийства на каторгу попало 164 мужчины и 33 женщины, а за воровство и мошенничество – 425 мужчин и 51 женщина. Статистические данные за 20 лет, с 1827 по 1846 гг. показывают уменьшение числа убийств, за которые было сослано 266 мужчин и 58 женщин, но такое же высокое число сосланных за кражи и мошенничество – 848 мужчин и 116 женщин. [1, С.162,237; 5, С.140]

Широкое распространение в губернии имело бродяжничество. По статистике за 10 лет с 1822 по 1833 гг. по этой статье в Сибирь было сослано 488 мужчин и 71 женщина. По статистике за 20 лет с 1827 по 1846 гг.  количество сосланных за бродяжничество составило 485 мужчин и 157 женщин.  [1, С.162; 5, С.140]

Вероятно, из-за строгости религиозных правил очень низким был процент покушавшихся на самоубийство. С 1822 по 1833 гг. не зафиксировано ни одного случая, но на 1843 г. выпадает самая крупная цифра из числа великорусских губерний (14 мужчин и 2 женщины). К сожалению, нам неизвестен состав самоубийц, но дореволюционный автор С. Максимов указывает, что наибольшую наклонность к таким преступлениям имели владельческие крестьяне. Наиболее явными причинами он полагал неурожаи и народные бедствия, безвыходное положение из-за конфликтов с помещиком, тоску в результате употребления спиртного. Самыми распространёнными способами совершения самоубийства являлись попытки утопления и повешения. Как правило, именно такие способы оканчивались неудачно, а использовавшие их лица отправлялись в Сибирь.  [5, С.140; 6, С.76-77]

Широкое распространение в 1840-х гг. в Орловской губернии приобрело корчемство.  Корчемники, скупив по заниженной цене вино в привилегированных губерниях, на большом количестве подвод везли его в центральные области России, устраивая вооружённые стычки с представителями властей, пытавшихся предотвратить незаконную торговлю алкоголем в обход всех налогов. Так в 1845 г.  Новгород-Северском уезде  Черниговской губернии корчемники в количестве 80 человек, ехавшие на 30 подводах, повстречали нескольких  служителей  Севского питейного откупа из Орловской губернии. В результате стычки, в которой корчемниками были применены ружья, косы и дубины, один из служителей был убит, а четыре человека получили тяжёлые ранения, при этом у некоторых из них оказались перебитыми руки и ноги.[4, С. 196-197]
 
За корчемство  в период с 1827 по 1846 гг.  из Орловской губернии было сослано 153 мужчины и 3 женщины. [1, С.160]

В 1850 г. для пресечения незаконного промысла и буйства корчемников была создана особая конная стража, которая действовала на границах привилегированных и великорусских губерний. В Орловской губернии её численность составляла 45 человек. С введением новой питейной системы в 1851 г. цена на вино в привилегированных губерниях была повышена, а надзор за винокуренными заводами усилен. Эти меры подорвали корчемный промысел, так что в 1854 г. количество конных стражников было уменьшено, а в 1855 г. во всех губерниях, кроме Смоленской, они были ликвидированы за ненадобностью.[4, С.298]

За богохульство, ересь и раскол по статистике за 10 лет (1822 - 1833 гг.) в ссылку из Орловской губернии попало 4 мужчины и 5 женщин, а по статистике за 20 лет (1827 - 1846 гг.) в Сибирь отправились 3 мужчин и 5 женщин. С учётом наложения лет, возможно, речь частично идёт об одних и тех же людях. Эти примеры доказывают высокий уровень уважения к религии местным населением. Значительную проблему для правительства представляла принадлежность местного населения к секте скопцов. По статистике за 10 лет (1822 - 1833 гг.) за принадлежность к ней были осуждены на ссылку в Сибирь 62 человека (46 мужчин и 16 женщин), а по статистике за 20 лет (1827 - 1846 гг.) – 48 человек (33 мужчины и 15 женщин).[5, С.140; 1, С.156]

По количеству преступлений, связанных с изготовлением фальшивых денег, Орловская губерния занимала одно из последних мест по империи (всего 8 человек за 24 года). [1, С.160, 226-227; 5, С.140]

Всего в период с 1827 по 1846 гг. из Орловской губернии было сослано за  различные преступления  3196 человек. Дореволюционный исследователь преступности в Российской империи Е.Н. Анучин разделил губернии страны на шесть групп по количеству ссылаемых в Сибирь преступников. Первое место в этой классификации поделили Пермская и Оренбургская губернии. Вторую группу составили Московская. Херсонская, Киевская, Саратовская, Черниговская, Симбирская и Полтавская губернии, каждая из которых за 20 лет отправила в ссылку около 4000 человек. Орловская губерния оказалась в третьей группе наряду с Курской, Подольской, Харьковской, Вятской и Екатеринославской губерниями.[1, С.163, 168-169]

1. Анучин Е.Н. Исследования о проценте сосланных в Сибирь в период 1827 – 1846 годов. Материалы для уголовной статистики России. – СПб, 1873.
2. Барсов Н.П. О народных школах в Средней России. // Отечественные записки. Журнал учёно-литературный и политический.  - Том CLI. - Ноябрь и декабрь. – СПб, 1863.
3. Журнал Министерства Внутренних дел. Ч.45. – СПб, 1860.
4. Материалы для истории крепостного права в России. Извлечения из секретных отчетов Министерства внутренних дел за 1836 – 1856 гг. – Берлин, 1872.
5. Материалы для статистики Российской империи. – СПб, 1839.
6. Максимов С. Сибирь и каторга: в 3 тт. – Ч.2. Виноватые и обвинённые. – СПб, 1871.
7. Смесь. // Сын Отечества. Журнал истории, политики, словесности, наук и художеств. Книга первая. Январь. – Спб, 1849.