Взгляд Черного Солнца

Всю территорию Морошкинского района покрывают густые хвойные леса, лишь изредка перемежающиеся чахлыми дубравами. Когда-то эти чащи были сильно прорежены многочисленными лесопилками и колхозными полями, но за каких-то двадцать лет древний лес полностью отвоевал все утраченные владения.
Если проехать по шоссе на северо-запад, не сворачивая и не отвлекаясь на заманчивые вывески типа «шашлычная», «рыбное хозяйство» и «все для охоты», то уже через километров пятьдесят асфальтовую полосу дороги обступит непроглядная стена деревьев. Ни огонька, ни души не будет почти на всем расстоянии до Новой Ладоги.
Теперь я уже вряд ли смогу описать дорогу до того места, но, думаю, оно покажется знакомым многим из нас. Типичные развалины старого колхоза или фермы. Ржавые остовы вросших в землю тракторов, скелеты разоренных амбаров, пыль и сорная трава, пробивающаяся тут и там сквозь крошащийся бетон. Смутно помню только, что с одной стороны это место от леса отделяла какая-то речушка, видимо ответвление более крупных рек, а с другой - широкое поле, покрытое сплошь полынью и репейником. Это было, пожалуй, самое открытое место во всей области, что не могло не удивлять, но тогда я не потрудился подумать над этим.
Самое яркое воспоминание о том месте – это, конечно же, бурая от ржавчины башня водокачки. И огромная лужа у её подножия. Первый раз, когда я на своем УАЗе «Патриот» проехался по ней, и второй, когда случайно наступил в неё кроссовком, безбожно намочив носок, она показалась мне неглубокой. О третьем моем знакомстве со злосчастной лужей расскажу ниже.
Стоит ли говорить, что я попросту заблудился. Куда и к кому я тогда ехал в эту глушь, теперь уже не важно. Но, как это обычно водится, повернул не туда и оказался посреди зловещих и унылых развалин старой фермы. Хозяин её, видимо попытавшись подняться в девяностые, бросил это занятие, то ли прогорев, то ли разорившись под давлением крупных агрохолдингов.
Я стоял и нервно курил сигарету за сигаретой у подножия водокачки, все больше накручивая себя раздражением и злобой. Неудачи в бизнесе, в которых, надо отдать мне должное, мое вины не было, в конец доконали меня, и все больше понуждали бросить все точно так же, как это сделал неизвестный фермер со здешним хозяйством. Прибавьте сюда неприятности в быту и прочие стрессы современного занятого человека – и вы поймете всю глубину моего черного настроя. И то, что я заблудился, было последней каплей!
Разумом я, конечно, осознавал, что, в принципе, можно было легко выбраться отсюда по той же дороге, по которой я сюда заехал. Но затем придется ехать назад еще несколько десятков километров до ближайшей заправки, потому как бензина на дальнейшую езду вполне могло не хватить. Потом путь назад до того места, где я повернул. В общей сложности еще один час, если не больше!
Раздраженно сплюнув и кинув сигарету, я развернулся и со всей дури пнул лежащий рядом с лужей камень, вымещая таким образом накопившееся раздражение! Но камень, оказавшийся на деле куском бетона, выступавшим из земли, отказался двигаться с места, и я, споткнувшись об него, с воплем рухнул в мутную воду лужи.
Я забарахтался, стараясь нащупать дно, опереться на него… и не нашел ничего. То есть ВООБЩЕ ничего! Вода простиралась и вверх, и вниз, и по бокам. То есть, это вначале я понимал, где верх, где низ, а где условные «бока». Но после того, как от неожиданности и испуга я несколько раз провернулся в воде вокруг своей оси, чувство пространства окончательно покинуло меня, и я оказался просто посреди однообразного пространства мутной воды.
Запаниковав, я начал бешено грести в ту сторону, которая в тот момент показалось моему разгоряченному мозгу «верхом». Мелькнула непрошенная мысль про аквалангистов, точно так же погибающих из-за утраты чувства направления.
В какой-то момент мне почудилось, что впереди забрезжил призрачный, неверный свет.
Вложив последние силы в бешеные гребки, я на последнем дыхании все-таки достиг источника бледного света и…
...И с судорожным вдохом вынырнул на поверхность!
Придя в себя и отдышавшись, я огляделся… и оторопел.
Я оказался не там, где был буквально минуту назад! Не было ни развалин старой фермы, ни оголенных стропил старых элеваторов, ни моего УАЗа.
Вокруг простиралась бескрайняя равнина, покрытая ковром короткой, сухой и ломкой травы – или мне казалось, что это трава, теперь я уже ни в чем не уверен.
Сейчас, когда всё это уже давно позади, даже воспоминание об открывшейся мне в тот момент картине вызывает взрыв чудовищной головной боли. Наверное, ни один человек во всем мире никогда не обладал столь острым и дальним зрением, как я в те несколько минут!
В какой-то момент я понял, в чем дело – в этом странном месте отсутствовал горизонт! Просто отсутствовал! Матово-серая, будто присыпанная пылью, равнина не имел конца! Обычно люди не обращают внимание на наличие горизонта, эту точку окончания своего зрительного восприятия. Но тогда я четко ощутил его отсутствие! Болезненное, неестественное чувство, столь непривычное человеческому сознанию, привыкшему к существованию в трехмерном пространстве шарообразной планеты.
Но даже эта болезненная дальнозоркость, помноженная на отсутствие каких-либо неровностей на сером травяном ковре, была не самым странным явлением. Небо, такое же серое, как земля, по оттенку больше напоминало тяжелый свинец, нежели пепел. Оно нависало очень низко, погромыхивая грозовыми раскатами, а сквозь них просачивалась жара и духота от невидимого и неведомого светила.
Я оглянулся. Позади меня ничего не было. Только неровная яма, наполненная водой, а дальше – все та же равнина, бесконечная и однообразная.
Но вот мой взгляд, ошалело блуждающий в поисках хоть какой-то опоры – будь то предмет или пропавший горизонт – все же за что-то зацепился.
Это было как резкое приближение камеры в кино. За доли мгновения точка моего зрения переместилась, наверное, на несколько сотен километров вперед, хотя я мог бы поклясться, что сам по-прежнему оставался на месте!
Этот «полет» вызвал у меня, в добавок к головной боли, резкий приступ тошноты. Вдруг стремительное мельтешение серого ковра равнины подо мной резко остановилось, а обзор закрыла высокая тень, упирающаяся в небосвод.
Тогда-то зреющий в моей душе страх нашел свой выход. Я не кричал, просто не мог выдохнуть, лишь судорожно хрипел, глядя перед собой, на представший предо мной ужас!
Тень высотой в полтора человеческих роста представляла собой что-то вроде высеченного из черного камня идола – остатки таких часто встречаются на перекрестках степных дорог, в местах, где древние кочевые племена совершали жертвоприношения своим жутким богам.
У самой вершины, закруглявшейся на конце, руками неведомого резчика было высечено изображение то ли цветка, то ли солнца, с извивающимися по кругу лучами. Но напугало меня отнюдь не это! В середине этого «цветка-солнца» был изображен круглый глаз со странным многогранным зрачком. И этот зрачок двигался!
Нет, конечно же я не могу сказать, что видел само движение каменного ока. Но стоило мне моргнуть, как многогранный зрачок оказывался в другом положении, смотрел в другую сторону.
Когда я уже подумал, что страх отпустил меня, тело вновь прошиб холодный пот. Вдруг навалилось понимание, что хаотичные движения ока объединены одной закономерностью: взгляд идола все ближе приближался к той точке, где находился условный «я» - то есть та точка, из которой исходило мое собственное зрение, потому как мое физическое тело находилось за многие километры от черного идола.
Не в силах пошевелиться, я изо всех сил выпучил глаза, стараясь не моргать и надеясь на чудо. Надо ли уточнять, что у меня ничего не вышло? Когда жуткому глазу осталось лишь одно движение до того момента, когда он увидит меня, я держался так долго, как только мог. Но, в конце концов, я не выдержал и все-таки прикрыл глаза.
Почти сразу мои веки пронзило бледное свечение, а в мозгу раздалась низкая, нарастающая вибрация. Когда я наконец решился раскрыть глаза, прямо на меня смотрел неправильный многоугольник Ока, сочащийся черным светом, заставляя меня оцепенеть, будто мышь под взглядом удава.
Наконец удивительное свечение начало сходить на нет, как бы «втягиваясь» внутрь идола. Когда чудовищный потусторонний «свет» превратился в мерцающую точку в середине многогранного зрачка, в каменном столбе начали происходить изменения. Под изображением солнца вдоль тела черного идола начала открываться длинная пасть и вибрация, до того терзавшая только мой мозг, резко ударила по ушам низким звуком:
- Лллл’хаааааааааа!
Это ли послужило толчком, но мое зрение резко вернулось назад, к застывшему на месте телу, и я без сил опустился на пыльный ковер серых трав. Голова немилосердно болела, будто мне в глаза вставили по раскаленной арматурине. Земля под моими ладонями вибрировала, и я вдруг понял, что волна того звука, рождение которого я застал за многие километры отсюда, вот-вот должна была добраться и до этого места! К тому же там, вдалеке, я по-прежнему ясно различал ярко горящий черным светом уголек злобного глаза на вершине черного идола, не отрывающего от меня взора.
Пошатываясь, я кое-как приподнялся и поковылял к луже позади себя. Попытавшись аккуратно сойти в воду, я споткнулся и, как и в первый раз, рухнул всем корпусом в лужу. Уже немного погрузившись в мутные потусторонние воды, я почувствовал мощный толчок в спину – это обрушился на поверхность воды чудовищный звуковой шквал!
Меня немилосердно закрутило рвущими тело в разные стороны водоворотами, я наглотался воды, голова взорвалась вспышкой и вовсе немилосердной боли! Сознание отключилось…

Очнулся я уже в палате Новоладожской больницы. При малейшем движении головой та ныла тупыми болевыми спазмами. Но, по крайней мере, эта боль не приводила меня на грань обморока, как это было… там.
Где «там», я уже помнил довольно смутно. Память была затянута бледной дымкой аккурат с того момента, как я споткнулся о камень возле лужи на заброшенной ферме.
Как мне объяснили, нашли меня на обочине шоссе, в бессознательном состоянии, мокрого, трясущегося и стучащего зубами. Мои глаза жутко покраснели, из них, как и из ушей, сочилась кровь. И раз за разом я повторял один и тот же набор странных звуков. Что-то вроде: «И-ийа, и-ийа, Лллл’хаааа хххууууннн!». Когда лечащий врач процитировал мне эту фразу, меня затрясло, а голову пронзила боль! Чтобы унять этот приступ эпилепсии, понадобилось двое дюжих санитаров. Но когда я успокоился, то не смог объяснить причину столь странной реакции.
В общем и целом, я шел на поправку. Нервное перенапряжение неясного происхождения, внезапный обморок – вот и весь диагноз. Вызывали вопросы только рентгеновские снимки моего мозга. Несколько его областей были отмечены нездоровым белым цветом. Как объяснил врач, эти области как раз отвечали за зрительное и слуховое восприятие, но, по его мнению, все дело было в неполадках в самом рентгеновском аппарате. Все же наличие такого оборудования в маленьком провинциальном городке уже является чудом, а уж нового и исправного…
Лишь по ночам, во время особенно глубокого сна, ко мне до сих пор является образ солнца, отливающего черным светом и жуткий многогранный зрачок, ищущий взглядом… кого? Не меня ли? И что случится, если найдет? Не хочу знать. Не желаю помнить!
И каждый раз после этих снов я вскакивал в холодном поту, вслушиваясь в затихающий на грани сознания вибрирующий гул, несущийся сквозь невообразимую, лишенную горизонта потустороннюю равнину…