Коктебель 94

Лето девяносто четвертого. Тихая бухта сохраняет еще свою первозданность, а Коктебель остается практически таким, каким его видели герои "Таинственной страсти" Василия Аксенова.

Сегодня мы плывем в Феодосию. Айвазовский, Грин, все такое. На пристани нас ждет судно, которое не только героям Аксенова, но и героям Грина показалось бы древним. На палубе - деревянные скамейки. Мы выбрали места поближе к носу корабля. 

На скамье перед нами уже сидит невзрачного вида мужчина.  Серый пиджачок «с чужого плеча». Выбеленные морским ветром волосы. Выцветшие на южном солнце светлые зеленые глаза. Потертый чемоданчик, аккуратно перевязанный веревочкой. 

Палубу тем временем заполняют пассажиры. Все они одеты по-пляжному - в ярких футболках, светлых шортах. Не обращая внимания на отдыхающих, незнакомец в пиджачке расстелил на скамейке газету, разложил на ней хлеб, сыр, кусок дыни, острым ножом нарезает все это тонкими ломтиками, завтракает. Он не экскурсант, он - путник.

Когда же корабль, несколько раз чихнув, затарахтел моторчиком, качнул боками и начал бодро отходить от пристани, мужчина в сером издал вдруг какой-то птичий крик, со словами «Эх, посмотреть что-ли!» резко поднялся и долго потом стоял, глядя на удалявшийся Карадаг, не мог оторвать от него глаз.

В Феодосии он подхватывает свой чемоданчик, перевязанный веревочкой, пересекает набережную и уходит куда-то влево по диагонали, уходит прочь. А я стою и не могу оторвать от него глаз.

Саша Соколова, наша третья подруга, искренне недоумевает, а Гоголева не удивляется, потому что помнит, как год назад в молочном отделе гастронома на перекрестке Чкаловского и Пионерской я обратила ее внимание на грузчика необыкновенной старорежимной красоты, который, разгрузив продукты, стоял у двери, ведущей в закрома отдела, и взгляд его синих глаз был устремлен в неведомое, а нездешняя смуглость скул говорила, что повидал он за свои лет сорок с небольшим то, о чем догадаться нам не дано. Гоголева не удивляется и тоже смотрит вслед уходящему незнакомцу.

На следующее утро мы долго пьем кофе в райском саду, где стоит наша хибара. Хозяйка и другие постояльцы живут в большом доме, мы видим их редко. Днем на плечи нам опускается виноград, а когда темнеет, виноград таинственным образом исчезает, и только звездное небо сияет над нами - der bestirnte Himmel uber mir.

Я допиваю третью чашку кофе, Гоголева доедает творог, а Саша Соколова яичницу, и мы отправляемся в Тихую бухту. 

Чтобы попасть в Тихую бухту, нужно по длинной белой набережной пройти весь Коктебель, а затем долго плестись по пыльной дороге по каким-то степям Забайкалья, обозревая лунные - как обещала мне Гоголева перед поездкой -  пейзажи - белесые плоскости высохшей на солнце травы.

Гораздо быстрее можно добраться до Тихой бухты по прибрежным горкам, наблюдая сверху белые полоски накатывающихся на берег волн и все оттенки синего, голубого и зеленого, но Гоголева по горкам путешествовать отказалась, сославшись на то, что боится высоты.

Дело идет к вечеру, солнце движется к горизонту, но жара в Тихой бухте не спадает.

Заходить двадцать первый раз в воду не хочется, возвращаться в Коктебель в душном степном мареве тоже. Мы лежим на песке и дремлем под возгласы играющих неподалеку мальчишек. "Козел! - Сам козел!" - доносится до нас. Голоса сливаются с криками чаек и шумом волн. Плохо только, что бегают мальчики слишком близко, и песок, летящий из-под их ступней, больно колет нас острыми иголочками - наконечниками маленьких мальчишеских стрел.





Иллюстрация - Максимилиан Волошин. Акварель