7. Хутор. чертовщина. Присвоение чужого капитала
Приятное ощущение, изготовленный дубликат справляется с этим замком, остаётся только открыть дверцу.
На пару секунд Злотазан прислушался, стараясь понять, что происходит в доме, а что может быть в доме куда наглым образом ввалилась беда?
Если мужчины, нахмурив брови, стояли у крыльца в полной тишине, то бегающая прислуга по дому, а это две женщины, молодая и пожилая, производили столько шума, криков и причитаний, что заглушали любые посторонние шумы.
Даже здесь в дальнем кабинете, за прикрытой дверью отчётливо можно знать о хаотических передвижениях прислуги.
Такое паническое настроение в среде простого народа являлась бальзамом для ушей нечисти, это придавало уверенности в действиях.
Злотазан медленно потянул дверцу на себя.
Мало ли чего ещё могли придумать эти англичане или Кузьма Ильич чего ни будь внедрил сам в эту штуковину, и она возьмёт да неожиданно зазвенит, тогда можно распрощаться с содержимым внутреннего отделения.
Но как оказалось никаких хитростей здесь не внедряли, даже петли не пискнули, дверца мягко и плавно открывалась, чёрт с нетерпением и любознательностью тихо похрюкивая от удовольствия, заглянул внутрь.
Бумаги, бумаги, стопки бумаг, какова их ценность не понять вот так сразу.
Лежали здесь и государственные займы, акции железнодорожного акционерного общества, векселя, да и всякая нужная и не нужная отчётная документация, за многие годы внутреннее пространства железного шкафа оказалось заполненным под завязку.
А вот до надёжного капитала, которому не страшны инфляции, смена правительств, да и пожар ещё были не досягаемы, а всего - то нужно отыскать не большой ключик, который и откроет внутреннее маленькое надёжное отделение.
Если поразмышлять логично, то и он должен был спрятан так, чтобы хозяин в случае надобности быстро его мог взять.
А в таком месте обязательно на бумаге останутся следы потёртости, изгиба, засаленности.
Напрягая усилием воли, Злотазан словно кот или сова расширил зрачки до максимума.
Зеленовато – жёлтый свет из глаз бороздил по сложенным бумагам внутри железного ящика.
Можно конечно было воспользоваться керосиновой лампой с большим абажуром, которая красовалась на канцелярском столе помещика.
Таких роскошных предметов было приобретено три, один из которых стоял здесь, довольно дорогое удовольствие, заливаемый керосин в лампы стоил дорого, да и за ним нужно было ездит в станицу, которая разрасталась как дрожжевое тесто, после того как провели железную дорогу.
А когда здесь образовался железнодорожный узел с депо и ремонтными мастерскими, станица разрослась до размеров города.
Можно было воспользоваться и свечкой, их выпуск наладили первые помещики этих мест, особенно знаменитым из этого семейства оказался Георгий Евстафьевич, как ни как предводитель губернского дворянства.
Но свет, пусть даже самый тусклый, мог привлечь чужое внимание, чего в такие напряженные минуты не очень - то и хотелось.
Внимательный осмотр бумаг и вот он едва незаметный изгиб с характерной потёртостью, ключик здесь.
Ежесекундная радость нарушилась услышанным хрустом под ногами выбитых стёкол под ближним к парадному входу окном:
- Кого там нелёгкая принесла?
Промелькнуло в голове служителя нечистых сил.
- Что за любознательность такая?
Увидеть со двора саму комнату не возможно, так часть потолка не более, здание по моде тех лет стояло на высоком фундаменте, с огромными окнами.
Человек, стоящий под окном, а это был местного значения плотник Пётр Капустин, как – то с малых лет подсмотрел работу стекольщиков, а так как был смышлёным пацаном, быстренько сообразил, что к чему.
В поместье для плотника всегда имелось много работы, а такая работа намного лучше, чем гнуть спину в поле.
Человек, задравши голову вверх, прошёл ко второму окну, потоптался немного и завернул за угол, подошёл к окну поцокивая языком оценил ощутимый ущерб.
От парадного входа ему крикнули:
- Ну что там, Петюня?
Петюня давя ногами валявшиеся на земле осколки стекол, возвращаясь обратно, приговаривал:
- Да-а! Своими силами здесь не справиться.
- Тут без заказа не обойтись, не в одну копеечку влетит барыне ремонт.
Человек под окнами удалялся.
Кузьма Ильич неспроста сделал в этой комнате для себя кабинет, в два больших окна, выходящих на северную сторону, замечательно виден был хуторок у балки, сама широкая балка с лесом и по той стороне дорога, которая к этому времени частично утратила своё предназначение.
Теперь выше на версту проходила прямая дорога до самой, теперь уже станицы Курской без пересечений через эту балку.
В правое окно в полутора верстах отсюда на севера - восток виднелась усадьба помещика Дыдымова, человека активного, новаторски способного.
Усадьба располагалась на излучине балки, вдаваясь далеко в северную сторону, а немного восточнее виднелся хутор.
В западное окно хорошо виден был двор и вспомогательные постройки, так что сидя за столом в кабинете, прекрасно видел, что там происходит, а прислуга и работники хорошо понимали, что за ними следит всевидящее око Кузьмы Ильича, деловито суетились.
В это же окно намного дальше на выступе балки севера – западне виднелась его гордость, конюшня, под цинковым железом.
А ещё далее, чуток левее виднелись зимние кошары, крытые соломой.
Место выбрано было настолько удачно, что даже после произошедшей смены власти, здесь продолжали держать скот, затем построили новые здания ферм, в которых размещалось большое дойное стадо.
И даже новая смена курса не могла привести это место в запустение, теперь новый хозяин содержит здесь коров, овец и коз.
За окнами стихли шаги, хруст стекла под которыми действовал раздражающе на слабую психику, так и хотелось чёрту выскочить в окно и дать хороший пендаль этой любознательной особи.
Но это был не тот случай, когда можно отвлекаться на различные мелочи.
Найденный ключик вставляется, поворачивается, открывается длинная узенькая дверца.
Вид блеска золота ослепил Злотазана, обычному человеку этого не увидеть и не понять, империалы и полуимпериалы лежали слева пирамидками в банковских упаковках, специально сшитая кожаная колбаска набитая золотыми мотетами завязанная шнурком лежала рядом.
Здесь лежали монеты на срочные не предвиденные расходы, да и сами деньги любят счёт, тем более в золотом исполнении.
Ювелирные изделия лежали в причудливых коробочках, трудно представить суммы, потраченные на их приобретения.
И пачки ассигнаций, аккуратно перевязанные тонкими ленточками, это совсем не интересовало ночного приобретателя чужого капитала.
Бумажные деньги самые ненадёжные вложения, сколько раз уже были отмены, реформы, они обесценивались до нуля, тлели и тем более хорошо горели.
В приготовленный заранее не большой кожаный саквояж, позаимствованный у помещика, он ему теперь без надобности, полетела кожаная колбаска, кругленькие стопочки империалов в банковских упаковках.
Когда он в руки взял пожелтевшую от времени упаковку империалов, то удивился, уже не было в живых тех хуторских мужиков, которые артелью работали на строительстве железной дороги.
Эти трудяги полей с рассвета и до заката перемещали тонны грунта и щебня, за одну кубическую сажень получали по два рубля двадцати пяти копеек.
Жили в бараках в антисанитарных условиях, одно удивительно, что из всех этих мужиков ни кто не умер от болезней.
Но эти мужики кроме собственных рук, ничем другим не располагали.
А арендованная у помещика тягловая сила, телеги и орудия труда, обошлись дорого и после сложных вычислений получили расчёт, копейки, которым были очень рады, таких денег они ни когда не имели у себя.
Илья Мамкин часть этих денег, на всякий случай, поменял на империалы, вот они и пролежали не тронутым золотым запасом до этих дней.
Далее в саквояж полетели ювелирные изделия в коробочках, личная собственность барыни.
Саквояж явно потяжелел, его можно закрывать, а также замкнуть внутреннее отделение, а ключ положить на место.
Саквояж ставиться на пол, всё замыкается без явно оставленных следов.
Дубликат ключа, прокрученный несколько раз против вращения солнца по кругу на указательном пальце, вновь превращается в обычную кочергу.
Отяжелевший саквояж берётся в руку, Злотазан подходит к западному окну, поворачивается, садится на подоконник, поднимает согнутые в коленях ноги, разворачивается на сто восемьдесят градусов.
В этот момент в одной из комнат раздаётся душераздирающий крик, яснее не бывает, наткнулись на мёртвую Акулину.
Под этот ужасный крик довольный хуторской чёрт выпрыгнул из окна.
Время поджимало.
22. июнь 2016 г.
Свидетельство о публикации №216062300001