Я люблю единорога за красивые глаза

 

 После посещения майского Книжного Салона в Санкт-Петербурге я стала обладательницей книги, совместного сборника произведений двух петербургских поэтов, Алисы Клио и Андрея Ноября с заглавием «Когда любили королей. Баллады, колыбельные, монологи.» (Издательство АИК 2016 год). На густо-красной обложке книги изображён чёрный силуэт части крепостной стены: две башни и проём ворот с подъёмной решёткой между ними. В аннотации о содержании сказано: «в духе Средневековья».
 Очевидно, книга является стилизацией под европейскую старину, что сразу рождает подозрение о вторичности, книжности содержания, и об участии авторов в некоей ролевой игре. Догадываюсь, что их очаровывает романтика величественных каменных замков, с высокими башнями и стенами, иногда расположенных на живописных  скалистых вершинах. Ныне эти постройки являются привлекательными экскурсионными объектами. Бесконечные войны, для защиты от которых возводились эти стены, кровь, грязь, беззаконие, невежество, им сопутствующие, – всё это давно забылось. Остались лишь домыслы и красивые легенды о жизни королей и королев.
  Но, как известно, поэзия может вырасти из любого сора, поэтому не пренебрегаем и читаем.
  Книга состоит из нескольких разделов, предваряемых латинскими изречениями без перевода. Если вы не знаете латыни – это ваши проблемы, как бы намекают читателям авторы. Я эти изречения комментировать не буду.
  Открывается сборник стихотворением Андрея Ноября, где в двадцати двух строчках семнадцать раз повторяется на разные лады слово «волшебный».
Когда так навязчиво стараются уверить читателя в волшебности содержания книги, немудрено заподозрить обратное. Тем не менее, я прочла книгу с интересом: в ней много романтических баллад. Баллада – жанр сюжетный, повествовательный, мало кто из современных поэтов их сочиняет. На память приходят в первую очередь, во многом переводные, баллады Жуковского, поэтизирующие идеализированное средневековье.
  Напомню, по определению, романтическое произведение содержит необычные, отступающие от внешнего правдоподобия образы и сюжеты, рождённые воображением автора. Содержание книги этому определению, с некоторыми оговорками, соответствует.
  Известный литературный критик Виктор Леонидович Топоров писал, что «поэзия бывает романтической или никакой. А романтическая поэзия зиждется на ощущении трагичности всего и вся». Но нужно добавить, что одной трагичности и романтичности для стихов недостаточно, нужно ещё то, что называется искусством, то есть умение пользоваться словами для создания образов, обаяние личности творца и, уже совсем необъяснимое, - талант. Помня об этом, рассмотрим творения обоих авторов поподробнее.
  Алиса Клио, несомненно, обладает поэтическим даром, у неё есть вкус, её слог изящен, содержание большинства стихов небанально, и многие из её двадцати двух произведений, помещённых в книгу, можно назвать удачными. Основная тема её стихов – любовь и смерть. И хотя в книге первая часть  озаглавлена латинским изречением «amor omnia vincit», уверенно побеждает, тем не менее, смерть.
  Балладе «Бессмертная возлюбленная» предпослан эпиграф из английского поэта и художника-прерафаэлита Данте Габриэля Россети. Очевидно, что Алиса Клио знает и любит этого автора, и утончённо-меланхоличные женские образы его картин, его личная драма, безвременная смерть любимой, вдохновили поэтессу на сочинение этой и других своих баллад.
Начинается стих красиво:
        Я ветреную ткань тумана
        Ношу, как плащ, стянув на шее,
        Когда белеют истуканы
        Во мраке тисовой аллеи.
        Моё дыхание неслышно –
        Так травы дышат.
                Праздным оком
         Луна мерцает, страж всевышний,
         Дрожащий луч
                скользит по строкам
          Надгробий мраморных
                старинных;
           Я каждого рукой касаюсь:
           Ряды имён неповторимых…
           … была я первой из красавиц,
           Но память – тропка редколесья
           Над чёрным   зевом бездны ада… 
 В стихе заметна эстетизация смерти. Любование смертью наблюдается, пожалуй, в большинстве стихов поэтессы, помещённых в сборнике. Хотя в своей более ранней книге «Облегчённый мир» («Бояныч» 2006) она писала: «Смерть некрасива любая».
  .Необычныё герои в необычных обстоятельствах, что является родовым признаком романтического произведения, также присутствуют в её стихах. Их повествовательность поэтична, и такие баллады, как «Бессмертная возлюбленная», «Песня безумной Магдалины», «Триптих», «Наваждение», «Баллада о ведьме, зеркале и подкове», можно назвать удачными. А стихотворение с первой строчкой: «Жизнь – поток» можно было бы поставить в начало или конец книги, оно лаконичное, ёмкое, даже мудрое:                …Этот мир не столь силён и велик –
                на ладони он лежит невесом.
                И однажды он провалится в сон,
                и уйдут герои прожитых книг,
                и не будет ни пиров, ни знамён,
                и не будет ни мечей, ни интриг…
                Лишь страницы потревоженных книг
                шелестят чуть-чуть –
                почти  в унисон.
 «Баллада придворной дамы» и «Королевская баллада» напоминают по содержанию  стихотворение Анны Ахматовой «Сероглазый король» и не выигрывают от сравнения с ним. «De mortus» написано умело, но хвалить я его не буду, также как и «Похоронную колыбельную». Это слишком чернушно – пугать смертью живого ребёнка.
  Отдельно скажу о стихе «Розы в июне»: такая слащавая банальность не вяжется с вполне зрелым творчеством поэтессы. Странно, что она этого не чувствует. Ведь уже написано несколько раз «Как хороши, как свежи были розы», и повторен тысячи раз джентльменский набор: «розы, любовь, объятья, душа, слёзы, лепестки, свежи, нежны, бледны, прекрасны» и тому подобные трюизмы. Заметно, что Алиса часто пишет о розах, что выглядит однообразно и становится штампом. Стихотворение «Волшебство» тоже, на мой взгляд, не получилось – оно слишком схематичное, образы не раскрыты.  Можно ещё назвать замеченные неудачные выражения: «холодный мрамор лба», «мёртвые мумии», «брюзглив и туп» (про волка).
  Понравилось и запомнилось афористичное: «Ушибаться не больно! Больно падать в чужое молчанье» из баллады «Триптих».
  У второго автора сборника, Андрея Ноября, баллады отличаются разнообразием тем, и написаны они довольно умело, размашисто, иногда даже мастерски. Это относится, например, к стихам: «Когда любили королей», «Королеве Британии снова больна», «Плугу, который замер над полевой мышью», песенке «Листья крыжовника». К сожалению, большинство произведений Андрея портит неряшливая, случайная рифмовка, неточное словоупотребление и слишком патологическое содержание. Если в стихах Алисы Клио наблюдается склонность к некрофилии, то Андрей Ноябрь знакомит читателей с обширным ассортиментом перверсий. Случай зоофилии изображён в балладе «Её любил единорог с красивыми глазами». Фетишизм – в монологе «Марианна», где лирический герой отрезает у девушки волосы и заявляет:
«Я буду весь год/ скитаться и в чьих-то/ берлогах лежать,/ и волосы тискать,/ тебя вспоминать!/ …ведь я могу с ними/ творить, что хочу: /засуну в штаны/ и до слёз хохочу!». Проявления каннибализма описаны в стихах: «Монолог людоеда», «Сказка», «Это было очень давно». В монологе «Из рамы» декларируется «желание инцеста». Убийство с расчленёнкой подразумевается в «Руке на чердаке». Возможно, Андрей Ноябрь считает, что описание таких извращённых, противоестественных явлений очень романтично и трагично? Но это не предмет поэзии, а клинические случаи, которые могут заинтересовать только психиатров. Нормальной человеческой реакцией на подобное может быть только отторжение. Андрей Ноябрь может сослаться на европейскую «толерантностью», которая предписывает с сочувствием и пониманием относиться к самым нестандартным проявлениям больного воображения. Но не все с этим  согласятся. Многие считают «толерантность» холуйством, подобным терпимости слуги к барским причудам. Другие представляют «толерантность» троянским конём Запада, наполненным идеями разрушительными для человеческого общества.
  Нетрудно догадаться, что Андрей Ноябрь – убеждённый западник и все «европейские ценности» вместе со зловещей «толерантностью» горячо поддерживает, но стихи его от этого не выигрывают, тем более, что у них есть и стилистические недостатки.
  Известно, что стихи, поэзия – очень хрупкая субстанция: достаточно одного неточного слова или неудачного сравнения, чтобы всё испортить. В стихах Андрея таких проколов немало. Я приведу здесь для примера только несколько самых ярких без особых комментариев, люди, чувствующие поэзию, меня поймут. Из стиха «Неофит в лесу»:
     За кромкою леса, пробив облака,
     укутанный смогом, красивый как хрен,
     есть замок один (их не три и не два).
     В том замке – тепло, там играют фольклор
     красивые барды, и все – при делах.
     Там дева губастая ходит, как лор,
      зовут Эвелиной…
(Хрен, очевидно, -  растение, а лор – врач оториноларинголог?)
В балладе «Малианна» о девушке написано, что у неё  «тигриный овал, выстрел мраморных глаз».
В «Балладе о барде, сочиняющем в кабаке балладу о корабле» «Скандинавский сквозняк» рифмуется с откуда ни возьмись появившимся тибетским «плачущим яком».
В стихе «Осенний диалог»:
      - Нет, малыш, так дело не пойдёт,
      Ну-ка, дай сюда свою свирель!
      - Но она к губам моим идёт!
       А в твоих болтается, как дверь.
(Почему дверь, а не дрель, ель, шмель или макрель, тоже ведь хорошо рифмуются со свирелью? А пойдёт-идёт  -  чудесная рифма, почти как брат и двоюродный брат.)
Из монолога «Рука на чердаке»: «Я видел глаза паука – он рожал, и мухи отчаянно бились».   
Монолог «Из рамы» начинается так:
         На палице моей следы от губ.
         Не знаю, чьих Вы будете, принцесса.
         Пока я здесь. Потом уйду в отруб.
         Но, Боже мой, как хочется инцеста!
А в конце этого монолога не обошлось без сладкого слова на букву «ж» и без одиозной рифмы к нему, осмеянной ещё позапозапрошлом и позапрошлом веках, в частности, в сочинениях Козьмы Пруткова, но Андрей тоже решил внести свою лепту:
          Упадок, деградация…концы,
           конечно, в воду. Я сейчас в Европе.
           А здесь у вас на пастбищах овцЫ
           гуляют. Боже мой, да вы все в ж..е.
Ха, ха, ха, как остроумно, я «до слёз хохочу»! Можно продолжать приводить подобные примеры, но надо же в бочку дёгтя плеснуть хоть ложку мёда. Вот, на мой взгляд, удачные строчки из стиха «Плугу, который замер над полевой мышью»:
           Мой плуг! Ты ходишь по земле,
           покорный старенькому мне,
           и ветры бродят в бороде
                седой.
           ……………………………..
           Но ты молчишь, и я молчу,
    .      и пот стекает по плечу.
           Но, друг, мы дарим калачу
                возможность жить .
А вот привлекательные строчки из баллады «Король вернулся»:
            Король вернулся! Пели снегири
            Сверкали копья, и щиты – в пыли!
            И лошади копытами скребли
                сухую землю.
             Он веру в удивление привёз.
             И птицы, вылезавшие из гнёзд,
             садились королю на самый нос!
                Вот было время!       
  Признаюсь, я пробежала по страницам книги довольно поверхностно. Можно было разобрать каждое стихотворение более подробно, поискать    перебои ритма, неточные рифмы и другие недочёты, но это пусть останется для более дотошных критиков. Я же выскажу в завершение своего сочинения некоторое недоумение от выбора темы сборника. Откуда в поэтах нездешняя грусть? Почему европейское средневековье стало вдруг близким и родным для петербургских поэтов, почему они глядят с ностальгией на Запад? Этот психологический парадокс, впрочем, издавна присущ некоторой части российской интеллигенции, которая брезговала Родиной и тянулась к более цивилизованной, как ей казалось, Европе. Это ещё называется «комплексом провинциала» - предвзято-негативное отношение к месту, где родился и вырос, основанное на зависти к жителям более крупных городов или ко всему заграничному. Но, конечно, каждый вправе выбирать любые темы для своих сочинений и пытаться достичь успеха.
  В заключение скажу об оформлении книги. Мне кажется Елене Кудрявцевой удались обложка, иллюстрации, буквицы и заставки, они гармонируют с содержанием. Книга получилась симпатичная, местами – волшебная.
   
 
Июнь 2016 года.