Выродок

Роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.
Уже второй день моросил нудный косой дождь, небо сплошь было покрыто тяжелыми свинцовыми облаками, за которыми даже просвета не было видно на многие кило-метры. Ветер временами то утихал, то усиливался, срывая листья с редких деревьев, посе-лившихся вдоль обеих обочин. Листья кружились в воздухе до тех пор, пока не падали на дорогу либо под тяжестью воды, либо по причине внезапно наступавшего штиля., с тем, чтобы с новым, более сильным порывом ветра умчаться вдаль по дороге, не имея уже, впрочем, сил подняться в воздух. Дорога, некогда покрытая асфальтом, лет семь уже как превратившаяся в проселочную, с потрескавшимся, а порой и вовсе исчезнувшим покры-тием, вся была покрыта колдобинами и рытвинами, как лицо ребенка после сильной вет-рянки покрывается оспинками. Машина прыгала и ныряла в зависимости от того, куда попадала – в рытвину или в застывший и отвердевший комок грязной глины. Еще пару–тройку часов езды по такой дороге и, скорее всего, не выдержала бы подвеска даже такого тяжелого вездехода, как «хаммер». Но, видимо, водитель был либо слишком хорошим, либо знал все тонкости езды по такому российскому бездорожью. Столица была всего-то в пятистах километрах отсюда, а, казалось, машина попала в совершенно другую цивилизацию.
Проскакивавшие за окнами полумертвые деревушки в десяток покосившихся дере-вянных домов, выстроившихся вдоль трассы, выглядели  еще более жалко, нежели дорога. Ни людей, ни скотины видно не было. И только редкий собачий лай, посылаемый верными слугами людей вслед уезжавшему автомобилю, говорил о том, что в этих деревушках еще теплилась жизнь. Водитель не читал названия этих деревень – он их знал с детства. И только сердце его сжималось от боли и жалости от того, какую картину он наблюдал. Всего-то чуть более двадцати лет назад здесь еще жили люди, паслась скотина, зеленели луга, колосились поля. Теперь же все потихоньку вымирало. Он лишь покачивал головой – до чего можно довести богатейшую страну таким хозяйствованием.
Впереди была огромная лужа, перегородившая всю дорогу поперек. И пока води-тель думал, что делать: притормозить или, наоборот, прибавить газу, чтобы ее проскочить, на встречной полосе показался грузовик с расшатанными бортами и проржавевшими дверцами. Водитель грузовика знал, конечно, что под этой лужей скрывается немалых размеров яма, и хотел было сбавить ход, но, увидев перед собой дорогой джип с иностранными номерами, наоборот, нажал на педаль газа, и, хотя и сам ударился макушкой о крышу кабины, но получил полное моральное удовлетворение от того, что забрызгал «хаммер» сверху донизу грязной глинистой водой. И долго, раскатисто хохотал по этому поводу, перебрасывая папиросу с одного угла рта на другой, а потом смачно и далеко сплюнул, опустив в дверце окно.
- Иноср-ранец долбаный!
Водитель «хаммера» ускорил ход стеклоочистителей, аккуратно проехал лужу, нырнув в нее почти до самого верха колес, и, проехав еще метров двести, остановился, вытер пот, немного расслабился, откинувшись на спинку сиденья. Потянулся рукой к не-сессеру, лежавшему на правом переднем сиденье, открыл его, достал пачку тонких доро-гих сигарет, вскрыл ее, вынул одну, слегка помял пальцами, достал все оттуда же зажи-галку, прикурил. Посидел еще некоторое время, сделав несколько неглубоких затяжек, выпуская дым в чуть приоткрытое окно. Затем приоткрыл его чуть побольше и выбросил едва начатую сигарету. Он вообще-то не курил, но в нечастые волнительные моменты, чтобы погасить вырывавшуюся изнутри дрожь, всегда прибегал к помощи сигареты. И, как ни странно, даже нескольких неглубоких затяжек ему хватало, чтобы успокоиться.  Вот и сейчас это подействовало. А волноваться было отчего: через полкилометра дорога пойдет в гору, а там, сразу за спуском он снова окажется в своем родном рабочем поселке, в котором не был около двадцати лет.
Сейчас ему было слегка за тридцать. Он был вполне успешный, преуспевающий бизнесмен, шесть лет назад переселившийся в Германию и открывший там свое дело. По-началу было тяжело: заказы выпадали редко, но природная смекалка подсказала ему вер-ный ход и всего лишь через полтора года он уже был владельцем интернет-сервиса, ин-тернет-магазина и довольно крупной социальной сети для русских, живущих не только в Германии, но и во всей Европе.   
Он включил зажигание и «хаммер» лихо домчал его на вершину того самого холма, самой высокой точки всего района. Здесь любили останавливаться все, кто впервые попадал в эти края. Выйдешь из машины – и глядишь вдаль, на километры во все стороны. Места-то здесь примечательные, степные. Летом радуют глаз многоцветья лугов. А вдали – речка делает крутой разворот, словно бы окаймляя поселок с трех сторон. Сейчас, правда, из-за погоды особо не полюбуешься окрестностями, но «хаммер» все равно остановился возле указателя населенного пункта. Водитель вышел из машины, хлопнув дверцей, обошел спереди и похлопал металлический столб указателя, прочитав знакомую надпись. Вдохнул полную грудь воздуха и посмотрел вниз, где буквально через полкилометра начинались первые, частные, огороженные заборами деревянные избы и кирпичные дома. А там, чуть подальше шли уже и двух- и трехэтажные здания. В одном из таких и жила когда-то его большая семья. Впрочем, почему жила? Возможно, и до сих пор живет. Прошло вот уже больше десяти лет, как он прервал со своими родственниками всяческие контакты. А сейчас он приехал сюда не столько семью повидать, сколько вернуть долги должникам.
- Ну, здравствуй, моя Радость! – наконец произнес он, и, сделав еще один глубокий вдох, вернулся в машину.
Он выяснил через интернет, что почти на самой окраине поселка недавно откры-лась небольшая двухэтажная гостиница на десять номеров. Как он выяснил, прежде это был такой же типичный для поселка двухэтажный жилой дом, который шел под снос, но будущая хозяйка гостиницы его выкупила, сделала ремонт и превратила полуразрушенное здание в приносящее пока еще небольшую, но уже все-таки прибыль предприятие, отбив полностью кредит. Туда-то он, как раз и направился, заранее забронировав себе номер на втором этаже с торца здания. При этом заплатил и за остальные три номера, располагавшиеся на этом этаже, пояснив, во время электронной переписки, что он не любит излишнего шума. И при этом хочет поработать, чтобы ему не мешали.
Его встретила сама хозяйка вместе с администратором. Они вежливо и подобостра-стно улыбались. Когда же увидели перед собой невысокого, довольно щуплого, с аккуратно подстриженной  бородкой каштанового цвета и такими же усами, даже невольно опешили, а затем этому же своему состоянию тут же и устыдились. Гость окинул внимательным взглядом лица двух его встречавших женщин и с удовлетворением отметил, что они ему незнакомы, хотя по возрасту хозяйка (администратор была лет на десять старше) вполне могла бы некогда с ним и пересекаться – школ-то в поселке было всего две. Хотя он жил и учился с другой стороны, а эти, возможно, с этой. А то и вовсе могли приехать сюда позже.
- Здравствуйте! – улыбнулся он обеим женщинам. – Простите, что приехал на день позже. Дела задержали. Но за оплату не волнуйтесь.
- Господин Антонов? Мы вам рады и ждем с нетерпением, – сказала хозяйка, слег-ка склонив голову в поклоне.
Но он по своей европейской привычке протянул и пожал руку сначала хозяйке, а затем и администратору.
- А вы без вещей? – удивившись его правильной русской речи поинтересовалась администратор, словно забыв про его фамилию.
- Нет, нет, мой кофр в машине.
- Так я прикажу охраннику, он принесет.
- Нет, постойте! У вас есть какой-нибудь гараж?
- Гараж? – удивленно переспросили сразу обе.
- Ну да! Вы, конечно, извините, что я заранее как бы хочу кого-то в чем-то обви-нить, но сами понимаете, машина дорогая, к тому же с иностранными номерами, как бы чего не вышло.
- Ох, ну да, конечно же! Как я об этом не подумала! – снова улыбнулась своей кра-сивой белозубой улыбкой, теперь уже вполне искренней, хозяйка гостиницы. – Я вам могу предложить свой собственный гараж. Там места вполне хватит и для вашего джипа.
- Ну, если это вас, действительно, не напряжет, то я буду вам благодарен, – улыб-нулся в ответ и Антонов. – А ваш, как вы сказали, охранник, умеет водить?
Хозяйка повернула голову к администратору, а та тут же живо кивнула.
- Конечно! У Василия своя собственная машина есть.
- Окей! Тогда, если можно, давайте сделаем так: я возьму свой кофр и оставлю вам ключи от машины. Пусть охранник ее отгонит в гараж, а ключи занесет мне.
- Так он может и кофр вам занести! – засуетилась хозяйка.
- Нет, нет, он у меня не тяжелый, и потом свои вещи я привык носить сам.
Он направился к выходу, но у самой двери остановился.
- Да, а вай-фай у вас в гостинице есть?
- Мы хоть и в дыре живем, но с интернетом дружить умеем, – не без гордости про-изнесла хозяйка.
- Отлично! Тогда, надеюсь, что клопов и тараканов у вас нет, – сказал Антонов и вышел во двор к машине, а обе женщины удивленно переглянулись.
- Вася! Отгони машину нашего гостя в мой гараж, а ключи ему занесешь в номер… Нет, отдашь мне, я ему сама занесу, – приказала хозяйка.
- Как скажете, Марина Юрьевна, – пожал плечами охранник и вышел во двор.
Антонов уже захлопнул дверцу багажника, вытащив оттуда объемный, но, вероят-но, и в самом деле не тяжелый кофр и, увидев направлявшегося к нему охранника, бросил ему ключи. Сергей ловко поймал их на лету.
- Вам уже сказали, куда отогнать машину?
- А то!
Ему показалось лицо водителя знакомым, но он не стал акцентировать на этом свое внимание. Не говоря больше ни слова, Антонов открыл дверь гостиницы. Хозяйки в холле уже не было, но администратор любезно пригласила его следовать за ней.
Пока поднимались по лестнице, Антонов уточнил:
- Я надеюсь, моя просьба удовлетворена? Этаж никем больше не занят?
- Не волнуйтесь господин Антонов, Марина Юрьевна попросила одного прожи-вающего переселиться на первый этаж, к тому же, он завтра утром уезжает и ничего не имел против.
- Окей! – ответил Антонов, подумав при этом, сколько этот клиент попросил за свой переезд. Впрочем, он с лихвой окупил им все затраты и неудобства.
Администратор остановилась у крайнего номера, одно окно которого выходило в торец здания, как и просил Антонов.
- Вот ваш номер, устраивайтесь, пожалуйста. Если что нужно, снимите трубку те-лефона, здесь прямая связь с ресепшн.
- Благодарю вас!
Антонов поставил кофр у широкой, двухместной кровати, потрогал матрас, подо-шел к одному окну, затем к другому, выглянул на улицу, удовлетворенно кивнул. В углу между окнами стояли тумба с телевизором, рядом небольшой холодильник, маленький стол с телефоном, графином и двумя стаканами на подносе под гжель. Затем проверил наличие туалета, душа, полотенец, мыла, шампуня.
- Ну, что же, для Радости вполне недурно.
Он почувствовал, как администратор, сдерживая себя, облегченно выдохнула и улыбнулась. Напряжение с ее лица мгновенно испарилось.
- Спасибо за комплимент.
- Да не за что! Я вообще-то человек неприхотливый. Минимум удобств меня впол-не устраивает.
- Ну, устраивайтесь, не буду вам больше мешать.
Но администратор не успела еще закрыть дверь, как услышала, что постоялец сно-ва обратился к ней.
- Эй, послушайте! В поселке есть еще какая-нибудь гостиница?
- Да нет, – стоя в проеме двери, ответила администратор. – Гостиницы больше нет, есть только общежитие, но еще совковой эпохи.
- Ладно, понял! Спасибо!
Антонов разложил вещи в шкаф, бритвенный прибор, зубную пасту и щетку и туа-летную воду поставил на полочке в санузле. Умылся, насухо вытерся полотенцем, подо-шел к холодильнику, открыл его и даже присвистнул от неожиданности: он оказался за-полнен фруктами – груши, яблоки, сливы, две литровых упаковки сока и даже бутылка шампанского «Абрау-Дюрсо». Едва закрыл холодильник, раздался стук в дверь.
- Да, да, войдите!
- Простите, господин Антонов, это я, – вошла хозяйка гостиницы. – Охранник пе-регнал вашу машину в гараж, я попросила его помыть ее, а теперь принесла вам ключи.
- Спасибо большое за заботу. Вас, кажется, зовут Марина Юрьевна? Мне админи-стратор сказала.
- Совершенно верно! Но мы тут, на западный манер, – смущенно улыбнулась хо-зяйка, – стараемся обходиться без отчеств. Так что можете звать меня просто Марина.
Антонов хмыкнул. Никуда не делось это чисто русское пресмыкание перед ино-странцами. И не смущает их даже то, что у него фамилия русская, родной язык – русский. Но – раз приехал из Европы, значит, уже европеец.
- Ну что же, тогда и вы зовите меня просто Александр, безо всяких там господинов и Антоновых.
- Хорошо! – засмеялась Марина. – Как вы устроились? Удобно ли? Не нужно ли еще чего?
- Нет, нет, я вашему администратору уже все сказал. Всё хорошо, всё – окей!
Марина постояла еще немного, придумывая, о чем бы еще спросить такого дорого-го гостя, но придумать ничего больше не смогла и направилась к двери.
- Тогда не буду вам мешать. Отдыхайте!
- Да, отдых бы мне не помешал. Все-таки почти двое суток в дороге, спал урывка-ми. Устал ужасно. Да еще этот дождь и… дорога.
- Ох, и не говорите, – обрадовалась Марина продолжению беседы. – Дороги у нас ужасные. А дождь… Я посмотрела прогноз: завтра уже должно быть солнечно. А так во-обще нынешнее лето у нас теплое.
- Ну, дай бог, дай бог!
Она снова постояла немного и опять собралась уходить, но ее уже в дверях остано-вил Антонов очередным вопросом.
- Скажите, Марина! А у вас в каждом номере холодильник есть?
- Да, конечно!
- И в каждом номере в холодильнике есть то, что есть у меня? – он открыл дверцу и сделал широкий жест рукой. – Фрукты, соки, шампанское?
Марина покраснела и окончательно смутилась.
- Да нет, конечно! Просто к нам не каждый день приезжают такие постояльцы, как вы.
- А какой я постоялец?
- Ну… из заграницы.
- Ну и что, что из заграницы. Я же ведь русский. Просто живу сейчас в Германии, у меня там бизнес и вид на жительство.
- Простите, если вы считаете, что это лишнее, я сейчас унесу это.
Она вернулась в номер, подошла к холодильнику и потянулась к вазе с фруктами и шампанскому. Однако он придержал ее руку.
- Нет, нет, не надо! Постойте!
Он закрыл холодильник и посмотрел на нее. Взгляды их встретились, и ему показалось, что губы ее чуть-чуть вздрогнули. Он тут же отвел свой взгляд в сторону и произнес:
- Давайте сделаем вот что. Я пару-тройку часов отдохну, займусь своими делами, а вечерком, часов в восемь, если вас это устроит, конечно, загляните ко мне. Выпьем шам-панского, я хоть и не пью, но не пропадать же напитку. Тем более, я не совсем знаком с марками российских вин и, наверное, стоит их попробовать. Закусим фруктами, погово-рим. Это н-не очень вызывающе с моей стороны, нет?
- Нет, что вы! Я даже буду очень рада провести вечер с вами… Александр, – доба-вила она после короткой паузы.
- Ну, вот мы с вами и договорились… Марина, – он выдержал ровно ту же паузу, что и она.
На том они и расстались.

2.
Сашка Антонов был младшим в семье. Еще у него был старший брат Вадим, стар-ше его на шесть лет, и пятнадцатилетняя сестра Катерина. Да мать с отцом. А квартирка у них, хоть и трехкомнатная, но махонькая, в двухэтажной хрущевке на десять квартир. В одной комнате жили мать с отцом – она же считалась и гостиной, потому как там стоял большой с огромным кинескопом старый телевизор и большой круглый стол. Другую, самую маленькую, всего в восемь метров, отдали Катерине, а Сашка с Вадимом жили в третьей. А еще была кухонька пятиметровая, где помещалась только газовая плита с газо-вой колонкой на стене, два настенных шкафа, холодильник «Юрюзань» да крохотный складной столик, на котором мать, а иногда и Катька готовили пищу, резали салаты, хлеб, колбасу и тому подобное. Ели исключительно в гостиной, когда вся семья бывала в сборе. А так, ежели по отдельности, когда было некогда, могли и на кухонном столе чего-нибудь перехватить.
Но, как говорится, спасибо родному заводу и за это. До этого ведь жили в бараке с уборной во дворе. Летом еще ничего, а зимой можно было там и задницу отморозить. Между прочим, с отцом произошел забавный случай, когда ему в профкоме завода пред-ложили посмотреть на будущую квартиру. Секретарь профкома, вручая просмотровый ордер, предупредил:
- Съезди, погляди. Квартира трехкомнатная, единственный минус – санузел совме-щённый.
- Не, на хрена мне совмещенный санузел. Хватит уже совместного-то.
- Ну, знаешь, Выгузов, с твоими запросами. Могу предложить раздельный санузел, но квартира двухкомнатная.
- Так у меня ж трое детей. Из них девка и два пацана.
- Ну, тогда жди, когда новый дом построят. А эту я Никиткиным предложу.
- Ладно! – вздохнул отец, махнув рукой. – Давай ордер, съезжу погляжу.
Буквально через час отец возвращается на завод и прямиком в профком.
- Слышь, Даниловна! Выписывай ордер! Моя, как увидела квартиру, так и присела. А я-то, дурень, думал, что совмещенный, – это значит, с кем-то делить.  Ты б сразу объяс-нила, что это просто ванна с туалетом вместе.
- Ну, так я ж не знала, что ты дурень! – засмеялась Даниловна.
Мать работала посменно табельщицей на инструментальном заводе. Отец тоже ра-ботал на том же заводе слесарем ремонтного цеха, но жизнь в девяностые годы перевер-нулась, завод практически перестал выпускать такие еще недавно нужные инструменты, две трети рабочих пришлось уволить. Сократили и Сашкиного отца. Теперь он перебивался необязательным заработком, благодаря своим золотым рукам: тому холодильник починит, той швейную или стиральную машинку. Горло, правда, у него было столь же дырявым, сколь руки – золотыми.
Вот и в этот день он пришел домой сильно поддатым. Мать, ворча, закрыла за ним дверь.
- Опять, как свинья нажрался. В доме шаром покати, а он гуляет!
- Не шуми, ети твою мать. Я не гулял, я р-работал! – отец неуверенными движе-ниями, опершись задницей о стенку прихожей, стаскивал с себя сандалии.
 - Да я уж вижу – уработался весь. Даже лыка не вяжешь.
- Л-лыка вязать не ум-мею, а вот холодильник починить могу.
Отец, наконец-то, избавился от обуви и в одних носках прошел в свою комнату. Грохнулся на диван. Икнул.
- Пожрать есть чего, мать?
- Я же и говорю, шаром покати. Давай деньги, схожу в магазин.
- Так… нетути денюшек, – он смешно развел руки в сторону.
- Ты ж сказал, что с работы пришел.
- Ну да! Холодильник чинил.
- Кому?
- Никиткиным. Потек он у них.
- И сколько ж они тебе заплатили за такую починку?
- Так, – он снова икнул и тут же изобразил губами пук. – Всё здесь, – он щелкнул себя пальцем по кадыку. – Денег-то у них тоже нету.
- Денег нету, а водкой тебя угостили?
- Э-э, мать, водка у них того, бесплатная. Самогонная.
- Козёл ты после этого, а не мужик! – мать повлажневшими глазами смотрела на мужа, рука ее потянулась к полотенцу, висевшему на спинке стула. – Ты прекрасно зна-ешь, что нам уже второй месяц зарплату задерживают, детям жрать нечего, а ты, сволочь, пьешь беспробудно, – она огрела его дважды полотенцем по голове и по спине.
- Но ты не очень-то руки распускай, а то знаешь…
- Что знаю?! А Вальке Никиткиной я еще выскажу.
- Я… я же говорю. Денег у них тоже нету, а самогон свой, да еще холодильник по-тёк.
- Не потёк он, а заплакал оттого что пустой, как и наш. У нас тоже скоро потечет.
И тут со своей комнаты подал голос Сашка.
- Не самогон у них, отрава самая настоящая!
- Это… это шо там за выродок кричит. Ты шо это не в школе, а?
Отец попытался подняться с дивана, но мать его снова толкнула на место.
- Сиди уж, отец грёбаный! У ребенка первый день как температура спала, а ты его в школу отправляешь.
- А что с ним?
- Ангина у него, вот что?
- А ты откуда, Санька, знаешь, шо у них за самогон? – отец снова переключился на сына. – Пробовал, что ли?
- Я что, дурак, отраву пробовать? Просто я видел, как ихняя Ирка после очередного приема, на крыльце блевала.
Отец не сразу сообразил, а когда до него дошло, он засмеялся, чередуя смех с ико-той.
- Дурак! Она ж не от того блевала, что самогон палёный, а просто перебрала ма-лость.
- Ничего себе малость! Блевала, наверное, минут десять!
Тут уже не выдержала и мать – захохотала. А отец вдруг перестал смеяться и опять попробовал подняться. На сей раз более удачно.
- Ну тебя, Санька, на хер! Рассмешил меня так, что я обоссался даже.
Мать захохотала еще громче, так что на глазах у нее даже выступили слезы, а во рту показалась дырка от некогда восседавшего на том месте зуба.
- Снимай штаны, ссыкун! – мать порылась в гардеробе и бросила ему пижамные штаны. – А трусов нету – в стирке… – она стала сворачивать простынь. – Ты так скоро весь матрас проссышь, на голых пружинах спать будем.
Пока отец снимал штаны вместе с трусами, пришла из школы Катерина. Повесив плащ и разувшись, она взял портфель и пошла в свою комнату, крикнув на ходу:
- Привет, родители.
Она вскользь заглянула в их комнату.
- Ой, а что это у вас за стриптиз?
- Да вот, папаша твой обоссался, – прикрывая собой напяливавшего непослушными руками пижаму отца, ответила мать.
- Чего это он вдруг?
- Да не вдруг, а Сашка его рассмешил.
 Катерина посмотрела на стоявшего у двери своей комнаты младшего брата и, прыснув со смеху, тут же исчезла в своей, плотно прикрыв дверь. Через несколько минут, переодевшись, пошла на кухню, где уже суетилась мать. Отец, успокоившись, перебрался на кровать и тут же заснул.
- Мам, есть чего пожевать, а то мне некогда.
- Что значит, некогда? А уроки.
- Уроки подождут! А вот Ирка ждать не будет, умчится в клуб на танцы и моего парня за собой потащит.
- О боже! У того водка, у этой танцы. Вот хлеб, в холодильнике возьми маргарин и кусок колбаски докторской. Всю не режь, оставь Вадику. В туалет пойдешь, а то мне в ванну надо?
- Не, не хочу! – Катерина отрезала кусок хлеба и достала из холодильника колбасы и маргарин «Рама», весьма популярный в те годы.

3.
Вадим с помощью недавно вернувшегося по комиссии из армии Васьки Никиткина устроился грузчиком в частный, кооперативный магазин. Никиткины жили в соседнем подъезде, а, поскольку их родители дружили друг с другом, закорешились и дети – Вадим с Васькой, Катерина с Ириной.
Васька был всего лишь на три года старше Вадима, но уже испытал на себе армию и полугодовую (после школы и до армии) работу в кооперативе по шитью обуви. И это, как Ваське казалось, позволяло ему смотреть на друга немного свысока, хотя сделать это было нелегко – Вадим был сантиметров на пять выше Никиткина. Они сидели на поддо-нах во внутреннем дворе магазина и курили.
 - Дедовщина там страшная! – делился впечатлениями от армейской службы Ни-киткин. – Чуть что дух сделал не так – дед ему в зубы кулак тычет. Я, собственно, чего самострел сделал-то? Хрен с ним, с пальцем, – Василий поднял вверх оставшуюся поло-вину указательного пальца, – зато избавил себя от этого дерьма.
- Так всего ж полпальца, – не понимал Вадим.
- Ну да! А как ты оставшейся половиной дотянешься до спускового крючка, а? То-то же!
- И что, офицеры не могут усмирить  этих дембелей?
- Ха, офицеры! Они, знаешь, как говорят? Если Родина думает, что она нам платит, пусть Родина думает, что мы ее защищаем. А ты говоришь, офицеры. Там одни уроды ос-тались, которым идти некуда, или которых никто никуда не возьмет. Потому они еще страшнее дедов.
Василий вдруг улыбнулся армейским воспоминаниям и, сплюнув после очередной затяжки, хлопнул Вадима по плечу.
- Слышь, друган, хочешь одну хохму армейскую расскажу? Вдруг вспомнилась.
- Еще спрашиваешь!
- Мы тогда еще в учебке были, до присяги, жили в палатках, в чистом поле, в степи астраханской. Нас разбили на отделения и взводы. На каждое отделение – по одной палатке. А командиром нам назначили дембеля, ефрейтора Алексеева.
Василий ненадолго задумался, вспоминая детали.
Алексеев был довольно симпатичным с ямочками на щеках, выше среднего роста с русыми очень коротко стриженными волосами. Утверждали, что за весь срок службы в этой части он улыбнулся всего три раза, всё же остальное время был настолько серьезен, что даже старшина роты, большой словоохотник, не решался при нем шутить. Правда, сам старшина однажды заявил, что Алексеев, уходя в армию, помимо прочих вещей, оставил дома и чувство юмора. Когда же старшину спрашивали, почему он не поможет несчаст-ному отыскать новое чувство юмора здесь, в армии, старшина отвечал:
- На то приказа не было!
Впрочем, свое дело ефрейтор Алексеев знал отлично – не зря же ему командир взвода дважды перед строем объявлял благодарность. Да и доверили ему командовать от-делением призывников – это тоже о чем-то говорило. В общем, в обязанность Алексеева входило: обучить пополнение навыкам повседневной солдатской жизни.
И вот, день за днем потянулась монотонная жизнь с учебными занятиями, марши-ровками, подъемами и отбоями.
- Эх, ребята, надоело мне все это, – однажды не выдержал один из новобранцев, когда отделение после отбоя расположилось на ночной отдых. – Полжизни бы отдал, чтоб хотя бы еще годик пожить на гражданке.
- А я полжизни на год не променял бы, – так же шепотом возразил Василий Никит-кин.
- Ну, ты ведь ничего не знаешь о моей житухе. Это тебе Москва, а не твой Мухос-ранск. Правда, не каждому бы такая жизнь понравилась, но я без нее не могу себя пред-ставить…
Василий не успел даже обидеться на то, что этот грёбаный москвич обозвал его Ра-дость Мухосранском, поскольку снаружи палатки послышался суровый окрик будто спе-циально проходившего в этот момент мимо Алексеева:
- Это что за разговоры после отбоя?!
И в следующий миг скомандовал:
- Отделение, подъем! Выходи строиться! Время для построения – одна минута.
Пришлось всему отделению вскакивать по команде и в потемках, наспех накручи-вая портянки (ох, и сложная эта работа – научиться правильно наматывать портянки!), натягивая на них сапоги, и, набрасывая гимнастерки, на ходу застегивать ремни.
Командир отделения опустил руку с часами и прошелся перед строем, внимательно осматривая каждого своего подчиненного. Пройдя туда и обратно, Алексеев, наконец, остановился посередине и, помолчав еще несколько секунд, произнес самым строгим голосом, на какой он только был способен:
-Так, отделение с задачей не справилось. Вместо данной одной минуты, построение было проведено через три минуты и шесть секунд. Это – во-первых. Во-вторых. Рядовые Никиткин, Усольцев, Бранидзе выйти из строя.
Все трое названных вышли из строя и посмотрели на своего командира.
- Видимо, Устав мы читать не желаем, так что ли? Что нужно делать по команде «выйти из строя»? Кто может ответить из вас троих?
- По команде «выйти из строя» нужно сделать три шага вперед и повернуться ли-цом к строю, – будто по писанному отчеканил Василий.
- Так точно, товарищ Никиткин! Почему же вы не выполнили требования Устава?
- Растерялся, товарищ командир.
- Российский солдат никогда и ни в какой ситуации не имеет права теряться, иначе он будет не достоин звания российского солдата. Вам понятно, товарищ Никиткин?
- Так точно, понятно, товарищ командир!
- А всем остальным это понятно?
- Так точно!
- Стать в строй!
Немного подумав, Алексеев подошел к крайнему справа призывнику и остановился перед ним.
- Я хотел, чтобы, вызванные мною из строя солдаты, посмотрели на всех осталь-ных, как не должен одеваться российский солдат, – Алексеев мелким шагом проходил вдоль шеренги и говорил наставительным тоном. – В то же время, я хотел бы, чтобы вы, все остальные, посмотрели, как обязан быть одет российский воин. Но, я думаю, что каж-дый из вас уже понял свою ошибку и в следующий раз исправит ее. Я правильно думаю, товарищи солдаты?
- Так точно, товарищ командир! – хором ответило все отделение.
- Отлично! Тогда я объявляю по отделению отбой. Р-разойдись!
Снова началось волнение, связанное с раздеванием и укладыванием в постель.
- Да, повезло нам с командиром, всю душу вымотает, – недовольно буркнул Ни-киткин.
- Слава богу, на сегодня он, кажется, выдохся. Даже замечания никому не сделал, – Усольцев повернулся на правый бок и, в предчувствии сладостных сновидений, закрыл глаза.
Но Усольцев ошибался. Он слишком плохо думал о своем командире. Всего лишь спустя несколько минут после отбоя прозвучала новая команда:
- Отделение, подъем! Время на построение сорок пять секунд!
На этот раз отделение построилось на целую минуту быстрее прежнего, но все рав-но в отведенное время не уложились. К тому же, не в порядке у некоторых оказалось об-мундирование – у того портянки из сапог выглядывают, у того гимнастерка не на все пу-говицы застегнута, у третьего из сапог получилась гармошка… Снова прозвучала команда «отбой!», но только для того, чтобы через некоторое время прозвучать новой команде «подъем!». На третий раз все, казалось, было нормально. Дважды пройдя и осмотрев строй, Алексеев хотел было уже в последний раз объявить «отбой», но вдруг он услышал за своей спиной тихий смешок. Резко обернувшись, он рассчитывал застать врасплох смельчака-весельчака, но его попытка оказалась тщетной – все лица были каменно серьезными.
- Кто смеялся? – Алексеев единым взором охватил все отделение.
Все молчали и поэтому вопрос пришлось повторить. Понимая, что Алексеев может так гонять отделение до самого утра, на шаг вперед выступил грузин Бранидзе.
- Я, товарищ командир, смеялся.
- Вы понимаете, товарищ Бранидзе, что вы опять нарушили Устав?
- Так точно, товарищ командир, понимаю. Но я не мог сдержаться.
- Я надеюсь, для смеха была веская причина?
- Так точно! Усольцев надел штаны задом наперед и теперь их все время поддер-живает, чтобы не упали.
Здесь уже не выдержало все отделение. Серьезными остались только двое – сам Усольцев и Алексеев. Первый стоял, как ни в чем не бывало, по стойке смирно и, не мор-гая, смотрел перед собой. Второй весь покрылся пятнами и испариной, и внимательно, насколько позволяла густая темень, осматривал выпирающий из-под гимнастерки зад на брюках Усольцева. Дав вволю насмеяться отделению, Алексеев скомандовал отбой, а сам быстрым шагом ушел за палатки. Это был первый случай, когда в части услышали зыч-ный, веселый смех ефрейтора Алексеева.
Долго ржал над рассказом друга и Вадим. А потом вдруг резко посерьезнел.
- Слышь, Вась, ё-моё, меня ж весной тоже могут загрести. А тебя послушаешь, так лучше в партизаны, чем в солдаты.
- Не в партизаны, а в дурку.
- Чего? – не понял Вадим.
- Закоси под дурака. Тебя в психушку положат на обследование, а с таким диагно-зом в армию не берут.
- Ну да! Что ж там, в психушке, дураки, что ль, работают? Они ж меня сразу раску-сят.
- Ну, сразу, не сразу, а ты потренируйся. К тому же, и время потянешь, а там гля-дишь, и призыв кончится.
Вадим задумался, почесывая затылок. В этот момент появился хозяин магазина, недовольно глянув на друзей.
- Эй, вы там! Не затянулся ли ваш перекур? Фуру я за вас разгружать буду?
- Сейчас идем, Антон Леонидович! – Васька поднялся, отбросив в сторону окурок.
За ним встал и Вадим.
- Кооператор хренов! Ты на него пашешь, а он к тебе «эй, вы»!
- Слушай, Вась, – пока они шли, зашептал Вадим. – Я знаю, где у него дача. Можем его пощупать.
- Пощупать можно, – кивнул Никиткин.

4.
Учительница в Сашкином классе заболела. На первые два урока подмену нашли, а с третьего весь класс отпустили домой.
- Сань, в футбол сыграем? – спросил его единственный друг во всем классе – Се-режка Соснин.
- Не, я лучше в библиотеку пойду, – ответил Санька, укладывая в портфель учебни-ки и тетради.
- Ну, как знаешь!
Сашку не зря дома называли выродком – в их семье он был единственным, кто улице предпочитал библиотеку, а танцам и музыке – книги и журналы. Непонятно, в кого он такой уродился? Отец однажды, когда еще работал, здорово напившись, сначала выяс-нял у матери, от кого она родила такого выродка.
- Я ж помню, как этот мудак из дома культуры на тебя заглядывался, когда ты в са-модеятельности пела.
- Ага! – кивнула мать. – Видать, надышал в меня так, что я аж забеременела. Когда это было? Вспомни! Еще Катька маленькой была.
- Так ты глянь, на кого он похож. Ни твоя морда, ни моя харя.
- Уж больно ты на своих родителей похож.
Последний аргумент убедил отца, но не успокоил. Он зашел в комнату братьев и сразу направился к кровати Сашки. Тот, как раз сидел за столом и делал уроки. Отец стоял некоторое время за спиной, слегка покачиваясь на нетрезвых ногах. Сашка вжал голову в плечи, но продолжал писать. Вадим, лежал на кровати с мини транзистором у самого уха и слушал музыку. Но и он напрягся, понимая, что от отца сейчас всего можно ожидать. Совсем недавно он гонял по квартире самого Вадима за то, что тот едва не сломал стул, которому уже было без году сто лет.
- Ну что, сынок, ученым хочешь стать?
Сашка положил ручку на стол и повернулся всем телом к отцу, посмотрев на него снизу вверх.
- Ученым у нас мало платят. А я буду изобретателем или предпринимателем.
Эти слова, сказанные десятилетним мальчишкой с таким серьезным видом, понача-лу вогнали отца в ступор. Он немного помолчал, потом снова спросил:
- И шо это ты будешь пред-пры-нимать?
 - Пока еще не решил. Думаю!
- Ах, ты ду-ма-ешь! – отец замахнулся и дал сыну такую затрещину, что у того го-лова едва в стол не уткнулась. – Выродок! Он думает! А то у нас в семье, кроме него, ни-кто думать не умеет!
Он снова замахнулся, но тут вовремя вмешалась мать.
- Оставь ребенка в покое!.. А ты чего лежишь, не вступишься? – глянула она с уко-ром на Вадима.
- А я чё! Он же его не бил. Так, только по шее треснул.
Отец в это время развернулся и ушел в свою комнату, высказавшись на прощанье:
- Выродок! Тьфу, бля!
- А ежели б тебя так треснуть!
Мать обняла Сашку и тот прижался к ней и заплакал. Мать тоже не совсем понима-ла увлечения своего сына, и тоже ломала голову, в кого он такой, но по-своему, по-матерински жалела его и даже любила, иногда втихаря, чтобы не видели старшие дети, угощая его шоколадкой или каким-нибудь пирожным.
В школе же Сашка был любимцем у учительницы и завуча Сергея Ивановича. Усидчивость и любознательность Сашки, разумеется, не могла оставить их равнодушны-ми. И нередко сам Сергей Иванович вызывал отца или мать в школу, а то и сам приходил к ним на дом, уговаривая больше внимания уделять младшему сыну.
- Из него выйдет большой толк, – говорил он, – если ему немножко сейчас помочь.
Отец с матерью кивали, но едва попрощавшись с завучем, тут же и забывали об его просьбе.
- Ежели толк выйдет, как бы в нем одна бестолочь не осталась, – шутил отец.
А вот одноклассники не любили Сашку. Таких вообще одноклассники не любят, называя таких ботаниками. Да еще и Сашка особо не стремился сходиться с одноклассни-ками, не участвовал в их играх и, тем более, розыгрышах. И только один Сережка Соснин каким-то образом подружился с ним. И даже считал его «ботанство» привлекательным. Иногда, в толпе сверстников мог и прихвастнуть, что у него друг – ботаник.   
Сашка вошел в знакомое ему здание библиотеки и сразу же направился в зал выда-чи книг.
- Здравствуйте, Нина Григорьевна!
- А, Сашенька! – улыбнулась библиотекарь лучшему своему юному читателю. –Добрый день! Ты сегодня что-то рано.
- А, училка заболела, и нас раньше отпустили. Вот, решил зайти за очередной лите-ратурой.
- «Юный техник», свежий номер, еще не приходил.
- Да, понятно. Но, если честно, последние номера этого журнала мне не понрави-лись. Слишком мало конкретики и практических советов.
- Вот как? – библиотекарша еле сдержалась, чтобы не улыбнуться таким рассужде-ниям юнца. – А что же ты хочешь сейчас?
- Что-нибудь о компьютерах у вас есть? Я так считаю, что за компьютерами буду-щее.
- Ну, подожди, я посмотрю.
Загруженный новой литературой, довольный собой Сашка пришел домой, открыл дверь своим ключом. В это время ведь никого не должно быть дома. Бросив портфель на стул, он достал оттуда пособие по работе с компьютерами, которое почему-то пренебре-жительно названо автором «Для чайников» (Сашка так и не смог понять, причем здесь чайник, если книга о компьютере), и забрался с книгой на кровать. Увлекшись чтением, точнее пока, скорее, разглядыванием картинок, Сашка даже не сразу расслышал, как кто-то в квартире стонал и повизгивал. Он отложил книгу и прислушался. Нет, ему не показа-лось: в квартире кто-то был. Он осторожно, тихо ступая, выглянул в коридор, решил было пройти в гостиную, но тут понял, что стоны раздавались в комнате сестры. Он испуганно открыл дверь и застыл от увиденной картины. Рот его приоткрылся, зрачки расширились. И он не мог сдвинуться с места: ни назад, ни вперед.
 Там, на Катькиной кровати два совершенно голых человека (сестра Катька и ее ха-халь Вовка из 10-го «б») в открытую занимались сексом, постанывая и повизгивая от удо-вольствия.
- Не хочешь поменяться местами? – спросил Вовка.
- Давай! – ответила Катька, и он тут же рухнул на кровать, а она почти оседлала его сверху…
Почти, потому что в этот момент боковым зрением она уловила, что на них кто-то смотрит. Она повернула голову, но в двери уже никого не было, хотя сама дверь остава-лась приоткрытой, хотя она (Катерина это хорошо помнила) дверь закрывала плотно.
- Ну-ка, постой!
Она слезла с кровати, подхватила лежавший на полу халат и направилась в кори-дор.
- Ты куда? – крикнул вдогонку Вовка, но она не ответила, а лишь молча повернула к нему голову и приложила к губам указательный палец.
Он же с расстройства от того, что ему не дали закончить начатое, нервно застучал кулаками по матрасу.
Катерина ворвалась в комнату братьев разъяренной тигрицей. Но там было само блаженство: Сашка лежал на своей кровати и уткнул глаза в какую-то толстую книжку. У Катерины даже скулы свело от злости, но она, впрочем, быстро взяла себя в руки и спо-койным голосом спросила:
- Санька?! А ты почему не в школе?
- У нас училка заболела, и нас отпустили, – чуть опустив книгу, так, что сестре бы-ли видны лишь одни глаза, ответил Сашка.
- А ты-ы… Ты заходил только что ко мне в комнату?
- А что, надо было? Ты меня звала?
У Катерины от такого братнего спокойствия даже веки задергались. Она поняла, что, если задаст еще один вопрос, может не выдержать, сорваться. Она ведь понимала, что Сашка заходил к ней и все видел, но как ему удается так спокойно вести себя?
- Да нет, не звала!
Она повернулась и выбежала из комнаты. И совершенно зря поспешила: задержись она еще на пару секунд, то увидела бы, как из Сашкиных глаз ручьем полились слезы. Ему хотелось кричать, рыдания рвались из его груди наружу. Отбросив книгу в сторону, он резко перевернулся на живот и уткнулся в подушку, захватив ее уголки в рот, таким образом заглушив крики. Тело его задергалось в конвульсиях. Впервые в жизни с ним случилась истерика.
Тем временем Катерина вернулась в свою комнату, где ее все в той же позе дожи-дался Вовка.
- Ну что, поехали дальше?
- Не, Вовик, приехали! Конечная остановка, – она надела трусы и села на край кро-вати. – Тебе лучше мотать отсюда.
- Не понял? – приподнялся на локте Вовка.
- Сашка дома! Боюсь, что он все видел, только не сознается. Как бы не заложил ме-ня шнуркам.
- Хочешь, я ему нюх намну, и тогда он не пикнет?
- Не хочу! Говорю же, собирайся.
- А завтра как?
Вовка нехотя поднялся и, зажимая в одной ладони все никак не успокаивавшийся орган, другой рукой стал натягивать трусы и штаны.
- Посмотрим по обстановке.
- Но тебе же понравилось?
- Все было классно! – улыбнулась Катерина.

5.
У Сашки порвались сразу оба шнурка на ботинках. Шнурки были тонкие, шелко-вые, а ботинки старые – чудом хранившиеся столько лет ботинки Вадима перешли к Саш-ке. Впрочем, на ботинки он не жаловался – кожа в них потрескалась лишь в нескольких местах, стельки и подошву обновил сапожник дядя Жора за банку пива. А вот шнурки рвались часто. То ли в стране разучились делать хорошие шнурки, то ли материал для шнурков давно прогнил на складах. Мать опять ругаться будет. А что он виноват, что ли, что у него шнурки на соплях держатся? Но сначала надо дойти домой. И Сашка сел в са-мом углу мальчишеской школьной раздевалки, закрытый со всех сторон куртками и паль-то. Стал связывать друг с другом обрывки шнурков. И так увлекся этим делом, что даже не слышал, как в раздевалку зашли двое старшеклассников. Лишь когда они заговорили друг с другом, Сашка обратил на них внимание. Но дальнейший их разговор настолько заинтересовал его, что он даже про шнурки забыл, а чтобы его не заметили, он присло-нился к стене и уткнулся в чье-то пальто, пару раз лишь высунув нос наружу, чтобы раз-глядеть разговаривающих. Впрочем, одного он узнал сразу – это был Вовка из 10 «б». Вторым же был его одноклассник Константин. Войдя в раздевалку, оба бросили портфели на пол и стали одеваться и переобуваться.
- Слышь, Костян, когда мне бабки вернешь?
- Дай мне еще недельку, Вован. Батя сказал, что через неделю уж им точно зарпла-ту выплатят, сразу за три месяца.
- А я что эту неделю делать буду? Член сосать?
- Ну верну, бля буду. Ты ж меня знаешь.
- Но неделю, не больше! Кстати, о члене. Тут я пару дней назад трахнул знаешь ко-го?
- Ну?
- Наташку Выгузову из 8 «а».
- Целка?
- Да иди ты! Целка. У меня в этом году она уже восьмая, и ни одной целки не попа-лось. Чувствую, если так пойдет, то через пару лет и среди первоклашек целок уже не найдешь.
- Не там ищешь! У меня хоть и было их всего шесть штук, зато две целочки, – Кон-стантин поднес к губам три пальца и смачно их поцеловал.
Ребята уже застегивали куртки и взяли в руки портфели, но разговор продолжали.
- Везет же дуракам! – вздохнул Вовка.
- Чего?! А по тыкве за дурака не хочешь?
- Да это я так, от зависти. Прости!
Они ушли, а Сашка, ошарашенный услышанным, сидел на своем месте еще до-вольно долго.
Домой он пришел весь разбитый.
- Мой руки и садись за стол, – встретила его мать. – Нам сегодня зарплату выдали, так я колбаски докторской купила и сырка плавленного.
Ел через силу, мать даже разволновалась:
- Ты не заболел, случаем? – приложила она к Сашкиному лбу тыльную сторону ла-дони.
- Не, – буркнул Сашка. – Устал просто!
- Бедняга! Небось мешки вместе с Вадькой таскал, вот и устал, – ехидно хихикнул отец.
- Ну, если ты будешь целыми днями дурью маяться дома, то, возможно, и Сашке придется мешки таскать, чтобы матери помочь прокормить тебя, дармоеда.
- Заткнись, дура! Я ж сказал, мне работу обещали. Просили через пару дней пере-звонить. Прошел только день.
Сашка на автомате сделал уроки и при этом периодически поглядывал на старшего брата. Тот сидел в своем углу и собирал металлическую полочку, затем прикрепил ее к уже вбитым в стену гвоздям и поставил на нее своей транзистор и несколько магнитофонных кассет, валявшихся до того у него под кроватью.
- Вот, так лучше, правда же? – удовлетворенный своей работой, спросил Вадим, впрочем, не поворачивая головы к Сашке, а продолжая любоваться полкой. – Плюнул на эти деньги, да купил себе полку, а еще наушники. Только, тс-с-с! – он поднес указатель-ный палец к губам и впервые посмотрел на брата. – Мамке не говори про наушники, а папашке особенно.
Сашка согласно кивнул.
- Не скажу, – грустно ответил он и тут же попытался заговорить с братом о том, что его мучило всю вторую половину дня.
- Вадик, можно с тобой поговорить?
Но брат уже улегся на кровать и прикрыл глаза.
- Отвянь, малый, а! Дай отдохнуть!
- Это касается Катьки! – настаивал Сашка.
И Вадим открыл глаза и повернул голову в его сторону.
- Ну и что там с Катькой? – зевнув, спросил он.
Сашка взял стул и подошел к кровати брата. Негромко, но четко и в подробностях рассказал о разговоре, который он сегодня невольно подслушал в раздевалке. Разумеется, о том, что он и сам стал свидетелем, опять же случайным, всего того действа, он не упо-мянул.
- А ты не врешь, Сашка? – Вадим поднялся и свесил ноги с кровати.
- Ты же знаешь, я врать не умею.
- Ладно, покажешь мне этого урода. Я с ним поговорю.
Вадим не стал откладывать выяснение отношений в долгий ящик. Буквально на следующий день вечером он пересек дорогу Вовке в парке отдыха. Погода днем стояла солнечная, хотя и близкая к нулевой температуре. Земля была едва покрыта белой снеж-ной пеленой. Снега было так мало, что он даже не скрипел под ногами. Ветер совсем стих. По аллеям парка прогуливались пары, и молодые, и пожилые. Кто-то выгуливал собак, красивших пелену золотой краской, порою искрившиеся в слабом свете редких фонарей. Вдоль аллей парка туда-сюда сновали машины, изредка своими гудками разрезая тишь успокаивающегося поселка. 
Вовка быстрым шагом двигался по боковой аллее, думая о чем-то своем. И вдруг уткнулся в коренастого парня в синей куртке на молнии и вязаной шапочке, из-под кото-рой выбивалась темная прядь волос.
- Спешишь куда, Вован?
Вовка поднял голову и в полутьме никак не мог признать человека, придержавшего его.
- Домой, а что? Ты кто?
- Да, так, прохожий.
- А, ну, тогда проходи!
Вадим хмыкнул в ответ и подошел к Вовке вплотную.
- Ну как, хорошо трахнул Катьку из 8-го класса?
Вовка заподозрил что-то не очень ладное и поднял глаза на Вадима. И, наконец, узнал его: это же Катькин брат.
- Я, кажется, задал тебе конкретный вопрос.
- Не, не очень хорошо. Она какая-то… не того.
- Еще раз подойдешь к Катьке, кровью умываться будешь! Понял?
Вовка и сам был не слабым парнем, но сейчас трезво оценил силы – пожалуй, ему с Вадимом не справиться.
- Да нужна мне эта шлюха! За мной, вон, полшколы бегает…
Но договорить он не успел, Вадим схватил его за ворот куртки и резко потянул вниз. Вовка не удержался на ногах и упал на колени.
- Как ты назвал мою сестру, сука?
- Так это не я назвал, она и есть шлюха.
Вовка попробовал подняться, но Вадим уже вышел из себя и с размаху ударил его кулаком в лицо. У того аж молнии в глазах засверкали, и из разбитой губы потекла струй-ка крови. Вовка только и успел ахнуть и отскочил на несколько метров. Вадим подскочил к нему снова, но Вовка изловчился и встретил его теперь уже своим ударом в лицо, точнее в нос. Завязалась драка. Тут же завизжали проходившие мимо девчонки, взрослые пытались угомонить юнцов. Кто-то начал звать милицию. А она уже была тут как тут: совершавший объезд вокруг парка милицейский «уазик» затормозил из него выскочило двое милиционеров, поправляя на ходу автоматы и нащупывая шокеры на ремнях.
Вокруг дерущихся, как и всегда бывает в таких случаях, уже собралась приличная толпа. Кто-то подбадривал дерущихся, кто-то молча наблюдал, а один интеллигентного вида мужчина средних лет в очках попытался было разделить молодых людей, выставляя вперед свой портфель, но, получив случайный удар в лицо, при котором очки упали на землю и стекла разбились вдребезги, прекратил попытки. Стоявшая рядом с ним девушка, наклонилась и подняла с земли то, что осталось от очков.
- Увы! – протянула она ему оправу.
- Спасибо, девушка! Что было ждать от этих юных уродов? О боже, когда же это всё закончится?
Интеллигент махнул рукой и пошел прочь, засунув оправу в карман пальто.
Подоспевшие милиционеры – один с погонами лейтенанта, другой прапорщика – протиснулись сквозь толпу и оба сразу же ткнули в бока дерущихся по электрошокеру. Это привело в чувство и Вадима, и Вовку. Оба ойкнули от электрического разряда, отце-пились друг от друга и, тяжело дыша, исподлобья смотрели на милиционеров.
- Ну что, хулиганье, едем в отделение? – заломив руки за спину Вадиму, произнес лейтенант.
- Зачем? – скривившись от боли, спросил Вадим.
- За поиском справедливости, – ответил лейтенант и, дав ему пинок под зад, заста-вил идти.
То же самое прапорщик сделал и с Вовкой.
- Свидетели есть, с чего всё началось? – держа Вовку, спросил прапорщик.
Свидетелей не оказалось – время было не особо подходящее для излишнего попа-дания в здание отделения милиции, хотя бы и в качестве свидетеля драки. Толпа молча начала расходиться.
- Ладно, сами разберемся, – крикнул лейтенант, заталкивая Вадима в «уазик».
Через минуту там же оказался и Вовка. Прапорщик закрыл заднюю дверцу, загля-нул в зарешеченное окошко, погрозил парням пальцем и сел за руль.
В отделении милиции их сразу завели в кабинет, посадили на стоявшие в ряду у стенки стулья. Лейтенант сел за стол, прапорщик остался заполнять бланки.
- Ну что ж, хулиганьё, давайте знакомиться. Я – лейтенант Путинец, теперь хочу, чтобы представились и вы. 
- За что нас задержали? – все так же глядя исподлобья, спросил Вадим.
- За нарушение общественного порядка и за драку в общественном месте.
- Мы не дрались, мы выясняли отношения.
- А вот я сейчас составлю протокол и выясню, дрались вы, или выясняли отноше-ния.
- Что нам за это будет? – испуганно, дрожащим голосом спросил Вовка.
- Для начала посидите в обезьяннике, пока за вами не придут родственники и не возьмут вас на поруки.
В этот момент прапорщик закончил писать.
- Мы не обезьяны, чтобы сидеть в обезьяннике, – твердо произнес Вадим.
- Крутой, да? – хмыкнул Путинец. – А мы сейчас проверим, обезьяна ты или нет. Ну-ка, Лёха, угости пацана бананом.
- А это мы запросто!
Прапорщик на ходу отцепил электрошокер и в следующий момент ткнул его в бок Вадима, тот дернулся, побледнел, но не произнес ни звука.
- Фамилия твоя как? – крикнул Путинец.
- Выгузов.
- Дальше, дальше: имя, отчество, сколько лет?
- Вадим Анатольевич, 17 лет.
- Так, где живешь.
Лейтенант все аккуратно записывал. Прапорщик в это время, сидя за своим столом напротив, закурил, затем поигрывал зажигалкой, то и дело щелкая ею.
- Теперь ты! Все то же и по порядку.
Вовка не заставил себя упрашивать и тут же выложил все свои данные.
- Кто первый начал драться? Какова причина?
- Вот он на меня напал, когда я шел по парку, – Вовка кивнул в сторону Вадима.
- Я на него не нападал, я просто шел на встречу, а он со мной столкнулся. Потом я узнал его – он изнасиловал мою сестру. Ну, я и попытался выяснить, зачем он это сделал.
- Та-ак! А вот это уже интересней. А, Лёха?
- Ну да! Тут уже уголовкой попахивает, – согласился прапорщик.   
- Ничего я ее не насиловал! – в испуге закричал Вовка. – Она сама меня пригласила к себе домой.
- Как зовут сестру, сколько ей лет?
- 15 лет, зовут Екатериной.
- Значит, ты, Владимир Прохоренко, не отрицаешь, что половой акт с несовершен-нолетней Екатериной Выгузовой, имел место?
- Не отрицаю. Я сам несовершеннолетний. Но она меня сама пригласила.
- А это мы разберемся, сама она тебя пригласила, или ты ее заставил себя пригла-сить, – произнес прапорщик, оставив, наконец, в покое зажигалку, бросив ее в карман.
- Дома есть телефон? – спросил лейтенант у Вадима?
- Нету.
- Ладно, мы вызовем сюда Екатерину Анатольевну повесткой.
- Зачем? – поднял глаза на милиционера Вадим.
- Должны же мы узнать, сама ли она пригласила к себе домой твоего дружка, или он к ней навязался.
- Он не мой дружок! Я его видел до этого всего пару раз и то издалека.
- Зато сейчас у вас будет время познакомиться друг с другом поближе.
- Лёха, отведи их в обезьянник!
Вадима отпустили лишь ближе к полуночи, когда за ним пришла мать. Вовку про-держали до утра.
На следующее утро, когда мать с Сашкой ушли, отец еще спал, а Вадим собирался на работу, перед уходом он вошел в комнату Катерины, которая только открыла глаза, со-бираясь вставать. Увидев у своей постели брата, она широко открыла глаза.
- Ты чего, Вадь?
- Послушай, сестрица, если тебе в следующий раз очень захочется почесать про-межности, зови меня, помогу. И не хрен бегать за всякими ублюдками, которые считают таких, как ты, на штуки. Поняла?
Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел, а Катерина долго соображала, что брат имел в виду. Когда же до нее дошло, она крикнула ему вдогонку через закрытую дверь:
- Да пошел ты в жопу, дурак!

6.
В классе у Сашки был урок природоведения. Один из его любимых предметов. Впрочем, пока особо нелюбимых предметов у него не было. Но, в отличие, например, от русского языка (точнее, правописания) природоведение  ему давалось легко. К тому же, он и в библиотеке иногда брал не только журнал «Юный техник», но и «Юный натура-лист». Ему нравилось читать или слушать о том, каким образом всё в природе устроено. А сегодня и тема была весьма интересная – круговорот воды в природе. Поэтому слушал он учительницу особенно внимательно.
- Я вам уже на предыдущих уроках говорила, что вода на нашей планете составляет семьдесят процентов, а суша – только тридцать процентов. И это совершенно не случайно – вода – важнейший элемент для жизни человека, животных, растений, да всего живого на нашей планете. И природа – настоящая волшебница. Она придумала, как говорится, безотходное производство воды, так называемый, круговорот воды. Вода во время круговорота может быть в трех состояниях: жидком, твердом, газообразном. Она переносит огромное количество веществ, необходимых для жизни на Земле. Под действием солнечных лучей Мировой океан и суша нагреваются. В результате этого вода переходит из жидкого состояния в газообразное (пар) и поднимается вверх. Океан поставляет 86% влаги в атмосферу, и лишь 14% парообразной влаги образуется за счет испарений с суши. Вода, испаряющаяся с поверхности океана, является пресной. Таким образом, океан можно считать колоссальной фабрикой пресной воды, без которой не-возможно существовать жизни на Земле. Чем выше поднимаешься в небо, тем больше температура в атмосфере понижается. Пары воды, встречаясь со все более холодными слоями воздуха, начинают остывать и образовывать облака. На суше испарение воды идет не только с поверхности ручьев, рек и озер. Часто воды, испарившиеся с океана, возвращаются в него в виде осадков, которые выпадают из облаков, расположенных над морями и океанами. Другая часть облаков под воздействием ветра переносится на материк. Там из них тоже могут выпадать осадки в жидком или твердом виде. Часть атмосферных осадков попадает в реки. Они, извиваясь и впадая друг в друга, в конечном счете, несут воды в моря Мирового океана или в замкнутые водоемы типа Каспийского моря, восполняя их потери при испарении. Другая часть воды, выпавшая на землю в виде атмосферных осадков, просачивается вниз с поверхности суши и с подземными водами стекает опять в Мировой океан или реки. Это очень важный этап в круговороте воды, так как он регулирует речной сток во времени. Если бы его не было, вода в реках была бы лишь в кратковременные периоды выпадения осадков или таяния снегов.
Кстати, кто мне скажет, какие бывают у нас осадки?
Сразу никто из учеников не мог сообразить, о чем их спрашивают. Наконец, кто-то поднял руку.
- Ну, смелее! Скажи ты, Настя.
- Дождь, снег.
- Совершенно верно!
- А еще град бывает! – добавил Сашка.
- Молодец, Саша, – кивнула учительница. – Град – это тоже вид осадков, когда на Землю падает замерзшая вода в виде льдинок. Да, теперь еще немного про круговорот. Третья часть воды, выпавшая на землю в виде осадков, может проникать в почву, а оттуда по корням подниматься в верх растения и испаряться через листья. Этот этап круговорота очень важен для растений, так как с водой из почвы через корни поступают растворенные минеральные вещества, необходимые для жизнедеятельности растений. Питаться «всухо-мятку» растения не умеют. Не вся вода возвращается с суши в океан одновременно. Дольше всего (на сотни и тысячи лет) задерживается она в ледниках и в глубоко залегаю-щих подземных водах. Вода – вернувшаяся с суши, может снова испариться и снова по-пасть на сушу. Так и совершается ее круговорот: океан – атмосфера – суша – океан. Вот этот непрерывный процесс перемещения воды из океана на сушу через атмосферу и с су-ши в океан называют мировым круговоротом воды в природе.
- Есть у кого вопросы?
- У меня есть! – Сашка поднял руку.
- Я тебя слушаю, Саша.
- Валентина Михайловна, а пятна на Солнце – это хорошо для нас или плохо?
В классе засмеялись, а Сережка Соснин толкнул его в бок и зашептал:
- Ты чего, причем здесь солнце? Мы же сейчас о воде говорим.
- Пятна на Солнце, в самом деле, очень сильно влияют на нашу Землю, вызывая целый ряд негативных последствий, например, магнитные бури, но это тема для других занятий.
Прозвенел звонок.
- Спишите с доски задание на следующий урок, и отдыхайте.
Сашка не спеша оделся, взял портфель и вышел на школьный двор. Мороз пощи-пывал нос, неприятно колол глаза. Сашка несколько раз тер нос шарфиком. Снег поскри-пывал под валенками. А на небе не было ни облачка. Сашка остановился и глянул вверх – солнце восседало на самой верхотуре в своем небесном кресле и Сашка, приставив ко лбу ребро ладони, будто хотел рассмотреть, есть ли сегодня на солнце пятна или нет. Он бы, может быть, еще долго так стоял, если бы кто-то не залепил в его голову снежком. Снежок был большой и прочный, Сашку спасла только шапка ушанка. Он оглянулся, пытаясь определить, откуда прилетел снежок. Но никого уже рядом не было. Он вздохнул и хотел было двинуться дальше, как вдруг заметил в глубине школьного двора знакомую девичью фигурку – это была сестра Катерина. Она стояла с кем-то и что-то, по всей видимости, ему горячо и много говорила, а собеседник в ответ лишь бросал короткие фразы, да жестко жестикулировал руками. Сашка присмотрелся – рядом с Катериной стоял Вовка. Он хотел было подойти поближе, чтобы послушать, о чем они разговаривают, но сообразил, что те стояли посреди двора и, конечно же, подобраться к ним незамеченным было нереально. Сашка снова вздохнул, поправил шапку и зашагал домой.
А Катерина с Вовкой, между тем, продолжали свой разговор, точнее, выясняли от-ношения.
- Да пойми ты, дура, какая ты мне пара? Ну, позабавились мы с тобой и давай раз-бежимся.
- Как это позабавились? – покраснела Катерина. – Ты что же, хочешь сказать, что просто использовал меня в качестве подстилки?
- Ну, если тебе так хочется, то да!
- И я тебе совсем не нравлюсь?
- Ну так, не очень.
- Ну ты и скотина, Прохоренко, – заплакала Катерина.
- И передай своему братану, старшему, что пусть лучше мне второй не встречается на дороге. Пырну ножиком в спину, и был таков.
Вовка повернулся и спешным шагом пошел прочь. А Катерина стояла на месте еще некоторое время, плача. Только сейчас она поняла, что у Вадима с Вовкой было выясне-ние отношений.  Поэтому он тогда ей нахамил, а Вовка это сделал сейчас. А, может быть, из-за этого Вовка и принял решение расстаться с ней. Она обозлилась на Вадима и решила устроить ему скандал.

7.
Катерина зашла к Ирине Никиткиной. Та как раз закончила делать уроки, собрала портфель на завтра. В этот момент Катерине и открыла дверь мать Ирины.
- Здрасьте, тёть Валь. Ирка дома?
- А где ж ей быть. У себя в комнате, уроки делает. Проходи.
Катерина сняла куртку, разулась и прошла к Ирине.
- Ирк, ты чё сидишь дома?
- А где мне прикажешь уроки делать?
- Ой, ну да, прости. Я забыла, что ты у нас почти отличница.
- Ага! Почти. Осталось только пару троек исправить.
- Да ладно, не сердись. Я ж по дружбе. Слушай, на танцы пойдем?
- Чего я там забыла?
- Мне нужно Вовку увидеть. В школе он меня избегает.
- Втюрилась, что ли?
Ирина сидела у трюмо и наводила макияж. Спросив, она через зеркало посмотрела на Катерину. Та также ответила ей взглядом через зеркало.
- Пока еще не поняла. Потому и хочу с ним объясниться.
- Ладно, сейчас докрашусь и пойдем.
Ирина Никиткина была на полтора года старше Катерины и училась в одном классе с Вовкой Прохоренко. Вовка ей не нравился именно из-за своей развязности и излишнего бахвальства. К тому же, у нее был свой парень, о котором она не готова была пока никому рассказывать, тем более Катерине, которая была не только ее подругой, но еще и сестрой ее парня.
Они пришли в клуб, когда там танцы уже были в полном разгаре. Всем руководил длинноволосый шатен диск-жокей, почти не умолкавший в те секунды, когда он менял диски. Танцевальный зал был полон не только людей, но и сигаретного дыма. Поэтому приходилось щуриться и напрягать зрение, чтобы увидеть того, ради которого они при-шли сюда.
- Да вон он, твой Вовка! Видишь? Вон у той стены с двумя тёлками тусуется.
Катерина, увидев, наконец, Вовку, кивнула подруге и пошла к нему, обходя тан-цующих и расталкивая локтями стоявших в кружках и старавшихся перекричать громкую музыку ребят и девчонок.
- Привет, Вовчик! – Катерина хотела было сказать это вызывающим тоном, но вдруг почему-то, от присутствия стольких посторонних девиц стушевалась, и ее приветствие прозвучало как-то довольно робко, если не сказать, жалостливо.
Это понял и сам Вовка, поэтому не сразу даже обернулся к Катерине. И лишь когда она все так же нерешительно тронула его за рукав сиреневого, вязанного из шерсти пуло-вера, соизволил взглянуть на нее, да и то будто свысока.
- А это ты опять? Ну, привет, – сказал он, и тут же снова повернулся к своим преж-ним собеседницам, продолжая прерванный разговор. – Ну вот! А он ее как начал жарить, что называется, и в хвост и в гриву…
- И все это на кассете? – поинтересовалась одна.
- Как вживую! У меня аж слюнки потекли.
В это время диск-жокей выкрикнул в микрофон:
- А теперь – белый танец! Дамы приглашают кавалеров!
- Вова, пойдем потанцуем! – уже более решительно произнесла Катерина. – Белый танец. Я тебя приглашаю.
- Не, ну вы видели эту тёлку? – возмутился Вовка, даже не оглянувшись. – Присо-салась ко мне, как сперматозоид к матке.
Обе девицы рядом с ним захихикали, а Вовка взял их обеих под руки.
- Пойдемте, отойдем!
Они ушли, а Катерина стояла на месте, словно пригвожденная. Лицо ее понемногу наливалось краской, а потом слезы брызнули из глаз, оставляя на лице черные следы из-за потекшей туши. Она пошла куда-то вперед, не замечая никого. Ее толкали то одни, то другие. Третьи просто кричали ей вслед, что нужно смотреть, куда идет. Так она дошла почти до самой сцены, точнее, невысокого возвышения, игравшего роль сцены, где вовсю хозяйничал диск-жокей – худой, длинноволосый, с широкими разлапистыми бровями и очками, лихо сидевшими на переносице, парень лет двадцати двух. Продолжая развлекать публику, он одновременно бросал косые взгляды на остановившуюся возле него и все еще рыдающую Катерину. А затем, запустив очередную песню, он живо спрыгнул со своего возвышения и подошел к бармену.
- Костян! Угости вон ту барышню коктейлем. За мой счет. Пусть успокоится.
- Глаз положил? – усмехнулся бармен, выставляя перед собой фужер.
- Да нет! Просто чувиху жалко.
- Знаю я твою жалость.
Но диск-жокей его уже не слушал, он подошел к Катерине и что-то зашептал ей на ухо. Та удивленно подняла на него глаза, выслушала его, кивнула и послушно пошла к барной стойке, на ходу утирая слезы и сморкаясь в платок.
- Депешисты в зале есть? – выкрикнул диск-жокей и в ответ услышал громогласное «е-ес-сть!»
- Тогда пришла очередь послушать очередной хит «Депеш Мод», – диск-жокей снова оказался в своей стихии.
Тем временем Катерина подошла к бармену, и тот протянул ей фужер с крепким коктейлем.
- Возьми! Толян угощает.
- Кто такой Толян? – не поняла Катерина.
- Ну ты даешь! Да это же наш диск-жокей, который тебя сюда и прислал.
- А-а! – безразлично протянула Катерина, взяла в правую руку фужер, поднесла ко рту и тут же почувствовала, как все нёбо ее обожгла гремучая смесь алкогольных напит-ков, приготовленная умелой рукой бармена.
Снова из глаз брызнули слезы, рот непроизвольно открылся, она начала глубоко дышать. Бармен улыбнулся и протянул ей стакан воды со льдом.
- На, запей, легче станет.
Катерина кивнула и тут же залпом осушила стакан. И вдруг почувствовала, что ей стало легче и как-то спокойнее. Когда, наконец, к ней подошла Ирина Никиткина, Кате-рина уже улыбалась.
- Слушай, Кать, я домой побегу. Совсем забыла, меня же мать просила зайти в ма-газин хлеба купить.
- Так уже магазин закрыт.
- Ну и что? Там же Васька мой дежурит. Уж он-то буханку найдет.
- Ну, давай! – безразлично махнула рукой Катерина и снова пошла на танцплощад-ку. Ей очень хотелось танцевать. И теперь не важно, с кем.
  Диск-жокей объявил последний танец. Танцующих стало уже совсем мало, но Ка-терина решила расслабляться до последнего. Уставшая, с кружащейся головой, то ли от танцев, то ли от выпитого коктейля, она вышла из клуба и, пройдя, слегка пошатываясь, метров тридцать, присела на скамью. Сидеть было неуютно – легкий морозец и ветерок пробирал до костей, но ей вставать не хотелось. Заболеет, замерзнет – ну и пусть. То, что произошло сегодня, Вовкины слова, хихиканье окружавших его девиц внезапно навали-лось на нее снова. Не хотелось жить. Да и как теперь жить, если девицы растрезвонят эту новость по всему поселку? А здесь, в этом грёбаном поселке даже реки приличной нет, чтобы утопиться. 
- Что же ты сидишь здесь, замерзнешь ведь, – прервал ее невеселые мысли не-слышно подошедший молодой человек.
Катерина подняла глаза и даже в темноте узнала его – это был тот самый диск-жокей. Вот, правда, имя его она забыла. А ведь бармен как-то же назвал его по имени. Она в ответ лишь вздохнула. А он взял и присел рядом, совсем близко, словно хотел своим шевиотовым демисезонным пальто согреть ее. Она взглянула на него исподлобья – чуть вытянутое, миловидное, больше похожее на женское лицо.
- Тебе никто не говорил, что ты красивая? – спросил он, заглядывая в ее большие серые глаза.
Она улыбнулась и тоже посмотрела на него.
- А ты не врешь?
- Уж поверь мне! Я за свою карьеру диск-жокея столько девушек перевидел… Тебя, кстати, как зовут?
- Катя. А тебя?
- А меня при рождении родители назвали довольно пошлым именем Анатолий. А ты зови, как хочешь.
- Почему же пошлым? – удивилась она. – Нормальное мужское имя. Моего отца тоже Анатолием зовут.
Анатолий в ответ лишь поморщился. Затем спросил.
- Слушай, что мы тут сидим? Замерзнем ведь. А у меня машина рядом. Если хо-чешь, давай я тебя домой отвезу.
- Ух ты, правда, машина? Какая марка?
Они оба одновременно встали и пошли назад к клубу, где за углом от служебного входа было припарковано несколько автомобилей.
- Увы, всего лишь «шестерка», зато почти новая. У отца отобрал. Он все равно на ней почти не ездил. А мне от дома до работы довольно далеко.
Они подошли к синей жигулевской «шестерке». Анатолий щелкнул брелоком сиг-нализации, открыл переднюю правую дверцу и сделал рукой приглашающий жест.
- Прошу!
- А куда мы поедем?
- Отвезу тебя домой. Ты далеко живешь?
- Н-не очень! – немного разочарованно ответила Катерина. – На Московской.
Она готова была продолжить свое знакомство и дальше, но, видимо, у Анатолия были какие-то другие планы. А, может… другая девушка? А ее он просто пожалел.
- На Московской, так на Московской. Ты все равно достаточно продрогла, чтобы идти пешком. А в машине согреешься.
Анатолий повернул стартер, не с первого раза, но машина завелась. Подождав не-сколько минут, давая мотору прогреться, Анатолий снова спросил:
- Ты где учишься, или работаешь?
- Учусь! – непроизвольно вырвалось у Катерины, и она тут же слегка прикусила губу: хотела ведь соврать, что уже работает. Но тут же нашлась:
- В кулинарном училище.
- О, значит, готовить умеешь?
- Учусь!
- Ну, когда-нибудь, возможно, я воспользуюсь твоими кулинарными знаниями, ес-ли ты не откажешься, конечно.
- Не откажусь, конечно! – улыбнулась она и тут же прыснула в ладошку: смешно получилось с этим повторным «конечно».
Он тоже улыбнулся и, наконец, нажал на педаль газа.

8.
Вадим шел в кабинет хозяина магазина, Фишмана. Завтра у матери был день рож-дения. И не просто день рождения, а юбилей – сорок лет. И Вадиму хотелось сделать ма-тери хороший подарок. Он уже продумал, какой. Поэтому и хотел отпроситься у хозяина на завтра. Но, услышав голоса в кабинете, остановился, от нечего делать глянул в окно. А там, перед самым входом в магазин, передними колесами въехав на тротуар, стоял мили-цейский «уазик». Присмотревшись, Вадим даже вздрогнул – это был тот самый «козлик», на котором его тогда, после драки с Вовкой Прохоренко,  доставили в отделение милиции. Неужели менты приехали к Фишману по его душу? Секретарши у директора-хозяина не было (как говорится, не до жиру) и Вадим, ступая тихо, подошел  к двери и, затаив дыхание, прислушался. Правда, все равно почти ничего было не слышно, а если и слышно, то неразборчиво и непонятно.
- Я тебе честное слово даю, торговля в этом месяце никудышная. Больше дать не могу, – объяснял Путинцу Фишман. – Мне же аренду, зарплату нужно платить, товар за-казывать. Под реализацию сейчас никто уже не дает. Все требуют предоплату. Пять лимо-нов – больше нету.
- Смотри, жидяра, узнаю, что лохотроном занимаешься со мной – упеку тебя за взятку должностному лицу.
- Какой лохотрон, лейтенант. Ты думаешь, только один ты ко мне заглядываешь? А СЭС, а пожарные?
- Мне по барабану, кто к тебе заглядывает. Ты хочешь, чтобы у тебя бизнес процве-тал? Хочешь, по глазам вижу. Вот и крутись, как хочешь, а мне вынь да положь нужную сумму… Всё, мне некогда тут с тобой философствовать, Фишман. Через месяц, если не удвоешь сумму, пеняй на себя.
Путинец так резко открыл дверь, что Вадим едва успел отскочить. Лейтенант же, лишь вскользь пробежав по нему злыми глазами, ушел прочь. И Вадим увидел, как Пути-нец сел в машину и второй человек, очевидно, все тот же прапорщик,  завел мотор и дал задний ход, съезжая с тротуара.
- Тебе чего, Выгузов? – нервный, почти до выкрика после разборок с лейтенантом голос хозяина, привел Вадима в чувство.
- Так это… я… Антон Леонидович… Отпроситься у вас хотел назавтра.
- С какого это перепуга?
- У матери моей юбилей… Хотел это… за подарком съездить в райцентр съездить.
- Какой, на хрен, подарок! А работать за тебя я, что ли буду? Завтра товар должны завезти.
- Я с Василием договорился. Он справится.
- Спра-авится! Смотри, ежели не справится, я с тебя неустойку вычту.
Поняв, что Фишман сдается, продолжал свой напор Вадим.
- Он справится, Антон Леонидович. Да вы у него самого спросите.
- Спрошу, спрошу! Ладно, валяй! Я тебе за твой счет поставлю этот день.
- Спасибо, Антон Леонидович! – довольно выдохнул и улыбнулся Вадим.
Да и Фишман уже остыл от разговора с ментом. В те лихие годы практически каж-дый милиционер представал перед несчастными кооператорами и предпринимателями в роли бизнес-мента, и никто ничего с этим поделать не мог. С другой стороны, опять же, ежели у тебя не будет ментовской «крыши», значит, будет бандитская. И что лучше – не известно. Как сказал бы товарищ Сталин (когда ему принесли на выбор два чертежа фаса-да возводившейся гостиницы «Москва», что до не таких уж давних пор стояла близ самой Красной площади в Москве с тем, чтобы он подписал, какой ему больше нравится, или какой лучше): «Оба хуже!» (Товарищ Сталин лихо подмахнул оба чертежа и несчастным строителям, дабы их не стерли в лагерную пыль, пришлось делать у гостиницы два разных фасада.)
Между тем, Вадим уже все продумал. Он несколько раз замечал, что мать, проходя мимо ювелирной лавки, заглядывалась на одну брошь – серебряную в виде розочки с ма-леньким рубинчиком посередине. Она даже представляла, как прицепить эту небольшую брошку на свое самое лучшее сиреневое в маленькую белую крапинку платье из крепде-шина. И Вадим решил, что именно эту брошку он и подарит матери. Но, чтобы ее купить, ему не хватит не то что месячной, трехмесячной зарплаты. И тогда он решил эту брошку украсть.
Где-то за час до закрытия ювелирной лавки, Вадим вбежал внутрь, изобразив на лице гримасу страдания. Продавец занимался с покупателем, хорошо упитанным, с бычь-ей шеей молодым человеком, раскладывая перед ним золотые цепочки и что-то объясняя. Не рассчитывая на то, что продавец будет занят, Вадим в нерешительности остановился, но тут к нему подошел охранник с висевшей на ремне фирменного цвета хаки костюма. Наметанным глазом охранник определил, что у этого парня с деньгами не густо и, скорее всего, он зашел просто посмотреть и поцокать языком.
- Тебе чего, молодой человек?
Вадим тут же сориентировался.
- П-прошу прощения, прип-пекло очень. Не могу уже. В туалет нужно.
- Еще чего! Иди, вон, зайди в первую подворотню.
- Не, дяденька, мне по б-большому нужно! – Вадим сделал еще более жалобное ли-цо и, едва не плача, посмотрел на охранника.
А тот, не зная, что предпринять, переводил взгляд с продавца на Вадима. Наконец, продавец немного отвлекся от покупателя и, пока тот, присматривался, примеряя на свою шею очередную цепочку, сказал:
- Да пустите вы его, Иван Михалыч, а то как бы парень и впрямь не обделался.
При этих словах покупатель хмыкнул и, не снимая с шеи цепочки, вытащил из внутреннего кармана пиджака плотно набитое купюрами портмоне.
- Беру!   
Получив разрешение, охранник подвел Вадима к входу в служебное помещение и кивнул вперед:
- Вон, предпоследняя дверь слева.
- Спасибо! А то уж и не знал, как быть. У нас же в поселке общественных уборных днем с огнем не найдешь.
Но охранник его уже не слушал, он вернулся на свой пост у входа в лавку. Главное, чтобы его никто больше не видел. Однако, проходя по недлинному коридору он увидел, что перед туалетом открыта еще одна дверь. Там сидела какая-то женщина и что-то считала на калькуляторе. К счастью, она даже не подняла головы. И Вадим, наконец, добрался до туалета, зашел в кабинку, закрылся. Вдруг сообразил, что перед уходом, сюда могут заглянуть сотрудники по своим нуждам. А кабинок было всего две. В голове у него мгновенно созрел новый план: подсобка! Здесь, как и в любом магазине, обязательно должна быть подсобка. Он осторожно, стараясь не только не топать ногами, но даже и почти не дышать, подошел к двери туалета, выглянул в коридор. Он был пуст. Вадим соображал дальше: идя сюда, он прошел три кабинета и хотя двое из трех дверей были закрыты, подсобки там не было. Он ведь тоже работал в магазине: кто же будет делать подсобку рядом с торговым залом. Значит, остается единственная дверь – последняя, до которой он не дошел. Главное, чтобы она была не запертой. Но даже трех шагов до двери он сделать не успел – та самая женщина отодвинула кресло и явно намеревалась выйти из кабинета. Вадим в последний момент успел спрятаться за шкаф, стоявший напротив входа в подсобку. Вжавшись в стену, он затаил дыхание. Женщина прошла в туалет. Значит, по крайней мере, пара минут у него будет. Он вышел из-за шкафа и дернул за ручку двери. На ней висел замок. Черт побери! Вадим едва не выругался вслух. Но, присмотревшись, он заметил, что замок просто висел, не замкнутый на ключ. Осторожно, предательски задрожавшими руками он стал вытаскивать его из петель, при этом едва не уронив. Но что с ним делать дальше? На пол не положишь. С собой не возьмешь. Это ведь сразу заметят. В этот момент в туалете спустили воду из бачка. Вадим вздрогнул, снова едва не выронив замок, но тут же сообразил, как с ним быть: повесил замок на одну петлю, он рывком открыл дверь подсобки. На него пахнуло влагой и чем-то неприятно мусорным и ослепило темнотой. Однако времени на раздумывания у него уже не оставалось и он сделал шаг в темноту, все теми же дрожащими руками прикрыв за собой дверь. Женщина в этот момент вышла из туалета и прошагала куда-то по коридору, возможно, назад в свой кабинет. И только тут Вадим выдохнул. Осторожно передвигая ноги и водя перед собой руками, он продвигался подальше от двери. Через несколько минут глаза его освоились в темноте, и стало немного легче. Главное, найти здесь укрытие. Ведь никто же не гарантирует, что в конце дня сюда не зайдет уборщица, за ветошью, метлой или ведром.
Через полчаса по коридору прошагал охранник, заглянул в туалет и, не найдя там никого, озабоченно почесал затылок. Подошел к кабинету бухгалтера.
- Софья Вячеславовна, вы не видали тут парнишку?
- Какого парнишку? – не отрываясь от калькулятора, спросила бухгалтер.
- Да в туалет попросился, говорит, что ему припекло, и Сергей Петрович разрешил его пустить.
- Не видела я никакого парнишки, Иван Михалыч, – оторвавшись от расчетов и по-смотрев на охранника, ответила бухгалтер.
- Странно! Неужто как-то проскользнул мимо меня?
- Возможно! – произнесла бухгалтер, снова погружаясь в расчеты.
Озадаченный охранник вышел в торговый зал. Продавец закрывал витрину, пере-считал деньги и хотел было направиться в бухгалтерию, чтобы сдать выручку и уйти до-мой, но охранник и его задержал вопросом:
- Сергей Петрович, вы случайно не заметили, выходил ли из магазина парнишка? Ну, тот, которому вы разрешили в туалет пройти.
- Да он давно уже, наверное, дома на горшке сидит. Успокойся, Михалыч. Сейчас сдам выручку и домой пойдем.
Эти слова окончательно успокоили охранника, и он стал ждать, когда выйдут про-давец с бухгалтером, чтобы закрыть за ними магазин и поставить его на сигнализацию.
Минут сорок еще, после того, как в магазине установилась мертвая тишина, пря-тался Вадим в подсобке. Прислушивался – даже мыши нигде не скреблись. Успокоив-шись, он, наконец, вытащил из кармана фонарик, включил и стал водить лучом по под-собке. Затем подошел к двери, вышел в коридор, на всякий случай выключил фонарик и, осторожно ступая, прошел в торговый зал. Из-за опущенных жалюзей в зале было так же темно, как и в подсобке. К тому же, с электричеством в те годы было весьма проблемно и уличные фонари практически нигде не горели. Вадим снова прислушался, но и здесь все было тихо. Поняв, что магазин и в самом деле пуст, он осмелел, включил фонарик. Подо-шел к витрине, стал водить лучом, разыскивая нужную ему вещь. Только бы она была, только бы ее никто не купил или не спрятал продавец. Ага! Кажется, нашел. Вот она! Правда, находится немного не там, где обычно. Осталось дело за малым – как-то достать ее из витрины прилавка.
Но это как раз и оказалось самым трудным. И это он по своей мальчишеской наив-ности не учел и не просчитал. И потому застыл в недоумении: как быть? Придется раз-бить, благо, витрина стеклянная. Намотав на кулак рукав свитера, стукнул им по стеклу, оно не поддалось. Ударил локтем – тот же результат. Поискал какой-нибудь тяжелый предмет. В зале ничего такого не нашел. Решил вернуться в подсобку – там-то уж навер-няка что-нибудь есть. Так и есть: нашелся даже молоток. Вооружившись им, вернулся в зал и тут же с размаху стукнул по тому месту витрины, где находилась заветная брошка. Но стекло оказалось ударостойкое. Когда же все таки с третьей попытки стекло треснуло и осколки разлетелись в разные стороны, вдруг заревела сирена сигнализации. Вадим вздрогнул и побледнел, молоток вывалился у него из рук и больно ударил по ноге. Он ойкнул, но тут же забыл о боли: он понял, что попался, нужно было срочно удирать отсю-да. Но как? Дверь оказалась запертой. Он бросился к окну, раздвинул жалюзи и с разбегу пнул ногой в стекло. Но оно тоже оказалось ударопрочным. Фонариком отыскал молоток, схватил его, подбежал к окну, со всего маху долбанул по стеклу раз, другой – на нем оста-лась лишь вмятина. В это время завыла сирена милицейской машины, резко завизжали тормоза. Сердце у Вадима билось с бешеной скоростью: что делать? Если его найдут здесь, его посадят, хоть он и не успел ничего украсть. Вот и подарок матери к юбилею! На какую-то секунду ему стало все на свете безразлично, он облокотился о разбитую витрину и стал ждать. Однако, когда милиционеры стали открывать дверь магазина, Вадим сорвался с места и рванул все в ту же подсобку: пусть поищут, может и пронесет. А не пронесет, так хотя бы отдалит момент ареста.
Он забился в самый угол, за шкаф, прикрывшись ветошью. Запах тряпичной гнили резко ударил ему в нос, он даже скривился, его даже едва не стошнило, но, придышав-шись, он успокоился.
Тем временем, в магазине зажгли свет и послышались голоса. Милиционеры вы-звали хозяина магазина, тот срочно позвонил охраннику. Начались поиски вора.
- Я же чувствовал, что что-то случится, – вздыхал охранник. – Пацан-то этот, ви-дать, где-то спрятался.
- А где здесь у вас можно спрятаться? – поинтересовался старший сержант.
- Да кабинетов не так много, к тому же, они все закрыты, – пожимал плечами юве-лир.
- А подсобка, Сергей Петрович? – подсказал охранник.
- Да, пожалуй, только в подсобке и можно укрыться, – согласился хозяин.
- Ну, так показывайте, где у вас тут подсобка, – старший сержант поправил ремень перекинутого через плечо автомата.
- Пойдемте, я покажу, – охранник первым направился в коридор.
Искали Вадима долго. Уже даже уходить собирались, удивляясь тому, как грабите-лю удалось выскользнуть. Но именно в этот момент Вадим, отсидевший ногу, слегка по-шевелился, шаркнув по полу. В ночной комнате этот шарк превратился в легкий хлопок. Но и этого было достаточно, чтобы его услышали и поняли, где мог спрятаться грабитель.
- Ну что, попался, голубок? – охранник снял с головы Вадима ветошь. – Посрать ему видите ли захотелось. До дома добежать не мог! Теперь уж не скоро добежишь, гаде-ныш.
Вадим стоял перед двумя милиционерами, хозяином магазина и охранником, опус-тив голову и не проронив ни слова.
- Ты кто такой будешь? – спросил старший сержант.
Вадим молчал.
- Да чё ты с ним здесь базаришь, Михась,– произнес второй милиционер с погона-ми сержанта. – Повезли его в отделение, там посидит до утра в обезьяннике, все сразу вспомнит.
Сержант подошел к Вадиму, снял с ремня наручники.
- Руки давай! – крикнул он.
- Я ничего не украл! – дрожащим голосом запричитал Вадим. – Я ничего не взял здесь.
- Вот в отделении и разберемся, – сержант защелкнул на его запястьях наручники.
- Витрину ты разбил? Окно ты пытался высадить, гаденыш? – охранник угрожаю-ще смотрел на парня. – И еще тут о чем-то базаришь.
Вадима вывели наружу, втолкнули в уже знакомый ему «уазик» и минут через де-сять он уже шагал по коридору отделения милиции. Дежуривший по отделению лейтенант Путинец, увидев возвратившийся наряд, спросил у старшего сержанта:
- Ну чего, нашли грабителя?
- Нашли, как видишь! Давай ключи от обезьянника.
Путинец встал, открыл дверцу железного шкафа, снял нужный ключ и вышел из дежурки. И только тут взглянул на задержанного.
- Ба, знакомое лицо! – воскликнул он, открывая решетчатую дверь. – Выгузов, ка-жись?
Вадим не ответил, лишь взглянул на лейтенанта исподлобья. Старший сержант ос-вободил его от наручников и втолкнул в пустующий обезьянник.
- Так ты у нас прям рецидивистом стал, Выгузов, – закрывая дверь, хмыкнул Пути-нец. – А уже как раз суббота, а потом воскресенье, сидеть тебе здесь долгонько придется.

9.
Сашка летел домой, как на крыльях. Сергей Иванович сказал, что его включили в сборную школы на первенство района по шахматам среди школьников. Он нес в своем ранце добрую подшивку шахматного журнала «64», а также шахматные задачки и этюды. Главный недостаток Сашкин – он терялся в цейтноте, начинал делать неверные ходы и, в итоге, мог даже проиграть удачно для него складывавшуюся партию. Вот на это и просил обратить внимание завуч Сергей Иванович, сам имевший первый разряд по шахматам и пристрастивший к этой игре нескольких мальчишек и девчонок школы. Он же и в районо договорился о розыгрыше первенства района среди школьников.
Сашке хотелось поделиться этой радостной вестью с матерью как раз в день ее ро-ждения. Когда он вошел домой, мать как раз на кухне заканчивала делать салат-оливье, ей помогала Катерина.
- Мам, а меня в сборную школу включили по шахматам, – разуваясь, прямо с поро-га прокричал Сашка.
- Молодец! – похвалила мать.
- Сергей Иванович сказал, что я буду играть на четвертой доске.
- Видала, мать, дома он не нервах играет, а в школе будет на доске, едрить твою мать, – отозвался из большой комнаты отец.
Он уже полчаса ковырялся с телевизором, но так и не мог понять, почему же он не работает. Выгузов не обманул жену, сказав, что ему обещали работу. Он таки и устроился в мастерскую по ремонту бытовой техники, открывшуюся совсем недавно, и теперь с полным основанием мог считать себя кормильцем семьи.
- Да выкинуть пора этот ящик, Толь, что ты с ним мучаешься.
Мать раздвинула стол в большой комнате, накрыла его скатертью.
- Неси салат, Кать!
- Ты представляешь, чтоб я не мог починить телевизор?
В комнату вошел Сашка, сел на стул, раскрыв перед собой один из номеров шах-матного журнала.
- Там просто предохранитель сгорел, – листая журнал как бы между прочим произ-нес он. – Я бы и сам поменял, да запасного не нашел.
Отец даже выпрямился от этих слов.
- Ты почем знаешь?
- Так он еще со вчерашнего дня не работает, вот я и проверял, в чем дело.
Выгузов повернул телевизор кинескопом вперед, вытащил тоненький предохрани-тель, посмотрел на свет.
- И впрямь, перегорел… А запасного у нас и нету. Кто ж знал. Это тока завтра из мастерской принесу.
- Завтра же выходной, бать, – Катерина расставляла на столе тарелки.
- И то верно! Это что ж, мы все выходные и телек посмотреть не сможем?
- Ну и бог с ним, – мать несла хлебницу с нарезанным белым и черным хлебом.
А отец с удивлением смотрел на младшего сына.
- Мать, это кто ж у нас такой вырастет, а? – с неожиданной для Сашки теплотой в голосе спросил отец. – Ну все-то он знает, все умеет.
- Главное, чтобы вырос хорошим человеком, а остальное  – ерунда, – мать подошла к Сашке, обняла его, погладила по головке, поцеловала в макушку и глянула на висевшие на стене ходики. – И все же, где Вадик? Уже можно бы и за стол садиться.
- Небось, где-нибудь снова мешки таскает. Пупок надорвет себе, потом намучается, – вздохнул отец и сел на диван.
Пришли Никиткины старшие, другие гости. Не было Вадима.
- Ну что, мать! Организма ж своего требует. Не томи гостей. Сядем. А Вадим при-дет – штрафную нальем.
- И то верно, Свет, – поддержала Выгузова Валентина Никиткина.
- Ой, да на сердце у меня что-то тревожно, – вздыхала мать.
- Да что с ним случится-то? Уже взрослый парень, – добавил Никиткин.
- Ну ладно! И впрямь, неудобно уж перед вами. Садимся.
- Вот это дело! – Выгузов хлопнул в ладоши и долго и с удовольствием тер их друг о друга.

10.
Лейтенант Путинец  с довольным видом доел пирожок с яйцом, вытер руки лист-ком бумаги, лежавшим перед ним на столе, скомкал ее и бросил в корзину под столом. Сделав пару глотков из пластиковой бутылки, одновременно споласкивая полость рта, поставил воду на подоконник, справа от которого и стоял его стол и только после этого взглянул  на Вадима.
- Ну что, Выгузов, будешь сознаваться в преступлении?
- В каком преступлении, – Вадим исподлобья посмотрел на лейтенанта.
- Не, ну ты видел! – хмыкнул Путинец, стукнув ладонью по крышке стола. – Его, можно сказать, взяли с поличным на месте преступления, а он под дурачка косит.
- Ни с чем меня не взяли. Я ничего не украл.
- Скажем точнее, не успел украсть.
Путинец не сводил глаз с парня, и вдруг его осенила одна мысль.
- Зато успел украсть со склада автосервиса комплект покрышек, не правда ли?
Вадим удивленно поднял глаза на милиционера, а тот, довольный произведенным эффектом, даже заулыбался.
- Вспомнил, вспомнил, да? Четыре месяца назад дело было, правда?
- Вы меня с кем-то путаете. И вообще, у меня нет машины и ваши покрышки мне ни к чему.
- Покрышки безлошадному ни к чему, правда. Зато деньги, которые ты получил от их перепродажи, еще как тебе пригодились.
 - Вы, наверное, хотите на меня повесить преступление, которое не смогли рас-крыть?
Эти слова взбесили Путинца. Он вскочил и подбежал к сидевшему на стуле Вади-му.
- Ты мне, бля, щас и во всех убийствах сознаешься.
Он со всего маху ударил по лицу Вадима. Тот упал со стула, больно ударившись головой об пол. Скривившись от боли, почесывая одной рукой ушибленное место на голове, а другой держась за горевшую от боли щеку, Вадим медленно поднялся с пола и зверем посмотрел на лейтенанта.
- Я имею право на адвоката.
- Конечно, имеешь! – осклабился Путинец. – Вот он!
И он со всего маху заехал Вадиму по другой щеке. На сей раз Вадим удержался на ногах, лишь отступил на шаг назад.
- Еще позвать адвоката?
- Я вам больше ничего не скажу, – сплюнул на пол Вадим слюну, перемешанную с кровью.
- А, так ты еще и плевать на пол будешь в моем кабинете! Ну-ка, убери свою бле-вотину!
Вадим хотел было подошвой ботинка вытереть пол, но Путинец дал ему по ноге носком своей туфли.
- Не ногами – руками! Живо!
Тело Вадима дрожало нервной дрожью. Он снова исподлобья смотрел на своего мучителя.
- Живо, я сказал.
Вадим наклонился было, чтобы вытереть ладонью свой плевок, но в этот момент получил сильнейший удар под дых все тем же носком милицейского ботинка. Дыхание сперло, Вадим открыл рот, пытаясь глотнуть воздуха, но не смог. Он сидел на корточках несколько минут, пока не восстановилось дыхание.
- Ну что, вспомнил, как ты украл автопокрышки?
- Я требую адвоката, – промычал, со слезами на глазах, Вадим.
- Ах, адвоката? Сейчас я другого позову.
Путинец подошел к столу, открыл верхний ящик, достал резиновую дубинку и, уже не сдерживая себя, стал бить ею Вадима, куда попало.
- Это тебе один адвокат, это другой, третий.
Вадим уже не защищался и ничего не ощущал, он лежал на полу, свернувшись ка-лачом, и лишь вздрагивал при очередном ударе дубинкой.  Наконец, Путинец остановил-ся, выпрямился. Понимал, что едва не переборщил. Наклонился над Вадимом, перевернул его на спину, тот при этом тихо застонал.
- Живучий какой, а. Ладно, на сегодня прием у адвоката закончен. Продолжим в следующий раз. Михась! – позвал он сержанта.
Тот появился через минуту, сначала посмотрев на лейтенанта, а потом на лежавше-го без движения Вадима.
- Представляешь, Михась, это он так, до потери сознания с адвокатом пообщался.
Сержант загоготал.
- Ладно, дай ему воды и оттащи в обезьянник. Пусть еще посидит и подумает.

11.
Анатолий после очередных танцев пригласил, наконец, Катерину к себе домой. Точнее, она сама напросилась. Соврала, что поссорилась с родителями и решила уйти из дома, но ночевать ей негде.
- Ну что же, если хочешь, могу тебя временно приютить у себя, – вздохнул Анато-лий, открывая дверцу машины и приглашая сесть Катерину.
- Спасибо! Хочу проучить своих предков. А то они думают, что могут мною ко-мандовать, как хотят.
- Ну, видишь ли, пока ты от них зависишь, пока они тебя кормят, поят и содержат, в принципе, они имеют полное право тобой распоряжаться и заботиться о тебе.
- Да нужна мне их забота. Особенно папашина. Как набухается, так и лезет всё вос-питывать, – Катерина уже и сама поверила в то, что решила уйти из дома.
Анатолий затормозил возле типовой панельной пятиэтажки.
- Приехали!
Катерина вышла из машины, осматриваясь кругом.
- Ты здесь живешь?
- Ну да! – Анатолий вытащил из машины транзистор, сунув его в карман плаща, за-тем снял «дворники»-стеклоочистители, щелкнул брелоком сигнализации. – Ну, пойдем. Я живу на третьем этаже.
- А это зачем всё поснимал? – удивилась Катерина.
- Чтобы их не снял кто-нибудь другой. Дворники и транзистор – дефицит. Потом набегаешься в поисках. А менты даже заявления на такие кражи не принимают.
- Мой отец, кстати, машины чинит на раз.
- Правда? Буду иметь в виду… Только ты ведь от него сбежала, – хмыкнул Анато-лий. – Как же теперь я к нему смогу обратиться?
- А, ерунда! – махнула она рукой.
- Ну, вот мы и пришли. Денис, наверное, дома, – Анатолий нажал на кнопку звонка.
- Это твой брат? – шепотом спросила она.
- Не совсем, – негромко ответил он.
Дверь отворил молодой мужчина, лет тридцати, с маленькими усиками и слегка выпуклыми серыми глазами. На нем был фартук с рисунками в клеточку. 
- Привет, дорогая! – Денис чмокнул Анатолия в губы и посмотрел на Катерину. – Кого это ты привела.
- Привет! Да так, знакомая девчонка… Входи, входи, не бойся, – слегка подтолкнул он Катерину, закрывая дверь. – Из дома сбежала, ночевать негде. Попросилась на пару дней к нам.
- Ну, если только на пару дней. Вы раздевайтесь, я там посуду мою.
Денис скрылся на кухне. Анатолий снял плащ, открыл шкаф-купе, повесил плащ на вешалку, вторую, свободную, протянул Катерине.
- Вешай куртку.
Катерина расстегнула молнию на куртке, не спеша стала ее снимать, разглядывая прихожую, увешанную разными плакатами известных музыкантов.
- Слушай, а почему он тебя в женском роде называет? – все так же шепотом про-должала она спрашивать.
Анатолий немного замялся, затем присел, будто бы у него на ботинках шнурок за-вязался узлом. Но Катерина тоже присела рядом, расстегивая молнию на своих невысо-ких, потертых в нескольких местах сапожках, и посмотрела на Анатолия в ожидании ответа. Тут пару раз кашлянул, будто прочищая горло, затем шепотом же ответил:
- Это он так прикалывается.
- А!
Тут в прихожей снова появился Денис, уже освободившийся от фартука, в шерстя-ных спортивных трико и зеленой футболке.
- Ну что, девчонки, есть будете? Омлет с овощным салатом уже готов.
- Отлично! Сейчас только руки помоем и пойдем ужинать. Да, Катерина?
Она молча кивнула.
- Туалет справа, ванная слева. Куда хочешь сначала, туда и иди.
Катерина ничего не понимала, но ей стало жутковато в этой квартире. Правда, от-ступать тоже не хотелось. Возможно, парни и в самом деле так прикалываются. А если так, то ей даже интересно стало узнать: эти приколы специально для нее, или уже тради-ционные.
- Расскажи немного о себе, – попросил Денис Катерину.
- Да я не знаю, что о себе рассказывать. Ну, учусь в школе…
- Постой, ты же мне говорила, что учишься в кулинарном училище? – перебил ее Анатолий.
- Ну да… то есть, я хотела пойти у кулинарное, – Катерина покраснела и замялась. – Но пока заканчиваю школу.
- А ты где живешь? – снова спросил Денис.
- На Московской.
- Ух ты! Далековато. А почему из дома решила убежать?
- Да-а, предки достали.
Зазвонил телефон. Денис с Анатолием переглянулись и Анатолий встал.
- Пойду послушаю.
Когда Анатолий ушел в комнату и стал разговаривать по телефону, Денис, некото-рое время разглядывая Катерину, вдруг заметил:
- Слушай, у тебя на носу прыщик будет.
- Ой, – Катерина схватилась за нос, водя по нему пальцем, а Денис захохотал. – Я пошутил. Ты где с Толей познакомилась?
- Так в клубе на танцах.
- Давно?
- Да нет, несколько дней назад.
- Он к тебе не приставал?
Катерина улыбнулась, потупив взгляд.
- Только честно! – строгим тоном произнес Денис.
- Нет, пока!
Денис облегченно выдохнул и погрозил ей пальцем:
- Я ему дам, пока!
Вернулся Анатолий.
- Кто звонил?
- Акимова. Завтра в клубе какой-то корпоратив намечается, предупредила, что тан-цев не будет.
- И слава богу! По крайней мере, мне больше внимания уделишь. Ну что, девчонки, поздновато уже. Спать ляжем, или еще ящик посмотрим?
- Да я, если честно, устал, я бы лег.
- Ну и отлично! Тогда постели гостье на диване в большой комнате. И ложись. А я пока ванну приму.
Анатолий с Катериной перешли в большую комнату, где стоял диван, бар, комод, на котором стоял музыкальный центр с двумя большими колонками, телевизор и две книжные полки, почти доверху заполненные книгами и магнитофонными кассетами.
- Ого, сколько у тебя кассет! – пока Анатолий стелил ей постель, Катерина разгля-дывала полки.
- У меня такая работа. Я должен быть в теме. Приходится следить за новыми аль-бомами и дисками. Ну, все, можешь ложиться. А хочешь, включи телевизор, только не-громко.
- Не, а можно я музыку послушаю?
- Пожалуйста, выбери, что тебе интересно, я тебе включу и могу дать наушники.
- Класс! – улыбнулась Катерина.
- Ну все, спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Анатолий ушел в другую комнату, где стояла широкая деревянная кровать, а Кате-рина, надев наушники, легла, закрыла глаза и стала слушать. Она даже забыла, что нахо-дится в гостях, что сбежала из дома. Ей было здесь хорошо и спокойно. И даже рада была, что Анатолий к ней не приставал. Впрочем, ему, наверное, неудобно перед Денисом.
Она и сама не заметила, как заснула. Проснулась от того, что в ушах у нее что-то шипело. Руками дотронулась до головы и поняла – на ней до сих пор наушники, а музыка давно закончилась. Она сняла наушники, выключила музыкальный центр, поправила по-душку, снова легла. Вдруг поняла, что ей хочется в туалет. Встала, натянула брюки, блуз-ку в темноте найти не смогла, махнула рукой и вышла в коридор.
На обратном пути, проходя мимо комнаты, где спали Денис с Анатолием, услыша-ла какой-то легкий скрип и тихие постанывания. Остановилась рядом с дверью и прислу-шалась. Скрип кровати стал чуть сильнее и интенсивнее, постанывания чуть громче. Она даже дыхание затаила, чтобы не выдать себя. Если бы горел свет, было бы видно, как она покраснела. До ее сознания стало доходить что-то такое, о чем она до этого лишь смутно догадывалась. Она решила рискнуть и тихонько приоткрыла дверь, сделав маленькую щёлку. Но и этого хватило, чтобы она все поняла: в этой комнате занимались сексом. Лоб ее покрылся испариной. Руки вспотели и задрожали. Из-за этого и закрыть тихо дверь не получилось – раздался легкий хлопок. Она испуганно прикусила губу и на цыпочках, но очень быстро добралась до своего дивана, плюхнулась в него, не снимая брюк и накры-лась одеялом до самых глаз.
- Ты слышала звук? – спросил Денис.
- Наверное, девчонка в туалет ходила, – ответил Анатолий, переворачиваясь на спину.
- На кой ляд ты ее привел сюда?
- Жалко стало. Она такая несчастная была.
- Жалко стало! А если она обо всем догадается и начнет трезвонить по поселку? Ты же первая работы лишишься. 
- Не начнет. Испугается.
- Ну, ну!
Катерина почти до самого утра не могла заснуть. Проснулась с тяжелой головой. Самое сложное – она понимала, что ей нужно притворяться, что она ничего не видела и не слышала. Кто их знает, что у них на уме?
Ей почему-то вдруг вспомнился стишок, который декламировала Ирка Никиткина: «В лесу раздавался топор дровосека – мужик топором отгонял гомосека». Слава богу, то-пора она в этой квартире не видела.
С большим трудом она заставила себя встать, пошла в ванную, умылась холодной водой. Кажется, стало полегче. Пошла на кухню. И только сейчас обратила внимание, что в квартире никого нет. Она заглянула в каждую комнату – они были пусты. Вернулась на кухню и там увидела на столе записку: «Катя, не пугайся, что ты одна. Просто мы не хо-тели тебя будить. Возьми в холодильнике йогурт, завари себе сама чай. Если я не успею вернуться, а тебе нужно будет уйти, просто захлопни за собой дверь. Анатолий».
Йогурт! Еще бы знать, что это такое и с чем его едят. Она открыла холодильник, выискивая искомый продукт. Ага, вот, кажется, на этой пачке написано то самое слово. Она протянула руку, чтобы вытащить ее. И вдруг, вспомнив ночную картинку, ее затош-нило. Она захлопнула холодильник и быстро побежала в туалет. Ее вырвало.  Ей стало здесь противно и страшно. Быстро одевшись, она выскочила на лестничную клетку, и только там вздохнула свободно. Как любит говорить ее братец, Вадим: прошла любовь, завяли помидоры. Больше она в этот клуб ни ногой.

12.
Вечером в понедельник к Выгузовым зашел Василий Никиткин. Отец с матерью уже не находили себе места: куда пропал Вадим. Позвонили в больницу, в морг – Вадима там не было. Пришли в милицию с заявлением о пропаже их сына, и тут выяснилось, что он задержан за ограбление магазина и переправлен в СИЗО. Пытались повидать его, но не разрешили, сказали, пока ему не предъявлено обвинение, никаких свиданий.
- А вы не пытались найти адвоката? – поинтересовался Василий.
Мать с отцом застыли в недоумении. Они и в самом деле даже не подумали об ад-вокате. Но тут первой нашлась мать.
- Какой адвокат, Вась? Откуда у нас деньги на адвоката?
- А при чем здесь деньги? Любой подследственный в нашей стране имеет право на адвоката. Если нет денег, чтобы нанять дорогого, государство должно предоставить бес-платного.
- Да ну тебя на хрен, Васьк! – отмахнулся отец. – Ты там, в своей армии нахватался ерунды всякой, а того понять не можешь, что в нашей стране государство ничего никому не должно. Это только мы ему должны.
- Если хотите, я могу узнать об адвокате.
- Узнай, Вася, узнай, пожалуйста, – умоляюще посмотрела на него мать. – Ой, боже ты мой! Что же это на нас за несчастье на голову свалилось.
Тем временем майор Синичкин, начальник поселкового отделения милиции, вы-звал к себе лейтенанта Путинца.
- Что там у тебя с этим грабителем, Путинец?
- Молчит, сука. Говорит, что он ничего не украл и признаваться ему не в чем.
- А ты допроси с пристрастием. Сколько там у нас уже суток прошло после задер-жания?
- Так я и так с пристрастием, товарищ майор. Я уж на него и покрышки повесил.
- Ты мне смотри, статистику раскрываемости испортишь, выговор влеплю, так и знай! На тебе и так два глухаря висит.
- Я работаю, Семен Иванович.
- Ну вот, иди и дальше работай. Пока.
Путинец был не очень доволен таким разговором с начальником, хотя и понимал, что того так же прессует вышестоящее начальство. Но еще больше его бесило то, что этот сопляк упирается. Пора, и в самом деле, с ним заканчивать. Пацан попался на месте пре-ступления и точка!
Путинец вошел в камеру с таким выражением лица, будто хочет убить. Вадим это сразу же отметил и весь внутренне сжался. Путинец некоторое время сидел и просто мол-ча смотрел на Вадима. Перед ним на столе лежали листы бумаги с уже отпечатанным на машинке каким-то текстом.
- Ну что, свинья вонючая, признание будем подписывать? Или я тебя отправлю в пресс-хату, и пусть тобой уголовники займутся. Они с тобой церемониться не станут, са-мое легкое – отобьют почки, а то и изнасилуют, там любят таких, как ты, насиловать.
 - В чем я должен сознаться?
- Ну, как же, ювелирную лавку ограбил? Ограбил! Покрышки со склада автосерви-са украл? Украл!
- Не крал я никаких покрышек! И лавку я не грабил…
- Ну вот, приехали! – хлопнул кулаком по столу Путинец. – То есть мы тебя засту-кали дома в кровати, а не в ювелирной лавке, так что ли?
- То есть, я был в лавке, но ничего не украл… Не успел.
- Ну ладно! Надоело мне с тобой возиться. Давай, лучше, поиграем в слоника.
Путинец открыл свой портфель, достал оттуда противогаз, подышал в трубку, про-веряя, затем удовлетворенно кивнул. Вадим все это время удивленно смотрел на лейте-нанта. А тот встал, подошел к нему, протянул противогаз.
- Ну-ка, примерь. Хочу знать, твой размер или нет?
Не ожидая подвоха, Вадим взял противогаз, повертел его в руках, вспоминая, как их учили в школе надевать противогаз. Наконец, надел его и сквозь очки посмотрел на милиционера, а тот, ухмыляясь, тут же схватил трубку и пережал ее. Вадим буквально че-рез минуту ощутил нехватку воздуха и начал задыхаться. Он мотал головой, руками пы-тался стащить с себя противогаз, но Путинец в свободной руке уже держал дубинку и, не церемонясь, лупил ею по рукам Вадима. Тот вскрикивал от боли, отчего кислорода в мас-ке становилось еще меньше. Он начал терять сознание. Путинец резко разжал ладонь, сжимавшую трубку и Вадим широкими глотками стал захватывать воздух. Дав парню от-дышаться, Путинец с ухмылкой на лице снова сжал трубку противогаза. Все пошло по новой с той лишь разницей, что Вадим едва не упал, на пару секунд потеряв сознание. Тогда Путинец снял с его головы противогаз и, глядя в налившиеся кровью глаза Вадима, спросил:
- Ну чё, и дальше будешь упираться? Или хочешь еще ласточкой полетать?
- Не буду, – тяжело дыша, глухо ответил Вадим.
- Вот и молодец. Иди сюда, подпиши протокол, и я передаю дело в суд.
Вадим на дрожащих ногах подошел к столу, дрожащей рукой взял ручку и, не чи-тая подмахнул бумагу.

13.
Катерина пошла в кино. Одна. После неудачи с очередным знакомством, она пре-бывала в легком трансе и Ирина Никиткина посоветовала ей сходить в кино. В поселке был единственный кинотеатр. И крутили там уже вторую неделю одну и ту же американ-скую картину – «Маска» с каким-то неведомым ей Джимом Керри в главной роли. Ирка ей сказала, что фильм – во! Настоящая кинокомедия, каких мало. Особенно у нас в Рос-сии. И она сумеет развеяться и прийти в себя. Катерина, конечно, подруге не слишком поверила, но билет все-таки купила. И не пожалела, и была Ирке безгранично благодарна. Просмеявшись почти весь фильм, Катерина даже забыла обо всех своих неудачах, и об аресте брата, и о том, что от всего этого у матери едва не случился инфаркт.
Она летела домой, словно на крыльях. С удовольствием  бы сходила еще раз. Воз-можно, даже и Сашку, младшего брата возьмет с собой. В таких раздумьях она шла, не замечая никого вокруг, и вдруг уткнулась в кого-то, кто стоял впереди нее, но спиной к ней, и с кем-то разговаривал.
- Ну, ладно, пока! – сказал этот кто-то кому-то и тот ему так же ответил.
В это время Катерина и уткнулась в его спину.
- Ой! – опомнилась она.
- Смотреть надо, куда идешь! – ответил он и повернулся.
И оба застыли в тех же позах, в каких оказались на тот момент. Это был Вовка Прохоренко.
- А-а, сеструха грабителя! Ну, привет! – ухмыльнулся он.
- Да пошел ты! – Катерина хотела было обойти его и уйти, но он успел схватить ее за руку и рывком прижать к себе. Да так, что она едва не уткнулась губами в его лицо.
- Я же пошутил, красавица! Ты же здесь абсолютно ни при чем.
- Отпусти!
- Не-а! У меня сегодня хорошее настроение, а разделить его не с кем. А тут ты, подруга дней моих суровых. Откуда идешь?
Он слегка отпустил ее, но ладонь из своей ладони, тем не менее, не выпустил.
- В кино была, – уже спокойнее ответила она.
- Одна?
- Одна, как видишь.
- Какое совпадение. И я тоже один. А где же этот твой, как его, диск-жокей?
- Следишь, что ли, за мной?
- Много надо! Просто видел, как он тебя на своем «жигуленке» подвозил.
- Я с ним рассталась.
Они пошли неспешно по улице. Мимо шагали редкие прохожие и проносились еще более редкие автомобили. Был вечер, было уже темно. Зато довольно тепло. Оба шли в расстегнутых куртках.
- Чего вдруг? Машина не устроила или машинка? – Вовка сделал неприличный, но весьма понятный сексуальный жест.
- Дурак!
Она снова хотела вырвать свою руку, но он опять удержал ее.
- Да не сердись ты, я же шучу.
Она успокоилась и решила, что теперь настал ее черед задавать вопросы.
- А ты почему это один? Что тоже бросили?
- Нельзя бросить то, чего у тебя нет, – пожал он плечами.
- Как так? Вокруг тебя столько тёлок всегда вьется.
- Тёлок вьется много, это правда. Но они, как бабочки, вьются, а потом улетают. И ловить их мне совсем не хочется. Особенно, после того, как мы с тобой встретились.
- Рассказывай! Ты вспомни, что ты мне наговорил, да еще при всех.
Вовка остановился, взял Катерину за плечи, повернул лицом к себе и вполне серь-езно произнес:
- Ты меня прости, но это все из-за твоего брата. Ты знаешь, что он мне угрожал? Даже драться полез, отчего нас в ментовку тогда и поперли.
- А почему он драться полез? – искренне удивилась Катерина.
- Да все же из-за тебя. Он почему-то решил, что у меня с тобой нет никак отноше-ний, а я тебя использую просто, как подстилку.
Катерина вспыхнула, хотела было обидеться, но он приложил к ее губам свой ука-зательный палец.
- Это не мои слова, это слова Вадима. А я к тебе всегда хорошо относился. Ты мне нравилась… Да и сейчас нравишься.
Ей стало еще теплее, хорошо и приятно. Она чмокнула губами его палец и улыбну-лась.
- Слушай, Кать, а у меня предки на дачу уехали и никого дома нет. Хочешь, пойдем ко мне?
- Хочу! – кивнула она.
И ей снова стало хорошо. Она снова ощущала себя нужной и, кажется, любимой. Они долго занимались любовью, потом, когда оба, усталые, но довольные, лежали на спи-не, Катерина спросила:
- А знаешь, почему я бросила Анатолия?
- Какого Анатолия?
- Ну, этого… диск-жокея из клуба.
- Ну, почему? – позевывая, спросил он.
- А он оказался гомиком.
- Чего-о?
Вовка от удивления даже приподнялся на локте, сверху вниз глядя на Катерину.
- Не врешь?
- Ну да! Честное слово!
И она засмеялась. Он выдержали некоторую паузу, будто переваривая услышанное, а потом и сам прыснул со смеху. 

14.
У Сашки поднялась температура выше тридцати восьми. Где-то, видимо, подстыл. Впрочем, ни кашля, ни насморка не было. Единственное, болело горло. Уж не ангина ли, переживала мать. Ему бы отлежаться, но он все порывался встать.
- Лежи уж, горе ты мое! – мать поила его чаем с молоком и медом.
- Мам, но у меня же завтра районные соревнования по шахматам.
- Какие шахматы, сынок! Тебе вставать нельзя. Вон, в туалет даже ходишь, качаясь.
- Но Сергей Иванович на меня очень надеется.
- Перебьется твой Сергей Иванович. От тебя, больного, все одно толку никакого не будет.
Она укутала сына в ватное одеяло, на голову положила смоченное в холодной воде полотенце. Не отходила от него, пока он не угомонился и не заснул.
На следующее утро, едва перевалило за восемь, в дверь позвонили. Мать уже ушла на работу, а отец только лишь собирался, заканчивая бриться. Был он в трико с оттопы-ренными коленками и в майке. Звонок был настолько неожиданным, что рука у Выгузова дернулась и тонкая полоска крови от бритвы выступила на щеке.
- Бля! Какого хрена! – прижимая к раненому месту полотенце, он пошел к двери.
Дома, кроме него и заболевшего Сашки, никого не было, и мать просила отца, если Сашка будет порываться на свои шахматы никуда его не пускать, а, уходя на работу, за-крыть дверь на ключ. Позвонили еще раз.
- Да, сейчас иду! – крикнул отец, не подумав о том, что своим криком может разбу-дить сына.
Выгузов открыл дверь. На пороге стоял крепко физически сложенный, с большим мясистым носом, на переносице которого вполне себе комфортно сидела дужка круглых очков, с короткой аккуратной стрижкой светлых, чуть прихваченных сединой волос, круглолицый со слегка оттопыренными ушами мужчина лет сорока, в не очень новом, но аккуратном синем костюме, проглядывавшем из-под длинного расстегнутого плаща.
- Вам кого? – удивленно спросил Выгузов, отрывая полотенце от лица и перебра-сывая его на плечо.
- Здравствуйте! Вы, вероятно, Сашин папа?
- Ну да! – вместо приветствия кивнул в ответ отец. – Выгузов Анатолий.
- Очень приятно! А я – Сергей Иванович, завуч школы, – Сергей Иванович протя-нул руку для приветствия.
Но Выгузов, прежде, чем ответить на рукопожатие, сделал жест, приглашая учите-ля войти.
- Что ж мы, через порог-то. Мне тоже приятно познакомиться с вами, – Выгузов улыбнулся.
Он всегда, при виде, а тем более при общении с людьми интеллигентными, слегка терялся, понимая, что ему не хватает образования и культуры общаться с ними. Поэтому по большей части в таких случаях либо молчал, либо старался только отвечать на вопро-сы, да и то, по возможности, односложно.
- Я прошу прощения, что, возможно, оторвал вас от чего-нибудь, но вы, вероятно, знаете, что Саша является членом школьной команды по шахматам. Сегодня районные соревнования, мы договорились с ребятами, что в восемь часов встретимся возле школы. Нас будет ждать автобус, «пазик», чтобы отвезти в район. Все пришли, одного Саши нет. Вот я и…
- Вы знаете, заболел он. Мать сказала, что у него чуть ли не тридцать восемь вчера температура была.
- Ай-яй-яй! А что с ним?
- Мать говорит, скорее всего ангина.
- Ну что же, очень жаль. Извините!
Однако звонки в дверь и громкий разговор все же разбудили Сашку. Он открыл глаза, поводил ими по потолку, стенам: вчера это было делать больно, сегодня уже легче. Тогда он встал, начал одеваться, при этом чувствуя слабость и постоянно потея. Когда же услышал, что Сергей Иванович начал прощаться, он выглянул из своей комнаты и хрип-лым голосом произнес:
- Пап, Сергей Иванович, мне уже легче! Я могу пойти.
- Вот мать тебе задаст – пойти он может.
- Но мне и вправду уже легче, пап.
- А играть-то ты сможешь? Голова как? – поинтересовался Сергей Иванович.
- Смогу! – твердо кивнул головой Сашка.
Отец растерялся. Не знал, как быть в такой ситуации. Поняв, что он в нерешитель-ности, учитель решить взять инициативу в свои руки.
- Вот что, Анатолий… как вас, простите, по отчеству?
- Да какое у нас отчество, – махнул рукой отец. – Просто – Анатолий.
- Хорошо, Анатолий. Давайте сделаем так. Я возьму Сашу под свою ответствен-ность и глаз с него не спущу. А после соревнования лично приведу его домой.
Сашка умоляюще смотрел на отца.
- А когда кончатся эти ваши… как их?..
- Соревнования должны закончиться часа в четыре. Так что часов в пять Саша уже будет дома. Кстати, организаторы предусмотрели и обед для участников.
- Обед? Обед это хорошо!.. Э-эх! – снова махнул рукой Выгузов. – Давай, Сашка, одевайся.
- Спасибо, пап, – улыбнулся Сашка. – Я быстро, Сергей Иванович.
- Нет уж, ты позавтракай, пожалуйста, я тебя подожду у подъезда.
- Хорошо! Я быстро!
Когда за учителем закрылась дверь, отец погрозил сыну пальцем.
- Гляди мне, чмо, не разболейся! А то мать меня ржавой своей пилой запилит.
Но все получилось не совсем так, как предполагал учитель. Сашка вернулся домой только около девяти часов вечера. Выгузов уже и сам был не рад, что отпустил больного ребенка. Мать поставила на уши весь дом, несколько раз сама бегала в школу и Катерину отправляла. Но никто ничего не мог сказать про ее сына. Наконец, узнала, кто из детей еще участвует в этом соревновании. Один из мальчишек жил в соседнем доме. Мать сбе-гала туда, но и те родители тоже ничего не знали, что же случилось, они и сами переживали.
Наконец, Сергей Иванович, как и обещал, лично привел Сашку домой.
- Простите, ради бога! Непредвиденные обстоятельства задержали, – начал было извиняться Сергей Иванович, но весь светящийся от счастья Сашка протянул на вытяну-той руке грамоту.
- Наша команда второе место в районе заняла! А я набрал полтора очка.
Рассерженное лицо матери тут же смягчилось, и она уже не так строго посмотрела на учителя.
- Вы ж, наверное, всех ребят замучили.
Сашка тут же побежал в свою комнату, вешать грамоту на стену.
- Да мы сами не ожидали, что так получится. Судья неожиданно остановил сорев-нования на два часа. Вроде бы, сказали, что клуб, в котором проходили соревнования, за-минирован. Вот милиция с собаками и искала бомбу. Конечно же, ничего не нашли, а со-ревнования затянулись. Но Сашка молодец, больной, а играл хорошо. Так что, еще раз из-вините!
Учитель откланялся и ушел, а мать пошла в комнату Сашки. Тот как раз заканчивал прилаживать грамоту.
- Ну-ка, поди сюда, сынок.
Мать губами прикоснулась к сыновнему лбу, проверяя, нет ли у него температуры. Голова была теплая, но не совсем понятно – из-за болезни, или из-за перевозбуждения.
- Дай-ка я тебе температуру померяю!
Мать потрясла градусник, сбивая прошлую температуру, и сунула его Сашке под-мышку.
- Обедом-то вас покормили, или этот ваш учитель обманул?
- Покормили, покормили. Классный обед – пицца… Я ее первый раз попробовал, кстати. Ничего так.
- Это шо ж за еда такая, птица? – удивился отец.
- Да не птица, а пицца, – растолковывал Сашка. – Это такой блин с колбасой, сы-ром, помидорами.
- А я тоже пробовала пиццу, – подала голос из своей комнаты Катерина.
- Где же это ты ее пробовала? – спросила мать, одновременно рассматривая пакет, принесенный Сашкой вместе с грамотой: упаковка сока, маленький органайзер...
- Валерка Пименов на своем дне рождения угощал.
- Ой, а это что такое?
Мать вытащила из пакета аккуратно сложенное в целлофановую оболочку нечто белое матерчатое. Развернув это, она застыла в удивлении.
- Сань, это что такое? Трусы?
Сашка густо покраснел, хотел было вырвать их у матери, но та вовремя одернула руку.
- Это не трусы, это шорты, – негромко произнес он. – Спонсор соревнования  пода-рил каждому участнику.
- Он что, этот ваш спонсер, не знал, что это детские соревнования? – мать засмея-лась.
Отец с не меньшим любопытством разглядывал короткие, белые шорты.
- Выродок какой-то, а не спонсур.
- Катьк, ну-ка поди сюда! – позвала мать и Катерина, тоже слышавшая о спонсор-ском подарке, тут же появилась.
- Ну-ка, на, примерь. Мне кажется, это как раз на тебя.
Мать протянула дочери спонсорские шорты, та немного скривилась, взяв их в руки.
- Мам, да они даже на твою жопу налезут.
- Ты не выпендривайся! Мать сказала, примерь, значит примерь, – прикрикнул отец.
Катерина покрутила в руках шорты, разглядывая их со всех сторон, затем все же надела их и приподняла халат, сама разглядывая обновку и давая рассмотреть ее другим.
- А вообще, прикольно! – наконец произнесла она.
- Слушай, Катьк, ты ежели в них на улицу выйдешь, все пацаны к твоим ногам упадут! – с серьезным видом произнес отец.
- Ага! От ржачки!
Катерина опустив халат, сняла шорты и отдала их матери, а та, не выдержав, рас-хохоталась. Глядя на нее, засмеялся и отец.
- Не спонсур, а полный звездец!
Хохотнула и Катерина, вернувшись в свою комнату. Единодушное веселье не ми-новало и Сашку: поняв, что все обернулось шуткой, он тоже громко засмеялся.

15.
Василий Никиткин всерьез озаботился судьбой друга, по своей юношеской наивности влипшего в очень нехорошую историю. Он не зря ведь предложил родителям Вадима найти адвоката. Ему это было сделать не так уж и сложно. Старшая сестра его бывшей одноклассницы два года назад закончила областной юридический институт, и теперь работала помощницей адвоката в областном адвокатском бюро. Одноклассница же и дала Василию телефон сестры, при этом сообщив, что Татьяна (сестра) и так собиралась приехать в Радость на недельку в отпуск в ближайшие дни.
Тем не менее, Василий посчитал нужным предварительно созвониться с Татьяной, объяснив, в чем дело. Та даже обрадовалась возможности впервые испытать себя в само-стоятельном деле: в адвокатской конторе ей пока еще не доверяли самостоятельных дел. Она даже о гонораре не говорила и договорилась встретиться с Василием на следующий после приезда день.
Тем временем, Вадим в камере СИЗО в райцентре сразу попал в разработку уго-ловников. В камере, рассчитанной на шестерых, уже было девять человек. Вадим оказался десятым. Когда он вошел, держа под мышкой тощий матрас с еще более тощей подушкой и шерстяным, но страшно потертым одеялом, его встретили отнюдь не радостно. В не-большом полутемном помещении с двух сторон стояли трехъярусные нары на шесть спальных мест. В углу, слева от двери была уборная – точнее, дырка в полу, занавешенная с трех сторон самодельными занавесками. Посередине стоял небольшой стол, за которым двое играли в карты. И одно маленькое зарешеченное окошко на всю камеру.
- Ну и куда ты его положишь, начальник? – сразу осведомился у вертухая, привед-шего новичка, шестерка смотрящего – тощий, бритый налысо со шрамом на затылке и та-туировках на обоих предплечьях и ладонях с близко посаженными глазами урка.
- Найдете место! – особо не стал разговаривать вертухай, тут же закрывший дверь камеры.
- Хорошее дело, найти место. А где?
- Вон, у параши свободно! – не отрываясь от игры в карты с напарником, крикнул тот самый смотрящий по кличке Корней. – Или под шконкой деда.
Его напарник при этом хмыкнул, а шестерка явно был этим озадачен.
Вадим все так же стоял у двери в нерешительности, глядя исподлобья на сокамер-ников, не зная, что делать. Он окинул взглядом всех обитателей камеры – все они внешне были совсем не страшными. Скорее наоборот, бледные до синевы из-за от¬сутствия солнца и худые от плохого питания. Впрочем, и те также изучающе смотрели на новичка.
- Здравствуйте! – наконец произнес Вадим.
- О, гляди, вежливый попался! – гыгыкнул Коряга, обнажив свои редкие, щербатые зубы. – Ну, привет, фраерок! Что шьют?
Вадим поймал на себе взгляд рыбьих глаз Коряги.
- Чего? – не понял Вадим.
- За что посадили, спрашиваю?
- А! Попытка ограбления.
Коряга аж присвистнул.
- И что? Попался, как последний лох? – поинтересовался напарник Корнея, рыжий, довольно красивый мужик лет сорока.
- Ну да! Не успел украсть, как менты подъехали.
- Не умеешь, не берись! – засмеялись Коряга вместе с рыжим.
- Чего ржете, как кони? – одернул их Корней. – Ты вспомни, Коряга, как сам пер-вый раз попался. Едва штаны от страха не обоссал.
Рыжий засмеялся, остальные заулыбались, а у Коряги забегали глаза туда-сюда.
- Ты чё, Корней, забыл? Мне ж тогда всего пятнадцать было, а этому сколько? – возразил шестерка. – Тебе сколько, лохарь?
- Скоро восемнадцать будет.
- О! Слышь, Корней? Скоро восемнадцать.
- Как восемнадцать? – удивился Корней. – Это почему это малолетку во взросляк посадили. У нас правильная хата, а это непорядок. Ну-ка, Коряга, звякни вертухаю.
Коряга подошел к двери и начал стучать по ней руками и ногами. Через пару минут в двери открылось оконце-«кормушка» и в нем появилось сердитое лицо все того же дежурного.
- В чем дело, Коряга?
- Это почему в нашу хату малолетку запихнули?
- У нас здесь не санаторий. Других местов в заведении нету. Барин приказал. Еще вопросы есть?
Коряга оглянулся на Корнея, но тот еле заметно мотнул головой.
- Пока нет!
«Кормушка» тут же закрылась и за стеной послышались шаги уходящего вертухая.
- Ложись под шконкой у деда, – сказал Корней, бросив на стол карты. – Очко!
- Везет тебе сегодня, Корней! – хмыкнул рыжий. – У меня двадцать.
Вадим все еще стоял в нерешительности, не понимая, что ему сказали. К нему тут же подошел Коряга и кивнул на нижний ярус нар, на котором сидел седой, морщинистый старик.
- Вон, туда ложись.
Старик чуть подвинулся к изголовью, а потом и вовсе лег. Вадим, наконец, сообра-зил, что от него хотят, подошел к нарам, бросил на бетонный пол матрас, подушку, одея-ло.
- Бак и шлемка у тебя есть? – спросил Корней, вставая из-за стола и подходя к Ва-диму.
- Чего? – опять не понял тот.
- Смотрящий спрашивает, кружка и миска у тебя есть? – перевел слова пахана шес-терка.
- Нету! Меня же взяли прямо на месте и сразу в ментовку.
- Ясно! – кивнул Корней. – Ну, устраивайся, а потом знакомиться будем.
- Прописать бы его надо в хате, Корней, а? – спросил Коряга, радостно потирая ру-ки.
- А пусть, вон, на балалайке сыграет, – рыжий уже забрался на верхний ярус нар и бросил оттуда веник прямо в руки Вадиму. Тот покрутил веник, осмотрел его со всех сто-рон и вдруг нашелся, бросил веник назад рыжему.
- Я тут чего-то струн не вижу.
- Во, братва, малолетка обживается, – хихикнул Коряга.
- Твое погоняло? Как тебя зовут? – поинтересовался Корней, сам же и уточнивший свой вопрос.
- Вадим! Выгузов.
- Запомни, Вадим: надолго ты здесь или нет – тюрьма твой дом! Чем быстрее ты в нашей хате освоишься, тем тебе потом легче будет. Не мешай никому жить и не приноси вреда.
Вадим вдруг почувствовал доверие к этому уголовнику. Не то, чтобы родственную душу, но он с ним здесь, в тюрьме, обходился гораздо лучше, чем там, на свободе, менты. И, принимая наставления смотрящего, Вадим кивнул.
- Корней, а может, мы ему погоняло стоящее сообразим: Огузок, например, – пред-ложил Коряга. – Или Выгузок.
- Ты чаще проветривай свой базар, Коряга, – посоветовал рыжий.


16.
Вовка Прохоренко несколько дней ходил под впечатлением того, что он узнал от Катерины. Ему хотелось поделиться этой новостью еще с кем-нибудь, но он почему-то не решался. Не понятно, чего он боялся. Возможно того, что Катька могла ведь и выдумать всё это в отместку за то, что тот же диск-жокей ее прогнал после первой же ночи, как это сделал и он сам, Вовка, тогда.
Озадаченность друга не прошла мимо внимания Константина. На одной из перемен тот подошел к Прохоренко и прямо спросил, о чем это он думает уже несколько дней.
- Вован, тебе разве не говорили, что умное лицо тебе не идет?
- Да пошел ты! У самого, наверное, последняя извилина на ладан дышит.
- Ну, ну, давай, колись, о чем думаешь.
Вовка вздохнул, глянул вокруг и решил поделиться новостью.
- Тут такое дело, Костян. Я пару дней назад снова трахнул Катьку Выгузову.
- Да ну! Повторяешься, старик.
- Я не о том. Ты знаешь, что она мне рассказала? Она тут, после того, как я ей от ворот поворот сделал, решила прикольнуться с диск-жокеем из клуба. Ну, Анатолий, ты знаешь.
- Ну и что?
- Так вот, Катька уверяет, что он вроде того… гомик.
- Так вроде или гомик?
- Вот я уже несколько дней как раз об этом и думаю.
- Поня-ятно!
- Что тебе понятно?
- Слушай, а может она врет? Так-то он с виду нормальный мужик, про него и не подумаешь. У него же нет этих бабских ужимок.
- Может и врет, а может и не врет. Вот как бы только это проверить.
Константин стоял, прислонившись к стене, скрестив на груди руки, и постукивая пальцами друг о друга. Вовка смотрел то на него, то на проходивших мимо девчонок, не решаясь снова заговорить.
- Слушай, Вован! У меня идейка одна родилась. Давай над ним прикольнемся. Вот только надо бы его фотку достать.
- Зачем?
- Я же говорю, идейка есть.
- Так это… несложно и щелкнуть его. Я могу фотик принести в клуб. Только ты скажи, что за идея-то.
- Ладно! Слушай сюда! Ты, наверняка, видел в магазине молочку с логотипом «Домик в деревне»?
- Еще бы! Сколько рекламы по телику они крутят.
- Ну, так вот! А теперь догадайся с трех раз, что получится, если в слове «домик» поменять одну букву.
- Какую букву?
- Тупой, что ли? Я ж говорю, догадайся с трех раз… Ладно! Если первую букву «д» поменять на «г», что получится?
Вовка беззвучно зашевелил губами, проговаривая про себя новое слово. Когда же у него все сложилось, он посмотрел на Константина хитрым взглядом и растянул губы в улыбке.
- Ну, а что дальше?
- А дальше мы наклеиваем это новое слово на одну из упаковок молока, а вместо фотографии бабушки, вставляем фотку нашего диск-жокея и доставляем эту упаковочку директору клуба. А там следим за ее реакцией.
- А как мы ее туда доставим?
- А у меня одна знакомая там подрабатывает поломойкой. Вот ее и попрошу.
План операции был довольно прост. Не составило труда и сфотографировать диск-жокея. Когда фото было проявлено, оба приятеля сложились для покупки в магазине пакета молока и сметаны (пришлось ради такого дела отказаться от лишней пачки сигарет). Затем, аккуратно вырезав из двух фотографий одну лишь голову Анатолия, Константин приклеил его портрет сначала на пакет молока, потом на пакет сметаны.
- Ну-ка, глянь, что получилось.
Вовка взглядом эксперта окинул оба пакета и восторженно поднял вверх большой палец.
- Блин, как живой получился.
- Ну, всё, осталось только ублажить Томку и дождаться реакции директора клуба.
- Послушай, – вдруг испугался Вовка. – А если его выгонят из клуба, кто же будет музыку крутить? Он, вроде, того, клёвый диск-жокей.
- Это же шутка! Мы же просто пошутить хотим, не так ли?
- А если директриса не поймет, что это шутка?
- Ну, так это же ее проблемы будут.
- Не понял.
- Понимаешь, ей же тогда придется нового диск-жокея искать. А где его у нас в Ра-дости найдешь-то?
- Вообще-то ты прав.
Пришлось еще раз сложиться, чтобы купить Томке цветы (на сей раз плакала банка пива). Но даже после этого она долго не могла понять, чего от нее хочет Константин, а когда поняла, тут же отказалась:
- Да ты что! Она же меня сразу уволит.
- Это почему же? – удивился Константин. – Ты то здесь при чем? Ты убиралась в кабинете, а после уборки собралась немного перекусить, но заработалась и забыла у нее на столе пакеты. Извинишься, зайдешь, чтобы их забрать. И всё!
Девушка подумала немного. И в самом деле, она здесь абсолютно ничем не риску-ет. И согласилась.
- А не хочешь перед операцией сексом заняться? – игривым тоном спросил Кон-стантин.
- Сегодня не могу, – смущенно улыбнулась она. – У меня эти дела…
- Ясно! – понимающе кивнул Константин. – А потом?
- Потом можно будет, – согласилась Тамара, укладывая оба пакета в свою сумку.
Она сделал так, как и объяснял Константин. Она всегда начинала мыть полы с ди-ректорского кабинета. Заходила туда первой, открывая дверь своим ключом. В этот раз прежде, чем заняться уборкой, достала из сумки пакеты и поставила их на видное место – в центре стола. Кровь прилила к ее лицу от волнения, пульс забился учащенней, однако она, полминуты постояв, вдыхая полной грудью и тут же выдыхая все это назад через нос, быстро себя успокоила и взялась за привычное дело: протерла пыль со стола, шкафов, подоконника, компьютера, приступила к влажной уборке. Закончив мыть полы, посмотрела на напольные часы: директриса должна была появиться с минуты на минуту. Бросив в ведро ветошь, взяв ведро и швабру в руки, она вышла в коридор и закрыла дверь директорского кабинета на ключ. Не успела отойти, как навстречу ей попалась главный бухгалтер.
- Здравствуйте! – поздоровалась с ней Тамара.
- Здравствуй, Тома!
- Ой, я думала, вы попозже придете, хотела у вас убраться.
- Ну, так получилось. Минут через пять можешь зайти ко мне, я постараюсь тебе не мешать.
- Хорошо! Главное, чтобы я вам не мешала.
Директор клуба Анисимова, полноватая женщина лет пятидесяти, вошла в свой ка-бинет, прошла к одежному шкафу, стоявшему слева от двери, сняла пальто, переобулась, поправила прическу перед зеркалом на дверце, губной помадой освежила губы. Наконец, села за стол, улыбнувшись каким-то своим мыслям. И тут взгляд ее зацепил стоявшие прямо посередине стола пакеты с молоком и сметаной. Удивившись такому нежданному подарку, она слегка отодвинула их в сторону. В этот момент зазвонил телефон, она сняла трубку:
- Дом культуры… А, да-да-да, очень приятно!.. Ну, конечно! Мы же с вами уже все согласовали… И этот вопрос тоже. Все будет в порядке. Артисты получат гонорар налом, мы все проведем чисто. Хорошо! Ждем!.. Главное, чтобы вы нас не подвели. Афиши уже расклеены.
Директор положила трубку, придвинула к себе ежедневник, перелистала до нужной страницы и стала записывать информацию.
В дверь постучали, и тут же в приоткрывшуюся щель она увидела голову уборщи-цы.
- Можно, Мария Федоровна?
- А, Тома? Заходи. Что у тебя?
- Простите, Мария Федоровна. Я тут у вас убиралась и на столе оставила пакеты с молоком и сметаной. Выложила, чтобы не раздавить и забыла. Можно забрать?
- Конечно! А я думала, кто это мне такие взятки дал, – она улыбнулась и протянула руку, чтобы придвинуть пакеты к краю стола.
В этот момент взгляд ее упал на картинку. Лицо на этой картинке показалось ей весьма знакомым. Она посмотрела на сметану – там было то же самое лицо. И только те-перь она прочитала отпечатанное крупными буквами название: «Гомик в деревне». Тама-ра подошла к столу, протянула руку к пакету, но директор остановила ее.
- Ты где такое молоко со сметаной купила, Том?
- Так это… в нашем магазине, – слегка покраснев, но не отведя глаз, ответила Та-мара.
- И что, там все упаковки такие?
- Да я на все как-то и… не смотрела, – голос ее все же начал подрагивать, но, к ее счастью, удивленная увиденным, директор, не обращала на это внимание.
- Ты можешь мне оставить эти пакеты на время? Я тебе их верну… Ну либо деньги за них.
- Да…п-пожалуйста! А зачем они вам?
- Хочу показать их одному человеку.
- Хорошо! Я тогда пойду? А то мне еще убираться нужно.
- Иди, конечно!
Едва за уборщицей закрылась дверь, Акимова сняла трубку и набрала номер адми-нистратора.
- Валера, а Мягков уже пришел?
- Сейчас посмотрю, Мария Федоровна.
- Погоди, Валер. Если пришел, скажи ему, чтобы зашел ко мне.
- Хорошо.
Минут через пять в кабинет вошел Анатолий, пальцем поправляя очки на перено-сице.
- Вы меня вызывали, Мария Федоровна?
- Да, просила зайти.
Она устремила свой взгляд на этого парня, пытаясь найти в нем признаки женст-венности, или какого-либо нетипичного поведения. Но он стоял перед ней совершенно спокойно.
- Если вы по поводу гастролей и отмены танцев, так я уже знаю.
- Нет, нет! Подойди, пожалуйста, поближе.
Он подошел и остановился от стола шагах в трех. Директор думала, как бы завести разговор, чтобы понапрасну не обидеть человека, но не нашла ничего лучшего, чем пред-ложить:
- Ты, кстати, не завтракал? Хочешь, я тебя молока налью?
Предложение было настолько неожиданным, что Анатолий не сразу нашелся, что ответить.
- Спасибо, конечно! Но я уже позавтракал. К тому же, мой организм не очень дру-жит с молочными продуктами.
- Но ты, все равно, возьми пакетик, посмотри.
Все еще ни о чем не догадывающийся Анатолий спокойно взял в руки пакет молока и вдруг увидел на нем свой портрет, прочитал название. Комок подступил к его горлу, он с усилием глотнул слюну назад, рука его задрожала.
- И сметанку возьми, – настаивала директор, не сводя глаз с диск-жокея.
Тот брать упаковку сметаны не стал, но глаза на нее скосил, затем поставил на стол пакет молока.
- Ты мне можешь объяснить, что это за бренд такой новый появился на молочной продукции?
Анатолий, подавленный, молчал, опустив глаза.
- Ну, что же ты молчишь?
- Я не знаю, кто это сделал, и зачем? – тихо произнес он.
- То есть это правда?
- Что правда? – Анатолий поднял глаза и посмотрел на директрису.
- То, что там написано.
- Ну, вы же не хотите сказать, что мы с вами живем в деревне, – уже с некоторым вызовом ответил диск-жокей.
- Ты не хами, Анатолий. Но, если это правда, я тебя уволю.
- Это за что? По какой статье? Я что, вас не устраиваю, как профессионал?
- Было бы желание, Толя, а статья всегда найдется. Ладно, пока иди работай.

17.
Татьяна с энтузиазмом взялась за дело. Первым делом мать Вадима (как несовер-шеннолетнего) написала заявление о том, что доверяет Татьяне Решетниковой представ-лять интересы сына, Вадима Выгузова в суде в качестве защитника. После этого Татьяна тут же направилась к следователю Путинцу и потребовала выдать ей для ознакомления дело Выгузова. Обескураженный таким деловым напором молодой девицы, Путинец сна-чала смотрел на нее несколько минут, выпучив глаза, затем послал ее на три буквы.
- За оскорбление адвоката я на вас быстро дело заведу, – не моргнув глазом, тут же парировала Татьяна. – А для начала просто напишу заявление на имя вашего начальника с копией начальнику районного отдела внутренних дел и прокурору.
 Это еще более обескуражило Путинца. Он впервые столкнулся с таким. У них в поселке никто никогда никаких адвокатов в глаза не видел, посему и поселковым мили-цейским операм никогда не приходилось иметь с ними дел. Не сказать, чтобы лейтенант струхнул, но решил больше не вязаться с ней, а протянул ей папку с делом, которое он уже подготовил для передачи в суд.
- Читать будете здесь, – предупредил он.
- Конечно, конечно! – она и не думала перечить.
После знакомства с делом и копирования некоторых, по ее мнению, наиболее важ-ных страниц, она снова наведалась к Выгузовым. Мать, несколько дней после задержания сына все время плакавшаяся, уже смирилась с произошедшим и взяла себя в руки. Но, к сожалению, ничего толком не могла сказать адвокату, поскольку и сама была не в курсе, зачем ее сын пошел на преступление.
- Возможно, хотел мне подарок сделать к юбилею. Мне так одна брошка нравилась. Я частенько, когда мимо шла, заглядывала в эту проклятую ювелирную лавку, будь она трижды неладна.
- Да уж, да уж, хороший он тебе подарочек сделал, – прогундосил отец, хмуря бро-ви.
- А, скажите, вы что-нибудь слышали о покрышках, которые ваш сын, как сказано в деле, украл в автосервисе около года назад?
- Какие покрышки? – выкрикнули почти одновременно мать с отцом.
- На хера нам… Ой, зачем нам покрышки, когда у меня и машины-то отродясь не было? – удивился отец.
- Но ведь он мог их продать автовладельцам.
- Ни про какие покрышки мы и слыхом не слыхивали, – глаза матери вмиг повлаж-нели. – Они сейчас на Вадика все, что угодно навешают.
- Понятно! – вздохнула Татьяна, закрывая блокнот, в который все аккуратно запи-сывала. – Теперь буду требовать свидания с моим подзащитным.
- Вы бы хоть чайку попили, – предложила мать. – С пряничками мятными.
- Нет, нет, спасибо! Чай я и дома попью, – засобиралась Татьяна.
- Скажите, а из всего того, что вы уже знаете, что ему светит? – спросил отец.
Поднявшаяся было со стула Татьяна снова села и достала свой блокнот, полистав его, ткнула пальцем в страницу.
- Если убрать покрышки (а я тоже думаю, что на Вадима просто повесили глу-харь)…
- Чего повесили? – не поняла мать.
- Простите, нераскрытое преступление. Так вот, если эти покрышки убрать, то по-лучается, что у Вадима даже не ограбление ювелирного магазина, а всего лишь попытка ограбления. Причем, поскольку он действовал в одиночку, и ранее судимостей не имел, а это является смягчающим обстоятельством, то вполне можно переквалифицировать ста-тью 158 УК – кража, что ему пытается втюхать следователь, на статью 30 пункт «б» части 4 статьи 158 УК РФ. А это значит, что реальный срок вполне может быть заменен на ус-ловный до трех лет. А если попробовать квалифицировать все эти действия Вадима как хулиганство, то и вовсе можно отделаться штрафом.
- Попробуй, милая, попробуй, – закивала мать. – Мы уж отблагодарим тебя.
- Ну что вы! Это же для меня как практика. Я и Василию сказала, что денег не возьму…
- Как же без денег-то? А жить на что? – удивился отец.
- Так я же работаю в адвокатской конторе. Там и зарплату получаю, – улыбнулась она.
- Передачку для Вадика не возьмете ли? Колбаску, сыр, хлебушек, молочка. Я пи-рожков напеку с картошкой, как он любит.
- Возьму, конечно. И обязательно передам.
Перед отъездом в райцентр, где находилось СИЗО, Татьяна заглянула еще и к Ни-киткиным в надежде, что, может быть, Василий был более в курсе дел своего друга. Но тот ничего нового не сказал. Однако, у подъездной двери ее окликнула девушка. Татьяна остановилась.
- Простите! Я сестра Василия. У меня к вам просьба, – Ирина немного смутилась, но Татьяна молча ждала. – Вы ведь будете встречаться с Вадиком?
- Ну да!
- Вы не могли бы ему передать вот это?
Ирина протянула Татьяне свернутый вчетверо лист бумаги.
- Что это?
- Это?.. – Ирина покраснела. – Это моя записка Вадику… Я хочу, чтобы он знал, что его кто-то…  ждет здесь… 
- Хорошо, передам, – понимающе улыбнулась Татьяна. – Не переживайте.
Татьяна приехала в райцентр и сразу же направилась по известному ей адресу. Представилась начальнику тюрьмы и попросила предоставить ей возможность встретить-ся с подзащитным Выгузовым.
- Выгузов? – сморщил лоб начальник тюрьмы.
Как не вовремя появилась эта адвокатша. Вадима несколько дней назад он перевел в камеру к несовершеннолетним, но там сразу же случилась с ним неприятность. Юный рецидивист Огаркин по кличке Окурок (за его малый рост и чернявость) – в свои непол-ные семнадцать у него уж третья ходка будет – сразу же встретил новичка довольно аг-рессивно. Видать, кто-то из блатных маляву из бывшей камеры, где сидел Выгузов, успел передать Окурку с просьбой разобраться с шустрым малым, за которого сразу писаться стал сам Корней.  Начальник тюрьмы предполагал, кто это мог сделать, но как это дока-жешь? Стукач ведь ничего, по его словам не видел – его в тот момент в камере как раз не было – его вызывал к себе замначальника.
Окурок сразу указал место Выгузову у параши, а тот лечь туда отказался и бросил свой матрас под шконку одного из новых сокамерников.
- Мне Корней не велел у параши ложиться, – Вадим уже чувствовал себя более уверенно, к тому же, здесь были практически его сверстники и потому ему казалось, что с ними ему будет справиться легче.
- В нашей хате все делают так, как я велю, а не как велит Корней, - сразу же окры-сился Окурок.
- А ты кто такой? – спросил Вадим, и в этом была его большая ошибка.
Вокруг Окурка сразу засуетилась братва. Один из них, роста чуть выше среднего с лицом, слегка изъеденным оспой и со свернутым на бок носом (неудачные занятия бок-сом), стриженный налысо с татуировкой на тыльной стороне ладони, тут же подскочил к Вадиму.
- Ты чё, блин, охренел? Окурка не знаешь?
- Я вообще-то не курю, откуда мне знать окурка, – пожал плечами Вадим.
А это уже была не просто большая ошибка, а ошибка трагическая. В камере воца-рилась мертвая тишина: все ждали, чем все это закончится.
Окурок весь вскипел, легко спрыгнул со второго яруса и, растопырив пальцы, при-близился к Вадиму, ткнув его в бок с такой резкостью и силой, что у Вадима на некоторое время перехватило дыхание.
- Я сказал, падла, твое место у параши.
Пока Вадим приходил в себя, тот самый рябой с готовностью вытащил из-под шконки матрас Вадима и швырнул его к параше. И тут Вадим испугался по-настоящему. Он вдруг осознал, что Корней где-то там, а здесь этот самый Окурок. И он может сделать с ним все, что угодно. Комок подступил к горлу, но Вадим сдержался – не хватало здесь еще расплакаться.
- Ладно, как скажешь, - ответил он Окурку. – Прости, коли что не так.
- Ты глянь, Окурок, он извиняется. Вежливый, оказывается, - хмыкнул Рябой.
- Ага! Он так вежливо пытался ювелирную лавку ограбить, что даже сбежать не успел, - хахакнул другой и Вадим удивился, как они узнали об этом.
Но Окурок по-прежнему смотрел на Вадима зверем. И тот понял, что житья ему здесь теперь не будет. Он даже спать боялся. Но выдержал только одну бессонную ночь.
На следующий день ему завязали глаза и подняли на верхнюю нару, стянули шта-ны и привязали к ней за мошонку.
- Прыгай! – крикнул Окурок.
Вадим сидел, поджав губы. Не прыгнешь, струсишь – сам себе приговор подпи-шешь. Но если прыгнешь, то… Интересно, веревка крепкая или так себе?
- Тебе ж сказали прыгай, фраерок! – Рябой говорил это с явным удовольствием. – Чего сидишь? Перебздел, что ли?
- Слышь, Окурок, воняет чего-то от него, – издевался другой.
И тут Вадим решился – оттолкнулся руками от нар и прыгнул. Разумеется, нитка (а не какая не веревка) тут же оборвалась, а в камере раздался хохот.
- Во, ты гляди, летчик какой, хоть и без порток! – резюмировал Рябой.
А потом случилось самое ужасное: его по очереди изнасиловали сначала Рябой, а потом и еще один. Когда об этом узнал Корней, он прислал Окурку предупреждение, но это уже помочь Вадиму не могло: он стал опущенным, к нему теперь никто не смел даже приближаться, не то что здороваться. Вадим попытался сделать из простыни петлю, чтобы повеситься, но его сокамерники вовремя это заметили и вызвали вертухая. Когда выяснилось, в чем дело, насильники вместе с Окурком загремели в карцер…
И что теперь начальник тюрьмы скажет адвокату?
- Так все-таки, когда я смогу встретиться с моим подзащитным? – повторила свой вопрос Татьяна.
- Приходите послезавтра к девяти утра.
- А почему не завтра, не сегодня? – настаивала Татьяна.
- Я сказал – послезавтра, – недовольно повторил начальник. – И можете жаловать-ся, кому хотите. – У задержанного Выгузова медицинское освидетельствование.
Татьяна больше спорить не стала и, подписав пропуск, ушла.
А через день пришла снова.
Но то, что она увидела, точнее, кого увидела, поразило ее до такой степени, что она несколько минут не могла выговорить ни слова, словно завороженная смотрела на Вадима. Дома она видела его  фотографии – живой, веселый парень с хитринкой в глазах. Теперь же перед ней стоял молодой человек с совершенно потухшим взглядом, с черными кругами под глазами, изможденный и даже чуть сгорбленный.
А Вадим также разглядывал симпатичную незнакомую девушку, сидевшую перед ним за привинченным к полу столом, с прихваченными сзади заколкой каштановыми во-лосами. Он увидел ее округлившиеся глаза и ему даже стало ее жалко: вертухай сказал, что его вызывает адвокат. А это не адвокат, а какая-то… не пойми кто. 
- Здравствуйте, Вадим! Присаживайтесь!
Наконец взяла себя в руки Татьяна.
- Давайте знакомиться, меня зовут Татьяна Решетникова. Я ваш адвокат.
Вадим в ответ лишь пшикнул и пожал плечами, но все же сел на стул напротив Татьяны.
- Вы напрасно так отреагировали. Нам с вами предстоит много потрудиться, чтобы вытащить вас отсюда.
- Тебе сколько лет, адвокат?
- Двадцать четыре, но это не имеет никакого отношения к делу.
- И сколько у тебя выигранных дел?
- Надеюсь, ваше будет первым.
- На эксперименты я не подписываюсь. Я уже сам поэкспериментировал. Чао, бам-бина!
Вадим встал и подошел к двери, чтобы вызвать вертухая, но Татьяна опередила его, тоже вскочив с места и выкрикнув:
- Погоди, Вадим! Мне посоветовал заняться твоим делом твой друг Василий Ни-киткин, а его сестра, Ирина, просила тебе передать вот это.
Татьяна развернула свой блокнот и ткнула пальцем в листок, лежавший между двумя страницами. Она понимала, что за ними наблюдают в видеокамеры и не стала лис-ток поднимать. Вадим же остановился, повернулся к ней лицом, вернулся на место. Пока он шел, Татьяна еще успела скороговоркой произнести:
- А еще твои родители очень переживают за тебя и просили тебе передать, что ты все равно остаешься их сыном, и они от тебя никогда не откажутся.
Вадим сел и стал читать повернутую в его сторону записку Ирины.
«Милый Вадя! Не думала, что когда-нибудь мне придется объясняться с тобой та-ким образом да еще и первой. Но, увы, ситуация так сложилась. Я знаю, ты на меня почти не обращал внимания, все больше с Васькой общался. Но я хочу, чтобы ты знал: ты мне давно нравишься, и чтобы с тобой сейчас не случилось, я буду ждать тебя.
Целую, обнимаю! И.Н.».
Вадим дочитал до конца и сразу как-то обмяк, глаза его повлажнели, а когда он их поднял на Татьяну, она заметила, как в них снова зажегся лучик жизни.
- Спасибо!
- Ну так как, ты согласен, чтобы я была твоим адвокатом?
Глаза у Вадима снова потухли, он безразлично пожал плечами и на выдохе сказал:
- Ну, давайте попробуем, поскольку хуже, чем сейчас, мне уже все равно не будет.
- Ты так говоришь, потому что тебя пытали? – Татьяна достала из сумочки дикто-фон, включила его и положила на стол перед собой.
- Здесь нет, а вот в ментовке шокером и противогазом долбали.
- Но ты очень плохо выглядишь сейчас, ты это знаешь?
Вадим снова пожал плечами.
- Здесь же нет зеркала, а я себя со стороны не вижу.
Татьяна снова полезла в свою сумочку, достала пудреницу, раскрыла ее и поверну-ла к Вадиму зеркальце.
- На, посмотри.
Вадим долго разглядывал свое лицо, несколько раз провел по нему пальцем, затем чуть отвернул голову и опустил глаза. Татьяна убрала пудреницу снова в сумку.
- Вадим, послушай. Я смогу помочь тебе только в том случае, если ты будешь со мной предельно откровенен. Если тебя здесь пытали,  я смогу это донести, куда следует и, поверь мне, начальника тюрьмы накажут. Пытки у нас запрещены и если кто-то в них…
Но она не смогла договорить, Вадим разразился нервным, кашляющим смехом, сквозь который прорывались отдельные слова:
- Ты это… Путинцу… скажи… и здешнему… барину… Они, конечно,  сделают круглые глаза… и во всем с тобой… согласятся.
Вдруг он резко оборвал смех и уже серьезно посмотрел на Татьяну:
- Что ты можешь сделать, девчонка, против этой махины неправосудия?
- Ты мне можешь сказать, тебя здесь били, пытали? – не обращая внимания на за-данный вопрос, решительно произнесла Татьяна.
Она в упор смотрела на Вадима, и тот поймал ее взгляд. Казалось, они смотрели изучающе друг на друга целую вечность. И в этом решительном тоне, в этом взгляде в упор Вадим вдруг прочел, что эта девушка не так уж и проста. И почему-то в его душе вдруг стало расти доверие к ней.
- Вы знаете, кто такие опущенные? – тихо, переходя на «вы», задрожавшим голо-сом спросил он.
- То есть, ты хочешь сказать?.. – зрачки ее и без того больших глаз расширились, щеки зарделись.
А Вадим вдруг пошел на попятную.
- Я ничего не хочу сказать, я просто спросил.
- Хорошо! Я все выясню сама. Скажи мне, пожалуйста, автопокрышки, которые значатся в твоем деле…
- Я не брал никаких покрышек, я их даже в глаза не видел, – выкрикнул Вадим.
В этот момент в кабинет заглянул дежурный.
- Все нормально, мы разговариваем, – глянула в его сторону Татьяна.
Дежурный посмотрел на нее, затем на Вадима и закрыл дверь.
- А теперь, Вадик, спокойно, по порядку расскажи мне все, как было в тот злопо-лучный день. Со всеми подробностями. Поверь, мне это очень важно. Если ты ничего от меня не станешь скрывать, я тебе гарантирую, если не условное наказание, то, по крайней мере, минимальный срок.
- У тебя закурить не будет?
Татьяна вновь открыла сумочку, достала пачку сигарет и зажигалку.
- У меня только дамские. Будешь?
- Так я же теперь почти как дама, так что мне все равно.
Он закурил, сделал пару затяжек, закашлялся, разогнал дым, затушил едва начатую сигарету о крышку стола и сунул недокурок себе в карман. Затем откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу.
- Ладно, слушай.

18.
Катерина почувствовала, что в ее организме происходят какие-то изменения. Она еще не понимала, что это, но ей уже стало тревожно. Она не знала, стоит ли сообщить об этом матери. Может, это болезнь какая. А потом к ней закралось подозрение: неужели она… забеременела.
Она слышала, что сейчас появились какие-то новые средства выявления беремен-ности на ранней стадии. Пошла в аптеку, купила тест, пришла домой, проверилась – точ-но. Что делать? Для начала решила открыться своей лучшей подруге. К счастью, Ирина Никиткина была дома. Выслушав подругу, Ирина, на правах старшей, сказала:
- Послушай, а ты с самим Прохоренко-то говорила?
- Нет! Ты первая обо всем узнала. Ты представляешь, что будет, если я ему скажу, а он растрезвонит по всему поселку? Ты же знаешь его язык. Меня же тогда папаша уроет.
- Мне кажется, ты слишком настраиваешь себя. О чем он растрезвонит? О том, что он тебя изнасиловал? Ты думаешь, его за это по головке погладят?
Катерина задумалась, почесывая кончиком пальца нос.
- Ты, наверное, права, Ирк. Но я что подумала: а не может тест ошибиться?
- Дурочка! У тебя менструация давно была?
- Месяца полтора, как, а то и два…
И тут до Катерины тоже дошло. Она прикрыла ладонью открытый рот и испуганно посмотрела на Ирину.
- Ну, вот видишь! Ты же сама себе все и объяснила.
- Слушай, Ирк, ты же в одном классе с Прохоренкой учишься. Можешь как-нибудь ненавязчиво ему намекнуть…
- Нет уж, подруга, – прервала ее Ирина. – Сама вляпалась, сама и выползай. Он же тебя один раз послал, какого черта ты опять к нему полезла?
- Но я же… но он же… он мне…
Лицо Катерины покрылось пятнами, глаза заблестели, повлажнели, она заплакала. Ирине даже жалко ее стало в этот момент. К тому же, Катерина не только ее подруга, но и сестра Вадима.
- Катюха, что же ты сразу в слезы. Ну и, правда, поговори с ним. Сейчас знаешь, в таких случаях даже в загсах расписывают, чтоб ребенок не рос безотцовщиной.
- А с чего ты взяла, что я хочу рожать?
Катерина вскочила, выбежала в прихожую, где едва не сбила с ног отца Ирины.
- Ни хера себе! – вырвалось у него. – Катька, ты ж меня чуть в стену не впечатала!
- Извините! – бросила та на ходу и тут же выскочила на улицу.
Она решила все-таки пойти и поговорить с Вовкой Прохоренко, сказать ему, что готова выйти за него замуж.
На сей раз Вовка прятаться от нее не стал. Просто не думал, что Катерина подойдет к нему с серьезным разговором. Он шел после школы один, закинув за плечо рюкзак с учебниками и тетрадями, вставил в уши наушники и слушал музыку через маленький портативный транзистор. Он даже не сразу почувствовал, как кто-то его дернул за рукав. Наконец оглянулся и, увидев Катерину, изобразил на лице улыбку.
- А-а, Катька, привет!
- Привет, Вова! У меня к тебе разговор есть.
Вовка вздохнул, оглянулся вокруг, ища хоть кого-то знакомого. Но, поскольку ни-кого не увидел, снова посмотрел на Катерину.
- Что за разговор? Предупреждаю сразу, я на этой неделе плотно занят, к тому же мои предки все время дома.
Они неспешно пошли вперед. Легкий ветерок едва колыхал промерзшие ветви на деревьях. В вечернем полусумрачном небе красовались легкие перистые облака. Половина луны светила не очень ярко, бросая на землю свои холодные серебристо-лимонные лучи. Катерина была намного ниже Прохоренко и для того, чтобы заглянуть ему в глаза, ей приходилось задирать подбородок.
Она пару минут собиралась с духом и у Вовки в этот момент закралось какое-то недоброе предчувствие. Он уже хотел было спросить ее, в чем дело, но она опередила его.
- Вова, я забеременела…
Он остановился, бросил на нее сверху вниз презрительный взгляд и хмыкнул.
- И это все, что ты мне хотела сказать? Мне тебя поздравить или посочувствовать?
- Слушай, Прохоренко, я забеременела от тебя.
Он тут же прикрыл ей рот своей ладонью и оглянулся по сторонам. На его счастье, рядом никого не было, а несколько прохожих, которые вышагивали мимо них в разные стороны, были довольно далеко.
- Во-первых, не ори. Во-вторых, давай отойдем.
Он повел ее через дорогу, где был небольшой сквер. Там они сели на первую же свободную скамью.
- Ты мне, Выгузова, мозги не пудри, поняла?
- Я не пудрю, я просто сказала, что у меня от тебя будет ребенок и хотела предло-жить тебе…
- Так, стоп! То, что ты забеременела, меня не удивляет, зная твои наклонности и твою любвеобильность. Обрюхатить тебя мог кто угодно, но это совсем не повод для того, чтобы говорить об этом мне. У меня и без тебя проблем хватает.
- Вова, что ты говоришь! Какие наклонности, какая любвеобильность? Ты прекрас-но знаешь, что у меня с тобой…
- Я ничего не знаю, ясно? И если ты от кого-то забеременела – это твои проблемы.
- От тебя, Прохоренко! И поэтому прошу… нет, готова стать твоей женой.
Прохоренко даже вскочил от этих слов.
- У тебя что, крыша поехала, Выгузова? Чтобы моей женой стала нищая шлюха вроде тебя? Ха-ха-ха! И больше ко мне не подходи с этой ерундой! Я тебя знать не знаю, поняла? Шлюха несчастная! Она меня обрадовать хотела, голозадая! Ищи других дураков!
Он снова забросил за плечо рюкзак, вставил в уши наушники и быстрым шагом пошел прочь. А Катерина еще несколько минут сидела, тупо уткнувшись глазами в землю, потом закрыла лицо руками и заплакала. Когда почувствовала, что холод пробрал-ся к ней под куртку, встала и долго вертела головой, решая, куда ей податься. Пока шла, разные мысли терзали ее голову. И вдруг она вспомнила, что где-то слышала, как можно избавиться от нежелательной беременности в первые месяцы.
Пришла домой, разделась и сразу же заскочила в ванную. Включила горячую воду, едва разбавив ее холодной. Когда ванна наполнилась, Катерина ступила в почти кипяток ногами и тут же ощутила, как по всему телу забегали мурашки. Постояв на ногах, привы-кая, она медленно вся погрузилась в воду. Зеркало на висевшей в ванной комнате аптечке запотело, лицо ее покраснело от исходившей от воды горячей испарины. Катерина сидела в ванной долго, минут десять. Больше не выдержала, встала, обмоталась большим махро-вым полотенцем и быстро прошмыгнула в свою комнату. Горячий пар тут же вырвался в прихожую и добрался до кухни. Учуяв его, мать пошла посмотреть, что случилось, но да-же зайти в ванную не смогла.
- Катьк, ты чё, сдурела в таком кипятке париться? – крикнула она, постучав в дверь Катерининой комнаты.
- Да так, расслабиться хотела, – ответила та, не вставая с кровати.
- Как расслабиться? Ты сердце себе посадишь.
- Ну и черт с ним! И вообще я устала, мам.
Мать удивленно постояла у двери, затем открыла ее и вошла.
- Отчего устала, доча?
Катерина укуталась в одеяло так, что из-под него торчала только одна голова.
- От жизни!
Мать засмеялась.
- Доча, у тебя в жизни еще будет столько неприятностей, что если ты после каждой будешь так париться, от сердца ничего не останется.
Катерина ничего матери не ответила, только отвернулась к стене и закрыла глаза.
Через неделю Катерина убедилась, что горячая ванна ей не помогла. Что было де-лать дальше? Стоит ли все рассказать матери?

19.
Татьяна Решетникова отлично делала свое дело. Разумеется, она без проблем сняла с Вадима обвинение в хищении автомобильных покрышек и следователь вынужден был с этим согласиться. Затягивать с судом не стали и она уже приготовила речь, наполовину замешенную на эмоциях (молодой человек просто не понимал, что творил, а всему виной тяжелая жизнь, отсутствие денег и желание каким-нибудь образом сделать подарок к юбилею матери), наполовину на тех самых юридических рассуждениях о переквалифика-ции статьи «попытка ограбления» в хулиганство. К тому же, и сам директор магазина подтвердил, что особого ущерба подсудимый не нанес, если не считать разбитой витрины и выбитого окна.
При этом, прокурор, естественно, настаивал на том, что клин клином вышибают: если, мол, не наказывать таких молодцев за легкие преступления, завтра они пойдут на тяжкие.
Судья, пожилая женщина в мантии со следами былой красоты на лице и крашен-ными в медный цвет волосами, внимательно слушала аргументы той и другой стороны, показания свидетелей и, наконец, дала возможность выступить самому подсудимому.
Вадим уже чувствовал себя гораздо увереннее, благодаря общению с адвокатом, понимал, что следует говорить, а что не нужно. С помощью Татьяны он и приготовил свое выступление. Он встал, окинул исподлобья маленький зал, в котором, кроме судьи, адвоката и прокурора, сидели еще его родные: мать, отец и Сашка. Не было только Катерины. Ей, впрочем, сейчас было не до этого, Вадим об этом знал. Мать была в старом, давно ношенном уже платье, но на него сверху надела новую полушерстяную кофту, волосы ее, раньше не всегда хорошо уложенные, сегодня выглядели идеально. Отец же по такому поводу надел свой единственный синий в белую полоску костюм, который он терпеть не мог. Правда, галстук завязывать наотрез отказался, несмотря на настоятельные просьбы жены. Кроме родных, в зале также присутствовали Василий и Ирина Никиткины. Василий с тревогой смотрел то на прокурора, то на судью, а Ирина просто тупо уставилась в пол, боясь поднять глаза на Вадима, чтобы не расплакаться. Посмотрев на нее, Вадим даже ощутил, как все его тело наполняется каким-то теплом. Он перевел взгляд на родителей: отец с матерью, заметив это, одновременно кивнули ему, будто говоря, не бойся, все будет хорошо, мы тебя ждем. Мать после этого, правда, сразу же поднесла к глазам платочек.
Вадиму хватило минуты на все это, после чего он повернул голову к судье и под-нял к глазам исписанный им самим листок бумаги. Голос Вадима немного дрожал, но го-ворил он довольно четко.
- Ваша честь! Я понимаю, что совершил довольно глупый поступок, по своей наивности полагая, что у меня все получится незаметно и хорошо. При этом, я не нанес никакого крупного ущерба магазину. Уверяю вас, все это я делал не по злому умыслу, а лишь ради того, чтобы сделать маме подарок на ее юбилей. Уже сидя в следственном изоляторе я вполне осознал, какую глупость сотворил и вместо подарка, принес маме только горе. Я искренне раскаиваюсь в совершенном поступке и прошу вас принять это во внимание при вынесении приговора.
Дочитав до конца, Вадим громко выдохнул и сел. Татьяна Решетникова удовлетво-ренно кивнула головой, сделав какую-то пометку в своем блокноте. Мать уже не скрывала своих слез, отец сидел хмурый, а Сашка не сводил глаз с брата – для него все здесь было внове и в диковинку.
- Прошу встать! – скомандовала секретарь суда. – Суд удаляется на совещание.
Посовещавшись наедине с самой собой минут двадцать, судья вернулась в зал и тут же огласила приговор:
- Учитывая обстоятельства совершенного преступления, когда была лишь попытка ограбления, при этом подсудимый действовал в одиночку и прежде судимостей не имел, суд, на основании части 3 статьи 29 УК РФ, а также особой частью статьи 30 УК РФ со ссылкой на статью, предусматривающую ответственность за неоконченное преступление (ч. 1 ст. 158 УК РФ «Кража»), суд признает Выгузова Вадима Анатольевича виновным по ч.3 ст. 30 п. "б" ч.4 ст. 158 УК РФ (покушение на кражу), и назначает ему наказание в виде лишения свободы на срок два года условно с испытательным сроком один год.
- Подсудимый, вам понятен приговор? – судья, сняв очки, устремила взгляд на Ва-дима.
Тот, продолжая стоять и слегка пошатываясь, по-прежнему исподлобья взглянул на Татьяну, та утвердительно кивнула.
- Да, понятен, – тут же произнес Вадим.
- Подсудимый освобождается из-под стражи в зале суда. Суд окончен!
Судебный пристав открыл клетку и Вадим вышел из нее, вздохнув с облегчением. И тут же попал в объятия рыдающей матери. Сашка подбежал и сзади обнял брата. Отец, вдруг словно бы помолодевший, дождавшись, пока мать оторвется от сына, подошел, молча обнял его и похлопал по спине. Василий пожал руку, Ирина, наконец, начала улы-баться и поцеловала Вадима в щеку, зашептав ему на ухо:
- Я тебя люблю, Вадик.
И только Татьяна Решетникова, выигравшая свое первое дело, спокойно сидела на своем месте и, улыбаясь, следила за происходящим.
- Прошу всех покинуть зал! – скомандовал судебный пристав. – Скоро начнется рассмотрение другого дела.
Все послушно последовали к выходу. Встала и Татьяна, сложила и положила блок-нот и ручку в дамскую сумочку. Хотела было уже вслед за всеми выйти, но вдруг увидела, как к ней направился Вадим, и остановилась.
- Спасибо! – протянул он ей руку. – Никогда не забуду твою доброту и твою защи-ту.
- Другу своему Василию скажи спасибо, – улыбнулась она, пожимая руку Вадиму. – Это он настоял на том, чтобы нанять тебе адвоката, а потом уже и меня окучивал, чтобы я согласилась.
- С Васькой я потом разберусь. Но тебе хочу сказать, что у меня теперь одним дру-гом в жизни стало больше.
- Спасибо и тебе, – расчувствовалась Татьяна.

20.
Катерина целый день не выходила из своей комнаты. Приставила к двери стул, чтобы никто не мог войти, и лежала на кровати, то рыдая, то тупо уставясь в потолок, то уткнувшись в подушку. Мать в тот день отпросилась с работы, пытаясь успокоить дочь и поговорить с ней, но на все ее оклики из прихожей Катерина не реагировала.
- Кать, ну хочешь, я договорюсь с доктором, заплачу, он тебе сделает аборт, – не выдержала мать.
- Нет, я буду рожать! – ответила, не вставая с постели, Катерина.
- Ну, тогда иди хоть поешь, не мори ребенка голодом.
- Ничего, пусть растет спартанцем.
Катерина повернулась лицом к стене и закрыла глаза. Больше она матери ничего не отвечала. Сашка сидел в своей комнате и тихо плакал, утирая слезы рукавом. Заплакала и мать. Ушла на кухню, села на табурет, оперлась локтями о стол и обхватила голову руками.
- Боженька, чем же я тебя так прогневила? Сынок в тюрьму попал, дочку-дурочку подонок изнасиловал, да еще и шлюхой обозвал. Скажи мне, за что?
Пришел с работы отец. Увидев жену на кухне, тихо спросил:
- Ну, как она?
- Что как?! – не выдержав, нервно выкрикнула мать. – Лежит целый день, не выхо-дит. Ни поесть, ни даже в туалет.
- И шо делать, мать, а? – он сел рядом, на соседний табурет и тяжело вздохнул.
- Не знаю! Я уже и на аборт предлагала ее отвести, сказала, что будет рожать, – уже спокойнее, оторвав от заплаканного лица руки, ответила мать.
Глянула на мужа и по его лицу поняла, что он переживает не меньше ее, это не-сколько согрело ее и успокоило.
- Ты есть будешь, Толя?
- Да какой тут есть, – отмахнулся отец. – Я ума не приложу, как быть. А тут, ви-дать, уже слухи поползли. Меня Кудрявцева так в лоб и спрашивает, когда, мол, дедом станешь. Была б она мужик, в морду бы получила.
- Слушай, Толь, может тебе пойти поговорить с родителями этого… Мол, так и так. В исключительных случаях, и несовершеннолетним разрешают расписываться. А тут как раз случай самый исключительный.
- И ты думаешь, она будет счастлива с таким мужем?
- Ё-моё! – снова вспылила мать. – А ты думаешь, я с тобой счастлива? Может, по-тому у нас с детьми такое случилось, что зря мы с тобой поженились.
- Ну ладно, ладно! – примирительно погладил мать по коленям отец. – Хорошо, я прям сейчас пойду и поговорю с этим козлом.
- Пойди и поговори! В конце концов, ты отец или где?
Отец взял со стола горбушку ржаного хлеба, посолил ее, потер чесноком, понюхал пару раз и, закатив глаза от удовольствия, откусил кусок, напялил на ходу плащ, зажав горбушку зубами, и вышел.
Прохоренки жили в двух домах отсюда. Выгузов только боялся, что никого дома не застанет, но, на его счастье, после первого же звонка в дверь, он услышал, как кто-то там, с той стороны, зашаркал по полу и через пару секунд дверь отворилась и на пороге встала фигура коренастого, ширококостного мужика примерно одних лет с Выгузовым, только выглядящим несколько моложе, поскольку лицо явно не испытывало сильного увлечения алкоголем.
- Вам кого? – удивленно спросил старший Прохоренко.
- Мне… это… – Выгузов всегда терялся в трудных ситуациях, вот и сейчас он за-мямлил. – Мне бы с Вовкой переговорить.
- Зачем? – немало удивился хозяин.
- Так это… дочку мою он… того, как говорится, трахнул, а жениться отказывается.
- А-а, ну проходи! – кивнул Прохоренко-старший, пропуская Выгузова в квартиру и закрывая за ним дверь. – Вовки-то нету, шляется где-то… Пошли на кухню, посидим, побазарим.
Выгузов снял плащ, хотел было разуться, но Прохоренко остановил, махнув рукой.
- Оставь, не надо! Все равно у нас грязно. Жонка только завтра полы мыть собра-лась.
- Так никого больше нету, что ли?
- Ну, я ж говорю, нету. Присаживайся, – Прохоренко выдвинул из-под стола табу-рет. – Я тут пельмени себе жарю, будешь?
- Пельмени? Жаришь?
- Ну да! Я варёные терпеть не могу, а жареные ничего. Холодильник-то пустой.
- А я слыхал, вьетнамцы даже селедку жарят.
- Так они ж в ней ни хера не понимают, вот и портят продукт. Слушай, выпить хо-чешь?
- Мне бы поговорить с тобой… Тебя, кстати, как зовут?
- Павел.
- А я Толян.
Они обменялись рукопожатием. Прохоренко повернулся к плите, выключил газ, снял сковородку, переложил оттуда на тарелку пельмени, полил сверху подсолнечным маслом, понюхал воздух.
- А, аромат-то какой! Чувствуешь?
Выгузов потянул носом и молча кивнул головой.
- Так будешь, нет?
Вспомнив, что он отказался от еды дома, а в животе уже начинало бурлить, махнул рукой.
- А, давай, немножко.
Прохоренко достал из сушки еще одну тарелку и отложил туда немного пельменей.
- Может, все-таки, выпьем, а? У меня и водочка есть, и коньячок.
- Слушай, какая водка. Я ж поговорить пришел. Твой… этот, как его… заделал пу-зень моей дочери, а жениться отказывается.
- Слышь, Толян, ну кто из нас по молодости не глупил? – Прохоренко подцепил вилкой сразу два пельменя и сунул их в рот.
- Глупить – пожалуйста. Но на хера ж следы оставлять? Гандоны для чего приду-мали?
- Ну, для уничтожения следов врачи есть, пусть аборт сделает.
- Не хочет! – Выгузов осторожно куснул один пельмень, пробуя его на вкус. Поже-вав немного, проглотил и тут же наколол на вилку следующий.
- Ну, не хочет, а ты, а мать для чего? За косу и в больницу. Слушай, давай выпьем, коль уж такое дело.
- Водка-то у тебя, небось палёная?
- Обижаешь, начальник! – Прохоренко встал с табурета, достал из бара-шкафа двухлитровую бутыль популярного в те годы спирта «Ройял», щелкнул по ней пальцем. – Во, царская водочка, чистой слезы.
Выгузов некоторое время смотрел на бутыль, сглотнул подкатившую к горлу слю-ну.
- Не, давай лучше коньяк хлебанём.
- Ну, коньяк, так коньяк, – не обиделся Прохоренко, поставил назад спирт и тут же достал коньяк и две маленькие рюмки.
Разливая коньяк доверху, улыбался.
- Ты шо смеешься? – насторожился Выгузов.
- Да нет, анекдот просто вспомнил, – Прохоренко завинтил крышку, но бутылку оставил на столе. – Поймали, значит, вампиры Брежнева, отсекли ему голову и один другого спрашивает: ну что, с горла, или как? А другой отвечает: ты чё, с ума сошел – с горла? Он же пятизвёздочный.
Выгузов засмеялся в голос, а Прохоренко лишь улыбался и, взяв в руки рюмку, до-жидался, пока Выгузов успокоится.
- Ну что? За то, чтобы нам хотелось и, главное, чтоб моглось!
- А, давай! – махнул рукой Выгузов и взялся за рюмку.
Домой он добрался с большим трудом: после бутылки коньяка хорошо пошел и спирт «Ройял». Увидев, в каком состоянии вернулся муж, Выгузова махнула ему по шее полотенцем, которое она держала в руках, вытирая посуду.
- Я тебя за чем посылала, козел ты этакий? А ты опять нажрался.
- Не сердись, Светик, – с трудом снимая плащ, запутавшись в рукавах и пошатыва-ясь, ответил Выгузов. – Мы с этим… с Пашкой… хорошо поговорили.
- С каким Пашкой?
- Ну с этим… с отцом Во-вовкиным.
- И до чего же договорились?
- Как видишь! – Выгузов улыбнулся и развел руки в сторону.
- Вижу, – вздохнула мать и, перекинув полотенце через плечо, вернулась на кухню. – В семье беда, у дочери трагедия, а ему лишь бы нажраться, как свинье.
- Я же говорю, что п-пого… говорил, – Выгузов начал снимать туфли, но потерял равновесие и упал.
Из своей комнаты выскочил Сашка и стал помогать отцу подняться.
- О, и ты здесь, С-сашка. П-помоги батьке разуться.
Выгузов встал, оперся о стенку и поднял сначала одну ногу, затем вторую, Сашка снял туфли и проводил его до дивана. Едва коснувшись подушки, отец заснул.

21.
Эмма Кирилловна Вишнякова, классный руководитель 9-б, учитель русского языка и литературы, дала на уроке в 9-а самостоятельную работу по литературе – написать из-ложение. Две темы на выбор. За второй парте в среднем ряду сидела лучшая ученица, ко-торой «светила», как минимум, серебряная медаль. И больше обращаясь к ней, чем ко всем остальным, учительница проговорила:
- Ира, особенно тебя прошу быть внимательной. Ты же знаешь, за тобой теперь особенно наблюдают не только руководство школы, но и в РОНО.
- Главное, чтобы не в милиции, – хмыкнул сидевший сразу за ней высокий, плот-ный парень.
- Не умничай, Грищук! Тебе-то уж точно никакая медаль не светит, хоть ты и учишься неплохо.
- Ничего, я не гордый, я согласен и на оловянную.
В классе засмеялись.
- И потом, я же в душе технарь, – продолжал Грищук, – меня литература как-то ма-ло волнует.
- А вот это ты совершенно напрасно так думаешь, – возразила учительница. – Со-чинение пишут даже в технических вузах. А я бы еще и русскую литературу сделала обя-зательным экзаменом во всех вузах.
- А мне как раз литература нравится, – сказала одна из учениц.
- А я ее терпеть не могу, хотя, видимо, мне и придется ее сдавать на вступитель-ных.
- Ну да, Рябинкина. Если ты собираешься поступать в гуманитарный вуз, то лите-ратуру придется сдавать обязательно, – учительница немного отодвинула от себя папку-скоросшиватель с отпечатанными и рукописными подшитыми в папку листами. – Причем, возможно, и не только русскую, но и зарубежную.
- А мне французская литература нравится, – произнесла медалистка Ирина. – Я вот недавно дочитала «Госпожу Бовари» Флобера и невольно стала сравнивать ее с Анной Карениной. И вот что подумала: француженка, попади она в ситуацию Карениной, не стала бы бросаться под поезд.
Тут учительница улыбнулась.
- Кстати, знаете ребята, какой у меня забавный случай в институте произошел с этой самой госпожой Бовари? – но тут она взглянула на часы и покачала головой. – Ой, нет, нет! У вас осталось тридцать пять минут на все про все.
- Что за случай, Эмма Кирилловна, расскажите, – попросил Грищук.
- Нет, нет, у вас мало времени, вы не успеете написать изложение.
- Расскажите, пожалуйста, Эмма Кирилловна, – раздалось сразу несколько голосов.
 Учительница улыбнулась и сдалась.
- Ну ладно! Только обещайте, что вы допишите изложение дома.
- Конечно, обещаем! – за всех ответил сидевший с Грищуком парень.
- Сахнов, я имею в виду допишите, а не спишите, – обратилась к нему учительница.
Остальные засмеялись, а Сахнов, как ни в чем не бывало, уткнулся в свою тетрадь.
- Так вот, в одну из своих студенческих сессий я сдавала экзамен по зарубежной литературе, – начала свой рассказ учительница. – Пришлось перелопатить уйму литерату-ры, причем, не только учебники, но и повести с романами. Я же была обычной студент-кой, которые начинают учиться, как правило, перед самой сессией, – в классе кто-то хи-хикнул. – Ну и, естественно, всё прочитать не успела. Понадеявшись на русский авось, пошла на экзамен. И, как говорится, по закону подлости вытащила билет с вопросом как раз по роману «Госпожа Бовари», который я прочитать не успела. Что делать? Но ведь во-просы составляют так, что в них, частично, кроется и ответ на него. Вот я и начала выкру-чиваться. И при этом все талдычила «госпожа Бовари», «мадам Бовари», «главная герои-ня». Преподаватели, однако, не глупее учеников и студентов, вот и этот экзаменатор меня быстро раскусил. Тем более, что это был наш куратор, Николай Иванович. Он меня пре-рвал и спрашивает: «Скажи, Вишнякова, что ты все госпожа, да мадам. Зовут-то эту Бова-ри как?» А я и отвечаю: «Ой, вы знаете, Николай Иванович, у нее такое трудное француз-ское имя, я все никак не могу его запомнить». Он тогда берет мою зачетку, читает: «Виш-някова Эмма Кирилловна!» «Ну, вот что, Эмма Кирилловна, когда прочитаете этот роман, придете на пересдачу». И поставил мне неуд.
- Вы потом пересдали этот неуд? – поинтересовалась Рябинкина.
- Конечно! Пять баллов уже было нельзя мне поставить, но твердую четверку я по-лучила.
- Так, а в чем фишка-то, Эмма Кирилловна? – спросил Грищук.
- Фишка в том, Грищук, что госпожу Бовари тоже звали Эммой, – ответила за учи-тельницу Ирина.
В классе снова все засмеялись, но Грищук сообразил не сразу. Когда же сообразил, воскликнул:
- А-а, понял!
Чем вызвал еще больший взрыв хохота. Не удержалась даже учительница. Отсме-явшись, она постучала ладонью по столу несколько раз.
- Ну всё! Немного расслабились, теперь за работу.
Пока ученики писали, Вишнякова снова придвинула к себе папку-скоросшиватель, перевернула несколько листов, что-то там прочитала, затем взяла чистый лист А-4 и нача-ла на нем писать.
Через некоторое время Грищук, которому надоело писать изложение, отложил в сторону ручку и стал смотреть на доску, на которой были записаны темы изложений. За-тем глянул на учительницу, склонившуюся над бумагой, наконец, не выдержал и спросил:
- А что вы пишите, Эмма Кирилловна?
- Ты что, Грищук, уже все написал?
- Практически.
- Вот когда все напишешь, тогда и расслабляйся.
- Но вы же сами разрешили дописать дома.
- Да, но я разве при этом не предупредила, что в этом случае отличной оценки я не поставлю?
- Н-нет! – возмущенно замотал головой Грищук.
- Ну, значит, сейчас предупреждаю.
Вскоре прозвенел звонок, но никто не торопился вставать – дописывали работу. И только Грищук снова не удержался.
- И все же, Эмма Кирилловна, у вас какая-то интересная папка.
Учительница закончила писать, закрыла папку, стала завязывать ее.
- Вот, оформляю документы на Катю Выгузову. Вы же знаете, что она беременная, в школе уже учиться не может, если только в вечерней.
Завязав папку и положив ее прямо перед собой, она стала собирать тетради.
- Или вы, может быть, ее к себе в класс возьмете?
- Не, нам такие не нужны, – едва ли не хором выкрикнули несколько мальчишек и девчонок.
- У нас и своих хватает таких, – сказал Сахнов.
- Каких это таких? – учительница от удивления подняла брови.
- Сахнов, ты чего ляпнул? – стукнула его учебником по голове Рябинкина.
- Но я ж не то имел в виду, – пожал плечами Сахнов.
- Смотрите мне! – погрозила всему классу указательным пальцем учительница, поднялась со своего места, собрала тетради, положила их сверху на папку-скоросшива-тель и пошла к выходу.
А в это самое время Грищук, сложив ладонь рупором и приставив ее к уху Сахно-ва, зашептал:
- Что имею, то и введу!
И оба одновременно загоготали.

22.
Никиткины дружили с Выгузовыми много лет. Их дружба перешла к детям. Но, ес-ли еще некоторое время назад они были бы рады породниться с семейством Выгузовых, то теперь, после того, как Вадим Выгузов на всю оставшуюся жизнь получил клеймо вора (пусть и не удачливого), да и его сестра Катерина не блистала нравственностью, Валенти-на Выгузова ни за что не хотела, чтобы ее Ирина выходила замуж за старшего сына Выгу-зовых. И она об этом прямо сказала дочери.
- Но я люблю его, мама, – возразила Ирина. – И потом, ты же прекрасно знаешь, что произошло с Вадиком. Он же хотел сделать матери подарок.
- Украсть он хотел для нее! – решительно отрезала мать. – А кража, она и есть кра-жа, независимо от того, ради чего она совершена.
- Это все от проклятого безденежья! В нашей вонючей Радости не особо-то и зара-ботаешь.
- Это не оправдание! Мы живем ничуть не лучше Выгузовых, мне тоже хочется брошки и колечки получать в подарок, но у Васьки нашего, в отличие от твоего Вадима, ума хватает  не лезть в ювелирную лавку.
Ирина готова была заплакать.
- То есть, ты хочешь сделать из меня предательницу? Вадик, возможно, и выдержал всю эту тюрьму потому, что знал, что его ждут не только родители, но и я. Ты знаешь, что с ним там сделали?
- И даже знать не хочу! За что боролся, на то и напоролся.
- Ну, мать, это ты уж перегнула, – вступился за парня отец.
- Тогда я уйду из дома, но Вадима не брошу!
Ирина расплакалась и, набросив пальто, выскочила на улицу. Добежала до сквера и остановилась. Успокоилась. Не спеша пошла вперед, дошла до набережной, остановилась у парапета, долго смотрела на серую рябь, покрывшую речку. Тяжело вздохнула и пошла домой. Но зашла не в свой подъезд, а в соседний, где жили Выгузовы. Позвонила в дверь. Открыл сам Вадим.
- Привет! – она поцеловала его в щеку. – Чем занимаешься?
- Кино дурацкое смотрю по телеящику, – хмуро ответил он. – Чем я еще могу за-ниматься?
- Ну, например, работу искать, как ты мне обещал.
Вадим в ответ хмыкнул, пошел в большую комнату, выключил телевизор и зашел в свою комнату. Сашки не было дома, поэтому они оказались в комнате вдвоем.
- Найдешь ты здесь работу, как же. Тем более, что теперь каждая сука знает, что за моей спиной срок за кражу висит.
Он сел на свою кровать, Ирина устроилась рядом, прижавшись к его плечу.
- А что если в райцентре попробовать?  Все-таки город побольше нашей Радости, да и тебя там никто не знает.
Вадим немного помолчал, потом уже немного оттаявшим голосом сказал:
- Да я и сам об этом думал. Только вот все никак не соберусь. Я уже и в газете ва-кансии смотрел. Понимаешь, у меня же нет никакой профессии. Если только грузчиком каким или чернорабочим. Сашка, вон, и то больше меня во всяких механизмах сообража-ет.
- А хочешь, я с тобой в райцентр съезжу?
Вадим посмотрел на Ирину, обнял ее, поцеловал и улыбнулся.
- Хочу!
- Давай на неделе и съездим.
- Давай.
- Я, кстати, матери сказала о том, что выйду за тебя.
- А она?
- Да, – после небольшой паузы ответила Ирина. – Я ее просто перед фактом поста-вила.
- Но учти, свадьбы не будет, пока я на работу не устроюсь.
- Я и сама так хочу.
Через два дня они вместе поехали в райцентр, заранее наметив несколько фирм, где требовались рабочие без специальности. И тут Вадиму неожиданно повезло: на одной из частных автомоек уволился помывщик машин, и хозяин автомойки не стал долго вникать в биографию Вадима и читать его резюме, а коротко предложил:
- Если завтра же выйдешь на работу, я тебя тут же оформлю.
- Конечно, я готов хоть завтра.
- Ну, давай. К восьми часам я тебя жду.
Стараясь не особенно радоваться при хозяине, Вадим вышел из конторы и перешел на другую сторону улицы, где его ждала Ирина. Видимо, он сразу же ей сказал о том, что его приняли, поскольку она тут же стала радостно прыгать, а он поднял руки вверх и по-трясал кулаками. За всем этим наблюдал в окно хозяин автомойки, иронически хмыкнув и покачав головой.
 Ирина также пошла подрабатывать в ближайший магазин кассиром. Теперь можно и о свадьбе подумать. Она снова заговорила об этом с матерью, но та уперлась.
- Я не хочу, чтобы моя дочь связала свою судьбу с уголовником.
- Он не уголовник.
- За ним теперь шлейф будет тянуться всю жизнь – где-то кто-то что-то украдет – на кого первого подозрение падет? Угадай с одного раза!
- Да как же ты не поймешь, мама, я люблю Вадима.
- Любовь зла, полюбишь и козла!
- Дура! – обиделась Ирина и выскочила из дома.
Она бесцельно бродила по двору, несколько раз обойдя дом. К Выгузовым зайти не решалась: знала, что Вадима все равно нет дома, он еще не приехал с работы, а посвящать в свои взаимоотношения с матерью родителей Вадима ей не хотелось.
Впрочем, за нее это сделал Сашка. На кухне за столом собралось все семейство Выгузовых, чаевничали в ожидании Вадима. Живот у Катерины уже был весьма заметен, но чувствовала она себя нормально, к ней вернулся прежний аппетит. Сашка уминал пи-рожное с заварным кремом, запивая его чаем. Мать с отцом обходились печеньем да са-модельными сухарями. Мать в очередной раз встала подлить из чайника кипяток и в оче-редной раз глянула в окно.
- Чёй-то Ирка Никиткина туда-сюда ходит, ни домой не идет, ни к нам не заходит.
- Вадьку ждет, наверное, – предположила Катерина.
- Так дома бы и ждала, погода-то какая паршивая. Еще простынет.
Мать подлила всем в чашки кипяток и снова поставила чайник на плиту.
- А шо у них там со свадьбой? – спросил отец.
- Да не знаю! Вадик не говорит ничего, а у Ирки я не спрашивала, – ответила мать, макая сухарь в чай и тут же откусывая размокшую часть. – Ты бы, кстати, Кать, поинтере-совалась у Ирки. Подруга все-таки.
- Спрошу, если хочешь, – безразлично пожала плечами Катерина.
- Шо значит, если хочешь? А тебе не любопытственно разве, когда у твоего брата с твоей подругой свадьба будет? – едва не обжегшись горячим чаем, сделав слишком боль-шой глоток, и от этого немного нервно произнес отец.
- А не известно, состоится ли эта свадьба вообще, – дожевывая последний кусок пирожного, со знанием дела сказал Сашка.
Тут уже и мать едва не поперхнулась чаем.
- Что ты такое говоришь, Саш? Они что, разругались?
- Не-е. Они-то как раз не разругались, а вот тетя Валя против свадьбы.
- Это почему же? – удивился отец.
- Она настроена против Вадика, уголовником его называет.
- Та-ак! – лицо матери вытянулось. – Ты-то откуда это знаешь?
- Слышал, как Ирка жаловалась кому-то из своих подруг в магазине. А я как раз в очереди стоял.
- Я тоже такое слышала, – подтвердила и Катерина.
- И молчали? – укоризненно спросила мать.
Катерина лишь молча снова пожала плечами, а Сашка тихо сказал:
- Просто не хотел вас расстраивать.
- Это наш Вадька уголовник? Да я Вальке сейчас пойду морду набью, – поднялся отец.
- Погоди, Толь! А Кирилл, Иркин отец, что говорит?
- Про отца не знаю, ничего не слышал.
Мать перевела взгляд с младшего сына на дочь, но Катерина вместо ответа тоже встала и ушла в свою комнату.
- Не, я это дело так не оставлю! – кипятился отец. – Это же моего сына обозвать уголовником, а! Я таки пойду ей морду набью.
Отец вышел в прихожую, начал одеваться.
- Погоди, Толь, я с тобой пойду, – мать тоже была настроена весьма решительно.
На улице они встретили Ирину. Выгузов хотел было пройти мимо, но мать при-держала его за рукав, одновременно подозвав Ирину.
- Ирк, ты чего это перед окнами маячишь? И к себе не идешь, и к нам не загляды-ваешь.
- Я Вадика с работы жду.
- Так я ж и говорю, под окнами-то чего торчишь? Зашла бы в дом.
- Родителя твои дома? – нетерпеливо спросил Выгузов.
- Дома, – кивнула девушка.
- Пошли, Свет, – локтем в бок подтолкнул жену Выгузов.
Жена кивнула и пошла за мужем.
- А вы чего, к нам в гости, что ль? – спохватилась Ирина.
- Ага! Свататься идем! – не останавливаясь, лишь слегка повернув голову, ответил Выгузов.
- Как свататься? Мы же…
И тут какое-то недоброе предчувствие появилось у Ирины. Она поняла, что, воз-можно, Выгузовым стало известно о словах ее матери в отношении Вадима.
- Ой! – прикусила она губу.
Хотела было побежать следом за ними, но вдруг остановилась и бросилась в про-тивоположную сторону. Она помчалась к магазину Фишмана, где до сих пор работал ее брат Василий. Повертев головой в разные стороны, забежав на хозяйственный двор, и, нигде не найдя Василия, она вбежала в торговый зал. Там молоденькая продавщица обслуживала покупателя. Увидев Ирину, продавщица ей кивнула.
- Васька где, не знаешь?
Увидев испуганное лицо Ирины, продавщица и сама заволновалась. Рассчитавшись с покупателем, она кивнула в сторону служебной двери.
- Пару минут назад был еще там. А что случилось-то, Ир?
Но Ирина ее уже не слышала, она подбежала к двери и резко распахнула ее, едва не зашибив собственного брата, который как раз подошел к выходу, неся в руках две большие коробки с макаронами.
- Вась, там Вадькины родители к нашим пошли, как бы чего не вышло.
Вадим занес коробки за прилавок, поставил их на пол и глянул на продавщицу.
- Нин, скажешь хозяину?
- Конечно, конечно! – закивала та. – Бегите.
Предчувствие Ирину не обмануло. В их доме стоял крик и дело едва не доходило до драки. Когда поначалу две женщины, Светлана с Валентиной, выясняли отношения, стараясь перекричать друг дружку, Никиткин, который не был против свадьбы, молчал. Но тут Валентина потеряла контроль над собой и толкнула теперь уже бывшую подругу так, что та, попятившись, упала бы, если бы ее вовремя не подхватил Выгузов. 
- Ты шо это руками мажешь, Валька? – принял эстафету от жены Выгузов. – Ты нашего Вадьку с пеленок знаешь. Он даже стрекозы не обидит, а ты его уголовником зо-вешь, курва.
Выгузов подошел к Никиткиной и с такой угрозой посмотрел на нее, что у той му-рашки по коже забегали. Никиткин понял, что пора теперь и ему вступаться за свою жену.
- Толян, ты тоже не того, не петушись! – он оттер жену и встал между нею и Выгу-зовым.
Но тут снова пошла в атаку Выгузова. Она обошла Никиткина сбоку и, дав тому пинок под зад, так толкнула Валентину, что та отлетела к самой стене, где стоял шкаф, и больно ударилась головой об его дверцу.
- Ой! – завопила Валентина. – Это что ж такое? В собственном доме меня же и бьют. 
Никиткин хотел было вцепиться в Выгузову, но Выгузов придержал его и дернул за штаны с такой силой, что у того лопнула резинка. Держа одной рукой штаны, другой он все же придерживал Выгузова. В то же время обе бабы уже вцепились друг в друга. Тут и вбежали в дом Василий с Ириной, и стали разнимать раздухарившихся представителей старшего поколения. Удалось им это далеко не сразу.
- Вы что с ума все посходили, что ли? – тяжело дышащий Василий растаскивал женщин, Ирина пыталась встать между мужчинами.
Ей это удалось быстрее и то только потому, что ее отец едва окончательно не поте-рял штаны, спустившиеся до колен. Это рассмешило Выгузова, и он лишь замахал руками. Прыснула со смеху и Ирина.
- Пап, гляди, штаны потеряешь.
И только женщины, набычившись, смотрели исподлобья друг на друга. Они тяжело дышали, груди их вздымались высоко и резко падали вниз. Волосы были растрепаны, в глазах светились искры злости. Невозможно было даже представить, что подруги, дружившие уже не один десяток лет, за какие-то несколько минут превратились  в злейших врагов. Казалось, они готовы были растерзать друг друга.
- Знаешь что, мать, я тебе скажу, – заговорил Василий. – Не то время сейчас, чтобы идти против желания дочери. Если не хочешь потерять Ирку, – не выпендривайся. А Ва-дим – мой лучший друг и даже эта дурацкая история с попыткой ограбления ничуть не изменила моей дружбы. Кто без греха, пусть бросит в меня камень, не помнишь, кто ска-зал?
Слова сына подействовали на Никиткину, она стала успокаиваться. В этот момент в доме появился Вадим Выгузов с полиэтиленовым пакетом в руках. Он вошел, обвел глазами всех присутствующих и грустно улыбнулся.
- Это чего это у вас дверь открытая? А если бы какой вор решил войти?
Вадим сказал это с нарочитым вызовом, сразу же сцепив зубы и прищурив глаза. Мать со старшим Никиткиным, который уже успел поменять штаны, это поняли сразу и оценили: Никиткин подошел и молча пожал Вадиму руку, а мать спокойно спросила:
- Как ты догадался, что мы здесь?
- Да вы так кричали, что я еще в магазине за вас испугался, – снова съехидничал Вадим.
На самом деле, встретивший его у своего подъезда Сашка, переживая за брата и родителей, не усидевший дома, все ему рассказал и просил что-нибудь сделать. Вадим по-гладил брата по голове и предложил проводить его до магазина. Там братья купили две бутылки водки, хлеба, колбасы, сыра, банку шпротов.
- Откуда у тебя столько денег? – испугался за брата Сашка.
- Не боись, малый, – складывая покупки в пакет, усмехнулся Вадим. – Честно зара-ботанные. Сегодня на мойке хозяин аванс дал.
- Так ты, наверное, все сразу и потратил?
- Не все! На вот тебе стольник, – протянул он деньги Сашке. – Мороженое себе ку-пишь, или еще что-нибудь.
Конечно же, Сашка не пошел к Никиткиным. Но и домой не вернулся. Остался гу-лять во дворе, качаясь на скрипучих качелях и с тревогой поглядывая на окна Никиткиной квартиры.
А там, наконец, Валентина Никиткина среагировала на вопросы Вадима.
- Да нам хватит и одного, других не ждем.
- Валентина, успокойся! – прикрикнул на жену Никиткин.
Но Вадим внешне совершенно спокойно пропустил эти слова мимо ушей. Он про-тянул пакет с продуктами Ирине, обратившись при этом к ее матери.
- Теть Валь! Я тут кое-чего принес на стол. И хотел бы обсудить с вами все детали предстоящей свадьбы, коль уж все мы здесь собрались.
Слова Вадима были столь неожиданными, что в замешательстве оказалась не толь-ко Валентина, но и Кирилл Никиткин, и его мать с отцом. И только Ирина улыбнулась, обнажив ряд своих ровных с легкой щербинкой зубов, и тут же удалилась в кухню, а Ва-силий подошел к нему и крепко обнял.
- Ну шо, мать, помоги, что ль, будущей невестке накрыть на стол, – сказал Выгузов.
- А почему это ты в чужой квартире распоряжаешься? – произнес Никиткин. – У нас здесь есть своя хозяйка. Да, Валь?
Он посмотрел на жену, а та все еще стояла в нерешительности.
- Да, Валь? – Никиткин подошел к ней и шлепнул по заднице.
Валентина, наконец, улыбнулась.
- Лишняя помощница не помешает.
Втроем женщины быстро управились.
- Картошку, что ль подогреть? Погляди, Ир, там, в холодильнике еще полкастрюли. И капустку квашеную достань.
Мужчины в это время обговаривали детали свадьбы, решали, в чьем доме ее иг-рать, сколько гостей пригласить. У Выгузовых все-таки квартира трехкомнатная, там, зна-чит, и логичнее свадьбу играть и жить молодым.
- А не надо никого лишнего приглашать, – заявил Вадим. – Мы с Ириной уже ре-шили: только родня и ближайшие друзья.
- Ну, коли решили, то решили, нам больше выпивки достанется, а, Толян? – Никит-кин посмотрел на соседа.
- Согласен! – кивнул тот.
Когда проголодавшиеся мужчины пришли на кухню, увидели такую картину: все три женщины сидели рядышком в обнимку и плакали.
- Кажись, все в порядке, – шепнул Вадиму на ухо Василий, тот согласно кивнул.
- Ну, так шо, мы будем за стол садиться, или только глазеть на ваши жопы? – поин-тересовался Выгузов.
- А чего ж не поглядеть, они ж все такие круглые, сочные, – поддержал соседа Ни-киткин.
Женщины тут же встали, утирая фартуками слезы и сопли одновременно.
- Так уже все готово, стол раздвинули, – проговорила Никиткина. – Давайте са-диться.
- Ну, что? Кажется, чему быть – миновать? – старший Никиткин обвел всех присутствующих взглядом. – А коли так, то наливаем по первой!
- Вот это правильно! Чего рассусоливать? – кивнул Выгузов.
Все подняли стаканы, дружно чокнулись, мужики крякнули, женщины замахали руками и тут же потянулись к закускам.
- Это мы что, теперь родней будем считаться, или как? – поинтересовался Никит-кин.
- Сватами будем, сва-та-ми, – пояснила Валентина.
После второго стакана Выгузов, положив на кусок хлеба кусок сыра и две шпроти-ны и быстро прожевав это, сказал:
- Столько лет жру эту гадость, и только сейчас понял, что мне после нее горько.
Но, поскольку все молча жевали, Выгузов удивленно спросил:
- Не, я не пойму, вам шо – не горько, блин?
- Так еще ж не свадьба, Толь, – дернула его за рукав жена.
- Ну и что, что не свадьба, а мне тоже горько, – выдал Никиткин, и тут же повто-рил. – Горько!
- Мам, нам ведь с тобой тоже горько? – Василий посмотрел на мать и подмигнул сестре, та смущенно опустила глаза.
- Горько, сынок, ой, горько!
Делать нечего: Вадим с Ириной встали и поцеловались, быстро и несмачно.
- Ну-у, что это за поцелуй, – хмыкнул Василий.
- До свадьбы перебьешься, – ответил Вадим и сел.
Катерину после свадьбы Вадима и Ирины переселили  в комнату к Сашке, а моло-дых поселили в ее маленькой восьмиметровой комнате.

23.
«Скорая» отвезла Катерину в райцентр в роддом. В Радости был один лишь фельд-шерский пункт, и серьезно заболевшим приходилось ездить за восемнадцать километров в город. Когда начались схватки, она поначалу не придала этому значения. Думала, поболит и перестанет. В последнее время у нее все время что-нибудь болело. Но потом начали отходить воды, и она уже испугалась. Дома не было никого, кроме Сашки. И он тоже начал волноваться.
- Может «скорую» вызвать, Кать?
- Вызови, Сань, – кивнула та, пытаясь сдержаться, чтобы лишний раз не застонать. – Скажи, срочно! Сестра рожает.
Сашка быстро сунул ноги в ботинки, напялил шапку, на ходу застегивая куртку, лихо сбежал со второго этажа. Первый снежок скрипел под ногами и серебрился на солн-це. Пара воробьев у подъезда принимала снежные ванны. Рабочий день был в разгаре, и двор практически пустовал. Телефонный автомат находился на углу дома со стороны ули-цы. Он быстро набрал «03» и едва ли не крича в трубку объяснил, что его сестре нужна срочная помощь, даже не сразу сообразил, что диспетчер спросила у него домашний ад-рес. Вместо адреса сначала назвал фамилию, будто все в райцентре должны были знать, где проживает Катерина Анатольевна Выгузова. Наконец, сообразил, о чем его спраши-вают, быстро ответил и, когда услышал: «Ждите!» – повесил трубку и побежал назад. Но добежав до ближайшего подъезда, остановился, порылся в карманах и, к своему счастью, нашел пятнадцатикопеечную монету. Вернулся к автомату, набрал рабочий телефон мате-ри.
- Мам, Катька рожает! Я уже вызвал «скорую».
- Молодец, – засуетилась мать на том конце провода. – Я мигом отпрошусь и тоже бегу домой.
Мать и «скорая» прибыли практически одновременно. Сашка сидел возле Катери-ны и поил ее из чашки водой.
- Идти сможешь? – спросила врач «скорой».
- Не знаю, – слабым голосом ответила Катерина.
- Я помогу, – сказал Сашка.
Мать с Катериной одновременно улыбнулись, а врач вполне серьезно произнесла:
- Ну, тогда все в порядке, носилки не понадобятся.
Пока Сашка помогал сестре подняться, мать в спешке собирала в больницу самое необходимое. Потом мать с врачом подхватили Катерину под руки и повели к выходу. Сашка шел следом, неся в матерчатой сумке все, приготовленное матерью для Катерины. Ее сразу уложили в машине, мать села рядом, взяла у Сашки сумку и старый «рафик» пыхтя и торохтя, дрожа всем корпусом, понесся в сторону райцентра. Благо, ночью под-морозило и дорога теперь была вполне приличной и ровной.
В маленькой, тесной палате вплотную друг к другу стояло в два ряда шесть старых пружинных узких кроватей, между которыми был еще более узкий проход. Впрочем, в палате, когда там появилась Катерина, находилась на сохранении всего лишь одна роже-ница – женщина лет около сорока, для которой это были уже третьи роды. А в тот день с утра двух женщин, у которых приняли роды, перевели в послеродовую. Таким образом, Катерина могла выбирать себе какое угодно место. Она хотела было лечь у окна, но жен-щина предупредила:
- Дует там сильно от окна, рамы-то уже столетние, как следует, не закрываются. Как бы тебя не продуло, и ребеночку хуже не стало.
Катерина подумала и легла ближе к двери.
- Молоденькая ты какая. Тебе сколько лет-то?
- Шестнадцать.
- Шестнадцать! У меня старшему сыну столько же.
Катерина глянула на соседку и она показалась ей слишком старой, о возрасте спрашивать не стала, а просто удивленно спросила:
- А в вашем возрасте разве еще женщины рожают?
- В моем возрасте? – женщина засмеялась. – Да мне всего тридцать восемь, девочка. А рожают и люди постарше. Вон, у нас на заводе, одна родила в пятьдесят два, а потом, после декретного отпуска, не выходя на работу, сразу и пенсию себе оформила.
- Не фига себе! – присвистнула Катерина и тут же схватилась за живот. – Ой, ма-мочки, кажется, началось.
- Постарайся пока почаще дышать, я сейчас вызову врача, – женщина нажала на кнопку, которая была над ее кроватью.
Через пару минут появилась пожилая, седовласая дежурная медсестра, глянула на женщину, а та рукой указала на Катерину.
- Девочка, кажется, рожает.
- Больно! – пролепетала Катерина, держась обеими руками за живот.
- Ничего, потерпи, акушер сейчас роды принимает.
- Я не могу терпеть.
- Трахаться в пятнадцать лет могла, а терпеть, видите ли, не может.
- Как вам не стыдно, Вера Семеновна. С каждым ведь может случиться.
- Почему-то с вами такого не случилось, со мной не случилось, а с ней случилось, – недовольно проворчала медсестра. – Вы бы как отнеслись к такому, если бы ваша дочь оказалась на ее месте?
- У меня два сына, – улыбнулась женщина. – Надеюсь, что как раз третьей будет дочка. И потом, Вера Семеновна, поколение ведь сейчас другое.
- А причем здесь поколение?  Что, нравственность у нас в стране уже отменили?
Катерина уже перестала сдерживаться и стала кричать.
- Да не ори ты! Сейчас позову врача.
Медсестра вышла и через пару минут вернулась с врачом и каталкой.
- Раздевайся, бери с собой простынь и ложись на каталку, – приказала Вера Семе-новна.
Катерина сняла халат, оставшись в одной ночнушке, взяла из тумбочки приготов-ленную матерью простынь и с трудом, с помощью врача и медсестры, забралась на катал-ку.
Роды, тем не менее, прошли нормально. Сложности начались после. В роддоме об-наружили стафилококк – двух заразившихся новорожденных с мамашами отправили в центральную районную больницу, а палаты начали дезинфицировать. Акушеры-гинекологи засуетились, медсестры и сестра-хозяйка забегали. И только главврач, уже опытный в этом смысле вел себя совершенно спокойно.
- Стафилококк – дело житейское. Главное – не суетиться, – наставлял он. – Анали-зы покажут, что это за стафилококк – главное, чтобы был не золотистый. Первым делом, новорожденных положить рядом с мамашами, и раннее прикладывание к груди. Да, пусть не забывают перед тем, как притронуться к груди, мыть руки. И никакой паники чтобы мне среди рожениц не поднимали. Ясно?
Как не понять. Но если рожавшие впервые понятия не имели, что это за вирус та-кой, то более опытные мамаши уже по одному поведению медперсонала поняли, что что-то неладное.
Катерина была удивлена, когда ей принесли мальчика буквально через час после родов. Она снова оказалась в одной палате с той самой сорокалетней женщиной, теперь уже матерью троих детей, и в самом деле родившей долгожданную дочку.
- Ой, как бы не стафилококк снова появился в этом роддоме, – заволновалась жен-щина. – Я со вторым своим здесь намучилась. У него прямо зеленая пена выходила. Сколько антибиотиков перебрали, пока не нашли нужный. Неделю мучились.
- Это так опасно? – испугалась Катерина.
- Ты, главное, корми его. Материнское молоко и дыхание, способны убить злых стафилококков. Это настоящий бич роддомов.
Когда немного успокоились (стафилококк оказался не золотистый, а всего лишь патогенный), Катерина снова заговорила со своей опытной соседкой.
- Как вы решились на третьего, Оксана Игоревна? Время-то сейчас какое.
- А какое время, Катюха? Нашей стране не привыкать создавать самой себе трудно-сти, а потом их героически побеждать. И потом, у нас вся семья многодетная. У моих ро-дителей нас было пятеро, причем, все девчонки. У старшей сестры тоже трое. У третьей, сначала пацанчик родился, а потом сразу двойняшки.
Тут она улыбнулась и хитро взглянула сначала на Катерину, а затем на еще одну соседку палатку.
- Кстати, угадайте, как моей отец назвал самую младшую дочку?
Катерина пожала плечами, а вторая, женщина под тридцать, робко так произнесла:
- Может, последышем каким?
- У тебя правильный ход мыслей, Настя. Он ее назвал Точкой.
- Как, дочкой? – переспросила Катерина.
- Не дочкой, а Точкой. Он все хотел мальчика, но получались девочки. И когда ро-дилась пятая, он сказал: «Всё! Точка! Не умеешь, не берись!» Так и записали в метрике сестру – Точка Ивановна.
Катерина засмеялась:
- И как она с таким именем?
- Да ничего. Вначале все были в шоке, а потом привыкли. У меня у самой у подру-ги отца звали Монументом. И когда у нее спрашивали имя-отчество, она отвечала: Елена Монументовна, и удивлялась, что некоторые никак не могли сообразить, как же звали ее отца.
- А у меня подругу Стеллой зовут, – вставила Настя. – Тоже монумент, только по-меньше и женского рода.
Все три женщины засмеялись.
Через три дня Катерину с малышом выписали из роддома. За ней приехали мать с отцом. Причем, приехали на машине, что весьма удивило Катерину.
- Откуда машина, пап?
- У хозяина одолжил. Когда я стал отпрашиваться, он спросил, куда. Я сказал, доч-ку из роддома забирать. А он говорит, на чем ее повезешь. На автобусе, говорю. Он мне: ты шо с ума сошел, в такой холод ребятенка на автобусе везти. И дал мне на время свою машину, доверенность выписал. Права-то у меня есть, водить умею. Так что доставлю те-бя, доча, со всеми возможными почестями.
Пока ехали, мать рассказала, что Вадик с отцом сложились, и Вася помог, купили малышу кроватку, ну, и все, что к ней полагается.
- А пеленки и подгузники, я уж сама сшила из старых простыней.
- Назвать-то как уже придумала? – спросил отец.
- Владом хочу.
Мать, ехавшая на переднем сиденье, переглянулась с отцом, потом повернулась к дочери.
- Ну, Владик, так Владик. Почти как Вадик.
- Ага, главное только не перепутать, – добавил отец.
Впереди показалась Радость.
- Слышь, Толь, ты ж помнишь, где-то здесь колдобина большая на дороге, притор-мози.
- Не боись! Я за дорогой слежу.
Выгузов и так вел машину не быстро: за рулем давно не был, да и волновался очень – как-никак внука вез.

24.
После нескольких бессонных ночей (Владик плакал почти круглые сутки из-за то-го, что у него резались зубки), Катерина отрубилась, заснула, как убитая. Сашка сделал уроки и сидел читал шахматный журнал – через две недели должно было пройти очеред-ное первенство района среди школьников. Сашка, недавно получивший второй юноше-ский разряд, уже играл на второй доске. В случае успешного выступления, Сергей Ивано-вич сказал, что Сашку могут включить в юношескую сборную района на первенство об-ласти. Самым слабым его местом был ладейный эндшпиль и Сашка корпел как раз над решением шахматных этюдов с ладейным эндшпилем, переставляя фигурки на маленькой магнитной шахматной доске, которую ему подарил на день рождения Сергей Иванович.   
Несколько отвлекало его от занятий посапывание сестры. Он пару раз взглянул на нее, затем снова переключился на шахматы. Он настолько углубился в размышления, что даже не сразу услышал, как захныкал в своей кроватке ребенок. Сашка глянул на племян-ника, затем на сестру. Она все так же спала, посапывая, повернувшись лицом к стене. Из-под одеяла просвечивала ее голубая ночная рубашка и часть ноги от щиколотки до ступ-ни.
Мальчик хныкал все громче, пока не перешел на плач. Сашка вздохнул, отложил в сторону, на прикроватную тумбочку шахматную доску, встал, негромко позвал сестру, но Катерина словно в бездну провалилась – ничего не слышала и даже не шелохнулась. Саш-ка тронул ее за плечо – но снова никакой реакции. Тогда он вышел из комнаты в надежде найти мать. Но никого, кроме него, Катерины и Владика дома не было. Сашка вернулся в свою комнату, подошел к детской кроватке, склонился над малышом. Долго смотрел на него, покачивая кроватку.
- Ну, и чего ты кричишь? – тихонько спросил он. – Ты видишь, как ты мамку дос-тал. Она даже твой крик не слышит.
И тут ребенок замолчал и неожиданно для Сашки протянул к нему ручки. Глаза Сашкины округлились. Он вдруг почувствовал, как что-то внутри него затрепетало: ма-лыш протянул к нему ручонки, значит, он просит у него помощи. И Сашка понял, что это маленькое созданьице нуждается в его защите.
- Ну, иди сюда, малыш.
Сашка взял племянника на руки, прижал к себе и тут же понял причину его плача.
- Э-э, да ты мокрый, пацан!
Он развернул пеленки вместе с подгузником, сделанным матерью из старой про-стыни, все это бросил на пол рядом с кроваткой и понес малыша на свою кровать. Изба-вившись от влажных пеленок, ребенок успокоился и схватил своими пальчиками Сашку за волосы.
- Эй, больно!
Сашка повертел  головой и осторожно попытался отцепить пальчики от волос. Сразу ему это сделать не удалось, и он снова повертел головой. Малышу такой жест понравился и он засмеялся своим полубеззубым ртом.
- Тебе смешно, да? Сделал своему дяде больно и смеешься?
Сашка несколько раз прихлопнул малыша по попке и, наконец, освободил волосы. Тут же положил Владика на свою кровать и случайно прикоснулся носом к его животику. Получилось щекотно, и ребенок засмеялся. Тогда Сашка еще раз пощекотал животик пле-мянника носом, тот засмеялся еще громче.
Как ни странно, не плач, а именно веселый смех сына разбудил Катерину. Она пе-ревернулась на спину, открыла глаза, приходя в себя и пытаясь понять, что происходит. А Сашка уже придумал для Владика новую игру – вдел в дырки большой пуговицы резинку, закрутил ее и, подняв игрушку, расставил, насколько было можно ладони, давая возможность пуговице раскрутиться, при этом та приятно жужжала. Мальчик сначала завороженно смотрел на это действо, затем снова заразительно стал смеяться, протянув ручонки к резинке.
- Нет, это я тебе не дам, – Сашка отдернул руку.
Владик уже собирался заплакать, но в этот момент к мальчишкам подошла оконча-тельно проснувшаяся Катерина.
- Сань, играешь?
- Ой, Кать, проснулась? Он так плакал, а ты спала. Я подошел, взял его, а он мок-рый, ну я и…
- Спасибо, братик. Утомилась я. Влад ночью плохо спит…
- Да я слышу.
- Тебе, наверное, его плач тоже мешает?
- Не, я уже привык.
Катерина взглянула на стоявший на столе будильник.
- Ой, ему уже есть пора. Я сейчас его переодену и пойду ему пюре разогрею. Побу-дешь с ним еще немного?
- Конечно!
Катерина пошла в кухню, открыла холодильник, вытащила детское питание, нали-ла в маленькую кастрюльку воды, поставила на плиту, сунула в кастрюлю баночку с пюре. Стала ждать. Самой тоже захотелось есть. Снова открыла холодильник. Пошарила глазами. Мать нажарила котлет, а еще есть колбасный сыр. Взгляд ее невольно упал на дверцу холодильника, где стояла открытая и початая бутылка водки. Катерина смотрела на нее некоторое время, затем взяла в руки, открыла крышку, понюхала, скривилась от одного запаха и тут же поставила бутылку назад. Затем взяла из хлебницы полбуханки черного  хлеба, отрезала кусок, положила на него холодную котлету, а сверху довольно толстый ломтик вязкого колбасного сыра. Пока все это держала в левой руке, откусывая понемногу, правой пробовала, не перегрелось ли детское пюре.
- Ну, как вы тут? – Катерина, наконец, вернулась в комнату, держа в руках буты-лочку с соской.
Сашка испуганно приложил к губам указательный палец.
- Тс-с! Он, кажется, заснул.
- А вот это зря! Через полчаса снова проснется и будет вякать, поскольку голодный.
- Ты его будешь будить?
- Придется, – пожала плечами Катерина.
- Ну-ка, подержи, Сань.
Она протянула брату бутылочку, а сама взяла на руки ребенка, раскинувшегося на Сашкиной кровати, прижала к себе, поцеловала в щечку и подошла к своей кровати. Села на край. Сашка подошел к ней с бутылочкой, но Катерина замотала головой.
- Нет, я его сначала грудью покормлю. Ты бутылочку поставь на стол и отвернись слегка.
Катерина приспустила плечо ночнушки, несколько раз поводила соском груди по губкам сына. Тот лишь во сне сладостно причмокнул и продолжил спать. Тогда она зажа-ла ребенку носик, как ее научили в роддоме, чтобы разбудить, и когда малыш замотал го-ловой и открыл рот, она тут же снова поднесла грудь к его рту. Малыш счастливо зачмо-кал.
Сашка сидел на своей кровати, опершись о стену, подложив под спину подушку. Он взял в руки книгу стихотворений Пушкина и листал ее, выбирая стихотворение. При этом периодически исподлобья посматривал на сестру, желая разглядеть ее обнаженную грудь. Катерина не обращала на брата никакого внимания, изредка позевывая и разгляды-вая сына, будто видит его впервые. Она теперь была рада, что не согласилась сделать аборт, и что тогда, после горячей ванны никакого выкидыша у нее не случилось. Зато те-перь у нее на руках чудесный маленький, живой комочек.
И вдруг она почувствовала страшную усталость. Ребенок крепко заснул, она поло-жила его в кроватку, а сама вышла на кухню. Вспомнила про бутылку водки. И ей захоте-лось выпить, выпить много, чтобы расслабиться. Она налила себе полный стакан, отрезала кусок колбасного сыра и одним махом, обливаясь, жахнула этот стакан до дна. Глаза у нее едва не выскочили из орбит и тут же повлажнели, рот не закрывался целую минуту.  Ей казалось, ее желудок вот-вот выдаст все это обратно. Она не глядя, рукой нащупала сыр и запихнула его в рот. Язык с трудом шевелился, вязкий сыр кусочками застревал в зубах, тем не менее, прожевав сыр, она почувствовала некоторое облегчение. Она даже повеселела. Пошла к себе в комнату. Ребенок спокойно спал, Сашка так же спокойно, включив настенный бра, все продолжал листать томик Пушкина. Катерине захотелось сделать Сашке что-нибудь приятное. Подойдя к нему, спросила:
- Чем маешься?
- Да вот, училка сказала выучить какое-нибудь стихотворение Пушкина на свой выбор. Вот сижу, выбираю, хочу, чтобы ни у кого такого не было.
- Поня-ятно! – Катерина протяжно зевнула. – А ты выбери стихотворение «Виш-ня». Его-то уж точно никто учить не будет.
Она подошла к Сашке вплотную и дохнула на него. Сашка от такого аромата скри-вился.
- Фу, Кать! Ты чё, выпила?
- Ну, есть маленько, – хохотнула она. – Расслабиться захотелось. А папашка водку свою не допил… Ладно, Сань, я пойду сосну.
- Иди! – кивнул Сашка.

25.
Сашка пришел в библиотеку.
- Здравствуйте, Нина Григорьевна.
Увидев его, библиотекарша улыбнулась.
- Здравствуй, Саша. За журналами пришел?
- Да нет! Мне нужен Пушкин Александр Сергеевич. Точнее томик, где есть стихо-творение «Вишня». А то у нас дома такого стиха нет.
- А зачем тебе это стихотворение? – удивилась библиотекарша.
- Да училка задала выучить.
- Не может быть! Учительница задала вам выучить стихотворение «Вишня»?
- Ну да!
- Саша, такого стихотворения Пушкина нет ни в одной школьной программе.
Сашка покраснел, пойманный на обмане.
- Ну, то есть, учительница предложила каждому на выбор выучить  одно стихотво-рение Пушкина.
- А, ну это совсем другое дело. А почему ты решил выбрать именно «Вишню»?
- Не знаю. Сестра посоветовала. Сказала, что такое стихотворение точно никто не выберет.
- Это точно! Только, боюсь, что и тебе самому, и учительнице будет не очень удоб-но услышать это стихотворение. У Александра Сергеевича масса других, добрых и заме-чательных стихов.
Но Сашка вдруг уперся по-мальчишески. Ему вдруг ужасно захотелось испробо-вать этот запретный плод.
- И все-таки, Нина Григорьевна, дайте мне, пожалуйста, томик Пушкина, где есть это стихотворение.
- Ну, как скажешь, – библиотекарша  удивленно пожала плечами и пошла за кни-гой.
Довольный Сашка пришел домой, открыл томик, нашел по содержанию нужное стихотворение и стал читать. По мере прочтения, у него даже сердце забилось учащенней.  Он даже не предполагал, что в стихах можно описать такое. Впрочем, это же Пушкин! Гений поэтического слова.
И вдруг Сашке и в самом деле показалось, что учительнице может не понравиться его выбор. Она, наверняка, скажет ему, что это стихотворение не стоит читать вслух при всем классе. И ребята на переменке потребуют от него прочесть «Вишню». Давненько он не был в кругу всеобщего внимания! Сашка улыбнулся сам себе и принялся за стихотво-рение.
Он, однако же, ошибся. Когда учительница Эмма Кирилловна вызвала его, он с легкой улыбкой вышел к учительскому столу, повернулся лицом к классу и твердым голосом произнес:
- Пушкин, Александр Сергеевич. Стихотворение «Вишня».
У учительницы и в самом деле первоначальная реакция была остановить Сашку, но она быстро спохватилась и уже сама, не скрывая улыбки, но уткнувшись в классный журнал, лежавший перед ней на столе, кивнула:
- Ну что же, интересный выбор. Рассказывай, Выгузов. Я тебя слушаю.
И Сашка замялся. Но делать нечего. И он начал читать, правда, уже не таким твер-дым голосом:
- Румяной зарею
Покрылся восток,
В селе за рекою
Потух огонек.

Росой окропились
Цветы на полях,
Стада пробудились
На мягких лугах.

Туманы седые
Плывут к облакам,
Пастушки младые
Спешат к пастухам.

С журчаньем стремится
Источник меж гор,
Вдали золотится
Во тьме синий бор.

Пастушка младая
На рынок спешит
И вдаль, припевая,
Прилежно глядит.

Румянец играет
На полных щеках,
Невинность блистает
На робких глазах.

Искусной рукою
Коса убрана,
И ножка собою
Прельщать создана.

Корсетом прикрыта
Вся прелесть грудей,
Под фартуком скрыта
Приманка людей.

Пастушка приходит
В вишенник густой
И много находит
Плодов пред собой.

Хоть вид их прекрасен
Красотку манит,
Но путь к ним опасен —
Бедняжку страшит.

Подумав, решилась
Сих вишен поесть,
За ветвь ухватилась
На дерево взлезть.

Уже достигает
Награды своей
И робко ступает
Ногой меж ветвей.

Бери плод рукою —
И вишня твоя,
Но, ах! что с тобою,
Пастушка моя?

Вдали усмотрела, —
Спешит пастушок;
Нога ослабела,
Скользит башмачок.

И ветвь затрещала —
Беда, смерть грозит!
Пастушка упала,
Но, ах, какой вид!

Сучок преломленный
За платье задел;
Пастух удивленный
Всю прелесть узрел.

Среди двух прелестных
Белей снегу ног,
На сгибах чудесных
Пастух то зреть мог,

Что скрыто до время
У всех милых дам,
За что из эдема
Был выгнан Адам…
Класс замер, внимательно прислушиваясь к тому, что читал Сашка, и уже легкая улыбка стала появляться на лицах мальчишек, а некоторые девчонки, наоборот, покраснели и опустили глаза. 
- Эмма Кирилловна, можно я больше не буду продолжать? – Сашка переминался с ноги на ногу.
- Почему? – удивилась учительница. – Я думаю, ребятам было бы интересно узнать, чем же закончится вся эта история.
Сашка еще немного помялся, но все же не стал продолжать.
- Эмма Кирилловна, вы мне можете поставить любую оценку, но я стихотворение продолжать не буду. А кому интересно, могут самостоятельно ознакомиться с этим стихотворением.
- Хорошо! За смелость в выборе я тебе, пожалуй, поставила бы пять, но, поскольку ты все-таки не закончил, то поставлю тебе четыре. Садись, Выгузов.

26.
У Вадима к Ирине в общем-то не было слишком ярких чувств, скорее благодарность за то отношение, которое она проявила к нему в самый сложный период его жизни. Благодарность эта проявлялась в сильной привязанности и желании делать пусть и маленькие, недорогие, но подарки. Зато она его любила по-настоящему и даже тот факт, что у него не всегда получалось в постели ее не особенно тревожил.
Зато самого Вадима это раздражало. Он сначала не мог понять, что с ним произошло: у него никогда не было с этим проблем. Жизнь от этого становилась все тоскливей. Все чаще утром он вставал с плохим настроением, молча завтракал приготовленное либо матерью, либо Ириной, молча выходил из дома и ехал в райцентр. И только там, на работе, несколько забывался, отрешался от грустных мыслей и к концу дня даже веселел. И все чаще стал задерживаться на работе, иногда подменяя напарника, а иногда работая с ним вместе. Благо, машин на всех хватало: автомоек на весь город было всего три.
Вот и в этот день уже с самого утра выстроилась небольшая очередь из желающих искупать свой автомобиль. Вадим работал в этот день один и все делал уже на автомате. Старенький, коричневый «мерседес», черное «ауди». Наконец, подъехала явно новенькая жигулевская десятка белого цвета. Вчера был дождь и на белом кузове автомобиля отчетливо были видны следы вчерашней непогоды.
- Здравствуйте! – поздоровался Вадим, жестами показывая, куда подъехать и где остановиться. – Внутри будете мыть, коврики чистить, или только сверху?
- Внутри мыть не надо, а коврики почисть, – ответил водитель, выходя из салона.
С заднего сиденья вышел худой, бритый налысо со шрамом на затылке мужик лет тридцати. Он внимательнее присмотрелся к мойщику и вдруг, развел руки в сторону и заулыбался щербатым ртом:
- Ба, кого я вижу! Фраерок-петушок. Ну, привет!
Вадим глянул в его сторону и тут же по коже забегали мурашки – он узнал Корягу. Этого еще не хватало.
- Не узнал, что ли?
- Почему не узнал? Узнал, – Вадим вытащил из салона коврики и направил на них струю из шланга.
При этом он старался поливать так, чтобы брызги летели в сторону Коряги. А тот, поначалу не замечая этого, объяснял сидевшему за рулем напарнику.
- Представляешь, Сёма, корешка встретил, в одной хате сидели.
Сёма склонился к уху Коряги и спросил:
- А он не хочет в долю войти?
- Он опущенный, с таким дела делать западло. Хотя Корней за него писался, – так же тихо ответил Коряга.
Впрочем, для кое-каких делишек и такой сгодится. И Коряга с такими мыслями снова подкатился к Вадиму.
- Слышь, фраерок, подзаработать не хочешь?
Вадим в этот момент пустил струю под дно машины так, что брызги от колес обдали Корягу снизу до самого пояса, тот в бешенстве отскочил:
- Бля, ты чё, сучара, делаешь?
- Прости! Я же не специально. Близко не подходи.
Отойдя и отряхнувшись, Коряга снова приблизился к Вадиму.
- Слушай, дельце есть одно! Поучаствовать не хочешь?
- Что за дельце?
- Заначку мою из одной хаты вытащить нужно. Из-за нее меня и повязали, но заначку не нашли, вот и выпустили.
- Я в ваши игры не играю.
- Я же не фуфел тебе какой предлагаю. Реально бабла срубить можешь.
Вадим отключил воду, положил шланг на бетонный пол и взял в руки большую сухую ветошь, начал вытирать машину. Некоторое время молчал.
- Бля, фраерок, чего молчишь? – не отставал от него Коряга.
Вадим остановился, складывая в несколько слоев тряпку, затем глянул на Корягу.
- А ты не боишься, что я тебя ментам сдам?
- А ты не боишься перо в бок получить за это? – вопросом на вопрос ответил Коряга.
Вадим насухо вытер машину, постелил в салон коврики, приоткрыл дверцы, чтобы быстрее высохли и обратился к водителю «десятки».
- Можете оплачивать в кассе.
Водитель кивнул Коряге, тот полез в карман, вытащил целую пачку банкнот и направился в отгороженную стеклом от мойки комнатушку, где сидела кассир. Пока он ходил, водитель, очевидно, старший, несколько минут молча рассматривал Вадима.
- Гляди, фраерок. От нас просто так не отвяжешься. Зона, как болото, засасывает человечка.
- Я не был на зоне, отделался одним СИЗО.
- Знаешь мораль старого педераста? Мужчина, женщина, какая в жопу разница. Так что, подумай.
В этот момент вышел Коряга и хотел было направиться снова к Вадиму, но водитель его грубо окликнул:
- Садись, Коряга, поехали.
Настроение у Вадима снова было испорчено. После этой неожиданной встречи с ворами Вадим вдруг начал осознавать, что, возможно, все то, что он пережил в СИЗО, и наложило на него отпечаток.  Он на автомате доработал до вечера, а идя с работы, зашел в магазин и купил себе бутылку «Московской». Сунул ее в карман ветровки и пошел на остановку.
А в Радости настроение совсем испортили две собаки, точнее, кобель с сукой. Прямо рядом с остановкой они бегали, повизгивая, тянитолкаем, склещившиеся после неудачного сеанса собачьего секса. Мужики и пацаны, собравшиеся вокруг, гоготали, видя мучения собак, бабы поносили их, на чем свет стоит. Вадим, пару секунд следивший за всем этим, совсем озлился, схватил валявшуюся под ногами небольшую палку и запулил в «тянитолкая». Собаки с еще большим визгом пустились наутек, поначалу попытавшись разбежаться в разные стороны.
- Эх, дурак! Такую киношку испортил, – с хохотом сказал Вадиму один из наблюдавших сцену мужиков.
- Ты, видать, такое только в кино и видишь, – ответила какая-то баба, и толпа с хохотом стала расходиться.
Придя домой, Вадим, не раздеваясь и не разуваясь сразу пошел на кухню, поставил бутылку на стол, достал из шкафчика стакан, откупорил бутылку, налил, отрезал кусок хлеба и достал из банки малосольный огурец.
Он еще не успел дожевать, как на кухню пришли мать с Ириной.
- Вадик, что случилось? – встревожилась мать.
- А что случилось? – Вадим с желчью в голосе исподлобья посмотрел на мать. – Когда отец бухает, ты тоже удивляешься?
- У отца это дело привычное. Но мне бы не хотелось, чтобы и ты пошел по его дорожке.
- Ну да! Мне лучше по другой, тюремной дорожке ходить, правда?
Вадим снова наполнил стакан доверху, залпом выпил, обливаясь и издавая горлом непонятные звуки и хрустнул огрызком огурца, закусывая.
- Вадя, пойдем в комнату, – Ирина осторожно, будто боялась какого-нибудь непредсказуемого действия Вадима, подошла к нему, прижала его голову к своей груди и начала поглаживать волосы.
Как ни странно, это подействовало успокаивающе на Вадима. Он обнял жену за талию и заплакал. Понятно было, что это была реакция на выпитое, но у Ирины и у самой комок к горлу подступил. Она глянула на мать, та жестом и кивком головы показала, чтобы Ирина увела его в комнату.
- Пойдем? – робко спросила она.
Вадим кивнул, поднялся и чуть было не упал. Но Ирина с матерью поддержали его и так обе, довели его до кровати, сняли пиджак, туфли, брюки и уложили его спать.
А ночью он проснулся и разбудил Ирину.
- Давай займемся сексом, – зашептал он.
Она кивнула, улыбнувшись, и повернулась на спину. Такого удовольствия они еще оба не испытывали.
 
27.
Мать с отцом и Сашкой гуляли по скверу с малышом. Был субботний солнечный день. Высоко в ветках прятались вороны, периодически каркая, будто передавая гуляю-щих по этапу. Вокруг них также прогуливались люди: кто парами, кто с собакой, кто про-сто сам с собой – шли в двух направлениях – к реке и обратно. Сквер был одним из люби-мых променадных мест Радости, а в такой солнечный день и вовсе всегда было много же-лающих подышать свежим воздухом. Встречая знакомых, здоровались друг с другом, но особо не увлекались разговорами, все же не для этого ходили гулять: поговорить ведь можно было в других местах или в другое время. Старались в такие дни лоточники, про-давцы хот-догов и разного рода напитков, для них это были самые продуктивные в плане выручки дни. Но для единственной кооперативной кафешки, небольшого павильончика в самом конце сквера недалеко от берега речки даже лоточники не были конкурентами – всем хватало посетителей.
Мать в выходные давала возможность Катерине отдохнуть и организовывала для прогулок с внуком мужа и младшего сына. Владик уже понемногу бегал, как и почти все полуторагодовалые малыши он ходить спокойно не умел, а, смешно переставляя ножками, быстро-быстро семенил. Мать смотрела на него и радовалась. Когда ребенок уставал, его усаживали в прогулочную коляску и просто катили вперед. А еще Владик любил, когда его держали за ручки мать с Сашкой: он при этом поднимал ножки и, улыбаясь, словно бы летел по воздуху. Точно так же, как это он делал и сейчас, пребывая на вершине счастья. При этом коляску катил отец, тоже выглядевший торжественно в такие минуты. Особенно, когда встречал знакомых мужиков. С ним здоровались одним лишь кивком головы и с улыбкой на устах поднимали вверх большой палец.
Вот Выгузов увидел впереди хозяина своей ремонтной мастерской. Слегка под-толкнув в бок Сашку, произнес:
- Ну-ка, держи коляску. А я возьму Владьку.
Он хотел шикануть внуком перед хозяином, но мать его одернула:
- Послушай, отец, ты ж знаешь, Владька тебя побаивается.
- Шо значит, побаивается. Сейчас увидишь.
Сашка послушно, незаметно для ребенка, передал ручку ребенка отцу, а сам взял коляску. В этот момент и поравнялись с хозяином, который также неспешно прогуливался под руку со своей женой.
- Привет, Анатолий, – поздоровался тот. – Наследника выгуливаешь? 
- А то! Сразу двух! – кивнул в ответ Выгузов, а мать также поздоровалась с муж-ниным шефом.
- Здрассьте!
Так и прошли мимо друг друга, практически не остановившись. И тут Сашка опе-редив отца с матерью, одной рукой толкая коляску, другой помахивая перед лицом пле-мянника, воскликнул:
- Владя, ку-ку! А я уже здесь.
Малыш не сразу сориентировался и улыбнулся Сашке. А потом вдруг задрал го-ловку и, посмотрев сначала на бабушку, затем на деда и, смекнув, что его за руку держит уже не Сашка, быстро и резко расплакался, опустив ножки на землю, затопав ими, и по-пытавшись выдернуть свою ручонку.
- Ты шо, Владь, а?
Выгузов от неожиданности даже остановился.
- Я ж тебе говорила, он тебя побаивается, – бабушка взяла ребенка на руки, пытаясь его успокоить.
- Да ну вас на хер! Я ему дед или шо? – расстроено произнес Выгузов, глядя на ре-вущего малыша.
- Ты чего ругаешься при дите? С ума сошел?
- Мам, посади его в коляску, я с ним побегаю, – предложил Сашка.
- Пойдешь к Саше, Владя?
Малыш через секунду успокоился и протянул к Сашке ручонки. Тот бережно взял племянника, усадил его в коляску, пристегнул ремнями и с криком:
- Поехали! – побежал вперед.
- Ты слишком сильно не беги, чтоб не упали или не врезались в кого, – закричала вдогонку мать, но Сашка ее уже не слышал.
Расстроенный отец, полез в карман штанов, достал помятую пачку сигарет и ко-робку спичек, прикурил, выбросил догоревшую спичку, недовольно проворчал:
- Такой же выродок будет, как и Сашка!
- Что ты несешь, Толя?
- Да ну вас на хер! Я домой пошел. Взяли и все настроение испохабили.
Выгузов развернулся и быстро зашагал назад, а мать не спеша пошла вслед за убе-жавшим с коляской Сашкой.
 Через несколько минут она увидела несущегося уже к ней Сашку и смеющегося в голос Владика. Подбежав к матери, Сашка резко остановился у самых ее ног и, тормозя коляску, чуть приподнял передние колеса.
- Поберегись!
Мать поддержала игру сына и, улыбнувшись, слегка подпрыгнула на месте:
- Ой, чуть бабушку не задавили!
Владик захохотал еще громче и жизнерадостнее.
Сашка помотав головой по сторонам, ища кого-то глазами, затем спросил:
- А где папка?
- Домой пошел. Вспомнил, что чего-то забыл, – не стала особенно уточнять мать.
- Да он вечно чего-то забывает. Ножками пойдешь, Владик? – и малыш утверди-тельно кивнул.

28.
С Катериной в последнее время творилось что-то неладное. Несколько раз, гуляя с малышом в сквере, она встречалась с бывшими одноклассниками. Она радовалась встре-чам – заботы о сыне и постоянные недосыпы постепенно превращали ее в чернушку, она переставала за собой следить, забывала краситься и даже делать маникюр. Но, выходя на улицу, она все же прихорашивалась, подводила брови, пудрила щеки, водила помадой по губам. Так она чувствовала себя комфортней. Ребята-одноклассники относились к ней по-разному. Кто-то подшучивал, называл матерью, кто-то подкалывал, заглядывая в коляску: делал удивленное лицо и восклицал:
- Гляди ты! Вылитый я в детстве! Гены, ведь, никуда не спрячешь!
Катерина смеялась и хлопала подкольщика по плечам.
Рябинкина, из параллельного класса, встретившись с ней, искренне обрадовалась, разглядывала ребенка, просила дать ей подержать его на руках, спрашивала, трудно ли ей. Зато другие, к удивлению, либо просто косились на нее, стараясь обойти стороной, либо молча сочувственно вздыхали и шли дальше. Катерину это, если и не бесило, то напряга-ло. После таких встреч она разворачивалась и шла домой, даже несмотря на то, что гуляла всего несколько минут.
А однажды она встретила Прохоренко. Тот не ожидал такой встречи и даже в пер-вую секунду растерялся. Растерялась и Катерина, но первой пришла в себя.
- Вова, на сына-то посмотри, – попросила она. – Неужели совсем не интересно?
- Да пошла ты со своим выпердышем! – Прохоренко даже сплюнул от досады и пошел в обратном направлении от того, куда шел до этого.
Катерина расплакалась. Долго не могла успокоиться. Ребенок в коляске тоже раз-нервничался, стал хныкать.
- Да заткнись ты! – прикрикнула она на него.
Проходившие мимо две старушки, услышав такое, даже остановились, покачивая головой.
- Девонька, разве ж так можно с ребенком разговаривать.
- А вам чего, ведьмы старые? Идите на хер, куда шли.
Старушек тут же поразил столбняк. Катерина быстрым шагом удалилась, а старуш-ки стояли еще некоторое время, не имея сил пошевелиться. Наконец, придя в себя, одна из них, дрожащими губами произнесла:
- И кого такая стерва воспитает?
Ее подруга в ответ лишь тяжело вздохнула.
- Несчастный ребенок.
Ревущая, вся в слезах, с потекшей и размазанной по лицу тушью, Катерина остави-ла коляску, как обычно, на площадке первого этажа, схватила Владика подмышку, малыш только кряхтел, и, взбежав на второй этаж и открыв своим ключом дверь, с порога закри-чала:
- Мам, ты дома?
К ней вышли одновременно мать с Сашкой, смотревшие вместе телевизор (подвы-пивший отец тоже сидел с ними, но у него не было сил подняться).
- Что случилось, Катюш? – увидев дочь в таком виде, испугалась мать.
- Любишь внука? На, держи! – она едва ли не бросила сына в руки матери.
Ребенок заплакал, а Катерина, разувшись, шмыгнула в комнату, с шумом захлопнув за собой дверь и крикнув:
- Сашка, не вздумай войти! А этого шибздика я вообще видеть не хочу.
Она бросилась на кровать и забилась в истерике.
Мать с Сашкой удивленно переглядывались. Пригревшийся на плече у бабушки Владик замолчал, сунув в рот свой большой палец. Увидев это, мать вытащила палец и вместо него сунула ему в рот соску-пустышку, затем передала малыша сыну.
- Возьми его, Саш, поди к нам раздень и, если мокренький, переодень. А я к Катьке.
- Хорошо, – Сашка взял племянника на руки, малыш тут же обхватил его за шею.
Мать несмело постучала в дверь.
- Катюш, это я, мама. Можно войти?
Рыдания за дверью стали  еще громче и мать теперь уже решительно открыла дверь. Катерина лежала на кровати, как была, в одежде, и, уткнувшись в подушку, обхва-тив ее руками, даже не среагировала на приход матери. А та, постояв немного рядом, при-села на край кровати и положила свою ладонь на голову дочери.
- Катюша, что случилось?
- Отвянь! Надоели все!
- Ну, знаешь ли, дорогая моя, – довольно громко и решительно заявила мать, – ты мне не смей грубить! А если я тебя спрашиваю, значит, переживаю за тебя.
Катерина перестала голосить, мать погладила ее по спине, потом по волосам. Чуть успокоившись, Катерина, не отрывая головы от подушки, просто повернув ее в сторону матери, простонала:
- Прохоренку встретила в сквере. Предложила на ребенка посмотреть. А он… эта скотина… – она снова заплакала, мать придвинулась к ней поближе, прислонилась, обня-ла. – Он… его выпердышем обозвал… А-а-а! И ты знаешь, у меня к Владу… как отрезало. Я теперь видеть его не хочу.
- А теперь послушай, что тебе мать скажет. Прохоренку твоего бог покарает, он все видит. А малыш здесь абсолютно ни в чем не повинен. Уж коли ты отказалась от аборта и родила, то, будь добра, расти сына. Не только он один у тебя безотцовщина, погляди, сколько в нашей Радости таких матерей-одиночек. И ничего! И вполне счастливы. Ты ду-маешь, от того, что у тебя, у Вадика, у Саши есть отец, такой отец, я более счастлива, чем они, одиночки?
Катерина помолчала, затем перевернулась на спину и уставилась в потолок.
- Чувства мои к Владу умерли. Да, я понимаю, что я его мать, но любви к нему мне это не прибавляет… И вообще, ма, дай мне побыть одной.
Мать смотрела еще некоторое время на дочь, а та по-прежнему вперила глаза в по-толок. Тяжело вздохнув, мать встала и ушла, прикрыв за собой дверь.
 
29.
Раздался звонок в дверь. Дома, кроме матери, были еще Ирина и Вадим. Отец по-вел Сашку в свою мастерскую показать, что к чему: как принимают заказы, как выписы-вают наряды и тому подобное. А мать елозила стареньким шумным пылесосом в своей комнате и, видимо, не слышала звонка. Звонок повторился еще раз. Чертыхнувшись, Ва-дим вышел из своей комнаты и, крикнув:
- Ма, ты что, не слышишь звонок? – открыл дверь.
На пороге стоял пошатывающийся и улыбающийся во весь рот с двумя отсутст-вующими передними зубами мужик бомжеватого вида и неопределенного возраста, а сбо-ку от него, прислонившись к стенке, стояла Катерина.
- Опа! – воскликнул мужик, разведя руки в стороны и еще шире раскрыв рот. – А я вам вашу тёлку привел. Совсем, грит, устала, сама не дойду.
Поначалу ошарашенный Вадим, опомнился.
- Не понял? Ты чего, Катька, совсем крыша съехала? Бомжей начала сюда водить?
Мать выключила пылесос и тоже подошла к двери. Следом вышла из своей комна-ты и Ирина.
- Я не бомж, я живу…
- Это не бомж, у него свой дом был, – Катерина отлепилась от стенки и встала в проеме, сразу же дохнув на Вадима изо рта перегаром. Тот поморщился.
- Был да сплыл?
- Катюша, что это с тобой? – всплеснула руками мать.
- А что я не могу расслабиться?
- У тебя же ребенок маленький?
- Этого ребенка его родной папаша выпердышем обозвал, понятно!
Катерина оттолкнула Вадима и вошла в дом. Следом за ней хотел было войти и бомж, но ему путь преградил Вадим.
- А ты куда, чмо?
- Эй, эй ты! Ты ж мне обещала дома дать? – крикнул через голову Вадима мужик, также дыша вонючим перегаром.
- Давай, лучше, я тебе дам.
Вадим размахнулся и со всей силы заехал бомжу по лицу, тот подался назад, зама-хав руками, но, не удержавшись, упал, ударившись головой о дверь напротив. Вадим тут же захлопнул дверь и задвинул засов.
Мать начала хлопотать вокруг Катерины, помогая ей раздеться.
- Отстаньте от меня! Я никому не нужна, и буду делать, что хочу. А этого выпер-дыша видеть больше не хочу.
- Ты с ума сошла? Это твой ребенок, твоя плоть и кровь!
Мать насилу увела Катерину в комнату и попыталась уложить ее в постель. Но дочь махала руками, что-то пытаясь говорить, а потом у нее из глаз потекли слезы.
В это время бомж пришел в себя, поднялся и снова начал звонить в дверь. Вадим нервно передернулся и снова вышел в прихожую.
- Я сейчас этого урода зарою!
- Вадя, успокойся, тебе сейчас нельзя драться, – пыталась его удержать Ирина. – Ты же на испытательном…
Звонок повторился и Вадим, оттолкнув жену, открыл дверь. Но мужик оказался не простаком – в руках у него сверкнуло лезвие небольшого ножа. Не ожидавший этого, Ва-дим не успел никак среагировать, и бомж пырнул его ножом в бок.
- Н-на!
- А-а! – вскричал не столько от боли, сколько от неожиданности Вадим. – Ах ты, сука! Ножом пырять!
Вадим выскочил на лестничную площадку и замахнулся на нападавшего.
- Вадя, не надо! А-а! Мама Света, помогите!
Ирина выскочила вслед за мужем, пытаясь удержать его, повиснув на руке.
- Уйди! – заорал Вадим на жену, пытаясь высвободить руку, и, заметив, что бомж снова вознамерился ткнуть его ножом, со всей силы пнул его ногой в живот. Тот снова отлетел к противоположной стене, ударившись о дверь. Пожилая соседка, до этого молча наблюдавшая за происходящим в дверной глазок, теперь открыла дверь и спокойно сказа-ла:
- Я сейчас милицию вызову.
В это время на площадку уже выскочила и мать, помогая Ирине успокоить и уве-сти в дом разозлившегося Вадима.
- Не надо милицию, теть Лиза! Мы сами со всем разберемся, – попросила она.
- А дверь мне кто ремонтировать будет?
- Да ничего с вашей дверью не случилось, – нервно выкрикнула Ирина, с помощью матери все-таки уводя Вадима в квартиру.
Соседка наполовину высунулась из двери, бегло осмотрела ее снаружи, а потом, заметив, что бомж опять зашевелился, щупая рукой ссадину на голове, откуда заструилась кровь, пнула его со всей силы ногой под дых и тут же захлопнула дверь. Бомж больше не решился звонить и, чуть отлежавшись и отдышавшись, медленно спустился по лестнице и вышел во двор.
Тем временем Ирина с матерью хлопотали вокруг Вадима. Ирина задрала его фут-болку, мать из аптечки в ванной принесла йод, вату и бинт. Смазав рану йодом и увидев, что Вадим слегка поморщился от боли, она кивнула Ирине:
- Подуй ему на рану, жжет же.
Пока Ирина дула, мать размотала бинт, затем приложила к ране кусок ваты и стала бинтовать.
- Да ладно тебе, мать. Заживет, как на собаке, – Вадим порывался встать, но мать придержала его.
- Конечно, заживет, но дезинфицировать надо. Мы же не знаем, в чем его нож ис-пачкан.
- Какая с-сука, а, Катька? Уже бомжей начинает в дом водить. А что будет дальше.
Дождавшись, когда мать закончила перевязку и ушла в ванную, положить остатки в аптечку, Вадим встал и решительно направился в комнату Катерины. Та уже спала. Вадим сдернул с нее одеяло, она лежала на боку в одних трусах, подложив под голову сразу обе ладони.
- Дрыхнешь, с-сука? Ну-ка, встать!
Он резко потянул Катерину на себя и та, пока еще не проснувшись, со всего маху грохнулась на пол, ударившись локтями и коленями, и уткнувшись лицом в пол. И только тогда она открыла глаза, застонав:
- Б-бли-ин! Что такое?
- Я тебе сейчас покажу, что такое! Встать! – кричал уже совсем не сдерживающий себя Вадим.
В этот момент в комнату вбежали мать с Ириной и снова попытались оттащить Ва-дима. Но теперь его было не удержать.
- Отвалите! – крикнул он обеим женщинам. – Я с ней сейчас сам разберусь.
- Вадя, успокойся, миленький.
Но Вадим, попытавшийся отмахнуться от жены, со всей силы ударил ее по голове. Она лишь тихо ойкнула, но цепко держала его за талию. Мать пыталась прикрыть собою Катерину, но Вадим изловчился и заехал сестре тапочком прямо в глаз.
- Сынок, ну пожалей меня, мне зачем это все видеть и слышать?
- Тебя пожалеть? Меня бы кто так жалел.
Спавший до этого в своей кроватке Владик, проснулся и от испуга закатился в ис-терике. Детский плач немного остудил пыл Вадима. Он резким движением отцепил от себя руки жены и, еще раз дотянувшись тапочком до пытавшейся встать на ноги сестры, ушел в свою комнату.
Мать не знала, что делать: то ли помочь дочери подняться, то ли бросаться успо-каивать внука. Решив, что Катерина и сама сможет подняться, мать подошла к кроватке, взяла Владика на руки и стала его покачивать и успокаивающе шикать.
В это время снова раздался звонок в дверь. Мать вздрогнула и замерла от ужаса. Ирина из своей комнаты истерически выкрикнула:
- Я открою!
На пороге стояли, оба улыбающиеся, отец с Сашкой.
- А вот и мы! – закрывая за собой дверь, весело провозгласил отец. Но увидев ка-кое-то оцепенение на лице Ирины, сразу же посерьезнел и спросил:
- Здесь что-то произошло, пока нас не было?

30.
Скандалы, крики и драки в семье Выгузовых не прекращались уже неделю. Мать постоянно пила корвалол и валерьянку, отец глушил водку. Вадим с Ириной пытались урезонить слетевшую с катушек Катерину и отвадить повадившихся заглядывать к ним в квартиру любителей бесплатно потрахаться.  И Сашка не выдержал. Никому ничего не сказав, собрав в рюкзак учебники и смену белья с запасной рубашкой, он выскочил из до-ма. Первые сумерки уже покрыли поселок, ветер срывал с деревьев листья, время от вре-мени накрапывал мелкий дождь, прибивавший эти самые листья к земле. Одинокая, без звезд, луна играла в прятки с маленькими хмурыми тучками. И настроение у Сашки было под стать погоде.
Он и сам не заметил, как прошел три квартала, свернул на нужную улицу, нашел нужный дом, поднялся на нужный этаж и позвонил в дверь. Никто не открывал. «Неужели его нет дома? – подумал Сашка. – Но домой я все равно не вернусь». Он на всякий случай позвонил еще раз. Снова молчание. Сашка готов был расплакаться. Он бросил рюкзак на пол, сел на него сверху, опершись спиной о дверь. Сколько нужно будет, столько и будет сидеть, хоть всю ночь до утра.
Сергей Иванович лежа на боку в кровати с умилением смотрел на лежавшую на спине Валентину. Одеяло прикрывало лишь их ноги. Он водил кончиками пальцем по ее груди, вокруг сосков и она, закрыв глаза, млела от этого – движения ее возбуждали, она готова была снова наброситься на любовника, но боялась пошевелиться, дабы не прервать ласки. Сергей Иванович провел кончиками пальцем чуть ниже и вдруг, склонившись к самому уху ее, горячо зашептал:
- Валя, Валя, Валентинка, ты красива, как картинка.
Она открыла глаза, посмотрела на Сергея Ивановича и улыбнулась.
- Еще!
- Что еще?
- Еще что-нибудь придумай, – так же шепотом попросила она.
Сергей Иванович думал не долго и, продолжая водить кончиками пальцев по ее те-лу, снова зашептал:
- Валя, Валечка, Валюшка, ты любимая игрушка.
И вдруг Валентина вспыхнула – села на кровати на ноги Сергею Ивановичу и стала стучать кулачками по его груди и плечам.
- Вы все, мужики, одинаковые. Мы для вас всего лишь любимые игрушки. И не бе-да, если сломаемся или надоедим – вы найдете другую, не менее любимую.
Он засмеялся, схватил ее за руки, прижал к себе, стал целовать. В этот момент и раздался звонок в дверь. Валентина тут же легла и накрылась одеялом, с тревогой посмот-рев на Сергея Ивановича.
- Кто бы это мог быть?
- Надеюсь, не твой муж, – спокойно ответил он, пожав плечами.
- Ты все шутишь?
И тут раздался второй звонок.
- Я вообще-то никого не жду.
Сергей Иванович откинул одеяло, встал, торопливо надел пижамные штаны, сунул ноги в домашние тапочки и потянул со спинки кресла светло-голубой махровый халат, надев его на голое тело. Валентина в это время натянула одеяло до самого подбородка.
- А мне что делать?
- Лежи пока. Пойду выясню. Возможно, это сосед или еще кто-нибудь. Я быстро.
Он вышел в прихожую и тихо, стараясь не шаркать, подошел к двери, глянул в гла-зок. Никого не было видно. Возможно, звонивший ушел, не дождавшись. Он уже хотел было вернуться назад, но в этот момент ему показалось, что кто-то снизу стукнул в дверь.
А это Сашка немного поменял позу, вновь навалившись на дверь с такой силой, что когда Сергей Иванович все же решился ее открыть, Сашка колобком вкатился внутрь.
- Ой, а я думал вас нету дома. Здравствуйте, Сергей Иванович, – глядя снизу вверх и пытаясь подняться на ноги, произнес Сашка.
- Саша?! Ты чего так поздно? Что-то случилось?
Сергей Иванович помог Сашке подняться и закрыл за ним дверь.
- Сергей Иванович, можно я у вас переночую? Я больше дома жить не хочу. Там постоянно скандалы, чуть не до драк. Катька пить стала, мужиков начала водить. А Ва-дим, вы же знаете, после тюрьмы очень нервным стал.
- Ну-ка, пойдем на кухню, и все в деталях, не спеша, расскажешь.
Валентина слышала весь разговор. Щеки у нее зарделись от стыда – ей придется выйти из комнаты, чтобы уйти, и Сашка вполне мог догадаться, зачем она была здесь. Но делать нечего. Она поняла, что Сергей Иванович специально увел мальчишку на кухню, давая возможность ей одеться и уйти.  Она поправила на себе одежду, причесалась, под-вела губы губной помадой и выдохнула. Она уже совершенно успокоилась и придумала выход из создавшейся ситуации.
Вышла в прихожую, обулась и сказала:
- Ну, у вас теперь новый клиент, Сергей Иванович, я тогда пойду, не буду вам ме-шать.
- Да, да, Валентина Михайловна, завтра договорим.
- Ой, Валентина Михайловна, и вы здесь? Здравствуйте! А я и не знал.
- Здравствуй, Саша. И до свидания, – улыбнулась учительница и открыла входную дверь.
Сергей Иванович, предвосхищая Сашкин вопрос, сразу произнес:
- Видишь, не только у тебя семейные неприятности. У Валентины Михайловны то-же проблемы с мужем.
Выслушав Сашку, Сергей Иванович, конечно же, разрешил мальчишке переноче-вать у себя, а на следующий день вызвал в школу Сашкину мать. Та плакала, извинялась.
- Дочь после родов совсем от рук отбилась, никто не может с ней справиться. Саша из-за этого и хуже учиться стал, я понимаю. Постараюсь что-нибудь сделать, – тяжело вздохнула мать, утирая платком слезы.
Но, разумеется, сделать она ничего не могла. И Сашка чаще стал ночевать у при-ютившего его учителя, чем дома. Сергей Иванович понимал, что это не дело. Но также понимал, что ради будущего Сашки ему нужно бывать дома как можно реже, иначе он может повторить судьбу собственного отца или сестры.

31.
Сплошной ливень перекрасил еще пару часов назад солнечный день в серый цвет. Поселок задыхался от сильной влажности, шедшей не только от реки, но еще и от падав-шей с неба. Пришибленные дождем, отягощенные килограммами лишнего веса, ветви на деревьях в сквере нагнулись вниз, и еще не вступившие в пору зрелости майские листья жалобно перешептывались друг с другом.
Вадим с Василием сидели в полупустом кафе недалеко от реки. Кроме них, занято было еще пара столиков. Все они сейчас скорее напоминали заложников погоды, нежели посетителей кафе. Ни зайти, ни выйти. Одна надежда на то, что ливень вот-вот должен прекратиться.
Вадим пригласил друга в кафе, так как хотел поговорить с ним не спеша, обстоя-тельно и без лишних ушей, чего ни у одного, ни у другого дома сделать было невозможно. Перед каждым стояла большая пол-литровая кружка светлого пива, а на тарелках краснели панцири вареных раков, да по два круглых беляша. Они не спеша попивали пиво, общипывали и обсасывали рачьи клешни, оставив беляши напоследок.
- Вот, помнишь, я боялся, что меня в армию заберут? Ты мне еще тогда советовал под психа закосить. Уж лучше бы я в армию пошел, чем попал туда, где был, – рассуждал Вадим.
- Не переживай, Вадик. Все прошло, у тебя все наладится. Ирка мне сказала, что забеременела.
Вадим отмахнулся.
- Не все прошло, Вась, в том-то и дело. Я чё тебя сюда пригласил. Серьезный раз-говор у меня. Снова хочу посоветоваться, как с лучшим другом.
Вадим сделал очередной глоток пива и откусил беляш. Василий в это время тере-бил последнюю рачью клешню.
- Тут где-то неделю назад заехал помыться ко мне на мойку один «жигуленок», а в нем сидел один корешок мой по СИЗО. Ну и узнал меня. Стал давить, чтобы я вступил в их банду. При этом он знает, мою ситуацию. С такими, как я, ворам водиться западло. Значит, меня хотят использовать либо по мокрому делу, либо… Даже не знаю для чего. Обещают отвалить большие бабки. И я понимаю, что он от меня не отстанет. А как отвя-заться от него – не знаю. Я уже грозился и ментам их сдать, так они в ответку мне тоже угрожать стали.
Василий долго молчал, задумавшись. Затем покачал головой.
- Ну, ты и влип и правда, братан. Дернуло тебя в эту лавку залезть… Даже не знаю, что тебе сказать… Может, тебе стоит уволиться оттуда и устроиться здесь, в Радости.
- И кто меня здесь возьмет? – хмыкнул Вадим. – Думаю, даже Фишман по старой памяти откажет мне.
- А он, кстати, новую точку открывает, и, возможно, люди ему не помешают. Хо-чешь, закину удочки? Слушай, я, кстати, в автошколе сейчас учусь, скоро права получу. Хочешь, давай тоже поступай. Водилой ведь можно устроиться, куда угодно.
Вадим пожал плечами.
- Ты думаешь, они меня здесь не вычислят? Знают, же откуда я.
- По крайней мере, ты здесь будешь дома. И потом – Радость маленькая, здесь они тебя трогать не посмеют, поскольку всё на виду… – Василий допивал свое пиво и вдруг его осенила свежая мысль. – Слушай, а звякни-ка ты Татьяне Решетниковой, ну, адвокат-ше. Она тебя из тюрьмы вытащила, возможно, и здесь как-то поможет, что-то подскажет.
Ливень прекратился, из-за туч выглянуло посвежевшее, умытое солнышко и сразу стало веселей. Откуда-то слетелись на деревья воробьи и весело зачирикали. Одни посе-тители кафешки ушли, другие пришли. И только Вадим с Василием продолжали свой раз-говор.
- Глаз на нее, что ль, положил? – улыбнулся Вадим.
- Может, и положил бы, да не в масть она мне. Кто она, а кто я?
- Пожалуй, ты прав, Вась. Она хоть девица и молодая, но ушлая. Только вот не знаю. По телефону же все не объяснишь.
- Это да! Придется ехать. Иного пути я не вижу.

32.
Волошин  отложил в сторону книгу, потянулся, сидя в кресле, глянул на наручные часы и зевнул в кулак.
- Пойти, что ль, кофейку заварить, а то засыпаю, – сказал он сам себе и встал, сунул ноги в кожаные, без пяток тапочки и зашагал на кухню.
Взял турку, засыпал туда нужное ему количество кофейных зерен, ступкой растер их вместе с сахаром, залил водой, включил газовую конфорку и поставил на нее турку. Открыл холодильник, заглянул внутрь, решая, с чем ему сделать бутерброд: с сыром или колбасой. В этот момент зазвонил телефон. Так ничего и не выбрав, хлопнул дверцей хо-лодильника и пошел в комнату, где стоял телефонный аппарат.
- Алло, вас слушают!
- Серега, ты, что ли? – услышал он в трубке чей-то знакомый голос, но кто это, бы-стро сообразить не мог.
- Я, что ли. А ты кто? – раз уж с ним были на «ты», значит, и он может это себе по-зволить.
- А это некто Ярослав Станюта, ежели не забыл.
- Ярик! – воскликнул Сергей Иванович. – Как тебя, чертяку, забудешь! Сколько лет, сколько зим!
И в этот момент на всю квартиру распространился щекочущий ноздри аромат под-горевшего кофе.
- О, ч-чёрт! Ярик, подожди, у меня кофе сгорел.
Он положил трубку на тумбочку и побежал на кухню. Коричневая жидкость, разу-меется, вся выскочила из турки, и пошла плясать по плите, загасив огонь и разлившись по всей верхней поверхности. Сергей выключил газ и впохыхах схватил горячую турку голой рукой. И тут же, ошпарившись, отдернул руку, вылив остатки кофе на пижамные штаны и уронив турку на пол.
- Черт! – снова выругался он, взял со стола прихватку, поднял  турку, положил ее в раковину, и тут же снова побежал к телефону.
- Ты, как всегда, появляешься вовремя. У меня там, на кухне, кофейный вулкан разбушевался.
- Ну, извини, брат, видеотелефоном пока не обзавелся, – хихикнул Станюта.
- Тем не менее, я рад тебя слышать, Ярик. Жаль только, что без дела ты мне не зво-нишь.
- Так я такое же обвинение могу повесить и на тебя, дружище. Впрочем, ты прав, у меня к тебе дело, причем, вполне серьезное.
- Я весь внимание!
- Можешь меня поздравить, на деканате меня утвердили заведующим нашей с то-бой родной кафедры.
- Поздравляю, и искренне рад за тебя, – Волошин поправил очки на переносице и переменил позу на стуле, положив ногу на ногу.
- Спасибо! А теперь, Серега, и за себя можешь порадоваться, а потом и меня побла-годарить.
- Интригуешь?
- А почему бы и нет! – хихикнул в трубке Станюта. – Короче, я выбил ставку стар-шего научного сотрудника. И хочу, чтобы эту вакансию занял некто Волошин Сергей Иванович. Как ты на это смотришь, а?
Предложение было настолько неожиданным, что Сергей Иванович даже опешил, лоб его покрылся испариной. Он давно лелеял надежду перебраться в область, где у него была двухкомнатная квартира, в которой проживала его пожилая бабушка. Но, с другой стороны, и бросать столь насиженное место завуча в школе, отправляясь в неизвестное плавание тоже не хотелось. Все-таки уже не мальчик – под сорок. И вдруг выпал такой шанс. И его еще спрашивают, как он на это смотрит? Да как он может на это смотреть.
- Алло, Серега, ты куда пропал? Ты меня слышишь?
- Да никуда я не пропал и слышу тебя великолепно.
- Так что скажешь на мое предложение? Конечно, это не доцентская должность, но через пару лет, наберешь часы и я буду ходатайствовать…
- Я согласен! – перебил его Волошин.
- Ну, вот и здорово! Заканчивай там у себя учебный год и летом давай сюда.
Два дня Сергей Иванович ходил в задумчивости, пока его не вызвала на откровен-ность директриса.
- Софья Вячеславовна, простите, но мне сделали такое предложение, от которого я не смог отказаться.
И он передал ей разговор со Станютой.
- Ну что же, очень жаль…
- Что жаль? – не понял Волошин.
- Очень жаль, Сергей Иванович, что я опоздала со своим предложением. Честно го-воря, хотела сделать вам сюрприз в конце года. Но, видимо, слишком затянула.
- А что за сюрприз?
- Поступил запрос из отдела образования и я рекомендовала вас на должность главного специалиста. Вы же все-таки у нас кандидат наук.
Сергей Иванович улыбнулся и развел руки в сторону.
- Как говорится, не было ни гроша, да вдруг алтын.
- Так бывает иногда, – улыбнулась и директриса. – А может все-таки примете мое предложение? Все-таки свой человек был бы в РОНО.
- Я бы с радостью, Софья Вячеславовна.  Но тут ведь для меня важно еще что?
- Что?
- Вы же знаете, у меня есть бабушка. Она мне, как мать. Ей уже за семьдесят, да еще почти не ходит. А под моим присмотром ей будет полегче.
- Да я вас понимаю. Ну что же, как говорится, флаг вам в руки. Когда уезжаете?
- Да не волнуйтесь, Софья Вячеславовна. Год-то я закончу. В институте ведь такой же алгоритм обучения, как и в школе.
На последнем своем уроке в школе, прощаясь с учениками выпускного класса, где он преподавал историю и обществоведение, Сергей Иванович рассказал им такую притчу, характеризующую извечную дискуссию о миссии педагога:
- Бывают учителя, как маяки, которые показывают направления, но сами не явля-ются направлением. Бывают, как дорожные знаки, которые показывают, куда двигаться, но сами стоят на месте. Бывают, как путеводные звезды, которые указывают и направле-ния, и куда двигаться, но всегда остаются недосягаемыми. Бывают, как солнце, которое греет, пока оно есть, но непогода и ночь легко прогоняют его. Бывают, как луна, которая светит только в полной темноте, но тепла никому не дает. Бывают, как дерево, которое листвой защищает от зноя случайных путников, но как только оно умирает, те же путники сожгут его, как дрова, за одну ночь. Бывают, как… Впрочем, друзья мои, продолжать мою мысль я оставляю вам. А ежели вам покажется, что и я подпадаю под одну из категорий, озвученных здесь мною, что ж, таков мой удел учителя. Но, надеюсь, что то немногое, что мне удалось вложить в ваши головы, не скоро вами забудется. На сём разрешите мне закончить и распрощаться с вами. Мне было с вами хорошо, не знаю, как вам со мной.
Сергей Иванович собрал со стола свои тетради, закрыл классный журнал. И вдруг тишину класса прервал шквал аплодисментов. Хлопал весь класс без исключения. Сергей Иванович поднял голову, окинул всех единым взором и даже прослезился, не стесняясь слез.
- Спасибо, Сергей Иванович! Вы самый лучший учитель! Нам будет вас не хва-тать.
- И я благодарю вас, ребята. И тешу себя надеждой, что, возможно, кто-нибудь из вас уже в этом году станет студентом нашего пединститута и я с превеликим удовольст-вием снова буду вас учить.
Сергей Иванович еще раз проверил все ящики своего стола – бумаг набралась це-лая стопка, явно не помещающаяся в небольшой портфель, а еще набор авторучек, альбо-мы и прочие мелочи, накопившиеся здесь за многие годы его работы.
- И неужели вы все это за раз увезете? – улыбаясь, спросила коллега по кабинету, завуч начальной школы.
- Ну, значит, придется еще раз наведаться к вам, Антонина Васильевна, – Волошин в ответ также улыбнулся. – Надеюсь, не будете возражать?
- Мы всегда рады вас видеть, Сергей Иванович, вы же знаете.
В этот момент в приоткрытую дверь заглянула Валентина Михайловна.
- Можно войти? Я вам не помешаю?
- Ко мне, Валюш? Заходи, – откликнулась Антонина Васильевна.
- Да нет, я, собственно… Вот, узнала, что Сергей Иванович уходит, зашла попро-щаться.
- Так я еще здесь появлюсь, – усмехнулся Волошин.
- Ну, раз не ко мне, тогда я, наверное, пойду. Рабочий день у меня закончился.
Антонина Васильевна перед зеркалом поправила прическу, покрасила губы, поже-вав ими, слизывая лишнюю помаду, взяла сумочку, висевшую на спинке стула, и, выходя, с усмешкой подморгнула Валентине Михайловне. Намек был слишком понятный, чтобы учительница смутилась и слегка покраснела. Конечно, они пытались скрыть свои взаимо-отношения, но разве в таком относительно небольшом учительском коллективе возможно все это утаить? Впрочем, и директор, и другие учителя в данном случае не осуждали Ва-лентину: во-первых, все прекрасно знали, как ей ужасно не повезло с мужем-самодуром; во-вторых, и Волошин не был обременен собственной семьей, а в общем-то молодому еще мужчине иногда нужно расслабляться, что, как выяснили зарубежные психологи и сексологи, даже полезно для здоровья.
Валентина, оставшись наедине с Волошиным, расплакалась.
- Уезжаешь, оставляешь? Ты у меня был последней отрадой, теперь и ее не будет.
- Я тебе уже давно говорил – разводись ты со своим.
- Я предлагала ему, но он пригрозил, что ребенка мне не отдаст.
- Ну, для этого есть суд.
- Маринка и так нервничает, а представляешь, как суд ударит по ее психике. Она ведь и отца тоже любит.
- Ну, тогда мучайся дальше, – резко ответил Волошин, пытаясь уложить бумаги в матерчатую сумку, которую вытащил из портфеля.
- Давай, помогу, – Валентина подошла и особым образом, по-женски уложила поч-ти всю стопку. – Ну, а это не помещается. Ты когда едешь?
- Через три дня. Билет уже купил.
- Я приду к тебе?
- Давай только не сегодня, завтра. Я хочу собраться.
- Как скажешь, – грустно вздохнула она.
Он хотел подойти к ней, обнять, но в это время кто-то заглянул в учительскую и, ойкнув, тут же закрыл дверь.
- Ключ от квартиры у тебя есть, если станет совсем невмоготу, можешь переехать туда.
- Спасибо! А ты? Будешь приезжать?
- По мере возможности. Хотя, скорее я тебя увижу в области: курсы повышения квалификации, совещания… Ну и так далее.
- Детей на экскурсию свозить.
- Вот, вот!
Дверь снова открылась, вошел физкультурник – здоровенный, коротко стриженный бывший  борец вольного стиля. Будто не замечая Валентины, он направился прямо к Волошину.
- Иваныч! Держи пять! – протянул он Волошину свою огромную ладонь.
Сергей Иванович пожал ее, затем они по-мужски обнялись.
- Ну, вот и еще на одного мужика в школе стало меньше.
Валентина улыбнулась с печалью в глазах и молча вышла.
- Не переживай, тезка, – бодро ответил Волошин. – Зато теперь у тебя одним кон-курентом меньше будет.
- Это да! – басисто засмеялся физрук, еще раз похлопав Волошина по спине.

33.
А вечером к Волошину прибежал весь взъерошенный Сашка. Он с таким вызовом, с такой тоской смотрел в глаза учителя, что у того по телу пробежала мелкая дрожь.
- Саша, что с тобой? Случилось что?
- Случилось! – не опуская глаз, ответил Сашка. – Вы уезжаете. А я не хочу оста-ваться в своем доме. Мне там житья не будет. Или я превращусь в таких же, как все они.
- Но это же твой дом, там живут твои родители, Саша.
Сергей Иванович провел Сашку в комнату, усадил в кресло, присел перед ним на корточки и теперь уже сам смотрел на него снизу вверх.
- Родителями хорошо любоваться на расстоянии. Единственное, мне мамку жалко да Катькиного малыша, я к нему привязался, остальных нет. Но я знаю, время и расстоя-ние лечат.
- И что мне с тобой делать?
- Мне скоро двенадцать будет, Сергей Иванович. И я уже сам могу решать, где и с кем мне жить.
- Уж больно ты грамотный, Сашка. Ну, и где и с кем ты решил жить?
- С вами.
- Со мно-ой! – у Сергея Ивановича округлились глаза и линзы очков покрылись легкой испариной.
Он снял очки, достал из очешника атласный платочек, протер линзы и снова наце-пил очки на переносицу.
- Ты понимаешь, что ты говоришь?
- Вы же сами только что сказали, что я грамотный. Конечно, я отдаю отчет своим словам.
- И что мне прикажешь теперь с тобой делать?
- Пойдемте ко мне домой и поговорите с мамкой. Она отпустит. Ей сейчас тяжелее, чем прежде. Папка стал пить еще больше, Катька с катушек слетела, у Вадика с Иркой не все ладится, ругань началась.
Сергей Иванович вздохнул, сел на диван, откинулся на спинку и задумался. Он и в самом деле привязался к Сашке, ему нравился этот целеустремленный мальчишка, но од-но дело наблюдать за ним со стороны, а совсем другое – взять его в свою семью. И как к этому отнесется его бабушка? Но верх взяло решение помочь вытащить из мещанской ру-тины, из обывательской среды хотя бы одну маленькую душу. И потом, он же не насовсем его заберет, и их же не лишают родительских прав. Он может к ним приезжать, да и вернуться обратно сможет, когда захочет.
- Хорошо, Саш! Пойдем к твоим родителям, поговорим. Если они тебя отпустят, я тебя возьму с собой. Правда, не совсем представляю, как это будет выглядеть – при живых родителях ребенок уходит в другую семью.
Сашка открыл дверь своим ключом. Мать, хлопотавшая на кухне, тут же окликну-ла:
- Кто там?
- Это я, мам.
- Ты где был, негодник? – она выскочила с кухни в переднике и с перекинутым че-рез плечо полотенцем. – Хоть бы предупредил, что куда-то уходишь.
Но, увидев Сергея Ивановича, она стушевалась и, уже обратившись к учителю, ис-пуганно спросила:
- Не набедокурил ли Саша? Здравствуйте!
- Добрый вечер! Нет, нет, успокойтесь. Меня Саша сам попросил прийти. Тут, ви-дите ли, весьма деликатное дело.
- Деликатное? – удивилась мать. – Тогда, если не возражаете, пройдемте на кухню, а то, боюсь, у меня там тесто убежит.
Они устроились за кухонным столом, а мать стала к плите, где у нее стояла каст-рюля с поднимающимся тестом.
- Может чайку? У нас конфеты, печеньки есть. Саша, угости учителя.
- Да, конечно! – Сашка с готовностью поднялся, но Сергей Иванович удержал его.
- Нет, нет, спасибо, не беспокойтесь. Особо рассиживаться не хотелось бы, а разго-вор и в самом деле серьезный.
Мать с еще большей тревогой посмотрела сначала на Сашку, потом на учителя. И когда Сергей Иванович хотел было начать разговор, Сашка опередил его.
- Мам, знаешь, Сергея Ивановича переводят на работу в область, в институт.
- Ой, правда? Жалко будет нам с вами расставаться. Саша к вам так привык.
- И еще знаешь, – Сашка был настроен весьма решительно. – Я попросил Сергея Ивановича взять меня с собой.
Мать не сразу поняла слова сына. Когда же поняла, медленно повернулась, подо-шла к столу, села на свободный табурет и посмотрела на Сашку.
- Как, то есть, взять с собой? А где ты жить там будешь?
Теперь уже Сергей Иванович взял инициативу в свои руки.
- Светлана Ивановна, Саша хотел сказать, что он… Ну, то есть, – Сергей Иванович впервые осознал, что ему трудно связно высказать свою мысль – уж больно ситуация бы-ла необычной. – Ну, то есть, он попросил меня взять с собой, и будет жить у меня, я его там, разумеется, устрою в школу, и в обиду никому не дам. Там у меня бабушка, она за ним и присмотрит, если что. Я, поверьте, сам впервые оказался в такой ситуации, и не знаю, как себя вести.
- Мам, если ты меня не отпустишь с Сергеем Ивановичем, я все равно из дому убе-гу. В таком гадюшнике мне жить противно.
- Это ты свой родной дом гадюшником называешь, негодяй? – вспылила мать.
В это время тесто подняло крышку и выскочило на волю, будто тоже солидаризо-валось с Сашкой. Смешно, но Сергей Иванович тоже так же подумал. Мать вскочила, со-рвала полотенце с плеча и, ухватив им за ручки кастрюли, перетащила ее на выключен-ную конфорку и стала тесто утрамбовывать.
- А что же обо мне люди скажут, вы подумали?
- Это же не насовсем, Светлана Ивановна. Объясните людям, что Сашу взяли в школу-интернат для одаренных детей и это будет ему во благо, а не во вред. Я и в самом деле устрою его в хорошую школу. А на каникулах он будет к вам приезжать.
Мать качала головой. Сашка смотрел на нее умоляюще. Сергей Иванович сидел, опустив глаза.
Тут кто-то настойчиво стал звонить в дверь, помогая себе при этом ногой. Мать вздрогнула, побежала открывать, понимая, что пришел муж, и стараясь предупредить его. Она открыла дверь. Выгузов еле держался на ногах.
- Чуть не обоссался, и ключ найти не могу.
Она его огрела полотенцем и зашипела:
- Заткнись ты, зараза, у нас учитель сидит.
Но пьяный Выгузов ее не услышал и, подумав, что она с ним заигрывает, ущипнул ее за ляжку и тут же побрел к туалету. Освобождая мочевой пузырь, он не только издал неприличный звук, но и облегченно покряхтывал. Мать покраснела от стыда, Сашка даже уши заткнул. Выйдя из туалета, Выгузов тут же забрел на кухню, проговорив:
- Мать, шо пожрать есть?
Но, увидев постороннего и с пьяного глаза не узнав учителя, он остановился и ус-тавился в него.
- Здрассь! Ты кто?
- Иди отсюда, иди! – мать стала выталкивать отца в спину с кухни. – Когда приго-товлю, я тебя позову.
- Не, а это кто? – не особо упираясь, все же поинтересовался отец.
- Сергей Иванович это, учитель Сашин, – уже в прихожей, по-прежнему толкая Выгузова в спину, уточнила мать.
- Видите, Сергей Иванович. Я ведь так и сам сопьюсь. А я хочу вырасти нормаль-ным человеком, у меня есть цель в жизни – открыть свое дело и вырваться из нищеты.
- Цель у тебя прекрасная, Саша, но все будет зависеть от твоей мамы.
Минут через пять вернулась мать. Судя по ее покрасневшим глазам, было понятно, что она всплакнула. Она постояла в проеме двери, будто собираясь с силами, затем тяжело вздохнула.
- Вы знаете, Сергей Иванович, может вы и правы. А если вы сделаете из Саши че-ловека, я только вам большое материнское спасибо скажу.
Сашка сорвался с места, обнял мать за талию, уткнулся в ее живот и заплакал. За-плакала и мать. Расчувствовался и Сергей Иванович. Чтобы самому не расплакаться, он поднялся.
- Я, пожалуй, пойду. Вы соберите Сашу, денег не давайте ему, семье оставьте. А завтра к обеду приходи. Я постараюсь к этому времени купить тебе билет.
Он вышел из подъезда, едва не столкнувшись с Вадимом.
- Здравствуйте, Сергей Иванович.
- А, Вадим, добрый вечер.
Разговаривать ни тому, ни другому не хотелось, и они разошлись каждый в свою сторону.
 
34.
Город поразил Сашку своей огромностью и шумом. В сравнении с ним даже рай-центр казался маленькой и спокойной деревней. Другая жизнь, другой ритм, другие люди – по большей части куда-то спешащие. А к такому количеству автомобилей он и вовсе долго привыкнуть не мог – порою даже на зеленый свет боялся переходить проезжую часть. Впрочем, человек такое существо, что привыкает ко всему. И Сашка не стал исклю-чением.
Он постепенно привык к своему новому месту жительства, адаптировался к семье Сергея Ивановича и к новой школе. Он даже не представлял, что у людей может быть и такая жизнь – спокойная, размеренная, без постоянных стрессов, ругани и ежечасного беспокойства о хлебе насущном. Да и от мата стал отвыкать: ни Сергей Иванович, ни, тем более, его бабушка Раиса Силантьевна никогда себе не позволяли не то что матерного, даже грубого слова, хотя Сергей Иванович иногда бывал даже очень раздражительным и раздраженным. С бабушкой же, которую Сашка по предложению самой старушки, назы-вал не иначе, как бабушка Рая, он и вовсе сдружился. Да и то сказать, женщине, практиче-ски прикованной к инвалидной коляске и по той причине не выходившей из дома, одиноко проводившей свои дни в заточении четырех каменных стен, которой прежде приходилось общаться только с газетами, книгами да с телевизором, и лишь иногда переговаривавшейся с единственной остававшейся в живых подругой, страдавшей хронической астмой и бронхитом, отчего большую часть дней проводившей то в больнице, то в санатории, общение даже с маленьким, но весьма разумным существом, доставляло особую радость. И за эту возможность она уже неоднократно благодарила внука Сережу.
Была суббота, но по субботам Сергей Иванович тоже был занят на кафедре полдня. Зато Сашка в этот день не ходил в школу и мог себе позволить поспать подольше. Раиса Силантьевна никогда не будила его, наоборот, потихоньку перебиралась на кухню, гото-вила завтрак, мыла посуду и, пока Сашка спал, включала на тихий звук маленький черно-белый телевизор «Юность» и, лишь временами взглядывая на экран, что-нибудь вязала. Сейчас заканчивала вязать одну сторону шерстяного свитера для Сашки. А вот и он про-снулся, потянулся на своей раскладушке, глянул в сторону бабушкиной кровати – она, разумеется, уже была пуста и заправлена. Сашка встал, сунул ноги в тапочки, сразу же заправил одеяло на раскладушке, как то он всегда делал и в свой Радости, и вышел в прихожую.
- Доброе утро, бабушка Рая! – произнес Сашка и тут же скрылся в туалете.
- Доброе утро, Сашуня!
Раиса Силантьевна сразу отложила в сторону вязание, вколов спицы в шерстяной клубок, и подвинулась к плите, чтобы разогреть для Сашки кашу и вскипятить в чайнике воду. Умывшись, пригладив ладонью непослушную после сна шевелюру, улыбающийся Сашка вошел в кухню.
- Как спалось, Сашуня? – спросила Раиса Силантьевна, накладывая в тарелку кашу.
- Как всегда, очень хорошо. Мне вообще у вас очень комфортно… – беря в правую руку ложку, а в левую кусочек белого хлеба, Сашка на секунду задумался. – Правда, ино-гда скучаю по своей Радости. По мамке с папкой, по брату Вадику и, особенно, по малы-шу Владьке. Ведь он ко мне так привязался. Даже не знаю, как он там сейчас. Телефона-то у нас же нет.
Сашка начал есть, дуя на горячую кашу.
- И это вполне нормально для любого человека – скучать по своему дому и своим родным, – бабушка вновь взялась за вязание. – Когда человек отрывается от своих корней, ему всегда должно быть плохо. В противном случае – это Иваны, родства не помнящие. И жизнь у таких иванов всегда нелегкая и неблагодарная. Впрочем, Сашуня, потерпи, скоро каникулы, я попрошу Сережу отвезти тебя к родным.
- Спасибо! – Сашка улыбнулся. – А что вы вяжете, можно поинтересоваться?
- Да вот, решила свитер тебе связать, а то знаешь, не успеешь и глазом моргнуть, зима наступит. Вот позавтракаешь и примеришь, не мал ли.
- Спасибо! – еще раз сказал Сашка. – Только он, наверное, колючий.
- Но зато теплый, – улыбнулась бабушка. – И потом, ты же не на голое тело будешь его надевать. А на рубашечку будет в самый раз.
Бабушка никогда не отказывала себе в лишней чашке чая, потому и разделила с Сашкой чаепитие с собственной выпечки пирожками с яблоками. Выпив чаю, Сашка по-ставил в раковину тарелки, ложки и чашки. Бабушка его тут же позвала.
- Ну-ка, подойди ко мне, повернись спиной, дай-ка я примерю свитер… Какое сча-стье, что глазомер мой пока еще меня не обманывает – с размером я угадала.
- Бабушка Рая, можно, я помою посуду и пойду немного погуляю?
- Конечно, можно.
Пока Сашка мыл посуду, бабушка вязала и все так же периодически поглядывала на экран телевизора.
 Наконец, они перебрались в свою комнату, Сашка достал из шкафа, где ему выде-лили отдельную полку, джинсы, рубашку и пуловер. Но он успел надеть лишь джинсы, когда в дверь позвонили. Бабушка взглянула на настенные часы с кукушкой и удивленно произнесла:
- Интересно, кто бы это мог быть? Может быть, Сережа ключи забыл?
Сашка тоже глянул на часы.
- Нет, ему еще рано. Я пойду открою?
- Конечно!
Сашка вышел в прихожую и, поскольку до дверного глазка он еще не дотягивался, спросил:
- Кто там?
- Это почтальон, откройте, пожалуйста.
Сашка открыл, на пороге и в самом деле оказалась женщина-почтальон с большой кожаной и, вероятно, тяжелой сумкой через плечо.
- Даздраперма Силантьевна Волошина здесь проживает?
- Кто? Нет, такой здесь нет.
Почтальонша посмотрела на номер, привинченный к двери.
- Это же квартира шестнадцать?
- Шестнадцать, но здесь живет Раиса Силантьевна, а не…
- Дома кто есть из взрослых?
- Есть! Бабушка, но она не ходит почти.
- Ну вот что, молодой человек, мне с тобой некогда лясы точить, мне еще три подъ-езда нужно обойти. Ты же здесь живешь?
- Ну да, здесь.
- Ну, тогда вот тебе ручка, – почтальонша протянула Сашке ручку, а сама достала из сумки довольно плотный конверт, оторвала листок с извещением об уведомлении и, положив его на конверт, поднесла к Сашке. – Вот здесь распишись.
- Так я еще не умею расписываться, – смутился Сашка, слегка покраснев.
- А фамилию свою писать умеешь?
- Конечно! – Сашка даже хотел было обидеться, но не успел, почтальонша тут же сказала:
- Ну, так вот и поставь ее вот в этом месте.
Сашка расписался, взял конверт и, закрыв дверь, вернулся в комнату.
- Кто это был, Сашуня?
- Да почтальонша приходила. Спросила какую-то Дыздра… – Сашка глянул на конверт и, шевеля губами, пытался прочитать это сложное имя. – Я сказал, что у нас такой нет, а она все равно заставила меня расписаться и взять конверт.
Бабушка улыбнулась и протянула руку к конверту.
- Ты все правильно сделал, Сашуня. Дай-ка мне этот конверт.
Бабушка посмотрела на адрес отправителя, потом внезапно задрожавшими пальца-ми с трудом вскрыла конверт, стала читать, затем перевернула страницу и глянула в са-мый низ отпечатанного на машинке текста и вдруг закрыла лицо руками и откинулась на спинку кресла. Сашке даже показалось, что она на некоторое время потеряла сознание. Он не знал, что делать. Еще раз посмотрел на часы – где-то минут через двадцать должен был прийти с работы Сергей Иванович. Но что делать эти двадцать минут? И тут рыдания прорвались сквозь ладони старой женщины, она отложила конверт на стоявший рядом столик, где лежало ее вязание, и уже не сдерживаясь, стала плакать. Сашка и сам готов был расплакаться. Он подошел к ней, стал гладить ее плечи.
- Бабушка Рая, что с вами? Что это за письмо?
Вынув из кармана своего халата платок, она стала вытирать слезы, высморкалась и все еще влажными глазами посмотрела на Сашку.
- Извини, Сашуня, я хочу немного побыть одна.
Сашка понимающе кивнул и пошел на кухню. Желание пойти на улицу у него пропало – не мог же он оставить старую женщину в таком состоянии одну. Он включил телевизор, попереключал каналы, нашел какие-то мультики и стал смотреть.
Вскоре пришел Сергей Иванович. Сашка выскочил в прихожую встретить его и рассказать о случившемся.
- Сергей Иванович! – громким шепотом произнес он, пока тот разувался и снимал плащ. – Почтальонша сегодня принесла бабушке какое-то письмо и та очень сильно пла-кала. Я даже гулять не мог пойти, боялся, как бы с ней чего не произошло.
Сергей Иванович потрепал Сашку по волосам и тут же вошел к бабушке.
- Бабуль, что случилось? Саня сам не свой.
Раиса Силантьевна уже успокоилась, перебралась на кровать и, полулежа на высо-кой подушке, уже, наверное, в десятый раз перечитывала то самое письмо. Когда вошел внук, она протянула ему этот листок.
- Дедушку твоего, Александра Николаевича, наконец-то реабилитировали. Вот, письмо прислали из Комиссии по реабилитации жертв сталинских репрессий. За подпи-сью самого Александра Николаевича Яковлева.
Сергей Иванович быстро бежал глазами по строчкам, поправив очки на переноси-це, перевернул лист на другую сторону.
- Теперь и помирать мне можно со спокойной душой.
- Глупости, бабуль! – Сергей Иванович дочитал, положил письмо на столик, сел в ее инвалидное кресло и обнял ладонями Раису Силантьевну за обе щеки. – Я даю тебе за-дание еще лет на двадцать, по крайней мере. Ты же сама говорила, что твои отец с мате-рью почти до ста лет дожили. Значит, и ты должна жить не меньше.
В глазах у внука сквозь линзы очков она заметила веселых зайчиков, что свиде-тельствовало о его хорошем настроении. Она тоже в ответ улыбнулась, но тут же возрази-ла.
- А какой смысл, Сереженька? До сего дня смысл был – ждала реабилитацию. Дож-далась. И что теперь? Правнуков от тебя я все равно не дождусь.
- Может, и дождешься. А пока, вон, Сашка, есть.
- Саша, конечно, хороший, умный, благодарный мальчик. Я к нему даже привяза-лась, да и он ко мне. Но ты же понимаешь, у него есть родители, и сколько он еще прожи-вет у нас – не известно. А вот если бы ты со своей Людмилой не расстался почти два-дцать лет назад, у тебя бы уже мог быть вполне взрослый сын или дочь, а у меня правнук или правнучка.
- Бабуль, ты же прекрасно помнишь, какая у нас с Люськой жизнь была – почти каждый день ругань да выяснение отношений, а потом еще и ревность добавилась.
- Знаю, – вздохнула Раиса Силантьевна. – Но могу я хотя бы помечтать о прошлом?
- Помечтать о прошлом – это гениально! – засмеялся Сергей Иванович. – Слушай, бабуль, давай-ка я схожу в магазин – винца, колбаски, тортик, а? Нужно же отметить реа-билитацию.
- Сходи, дорогой! – кивнула Раиса Силантьевна.
Сергей Иванович вышел в прихожую, начал снова обуваться.
- Вы опять уходите, Сергей Иванович? – выглянул с кухни Сашка, по-прежнему сидевший перед телевизором.
- В магазин хочу сходить. У нас сегодня радость – дедушку моего реабилитирова-ли.
- Это поэтому бабушка плакала?
- Ну да!
- А можно я с вами? А то я сегодня так и не выходил на улицу.
- Конечно, можно. Давай!
Выйдя на улицу, Сашка, наконец-то, решился задать вопрос, которым мучился все то время, начиная с прихода почтальона.
- Сергей Иванович, а разве вашу бабушку зовут не Раисой Силантьевной.
- А почему ты спрашиваешь?
- Да, понимаете, когда почтальон принес письмо, она спросила какую-то Дыздра… Доздра…
- Даздраперму, наверное? – подсказал Сергей Иванович.
- Во, точно! Я тогда сказал, что у нас таких нет, но бабушка велела принести пись-мо ей.
- Видишь ли, Саша, – улыбнулся Сергей Иванович. – Как бы тебе попонятнее… Короче, настоящее имя моей бабушки – как раз Даздраперма. Но еще дедушка, для благо-звучия, стал называть ее Раей. Так это и закрепилось.
Сашка несколько минут шел молча, переваривая услышанное, потом посмотрел на учителя снизу вверх.
- А что это за имя такое?
Улыбка не сходила с лица Сергея Ивановича.
- Бабуля моя родилась 1 мая 1920-го года. Время было революционное. Заканчива-лась гражданская война, начиналось строительство, как тогда казалось, светлого комму-нистического будущего. Ну и, соответственно, придумывались новые имена. Например: Ревомир – революция мировая, Марлен – Маркс, Ленин. Да тот же Владилен – сокращен-ное от Владимир Ленин. От мужчин не отставали и женщины: Октябрина – это от октяб-ря, месяца, когда большевики совершили свою революцию. А поскольку бабушка моя, как я уже говорил, родилась 1 мая, в день международной солидарности трудящихся, основной лозунг которого, как ты, наверное, слышал, звучит так: «Да здравствует первое мая!» Вот, сократив этот лозунг по максимуму, и получили то самое искомое тобою женское имя – Даздраперма.
Сашка шевелил губами, пытаясь произнести это словосочетание и сократить его, затем опять глянул на учителя:
- Вы шутите, Сергей Иванович?
- Отнюдь!
- Но это же настоящий идиотизм!
- Увы! Если бы только такой идиотизм сотворили большевики, можно было бы считать нашу страну счастливой!
Всю оставшуюся дорогу до магазина и обратно Сашка шел молча.
Но не успели все трое, как следует, отметить реабилитацию профессора Александ-ра Николаевича Волошина, как в дверь кто-то позвонил. Сергей Иванович встал, поправил на плечах подтяжки от брюк, а на переносице очки, и открыл дверь. К своему удивлению, он увидел на пороге невысокую, слегка полноватую светловолосую с короткой стрижкой девчушку, которую можно было бы даже назвать красивой, если бы ее лицо слегка не портил большой мясистый нос, на переносице которого ловко сидели очки в темно-розовой, круглой оправе. Правда, нос у нее все же был в более легкой версии, нежели если бы это был мужской нос (как у того же Сергея Ивановича). Она была в джинсах с дырками на коленях, из-под которых просвечивали телесного цвета колготки (таких женщин в те годы называли пикантными), в зеленом блузоне навыпуск, в джинсовой куртке, а сверху расстегнутое демисезонное пальто и круглая вязаная шапочка голубого цвета на голове. У ее ног стояла средних размеров синяя сумка из кожзаменителя на колесиках.
- Здравствуйте, вы к кому?
- Если вы Сергей Иванович Волошин, то к вам.
- Ну, я Сергей Иванович Волошин.
- А я ваша дочь Юля.
- Та-ак! Уже интереснее. И кто же вас на такое надоумил?
- Моя мама, Людмила Константиновна. В девичестве Рыбина, затем Волошина и, наконец, Петровская. К сожалению, у нее не осталось ни одной вашей фотографии, но она мне сказала, что если вы меня увидите, то никаких других доказательств уже и не нужно будет.
 Сергей Иванович окинул девчушку с ног до головы, словно бы ища каких-то доказательств, а та неловко переминалась с ноги на ногу, понимая, что во власти этого человека сейчас послать ее подальше, или, наоборот, пригласить в дом. Тактичность Сергея Ивановича взяла верх. К тому же, лицо девчушки отчаянно напоминало его собственное лицо в молодости, и от этого ощущения Сергею Ивановичу стало неловко. Он шире растворил дверь и отступил на шаг.
- Ну что же, входите, дочь Людмилы Константиновны.
- Спасибо!
Юля улыбнулась, обнажив два ряда белых, ровных зубов и сделав легкий книксен, и Сергей Иванович заметил, что при этом на левой ее щеке появилась симпатичная ямоч-ка, совсем, как у ее матери в молодости. Юля взяла сумку, вошла в квартиру, Сергей Ива-нович закрыл за ней дверь, перехватил из рук Юлии сумку, поставил ее у прикрытой две-ри в свою комнату, помог ей снять пальто и шапку, затем жестом руки указал девушке в направлении кухни. И тут же сам последовал за ней.
- Сереженька, это кто? – Раиса Силантьевна переводила удивленный взгляд с внука на нежданную гостью.
- Вот, бабуль, ты тут давеча сокрушалась, что у тебя нет правнуков. Знакомься. Сия молодая дамочка утверждает, что я ее отец.
- То есть, как?
Сашка с не меньшим любопытством рассматривал девушку и при этом невольно сравнивал ее с сестрой Катериной, с удовлетворением отмечая, что Катька у этой… срав-нение выигрывает.
- Я дочь Людмилы Константиновны, первой жены Сергея Ивановича.
Переварив эту фразу, Раиса Силантьевна снова спросила:
- Тебе сколько лет, милочка?
- Восемнадцать, через три месяца почти девятнадцать будет.
Тут уже Раиса Силантьевна вместе с Сергеем Ивановичем вместе, но каждый про себя, принялись высчитывать годы, прошедшие после развода, и решили, что это вполне правдоподобно, но все же уточнить следовало.
- Боже, как вы похожи, – всплеснула руками Раиса Силантьевна.
- И правда, как брат с сестрой, – кивнул Сашка, чем вызвал смешок у взрослых.
- Скажи мне, девочка, у тебя что, нитки с иголкой даже нет? – Раиса Силантьевна как-то даже слегка брезгливо посматривала на джинсы Юлии.
- А почему вы спрашиваете?
- Неужели тебе не стыдно ездить по стране в таком рванье?
Юлия немного опешила, не сразу сообразив, о чем речь. Зато Сергей Иванович все сразу понял и с усмешкой произнес:
- Это сейчас у молодежи прикид такой, бабуль.
- Чего такой? – теперь уже не поняла старушка.
- Ну, мода такая у молодежи – надрывать себе штаны и светить дырками во все стороны.
Сашка засмеялся, Юлия с благодарностью посмотрела на отца, а Раиса Силантьев-на непонимающе пожала плечами.
- Раньше была мода, кто лучше одевается, а теперь, видать, наоборот, – проворчала она.
- Паспорт у тебя есть? – поинтересовался Сергей Иванович.
- Конечно, конечно! – закивала Юлия. – Вы разрешите?
Она посмотрела на Сергея Ивановича, перекрывавшего ей дорогу, и тот слегка по-сторонился, давая возможность девушке дойти до своей сумки и достать завернутые в прозрачный файл документы.
- Вот! – она вернулась и протянула Сергею Ивановича паспорт, продолжая держать в руке остальные документы.
Он открыл паспорт, глянул, пролистал несколько страниц.
- Юлия Николаевна Баренкройц, – прочитал он.
- Это второй мамин муж. Она вышла за него замуж, когда мне было годика полтора или что-то около этого. Он меня усыновил… точнее, удочерил. Он хороший, он меня по-настоящему любил и я его тоже любила. У него с мамой общих детей не было, вот он меня и баловал. Конечно же, я ничего не знала тогда и называла его папой.
- А почему мать с ним развелась, если он такой хороший? – спросила Раиса Силан-тьевна.
- А она не развелась. Просто папа… ой, ну, Николай Карлович погиб, он был ин-женером, и на заводе котел взорвался. Он в этот момент был рядом.
- Так ты аж из Ейска приехала?
- Ну да, мы там в Заречье жили с мамой после того, как она в третий раз вышла за-муж. Там у Петровского был свой дом.
- А как ты меня нашла?
- Так мама перед смертью написала мне ваш адрес.
- Представляешь, бабуль, это ж сколько лет Люська держала в голове наш адрес… Стоп! Ты сказала перед смертью?
- Да! Два месяца назад я маму похоронила.
- Что же ты стоишь, Сережа? – Раиса Силантьевна, наконец, окончательно пришла в себя, и заговорила по-хозяйски. – И сам садись за стол, и дочку приглашай.
 - Да, видишь ли, у нас сегодня, оказывается, два радостных события, – Сергей Иванович доставал из сушилки над раковиной тарелку, блюдце и чашку. Сашка тут же выдвинул ящик в напольном шкафу и достал приборы. – Сегодня пришло письмо о том, что моего дедушку реабилитировали как жертву сталинских репрессий, а теперь еще ока-залось, что у меня дочка объявилась.
Юля засмеялась, положила паспорт обратно в файл, отнесла все это к сумке.
- А где у вас можно руки помыть?
- Вот здесь туалет, вот ванна, – Сергей Иванович рукой указал на обе двери.
Когда все уже сидели за столом и Юлия начала есть, Раиса Силантьевна спросила:
- Скажи, Юленька, ты когда родилась?
- 24 декабря. Мне мама рассказывала, что когда вы с ней, как она сказала, разбежа-лись, – Юля посмотрела на Сергея Ивановича и улыбнулась, при этом опять на ее левой щеке появилась ямочка, – буквально через месяц она поняла, что забеременела. При этом она даже не думала об аборте.
- А отчего Люська умерла? – поинтересовалась бабушка.
- От лейкемии. У нее обнаружили белокровие после рождения моего младшего брата Дениса, от Петровского. Она сначала не могла понять, в чем дело, пока Петровский не настоял на полном медицинском обследовании. Вот тогда врачи и обнаружили у нее лейкемию. Денису тогда едва исполнилось четыре годика. Последние два года мама по-всюду ходила в повязке и с дольками чеснока, который вынуждена была жевать во время общения  с людьми. Ее долго лечили, но вы же знаете, что у нас за медицина. Через год она практически слегла. А еще меньше чем через полгода умерла.
- Ты где-нибудь работала или училась? – спросил Сергей Иванович.
- В магазине продавщицей, а после работы, по вечерам, там же еще и полы мыла. Денег на лекарства и на операции маме не хватало. Вот я после школы и пошла сразу ра-ботать. Петровский, нужно отдать ему должное, тоже крутился, как мог. И за малышом надо было следить, и за мамой ухаживать. Денег же на сиделку у нас не было.
- А кем мама до болезни работала?
- Учителем. Мама говорила, что вы с ней в пединституте и познакомились.
- Был такой грех, – усмехнулся Сергей Иванович.
- Мне мама в последние свои дни много рассказывала о вас, Сергей Ива… Мне, на-верное, нужно называть вас папой? Ведь вы же не виноваты, что не знали о моем рожде-нии.
- А почему ты решилась уехать из своего Ельца, милочка? Все-таки, частный дом – это не квартира в многоэтажном доме и, тем более, в большом городе.
- Мама так хотела, – грустно вздохнула Юлия. – Петровский был младше нее на шесть лет, и она боялась, что он начнет ко мне приставать. Да я и сама стала замечать, ко-гда мама заболела, как Петровский иногда смотрел на меня какими-то сальными глазами. Я даже бояться его стала. И через два месяца после похорон я твердо решила уехать и ра-зыскать вас.
- У тебя есть с собой какие-нибудь семейные фотографии?
- Да, конечно! – поднялась Юлия. – Я когда собралась уехать, взяла с собой только самое необходимое и самое дорогое, включая и мой фотоальбом. Сейчас принесу.
Пока она рылась в своей сумке, затем листала перед отцом и прабабушкой семей-ный альбом, Сашка загрустил. Он вдруг почувствовал здесь свою ненужность. Тихонько встал, прошел в свою, общую с бабушкой комнату, натянул на футболку водолазку, надел кроссовки и пальто и тихо, плотно прикрыв за собой входную дверь, выскочил на улицу. Он не знал, куда идти, и потому следовал за своими ногами – шел туда, куда они его вели.
Через некоторое время Сергей Иванович обнаружил исчезновение Сашки. Он за-глянул в бабушкину комнату, в свою, посмотрел в ванной – Сашки нигде не было.
- Бабуль, ты не заметила, когда Саша ушел? Я везде посмотрел, его дома нет.
Тут и Раиса Силантьевна всполошилась. 
- Куда же он мог подеваться?
- Вы знаете, мне кажется, я видела, как он обулся и ушел.
- Ч-черт!
Сергей Иванович поправил очки, быстро надел летние туфли бежевого цвета, на голову напялил бейсболку, набросил куртку и выскочил наружу. Оббегал все закоулки двора, зовя Сашку, но тот не откликался. На балконе третьего этажа курил сосед, сверху окликнувший Сергея Ивановича.
- Так он из двора почти сразу убежал.
Сергей Иванович благодарственно кивнул и выбежал на улицу, тут же в растерян-ности и остановившись: куда дальше-то бежать? Мимо шли прохожие, по проезжей части в обе стороны носились машины. Тут он увидел, как у самого угла дома двое незнакомых ему мужиков разливали в пластиковые стаканы водку. «Эти, вероятно, здесь уже давно тусуются!» – подумал он и быстрым шагом направился к ним.
- Мужики, не видели здесь мальчонку светленького в джинсах и пальто?
- Не, не видели, – ответил один, хрустя яблоком, закусывая очередной стакан.
- Он, кажись, туда вон побёг! – кивнул головой второй в сторону реки.
«К набережной!» – тут же сориентировался  Волошин.
- Спасибо! – крикнул он на бегу.
- Эй, мужик, третьим будешь? – вдогонку ему закричал первый.
- Ты чего, Петруха? От него ж пацан сбежал, ему не до нас.
- Было бы предложено, – пожал тот плечами. – Ну что, по последней, пока нас твоя мымра не застукала?
- Давай! – махнул рукой второй, подставляя стакан.
Сергей Иванович издалека заметил стоявшую у парапета небольшую фигурку Сашки. Он стоял, опершись локтями о гранитный парапет, подперев щеки кулаками и молча смотрел на воду. Метрах в тридцати от него стоял с удочкой местный рыбак, по-плевывая шелухой от семечек и неотрывно следя за поплавком.
Сергей Иванович успокоился, отдышался и спокойно подошел к мальчику.
- Ты нас с бабулей напугал, взял тихо ушел, никому ничего не сказал.
- Сергей Иванович, купите мне, пожалуйста, билет до Радости. Я поеду к мамке с папкой.
- С чего это вдруг?
- Зачем я вам нужен? У вас теперь, вон, дочка родная объявилась. А я не хочу быть вам обузой.
- Ну, положим, я пока еще не совсем уверен, что Юля именно моя дочь…
- Но она же на вас похожа, как две капли воды.
- Это еще ни о чем не говорит. И потом, может быть, мы с ней характером не сой-демся. Я тебя шесть лет знаю, а ее всего пару часов.
- Но вы же ее не выгоните?
- Ну, наверное, не выгоню…
Они оба замолчали, смотря на маленькую водную рябь, будто мурашки бегали по речной глади. В это время рыбак дернул удочку, подсек и вытащил средних размеров ры-бешку. Дождавшись, пока он снял ее с крючка и кинул в целлофановый пакет с водой, где уже плавало три рыбешки, Сергей Иванович снова заговорил.
- Кстати, Саша, я тебе говорил, что у нас в институте есть секция дзюдо?
- Говорили, – кивнул Сашка, продолжая смотреть на воду.
- Там, правда, студенты занимаются, но тренер набирает младшую группу, я с ним договорился по поводу тебя. Так что через недельку можешь пойти на первую трениров-ку.
- Правда? – Сашка оторвался от реки, глянул снизу вверх на учителя, улыбнулся и обнял его за талию. – Спасибо вам, Сергей Иванович, и простите меня.
Волошин облегченно вздохнул и погладил Сашку по голове.

Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1.
Вечер знакомства с хозяйкой гостиницы Мариной прошел неплохо. В основном, говорила она. Видимо, ей давно хотелось выговориться, но все не находилось благодарного слушателя. А Антонов оказался слушателем весьма внимательным. Впрочем, ее личная жизнь его интересовала не очень, зато, когда он начал ей задавать вопросы про поселок,  про последние в нем события и порядки, она отвечала весьма живо, а Антонов только благодарно кивал.
- Глава администрации здесь почти ничего не решает. Менты крышуют весь биз-нес, мне, вон тоже, чтобы жить спокойно, приходится делиться. А наш депутат, Прохо-ренко, держит в кулаке и ментов и администрацию.
Услышав знакомую фамилию, Антонов напрягся.
- А имя этого самого депутата как?
- Владимир. Владимир Павлович. Мужик-то он из себя видный, да только бабник страшный. Живет он сейчас, правда, больше в райцентре, но в Радость заглядывает час-тенько.
- А полицию кто в поселке возглавляет?
- Некто майор Путинец, очень одиозная фигура, можно сказать, пуп земли.
Антонов усмехнулся.
- Скорее, Радости.
- Что? – не поняла Марина.
- Я говорю, скорее, пуп Радости, нежели Земли.
Марина не сразу поняла остроту Антонова, а когда до нее дошло – расхохоталась.
- Да вы гений, Александр. Это же такая находка для журналистов: Путинец – пуп Радости. Весь поселок неделю смеяться будет.
Бутылка шампанского опустела, фрукты практически все были съедены. Марина украдкой взглянула на часы (было около одиннадцати) и вздохнула.
- Ой, я вас, наверное, заболтала, Александр. А вам бы отдохнуть с дороги.
- Но, я надеюсь, завтра мы продолжим наше общение? – заглянул он в ее глаза и она, поймав его взгляд, вдруг почувствовала какой-то разряд тока, соединивший ее взгляд с его.
- Ну-у, конечно, – протянула она.
Оставшись один, Антонов тут же повесил на ручку двери с наружной стороны таб-личку «Просьба не беспокоить!» и пошел в душ. Нужно было освежиться. Ему еще пред-стояло сегодня совершить бросок на другой конец поселка.
Вытершись насухо, он надел черные джинсы и такую же черную легкую водолазку. Взял портмоне, отсчитал несколько купюр, спрятал портмоне во внутренний карман кофра, надел на ноги адидасовские мокасины, сверху легкую ветровку с капюшоном и выглянул в коридор. Там было темно – горела одна лишь дежурная лампочка. Это его вполне устраивало. Он вернулся в номер, открыл окно на торцовой стороне здания, высунулся из него, оценивая расстояние от окна до пожарной лестницы. Чуть меньше метра. И это тоже его устраивало. Он выключил свет в номере, посмотрел сначала в одно окно, затем в другое, то самое торцовое. На улице рядом с гостиницей никого не было. Где-то метрах в двадцати-тридцати, за деревьями шуршали шинами по битому асфальту редкие автомобили – там была улица, и даже горело несколько фонарей.
Он встал на подоконник, одной рукой держась за выступ стены, другой прикрыл половинку окна, затем легко, словно кошка, перегнулся и ухватился сначала одной рукой, а затем и другой за перила пожарной лестницы и тут же перенес туда ноги. Всего не-сколько ступенек и лестница кончилась, метрах в полутора от земли. Он присел и, ухва-тившись руками за нижнюю ступеньку, опустился на землю. Отряхнул руки. Оглянулся вокруг: было тихо, темно и пустынно. Подошел к углу здания, выглянул оттуда – но и там никого не было. Тогда он совершенно спокойно прошел по тропинке между деревьями и вскоре оказался на той самой улице. Долго стоял, ожидая такси. Забыл, что он не в Германии. Но вот, кажется, частник-бомбила и сам догадался, для какой цели человек стоит у обочины дороги. И, хоть он и ехал в другую сторону, стал притормаживать. Это заметил и Антонов, приподняв согнутую в локте руку и стал махать, выставив вниз большой палец правой руки. Бомбила развернулся прямо в этом месте (благо, дорога была пустой и от машин, и от разметки) и подъехал к Антонову.
- Куда надо?
- На Московскую.
- Тысяча!
- Что тысяча? – не понял Антонов.
- Деревянных тысяча, – уточнил водитель. – Это ж на другом конце.
- А, нет проблем! – Антонов открыл переднюю дверцу и сел, сразу взявшись за ре-мень безопасности.
- Не надо, не пристегивайся, плохая примета, – нажимая на педаль и махнув рукой, сказал водитель.
- Как скажешь, – хмыкнул Антонов.
Поняв, что Антонов живет в гостинице, водитель окинул взглядом его не совсем обычный наряд и спросил:
- Откуда приехал-то?
- Из Москвы, – почти не задумываясь, ответил Антонов.
- О, столичный гость! Ну, доставим вас в лучшем виде.
Машина подпрыгивала на ухабах и неровностях в асфальте, будто ехали не через центр поселка, а где-то по проселочной дороге. Антонов вглядывался в окна, пытаясь рас-смотреть окрестные дома и улицы, но темень, изредка рассекаемая немногочисленными фонарями, не позволяла ничего увидеть. Поняв, что пассажир не особо разговорчивый, водитель и не стал его допекать дальнейшими расспросами.
Радость – поселок невеликий, и другой его конец оказался не так уж и далеким – двадцать минут езды без пробок, с минимумом поворотов и с остановкой на одном един-ственном светофоре, и водитель уже нажал на тормоз.
- Приехали!
Антонов кивнул, вытащил из кармана тысячную купюру, протянул ее водителю и открыл дверцу.
 - Цену ты, конечно, задрал прилично, но, если дождешься меня здесь, получишь еще столько же.
- Договорились!
А когда Антонов вышел, он вдруг сообразил, открыл свою дверцу и, высунувшись наружу, прокричал:
- Эй, а ждать-то сколько?
- Минут тридцать-сорок, – повернув голову, ответил Антонов.
- Ну, сорок, так сорок, – водитель сел на сиденье, высунув ноги наружу, достал пачку сигарет и зажигалку, закурил.
Минут через пять к нему подошла пара средних лет.
- Шеф, свободен? – спросил мужчина.
- Занят, – ответил водитель и сплюнул накопившуюся от курения слюну.
Трудно описать чувства, которые испытывал Антонов, подходивший к родному дому после стольких лет разлуки. Как то он теперь выглядит? Не развалился ли во время всероссийского бардака девяностых? Не потекла ли крыша, не потрескались ли стены? А, может быть, наоборот, он стал выглядеть даже лучше, чем прежде? Может быть в доме сделали капитальный ремонт?
Он шел и то и дело натыкался на незнакомые и невидимые в темноте предметы, кустики, пеньки, спотыкался из-за колдобин, полными подошвами оказывался либо в лу-жах грязи, либо в следах собачьих фекалий, скользя и едва удерживая равновесие. Дождь, шедший несколько дней, часа три назад закончился, но земля, естественно, просохнуть еще не успела. Старые телеграфные столбы стояли все на том же месте, вот только ламп на них не хватало.
Но вот и он – родной, старенький двухподъездный, двухэтажный дом. Антонов да-же в темноте издалека узнал его. Сердце забилось учащенней, в висках застучало.  Он поднял голову, быстро отсчитал два окна от угла на втором этаже – вот они три окна его бывшей квартиры (четвертое – восьмиметровой комнатушки находилось с обратной сто-роны здания). Яркий свет горел только на кухне, а в одной из комнат то ли торшер светился, то ли бра.
Антонов почувствовал дрожь в ногах и, прежде чем зайти в подъезд и подняться на второй этаж, он решил отдохнуть. Благо теперь у каждого подъезда стояли лавочки – новшество, которого не было в его годы. Он присел на лавочку и задумался. Вспоминал прежнюю жизнь в родном доме. Интересно, как там мать, отец? Чем сейчас занимается его племянник Влад? Кстати, сколько ему нынче? Пока Антонов прикидывал в уме воз-раст племянника, мимо него прошел и вскоре исчез в подъезде худой, словно подросток, узкоплечий молодой человек с длинными вьющимися волосами, сзади прихваченными резинкой, с рюкзаком средних размеров за плечами.
Через несколько минут после этого в одной из комнат на втором этаже загорелся свет. И Антонов вдруг сообразил, что это окно – в его бывшей квартире, а молодой чело-век, проскочивший мимо него, вероятно, и был его родной племянник. Пока он обо всем этом размышлял, окно открылось и наружу вырвались крики:
- Дышать в доме нечем. Хватит бомжар сюда водить! Хоть бы отца-калеку пожале-ла!
- Не смей орать на мать!
- Мать?! Ты на себя в зеркало давно смотрела.
- Не мешай мне устраивать личную жизнь!
- Сколько лет ты ее будешь устраивать? Пока всех бомжей не перетрахаешь?
- Дурак!
В этот момент дверь подъезда с шумом распахнулась и оттуда выскочил, слегка пошатываясь, бородатый, плюгавенький в растянутых на коленях штанах и в полузаправ-ленной в них футболке.
- Гарик, вернись! – крикнула Катерина, явно обращаясь к только что выскочивше-му на улицу мужику.
Антонов в проеме окна увидел опухшее лицо еще довольно молодой женщины, с растрепанными волосами. И у него сжалось сердце от боли.
- Гарик! – опять позвала она.
Но тот уже был довольно далеко и, не останавливаясь, на ходу потряс воздух кула-ками:
- Да иди ты на хер со своим щенком.
Стоп! А мать? Почему Влад упомянул лишь отца (при этом назвал его калекой), а о матери, в смысле, бабушке ничего не сказал? Неужели она умерла? Не может быть. Ведь ей же всего лишь чуть больше шестидесяти. А брат Вадим?..
Невеселые мысли одолели Антонова. Первое после стольких лет разлуки свидание с родным домом оказалось весьма печальным. Он посидел еще несколько минут в надеж-де увидеть кого-то из родных, но, так никого и не дождавшись, поднялся. Еще раз взгля-нул на окна: там уже было тихо, хотя свет в комнате все так же горел.
Не глядя под ноги, на автомате он вышел к тому месту, где ждал его бомбила. Тот, увидев Антонова, тут же выкинул очередную сигарету, и сделал шаг ему на встречу.
- Хух! Я уже уезжать хотел, думал, надул ты меня. Двоим даже отказал. Говорил, минут тридцать-сорок, а прошел уже почти час.
- Прости, немного время не рассчитал. Поехали.
В машине Антонов почувствовал некоторое облегчение, а потом спросил:
- Скажите, у вас где-то здесь можно купить диск с адресами-телефонами?
- Ха, на толкучке можно купить все, что угодно. А тебе зачем?
- Да так просто. На всякий случай.
- А!
Машина остановилась в том же месте, где и подобрала Антонова. Тот расплатился и вышел. Водитель пересчитал деньги, довольно кивнул сам себе, пробормотав:
- Чудак какой-то столичный!
И нажал на педаль газа. А Антонов тем же путем, что и спустился, по пожарной лестнице поднялся в свой номер, разделся, умылся, почистил зубы и лег в кровать. Впрочем, забылся он только с первыми лучами солнца.

2.
Катерина утром вышла в поисках Гарика. Она познакомилась с Гариком более года назад, знала его историю. Часто проводила с ним время, иногда приводила его к себе до-мой, когда сына не было, а отец уходил в запой, из которого выходил только дня через три. Впрочем, в последнее время (после смерти жены) отец стал пить гораздо меньше. И то только если ему совсем невмоготу становилось.
Она знала, что Гарик часто ночевал на берегу речки, метрах в трехстах от сквера, где лежали, перевернутые вверх дном две лодки. Между ними было расстояние в полмет-ра, там и оставался на ночь, подстилая на песок какое-то тряпье, которое он прятал под одной из лодок.
Гарика, впрочем, нельзя было назвать бомжем – у него был на окраине поселка свой дом и восемь соток земли. Но он неудачно завел себе гражданскую жену, которая оказалась довольно хваткой грымзой и с помощью двух своих подростков-сыновей, оба на полголовы были выше Гарика, выгнала его из собственного дома. Гарик, было, пожаловался участковому милиционеру, который, разумеется, знал, что этот дом принадлежал еще родителям Гарика. Потому и пошел разбираться, не особо напрягаясь. Но грымза сунула под нос участковому бумагу, в которой черным по-белому было написано, что она купила этот дом у риэлторов  за свои собственные деньги, и сам же Гарик через этих риэлторов и продал ей этот дом. А терпела она его в теперь уже ее доме исключительно из жалости. Когда же он едва ли не ежедневно стал приходить в теперь уже ее дом пьяным, да еще начинал буянить, она, мать двоих несовершеннолетних детей не могла больше такого терпеть, потому и выгнала Гарика. Участковый, конечно, опешил от такого поворота. Спросил Гарика, зачем же он продал дом, на что тот ответил, что никакого дома он не продавал, самому, мол, нужен. Но участковый привык верить бумагам (которые, тем более, видел собственным глазами), а не словам, и предложил Гарику доказывать свои претензии на дом в суде.
В суд, конечно, Гарик не пошел – не доверял он ни суду, ни судьям: раз уж знав-ший его участковый ничего не мог поделать, что может сделать судья? Так он и оказался на улице. Благо, пока стояло лето, он мог ночевать и под открытым небом. А там, как го-ворится, что бог даст…
Вот он и дал!
Катерина замедлила шаги, когда увидела вокруг лодок скопление людей, большин-ство из которых было в форме полицейских. Место было ограждено полосатой, красно-белой лентой. А через некоторое время, воя сиреной, на место примчалась и «скорая по-мощь». Когда же на носилках переносили закрытый с головой труп, Катерина поняла, что Гарика убили. Она тихо заплакала, утирая рукавом платья слезы, и повернула к дому.
Пришла домой вся на нервах и злая. Отец сидел на кухне на табурете в семейных трусах и не очень чистой майке, одной рукой опершись на костыль, а в другой держа си-гарету. Перед ним стояла тарелка с дымящимися пельменями, политыми постным маслом.
- Где этот выродок? – спросила она.
- Спит еще, – ответил отец, даже не уточняя, о ком речь.
Положив сигарету на край пластмассовой пепельницы, он ткнул вилкой в пельмень и, подув на него, сунул в рот.
Катерина вошла в комнату, с ненавистью посмотрела  на спящего на боку сына, подошла к нему, рывком содрала одеяло. А когда Влад во сне потянулся рукой за одеялом, она со всей своей силы стукнула по этой руке. Влад испуганно открыл глаза и стал водить ими по комнате.
- Ну что, срань, убил человека?
- Какого человека, кого убил? – Влад сел на диване, снова потянулся за одеялом. – Ты что, мать, сбрендила с бодуна? И вообще, я только в полчетвертого лег спать, работу доделывал. Дай поспать.
Но Катерина снова вырвала одеяло.
- Гарика, которого ты вчера выгнал, убили! – закричала она.
- А я-то здесь при чем? – уже не выдержал и сам выкрикнул Влад, надевая джинсы.
- Если бы ты его не выгнал, он бы остался жив.
Тут в комнату прикостылял на своей одной ноге Выгузов.
- Слушай, Катька, Влад прав! Не хер тебе сюда бомжей водить, вшей и блох разво-дить. Я, вон, одну на себе уже поймал.
- Какие вши, бать? Гарик почти каждый день в речке купается. И вообще, по-вашему, значит, бомжи уже не люди? А то, что у каждого из них тоже есть своя судьба и когда-то была иная жизнь, вам не приходит в голову?
- Какие проблемы, мать? Иди и вместе с ними прожигай свою жизнь.
Влад надел футболку и пошел в ванную.
А тем временем майор Путинец рвал и метал: за последние полгода это было уже второе убийство, или изощренное самоубийство, если иметь в виду, что и первый, и вто-рой случай походили на японское, точнее самурайское харакири – у покойников со вспо-ротым животом в руках был зажат тридцатисантиметровый деревянный нож. Он собрал у себя весь офицерский состав и уже не сдерживался:
- Поставить на уши весь поселок! Перетряхнуть каждый дом! Мне здесь маньяки не нужны. Вам понятно?
- А почему вы думаете, что это маньяк, товарищ майор? – спросил молодой бело-брысый с высоким лбом старший лейтенант.
- Гусятников, ты что, веришь в то, что бомжи сами себе делают харакири?
- А почему нет, Степаныч? – возразил старший прапорщик Морозов. – Почему ты считаешь, что они не могут решиться на харакири? Чем такая жизнь, лучше сдохнуть.
- Ты издеваешься, Лёха? Они, небось, и слова-то такого никогда не слышали – ха-ракири, и ножи у этих двух идентичные. Или они что, специальный профсоюз по собст-венному уничтожению создали?
Морозов промолчал, лишь пожав плечами. Путинец внимательно смотрел на пра-порщика, но тот, уставившись в стол, что-то рисовал на листке бумаги.
Зато заговорил капитан Березин.
- Степаныч, я, кстати, после первого убийства порылся в интернете и узнал инте-ресную штуку. Эти деревянные ножи очень похожи на вакидзаси, короткий самурайский меч, которым воины отрезали убитым противникам головы или, будучи захваченными в плен, совершали сэппуку – самоубийство.
- Да, но тут-то мечи деревянные, им особо голову не отрежешь, – возразил Гусят-ников.
- По поводу деревянных мечей тоже есть информация, – Березин перелистнул страницу в своем блокноте и ткнул туда пальцем. – Вот, такими деревянными короткими мечами, боккэн называются, самураи убивали человека недостойного. Ну, например, как те же наши бомжи.
В этот момент резкий телефонный звонок даже заставил вздрогнуть всех присутст-вующих. Путинец снял трубку.
- Майор Путинец у аппарата!.. Да, товарищ подполковник, как раз провожу сове-щание… Так точно!
 Капитан Березин, сидевший рядом с Гусятниковым, зашептал тому на ухо:
- Сейчас Тетерин вставит Путинцу, а Степаныч уже вставит нам.
- Так он, по-моему, и без Тетерина уже нам вставляет, – так же шепотом ответил Гусятников.
- А сейчас будет еще сильнее вставлять.
- Обязательно! Есть докладывать каждый день!
Путинец положил трубку и желваки у него задергались вверх-вниз.
- Какой хер успел доложить о трупе начальнику? – он обвел глазами присутствую-щих, но ни у кого даже бровь не встрепенулась: слив явно шел не отсюда.
- Степаныч, так уже даже по поселковому радио об этом убийстве сообщили, – спокойно ответил за всех Морозов.
Это немного успокоило Путинца.
- В общем, так: мне не важно, каким образом, но я хочу, чтобы или убийца был найден в самое короткое время, или чтобы было доказано, аргументировано доказано, что бомжи в нашей Радости – люди весьма начитанные, любят Японию, как свою родную мать, но, поскольку она слишком далеко от нашего поселка, а денег у бомжей на проезд нету, они заскучали, заностальгировали и, в конце концов, покончили с собой. Всем всё ясно? Тогда за работу!

3.
Влад вышел из дому в плохом настроении. Во-первых, недоспал; во-вторых, мать наплела какой-то ерунды по поводу его вины в убийстве бомжа. А ему нужно срочно се-годня закончить и сдать «под ключ» очередной сайт интернет-магазина. Иначе пойдет неустойка и хозяин дизайн-бюро, в котором Влад работал, его по головке не погладит. И без этого сколько стоило трудов убедить хозяина в том, что он, самоучка, ничуть не хуже тех программистов, которые заканчивали специальные курсы или даже вузы. И только большое порт-фолио, да ходатайство работавшего в том же дизайн-бюро системным администратором школьного друга Давида Хайкина помогли. Впрочем, хозяин ни разу не пожалел о том, что взял Влада на работу. Более того, иногда наиболее сложную работу он поручал именно Владу, на что даже обижалась подружка хозяина, считавшая, что она ничуть не хуже Выгузова могла бы сделать тот или иной сайт.
Контора Влада находилась далековато от дома, но быстрые ноги позволяли пре-одолевать это расстояние за полчаса, сокращая путь между домами. Было жарко, но еще не душно, солнце еще, как следует, не расправило свои руки-лучи, а лишь разминало пальцы.
Перекинув через плечо рюкзак, в котором кроме планшета, бутылки газировки и пары бутербродов ничего больше не было, Влад на сей раз брел на работу не спеша. Вре-мя позволяло – он приходил в офис к двенадцати, зато иногда засиживался и до девяти. Вокруг него было не так уж много людей – рабочий день уже начался. В нескольких мет-рах впереди он вдруг увидел, как молоденькая девчушка кому-то заулыбалась и, подняв одну руку вверх, приветственно этому кому-то замахала. Он посмотрел в ту сторону и увидел, что ей навстречу спешит такая же молоденькая девушка. Обеим лет по семна-дцать-восемнадцать. И мгновенно просчитав их последующие действия, Владу захотелось поднять себе настроение и слегка попроказничать. Его всегда удивляла реакция людей на поцелуи в губы двух мужчин, которых сразу обзывали геями. Однако же, когда такую же процедуру (привселюдное целование в губы) производят особи женского пола, никто по-чему-то не возмущается и не называет их лесбиянками. Влад ускорил ход и точно рассчи-тал секунды, когда обе подружки сблизятся и, свернув губы в трубочку, станут целовать-ся. Расчет его оказался абсолютно правильным, и, когда девушки остановились, протянув друг к дружке руки, и готовы были чмокнуться, Влад в последнее мгновение успел втис-нуть между их губ свою голову и в ту же секунду обе его щеки приняли на себя девичьи поцелуи.
- Спасибо, девочки! – улыбнулся Влад и, обойдя их, продолжил свой путь, только теперь на душе у него стало тепло и весело.
- Кто это был? – удивленно спросила первая, глядя вслед удаляющемуся Владу. – Ты его знаешь?
- Понятия не имею, – пожала плечами другая, также провожая его взглядом.
Затем они посмотрели друг на друга и, прикрыв рты ладошками, захихикали.
Офис дизайнерского бюро был небольшой – занимал всего три комнаты, одна из которых являлась кабинетом хозяина фирмы, другая, самая большая, разделенная по ев-ропейскому образцу на несколько клеточек пластиковыми прозрачными перегородками, в третьей, самой маленькой, стояли серверы, холодильник, микроволновка. Давида не было на месте, хотя он явно уже присутствовал в офисе – по крайней мере, его рюкзак лежал на полу рядом с креслом, а монитор его компьютера играл разноцветной заставкой. На столе, слегка прикрытый клавиатурой, лежал лист бумаги с каким-то напечатанным текстом.  В комнате находилась и та самая подружка хозяина.
Поздоровавшись с ней, Влад включил компьютер и, пока тот загружался, подошел к столу Давида, тронул мышку, чтобы посмотреть, чем был озадачен его друг. Но все файлы были свернуты.
- Давид у шефа, что ли? – спросил он.
- Ага! – не отрываясь от своего компьютера, ответила девушка. – Что-то ему объ-ясняет.
- Кто кому объясняет-то? – уточнил Влад и одновременно взгляд его зацепился за лист.
Он прочитал набранный прописными буквами текст: «Кодекс современного саму-рая». От удивления едва слышно свистнув себе под нос, Влад вернулся на свое место, а девушка ответила на его вопрос с некоторым раздражением:
- Почем я знаю? Отстань, мне некогда.
- Ну и ладно, – сам себе сказал Влад, достал из рюкзачного кармашка флешку и на-чал скачивать в компьютер свои домашние заготовки.
Вскоре вернулся Давид.
- О, привет, Влад!
- Здорово!
Они, вместо рукопожатия, шлепнули друг друга по ладоням.
- Шеф поставил новую задачу?
- Да нет, скорее, со старой разбирался.
- Хочешь глянуть, что у меня получилось?
- Хочу! – Давид активировал одно из свернутых окон в компьютере и снова подо-шел к Владу. – Ух ты, класс! Сайт готов, я так понимаю?
- Практически да! Вчера почти до трех часов сидел за компом. Мне осталось уточ-нить у заказчика один пункт в ТЗ. Мне не совсем понятно, что он хочет.
Тут и девушка не выдержала, подошла к Владу, смотрела некоторое время, затем удовлетворенно кивнула.
- Красиво получается, молодец, Влад. А заказчик иногда такой дурак попадается, сам не знает, чего ему надо.
- Это точно! – хмыкнул Давид и вернулся на свое место.
В комнату зашел шеф.
- Лиза, загляни ко мне, пожалуйста!
Увидев Влада, он ему кивнул.
- Добрый день, Сергей, – ответил Влад. – Сегодня сдам интернет-магазин заказчи-ку.
- Отлично! – снова кивнул шеф и ушел.
Когда Лиза вышла, Влад через перегородку глянул в сторону Давида.
- Слушай, я тут у тебя на столе бумажку видел с надписью. Самураями стал увле-каться?
Давид смутился, тут же убрал лист со стола и сунул его в рюкзак.
- Да так! Просто интересуюсь.
- А что, клёво звучит – еврей-самурай. А?
- Можно подумать, что русский самурай звучит лучше? – обиделся Давид.
- Да не сердись ты, Давид. Ты же знаешь, ты мой самый лучший друг уже сто лет.
- А я и не сержусь. Сейчас, вон, все перепуталось. Александра Розенбаума в казаки донские приняли, а Романа Абрамовича, так и вовсе оленеводом звать стали.
- Ха-ха! А все-таки современные самураи – это, наверное, круто. Как ты думаешь?
- А с чего ты решил, что я о них думаю?
Влад снова посмотрел сквозь плексиглас на Давида, но тот прятался за своим большим монитором. И Влад понял, что его друг явно что-то скрывает.

4.
Владимир Павлович Прохоренко вышел из здания районной администрации, где в отдельном крыле также располагалось и законодательное собрание. В руках у него был новенький, коричневый  кожаный портфель, а на лице блаженная улыбка – для него все складывалось – лучше некуда. Он – уважаемый в районе депутат, председатель комитета по строительству,  а в своей Радости так и вовсе чуть ли не пуп Земли. Ведь он держал в своих руках не только всю промышленность и строительство в районе, но и имел с этого неплохие дивиденды.
Он с ранних лет проявлял в себе черты лидера, когда же по окончании школы окончил здесь же, в городе, строительный колледж, как-то быстро пошел в гору (и даже недостаток высшего образования этому никак не препятствовал): за два года вырос до бригадира, затем всего лишь за год до мастера участка, а спустя пять лет стал прорабом, после чего сразу подался в политику: с первого захода избрался в законодательное собрание района. И там тоже оказался не на последних ролях, благодаря, с одной стороны, сво-ему рабочему прошлому, с другой – акульей хватке.
Вот и сейчас он шел на встречу с генеральным директором ООО «Мостдорстрой», для которого неделю назад пробил желанный наряд на ремонт шестидесяти километров дороги из райцентра в дальнее село Большие Грязи. И Прохоренко шел за своими бонусами (если бы он не считал себя важным политическим и публичным лицом и если бы речь шла не о нем, а ком-то другом, например, человеке ему ненавистном, он бы мог сказать, что никакой это не бонус, а самая обыкновенная, криминальная взятка) в ресторан «Волга», в котором он не только любил частенько обедать и ужинать, предпочитая его депутатской столовке, но и назначать там встречи с нужными или лично ему интересными людьми. Для этих целей он заранее бронировал в ресторане отдельный кабинет, чтобы, так сказать, без лишних глаз и ушей.
А еще Прохоренко любил захаживать в этот ресторан, потому что приходилось проходить по главной площади города, разумеется, с памятником товарищу Ленину на самом видном месте. Разумеется, не ради Ленина шел Прохоренко через площадь – в самом ее начале высился огромный билборд  с портретом почти на всю его высоту самого Прохоренко, улыбающимся и задравшим вверх большой палец, да еще с надписью, которую он сам лично одобрил: «Владимир Прохоренко – ваш депутат!». Прохоренко как бы невзначай остановился перед билбордом, будто что-то вспоминая. Он всегда так делал в этом месте, а сам, скосив глаза, осматривал билборд снизу вверх, затем сверху вниз. Сделал  он это и сейчас, почти так же, как и на самом билборде улыбаясь. И вдруг почти в самом низу билборда глаз его зацепил какую-то, неизвестную ему надпись, которой еще пару дней назад здесь не было. Он уже перестал коситься и, посмотрев обычным взглядом, прочитал: «Я теперь единорос! Посмотри, как я подрос!» Точнее, вместо восклицательного знака была стрелка, острым концом устремленная вверх. Оглянувшись по сторонам, Прохоренко улыбнулся. Он ничего не имел против этой надписи, но для порядка нужно будет заставить рекламщиков ее стереть.
Впрочем, ничего он не имел и против «Единой России», хотя его и достает местная оппозиция просьбами огласить идеологическую программу этой так называемой партии. Ну не может же он им сказать, что главная идеология Едра заключается в римском юридическом принципе – разделяй и властвуй! Тогда его точно обвинят в копировании политической идеологии коммунистической партии Советского Союза. Поэтому он просто делал вид, что никаких таких вопросов он не слышит.
Вот, наконец, и ресторан «Волга» с его нехитрым внешним дизайном – название великой русской реки, обрамленное с двух сторон тремя волнистыми, разноцветными рядами лампочек. Увидев его, охранник предупредительно открыл половинку широкой стеклянной двери.
- Здравствуйте, Владимир Павлович.
- Привет! – даже не глянув в его сторону, ответил Прохоренко и вошел в фойе.
Пока он приводил в порядок прическу у высокого, во всю стену зеркала, к нему подошла женщина-метрдотель. Он посмотрел на нее через зеркало, оценил ее длинные стройные ноги, слегка прикрытые мини-юбкой.
- Владимир Павлович, добрый день. Вас уже там ждут.
- Спасибо, Людочка, я знаю.
Он подул на расческу, сунул ее назад в нагрудный карман пиджака и слегка тронул Людмилу за локоть, что  должно было одновременно означать и приветствие, и благоволение:
- Ты сегодня вечером что делаешь? – негромко спросил он, приблизившись к ее уху.
- Еще не знаю, – так же тихо, но весьма кокетливо ответила она.
- Ну, так давай созвонимся.
И тут же, не дожидаясь ответа, уверенной походкой прошествовал через весь зал в тот самый отдельный кабинетик.
А  там уже был накрыт стол – бутылка коньяку, водки, фрукты – бананы, апельсины, виноград, киви, по две порции салата «цезарь» и селедки под шубой. За столом в одиночестве сидел плотного телосложения среднего роста с белесыми волосами и едва заметной на их фоне редкой сединой, с крупным носом и с чуть оттопыренными  ушами мужчина слегка за сорок. Он сидел, уткнувшись в планшет и периодически забрасывая в рот отдельные виноградинки и кусочки киви. Это и был генеральный директор ООО «Мостдорстрой» Иванов.
- Здорово, Борис! – прикрыв за собой дверь, Прохоренко сел на стул напротив гостя, а свой портфель бросил на соседний стул.
- Приветствую, Палыч! – Иванов отодвинул в сторону планшет и, привстав, протянул через стул руку для приветствия.
Прохоренко, даже не приподнявшись, пожал протянутую руку.
- Как дела? Все нормально?   
- Все о;кей, Палыч! Даже не сомневайся.
Прохоренко взял в руки бутылку коньяка, посмотрел на этикетку.
- Армянский, но по французской технологии, – щелкнул он ногтем по этикетке и начал разливать коньяк в бокалы. – А вот мы не умеем по французской технологии. Почему, а, Борь?
- Зато у нас шампанское ничуть не хуже французского и заметь, Палыч, – никаких французов, все сами.
- Ну, так давай выпьем за то, чтобы мы все время сами да собственными руками, – предложил Прохоренко.
Они чокнулись, выпили, принялись за салаты. В это время в кабинете появился официант, неся на подносе две большие тарелки с картошкой фри и свиными отбивными. Сделав свое дело, официант ушел.
- Принес? – спросил Прохоренко.
- Я же сказал, всё нормально!
- Давай! – Прохоренко открыл портфель и подвинул его вместе со стулом поближе к Иванову.
Тот вынул из своего портфеля целлофановый пакетик, свернутый в несколько раз, и аккуратно, не  касаясь прохоренковского портфеля, положил туда этот пакет. Прохоренко подвинул назад стул и защелкнул портфель. Разливая по бокалам коньяк, снова спросил:
- Сколько?
- Как и договаривались, пять тысяч евро. Сумма, конечно, небольшая, но ведь и наряд не ахти какой.
Прохоренко понимающе кивнул головой, беря в руки вилку и нож и разрезая на кусочки мясо. Иванов тоже приступил к трапезе.
-  Ты гляди мне, чтобы все качественно было. В трех местах буду проверять.
- Понял. Я сообщу, где с уровнем покрытия не будет проблем.
Прохоренко снова кивнул, налил себе в стакан воды, сделал несколько глотков.
- Где урезал?
- Так технологии же известны, – улыбнулся Иванов. – Не нами придуманы. По десять сантиметров с каждой стороны дороги. Пустяки вроде бы, но какая экономия на шестьдесят-то  километров. Да к тому же, где-то побольше песочка, поменьше гравия.
- Ну да, ну да! Но имей в виду: если тебя схватят за жопу из-за твоих проделок, я здесь ни при чем и слыхом ничего не слыхивал. Понял? Я-то тебя всегда прикрою, но если в твоем деле я окажусь хоть каким-то боком, в первую очередь кирдык будет тебе. Понял?
Иванов молча кивнул.
- Тогда давай, как говорится, по старинке: чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было!

5.
Пять лет назад Волошин, выходя из института, был весьма удивлен, когда увидел на крыльце под навесом, прятавшуюся от дождя, прижавшую к себе сумочку и улыбающуюся при виде его Валентину. Он даже не сразу сообразил, что это именно Валентина. И только тогда, когда она его окликнула по имени, он остановился.
- Вот так новость! Вот картинка! Со мной рядом Валентинка! – выдал он в своем прежнем стиле.
Она еще шире улыбнулась.
- Здравствуй, Сережа! Я уже испугалась, что ты меня забыл, не узнаешь.
- Да как же я могу тебя забыть, – он подошел к ней и поцеловал в обе щеки. – Подругу дней моих суровых.
Он открыл большой зонт, портфель взял подмышку левой руки, локоть правой чуть отставил, предлагая Валентине взять его под руку, что она с удовольствием и сделала. Обойдя стоявшую впереди на ступеньках студенческую парочку, они спустились с лестницы и неспешно пошли к автобусной остановке.
- Каким ветром тебя сюда занесло, Валюш?
- Я, наконец, ушла от своего Смирнова.
Он остановился, повернулся к ней лицом и долго смотрел в ее большие карие глаза, в которых тотчас же запрыгали искорки радости. Длинные, явно накладные, ресницы изредка опускались вниз, затем резким взмахом взлетали вверх. Она даже дыхание старалась сдерживать, чтобы не мешать Волошину ее разглядывать. И только губы ее сладостно едва заметно подрагивали, будто желая что-то сказать, но не в силах это сделать.
- И сколько же тебе нужно было лет, чтобы решиться на этот шаг? Неужели он согласился на развод?
- Да нет! Я просто собралась и сказала ему, что еду с Викой устраивать ее в университет. И мы уехали.
- Постой, в какой университет?
- Да в наш же! Она в этом году закончила школу, а перед этим весь год ездила в райцентр на подготовительные курсы. И вот сейчас я ее устроила на месячные курсы при университете.
- Серьезно, что ли?
- Ну да!
Они снова пошли все тем же неспешным прогулочным шагом.
- А на какой факультет?
- На биологический. Ты знаешь, мне кажется, у нее призвание к этому. Ботанику, биологию, зоологию она в школе щелкала, как орехи.
- Постой, а где вы остановились?
- Вика подала документы на курсы и ей сразу место в общежитии выделили…
- А ты?
- А я… – она улыбнулась и пожала плечами. – Первую ночь переночевала с Викой в одной кровати. А вторую пришлось проводить на вокзале.
Он снова остановился и посмотрел на нее уже осуждающе.
- Ну, ты и хрюшка, Валюшка! Ты позвонить не могла?
- Боялась. Вдруг у тебя уже семья, ну, или еще кто-то…
- Вещи твои где?
- Часть в общаге у Вики, мы ее чемодан на двоих поделили, а еще одну сумку на вокзале в камере хранения оставила.
- В общем, так! Сейчас едем на вокзал, забираем твою сумку, потом едем ко мне домой, отдохнешь, в ванной посидишь, а завтра оставшуюся часть своих вещей привезешь ко мне вместе со своей Викой. Ясно?
- Так точно, товарищ командир, – засмеялась она.
Он тут же прижал ее к себе и поцеловал в губы. Молодежь, стоявшая на остановке, отвернувшись, тихо хихикала (старперы вздумали целоваться), пожилые осуждающе хмыкнули и закачали головами и только одна полная пожилая женщина улыбнулась.
Когда на следующий день Валентина Михайловна объяснила дочери, куда, точнее, к кому она ее везет, у той даже глаза округлились.
- У тебя что, с ним что-то было?
- У меня с ним было не что-то, а настоящая любовь, – хмыкнула Валентина Михайловна. – Причем, испытанная временем и расстоянием.
- А к-как же папа? Что тогда у тебя было с папой?
- А с твоим папой у меня были сплошные скандалы, ругань и идиотские сцены ревности.
- Ну, значит, не такие уж они были и идиотские, раз у тебя был любовник.
- Много ты понимаешь в жизни! Я потому и завела себе любовника, что меня достал твой отец. Хотелось какой-то отдушины, отрады в жизни. А Смирнов ничего и не знал об этом. А приревновать он меня мог даже к телеграфному столбу.
- Так зачем же ты тогда за него замуж выходила?
- Ах, Вика! Когда я выходила замуж за Смирнова, у меня с ним тоже была любовь. И мне казалось, что тоже настоящая.
И вот сейчас Волошин с Валентиной сидели вдвоем в ресторане и отмечали пятилетие своей совместной жизни. Сергей Иванович был в ударе, сыпал шутками и смешными историями, вспоминал перлы своих студентов.
- Послушай, Валюша, неужели твои ученики не сыплют перлами?
- Еще как сыплют! Мои первоклашки иногда такое выдают, что я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться и тем самым их не обидеть. Вот, к примеру, есть у меня одна девчушка, Ксюшей зовут. Немного толстовата для своего роста, но мордашка миленькая. Так вот. Как-то на переменке иду  по коридору, смотрю, а Ксюша стоит у окна и глаза на мокром месте. Я испугалась, подумала, уж не обидел кто, или, не дай бог что случилось. У нее мама часто болеет. Подхожу, спрашиваю. А она смотрит на меня своими влажными, красивыми глазками и говорит: «Почему Панченко на меня внимания больше не обращает? В первом классе он со мной дружил, а теперь с Олей дружит Мучниковой». Я пытаюсь что-то объяснить ей, типа: жизнь – штука сложная, от любви до ненависти и обратно бывает всего один шаг. А она, знаешь, что мне на это ответила?
- Расскажи.
- Говорит: я знаю, как я его накажу за предательство. Я испугалась. Мало ли что она могла придумать? А она говорит: «Я накажу его своей любовью!»
Они оба засмеялись. А потом Валентина Михайловна продолжила:
- Ты же знаешь, сейчас такое поколение, чересчур ранимое и, в то же время знающее себе цену. Да еще и директор требует, чтобы мы уважали права ребенка. Правда, про права учителя он почему-то ничего не говорит.
- Тогда давай выпьем за то, чтобы мы все не только знали, но и защищали свои права.
Красное шампанское пузырилось в бокалах. Они осушили их до дна. И Валентина тут же с некоей хитринкой взглянула на Волошина.
- Сережа, ты помнишь, я две недели назад уезжала в Радость?
- Еще бы не помнить. Целых три дня отсутствовала. Я уже хотел в полицию заявление писать о розыске, – улыбнулся он.
Она также хихикнула, одновременно полезла к себе в сумочку и достала паспорт. Открыла его на нужной странице и протянула Сергею Ивановичу.
- Вот, смотри сюда!
Она пальцем указала на штамп о разводе.
- Ты видишь? Я теперь свободна.
- И ты все это время молчала, негодяйка?
- Хотела дотянуть до этого дня, чтобы сделать тебе сюрприз. Согласись, не так уж и много времени я сдерживалась.
- Тогда давай выпьем за твою свободу и, одновременно, за ее завершение.
- Это как понять?
- Элементарно! Завтра же я тебя поведу в загс.
Она засмеялась, и они снова осушили бокалы.

6.
На окраине поселка, недалеко от некогда довольно успешного ремонтно-механического завода, территорию которого уже давно облюбовали разного рода фирмы,  фирмочки, рынок электроники и прочие мелкие индивидуальные предприниматели, стояло одноэтажное, но длинное и высокое, с потолком, высотой в три с половиной метра,  здание заводского спортзала. Много лет оно пустовало, но три года назад его выкупил приехавший из райцентра предприниматель и устроил в нем некий закрытый клуб, то ли спортивный, то ли элитарный. Предпринимателя этого никто никогда не видел, как никто, кроме посвященных и не мог попасть в спортзал – двойные двери (первая металлическая с видеодомофоном, вторая двустворчатая из морёного дуба) изнутри всегда охраняли минимум два могучих охранника в черных кимоно с элетрошоковыми дубинками на ремнях. А заправляла этим клубом личность  не менее загадочная, нежели хозяин спортклуба. Черноволосый, с легкой проседью, круглолицый с восточным разрезом черных глаз, среднего роста, крепкого телосложения мужчина лет сорока-сорока пяти. Никто не знал, где он живет. Он всегда приезжал в Радость на длинном, черном «мицубиси» представительского класса с тонированными стеклами. Водитель сразу подъезжал к торцевым воротам спортзала, открывал сканером на брелоке ворота и машина тут же исчезала в гараже, таинственный незнакомец  в черных очках выходил из машины и сразу шагал в свой кабинет. Это был учитель Цой.
Впрочем, разумеется, его видели и даже очень близко члены этого самого клуба, но с каждого из них изначально брали расписку, в которой все обязались никогда, никому, ни под пытками, ни даже перед лицом смерти не рассказывать ни о чем и ни о ком, кого или что они видели внутри спортзала. И за все те три года не было ни одного случая, чтобы кто-то из членов клуба нарушил это табу.
 Помимо рабочего кабинета учителя Цоя, комнаты охраны с несколькими пультами, еще нескольких технических кабинетов, включая комнату для хранения мечей, ножей и звездочек, и раздевалки с душевыми комнатами для членов кабинета, в помещении был еще большой зал, разделенный легкой перегородкой на две части (большую и меньшую). На перегородке под самым потолком, во всю ширину висел огромный белый баннер с написанными красными буквами, похожими на японские иероглифы: «Очистим землю Радости от человечьей гадости!»
В большей части спортзала проходили тренировки, в меньшей части – собрания членов клуба. А клуб назывался – «Радостный самурай». И принимали в него новых членов либо после долгой и тщательной проверки, либо по рекомендации старых самураев, чей клубный стаж был не менее трех лет. Среди членов были не только жители поселка (их даже было меньшинство), но и жители райцентра, а двое даже приезжали из других районов. Проходили в клуб по одному, со всеми предосторожностями, в темное время суток. Поэтому радостяне не только не видели никаких самураев, но даже не предполагали, что в бывшем заводском спортзале жизнь бьет ключом.
Впрочем, официально здесь занимались исключительно дзюдо и джиу-джитсу (непосвященные ведь не знали, что эти виды борьбы как раз и были рождены одной из самурайских школ как искусство боя без оружия).

7.
Старший лейтенант Гусятников, коротко стриженный, в джинсах и светлой рубашке с коротким рукавом добрался до спортзала. Внимательно изучив карту-схему Радости, он понял, что, если в поселке и существует некая банда самураев, то нигде в другом месте, кроме как в бывшем заводском спортзале им собираться негде. Он обошел здание со всех сторон, и чутье ему подсказало, что он не ошибся.
Наглухо закрытые гаражные ворота с торца, запасной выход, основной вход под козырьком, решетки на окнах. Он все это снял на смартфон. Наконец, подошел к основной двери и нажал на кнопку видеодомофона.
- Вы к кому?
- Здравствуйте! Старший лейтенант полиции Гусятников, – он достал из заднего кармана джинсов удостоверение, раскрыл его и показал в глазок. – Откройте, пожалуйста.
- Мы полицию не вызывали, у нас все спокойно.
- И тем не менее, я хочу попасть внутрь.
- Это частная территория, частная собственность. Попасть вы сюда сможете только если у вас есть ордер на обыск, или у нас будет указание хозяина.
- Хорошо! Если хозяин на месте, я бы хотел с ним переговорить.
- Хозяина здесь сейчас нет.
- Тогда дайте мне его телефон, я с ним свяжусь.
- Это невозможно!
- Тьфу ты, ч-черт! – Гусятников сплюнул и отошел. Он понял, что в этот раз попасть ему внутрь не удастся, только время потратит.
Надо доложить Путинцу, а дальше пусть он сам решает, как быть. Но он чувствовал, что этот спортзал и есть пристанище поселковых самураев.

В кабинет Путинца кто-то осторожно и негромко постучал. Он ответил не сразу, поскольку разговаривал по телефону. И через минуту такой же осторожный стук повторился. Путинец положил трубку и крикнул:
- Да, да! Кто там такой не смелый? Входи!
Дверь тут же приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова уборщицы Гюльнары.
- Это я, Павел Степанович. Убирать хочу ваш кибинет. Можно?
Путинец вздохнул, взглянул на часы.
- Ладно, давай, только быстро.
Гюльнара тут же распахнула дверь, неся в руках веник, совок, швабру и ведро с водой. Гюльнара – таджичка, одному богу известно, какими путями забрела она в эту русскую глухомань вместе с мужем. Ей было немногим более двадцати, а по виду так и вовсе девочка. А поскольку предыдущая русская уборщица больше делала вид, что убирается, чем это было на самом деле, Путинец принял на работу Гюльнару, разумеется, перед тем заставив ее получить регистрацию и разрешение на работу. Они с мужем, который работал дворником в ближайшем к отделу полиции квартале, жили в его крохотной, два метра на четыре комнатушке, которую Рашиду выделили в одной из диспетчерских служб РЭПа.
Она была в коротком зеленом халате с поддетыми шароварами и в повязанном на голове платке. Пока Гюльнара подметала, Путинец курил, стряхивая пепел в алюминиевую пепельницу и внимательно следя за ее ловкими движениями. Затем он придвинул к себе белую картонную папку, развязал завязки и стал изучать одно из только что закры-тых уголовных дел, которое следовало передать в суд. Он так увлекся чтением, что даже не заметил, как Гюльнара перешла к мытью пола и приблизилась к его столу. Почувствовав на себе ее взгляд и какое-то напряженное дыхание, Путинец поднял глаза, тут же закрыл папку и затушил окурок о дно пепельницы.
- Тебе чего?
- Это… Павел Степанович, попросить хотела, – смущенно произнесла Гюльнара и залилась краской.
- Раз хотела, попроси! – разрешил Путинец, разглядывая вблизи довольно миловидное лицо уборщицы.
- Это… У меня и у мой муж, Рашид, разрешение кончается на работа. Ви могли бы, Павел Степанович, помочь? Рашид уже неделя ждет в миграционной службе, там молчат.
Путинец задумался, не сводя глаз с Гюльнары. Конечно, ему не составит труда набрать номер директора районного отдела ФМС. Но с какой стати он должен помогать этой  чурке? Да, убирает она хорошо, аккуратно, но точно так же это будет делать и следующая.
Пока он молчал, раздумывая, Гюльнара достала из кармана халата чистую белую тряпку и стала вытирать пыль со стола. И лишь когда она добралась до той самой папки с делом, Путинец спохватился.
- Здесь пока не надо вытирать.
- Хорошо! – девушка чуть отстранилась от  стола. – Так поможете, Павел Степанович?
И Путинец вдруг сообразил.
- А почему я должен тебе помогать? Ты же говоришь, что муж уже подал документы на продление?
- Да, но ему нет ответа.
- А он не пытался в этот свой запрос вложить какую-нибудь купюру?
Гюльнара снова покраснела и опустила глаза.
- Это нельзя. Его же сразу в тюрму заберут за взятка.
- Правильно! И я бы первый его в тюрьму посадил, если бы узнал, что он госслужащему предлагал взятку.
Гюльнара с опущенной головой снова взялась за швабру.
- Но ты-то понимаешь, что у нас страна такая… Как там тебя?
- Гуля!
- Ну, так вот, Гуля! Ты же понимаешь, что у нас бесплатно никто ничего никому делать не будет? А тем более таким, как ты и твой муж.
- И что нам делать? – Гюльнара готова была расплакаться.
- Но… я готов тебе помочь, – она тут же подняла голову и попыталась улыбнуться. – Но, разумеется, тоже не бесплатно.
- Но у нас не так много денег. Мы же большую часть отправляем родителям в Куляб.
- Да не нужны мне твои деньги. Мне пока и моих вполне хватает.
- Тогда как?
Путинец встал, подошел к окну в том месте, где стоял большой широкий шкаф, а рядом с ним сейф. Уголок был сбоку от входной двери в его кабинет. Он выглянул в окно. Двор был пуст, если не считать двух полицейских «уазиков» и его собственного старенького «мерседеса».
- Иди сюда! – Путинец повернулся к Гюльнаре и поманил ее пальцем.
Та, ничего не подозревая, подошла к майору.
- Повернись вот так, обопрись о подоконник руками и смотри в окно.
Девушка послушно выполнила все, что он просил. И тут Путинец рывком сначала задрал ей халат, а затем одним движением стащил с нее шаровары и хотел таким же образом снять трусы, но Гюльнара задрожала всем телом и стала сопротивляться.
- Это не надо! Это нельзя! У меня муж есть.
- Послушай, ты хочешь продлить разрешение на работу? – Путинец уже начал закипать.
Она молча кивнула.
- И хочешь это получить бесплатно? Так не бывает!
- Но муж будет сердиться, ругаться, бить меня станет.
- Начнет бить, приведи его сюда, я его в обезьянник на сутки посажу к нашим барыгам, станет как шелковый. Ну, так ты платить будешь за регистрацию? – спросил он уже спокойнее.
Гюльнара молча кивнула, заплакала и отвернулась к окну. Путинец тут же пристроился сзади и насиловал девушку, аж повизгивая от удовольствия, не забывая одновременно тискать ее не очень большую грудь.
Едва он успел закончить, как в дверь снова кто-то постучал. Он даже вздрогнул, быстро застегнул молнию на ширинке и поправил рубашку.
- Какой хрен там ко мне рвется?
Пока он шел к столу, Гюльнара привела себя в порядок. Стук снова повторился.
- Прекрати реветь и убирайся отсюда.
Гюльнара ладошками вытерла слезы.
- Так вы позвоните в ФМС, Павел Степанович.
- Я же сказал, позвоню.
- И Рашиду?
- За Рашида нужно будет снова заплатить, поняла. Да, кто там? Заходи!
Дверь открылась и в кабинет вошел старший лейтенант Гусятников.
- Можно, товарищ майор? Это я.
- Иди, иди! Потом домоешь!
Гюльнара кивнула, собрала все свои приборы и медленно вышла в коридор. По пути Гусятников обратил внимание на ее красное лицо и, когда за девушкой закрылась дверь, поинтересовался.
- Чего это она тут ревела?
- У нее заканчивается срок регистрации, вот и канючила, просила помочь.
- А почему ж не помочь? Сортиры-то наши надо же кому-то мыть.
- А то у нас своих, русских не хватает.
- Так не идут же наши мыть сортиры. Для них, видите ли, это западло.
- Ладно, Гусятников, чего у тебя там, – закончил тему Путинец.
- Я, кажется, нашел, Степаныч, этих самых самураев.
- Да ну? Ну-ка давай, садись, рассказывай, да поподробнее.


8.
Марина расслабилась, вставать не хотелось. Она даже глаза закрыла, то ли пытаясь заснуть, то ли стараясь нафантазировать себе будущее с Антоновым. Спустя три дня после его поселения в гостиницу, они уже вполне сблизились, и оставалось сделать обоим один, последний шаг, чтобы лечь в постель. И на следующие сутки этот шаг был сделан. Причем, случилось это как-то само собой. И теперь ей показалось, что она даже может помечтать о будущем их взаимоотношений. Понятно, что в Германию он ее не возьмет (да ведь она и не знает, есть ли у него там жена или даже дети, спросить не решается – захочет, сам скажет), но хотя бы будет навещать ее при визитах в Россию. Ради него, ради встреч с ним она готова будет даже в Москву или Питер  ездить…
В это же время думал о своем и Антонов. Он решил, что вполне уже может доверять Марине (не в смысле посвящения ее в свои тайны, а в плане помощи в проведении всего того, что он задумал и ради чего вернулся на свою малую родину спустя столько лет). Он повернул голову и посмотрел на Марину.  Она лежала с закрытыми глазами, но он понял, что она не спит. И, чтобы убедиться в этом, он тихо, шепотом позвал:
- Марина.
Она лишь едва заметно улыбнулась, но даже не шелохнулась и не открыла глаза.
- Марина, – более решительно произнес он, приподнявшись на локте. – Послушай, у меня к тебе есть один вопрос.
Она больше не захотела притворяться спящей, открыла глаза и явственнее улыбнулась, посмотрев на него снизу вверх. Он вдруг признал, что улыбка, хоть и не делает ее лицо красивее, но весьма идет ей.
- Есть ли у тебя здесь какой-нибудь доктор?
- Зачем это тебе? – удивилась она и улыбка на ее лице тут же сменилась недоумением. – Ты же прекрасно знаешь, какая у нас в стране медицина.
- Это нужно не мне а одному моему… знакомому.
Он все так же опирался на локоть и смотрел ей прямо в глаза, а она ничего не смогла в них прочитать – они вдруг стали непроницаемо холодными. Она даже слегка испугалась, но испуг тут же перевоплотился в игривость. Так она хотела проверить его.
- Поцелуй меня, тогда скажу.
Он в ответ улыбнулся и не заставил себя просить дважды: впился в ее сочные губы своими губами, приятно щекоча ее подбородок своей бородкой. У нее отлегло от сердца, когда она после поцелуя снова заглянула в его глаза – они вернулись в свое прежнее состояние – стали по-прежнему теплыми и глубокими. Что, впрочем, не мешало Антонову терпеливо дожидаться ответа на свой вопрос. И ей деваться было некуда.
- У меня есть одна хорошая подруга. Сейчас она работает в косметическом салоне, но еще пару-тройку лет назад была практикующим хирургом в нашей райбольнице. Думаю, что у нее какие-то контакты с коллегами-врачами остались. Такое тебя устроит?
- Вполне! Адресок-телефончик дашь?
- Предупреждаю, она не замужем, но у нее есть уже взрослая дочка.
- Спасибо за информацию, но это ты к чему?
- К тому, что живет она с дочкой в однокомнатной квартире, и ночевать там ты не сможешь.
Он даже поперхнулся от неожиданности.
- Глупая, что ли? Я же сказал, мне это нужно для дела.
- Ладно, ладно, считай, что я пошутила, – она поднялась, свесила ноги на пол. – Давай, я схожу в душ, затем принесу тебе адрес и телефон. Ее зовут Нина. Золотухина.
Антонов добрался до райцентра на такси. Остановил таксиста рядом с нужным ему косметическим салоном.  Салон был не очень большой, но вполне приличный и по интерьеру, и по обращению персонала. В маленьком холле сидели две моложавые дамочки, негромко о чем-то переговариваясь и одновременно листая какой-то модный журнал. На подоконнике единственного, но большого окна стояли два горшочка с цветами, явно недавно политыми. На стене висели фотообои, изображавшие заморские курорты. Едва он вошел, его тут же встретила доброжелательная улыбка девушки-администратора.
- Здравствуйте, чем мы можем быть вам полезны?
- Добрый день! Мне нужна Нина Золотухина.
- Вы записаны к ней? На какое время? – девушка открыла журнал в готовности отыскать искомые дату и время.
 - Нет, нет! Мне она нужна по делу. Я от ее подруги, Марины.
- А! Сейчас посмотрю, – девушка снова сверкнула белозубой улыбкой, закрыла журнал и встала. – Подождите, я пойду посмотрю.
Антонов молча кивнул, провожая девушку взглядом. Через пару минут она вернулась из зала и, проследовав на свое место, сказала:
- Нина просит вас подождать несколько минут. Она сейчас занимается клиентом.
- Да, да, конечно! Я подожду.
- Присаживайтесь! Посмотрите журналы.
- Спасибо, не беспокойтесь.
Он сел на свободный стул, закинув ногу на ногу. В это время из зала вышла немолодая уже женщина в голубом халате с аккуратной короткой стрижкой и обратилась к одной из двух дамочек.
- Пойдемте!
Едва дамочка скрылась за дверью, оттуда тут же вышла девушка и подошла к администратору, протягивая несколько купюр.
- У вас сдача будет?
- Да, конечно! – девушка приняла деньги, пробила чек, отсчитала сдачу.
- Спасибо и до свидания! – попрощалась с ней клиентка.
Через некоторое время из зала вышла еще одна дама, так же расплатилась и ушла. А вслед за ней появилась высокая, худощавая, не очень красивая, но довольно импозантная дама слегка за тридцать. Крашенная блондинка с симпатичной ямочкой на подбородке. Антонов почувствовал, что это как раз та самая Нина, которая ему и нужна. Он бросил взгляд на ресепшн, и девушка в ответ утвердительно кивнула ему. Он встал, Нина подошла к нему.
- Вы, вероятно, тот самый Александр, от которого Марина без ума? – улыбнулась она.
- Разве? Мне показалось, что она вполне здравомыслящая, – в ответ он также ей улыбнулся. – Здравствуйте, Нина.
- Танюш, пусть меня кто-нибудь подменит, – обратилась Нина к администратору.
- Не беспокойся.
- Пойдемте на улицу, покурим, – Нина теперь уже обратилась к Антонову.
- Я вообще-то не курю, но составлю вам компанию, разумеется.
Они вышли из салона, отошли от входа метров на пять и остановились. Она достала сигарету, размяла ее пальцами, вынула из того же кармана, что и сигареты, зажигалку, щелкнула ею, положила назад в карман.
- Мне Маринка позвонила, сказала, что вам нужен врач…
- Ну, не совсем мне. Одному моему знакомому.
- Кстати, как она там? В последнее время мы довольно редко созваниваемся, не говоря уж о том, что очень редко видимся. Увы! Время такое.
- Да уж, да уж! Хотя, у вас здесь можно отдохнуть телом и душой. Нет той дикой суеты и ежедневной беготни, как в больших городах. А Марина ничего. Мне кажется, что она весьма всем довольна.
- Это хорошо!.. Хотя, чего ей не быть довольной. Детей нет, мужа тоже уже нет. Живи и радуйся.
- Простите, почему уже нет?
- Да выгнала она его, – хмыкнула Нина, сбивая пепел с сигареты на асфальт. – Она вам что, ничего не рассказывала?
- Да я, в общем-то, ее и не спрашивал. Я в этом смысле человек нелюбопытный.
Мимо по улице проезжали машины. Антонов к своему удивлению отметил, что даже здесь, в этом захолустном городке у многих уже появились иномарки, значит не так уж и плохо живет российская провинция. Рядом прошла молодая парочка, держась за руки и весьма громко разговаривая.
- Впрочем, давайте вернемся к нашим баранам, – Нина глянула в упор на Антонова. – Зачем и для чего вам нужен врач?
- Нужно будет сделать одному человеку операцию, разумеется, не в клинических условиях, – выдерживая ее взгляд, ответил Антонов.
- Что за операция?
- Орхидэктомия.
У Нины от удивления округлились глаза, она даже поперхнулась дымом от сигареты. Прокашлявшись и разогнав облачко дыма, она затушила сигарету о край урны и бросила туда окурок. После этого снова посмотрела на Антонова.
- Вы шутите?
- Отнюдь нет. Я говорю вполне серьезно.
- Соперник?
- Что? А, нет. Я же говорю, один мой знакомый.
- И чем же вас достал этот знакомый, что вы его хотите оскопить?
- Простите, но я бы не хотел вдаваться в детали. Вы мне можете посоветовать хорошего хирурга?
- Ну, вообще-то это попахивает уголовщиной.
- Возможно, но я за это хорошо заплачу.
В небе над ними пролетела ворона, громко каркнув, видимо, от радости, что выпустила в стоявшую внизу парочку свой помёт. Правда, к счастью, чуть-чуть не попала – бомбочка шлепнулась у самых ног женщины.
- Хорошо, что коровы не летают, – улыбнувшись, Антонов задрал голову вверх.
- Да уж! Давайте отойдем под козырек.
Укрывшись под козырьком косметического салона, Антонов повторил свой вопрос:
- Ну так что, Нина?
- В принципе, это операция несложная. Даже я, как говорится, могла бы вспомнить молодость и провести ее. Мне не хочется подставлять своих бывших коллег. А Маринке я скажу, что впредь прежде, чем подставлять своих подруг, пусть семь раз подумает.
- Тысячу евро вам хватит?
Нина, задумавшись, опустила глаза, рассматривая носки своих туфель. Антонов понял это по-своему.
- Полторы тысячи! Вы же сами говорите, что операция несложная и здесь, по сути, цена только за риск.
- Место операции у вас есть?
- Пока нет, но это вопрос решаемый. Можете предложить свое.
- Есть один адресок. Квартиру сдают на два-три-четыре часа, – Нина слегка покраснела. – Я сама иногда ею пользуюсь. Знаете, мне ведь всего тридцать два, мужика иногда хочется, а я живу в однокомнатной квартире с тринадцатилетней дочерью, – начала оправдываться она.
- Я вас понимаю, Нина. И ничуть не осуждаю. Французы в таких случаях говорят: се ля ви. Кстати, а почему вы ушли из медицины?
- Потому что за те две копейки, которые платят врачам, я не только себя, но еще и дочку обеспечить не смогла бы.
- Понятно! Нина, не буду вас больше задерживать. Давайте договоримся так: я вам позвоню за день до операции. Вам хватит этого времени, чтобы забронировать квартиру и с работой разобраться?
- Думаю, да.
- Вот и отлично! В таком случае, до свидания. До очень скорого! – Антонов протянул Нине руку, та пожала ее и улыбнулась.

9.
Хозяин спортклуба был сильно раздражен. Кто-то взломал сайт «Радостный самурай» как раз в тот момент, когда на нем в новостной ленте появилась информация об очередном ритуальном самурайском самоубийстве очередного отброса общества в соседней области. При этом, было понятно, что сайт взломали профессиональные хакеры. Уж слишком быстро и умело они действовали. При этом, сначала была совершена массиро-ванная DDOS-атака, когда невозможно было войти на сайт и сразу же после этого, едва хостер с ней справился, его и взломали. При этом, в качестве приветствия, хакеры  вывели на экран сломанную пополам катану.
Учитель Цой молча выслушивал гневные тирады хозяина по мобильному телефо-ну. При этом на его смуглом, узкоглазом лице не дрогнул ни один мускул. Даже стоявший рядом с Цоем, также одетый в черное кимоно, его помощник Алексей порою вздрагивал, слыша на расстоянии, какими словами поливает хозяин учителя.
- Я все понял, хозяин! Надеюсь, Давид с этим справится… Конечно, постарается как можно быстрее.
Отключив телефон, Цой повернул голову в сторону Алексея и тот, без лишних слов, склонился в поклоне, соединив ладони у груди и тут же вышел из кабинета учителя. И лишь оставшись один, Цой громко выдохнул и широким рукавом кимоно, вытер пот со лба.
Давид Хайкин в это время работал с дзёдзуцу – круглой длинной тростью, сделанной из белого дуба, оттачивая движения, стоя перед высоким, до самого потолка, но узким зеркалом. Сначала он делал выпады, как будто у него в руках копье, затем делал боковые взмахи по ногам. Рядом с ним занимались тем же еще двое самураев. Еще двое работали с катаной.
Алексей подошел к Давиду и окликнул его.
- Давид, бегом к учителю.
Одно из главных качеств, которое воспитывал в своих учениках учитель Цой – это абсолютное послушание старшим (по возрасту, по должности, по опыту, не суть важно). У Алексея и без того был статус помощника учителя, но тут звал даже не помощник, а сам учитель. Тут же положив дзёдзуцу у зеркала, Давид поклонился и быстрым шагом направился в кабинет учителя. А тот сидел перед монитором компьютера и тупо смотрел на ту рябь со сломанной катаной, которую выдавал мощный компьютер. При этом Давиду показалось, что, когда учитель оглянулся и посмотрел на него, у корейца даже глаза расширились от непонимания происходящего.
- Давид, у тебя есть пара часов, чтобы справиться с этой проблемой.
Цой поднялся с кресла перед компьютером, уступая его Давиду, а тот и сам минуту, словно завороженный, смотрел на экран монитора.
- Ты слышал, что сказал учитель, Давид?
- Да! Я просто оцениваю, что могло произойти и можно ли с этим справиться за пару часов.
Цой был явно расстроен. Он подошел к сейфу, закрыв дверцу своей широкой грудью, набрал код, повернул тумблер, открыл его и пару секунд раздумывая, что ему взять, достал свою самую дорогую почти метровой длины катану с характерной линией хамон, появившейся в результате применения особых способов ковки и закалки, и отшлифованным до зеркального блеска выгнутым лезвием и обтянутой кожей ската рукоятью, сверху еще замотанной полоской шелка. Этот самурайский меч был выкован мастером специаль-но для Цоя и стоил почти десять тысяч долларов. Цой тут же закрыл сейф и, взяв меч в правую руку, резким движением, с придыханием дважды разрубил им воздух. Затем ушел в спортзал разрядиться, а Алексей застыл манекеном у выхода, не сводя глаз с Давида. Тот выдвинул нижний ящик стола, на котором стоял компьютер и где он хранил пластмассовый чемоданчик с инструментами, флешками, программными дисками и прочими устройствами, необходимыми для лечения компьютера.
Но, провозившись сорок минут, Давид понял, что его знаний не хватит, чтобы справиться с «болезнью» этого компьютера. От бессилия он откинулся на спинку кресла и опустил руки.
- В чем дело, Давид? – поинтересовался Алексей.
- Я здесь бессилен, – пожал тот плечами. – С таким количеством и качеством вирусов я еще не сталкивался. Здесь ни Касперский, ни Доктор Веб не помогут.
- И что же делать?
- Проще снести все начисто и заново установить программы и все файлы. Правда, я не уверен, что на хостинге все это продублировано. По крайней мере, я не в курсе, кто отвечает за бэкап.
- Позвать учителя?
- Зови! – кивнул Давид.
Когда вернулся разгоряченный от интенсивной тренировки учитель Цой, Давид поднялся и, поклонившись, начал объяснять:
- Учитель, здесь явно поработал суперпрофессионал. Он даже никаких требований на предъявляет. Значит, как я понимаю, наш сайт был просто целенаправленно взломан. Я не могу с этим справиться.
- Какой выход? – жестко спросил Цой.
- Их два, как мне кажется. Первый – снести все программное обеспечение и установить заново.
- А второй?
- У нас в поселке есть только один человек, которого я знаю, который, как мне кажется, сможет справиться с этой проблемой.
- Что за человек? Как давно ты его знаешь? И насколько ты ему доверяешь?
- Это мой друг Влад Выгузов. Мы с ним дружим еще с первых классов школы. А сейчас мы с ним работаем в одном дизайнерском бюро. И я ему доверяю, как себе. Но, в данном случае, учитель, речь ведь не столько обо мне, насколько я понимаю.
Цой уже дышал ровно, засунув катану за пояс лезвием вперед.
- Ты правильно понимаешь, Давид. Ты ему когда-нибудь рассказывал о нашем клубе?
- Нет, учитель! Он даже не подозревает о том, чем я занимаюсь после работы, – тут Давид несколько замялся. – Правда…
- Что правда? – приподнял брови Цой.
- Несколько дней назад он увидел у меня на столе наш кодекс… Точнее, даже не весь кодекс, а лишь сам заголовок, а весь текст лежал у меня под клавой… в смысле под клавиатурой.
- А зачем ты положил текст на стол? – Цой был явно недоволен этим поступком.
- Простите, учитель, – Давид снова склонил голову. – Я иногда, когда у меня нет такой большой загрузки, перечитываю кодекс. Хочу его выучить наизусть. А в тот момент меня неожиданно вызвал к себе начальник, в комнате же кроме меня никого не было. Ну, я и…
- Ты поступил очень непродуманно и глупо… Хорошо! Оставьте меня на несколько минут, я буду думать.
Алексей с Давидом, поклонившись, вышли, прикрыв за собой двери кабинета учи-теля. А спустя несколько минут Цой снова позвал к себе Давида.
- Вот что! Давай сделаем так… Но ты точно уверен, что твой друг справится с этой проблемой?
- Он справится, учитель. Я уверен.
- Хорошо! Давай сделаем так. Свяжись с ним, коротко объясни ситуацию. Скажи, что у твоих друзей хакеры взломали сайт с очень важной информацией. Сайт посвящен истории самураев. Можешь сказать, что ты вел этот сайт, потому у тебя и имеется тот самый кодекс современного самурая, который видел твой друг. Чтобы он тебе поверил, можешь дать ему ознакомиться с нашим кодексом, но только в твоем присутствии и при условии, что он никому о содержании кодекса не скажет. Можешь объяснить ему, что это у нас такая жесткая военизированная игра. И предупреди, что это серьезно. Я не хочу, чтобы у твоего друга были неприятности.
При этих словах Давид даже несколько побледнел.
- А потом ты его приведешь сюда и он отсюда не выйдет, пока не устранит проблему. Ты все понял, Давид?
- Да, учитель.
- Тогда иди, ищи своего друга.
- Его привести именно сегодня или можно подождать до утра.
Цой посмотрел на ходики на стене – время перешагнуло за полночь.
- Завтра к восьми утра будьте здесь. Вас будет ждать Алексей.
- Да, учитель!
- Иди!
Но к восьми утра привести Влада у Давида не вышло. Влад в ту ночь не ночевал дома, допоздна засидевшись у своей подружки, у нее же и заночевавший. К тому же, у него разрядился телефон, а зарядка осталась на работе. А на работе Влада пока еще тоже не было. Давид понимал, что учитель Цой будет чересчур разгневан, но поделать он ничего не мог. Пришлось даже отпроситься с работы, соврать, что зуб разболелся. Он разрывался на части: с одной стороны, в очередной, наверное, сотый раз пытался сам бороться со страшным вирусом, а в перерыве пытался обзвонить всех знакомых, пытаясь найти Влада.
А Влад в это время зашел в ближайшую кафешку перекусить. Домой ради этого идти не хотелось. Тем более, что в этом кафе работала Ирина Никиткина. С утра кафе было практически пустым. Лишь один мужчина средних лет с аккуратными усиками сидел за планшетом и не спеша попивал кофе.
- Здрасьте, теть Ир.
- Привет, Владик, – улыбнулась Ирина, проверяя ценники в витрине.
- У вас что-нибудь по-быстрому перехватить есть? А то на работу тороплюсь
- Ну, если совсем по-быстрому, возьми пока салат, а я пельмени отварю.
- Давайте, – кивнул Влад. – И кофе со сливками в придачу.
Позавтракав, Влад направился в офис, но недалеко от одноэтажного кирпичного здания, где и располагался дизайн-центр, его окликнул какой-то неизвестный мужчина в джинсах, рубашке с коротким рукавом навыпуск и с небольшой рыжей бородкой.
- Владислав, не так ли?
Влад повернулся и посмотрел на того, кто его звал. Это был Антонов.
- Да, Владислав. А вы кто?
Антонов подошел к нему и протянул руку, пожав которую, протянул визитку.
- Антонов Александр, предприниматель.
- У меня, к сожалению, визиток нет. Но чем я могу?
- Видите ли, Владислав. Я приезжий, живу в гостинице. У меня сломался ноутбук с ценной информацией, без которой я здесь, как без рук. Стал наводить справки, кто бы мог мне его срочно починить, и мне сказали, что вы как раз и есть такой человек.
- Ну-у, в принципе я могу… Где ваш ноутбук?
 - В гостинице остался. Я же не знал, где вас найду, а с собой носить не хотелось. Мы можем договориться о встрече?
- Да, конечно! Только я на работу тороплюсь.
- А давайте вечером. У меня в гостинице. Скажем, часов в восемь. Удобно?
- Вполне, – кивнул Влад.
- Мой телефон у вас есть. Давайте на всякий случай я ваш запишу.
Влад продиктовал номер мобильного телефона и они попрощались. Удивленно пожав плечами, Влад вбежал в офис, включил компьютер и поставил свой телефон на зарядку. И через пару минут он зазвонил. Глянув на монитор, Влад нажал на кнопку вызова.
- Привет, Давид!
- Слушай, Влад, выручай! – едва ли не кричал в трубку взволнованным голосом Давид. – Тут у моих знакомых фигня случилась, кто-то взломал их сайт, я вчера полдня мучился, и сегодня с утра. И тебя, как назло, нигде найти не мог.
- Да я у телки ночевал!
После этих слов сидевшая за его спиной Лиза возмущенно хмыкнула. Влад повернул к ней голову и улыбнулся, отведя свободную руку в сторону. Другой рукой, плечом которой к подбородку он прижимал телефон, Влад бегал пальцами по клавиатуре, заходя в нужную программу.
- Слушай, бросай все и гони к бывшему заводскому спортзалу. Знаешь, где это?
- Но у меня работа. И потом, не знаю, отпустит ли шеф?
- Да я сам у него отпросился. Сказал, что зубы болят. Слушай, братан, выручай, а. Здесь хорошо заплатят.
- А ты не можешь жесткий диск сюда притащить?
- Понимаешь, нельзя! Отсюда ничего нельзя выносить.
- А что там такое, в этом клубе?
- Это не по телефону, Влад. Приходи.
Владислав почесал затылок в задумчивости.
- Ладно, попробую.
Он отключил телефон и повернулся к Лизе.
- Шеф здесь?
- А где ж ему быть?
- Злой сегодня, нет?
- Нормальный!
- Ну, пойду попробую отпроситься.
- Ага! А я здесь одна за вас пахать буду?
- Лиз, ну ты ж слышала, Давид звонил. У его знакомых кто-то сайт взломал.
- Да знаю я его знакомых! Там, в этом спортзале всегда по вечерам какие-то бандиты собираются. Я же живу недалеко.
- Какие бандиты?
- Почем я знаю! Я бы тебе не советовала туда ходить.
- Да ладно! Меня друг попросил, не могу отказать.
Когда он вошел в кабинет шефа отпрашиваться, тот удивленно поднял брови.
- У вас что сегодня с Давидом, на пару зубы заболели? А работать кто будет?
- Но работы же немного сегодня, Лиза вполне справится.
- Поставлю за твой счет.
- Хорошо, пусть будет за мой счет.
Влад тормознул проезжавшую мимо «сузуки». Подошел к двери спортзала, нажал на звонок.
- Вы к кому?
- Меня попросил помочь Давид Хайкин. Насколько я его понял, у вас здесь взломали сайт.
Тут же щелкнул замок, Влад открыл дверь и вошел внутрь. Его у самой двери встретил невысокий, но спортивного телосложения, коротко остриженный молодой человек в черном кимоно.
- Здравствуйте! Следуйте за мной.
Влад пошел за ним, при этом вертя головой по сторонам. Проходя мимо открытой двери, ведущей в спортзал, сразу же заметил на противоположной стене огромный, на всю стену плакат. Чуть приостановился, чтобы прочитать надпись: «Очистим землю Радости от человечьей гадости!». Еле слышно хмыкнул, качнув головой. Это не осталось без внимания секьюрити.
- Прошу следовать за мной без остановки.
- Извините! – пожал плечами Влад.
Впрочем, отвлекаться уже было и не на что – еще несколько шагов и они вошли в небольшой кабинет, где кроме маленького столика и двух деревянных стульев ничего не было. На одном стуле сидел учитель Цой, другой стоял с другой стороны столика. Приведя Влада, секьюрити по-восточному поклонился и молча вышел, прикрыв за собой дверь.
- Ты и есть Владислав, друг Давида?
- Да, это я. Он сказал, что у вас здесь…
Цой прервал Влада, недовольно поморщившись и сделав решительный жест рукой.
- Отвечай только на мои вопросы. Ты программист?
У Влада почему-то вдруг задрожали икры ног, но он не решился присесть на свободный стул. Так и стоял перед Цоем навытяжку, разве что руки не держал по швам.
- Я – компьютерщик широкого профиля. И по железу, и системщик, и сеошник.
- Где учился?
- Я самоучка.
Цой слегка замялся, размышляя над тем, может ли человек всему научиться сам.
- В армии служил?
- Ну, в общем, да, хотя это сейчас не модно.
- В каких войсках.
- Связист.
Этот ответ понравился Цою и немного его успокоил: раз связист, значит, мог в армии и по компьютерным делам нахвататься.
- Короче! У меня нет много свободного времени. В общих чертах ты знаешь со слов Давида, что произошло. Сейчас тебя к нему отведут, он тебе расскажет подробности. И у тебя тоже много времени не будет – сегодня сайт должен заработать…
- Простите, – осмелился перебить его Влад. – Не зная ничего конкретно, я не могу вам гарантировать сроки. Возможно, придется чистить жесткий диск и перекачивать все файлы, затем тестировать компьютер. А на это все могут потребоваться целые сутки.
- Сутки! – Цой поднял брови.
- Я говорю, возможно, так как не знаю, в чем дело. А еще лучше, если бы я мог процессор забрать в офис и там его протестиро…
- Нет! – жестко отрезал Цой и, ногой отодвинув стул, поднялся.
- Ты будешь работать здесь, сколько понадобится. Все, что тебе будет нужно, включая еду, тебе сюда доставят. И запомни, парень: всё, что ты здесь увидишь или услышишь, должно уйти с тобой в могилу. Ты меня понял?
У Влада теперь задрожали не только икры ног, но и колени вместе с руками.
- Ты меня понял? – повторил свой вопрос Цой.
- П-понял! – кивнул Влад.
- Всё, что тебе можно будет увидеть или прочитать, тебя покажет Давид.
С этими словами Цой покинул комнату, и тут же появился тот самый невысокий секьюрити и снова произнес:
- Следуйте за мной!
На сей раз идти было и вовсе близко – в соседний кабинет, где за компьютером сидел Давид. Увидев друга, тот поднялся и подошел к Владу, пожимая ему руку. Секьюрити тут же молча удалился, но, в отличие от прошлого раза, дверь кабинета закрывать не стал.
- Ты куда меня притащил, Давид? Предупреждать надо было! – набросился было на друга Влад, но Давид приложил к своим губам палец, глазами поводив по потолку.
Влад понял его правильно: здесь везде были камеры наблюдения. Он лишь молча вздохнул и подошел к компьютеру.
- Ну, давай, рассказывай, что тут произошло, и что ты уже делал.


10.
Антонов вновь одолжил у Василия Никиткина его «жигулёнок». На нем и ездил по райцентру в поисках девиц легкого поведения. Впрочем, даже ему, незнакомцу, не пришлось долго крутить руль. Не центральная, но, к удивлению, одна из самых освещенных в темное время суток улиц была настоящим раем для любителей легкой наживы. Выехал он на нее случайно, но уже метров через триста заприметил на обочине симпатичную девицу, крашенную блондинку, с длинными, но тонкими африканскими косичками даже не в мини, а в микроюбчонке, едва прикрывавшей округлые ягодицы, с наброшенной поверх легкой блузки шерстяной кофточке, по случаю поздневечерней свежести. Проезжая мимо нее, Антонов максимально снизил скорость, чтобы лучше рассмотреть лицо путаны. Та, также заметив этот маневр, остановилась, повернулась к машине лицом и, продолжая жевать жвачку, улыбнувшись, выставив вниз большой палец, несколько раз махнула вытянутой вперед рукой. Девица Антонову не понравилась – он не нашел в ее лице ни грана интеллекта. А ему нужна такая, чтобы с ней можно было поговорить, долго не объясняя. Проехал еще квартал. У обочины стояла высокая, длинноногая шатенка с распущенными волосами до плеч, в джинсовой мини-юбке, в туфлях на шпильке и черной кожаной куртке-косухе. Даже еще не видя ее лица, по одной походке и фигуре Антонов понял, что это то, что он искал. Поравнявшись с девицей, он остановился и, опустив стекло правой дверцы, мигнул фарами. Девица, оглянувшись вокруг, быстро подошла к машине и сунула голову в открытое окно.
- Желаешь провести вечерок в теплой компании?
- Хата есть?
- Найдется!
- Садись!
Антонов нагнулся, открыл дверцу и девица тут же шмыгнула в салон и села на переднее сиденье.
- Тебя как зовут?
- Наташа.
- Куда поедем, Наташа?
- После второго светофора направо, до следующего перекрестка, затем еще раз направо и в проходной двор.
Антонов нажал на педаль газа, машина тронулась. Девица искоса посматривала на Антонова, тот, заметив это, спросил:
- Чего косишь глазом, кривой станешь. Говори, что хочешь сказать.
Девица выдула жвачный пузырь, хлопнула им и произнесла:
- Да вот смотрю, одёжка у тебя ничего, а ездишь на шестерке.
- Так это встречают по одежке, а провожают, сама знаешь по чему.
- А, ну да!
Антонов успел проскочить на желтый свет светофора и повернул направо. Девица снова спросила:
- А почему ты не спрашиваешь, сколько тебе будет стоить удовольствие?
- А почему ты решила, что я от тебя получу удовольствие?
Девица состроила недовольную гримасу и хмыкнула.
- Ладно! Говори свою цену.
- Пятьсот рублей за час.
- Что-то ты дешево себя оцениваешь, – улыбнулся Антонов, въезжая в тот самый проходной двор.
- Пх-х! Здесь у мужиков больше ничего не выпросишь.
- Понятно! – кивнул Антонов, нажимая на тормоз. – Куда теперь?
- Пошли!
Она вышла из машины и, подождав, пока Антонов закроет машину и поставит ее на сигнализацию, направилась к ближайшему подъезду. Антонов понимал, что и в этом подъезде, как и в сотнях, тысячах других подъездов, будет грязно и стены будут облуплены, но то, что он увидел здесь, его и вовсе обескуражило. Помимо исписанных матерными словами стен и облупившейся штукатурки, перила на втором этаже отсутствовали напрочь, а одна из ступенек держалась на честном слове: наступив на нее по незнанию, Антонов едва вместе с ней не скатился вниз.
- Осторожней, здесь сломанная ступенька, – предупредила девица.
- Вообще-то логичней было бы предупредить об этом до того, как я на нее наступил, а не после. Ты ведь так можешь всех клиентов растерять: кто-то ногу сломает, а кто-то и башку себе свернет.
Девица хихикнула и остановилась перед дверью квартиры на втором этаже. Порылась в своей сумочке, достала ключ, открыла дверь и, первой войдя, зажгла свет, кивнула Антонову.
- Заходи!
Квартира была двухкомнатная и довольно уютная, хотя мебели было не так уж и много. Девица сначала задернула шторы в большой комнате, затем пошла в спальню, зажгла там свет и также подошла к окну. Открыв фрамугу, задернула шторы, кинула сумочку на кресло возле широкой, застеленной красным атласным покрывалом кровати. В спальне были гардероб, трюмо с комодом, единственное кресло с прорвавшейся в некоторых местах обивкой и та самая кровать, над которой висело прикрепленное к стене бра. На комоде лежал один из старых, зачитанных номеров журнала «Пентхаус».
- Раздевайтесь, а я пошла в душ, – произнесла девица, открыла гардероб, откуда вытащила легкий ситцевый халатик и удалилась.
Антонов, разумеется, не собирался раздеваться. Он подошел к окну, выглянул из-за шторы наружу. В темноте, да еще из светлой комнаты, ничего не было видно. Зато хорошо были слышны дворовые шумы: кричали дети, переругивались соседи, крыли матом не совсем трезвые мужики. Он вернулся к креслу, сел в него, переложив на комод дамскую сумочку, взял с комода журнал, стал его листать, изредка останавливаясь на страницах с большими, во всю полосу фотографиями абсолютно голых красивых девиц.
Вернувшаяся из душа, пахнущая ароматом душистого геля путана, в едва застегнутом халатике была немало удивлена такой неготовностью клиента.
- Ну, ты чего? Время-то уже идет.
- Сядь, и послушай меня, – Антонов похлопал ладонью по краю кровати рядом с собой и девица послушно села, ничего не понимая и удивленно глядя на странного клиента.
- Ты получишь свои пятьсот рублей. Но у меня к тебе есть деловое предложение.
Девица хмыкнула и надула губы. Антонов полез в карман, достал несколько купюр, нашел пятисотку и протянул ее девице.
- Держи! Если примешь мое предложение, получишь еще две тысячи.
Девица почесала затылок и посмотрела на Антонова.
- Что нужно делать?
- Ничего нового для тебя. Все то же самое. Только не со мной, а с другим мужиком, которого я тебе укажу и в которое время я тебе назначу. И еще, ты его угостишь шампанским, но перед этим всыпешь туда кое-что.
- Х-ха! А что я мамке скажу?
- Скажешь, что тебя задействовал все тот же мужик. Он, мол, от тебя полнейший кайф получил и захотел его еще раз испытать. Сколько вы ей отдаете?
- Половину.
- Круто! Хорошо устроилась.
- Еще бы! Сутенер, охрана, менты – всех ведь надо подмазывать.
- Короче, ты согласна или нет?
- Кто же от денег отказывается? – пожала плечами девица. – Надеюсь, вы его не отравить собираетесь?
- Ну что ты! Он мне нужен живым.
- Ладно! Телефончик только мой запишу тебе, – она полезла в сумочку, достала блокнот, ручку и стала писать, затем вырвала страницу из блокнота и протянула ее Антонову. – Вот, возьмите! Это мой тайный телефон. От мамки и сутенера скрываю. А то они, сволочи, все мои переговоры проверяют.
- Да-а, тяжело тебе живется. Ты по профессии-то кто?
- Как кто! Проститутка, разве не видишь?
- Нет, проститутка – это твое хобби, а профессия у тебя есть другая.
- Ну да, училкой я была, в начальной школе.
- Почему же ушла?
- Ха, ушла! Выжили! В этом гадюшнике ни один человек со своим мнением, отличным от директорского, не удержится. 
- А не боишься однажды пересечься с кем-нибудь из своих учеников?
- Х-х, так они ж малявки еще. И потом, я же по вечерам только работаю…
- Понятно! Ну, хорошо! У меня больше нет времени. Через пару дней я тебе позвоню.
- Договорились!

11.
Путинец установил за спортзалом слежку. Дежурили по двое. Сидели в машине метрах в трехстах от здания, чтобы не привлекать лишнего внимания. Если вдруг замечали какое-то движение у входа, приставляли к глазам бинокль. Правда, смысл слежки осо-бо никто не понимал. Считали, сколько человек входило в помещение, сколько они там времени проводили, наконец, что это были за люди.
Когда за дверью исчез очередной парень, капитан Березин не выдержал, глянул на напарника, дремавшего в водительском кресле старшего прапорщика Морозова, и открыл дверцу.
- Пойду прогуляюсь!
- Давай! А то, может, и сам туда зайдешь? Глядишь, пустят. Ты – мужик видный, – осклабился Морозов.
- Поглядим, посмотрим.
На улице было совершенно темно – в этом месте не было ни одного фонаря и только над входом в спортзал, под козырьком сияла лампочка. Березин подошел к спортзалу, постоял, прижавшись к стене, словно бы в ожидании очередного гостя. Так прошло минут десять, никто больше не приходил. Он решил обойти здание вокруг – вдруг обнаружится что-нибудь интересное. Когда он оказался с обратной от входа стороны, почувствовал, как под его ногами что-то хрустнуло. Наклонился – это оказалась ветка. Видимо, кто-то или что-то (возможно, ветер) сломал ее и она упала с дерева и отлетела на несколько метров. Он отошел подальше и в темноте увидел проступающий силуэт довольно толстого дерева. Он обхватил ствол руками – еле-еле, но все же ему это удалось. Тогда он осмотрел дерево со всех сторон и увидел с одной стороны небольшие выступы от обломанных веток. Он повернулся и глянул на спортзал – практически напротив находилось одно из окон. Не раздумывая больше, он стал взбираться на дерево и, поднявшись на пару метров, обхватив ствол руками, заглянул в окно. Особенно ничего не было видно, кроме того, что в спортзале бегали и кувыркались. Сплюнув от злости, он хотел уже было спускаться, бросил в последний раз взгляд в спортзал и вдруг ему показалось, как в руке одного из спортсменов блеснул клинок. Он уже пожалел, что не взял с собой бинокль. Приложил ребро ладони ко лбу и, слегка прищурившись, вглядывался в зал. Нет, он не ошибся! Вот и у другого человека сверкнул клинок, оба начали фехтовать. Значит, предположение Гусятникова оказалось верным. Самураи-не самураи, но любители пофехтовать собирались именно здесь.
Березин спрыгнул на землю и решительно направился ко входу. Нажал на кнопку звонка. Заметив это, продолжавший все еще сидеть в машине Морозов, тут же вышел наружу и стал всматриваться в то, что там происходило.
- Ч-черт! Что он делает? – чертыхнулся Морозов и потянулся к кобуре, спрятанной подмышкой.
- Что вы хотели? – спросил охранник.
- Я бы хотел попасть внутрь, – ответил Березин, оглянувшись на стоявшую вдалеке машину с напарником.
- С какой целью?
- Мне бы хотелось записаться в секцию.
- У нас нет записи.
- Но вы же где-то людей набираете?
- К нам приходят только по рекомендации.
- Подскажите, пожалуйста, кто может меня рекомендовать.
- К сожалению, я всего лишь охранник и ничего вам подсказать не могу.
- Но телефон у вас хотя бы есть, чтобы можно было позвонить кому-нибудь, кто будет в курсе?
- Сейчас уже слишком поздно кому-то звонить.
- Черт побери! – вспылил Березин. – Да я не собираюсь сейчас звонить. Вы мне просто дайте телефон.
В это время подошел Морозов.
- Извините, нам запрещено общаться с посторонними.
- Тьфу ты, черт! – выругался Березин, когда понял, что с ним больше разговаривать не будут.
- Не пускают? – поинтересовался Морозов.
- Здесь явно нечисто. Боюсь, что я их спугнул и сегодня уже никакого толку не будет. Поехали по домам, завтра доложим Путинцу, пусть сам решает, что делать.

Влад чистил компьютер и качал головой – умельцы, взломавшие сайт, явные профессионалы. И нелегко будет ему восстановить поврежденные файлы. Он сидел здесь уже почти двенадцать часов, а сделал меньше половины. Каждый файл приходилось чистить, а папку тестировать на отсутствие вирусов.
Он так был увлечен работой, что даже не слышал телефонный звонок, на который отвечал учитель Цой. Его прервал от работы Давид, вошедший в кабинет вместе все с тем же секьюрити, который принес раскладушку и комплект белья. Пока он все это ставил в угол, Давид подошел к другу.
- Ну как, работа продвигается, Влад?
- Ты знаешь, Давид, у меня такое ощущение, что вы кому-то очень насолили и вас, помимо того, что отравили совершенно неизвестным мне вирусом, еще и прилично забанили.
- Но ты справишься?
- Стараюсь, как видишь.
- К сожалению, тебя нельзя отсюда выходить. На ночь тебя здесь закроют, но раскладушка, комплект белья у тебя есть, в холодильнике – еда, есть чайник, микроволновка…
- Ты хочешь сказать, что я здесь вынужден ночевать один?
- Нет, с тобой будет дежурить Виктор, – Давид кивнул на вышедшего в коридор, но оставшегося стоять в дверном проеме секьюрити. – А чтобы тебе не совсем скучно было сидеть, на вот, почитай перед сном, – убедившись, что секьюрити в тот момент отвлекся, вытащил из-под рубахи и положил на стол перед Владом лист бумаги с набранным на компьютере текстом.
Затем хлопнул друга по плечу.
- Ну, пока! До завтра!
- Точнее, уже до сегодня! – зевнул в ответ Влад.
Оставшись один, Влад придвинул к себе листок и узнал тот самый текст, который он видел тогда в офисе на столе у Давида. Стал читать, и ему сразу стало понятно, что это за клуб и кто и чем здесь занимаются. 

КОДЕКС СОВРЕМЕННОГО САМУРАЯ
Самураями в Японии XVII века называли хорошо обученных воинов-мечников, преданно служивших и защищавших своего сюзерена. Самураи никогда не нападали сами, но, если кто-то пытался вступить с ними в схватку, они использовали все свое мастерство, чтобы добиться победы. Противники предпочитали их не трогать, так как знали, что шансов победить очень мало.
Когда хозяин самурая умирал, воин обычно становился свободным и мог «стать ронином», то есть приступить к духовному самосовершенствованию. И некоторые самураи, чтобы доказать свою преданность и верность к погибшему хозяину делали себе сеппуку. Но со временем, этот ритуал употреблялся все реже, и самураи, освободившиеся от служения своему хозяину, начинали действовать в одиночку. Некоторым самураям было тяжело действовать самостоятельно, потому что они привыкли слушать приказания старших по званию. Но постепенно они научились быть себе хозяевами и добивались отличия, становясь ронин-самураями.
С тех пор прошло несколько веков! Мы живем уже в новом тысячелетии. А новая эра диктует и новые требования. Требования к человеку. С одной стороны, инициативность, коммуникабельность,  информированность, а с другой стороны, внутренние качества: смирение, мудрость, чистота – породили новый тип человека. Это духовный воин – современный самурай. Его поле битвы – реальность человеческого сознания, где объявлена война вожделению, зависти, жадности, глупости и грязи. Оружие – следование принципам кодекса.
Эти принципы для вас – как доспехи и оружие, чтобы одерживать победу за победой и достойно встретить грядущие перемены новой эпохи!
Духовность
Признание своей зависимости от Высшей Силы, от Бога.
Универсальные духовные истины содержатся во всех религиозных традициях. Сохраняйте верность своей, но мыслите глобально. Духовность – это самостоятельная реальность со своими законами.
Уважение
Всегда есть старшие, равные и младшие. Разумность – способность различать.
Старшим служить, с равными дружить, к младшим быть снисходительным и милостивым. Западное общество утратило свою основополагающую систему ценностей, постоянно стягивая людей в пропасть духовной деградации, вместо того чтобы поддерживать их рост. Мы перестали выражать почтение старшим. Мы потеряли способность устанавливать связь с высшими существами – с целью обрести их наставления.
Самообладание
Ум и друг живого существа, и его враг.
Мы должны научиться контролировать собственный ум. Если ваш ум необуздан, вынуждая вас перебегать от одной философии к другой, менять религии, работу, спутников жизни, вам необходимо заглянуть внутрь себя. Мы должны проанализировать собственное внутреннее состояние и определить нашу ахиллесову пяту, потому что именно наши слабые места, прежде всего, станут объектом проверок и испытаний. Контроль ума и чувств избавляет нас от слабостей, лишая внешние силы возможности нанести нам серьезный урон.
Развивайте позитивный внутренний диалог. Используйте мантры и аффирмации. Это ментальная культура каждого.
Позитивное притворство
Чтобы быть естественным нужно уметь притворяться.
Правильное поведение вызывает соответствующие чувства и состояния. Бравый вид создает уверенность, дает ощущение силы. Почтительно сложенные руки и поклоны – способствуют смирению. Расхлябанность, сутулость и нерешительное поведение – неуверенность.
Следите за своим видом и поведением!
Не подставляйся
Мошенники и проходимцы – это специалисты по обслуживанию наших слабостей и пороков. Если дверь не запирать и ценности не прятать, то рано или поздно нагрянет какой-нибудь мошенник и приберет все к рукам. В настежь открытую дверь обязательно кто-нибудь зайдет. Потребуется проницательность и осторожность.
Намагничивай
Влияние на людей стоит дороже богатства.
Мы мишени. Нас облучают, и мы в долгу не остаемся. Намагничиваем своими флюидами, излучаем различные энергии. Мы хотим повысить чистоту своего магнетизма. Наслаждайся обаянием, распространяй свою харизму. Влияй позитивно, возвышай сознание. Слово «радость» состоит из «ра» и «дасть», т.е. давать солнце, делиться светом и теплом.
Не слишком суровый, не слишком всепрощающий
Если недостаточно одной любви, недостаточно и одного наказания; вместе они могут быть эффективны.
Следуй поучениям философов: «Любой может рассердиться – это легко, но рассер-диться на нужного человека, в нужное время, по нужному поводу и нужным образом – нелегко» (древнегреческий философ Аристотель). «Не способный вызвать трепет своим гневом или расположение своим умиротворением не может ни контролировать, ни защищать. На что он тогда вообще годится»? (индийский мудрец Пандит Чанакья).
Учитель, родитель, администратор, врач – вправе демонстрировать свой ранг, наставлять и применять санкции, критиковать за ошибки тех, о ком призваны заботиться.
Смирение
Проявляется на практике в отношениях.
Учись просить людей о помощи и услуге. Умей признать и загладить свою вину, если ошибся и подвел.
«Реки и ручьи отдают воду морям и океанам потому, что те ниже их. Так и человек, желая получить признание людей, должен быть ниже их» (китайский философ Лао Цзы).
Осторожность
Преимущества и свой интерес утаивай, береги козыри для решающего момента. Не спеши раскрываться – отношения утрачивают новизну и аромат, когда человек становится слишком понятным и предсказуемым.
Никому не показывай свои родимые пятна, иначе найдется инквизитор, заклеймит, как ведьму, и поджарит на медленном огне. Не доверяй носящим оружие, рекам, животным с рогами или когтями, женщинам и членам царских семей.
Не раскрывайся ни перед обычным, ни перед плохим другом, поскольку когда разгневаются на тебя, то выдадут все твои тайны.  Не раскрывай замысла, не осуществив его.
Сохраняй инициативу!
Ни в коем случае не позволяй отнимать у себя инициативу, иначе рискуешь потерять свой имидж и репутацию. Понижение статуса не способствует аттракции, расположению человека. Не нужно вежливо молчать, если тебя перебивают! Скажи им, что они не правы! Ключевые моменты: сдержанность и решительность.
Нетерпимость!
Терпимость – другое название равнодушия.
Единственная вещь, которую необходимо сделать, для того чтобы восторжествовало зло, – это ничего не делать. Если они ведут себя как «быки», переходят все границы – не спускай им с рук! Своим преступным бездействием и молчанием ты оставляешь зло безнаказанным. Тем самым показываешь им, что они и дальше могут вести себя недостойно. Немедленно пресекай любые «наезды» в свой адрес, даже если атака маскируется под невинную шутку! Не позволяй смеяться над собой. Покажи им, что их юмор и провокации не уместны. Поставь их на место! Скажи, чтобы держали свои кислые шуточки при себе!
Не только ради торжества справедливости, но и чтобы сохранить самоуважение отстаивай правду. Не молчи, если поступают неправильно! Пацифизм неуместен.
Дипломатичность
Прямолинейность может серьезно повредить отношениям. Разговор на две трети должен состоять из любезности и на одну треть из практичности. Часто прямолинейность выдает наше нетерпение, высвечивает не в самом лучшем свете даже самые добрые намерения. В результате – конфликтность и грубость в отношениях.
Легче и удобнее достичь желаемого контакта, если не идти напролом, а гибко и тактично управлять общением. По существу, с помощью слов, мимики и жеста, применяя искусство полунамеков и выразительных недоговорок, заинтересованные стороны всегда могут договориться друг с другом. Надо только избегать бездумной и грубой прямолинейности. Это не хитрость, а мудрость, ибо ее цели чисты и благородны.
Сила
Люди сильны до тех пор, пока отстаивают сильную идею.
Можно сопротивляться вторжению армии, вторжению идей сопротивляться невоз-можно. Можно уступить силе, но безропотно покоряются только разуму.
Покажи им, что знаешь, что правильно, а что нет! Разумное возражение и отстаивание своих принципов. Для этого вы должны знать, что хорошо, а что плохо и убежденно говорить об этом! Разум основан на способности проводить различия. Самурай – философ, бесстрашно отстаивающий высшие принципы. Он хочет поднять сознание окружающих на более высокий уровень, и действует, повинуясь высшим мотивам любви и сострадания. Об этом говорят его слова и поступки. Когда ты обличаешь позорное поведение и безумные идеи, то получаешь силу, чтобы утвердить правду, чтобы принести благо людям. Убежденность – решающий момент. Силу уважают все и всегда. Помни: ненавидеть нужно грех, а любить человека.
Дружелюбие
Даже если ты не знаешь человека, его качеств и намерений, то все равно можешь предложить ему свое дружелюбие и уважение авансом. Это обязательно найдет отклик на том же уровне. Таким образом, ты инвестируешь доверие в ваши отношения.
Нужно искренне интересоваться человеком. Мы хотим не только заинтересовывать, но и интересоваться. Любовь – это активное участие в жизни другого человека. Отзывчивость, участливость и доброжелательство… Шрила Прабхупада всегда подписывался: «Твой вечный доброжелатель».
Уподобление
Отождествляй себя с людьми и героями, чьи качества и поведение востребованы. Вживайся в роль. Создай в своем уме ясный образ своего героя. Моделируй его поведение, осанку, манеру говорить. Уподобление – это один из самых мощных факторов в формировании характера и в достижении индивидуальных желаний.
Риторика
Искусство говорить есть искусство уговаривать.
Говори кратко, ясно, своевременно. Не лги, не многословь, не говори туманно, ибо что пользы, если истина многословна и утомляет слушателей, или коротка, но неясна; или ясна, но произносится некстати?
Слова могут быть прямолинейные и бескомпромиссные, но отношение к человеку не должно быть черно-белым и категоричным. Учись вступать в конфронтацию. Хочешь узнать правду – возрази!
Принципы
Ты должен знать, что хорошо и что плохо, и жить в соответствии с принципами.
Скажи им, что они не правы, если отклоняются от твоих стандартов! Объясни свою позицию и философию. Предложи свою помощь. Люди, как правило, готовы расти и развиваться, если мы верим в них. Но не будь высокомерным снобом – это отталкивает.
Стань лидером, ориентированным на принципы. Готовься терпеливо служить и помогать. «Требуй невозможного – получишь максимум!», – говорил Наполеон.
Несгибаемость
Разумным возражением завоюй уважение.
Не соглашайся, не подлаживайся, не приспосабливайся, не входи в положение, ибо жизнь не поддерживает любителей проводить гибкие линии. Не случайно же мы ходим не по канатам, а по хорошо мощеным дорогам. Так что, слушая тех, кто наставляет нас никогда ни с кем не «искрить» и не вступать в коллизии, полемизировать или спорить, мы все же пойдем к тем, кто всю жизнь вместе с овалами рисует и углы, и выучимся у них умению спорить (опровергать, громить, низвергать с пьедесталов, разбивать в пух и прах убедительной силой веской аргументации).
Мудрость
Мудрость – умение из всех возможных вариантов выбрать правильный!
Собирай жемчужины мудрости, которые рассеяны в священных книгах – Библия, Коран, Веды и в других источниках выдержавших проверку временем, а также общайся с мудрыми людьми…
Влад вспомнил, как в поселке говорили о недавнем убийстве бомжа, того самого Гарика, который, якобы, сделал себе харакири, как какой-нибудь самурай, и мурашки побежали по телу Влада. Спасибо, друг, Давид! Удружил, так удружил! В какую клоаку заманил. Теперь понятно, почему ему не разрешают разгуливать по помещению.
Он встал, вышел из кабинета, но тут же наткнулся на секьюрити.
- Ты куда?
- В туалет! – грубо отрезал Влад. – И вообще, мне бы и пожрать не мешало.
Секьюрити молча кивнул и устроился на своем месте, продолжая наблюдать за парнем.

12.
Путинец вызвал из района СОБР на два часа ночи. Он лично решил присутствовать при штурме спортзала и взял с собой Гусятникова. За старшего в отделении оставил капитана Березина. На суточное дежурство заступил старший прапорщик Морозов.
Путинец с Гусятниковым (последний был за рулем) припарковались недалеко от спортзала заранее – в десять вечера, чтобы проследить за прибытием членов клуба. Пока все шло по плану – к одиннадцати начали подтягиваться члены клуба. Поначалу Гусятников пытался их считать, но темнота делала свое дело – издалека не каждый силуэт можно было четко различить.
 - Брось это дурное занятие, – махнул рукой Путинец, наклонившись, чтобы прикурить – дабы огонь сигареты не привлек к ним внимания. – Взвода собровцев вполне достаточно.
- Все же там тоже не дилетанты, – Гусятников продолжал вглядываться в темноту.
- Против калашей ни один самурай ничего не сделает.
В это время у Цоя зазвонил мобильник, он глянул на высветившийся номер и тут же приложил аппарат к уху.
- Алло!
Кто-то что-то долго говорил ему, отчего учитель Цой сначала побледнел, потом выпрямился и, кивнув, произнес:
- Я вас понял.
Он жестом подозвал к себе помощника Алексея и зашептал ему почти в самое ухо:
- Срочно, немедленно, соберите все оружие и тихо уходим через гаражные ворота. Снаружи все рассеиваемся в разные стороны. На неделю ложимся на дно.
Алексей глянул в упор на учителя. У того над переносицей сложились две про-дольные морщины, лоб покрылся испариной. Алексей кивнул и молча вышел в зал. Цой тут же подозвал к себе охранника и сказал ему то же самое, но тот уточнил:
- А что делать с этим, с компьютерщиком?
- Меня он совершенно не волнует. Пусть работает. Он все равно ничего не знает.
- Я понял, учитель!
Все самураи, как один, быстро собрались, каждый взял катаны, ножи, остальные принадлежности и молча, ныряя в щель гаражных ворот, исчезали в темноте.
Все произошло так быстро и тихо, что Влад так ничего и не услышал. Впрочем, он был настолько увлечен работой, что даже шум ему не смог бы помешать. Наконец, он откинулся на спинку кресла, потянулся до хруста костей и воскликнул радостно:
- Йес!
Экран монитора засветился и на нем появилась главная страница сайта с плывущим заголовком «Радостный самурай». Появились опции, баннеры, новостная лента, статьи. Влад несколько минут копался в глубинах сайта и удовлетворенно улыбался. Он впервые справился с таким сложным случаем и был собою невероятно доволен. Встал, выбежал из кабинета в надежде обрадовать если не учителя Цоя, то хотя бы охранника Виктора. Однако ни того, ни другого не нашел. Хотел пройти в спортзал, но он оказался закрытым на ключ. Вернулся в свой кабинет. Снова проверил работу компьютера – все шло в штатном режиме.
- Шакалы! Снова меня одного оставили.
Он взял в холодильнике сыр, колбасу, сделал бутерброд, заварил себе чай. Перекусил и, делать нечего, расположился в кресле и вскоре заснул.
Разбудил его какой-то непонятный шум, хлопки, скорее напоминавшие выстрелы. Он открыл глаза и завертел головой, пытаясь понять, что происходит.
А происходил всего-навсего штурм спортзала. Собровцы пытались кувалдой вскрыть дверь, когда это не получилось, взорвали ее запалом от гранаты. Одновременно с крыши в окна полезли обвязанные веревками бойцы в балаклавах с одними лишь прорезями для глаз, ногами вышибая стекла и решетки. Здание было окружено со всех сторон, но когда, наконец, собровцы ворвались вовнутрь, оно оказалось совершенно пустым. Когда штурмовики вскрыли спортзал, из машины вышли Путинец с Гусятниковым, наблюдавшие за ходом операции издалека, и направились к зданию.
- На пол ложись! Руки за голову! – двое со скрытыми лицами, с автоматами нацеленными на него, ворвались в комнату, где сидел в кресле Влад.
Тот с перепугу рухнул на пол, больно ударившись коленями и подбородком и положил ладони сзади на шею. Один из собровцев подошел к Владу со стороны ног и ударил по подошвам мокасин.
- Ноги на ширину плеч. Оружие есть?
Влад поднял голову, чтобы ответить, но в самое темя ему другой вперил дуло автомата.
- Лежать!
Влад тут же снова уткнулся лицом в пол и отрицательно замотал головой. Тот, что стоял в ногах, пошарил по карманам и по телу Влада и, убедившись, что он безоружный, приказал:
- Встать!
Второй убрал автомат с головы и Влад неспешно поднялся, силясь понять, что все же произошло, и поглаживая саднивший подбородок.
- Вперед! – скомандовал первый и ткнул его автоматом в спину.
Влад заплетающимися ногами, с расширенными зрачками пошел к выходу. У самого выхода его остановили.
- Лицом к стене, ноги на ширину плеч, руками упрись в стену.
Влад послушно выполнял все команды, все тело его покрылось мелкой дрожью. Его стало знобить, несмотря на душную ночную погоду. Так он и стоял, не известно, сколько времени, пока остальные собровцы обыскивали все здание.
- Где остальные? – спросил его командир взвода – единственный, кто не скрывал своего лица, хотя также был в камуфляже.
- Не знаю! Я программист, у них полетел сайт, меня пригласили. Перед тем, как вы пришли, я спал. Когда все ушли – не знаю.
В это время и подошли Путинец с Гусятниковым.
- Ну, что, капитан?
- Поинтересовался Путинец.
- Пусто! Одна вот только рыбка и попалась в сети, – кивнул он в сторону Влада. – Остальные ушли через гараж.
Путинец сплюнул от злости. Гусятников хлопнул себя по коленкам.
- И все-таки надо было нам Степаныч не в машине сидеть.
- Чего теперь рассуждать. Их кто-то предупредил, это явно.
Путинец подошел к Владу, толкнул в спину:
- Ты кто такой? Как зовут?
- Фёдор! – с перепугу назвал первое пришедшее на ум имя Влад и повернулся лицом к полицейским. – Я ничего не знаю. Я программист! Меня пригласили… у них кто-то взломал сайт… А я лучший в поселке программист, ну, меня и пригласили.
- Документы какие-то при нем были?
- Пустой! – покачал головой командир СОБРа. – Один мобильник только.
Путинец выпученными глазами смотрел некоторое время на Влада, шевеля губами, затем приказал:
- Руки!
- Что? – не понял Влад.
- Руки дай сюда!
Влад протянул к Путинцу обе руки, тот тут же защелкнул на запястьях наручники.
- Ничего, в отделении разберемся, кто тут лучший, кто худший. Гусятников, в машину его.
- Пошли! – тронул Влада за плечо старший лейтенант и Влад послушно пошел в ту сторону, куда ему указали.
Тут вышли из спортзала еще несколько собровцев, продолжая светить своими мощными фонарями, один из них подошел к командиру.
- Чисто, командир! Нашли только вот это, – боец протянул командиру деревянный нож-боккэн.
Путинец взял нож, рассмотрел его со всех сторон, вынул из кармана полиэтиленовый пакет и положил его туда.
- Это уже ближе, а, Гусятников?
- Ну да! Именно таким их и убивали.
- Ладно, капитан, вы свободны. Спасибо! Всем отбой! – Путинец пожал руку командиру собровцев и направился к своей машине.
- Всем отбой! – повторил приказ командир СОБРа.
Морозов подрёмывал в своем аквариуме – на дворе ведь была глухая ночь. И даже послышавшийся рядом с отделением шум автомобильного мотора не смог согнать пелену сна с его глаз. Лишь когда резко отворилась дверь и в холле появились Путинец с Гусятниковым и еще каким-то юнцом в наручниках, старший прапорщик слегка вздрогнул, а потом открыл глаза.
- Лёха! Принимай самурая.
Морозов вскочил и немного побледнел.
- Какого самурая? – беря ключи от обезьянника и выходя из своего «аквариума», поинтересовался он.
- Вот этого! – кивнул на Влада Путинец. – Вот и весь улов самурайский. Есть, правда, еще ножик, похожий на те, которыми убивали бомжей. Черт, как его Березин обзывал?
Путинец повернулся к Гусятникову, показывая ему целлофановый пакетик с ножом, тот поскреб затылок, вспоминая.
- Каббек, кажется.
- Боккэн, – спокойно поправил его Морозов, открывая клетку-обезьянник и, слегка подталкивая в спину, он завел туда Влада и тут же закрыл такую же решетчатую дверь.
- Точно! – кивнул Путинец, с некоторым удивлением, даже, скорее, подозрением, глянув на своего старого приятеля. – А ты откуда знаешь?
- Так я склерозом пока не страдаю, Паш, в отличие от тебя, – осклабился Морозов и тоже посмотрел на Путинца. – Когда Березин это говорил, я запомнил. Ты пацану наручники снимешь, или как?
- Ах, да! На, возьми! – Путинец подбросил маленький ключик, а Морозов его ловко поймал. – А мы с Гусятниковым спать поехали. Завтра с утра его допрошу.
Путинец подошел к металлическому шкафчику, стоявшему в комнате дежурного, выдвинул один из ящиков и сунул туда вещдок.
- Поня-ятно! Кому-то спать, а кому-то всю ночь сидеть, – Морозов подошел к клетке и жестом подозвал к себе Влада. – Руки высунь.
Влад просунул обе руки сквозь решетки и Морозов щелкнув ключом, освободил его от наручников. Влад тут же стал поглаживать запястья, отошел к стене и сел на лавку.
- Зато теперь тебе сидеть не скучно будет, – хмыкнул Гусятников и поспешил на улицу вслед за Путинцом.
Оставшись наедине с Владом, Морозов некоторое время смотрел на него, изучая, потом спросил.
- Ты как там оказался, пацан?
- Меня подставили! У них там сайт взломали, меня попросили разобраться с ним, а ночью все смылись, а меня закрыли. Я понятия не имел, что там за клуб.
Морозов понимающе кивнул и как бы между прочим спросил:
- Но сайт-то ты запустил?
- Так в том-то и дело! Хотел продемонстрировать там этому… японцу, что ли, он у них там, видать, старший, что все уже работает, а они смылись. И, между прочим, кинули меня на бабки. Так и не заплатили.
Морозов покивал головой, не сводя глаз с Влада, покусывая губы. В это время у Влада в кармане джинсов зазвонил телефон. Он вскинул глаза на прапорщика, а тот удивленно посмотрел на арестанта.
- Тебя что, не обыскали?
- Как не обыскали? Всего облапали эти, в балаклавах. Как бандюки, какие, блин.
Телефон продолжал звонить.
- Можно я отвечу? – Влад достал телефон и посмотрел на высветившийся номер. – Возможно, это мой новый заказчик.
- Включи громкую связь и можешь говорить.
- Ага! – кивнул Влад и нажал на ответ.
- Алло, Владислав?
Влад узнал голос Антонова.
- Да, это я.
- Я что-то не понял. Я вас ждал, как договаривались, а вы куда-то пропали.
- Извините, Александр. У меня неожиданно срочный заказ возник, а потом я… – Влад осекся и посмотрел на Морозова, но тот вроде бы совсем безучастно сидел на своем месте и что-то карандашом рисовал на листе бумаги. – Короче, у меня неприятности.
- Что за неприятности?
- Я в ментовку попал. И сейчас сижу в обезьяннике.
- Что-то натворил?
- Да в том-то и дело, что я ничего не натворил. Меня просто подставили и сами смылись, а то здание, где я был штурмовали, кажется, омоновцы. Ну, меня и повязали.
- Так, ты не очень там базарь, – окликнул Влада Морозов. – Заканчивай!
Влад понимающе кивнул.
- Ну всё! Мне больше не разрешают говорить.
- Так ты где хоть сидишь?
- В отделе…
Влад не успел договорить, Морозов за это время поднялся, подошел к решетке и, протянув руку, выхватил у него телефон, тут же отключив связь. Затем сунул телефон себе в карман и вернулся на свое место.
- Простите! Телефон-то не забирайте, там у меня очень много нужных контактов.
- Вот как раз твои контакты нам и интересны. Может, ты как раз связан с этими самураями.
- Я понятия о них не имел до сегодняшнего дня, – сорвался на крик Влад. – Я ни в чем не виноват! И вообще, когда меня отсюда выпустят?
Он встал и стал дергать руками решетки.
- Будешь буянить, я тебя вообще в карцер посажу и там про тебя забуду.
Морозов снова подошел к обезьяннику и со всей силы ударил резиновой дубинкой по державшим решетку пальцам Влада. Тот взвыл от боли.
Немного успокоившись, Влад спросил:
- Я требую адвоката! Меня задержали незаконно!
- О, про права свои вспомнил? – ухмыльнулся Морозов. – Адвокат тебе нужен? Прям сейчас, ночью?
Он подошел к решетке, по-прежнему держа в руках дубинку, открыл замок, вошел внутрь обезьянника и, замахнувшись, не очень сильно, но неприятно огрел успевшего увернуться Влада по спине дубинкой.
- Такой адвокат тебе подойдет?
- Я буду на вас жаловаться прокурору!
- Так я не понял: тебе адвокат нужен или прокурор?
Он снова поднял вверх дубинку, Влад вжал голову в плечи и, прикрыв голову руками, закрыл глаза. Морозов вновь ухмыльнулся и ударил Влада по ребрам сначала с одного бока, потом с другого. Влад поморщился от боли и опустил руки, защищая бока. Но Морозов уже повернулся и вышел из обезьянника.
- Задолбал ты меня своими просьбами. Сиди да помалкивай, если себя жалко. А еще лучше покимарь, на допросе завтра свежее будешь.
Морозов некоторое время постоял, молча глядя на Влада. Потом повернулся и неожиданно для того, вышел в коридор.
- Сволочь! – негромко проворчал Влад. – Моя полиция меня бережет – сначала посадит, потом стережет.
Прошло уже минут пять, но прапорщик как ушел, так и не возвращался. Влад встал, от нечего делать стал считать шаги – сколько их в обезьяннике, в длину, в ширину. И вдруг он сообразил, что, когда прапорщик выходил из обезьянника, он забыл закрыть на ключ дверцу. От удивления он даже застыл на пару секунд. Затем осторожно ступая, подошел к двери, тронул ее рукой и она, в самом деле, легко подалась.
«А еще он своему начальнику сказал, что склерозом не страдает!» – промелькнуло у него в голове. Он вышел из-за решетки, аккуратно выглянул через приоткрытую дверь в коридор – коридор был пуст. У Влада учащенно забилось сердце: а что, если сбежать отсюда? Но в это время откуда-то из дальнего конца коридора послышался шум спускаемой воды в туалете. Он вздрогнул и отпрянул от двери. Оказывается, прапор в сортир отлучился. Ч-черт, не успел! Но тут взгляд его скользнул по окну: одна половинка рамы была открыта. Решение он принял мгновенно. В два прыжка оказался у окна, распахнул его настежь и выпрыгнул на улицу. Темнота – друг преступников. Или безвинно пострадавших. Через минуту его уже и след простыл.
А все это время после разговора с Владом Антонов ломал голову, как вытащить парня из полицейского участка. Все произошло так неожиданно, что, кажется, могло нарушить его планы. Он вспомнил, что случилось с братом Вадимом в похожей ситуации. Нет, он не даст в обиду племянника. Он ходил несколько минут взад-вперед по своему гостиничному номеру, пощипывая бородку. Ночь на дворе. И что он может сделать но-чью? Как там в сказках говорят? Утро вечера мудренее. Логика в этом есть. Но все же что-то придумать нужно бы именно сейчас.
Он пошел в душ и там, стоя под прохладной водой, к нему и пришло решение.
Но выспаться в ту ночь Путинцу было не суждено. Едва он забылся, как у него затрезвонил мобильник. Глянул на высветившийся номер.
- Ч-черт! Лёха сбрендил, что ли? – с полузакрытыми глазами он нажал на кнопку. – Да, Лёха, я тебя слушаю, что случилось.
- Паш, самурай сбежал!
- Как сбежал? – сел в постели Путинец.
- Да ты знаешь, я посрать пошел в уборную, возвращаюсь, а его нет в клетке. Как он ее открыл, ума не приложу.
- Жди, сейчас приеду.
Путинец швырнул телефон на диван и стал одеваться.

13.
Антонов встал рано, на скорую руку перекусил – съел банан, запил его соком, и выскочил из гостиницы. Он должен был добраться до бывшего своего дома прежде, чем его могла бы покинуть Катерина. Долго не мог поймать машину, при этом он не стал стоять на месте, а быстрым шагом двигался вперед. До места добрался к половине восьмого. Подошел к дому, остановился у подъезда и взглянул на знакомые окна второго этажа. В какой из комнат теперь жила его сестра? И что делать? Раскрывать свое инкогнито ему не хотелось – еще не все намеченные им в Германии планы он выполнил. Ради этого он и вернулся на свою малую родину. При этом он в гостинице заранее заготовил короткую, но жесткую записку. На всякий случай. И теперь нужно ждать этот случай здесь, на месте. Он сел на лавку во дворе и периодически заглядывал в темные и, казалось, неживые окна квартиры.
  Из соседнего подъезда вышел черноволосый мальчишка лет тринадцати-четырнадцати в спортивном костюме и со спортивной сумкой, переброшенной через плечо. Видимо, спешил на тренировку. Антонов быстро сориентировался и встал, одновременно окликнув мальчишку. Тот остановился и с некоторой тревогой смотрел на Антонова.
- На тренировку спешишь?
- Ну да.
- Не сильно опаздываешь?
- А что?
- У меня к тебе дело есть на пять минут и сто рублей.
- Какое дело? – по тому, каким тоном был задан вопрос, стало ясно, что мальчишку заинтересовала именно вторая часть фразы.
- Ты знаешь Катерину Выгузову из пятой квартиры?
- Алкашку-то? Кто ж ее не знает? – хмыкнул парень, скривив рот в улыбке.
- Отнеси ей, пожалуйста, записку.
Мальчишка взял в руки половинный листок А4 да еще свернутый два раза, повертел его в руках.
- Только, чур, не читать.
- А стольник?
- А, да! – Антонов вытащил из кармана джинсов немного смятую купюру и протянул парню.
Парень с готовностью направился было к подъезду, но Антонов, что-то вспомнив, снова его окликнул.
- Эй, погоди!
Мальчишка, уже открыв подъездную дверь, остановился. Антонов подошел к нему и негромко спросил:
- А сына ее знаешь?
- Влада? Знаю.
- Как он тебе?
Парень пожал плечами, секунду помолчал, затем произнес неопределенно:
- Я слышал, компьютерщик он классный. Он папке моему программу ставил. А так больше ничего.
- Ну ладно! Неси записку.
- А если спросит, от кого?
- Скажи, не знаешь. Какой-то незнакомый мужик попросил за сто рублей.
Мальчишка бегом помчался по ступенькам наверх. Антонов все это время стоял возле открытой подъездной двери, прислушиваясь.
Дверь открыли не сразу. Услышав переговоры мальчишки, Антонов вышел из подъезда и быстро свернул за угол. Он вернулся в гостиницу, открыл ноутбук, вошел в интернет, проверяя почту. Так быстрее пройдет время в ожидании.
Получив записку, Катерина закрыла дверь, и еще в прихожей развернула ее и пробежала глазами по строчкам: «Если в тебе осталась еще хоть капля материнских чувств к сыну, то хочу тебе сообщить, что Влада задержали и отвезли в полицейский участок. Он ни в чем не виноват, его подставили. Если же ты не выручишь сына из ментовки, я тебя прокляну. Твоя совесть».
Катерина не сразу поняла смысл записки, перечитала еще раз, и снова уперлась в подпись – твоя совесть. Что это за хрень? Какая совесть? Она у нее уже давно к пиписке приросла. Она скомкала записку, положила ее в карман халата и, зевнув, пошла на кухню. Включила чайник со свистком, села за стол, положив на него локти и уперевшись в поднятые ладони. Так и сидела, пока чайник свистом не подал сигнал к тому, что вода в нем вскипела. Выключила газ, открыла холодильник, достала остатки колбасного батона, отрезала несколько кусков, положила их на хлеб, налила в чашку крепкий чай, чтобы проснуться, и стала завтракать, бездумно жуя бутерброды.
Перекусив, она окончательно проснулась, еще раз перечитала записку, вздохнула. Интересно, кто это написал, и почему Влада арестовали? Придется идти выручать. Проснулся отец, застучал своими костылями в туалет. Выйдя оттуда, увидел, как Катерина в прихожей перед зеркалом причесывается.
- Куда собралась, шалава?
- Не твое дело, – огрызнулась она.
- Пожрать-то есть чего?
- Посмотри в холодильнике.
Она сунула ноги в серые, потертые туфли, взяла сумочку и ушла.
Шла и думала: ну, приду я в полицию, увижу там Влада, а что я скажу полицейским? Отпустите, мой сын ни в чем не виноват? А откуда я знаю, виноват он или нет? Ведь, вот же, по его вине Гарика зарезали. Может, и здесь из-за него кого-то убили. С другой стороны, сколько случаев, когда невиновных в тюрьму сажали.
Она прошла мимо зеркальной витрины одного из магазинов, повернула голову и, словно бы, увидела себя со стороны: перед ней стояла какая-то немолодая некрасивая женщина с опухшим лицом, не понятно с какой стрижкой… Ей вдруг стало стыдно за свой вид. Боже, что со мной! Зачем я так? Куда я качусь? Ей захотелось плакать. Она опустила глаза и пошла дальше. Вот и отделение полиции. Она поднялась на крыльцо и тут испугалась. Вспомнила про свой вид, представила сцену: входит бомжатского вида баба и начинает уговаривать полицейских выпустить ее сына…
Она заплакала. В это время ей навстречу шел молоденький полицейский сержант, поравнявшись с ней, остановился и встревожено спросил:
- Что с вами, женщина?
- Ничего, простите!
Она сбежала с крыльца и, продолжая плакать, быстро пошла прочь. Домой идти не хотелось. Ноги сами привели ее к берегу речки.
Где-то ближе к обеду кто-то позвонил на мобильник Антонова.
- Алло!
- Господин Антонов? Это я, Влад.
Антонов выдохнул с облегчением и улыбнулся.
- Влад? Тебя уже выпустили? Мать забрала из полиции?
- Причем тут мать. Я сам сбежал, еще ночью.
- Как сбежал? – опешил Антонов.
- Удачное стечение обстоятельств. Но теперь мне приходится прятаться от ментов.
- Но мы можем с тобой встретиться?   
- Да, конечно! Я потому вам и звоню. Знаете кафе «Карамелька» на главной улице?
- Найду.
- Давайте там через час.
- Но как ты туда доберешься, если боишься?..
- Ночь была. Надеюсь, не очень рассмотрели мою физиономию. А кафе надежное, там работает наша соседка по дому.
- Хорошо, договорились.
Антонов пришел первым, занял столик. Через пару минут к нему подошла женщина лет тридцати пяти-тридцати семи с крашенными в медный цвет волосами до плеч. Улыбнувшись, спросила:
- Что будете заказывать?
Она положила перед ним меню. Он пробежал глазами, затем глянул на нее. Удиви-тельно, но ее лицо показалось ему очень знакомым. По ее взгляду он понял, что и она мучается воспоминаниями: где она могла его видеть прежде.
- Я жду человечка. Когда он придет, тогда и закажем. А пока принесите, пожалуйста, бутылочку минералки с газом.
- Хорошо! – кивнула она и вернулась за стойку.
Тихо играла музыка из музыкального центра. К женщине подошел седоватый  мужчина, что-то тихо спросил, она ему так же тихо ответила, он кивнул и вновь удалился. Вскоре появился и Владислав. Заметив официантку, улыбнулся ей.
- Здрасьте, теть Ир.
- О, Владик, привет. Тебе, как всегда?
- Еще не знаю, у меня тут встреча, – он поводил глазами по залу и, увидев, что Антонов помахал ему рукой, снова посмотрел на Ирину. – Теть Ир, обслужите нас побыстрее.
- Так это он тебя ждал?   
- Ага!
Влад тут же направился к Антонову, а Ирина вглядывалась в его лицо, пытаясь вспомнить, где она его видела.
- Знаешь ее? – спросил Антонов, когда Влад сел напротив него и раскрыл меню.
- Да это наша соседка, Ирина Никиткина, бывшая жена моего дяди Вадима.
Антонов вздрогнул и поднял глаза на Ирину: так вот почему ее лицо показалось ему знакомым. И какая же разница между нею и Катериной. Эта еще вполне цветущая молодая женщина, хотя и на год  старше, а его сестра…
- А почему она развелась с твоим дядей?
- Он сам уговорил ее. Он понимал, что жить с ним становилось все тяжелее. К тому же, насколько я понял из намеков, у него были проблемы с сексом. Тетя Ира, правда, один раз забеременела, но ребенок родился мертвый, и это еще больше повлияло на  дядю. Хотя Ирина до последнего дня пыталась заботиться о нем.
- А почему он умер?
- Просто он… Он повесился. У него в последнее время какие-то неприятности были то ли по работе, то ли с друзьями…
Ирина подошла к их столу с подносом, поставила салат «цезарь с креветками», картофель фри с жареными крылышками и овощами на большой тарелке.
- Пить что будете, молодые люди?
- Принесите какое-нибудь хорошее вино, французское, итальянское… бутылку. И две порции мороженого.
Ирина ушла выполнять заказ, а Антонов смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась в раздаточной. Она почти не изменилась, разве что бедра стали немного шире.
- У нее дети есть?
- Да, двое. Две девчонки, – голодный Влад не стал дожидаться, пока его спутник приступит  к трапезе, и первый придвинул к себе салат.
Некоторое время они ели молча. Вскоре Ирина принесла бутылку красного французского вина, наполнила оба бокала, пожелала приятного аппетита и направилась к новым посетителям. Они подняли бокалы и, не чокаясь и не произнося никаких тостов, выпили до половины.
- Скажите, господин Антонов…
- Можешь называть меня просто Александром.
- Хорошо, Александр. Скажите, зачем вы хотели со мной встретиться?
- Видишь ли, Владислав, я предприниматель из Германии, у меня там бизнес, связанный с ИТ-индустрией. Здесь я в командировке по делам. Буквально пару дней назад мне сообщили, что уволили одного из моих программистов. Я навел справки, мне сказали, что лучшего, чем ты, программиста в Радости не найти. Поэтому я хочу сделать тебе предложение, то есть, попросту предлагаю тебе поехать со мной в Германию и работать в моей фирме.
Влад едва не поперхнулся куриной косточкой, которую он как раз обгладывал. Протолкнув вином кость внутрь, он удивленно посмотрел на Антонова, который спокойно вилкой и ножом разделывал такое же крылышко.
- А что, во всей Германии вы не сможете найти другого стоящего программиста?
- Видишь ли, у меня, в основном, работают русские, поскольку я и сам родом из России. И потом, я же не настаиваю, а только предлагаю. Зарплату на первых порах будешь получать в три тысячи евро в месяц. Если я увижу, что у тебя получается, разумеется, сразу же прибавлю.
Влад даже жевать перестал. Часто моргая, смотрел на Антонова, а тот спокойно продолжал орудовать вилкой и ножом. Затем взял бутылку и поднес ее сначала к бокалу Влада.
- Тебе освежить?
- Да, конечно.
Антонов наполнил до половины оба бокала и сразу же взял свой в руки.
- Но… у меня английский… немецким я совсем не владею. К тому же, я самоучка, никаких институтов не заканчивал.
- Во-первых, – осушив бокал и поставив его на стол, улыбнулся Антонов, – я же тебе сказал, что у меня работают, в основном, русские. Во-вторых, находясь в языковой среде, язык осваивается довольно быстро. В-третьих, отсутствие образования тебе же не мешает здесь работать?
- Нисколько.
Влад выпил свой бокал и придвинул к себе мороженое.
- Да и какие твои годы. В Германии ты сможешь закончить какой-нибудь универ-ситет. Диплом еще никогда никому не мешал. Короче, Влад, я тебя не тороплю и не настаиваю. Ты должен все взвесить и сам для себя решить, что ты хочешь: всю жизнь просидеть в этой дыре, или сделать хорошую карьеру в Европе. Но имей в виду, дня через три-четыре мне уже нужно уезжать.
Влад молча кивнул, а Антонов щелкнул пальцами, подзывая официанта. Через пару минут подошла Ирина.
- Счет выпишите, пожалуйста.
Пока Ирина стояла у кассы, Антонов спокойно доедал мороженое. Ни он, ни Влад больше не произнесли ни слова.
Расплатившись, Антонов встал.
- Если решишь что-нибудь, я живу в гостинице «Радость», мой номер на втором этаже. Буду рад тебя видеть. А сейчас прости, у меня дела.
Влад кивнул, доел мороженое и тоже поднялся, но у самого выхода его окликнула Ирина.
- Владик, погоди.
Он подошел к ней, она улыбнулась.
- Это кто с тобой был?
- Бизнесмен из Германии. Представляете, теть Ир, он мне работу предложил. Там, в Германии.
- А как его зовут?
- Антонов, Александр.
Он показал ей визитку, она прочитала и пожала плечами.
- Чертовщина какая-то, – пробормотала она.
- Вас что-то смущает?
- Да лицо мне его кажется знакомым, а где я его видела, никак не вспомню. Но человека с такой фамилией я никогда не встречала… Ты это, Влад, не особо прельщайся. Ты же совсем не знаешь этого человека. Кто он, что он? Мало ли? Проходимцев ведь и на Западе хватает.
- Я понимаю, да он, вроде, на проходимца не похож.
Владислав вышел на улицу озадаченный вдвойне – предложением Антонова и сомнениями Ирины. Начал накрапывать дождь.
 
14.
Владимир Прохоренко, депутат районного законодательного собрания, в которой возглавлял комиссию по строительству, считал себя в поселке одной из самых важных особей. С ним порою даже глава поселкового совета считал за благо не ссориться. Поговаривали, что у него в администрации района немало своих людей, вплоть до заместителя главы. Правда, и для поселка Прохоренко делал немало. Его заботами в прошлом году открыли долгожданный детский сад на сорок мест, что сразу решило проблему очереди. Теперь он занялся телефонизацией поселка и немного дорогами.
 Он недавно женился, и сейчас у него росли двойняшки – мальчик и девочка, которым через месяц исполнится два года. Правда, женитьба и рождение детей отнюдь не мешали Прохоренко вести довольно свободный образ жизни: если можно было переспать с какой-нибудь дамой, особенно с такой, которая чего-нибудь от него, как от депутата, требовала или просила, он не мог отказать себе в таком удовольствии. Жена знала о его похождениях, но пока терпела: ей для начала нужно поставить на ноги детей.
Прохоренко обзавелся хорошей трехкомнатной квартирой в новостройке почти в самом центре райцентра, при этом за ним осталась и квартира в Радости. Точнее, в поселковой квартире остались жить его родители, а он с женой и детьми полностью переехал в райцентр, хотя депутатом был от поселка. Он раздобрел, лицо его округлилось, на самой макушке поблескивала небольшая плешина. На висках красовались маленькие бакенбарды.
Два дня Антонов изучал распорядок дня и схему передвижений Прохоренко. И выяснил, что он ужинает в ресторане «Волга». Дальше все пошло по сценарию, тщательно продуманному Антоновым.
Прохоренко сидел за столиком в конце зала у самого окна один. За спиной его была стена, впереди и по бокам – другие столы, почти все пустые: посетителей в последнее время было не очень много. Он ел не спеша, тщательно пережевывая пищу. Официант уже несколько раз подходил к нему, забирая опустошенные тарелки и подавая новые блюда. Перед ним стоял полулитровый графин с водкой, который сам Прохоренко периодически опрокидывал над рюмкой, заполняя ее до краев, затем, предварительно пошевелив губами, держа рюмку на весу и хорошо отработанным движением, в конце концов, поднося ее ко рту. Он уже приканчивал стейк, запеченный с кровью, приправленный картошкой-фри и большими листами салата, когда в зал вошла высокая дама лет двадцати пяти, в синей шелковой приталенной блузке навыпуск, черной юбке чуть ниже колен, с небольшими золотыми сережками с вплетенным гранатом в ушах, с рыжими, с медным отливом волосами до плеч. В руках у нее была синяя же дамская сумочка, а на ногах туфли под цвет блузки и сумочки. Ее встретил метрдотель, что-то спросил у нее, она что-то ответила, он кивнул и удалился, а дама неспешным шагом прошлась по залу, выбирая столик. Прохоренко заметил, что дама остановилась недалеко от него в некотором раздумье. Видимо, никак не могла выбрать столик. И тут он решил проявить инициативу. Приподнявшись со своего места, он вежливо произнес:
- Могу ли я предложить такой прекрасной даме разделить со мной трапезу за одним столом?
Дама сначала удивленно посмотрела на него, затем улыбнулась.
- Спасибо за приглашение. И в самом деле, зал большой, но пустой, а тут хоть кто-то может скрасить мое одиночество.
Она подошла к столу. Прохоренко встал, подошел к стулу напротив, отодвинул его и, подав даме руку, помог сесть.
- Удивительно, но я подумал о том же, в смысле своего одиночества.
Дама улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.
- Меня Владимир зовут, а вас как?
- Наталья!
- Позвольте, Наталья, приложиться к вашей ручке.
Он вытянул свою руку, она подала ему свою и он, приподнявшись, поцеловал кончики ее пальцев. В это время подошел официант с меню в кожаном переплете, положил его перед дамой, а сам начал расставлять перед ней приборы и тарелки.
- Позвольте, я побеспокоюсь о вас, – вопросительно посмотрел он на нее.
Она безразлично пожала плечами.
- Вот и хорошо!
Он, не открывая меню, сделал заказ официанту, затем снова посмотрел на даму.
- Да, Наташа, пить что будем? Водочки, или, может быть, коньячок, вино?
- Мне все равно!
- Вот как!? Ну, тогда повтори еще графинчик, – Прохоренко ткнул пальцем в сторону графина с водкой.
Официант ушел, а Прохоренко начал разливать остатки водки из первого графина: сначала даме, затем себе. Подняв рюмку, он произнес:
- Не будем дожидаться, пока человек нам обновит графин. Вот, прошу бутербродик с сёмгой на закусь. А теперь, Наташа, давайте выпьем на брудершафт.
- Как на брудершафт? Вот так сразу? – возмутилась она. – Вы, наверное, не за ту меня принимаете.
Она даже порывалась встать, но Прохоренко, поставив рюмку на стол, положил на ее руку свою ладонь.
- Простите, ради бога! Никак не хотел вас обидеть. Просто подумал, что нам с вами будет проще разговаривать, ежели мы перейдем на «ты».
На сцену вышли музыканты. После небольшого вступления, певица запела довольно грустную песню. Наталья сделала вид, что простила Прохоренко и сама подняла свой бокал.
- Ну, ежели так, то ладно.
Они переплели руки с Прохоренко, выпили. Он стал доедать свой стейк, она пару раз откусила бутерброд. Ему казалось, что вечер вполне удался. А, возможно, ночь получится еще более удачной. И даже грустная песня не сможет этому помешать.
Они засиделись до позднего вечера. Прохоренко старался держаться довольно бодро, но большое количество выпитой водки все-таки сделали свое дело. Расплатившись с официантом, оставив тому в качестве чаевых пару сотен, он поднялся и сильно пошатываясь, направился к выходу. Наталья держала его под руку и направляла его движение. Она, помня наставления Антонова, старалась пить не слишком много, чтобы быть в тонусе.
- Вам не нужно помочь? – предложил свои услуги метрдотель, кивнув секьюрити.
- Нет, нет, спасибо, я сама справлюсь, – поблагодарила Наталья, и метрдотель еще раз кивнул секьюрити, чтобы тот оставался на месте.
Они вышли на улицу.
- Я сейчас вызову такси. Не могу же я в таком виде садиться за руль, правильно?
- Правильно! Соображаешь!
- А то! Я же д-деп-путат или где? 
Прохоренко икнул и едва сдержался, чтобы содержимое из его желудка не вырвалось наружу. При этом изо рта его все-таки выпорхнул неприятный запах переваренной пищи. Он тут же прикрыл рот ладонью, Наталья слегка поморщилась.
- Стой уж, депутат! Я сама найду такси.
Она крутила головой во все стороны, пока, наконец, не увидела знакомый «жигу-ленок». Сидевший за рулем Антонов, и сам заметивший их, включил зажигание и подогнал машину к самому входу в ресторан. Он вышел из машины и помог Наталье загрузить Прохоренко на заднее сиденье. Сама же она села на переднее.
- Он не очень переборщил с выпивкой? – Антонов приложил пальцы к сонной артерии Прохоренко.
- Откуда же я знаю, сколько ему можно пить, – недовольно проворчала она.
Антонов сел за руль. Но едва машина тронулась с места, Прохоренко очнулся.
- Куда мы едем? – спросил он.
Наталья испуганно посмотрела на Антонова, но тот совершенно спокойно произ-нес:
- Дамочка сказала свой адрес, так что довезу в лучшем виде.
Прохоренко удовлетворенно кивнул и снова закрыл глаза.
Он привез парочку на квартиру, которую забронировала на это время Нина. Прохоренко окончательно развезло и Антонову с помощью Натальи пришлось едва ли не волоком тащить грузного Прохоренко на второй этаж.
- Я не подвизалась у вас работать грузчиком, – ворчала Наталья, кряхтя от прилагаемых усилий.
- Ничего, зато потом расслабишься, – успокоил ее Антонов.
- А он должен меня трахнуть? – поинтересовалась Наталья, когда они, наконец, остановились у искомой двери.
Антонов достал из кармана брюк ключ, предварительно переданный ему Ниной. Нина сама хотела встретить их, но Антонов не разрешил – женщины не должны были видеть друг друга и даже просто пересекаться. Для их же собственного блага.
- Если сможет, – хмыкнул Антонов, открывая дверь и вталкивая внутрь Прохорен-ко.
Стукнувшись о панель шкафа в прихожей, Прохоренко открыл глаза и мутным взглядом осмотрелся вокруг.
- Где это я?
Антонов приложил указательный палец к собственным губам и едва слышно прошептал Наталье:
- Работай.
И мгновенно исчез, прикрыв за собой дверь.
- Ты у меня дома, – ответила Наталья, подталкивая его к спальной комнате. – Сейчас мы разденемся и ляжем в кровать.
Она на ходу стянула с него пиджак, бросив его на спинку кресла. Он практически самостоятельно дошел до кровати и сел на край, улыбаясь, глядя на Наталью.
- Ты кто?
- Ты же в ресторане со мной познакомился. Мы еще с тобой на брудершафт пили.
- А, да, да! А зовут тебя как, я что-то позабыл?
- Наталья. В душ пойдешь, или как?
- Иди сюда.
Наталья подошла к нему, села рядом. Он начал ее гладить, провел руками по груди, по спине, приложился губами к ее губам, одновременно расстегивая ей блузку. Она слегка отстранилась, встала.
- Погоди, я сама.
Она сняла блузку, юбку. Он также стащил с себя туфли, затем брюки, развязал галстук, начал расстегивать пуговицы на рубашке.
- Давай выпьем? – предложила она.
Он в ответ кивнул. Она в одних трусиках и бюстгалтере пошла на кухню, открыла холодильник, достала предварительно открытую бутылку шампанского, взяла из шкафчика фужеры, оба наполнила до половины, затем вынула из лифчика таблетки клофелина, всыпала сразу две штуки в один из фужеров, размешала ложкой.
- Ты где? – крикнул Прохоренко.
- Иду, иду! – ответила она и, взяв в каждую руку по фужеру, пошла в спальню.
Все-таки и ею было выпито в ресторане определенное количество водки, поэтому ноги не совсем хорошо ее слушались, а руки дрожали (впрочем, она не совсем поняла, от выпитого ли, или просто от волнения). Главное было теперь – не перепутать, в какой руке она держала фужер с клофелином, а в какой с чистым шампанским. Прохоренко уже дожидался ее в голом виде, лишь слегка прикрыв главное свое орудие одеялом. Ресторанный хмель немного сошел с него и он вполне был в боевой готовности.
- Ну, держи свой фужер! – Наталья протянула ему шампанское, сама села рядом.
- За что пьем? – спросил он.
- Давай за то, чтобы все сегодня закончилось хорошо.
- Хм! – задумался он. – Необычный тост… Но хороший.
Он поднес свой фужер к ее, они чокнулись. Она, пригубив шампанское, не сводила глаз с него, а он, казалось, смаковал игристое вино.
- Какой необычный вкус! Но неплохое, неплохое. Главное, мой любимый брют.
Выпив до дна, он поставил фужер на прикроватную тумбочку и потянул к себе Наталью. А та, дабы унять дрожь, тоже допивала свое шампанское. Допив, поставила фужер на ту же тумбочку и скользнула в его объятия. Он стал расстегивать ее лифчик, она же спустила трусики и уже через полминуты оба застыли в объятиях друг друга.
- А ты знаешь, кто я? – спросил он.
- Кто?
- Я – депутат. Владимир Прохоренко, – произнес он, налегая на нее и поглаживая ее тело. – Слыхала, небось?
- То-то я смотрю, мне морда лица твоя показалась знакомой, – она удивлялась, что двойная доза клофелина на него все еще не действует.
Он засмеялся.
- Ты хорошо сказала: морда лица. Надо бы запомнить. Но про меня больше так не смей говорить!
Он, наконец, пристроил свой инструмент в нужное место и вдруг завалился на нее всем телом. Через секунду послышалось его легкое посапывание, постепенно перешедшее в похрапывание. Она подождала еще некоторое время, чтобы окончательно убедиться в том, что клиент заснул. Затем повернулась на бок, сбрасывая его с себя, встала, подошла к креслу, где лежала ее сумочка, достала оттуда телефон, нажала нужную кнопку.
- Алё, это я! Заснул.
Пока Антонов поднимался в квартиру, Наталья на скорую руку оделась. Услышав стук в дверь, пошла открывать, на ходу поправив прическу. 
- Долго ты с ним возилась, – произнес Антонов, подойдя к кровати.
- Не знаю, – пожала она плечами. – Я все сделала, как вы сказали.
- Хорошо! Спасибо! Вот возьми деньги, – он протянул ей тысячу рублей. – И помни: ты ничего не знаешь, ничего не видела, ничего не слышала.
- Что я дура, что ли?
- Внизу у подъезда стоит такси, отвезет тебя, куда скажешь. Таксисту уже заплачено.
- Поняла. Я могу уже идти?
- Разумеется.
Едва Наталья ушла, в квартире появилась Нина, приехавшая на том самом такси, на котором теперь уезжала Наталья.
- Пациент готов и ждет не дождется операции, – улыбнулся он.
- Я тоже готова. Сейчас только разложу инструмент, помою руки и приступим. Вы мне поможете?
- Конечно! Главное, чтобы он не успел проснуться.
- Не успеет! Стойкий эффект клофелина держится до 8 часов. К тому же, у него еще и обезболивающее действие.
Умыв руки и высушив их, Нина, наконец, вошла в спальню. Глянула на лицо спящего и вдруг, губы ее задрожали, глаза повлажнели. Чтобы не упасть, она присела в кресло. Заметив неожиданную перемену в сообщнице, Антонов испугался.
- Что с вами, Нина? Вам плохо?
- Нет, нет! Я сейчас. Что-то голова закружилась. Видимо, от волнения. Давно не практиковалась.
- Вы не уверены в успехе операции?
- Да нет! В такой операции ничего сложного нет, – она взяла себя в руки и встала. – Скажите, Александр, что вам сделал этот человек, что вы хотите так отомстить ему?
Антонов немного замялся, затем все же решил сказать правду.
- Видите ли, Нина, этот козел, или кобель, не знаю, как лучше его обозвать, изнасиловал мою сестру, между прочим, еще несовершеннолетнюю. А когда она забеременела и сказала ему об этом, предложив жениться на ней, он обозвал ее шлюхой и сказал, что не намерен растить не известно чьего ребенка. Сестра тяжело переживала это, от аборта она отказалась, но жизнь ее после этого пошла наперекосяк. Она просто спилась и пошла по рукам, превратившись в ту самую, настоящую шлюху.
- Я вас поняла. Ну что же, тогда приступим, – Нина закрыла лицо марлевой повязкой и подошла к кровати.
Операция и в самом деле оказалась несложной. Нина разрезала скальпелем кожу и подкожную клетчатку в области мошонки, вывихнула в разрез яички вместе с семенным канатиком. И вдруг Прохоренко зашевелился. Нина взглянула сначала на лицо оперируемого, потом на Антонова.
- Вы придержите его руки, чтобы он не начал ими махать, – попросила она.
Антонов кивнул и перехватил руки Прохоренко. А Нина продолжила операцию. Связку, опускающую яичко, она прошила, перевязала и рассекла. Из семенного канатика вывела семявыносящий проток, перевязала его и рассекла. Осталось только прошить, перевязать и рассечь остальные элементы семенного канатика. После чего она весьма живо и профессионально наложила швы. Антонов только успевал подавать ей инструменты и тампоны. 
- Вот, возьмите на память, – сдернув повязку, улыбнулась Нина, вручив Антонову яички Прохоренко, которые последнему уже больше никогда не пригодятся.
- Зачем они мне? – Антонов брезгливо их рассматривал.
- Я же говорю, на память, – Нина влажной салфеткой вытирала вспотевшее лицо и лоб. – И что вы теперь предполагаете делать? Квартиру ведь надо освобождать.
- Это уже моя забота, Нина. – Антонов сунул яйца к себе в карман, одновременно из другого кармана доставая небольшую пачку купюр евро. – А вам спасибо.  Вот, возьмите, как и договаривались – полторы тысячи.
Нина снова улыбнулась и покачала головой. Затем вытащила из этой пачки две купюры в сто евро, остальные вернула Антонову, тот с немалым удивлением посмотрел на женщину.
- И вам спасибо!
- Это за что?
- Вот вы мне про сестру свою рассказали. А теперь я вам свою историю расскажу. Эта сволочь кастрированная четырнадцать лет назад несколько раз переспал со мной. Я ведь тогда молодая была, дурочка. Думала – это любовь. Тем более, он ведь старше меня, значит, опытнее, думалось мне. А когда я забеременела и пришла к нему, он мне ответил точно так же, как и вашей сестре. Он сказал, что никогда не признает мою Дашку своей дочерью, поскольку не известно, кто ее сделал. От анализа ДНК отказывается. Соответст-венно, никаких алиментов, даже простых подарков дочь никогда от него не видела.
Антонов слушал Нину с немалым интересом: надо же, как тесен оказался мир.
- Так что, благодаря вам, Саша, я сегодня получила огромное моральное удовле-творение. Поэтому денег я от вас за эту сволочь не возьму, а двести евро – это маленькая компенсация за траты: мне пришлось закупать инструменты, препараты. А, как говорится, на сдачу куплю Дашке какой-нибудь подарок… Если хотите, я вам могу помочь.
- Да нет, не надо. Вы домой-то как доберетесь? Ночь уже.
- Ничего страшного. Я живу отсюда всего в паре кварталов. Так что, не волнуйтесь, и Маринке спасибо скажите за знакомство с вами.

15.
Прохоренко проснулся рано утром от того, что начал подмерзать. Открыл глаза и долго не мог сообразить, где он находится. Сидел он на скамейке на какой-то остановке, когда-то полностью застекленной, а ныне лишь в отдельных местах, да с погнутой крышей. В руках, зажатых в кулаки, он держал какие-то непонятные маленькие, мягкие овальчики. Разжав ладони, он присмотрелся к тому, что держал и, так и не сообразив спросонья, что бы это могло быть, бросил их на землю. Он поводил глазами и уткнулся ими в спину какой-то старушки, рядом с которой стояли две тряпичные кошелки, доверху набитые огурцами. Он потряс головой, окончательно просыпаясь. Тело начинало помалу дрожать от проникшей под одежду утренней холодной свежести. Старушка, заметив шевеление соседа по скамье, повернулась к нему.
- Проснулся, милок? Я уж думала, чай, помер. Но прислушалась – не, вроде дышит.
- Где это я? – наконец спросил Прохоренко.
- На остановке милок, в Радости. Вот, минут через пятнадцать автобус должен прийти.
- Как в Радости? А как я здесь оказался?
- Видать вечерком малость перекушал, вот и занесло тебя.
Прохоренко и в самом деле почувствовал тупую боль в голове. Зажмурился, помассажировал виски.
Старушка улыбнулась. Вытащила из одной из кошелок средних размеров огурец, протянула его Прохоренко.
- На, милок, чуток полегчает. Вот, огурчики с грядки везу на базар в райцентр. Правда, не малосольные, а свежие.
Прохоренко взял огурец, благодарственно кивнул старушке, несколько раз откусил его и вдруг стал вертеть головой во все стороны.
- А вы тут машины не видели?
- Какой машины?
- Ну, такой черной, большой. Мерседес называется.
- Не было тут никакой машины. Я уж полчаса сижу. Увидела бы.
Прохоренко поднялся, прошелся немного, разминая ноги, догрыз огурец и тут почувствовал, что низ живота, в паху что-то тянет. Не придал этому особого значения – мало ли: засиделся, промерз…
К остановке подошла еще одна женщина с закинутым за спину небольшим рюкзач-ком.
- Бабуль, ты говоришь, автобуса ждешь? – Прохоренко вернулся на свое прежнее место на скамейке.
- Его, родимый. В райцентр еду.
- Ага! Ну, значит, и мне туда.
Прохоренко прощупал карманы пиджака: кошелек, ключи, документы – все вроде бы на месте. Ну, значит, доедет.
Когда он пришел домой, дети еще спали, а жена уже копошилась на кухне, готовя завтрак.
- Привет, дорогая, – чмокнул он жену в щеку. – А ты что, детей в сад не собираешься вести?
- А вы что, в своем заксобрании приняли решение о том, чтобы детсады и в субботу работали?
- А сегодня что, суббота?
- Ты где шлялся всю ночь, горе мое? Счет дням потерял, – со вздохом произнесла жена.
- Что значит, шлялся? Ты же знаешь, нам иногда приходится и до ночи заседать, а порой и по ночам работать. Так легко и счет дням потерять, ты права.
- И с кем ты на сей раз ночью работал, Вова? – жена грустно улыбнулась, глянув на растрепанную шевелюру Прохоренко.
- Что значит, с кем? – Прохоренко замялся.
Он только сейчас сообразил, что абсолютно ничего не помнит, что с ним происходило в эту ночь, и где он был. Помнит только то, что вечером, как и обычно, решил поужинать в ресторане, там к нему подошла какая-то женщина… И всё! Дальше в памяти полный провал. И эта идиотская боль в паху.
- Знаешь, Лора, я устал. Пойду прилягу, попробую соснуть.
- Есть-то будешь? – вдогонку спросила жена.
- Да нет, не хочу.
Днем, когда он спокойно сидел, боли не чувствовалось. Когда же начинал ходить или что-нибудь делать, снова ныло в паху. Что за черт, думал он. Неужто от какой-то девицы что-то подхватил? Надо бы быть более разборчивым в связях. Все-таки уже не мальчик. На третий день он не выдержал, сказал жене, о своем состоянии.
- Теперь понятно, почему ты ко мне не пристаешь, – констатировала она. – Сходил бы к врачу.
- Да вот и я думаю, что надо бы.
Но лучше бы он этого не делал. Врач, осмотревший его, с ужасом вперемежку с иронией произнес:
- Вынужден вас огорчить, Владимир Павлович. Вас кто-то весьма искусно оскопил.
- Не понял! Что значит, оскопил?
- А это значит, что, между нами мальчиками говоря, вам кто-то отрезал яйца и аккуратно зашил мошонку. Вы где были-то?
И тут до него дошло: то, что он держал в руках на остановке, а потом выбросил, вероятно, и были его собственные яйца. Не выдержав, он начал бегать по кабинету и кричать.
- Вы охренели, что ли, все? Да вы знаете, что я с вами сделаю? Да я весь город на уши поставлю!..
Доктор понял, что с Прохоренко случилась истерика. Он спокойно встал, подошел к стеклянному шкафчику, достал пузырек с нашатырем, капнул его на кусок ваты и поднес к носу Прохоренко.
- Успокойтесь, Владимир Павлович!
- Да что ты мне здесь в нос тычешь…
Тем не менее, нашатырь подействовал, Прохоренко постепенно успокоился. Сел на стул. Потом встал и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Шел, словно зомбированный, ничего и никого не замечая вокруг. И только оказавшись в холле, остановился. Осмотрелся вокруг. Ему казалось, что на него теперь все смотрят и тычут в него пальцем. Рядом две девушки в белых халатах (вероятно, медсестры), что-то друг другу рассказывали и ти-хонько смеялись. Прохоренко прислушался: если они смеются надо мной, я им сейчас по-кажу.
- Ты представляешь, Тань, она эту девчушку восьмилетнюю спрашивает: «Девочка, какой у тебя стул?» А та, чуть подумав, отвечает: «Со спинкой!».
Девушки снова хихикнули. Прохоренко убедился, что смеются не над ним, вышел из поликлиники.
Он решил обратиться в полицию. Он шел по улице как-то по-особенному, не привычно для себя переставляя ноги. Чувствовал себя весьма некомфортно, и от этого ему казалось, что все вокруг обращали на него внимание. Он изредка неожиданно поворачивал голову в сторону прохожих, которые, как ему казалось, передразнивали его, пытаясь застать их врасплох. Однако тут же убеждался, что людям до него нет никакого дела. С одной стороны, это его радовало и успокаивало. Но, с другой стороны, росло раздраже-ние: он-то считал себя публичной фигурой, не последней в районе, узнаваемой – сколько раз он светился в телевизоре, сколько полезного для города и для всего района сделал, а теперь его никто не замечает и не узнает.
Зайдя в районный отдел внутренних дел, он, не останавливаясь, сразу зашагал на второй этаж, где находился кабинет начальника ОВД. Дежурный старший лейтенант в своем аквариуме вскочил на ноги, и хотел было окликнуть наглеца, который прошмыгнул мимо него, но, узнав знакомое лицо депутата, успокоился, лишь пробубнив себе под нос:
- Уж сколько раз поднимали вопрос, чтобы турникет на входе поставили, так все денег нет. А я что, должен каждый раз выскакивать, останавливая людей?
Подполковник Тетерин, круглоголовый, с немного курносым носом, наполовину седой, наполовину лысый сидел, развалившись в кресле, и, слегка поворачиваясь в разные стороны, с кем-то беседовал по телефону, сохраняя на лице легкую улыбку. Увидев перед собой Прохоренко, подполковник перестал раскачиваться, выпрямился и, убрав с лица улыбку, резко оборвал разговор:
- Я тебе перезвоню. Тут ко мне депутат пожаловал.
Он положил трубку и, не поднимаясь, протянул руку Прохоренко:
- Привет, Володя! Проблемы?
Прохоренко молча пожал подполковнику руку и сел на стул у приставного стола.
- Еще какие!
- Я тебя слушаю.
Но Прохоренко заговорил не сразу. Он вдруг задумался: стоит ли ментов посвящать в свои проблемы? И потом, чем больше людей узнает о его несчастье, тем веселее будет в городе, не говоря уже о Заксобрании.
Вдруг зазвонил один из двух телефонов, стоявших на столе Тетерина. Прохоренко от неожиданности даже вздрогнул. Подполковник глянул на него с некоторой настороженностью, потянулся рукой к трубке, но затем передумал.
- Володя, что случилось?
- Да, понимаешь… – наконец решился Прохоренко.
Телефон еще два раза звякнул и замолчал.
- Тут вот какое дело! Надо бы отыскать одну гниду, которая мне в невменяемом состоянии яйца отрезала.
- Чего-о-о?
Подполковник даже привстал с места, лицо его налилось краской, глаза округли-лись.
- Ты не того, товарищ депутат, не болен?
- Я же и говорю – теперь у меня пожизненная боль.
Прохоренко вкратце рассказал подполковнику о том, что произошло. Тот несколько минут пребывал в шоковом состоянии, затем потянулся к лежавшей чуть сбоку пачке сигарет и зажигалке, прикурил. Курил и сквозь табачный дым смотрел на Прохоренко: ему было и жалко мужика, и смешно – так вляпаться. Докурив и затушив сигарету о край пепельницы, Тетерин спросил:
- А от меня ты что хочешь?
- Заведи уголовное дело, найди суку.
- Ты мне глухаря подсунуть хочешь? Хватит мне в отделе одного тетерева, – имея в виду себя, съёрничал подполковник.
- Какого глухаря? – не понял Прохоренко, находившийся в прострации.
- Ну, сам посуди! Ты же только что сам рассказал, что ничего не помнишь, никого не видел, а очухался только на автобусной остановке в своей Радости. Даже о том, что тебе яйца отрезали, и то не сразу узнал.
- Ну да!
- Ну, и кого я искать в таком случае буду? К тому же, Володя, давай рассуждать здраво: предположим, я заведу дело, напрягу своих оперов – они же ржать начнут, да разнесут славу о тебе по всему району. Тебе это нужно?
- И что, пусть преступник и дальше остается безнаказанным? – вскипел Прохоренко.
- Так ты хотя бы кого сам-то подозреваешь? – так же перешел на крик Тетерин.
Прохоренко вздохнул, подумал немного, покачал головой:
- Даже ума не приложу.
- Ну, и как ты мне предлагаешь дело расследовать?.. Давай поступим так, – после небольшой паузы добавил подполковник. – Подумай, приди в себя. Может, что-то всплывет у тебя из событий того вечера, может, что-то или кого-то вспомнишь. Тогда приходи, покумекаем, что делать дальше.
- Пожалуй, ты прав, Никита. Пойду я.
Прохоренко встал и, не прощаясь, вышел.
Он шел через главную площадь на автомате. В голове не было совершенно никаких мыслей, и только пальцы обеих рук непроизвольно сжимались в кулаки и тут же разжимались да на скулах ходили желваки. Впереди замаячил высокий билборд перед самой остановкой общественного транспорта. Раньше он любил проходить здесь – на билборде была его фотография: круглолицый, широко улыбается, оттопыривает вверх большой палец, а сверху и снизу, через весь билборд, надпись – Владимир Прохоренко (сверху красными буквами) – ваш депутат (снизу синими буквами) и все это на белом фоне: так обыгрывался российский флаг. И ему нравилась эта идея политтехнологов.
Он заметил, что возле билборда собралась небольшая толпа – человека четыре, и все как-то странно ведут себя там, хихикают. Он решил подойти, выяснить, в чем дело. Подошел поближе, остановился чуть сбоку, стараясь никому не мешать, и устремил взгляд туда, куда ткнул пальцем стоявший ближе всех к нему парень лет двадцати. У Прохоренко даже челюсть отвисла, когда он прочитал то, что там было написано (такими же большими буквами, только черного цвета, как и вся нижняя строка): «Был наш Вова круглолиц, стал наш Вова без яиц!».
- Кто?! Кто это сделал? – заорал Прохоренко не своим, ломающимся голосом, да так, что все стоявшие рядом вздрогнули. – Ты? – ткнул он пальцем в того самого парня.
- Да я только сейчас сюда подошел, – пожал плечами парень и поспешил ретиро-ваться.
Остальные хотели было последовать его примеру, но Прохоренко снова закричал:
- Стоять, скоты! Я хочу знать, кто это сделал!
Но все молчали, тихонько отступая назад. При этом, наоборот, стали подходить новые люди с автобусной остановки.
- Вам депутат Прохоренко не нравится? Быдло вы! Вспомните, что здесь было с дорогами три года назад, и что сейчас! Да я прикажу… Я вот этот асфальт долбаный, – Прохоренко стучал по очереди обеими ногами по асфальту, рискуя порвать подошвы. – Я завтра же пригоню сюда рабочих и раздолбаю этот асфальт, на хер. И будете жить, как и прежде, в грязи да в говне!
Прохоренко разошелся не на шутку, он уже себя не контролировал, лицо его налилось краской, глаза готовы были выскочить из орбит. И лишь почувствовав, как снова заныло в паху, немного успокоился, сунул руку в карман пиджака и, чтобы никто не видел, слегка притронулся к занывшему месту. Затем налившимися кровью глазами посмотрел вокруг себя, впрочем, сквозь пелену практически ничего и не увидев, сплюнул себе под ноги, и медленно побрел в направлении своего дома.

16.
Антонову оставалось завершить одно последнее дело и, в принципе, он мог считать свою миссию выполненной. Но он не мог уехать из России, не повидав своего учителя, человека, который, по сути, выдал ему путевку в жизнь.
Звонить Волошину он не стал, желая сделать ему настоящий сюрприз. При этом, разумеется, он понимал, что рисковал: Сергея Ивановича могло не оказаться дома, он мог куда-нибудь уехать. Но, еще не отвыкший от русского «авось», он все же решил отправиться в областной центр. Для этого выгнал из гаража хозяйки гостиницы свой «хаммер», блестевший чистотой благодаря заботе Василия. По дороге заправился на лучшей автозаправке. Было жарко и сухо. И, если в начале Радость встретила его дождем, грязью и слякотью, то сейчас провожала зноем и пылью.
Он домчался до города чуть более, чем за три часа, при этом по уже усвоенной европейской привычке снижая скорость в населенных пунктах до положенных шестидесяти километров, послушно уступая дорогу куда-то вечно спешащим владельцам дорогих иномарок.
Вот и знакомый дом. Припарковавшись, он с удовольствием и некоторым волнением  огляделся вокруг – все-таки здесь он провел немало не самых плохих своих подростковых лет. Мало что тут изменилось. Разве что дом после капитального ремонта казался совершенно новым, да количество деревьев и кустарников вокруг несколько увеличилось. А еще не сидели, как прежде, старушки на скамьях у подъездов, поскольку и скамей там уже не было.
Он поднялся на четвертый этаж, нажал на звонок. За дверью послышался какой-то детский визг, и вскоре дверь ему открыла молодая еще женщина в очках с модной прической и хорошо ухоженным лицом. Антонов, конечно же, сразу узнал ее, как и она его. Это была Юлия – дочь Сергея Ивановича. С возрастом она стала более привлекательной. Лицо округлилось настолько, что мясистый нос перестал выделяться, и принял правильные пропорции, а линзы, которые она теперь носила вместо очков, еще больше подчеркивали ее большие круглые глаза. Они улыбнулись друг другу.
- Привет!
- Привет!
Легкий поцелуй в губы. Тут к Юлии подбежала рыжеволосая девчушка лет восьми (видимо, это ее визг и слышал Антонов за дверью).
- Гутен таг! – поздоровалась девочка, признав Антонова, изредка посещавшего Юлию в ее доме в Хемнице.
- О, майне либе кляйне Анхен! – Антонов улыбнулся и погладил девочку по голове. – Ты ее так и не научила русскому языку?
- Да все как-то не складывается, хотя она все прекрасно понимает, – виновато улыбнулась Юлия. – Ты каким образом здесь?
- Да вот, приехал навестить родных, почти двадцать лет их не видел. Ну, и не мог уехать, не повидав Сергея Ивановича. Кстати, где он?
- У него сегодня с самого утра какой-то форум. Обещал прийти часам к десяти. А ты разве не звонил ему предварительно?
- Нет, хотел сделать сюрприз. Жаль, у меня так мало времени. А ты когда приехала?
- Да я уже здесь неделю живу. Я в отпуске, Анюта на каникулах, вот и решили по-радовать дедушку с бабушкой. Ja, Anchen?
Девочка кивнула и тут же ушла в другую комнату.
- Погоди! С какой бабушкой? Сергей Иванович, что, женился?
- А ты и не знал?
- Ну, как же. Уже лет пять как. Жену его зовут Валентина. Ее, правда, сейчас нет в городе, она на даче. Чтобы нас не стеснять, да и вообще – лето же, а там садик, огород.
- Понятно! Расскажи, как ты живешь, – попросил  он. – Мы ведь с тобой почти год уже не виделись.
- Даже, наверное, больше года. Чай или кофе будешь?
- Пожалуй, кофе. И, если есть, со сливками или с молоком.
Они оба устроились на кухне. И на Антонова вмиг нахлынули воспоминания, связанные с Юлией.
Он был ей благодарен за то, что, перебравшись на постоянное место жительство в Германию, она через год оформила приглашение для отца и для Антонова. Но если Сергей Иванович лишь погостил у дочери и вернулся в Россию, то Антонов воспользовался шансом и остался там.
Но воспоминания уводили его дальше, в более ранние годы.
Это случилось через три года после того, как Юлия неожиданно объявилась в доме Волошиных и через год после смерти бабушки Раисы Силантьевны. Юлия к тому времени была уже студенткой, а Сашке исполнилось пятнадцать лет. Она жила в общежитии, лишь временами приходя домой. Сашке, конечно, было раздолье жить одному в комнате, но когда появлялась Юлия, в доме становилось веселее и жизнерадостней. Сергей Иванович, словно компенсируя то время, когда он не знал о ее существовании, баловал дочь подарками (конечно, в меру своих возможностей) и позволял ей многое. И Юлия привязалась к отцу, часто раскрывала перед ним душу, рассказывая о своей жизни, об удачах и невезениях. И все же были такие ситуации, когда она не могла сказать отцу всю правду. Для таких случаев у нее был Сашка. Несмотря на разницу в возрасте, они подружились.
И вот как-то раз Юлия пришла домой днем, Сашка уже сделал все уроки и сидел читал книгу. По тому, как Юлия крикнула обычное свое: «Привет, Шурик!» – Сашка понял, что настроение у нее никудышное. Он отложил книгу и посмотрел на девушку:
- Что, опять сегодня к семинару не подготовилась?
- Семинар здесь ни при чем, Шурик, все гораздо серьезнее, – Юлия вошла в комнату и Сашка даже при не совсем ярком дневном свете заметил влажные глаза Юлии и покрытое красными пятнами ее лицо.
Она присела рядом с Сашкой на диван и, глядя в пол, спросила:
- Скажи, ты мне друг?
- Еще спрашиваешь, – пожал плечами Сашка.
- То, что я тебе сейчас скажу, останется между нами? – она подняла глаза и посмотрела на Сашку в упор.
- Естественно! – выдержав ее взгляд, ответил он.
- Понимаешь, Шурик, мне на первом курсе нравился один парень. И я ему, как мне кажется, тоже нравилась. Он мне всякие там подарки делал. Ну, дешевые, конечно. Откуда у студента деньги? Но, главное же, не подарок, а внимание, так?
- Так! – кивнул Сашка.
- Мы с ним даже целовались. А потом… Прости, ты, наверное, еще мал, чтобы такое понимать…
- У тебя с ним что-то было? Ну, в постели.
Юлия внимательно взглянула на Сашку, словно бы оценивая, можно ли ему такое говорить. Но вид его был слишком серьезен, на скулах забегали желваки, зрачки расширились. Юлия даже испугалась.
- Что с тобой?
- Понимаешь, Юля! У моей сестры было то же самое. Один подонок изнасиловал ее, а она думала, что это по любви. Ну, в общем, она забеременела и после этого вся жизнь ее пошла наперекосяк. Я никогда этого не прощу этому подонку. Если и у тебя такое же…
- Нет, нет! – перебила она его. – Успокойся! Как раз наоборот.
- Не понял. Как это наоборот?
Юлия снова выдержала паузу. Наконец, решилась.
- Видишь ли, в чем дело, Шурик! У нас с ним все было хорошо, пока не дошло… ну, до этого… Ты понимаешь?
- Да!
- Он вдруг испугался. Испугался того, что я… что я еще девушка и у меня до него никого не было. Видимо, современные парни считают, что если девушка до двадцати лет сохранила свою невинность, то она какая-то больная… 
- Я не такой! – начал было Сашка, но она его не слушала.
- Он вдруг исчез, несколько дней не появлялся, а когда, наконец, я его встретила, он сделал вид, что едва со мной знаком. Я терпеть не могу быть навязчивой, но я его любила, и готова была простить ему такое. Но я ему уже сделалась безразлична, и когда я поняла, почему, мне стало на душе так горько и обидно. Я плакала несколько дней. А потом успокоилась: да, я такая и не собираюсь себя переделывать…
- И правильно, Юль! Ты же знаешь, как поет Андрей Макаревич: «Не нужно прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас!»
Но тут Юлия неожиданно расплакалась. Немного опешив от такого, Сашка сначала просто смотрел на нее с сочувствием, а потом прижал ее к себе и стал гладить по голове:
- Ты чего, Юль? Ну, успокойся, пожалуйста. Видимо, он был плохой человек и даже лучше, что он сразу показал тебе свое лицо, и ты не успела сделать глупость.
Юлия плакала и кивала одновременно, соглашаясь с Сашкой. И вдруг она сама крепко обняла его, подняла голову, заглянула в его глаза и поцеловала. Сначала в эти самые глаза, потом в обе щеки, пока, наконец, не впилась своими теплыми влажными губами в его мальчишеские губы. Он онемел, перестал ее гладить, опустил руки, попытался высвободиться из ее объятий, но она еще сильнее прижимала его к себе. А потом, резко отстранившись, тяжело дыша, истеричным шепотом спросила:
- Хочешь меня, а? Ну, скажи, хочешь?
- Хочу! – словно в гипнозе ответил Сашка.
Она стащила с него футболку, начала расстегивать молнию на джинсах, но он остановил ее:
- Не надо, я сам.
Тогда она, не помня себя, стала быстро и нервно раздеваться сама. Затем толкнула Сашку на спину, тронула рукой то самое место. Сашка нервно подрагивал, а во рту скопилось большое количество слюны. Он с трудом, со звуком сглотнул ее внутрь. Она сама легла на спину, взяла его руку своей и стала водить ею по своему телу: лицу, груди, животу, ниже живота. Потом Сашка лег на нее, пытаясь, по-мальчишески торопясь, не имея никакого опыта, сделать то, что делают все мужчины в такой ситуации. Юлия уже немного успокоилась и пришла в себя.
- Не спеши, дурачок! Первый раз мне будет очень больно.
Она взяла своей рукой его член и водила им до тех пор, пока он не вошел во влагалище. Она вскрикнула, а Сашка млел, все его тело тряслось...
Две недели Юлия не появлялась дома. Сашка изнывал от ревности и волнения: может быть, с ней что-то случилось? Даже учебу забросил, книги ему стали не интересны. И он решил сам поехать в институт и найти Юлию. Сделать это было не так уж и трудно: он знал, в какой группе она учится, знал, когда у нее заканчиваются занятия.
Да, она, собственно, и не скрывалась от него. Вот она вышла, держа под руку какого-то студента, высокого, черноволосого, что-то весело ему рассказывала, а он слушал и улыбался. «Предательница!» Сашка хотел было уже развернуться и уйти, но Юлия его заметила и даже обрадовалась его появлению.
- Шурик! Привет! Погоди!
Она ускорила шаг и вместе с парнем подошла к нему.
- Вот, познакомься, Лёша: это тот самый Шурик, мой маленький друг. А это Алексей, мой взрослый друг.
Такое сравнение оскорбило Сашку, и он с укором посмотрел было на Юлию, но увидел, как улыбающийся Лёша протянул ему руку.
- Ну, не такой уж он и маленький, – произнес Алексей, почувствовав, как Сашка довольно сильно сжал в рукопожатии его ладонь.
- Спасибо! – поблагодарил его Сашка и тут же, глядя на Юлию, добавил:
- И до свидания!
- Шурик, ты чего-то хотел?
- Ничего я не хотел, – отмахнулся Сашка, полуобернувшись на ходу. – Просто ты давно  не появлялась дома и Сергей Иванович стал волноваться.
- Так я же буквально вчера с ним разговаривала, – крикнула Юлия, но Сашка ее уже не слушал, он убегал подальше от нее.
Когда через несколько дней она появилась дома, Сашка снова был один. Но на сей раз он даже не откликнулся на ее приветствие. Даже не повернул голову в ее сторону, когда она вошла. Это ее несколько удивило. Она подошла к нему сзади, обняла за плечи и спросила:
- Что с тобой, Шурик?
- Это со мной что? – он вдруг резко вскочил и посмотрел на нее какими-то полубезумными глазами, ломающийся голос его порою давал «петуха». – Это с тобой что? Прошла любовь, завяли помидоры, так что ли? Предательница!
- Постой! Какие помидоры, Шурик? Какая любовь? И почему я предательница?
- Ах, ты не знаешь, какие помидоры? И не понимаешь, почему ты предательница? Сначала: иди ко мне! А потом сама же и ушла к другому.
- Ах, вот ты о чем? Дурачок! – улыбнулась она. – Успокойся, я тебе сейчас все объясню.
- А не надо мне ничего объяснять, я уже не маленький, чтобы чего-то не понимать! Чем это привлек тебя этот долговязый… как его…
- Саша, успокойся!
- Я спокоен! Я спокоен, как удав! А вот у тебя теперь покоя не будет!
Юлия поняла, что у парня началась истерика, и не нашла ничего лучшего, как пойти на кухню, налить в стакан воды, набрать полный рот и вспрыснуть водой Сашку. Тот от неожиданности даже застыл на месте с открытым ртом, расставив руки.
- Так ты еще издеваешься? Водой обливаться?
Он готов был броситься на нее, но она увернулась и вылила на него остававшуюся в стакане воду.
- Шурик, успокойся, и выслушай меня, пожалуйста.
Вода все-таки отрезвляюще подействовала на Сашку. Он затих и только сверлил Юлию обоими глазами.
- Я благодарна тебе за тот раз. И ни разу тебя не предала. И уж коли тогда высказала тебе всю правду, то и сейчас ничего не стану скрывать. Если ты, конечно, готов меня выслушать.
- Говори, – уже спокойным тоном произнес Сашка.
- Давай присядем.
- Я не хочу садиться.
- Ну, хорошо, тогда я сяду.
Она подошла сначала к столику, поставила на него пустой стакан, потом села на диван.
- Понимаешь, Шурик. Лёша, которого ты видел, уже давно не ровно ко мне дышал. И мне он также нравился, но я тогда была влюблена в того, другого. А когда им переболела, ответила Лёше взаимностью. Но вдруг испугалась, что со мной… или с ним может произойти то же самое. Ну, испугается он моей девственности и также убежит. Я бы тогда этого не пережила. Понимаешь, вот с того раза бзик у меня такой, таракан такой в голове завелся. Хоть плач. И тут я подумала, что нужно лишиться девственности до того, как у меня с ним дойдет до этого. И я подумала о тебе. Ну не чужого же мужика мне на стороне искать, а ты свой, не чужой. Так что ты уж прости меня, пожалуйста.
- То есть, ты меня просто использовала?
- Получается, что так. Прости еще раз. Хочешь, я тебя поцелую за это? Крепко-крепко.
- Дура! Целуй своего Лёшу. И, кстати, могла бы у него для начала спросить, боится он девственниц или нет.
Юлия удивленно посмотрела на Сашку. А ведь он и в самом деле прав. Впрочем, она ничуть не жалела о том своем порыве…
 Хлопнула входная дверь. Это пришел с работы Сергей Иванович. Первой его встретила внучка, за ней вышла Юлия. Наконец, из комнаты вышел и Сашка.
- Неужели?! Саша! Вот это сюрприз! Дай-ка я тебя обниму.
Они долго стояли в дружеских объятиях, похлопывая друг друга по спине.
 
17.
Майор Путинец заканчивал совещание. Дела в поселке в криминальном плане немного улучшились по сравнению с прошлыми годами, но не настолько, чтобы его начальник, подполковник Тетерин был этим очень доволен – ведь «самураи» пока что были на свободе.
- Надеюсь, всем всё понятно? – Путинец обвел взглядом всех присутствующих – четыре офицера, да старший прапорщик Морозов, весь офицерский состав отделения.
- Так точно!
- Кисляк, кстати, как у тебя дела с регистрацией гастарбайтеров? – Путинец посмотрел на капитана, начальника паспортного стола.
- Двоих задержали сегодня. У остальных с разрешением на работу все в порядке.
- Ты мне гляди, – Путинец погрозил пальцем, – узнаю, что твои люди продают разрешения – звездочки полетят с тебя в первую очередь.
Путинец помнил, как сам советовал таджичке Гюльнаре давать взятку ФМС и паспортистам. Впрочем, он понимал, что и без его советов многие дают, а другие берут. Но, как говорится, не пойман – не вор.
- Как можно, товарищ майор, – улыбнувшись, развел руки в стороны капитан.
- Тогда все свободны.
Офицеры поднялись, каждый беря в руки кто папку, кто блокнот, кто планшет.
- Морозов, задержись на пару минут.
Оставшись наедине с прапорщиком, Путинец потянулся до хруста костей и смачно зевнул.
- Задолбал меня этот грёбаный Тетерин своими проверками. Досижу до пенсии и ни дня больше не останусь на службе.
- Я тебе сочувствую.
- Слушай, Лёха, давай в воскресенье, с самого с ранья на рыбалку махнем, а?
- Вспомнил, да? – хмыкнул прапорщик. – А когда я тебя в прошлые выходные звал, ты меня куда послал?
- Так туда же и послал! – захохотал Путинец. – Мне тогда не до рыбалки было, Лёха, сам знаешь: с самураями разбирались.
- Ладно, ладно! Моя, правда, на воскресенье уже хотела меня захомутать на дачу, но, скажу, что срочное задание из отдела.
 После того, как четыре года назад Путинец развелся со своей женой, он жил один в своей двухкомнатной квартире почти в самом центре поселка. Он привык к своему бобыльскому одиночеству, иногда разбавляемому шлюхами, которых подчиненные Путинца задерживали в местах их промыслов и приводили в отделение, где сажали в обезьянник. Особенно любили это делать по пятницам, перед самым концом рабочего дня. Таким образом, на все выходные лишая не только самих шлюх, но и их сутенеров заработка. Путинец выбирал наиболее привлекательную и, вместо штрафа и перспективы провести в обезьяннике двое суток, предлагал посетить его кровать. При этом, он старался не повторяться и одну и ту же даму легкого поведения к себе не приглашал. Шлюхи об этом знали и старались на первый раз приглянуться полицейскому начальнику.
Но в этот раз перед субботой  обезьянник был пуст и Путинец, зевнув на прощание, попрощался за руку с дежурным сержантом и усталой походкой побрел к машине. Бэушный, пятилетний «Форд Фокус» все еще прекрасно себя чувствовал, и Путинец, не любивший резких и частых перемен, менять машину не собирался. Сейчас он, правда, не обратил внимания, что тут же за его машиной тронулась еще одна – жигулевская девятка. Впрочем, мог ли подумать начальник отделения полиции, майор, что за ним кто-то осмелится следить?
Он поднялся на второй этаж, открыл дверь, вошел, с трудом снял туфли, ослабил галстук, снял китель, вошел в ванную и сел на край, тяжело вздыхая. Последние дни он почему-то стал уставать. Возможно, из-за того, что зашевелились недовольные своим житьем жители, возбуждаемые местным либералом Рубахиным. И личному составу больше приходилось заниматься разгоном демонстраций и митингов, чем раскрытием и профилактикой преступлений. А возможно просто в очередной раз разыгрался геморрой.
Умывшись и немного придя в себя, Путинец отварил себе пельменей, перекусил, запив ужин банкой пива «Балтика», лег на диван и включил телевизор. Там шел очередной сериал про ментов… Как у этих артистов все легко и гладко получается. Он почувствовал, что засыпает. Выключил телевизор, положил пульт на пол рядом с диваном и по-вернулся на бок. Через несколько минут он уже заснул.
Антонов расплатился с частником-бомбилой, который и преследовал «Форд Фокус» Путинца, и стал прогуливаться вокруг дома, давая возможность Путинцу расслабиться.
Разбудил его звонок в дверь. Он даже не сразу сообразил, что кто-то звонит. Еле разодрав глаза, глянул на электронные часы со светящимся табло. Даже пришлось мотнуть головой: не верилось, что в субботу его могли разбудить так рано: только шесть часов.
- Ни хера себе! Какой мудак?.. – напяливая тренировочные штаны и майку, ругался Путинец. – Не иначе, как Морозов субботу с воскресеньем спутал.
Он посмотрел в глазок, но никого не увидел. Это еще больше его разозлило.
- Кто там? – недовольно выкрикнул он.
- Извините, товарищ майор, вам повестка из военкомата.
- Чего-о?! Из какого военкомата, – он щелкнул засовом, открывая дверь. – У вашего военкома, что крыша съе…
Договорить он не успел, поскольку в этот момент получил резкий и сильный удар в челюсть. А, поскольку Путинец все еще пребывал в полусонном состоянии, этот удар свалил его с ног. Пока он поднимался и приходил в себя, округлившимися глазами глядя на того, кто посмел поднять на него руку, Антонов вошел в дом, закрыл за собой дверь, поставил рядом с собой небольшую спортивную сумку и приблизился к Путинцу. Едва тот поднялся, как получил удар под дых, а когда начал сгибаться от боли и невозможности дышать, Антонов резким взмахом поднял правое колено, подставив его под челюсть полицейского. У того перед глазами замаячили звездочки, зубы скрежетнули друг о друга и Путинцу даже показалось, что один из них то ли треснул, то ли надломился, а изо рта потекла тоненькая струйка темно-красной крови. Он в этот момент поднял руку к лицу, но Антонов хорошо отработанным захватом завернул ее за спину, то же самое проделал и с другой рукой и через мгновение защелкнул на запястьях наручники.  Когда боль немного прошла и вернулось дыхание, Путинец, глядя на нежданного гостя снизу вверх, прохрипел:
- Ты кто?
- Твоя совесть!
- Как-кая, на хер, совесть? У меня ее с детства не было, – через боль хмыкнул Путинец.
- Не было, да, – тут же парировал Антонов. – Но теперь вот она я, пришла к тебе.
- И чего тебе надо?
Антонов взял в левую руку свою сумку, а правой подхватил Путинца под руку и повел в комнату, где стоял диван, с силой швырнул на него так, что Путинец едва не уда-рился головой о спинку. Сумку Антонов поставил у своих ног.
- Поиграть с тобой хочу.
 Антонов не стал особо прятать лицо от полицейского. Единственное, что он сделал – надел парик – черные волосы до самых плеч, бороду с усами тоже перекрасил в черный цвет, да на нос нацепил круглые затемненные очки в золотой оправе, а на руках были белые перчатки. Путинец пытался разглядеть незнакомца, запомнить его черты лица и понял, что это какой-то залетный гастролер.
- Возьми, что хочешь, и катись подальше, пока тебя не задержали.
- Угрожаешь? Совесть свою хочешь запугать? Ты еще не понял, видимо, что твоей совести от тебя ничего не нужно.
- Чего же ты хочешь?
- Я же сказал – поиграть с тобой хочу.
- И во что играть будем?
- Сначала в слоника.
 Антонов присел, расстегнул на сумке молнию, вынул оттуда противогаз. Путинец побледнел. Антонов подошел к дивану, сел на край и, поднеся противогаз к голове полицейского, произнес:
- Ну-ка, дай примерю, правильно ли я подобрал размер.
Путинец замотал головой и стал отползать, ерзая ногами по дивану.
- Сидеть! Точней, лежать! – Антонов сильно ткнул Путинцу кулаком между ног.
Тот от боли лишь тихо взвыл и сомкнул ноги. Антонов навалился всем телом на Путинца и стал натягивать ему на голову противогаз. Удалось это не сразу, поскольку Путинец все продолжал мотать головой. Наконец, противогаз оказался там, где он и должен был быть.
- Ты смотри, будто на тебя сшито! – впервые улыбнулся Антонов, заглядывая в окуляры противогаза.
В следующий миг он согнул гофрированную трубку и зажал ее в руке, не отрывая взгляда от Путинца. Спустя всего минуту, окуляры изнутри запотели, грудь задыхавшегося майора стала вздыматься все выше, но Антонов не спешил разжимать кулак. Путинец не выдержал, начал кричать, отчего воздуха стало еще меньше, и он стал кашлять. Антонов тут же ослабил хватку, давая возможность Путинцу прийти в себя и надышаться. Через пару минут экзекуция повторилась. На сей раз Путинец выдержал менее минуты и снова начал задыхаться.
- Товарищ майор, что же вы так своей дыхалкой не занимаетесь? А с подчиненных, небось, требуете?
В третий раз Антонов сжимал трубку чуть более минуты, наконец, разжал руку и тут же стал стаскивать противогаз с головы Путинца. Тот был красный и потный, волосы переплелись, глаза налились кровью, зрачки расширились, грудь вздымалась высоко – несколько минут Путинец дышал исключительно широко раскрытым ртом.
- Хорош слоник, не правда ли? Тебе же так нравится эта игра. Правда, когда слоника изображают другие, а не ты. Но на то я и твоя совесть, чтобы подкорректировать правила игры.
- Я же… тебя… за всё… – хрипел Путинец. – Ты знаешь, кто я такой?
- Конечно! Иначе я бы к тебе не пришел. Твоя фамилия – Путинец. Когда-то ты был лейтенантом, а сейчас, кажется, уже генерал…
- Майор, – прохрипел Путинец, наконец, приведя свое дыхание в норму.
- Тем более. Майору совесть нужна еще больше, чем генералу. Потому что у него, майора, амбиций больше, есть куда стремиться.
Антонов поводил глазами по комнате, остановившись на батарее. Сам себе удовлетворенно кивнул.
- Ну-ка, майор, встань!
Путинец покряхтел, поворочался, но подняться не смог.
- Я сказал – встать! – прикрикнул Антонов.
- А ты сам попробуй встать с кровати, когда у тебя руки сзади, да еще в наручниках.
- Ты базарь поменьше, живее будешь.
Антонов помог Путинцу подняться и резко, неожиданно для него пнул ногой по заднице так, что Путинец полетел головой вперед аж до самой стены, где и приземлился возле батареи. Пока тот приходил в себя, Антонов отстегнул с одной его руки наручник и тут же, второе кольцо защелкнул на трубе отопления. Труба была в полуметре от пола, так что Путинец не смог выпрямиться в полный рост.
- А теперь поиграем в петушка!
Антонов вытащил из своей сумки резиновую полицейскую дубинку и подошел к Путинцу.
- Наклонись!
Путинец испуганно, часто моргая, смотрел на него снизу вверх.
- Раком стань, я сказал!
- З-зачем? – задрожавшим голосом спросил Путинец.
- Я же сказал: будем играть в петушка, – пояснил Антонов и ударил Путинца дубинкой по почкам.
Тот взвыл и весь передернулся, но затем послушно исполнил приказ. Антонов одним рывком стащил с Путинца штаны вместе с трусами.
- Фу-у, какое безобразие у тебя в очке творится, – поморщился Антонов, разглядывая выступающие геморройные вены.
- Что вы хотите делать? – в обычной обстановке Путинец, вероятно, даже не мог бы представить, что может говорить таким пискляво-дрожащим голосом.
- Мне ли, твоей совести не знать, что помимо игры в слоника, еще одной твоей любимой забавой является опускать в камере задержанных тобою малолеток, да и взрослых мужиков тоже.
- Я такого никогда не делал, – истерически выкрикнул Путинец.
- Разумеется, сам ты до такого не опускался. За тебя, но по твоему наущению это делали отъявленные урки. Таким образом ты добивался у задержанных признания в тех преступлениях, которые они даже не совершали. Но, поскольку ты не в камере, а в своей собственной квартире, и здесь больше никого нет, мне придется распетушить тебя самому.
- Не-ет! – заорал Путинец, дрожа всем телом. – Помогите!
- Сейчас поможем, – ухмыльнулся Антонов каким-то хищным оскалом, достал из сумки тюбик вазелина, смазал им кончик дубинки и всадил ее Путинцу в задний проход.
Оттуда хлынула кровь из-за разодранного геморроя. Антонову пришлось даже немного отскочить в сторону, чтобы кровь не забрызгала его самого. Путинец визжал, как боров, которого режут, и вертелся во все стороны.
- Ну все, Путинец, твоя совесть устала и с чувством исполненного долга может удалиться.
Антонов застегнул молнию на сумке, перебросил ее через плечо и тут взгляд его упал на противогаз, оставшийся на кровати.
- Слушай, хвост у тебя торчит, а хоботка нет. Давай-ка мы заполним эту лакуну.
Он взял противогаз, вернулся к Путинцу и нацепил его ему на голову.
- Ну, вот теперь, кажется, уже действительно всё. Прощай! Соскучишься по своей совести, позови меня снова.
Он вышел на лестничную площадку и аккуратно, чтобы она не захлопнулась, прикрыл дверь, быстро сбежал по лестнице вниз. В ближайший мусорный контейнер Антонов выбросил парик с очками, затем, дойдя до урны, бросил туда перчатки.
До гостиницы было не так уж и далеко, и Антонов решил добраться до нее скорым шагом. Подойдя к зданию гостиницы с торца, он оглянулся во все стороны, особенно внимательно осмотрел вход – вокруг не было ни души. Глубоко вдохнув открытым ртом, он тут же выпустил весь воздух через нос. Проделав эту же процедуру еще раз, Антонов подошел к пожарной лестнице, чуть подпрыгнул, ухватившись за нижнюю перекладину. Легко подтянувшись, встал на ноги и через минуту он уже пролезал в специально оставленное им не закрытым на щеколду окно своего номера. Быстро переодевшись в тренировочные штаны и тенниску с коротким рукавом, он пошел в ванную. Долго смотрел на себя в зеркало, словно в деталях изучая лицо незнакомого ему человека. Затем намылил щеки пеной для бритья, взял в руки безопасную бритву. С легким вздохом сожаления сбрил бороду, которую отрастил года три назад для солидности. Смыв пену и побрызгавшись туалетной водой, Антонов почистил зубы и совершенно спокойно, как ни в чем не бывало забрался под одеяло. И только тогда почувствовал, как он за этот день устал.
На следующее утро, в семь часов в дверь Путинца снова позвонили. Но ответа не последовало. Раздался еще один, уже более продолжительный звонок. И снова без ответа. Старший прапорщик Морозов удивленно пожал плечами.
- Неужели ушел без меня?
Морозов поставил спиннинг и чемоданчик у стены, вынул из внутреннего кармана джинсовой куртки мобильник, нажал нужную кнопку и, приложив телефон к уху, второй рукой при этом хотел было опереться на дверь, но она тут же открылась. Морозов при этом едва не упал, потеряв равновесие и выронив телефон.
- … твою мать! Пашка даже дверь не закрыл, что ли?
Тут он услышал звонок вызова на телефоне Путинца  и следом за этим чей-то жалостный глухой выкрик:
- Помогите!
Морозов от неожиданности даже вздрогнул, поднял свой телефон, отменил вызов и неуверенно, с оглядкой пошел на звук голоса. Войдя в спальню, он остановился, шокированный увиденным. Постель на диване была смята, а в углу, у окна, пристегнутый к батарее наручником с опущенными штанами и голой задницей, на коленях в кровоподтеках и какой-то высохшей лужице стоял Путинец. А рядом с ним валялась резиновая дубинка и противогаз. Впрочем, Путинец ли это? Еще в пятницу это был довольно цветущий сорокатрехлетний мужчина с едва заметной сединой в рыжеватых волосах. Сейчас же старший прапорщик увидел изможденного человека с практически седой головой.
Зато Путинец сразу узнал Морозова.
- Лёха! – едва ли не плача произнес он. – Отстегни эти херовы наручники, срочно вызывай скорую и ставь на уши все отделение.
- Паша? Что с тобой сделали эти ублюдки?
Морозов подошел к нему, потрогал наручники.
- У меня же с собой ключа нет.
- Тебя нужно учить вскрывать замки? И потом, здесь был только один ублюдок, и я буду не я, если его не схвачу и не расхерачу суку.
Морозов натянул на Путинца штаны, но тот при этом взвыл.
- Осторожней, бля! У меня ж геморрой потек из-за этой гниды залетной.
Найдя булавку и немного поковырявшись в замке, Морозов открыл наручники. Путинец выдохнул, но после почти суточного стояния на коленях, самостоятельно разогнуться не смог. Морозов помог ему подняться и довел до постели, тот, постанывая от боли, лег на бок.
- Даже поссать пришлось под себя, – жаловался Путинец. – Да ты вызовешь скорую мне или нет, мать твою.
- Да, да, сейчас!
Морозов все еще никак не мог прийти в себя от увиденного. Наконец, набрал по сотовому «112», объяснил, в чем дело.
- Скоро приедут.
- А теперь наших поднимай!
- Послушай, Паш, когда это с тобой случилось?
- Вчера утром.
- И ты думаешь, что этот козел станет дожидаться, когда за ним придут? Да он уже наверняка в каких-нибудь столицах свободой наслаждается.
- Я его все равно найду, суку.
И вдруг Путинец уставился на Морозова немигающим рыбьим взглядом.
- Кстати, Лёха, а это случайно не твои самураи, а? В отместку за штурм.
- Нет! – покачал головой Морозов, и, побледнев, посмотрел в лицо майора. Губы его слегка задрожали, зрачки расширились. – Ты знал?
- Догадывался. А когда собровцы штурмовали пустой спортзал, убедился, что не ошибался.
- Почему?
- Элементарно, Ватсон! О том, что собровцы будут штурмовать спортзал знали только четверо. Себя я с твоего позволения исключаю сразу. Березин с Гусятниковым землю рыли, чтобы найти убийц. И только ты всегда молчал в тряпочку.
- Осуждаешь?
- Да нет! Должны же быть в поселке санитары-чистильщики, – Путинец немного помолчав, морщась от боли и облизывая пересохшие губы, затем добавил. – Тут главное – не переборщить… Да, и за мое прикрытие, сам понимаешь, приплачивать придется.

18.
Старик Выгузов долго ковылял на костылях по своей крохотной комнатке – туда- обратно, туда-обратно. Сел на стул, закурил сигарету, периодически отгоняя рукой дым от себя. Второй час ночи, но ему не спалось. Дочка-шалава не так давно выгнала из квартиры своего очередного жеребца, раздавив с ним предварительно бутыль бормотухи, а внука, Влада, до сих пор не было дома. Тут еще разнылся рубец отрезанной части ноги. Докурив сигарету, Выгузов открыл форточку, освежая воздух, постоял немного у окна, глядя вниз, во двор. А там какая-то парочка обнималась и целовалась, все никак не имея сил расстаться до утра. С минуту он наблюдал за ними и вдруг почувствовал, как в нем стала наливаться мужицкая сила. Он положил ладонь левой руки на то самое место, потер его, пытаясь успокоить, но сделал только хуже. Сколько времени он уже не имел сношений с бабами? Разве ж упомнишь? При живой жене он не стеснялся, при возможности, наставить ей рога, а после смерти всего только раз и была связь. Когда же он потерял ногу, ему показалось, что одновременно и мужская сила покинула его. Ан нет! Ошибался он. Оказывается, жив еще курилка!
И тут ему в голову пришла неожиданная мысль. Поначалу он даже вздрогнул от нее, а потом лишь осклабился своим ртом, где уже не хватало двух зубов, причем, одного переднего. Он решительно направился к двери Катерининой комнаты, осторожно открыл ее, прислушался. Кажется, спит. Осторожно переставляя костыли, он приблизился к кровати, снял штаны, спустил трусы и присел на край. Катерина спала, раскинувшись на спине, одеяло прикрывало ее лишь снизу. Тонкий лунный луч с трудом освещал комнату, и Выгузову долго пришлось привыкать к темноте – его глаза уже и днем-то не так хорошо видели.
Наконец, он решился. Откинув одеяло и задрав кверху ночную сорочку, он сразу же навалился на дочь, нащупывая нужное отверстие. Подвыпившая и, к тому же, сонная Катерина проснулась не сразу, а проснувшись, не сразу сообразила, что происходит и кто с ней в постели. И лишь по тяжелому придыханию с хрипами, вырывавшимися изнутри отцовских бронхов, наконец, поняла и попыталась столкнуть отца.
- Бля, бать, ты что охренел?
- Молчи, шалава, с тебя не убудет, а мне облегчение.
- Ты чё творишь, сука-папаша!
- Твоих кобелей суками обзывай, а не отца родного!
Катерина перестала сопротивляться, лишь на глаза ее навернулись слезы. Даже хмель куда-то улетучился. Она обняла отца за плечи, подрагивая всем телом.
- Тебе бы бабу найти, бать.
- Где же я, одноногий, найду бабу? Они ж на меня нонеча смотрят, как на калеку, а не как на мужика. А у меня ж организма живая еще и своего требует… иногда. А-а-а!
В это время домой вернулся  Владислав, стараясь не шуметь и не зажигать свет. Зашел в комнату, которую он делил с дедом, положил портфель на комод у своего дивана. Вернулся в коридор, зашел в санузел, умылся, вернулся в комнату, шепотом спросил:
- Дед, ты спишь?
Не услышав ответа, подошел к его кровати, тронул подушку и, убедившись, что кровать пуста, зажег свет. И тут услышал в комнате матери какой-то негромкий разговор, перемежаемый постанываниями. Он направился туда, открыл дверь и включил свет. От увиденного обалдел и стоял некоторое время, слегка покачиваясь и открыв рот. Дед с матерью, оба голые, как лежали в кровати, так и застыли в том же положении, глядя на Владислава снизу вверх. Наконец, он пришел в себя.
- У вас, я гляжу, совсем крыша съехала. Ну что ж, я думал переночевать дома в последний раз, а теперь не хочу… Точнее, не могу.
Он развернулся и вышел в коридор, открыл в проходной комнате шкаф, достал походную сумку, потряс ее, отряхивая пыль, вернулся в свою комнату. Начал собирать вещи. В это время Катерина, сбросив с себя отца, встала, поправила ночнушку, набросила халат и, виновато пряча глаза, подошла к сыну. Выгузов, кряхтя и бормоча что-то себе под нос, с трудом сел на кровати, потянулся к стулу за штанами и начал одеваться.
- Ты куда собрался, Влад?
- Уезжаю я от вас. Надеюсь, навсегда.
- И что, есть куда ехать?
- Значит, есть.
- Куда, если не секрет?
- В Германию. Мне предложили работу в одной немецкой фирме.
- Ха! В Германию, на кой хер ты там кому-то нужен? – оживилась Катерина и подняла глаза на сына.
- А это уже не твоя печаль.
- Ты это, Владя, не дури, слышь? – Выгузов, прыгая по стенке, без костылей, добрался до своей комнаты. – Мать-то не виновата. Это меня бес попутал.
- Да нет, дед, все нормально! Я когда устроюсь, напишу тебе… Может быть!
Взяв самое необходимое, Владислав застегнул молнию на сумке, забросил ее на плечо, в руку взял портфель и, коротко выдохнув, посмотрел на родственников, переводя взгляд с деда на мать, с матери на деда.
- Ну, прощайте!
- Куда ты, на ночь глядя? – хором спросили Катерина с отцом.
- Всё нормально, мне есть, где переночевать.
Он обошел их, вышел в коридор, затем за дверь. Катерина с отцом растерянно переглядывались. Вдруг дверь снова отворилась и на пороге появился Владислав. Но Катерина не успела даже облегченно выдохнуть: Владислав поднял руку с брелоком с ключами.
- Ключи-то мне больше не понадобятся, – он положил их сверху на галошницу и теперь уже закрыл дверь окончательно.

19.
Владислав был в шоке от увиденного, и это заставило его тут же принять предложение Антонова уехать в Германию. Теперь стоит задуматься, чей он сын. Может дед его не просто дед, но еще и отец? Он читал, что кровосмесительство не способствует рожде-нию здорового потомства, но ведь и исключения бывают.
Ночь была теплая, ветер, видимо, также уснул. Путь к гостинице, конечно, был неблизкий, но дорогу освещали звезды, которых на ночном безоблачном небе было несчетное количество. Впрочем, вон, кажется, какой-то запоздалый автолюбитель едет по пустынной улице в нужном ему направлении. Было бы неплохо, если бы согласился подбросить. Владислав сунул руку в карман джинсов, нащупывая купюры. Сотню ему за глаза хватит. Он подошел к обочине и поднял руку. Явно не новый «форд фокус» немного запоздало затормозил: водитель, видимо, раздумывал, стоит ли ночью останавливаться. Владислав пробежался метров тридцать и заглянул в приспущенное правое переднее окно.
- Шеф, до гостиницы подкинешь?
«Шефом» оказался довольно пожилой водитель, и Владиславу даже стало неудобно, что он вот так с ним сразу на «ты», потому и постарался исправиться:
- Я заплачу, не беспокойтесь. Просто я в гостях задержался, а идти довольно далеко.
- Садись! – наконец кивнул водитель и Владислав, положив сумку на заднее сиденье, сам устроился на переднем. – Только мне нужно будет на Миронова свернуть, а там недалеко.
- До Миронова так до Миронова. Один квартал я как-нибудь прошагаю.
- Денег я с тебя не возьму. Я же все равно еду в ту сторону.
- Ну, тогда вдвойне спасибо.
Спустя полчаса он уже звонил в двери гостиницы. Дежуривший в те сутки Василий Никиткин чертыхнулся спросонья и, с трудом открыв глаза, сунул ноги в туфли и, широко открытым ртом зевая, направился ко входу.
- Кого это хрен ночью принес?
Подойдя к монитору видеодомофона, он даже головой мотнул, чтобы окончательно проснуться.
- Влад, что ли, выгузовский?
Ошибки быть не может, и Василий нажал на кнопку, дверь открылась и через мгновение в холл вошел Владислав.
- Здрасьте, дядь Вась, – улыбнулся молодой человек.
- Привет, ночной странник! Ты охренел, что ли, по ночам шастать?
- Не ругайтесь, а то пожалуюсь вашей хозяйке на то, как вы гостей встречаете, – засмеялся Владислав.
- Я те пожалуюсь, – также улыбаясь, Василий погрозил соседу уполовиненным пальцем. – А если серьезно, то тебе чего?
- Мне бы к постояльцу, к Антонову.
- Ну, ты даешь, он же спит давно, наверняка. А если ты его разбудишь, и он пожалуется хозяйке, я из-за тебя неприятностей нахватаюсь.
- Да не пожалуется он, дядь Вась. Чес слово. Зуб даю! Он предложил мне уехать с ним в Германию. Я согласился, да вот домой сбегал, вещи собрал, – Владислав, наконец, вспомнил, что стоял с сумкой в руке и теперь поставил ее на пол.
- В Германию? А на хрена ты ему там нужен?
- Так я ж компьютерщик от бога, а такие люди даже в Америке нужны, не только в Германии.
Василий поскреб затылок левой рукой, состроил непонятную гримасу.
- Ладно, валяй! Номер его знаешь?
- А то! Весь второй этаж его номер. Спасибо, дядь Вась.
Владислав подхватил сумку и быстро пошел к лестнице.
- В Германию собрался. Чудак на букву «м»… – бормотал себе под нос Василий, выключая свет и снова направляясь в дежурку, где его дожидался еще не успевший остыть диванчик. – А, впрочем, чем со шлюхой матерью и алкашом дедом жить, может ему и правда, лучше в Германию с чужим дядькой поехать. Да и парень он ушлый. Сашку выгузовского напоминает. 
Антонов уже и в самом деле заснул, а лежавшая рядом с ним Марина лишь подре-мывала, переворачиваясь с боку на бок. Две последние ночи ее одолевала бессонница. Она понимала, что Александр скоро уедет в Германию и вряд ли вспомнит о ней, а она уже успела привыкнуть к нему и, кажется, даже более…
В это время кто-то постучал в дверь. Марина вздрогнула, а, казалось, крепко спавший Александр тут же открыл глаза. Повернул голову к Марине, та, разумеется, тоже подумала, что в такое время могли стучаться только по ее душу. Тем более, что она не делала большого секрета из своих ночевок в этом номере.
- Кто бы это мог быть? – она спустила ноги с кровати и взяла со стоявшего рядом стула халат, накидывая его на голое тело.
Стук повторился и теперь уже поднялся Антонов, также напялив на себя халат.
- Погоди, номер все-таки мой.
Она в ответ лишь улыбнулась, а он пошел открывать дверь.
- Владислав? – удивился он. – Ты не слишком ли рано пришел? Вообще-то ночь на улице.
- Простите, можно войти? – и, не дожидаясь разрешения, он вошел. – Я согласен, господин Антонов.
- С чем согласен?
- Ну… ехать с вами в Германию…
И тут Владислав заметил, что Антонов был в номере не один.
- Ой, простите, я не знал.
- Ну, вот что, милый друг. Как говорят в русских сказках, утро вечера мудренее. Давай, я тебя где-нибудь расположу на ночь, а утром обо всем переговорим и договоримся. Идет?
- И-идет!
Антонов повернулся и посмотрел на Марину. Та понимающе кивнула.
- Я спущусь за ключами и открою соседний номер. А вы пока, молодой человек, подождите в коридоре.
- Да, да, еще раз простите.
Утром теперь уже Антонов разбудил Владислава, безмятежно заснувшего на чистой постели в чистом номере тихой гостиницы. Антонов не стал стучаться, зная, что дверь номера не заперта. Он подошел к кровати и прикоснулся к плечу спавшего. Владислав открыл глаза далеко не сразу – спать он лег довольно поздно, к тому же еще некоторое время не давало заснуть беспокойство от того, что он невольно оказался свидетелем личной жизни не только Александра, но и хозяйки гостиницы. Но, открыв, наконец, глаза и увидев перед собой Антонова, он резко вскочил, часто моргая глазами.
- Тш-ш! Нельзя так резко вскакивать. Давление себе посадишь.
- Извините, – Владислав снова сел. – Который час?
- Это не важно. У тебя есть десять минут, чтобы привести себя в порядок. Затем загляни в мой номер, позавтракаем и поговорим.
- Хорошо! – кивнул Владислав.
Владислав только теперь заметил, что у Антонова исчезла борода. Он удивленно посмотрел на него:
- А где же ваша борода?
- Осталась в прошлом, – ответил Антонов и вышел. – Я тебя жду.
Завтрак принесли в номер Антонова. Разумеется, никакой Марины там уже не было. Она давно уже была на боевом посту. Завтрак был по-европейски легкий. Антонов к нему уже привык, а Владислав после него испытывал чувство легкого голода. Впрочем, через некоторое время организм впитал в себя все съеденные калории и успокоился.
- Я о тебе немного знаю лишь с деловой стороны, Влад. Но, сам понимаешь, чтобы познакомиться поближе, мне нужно более-менее подробно знать и о твоей личной жизни.
 Антонов откинулся на спинку стула и посмотрел в упор на Владислава. Тот понимающе кивнул.
- У тебя жена или девушка есть?
Владислав улыбнулся, покачав головой.
- Так, легкий флирт, не более.
- Надеюсь, ты понимаешь, что легкий флирт иногда может закончиться тяжелыми последствиями? В смысле, рождением ребенка.
- А, нет. Я же презиками пользуюсь… – заметив, что Антонов не совсем понял смысл его слов, Владислав уточнил. – Ну, презервативами.
- Понятно. Надеюсь, что дырочек в них не было. Это я к тому, чтобы к тебе потом никаких претензий не было.
Владислав засмеялся, Антонов лишь улыбнулся.
- О твоей семье я немного знаю. В смысле, знаю, кто твоя мать. А кто отец?
- Не было у меня отца… По крайней мере, я о нем ничего не знаю. Спрашивал у матери, она не говорит, посылает меня куда подальше.
- А дед?
- Что дед?
- У деда ты спрашивал об отце?
- А что, он может что-то знать?
- Возможно.
- Я даже об этом как-то не подумал.
- Хорошо. Скажи, а… бабушка у тебя есть?
- Бабуля умерла. Уже четыре года как. Пока она была жива, она хоть как-то семью держала. А теперь, – Владислав тяжело вздохнул и махнул рукой.
В висках у Антонова забарабанило. Чтобы успокоиться, он встал, прошелся по комнате взад-вперед. Немного успокоившись, снова сел.
- А отчего бабушка умерла?
- Инсульт. Почти полгода боролась за жизнь, хоть и почти не вставала. А за три года до этого инфаркт еще у нее был. Это когда дядя Вадик умер. Помните, мы с вами в кафешке сидели и там нас обслуживала официантка Ирина?
Антонов кивнул.
- Тетя Ира. Это бывшая жена дядькина. Когда он совсем плохим стал, он настоял, чтобы она с ним развелась. Но она все равно до последних дней за ним ухаживала. А года три назад вышла замуж второй раз… Слушайте, господин Антонов…
- Я же говорил, можешь звать меня просто Александром. Тем более, что мы здесь с тобой один на один.
- Хорошо… Александр. Я что хотел сказать, у меня в номере планшет остался, я там свои семейные фотки оцифровал. Хотите, принесу посмотрим?
- Конечно, хочу.
Владислав вышел из номера, а Антонов снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, вспоминая свое прошлое.
Когда вернулся Владислав с планшетом, Антонов поднялся и подошел к кровати.
- Садись рядом, так удобнее будет смотреть.
Владислав включил планшет, щелкнул по нужной папке. На мониторе одна за другой высвечивались превьюшки фотографий.
- Ну, давай с самого начала.
Владислав щелкал по очереди, увеличивая на экране, каждую фотографию. Вот он сам, Владик, в коляске, вот ему уже два годика… Вот мать, дядя Вадик держит его на руках. Антонов вглядывался в лицо Вадима и ему показалось, что на нем, этом лице, остались запечатлены какие-то болезненные импульсы. Вот дед с бабушкой.
- А вот, кстати, единственная фотка, где запечатлена вся наша семья в полном сборе, – Владислав увеличил фото. – Не знаю, почему, так получилось, что это единственное фото.
Антонов взял планшет в свои руки и долго всматривался в каждого члена семьи. Лицо его при этом становилось все более мрачным, что не ускользнуло от внимания Владислава. Он вспомнил, когда появилась эта фотография. Василий Никиткин купил себе фотоаппарат «Зоркий», считавшийся в те годы одним из лучших и на радостях принялся фотографировать всех и вся. А тут, увидев, что с Владом вышли гулять Сашка с матерью, и предложил:
- Теть Свет, а давайте я вас всех сфоткаю?
- Так все ж остальные дома.
- Так я вас дома и сфоткаю, а потом распечатаю и сколько надо снимков принесу.
Антонов вспомнил, как долго мать с Катериной прихорашивались, вызывая этим улыбку у Вадима. Даже отец вынужден был их поторопить…
- Что-то не так? – озабоченно спросил Влад, глядя на помрачневшего Антонова.
- Что?.. А, нет! Я просто смотрю, что здесь пока еще все счастливы и довольны… Тебе здесь сколько лет?
- Кажется, годика три.
- Скажи, Влад, а это кто?
Владислав посмотрел на палец Антонова, который указывал на фото мальчика лет тринадцати.
- Это? Это младший брат матери и дяди Вадика. Сашка.
- А где он сейчас, что с ним? Ты знаешь?
- Нет, увы. И бабушка, и дед говорили, что он уехал с учителем в область. Учителя на повышение послали, и он уговорил бабку с дедом, ну, то есть, Сашкиных родителей, отпустить пацана с ним: дескать, его ждет хорошее будущее. Ну, они и разрешили взять. Одной глоткой ведь будет меньше. Тогда, в девяностые, жизнь у нас в стране была очень сложная.
- А что потом?
- Потом? Не знаю. Пару лет после отъезда Сашка письма присылал родителям, а потом перестал и все потеряли его след.
- Ты видел эти письма?
- Ну да! Даже читал некоторые. Они в тумбочке у бабушки, в такой картонной коробочке хранились.
- А ты сам помнишь этого Сашку, дядю своего?
- Не-а. Я же тогда еще в штаны писал и под стол пешком ходил, – засмеялся Владислав.
- То, что он с тобой играл в машинки, носил на плечах, бегал с тобой наперегонки, разумеется, поддаваясь, ничего этого не помнишь?
- Н-нет, – Владислав покачал головой, как-то странно при этом посмотрев на Антонова. – Бабушка так, мимоходом, рассказывала, что Сашка со мной очень подружился и я к нему привязался, но… А вы откуда это знаете?
- Потому что тот самый Сашка – это я. А ты, стало быть, мой племянник.
- Да ну?
- Ну да! – невесело усмехнулся Антонов.
Некоторое время Владислав молчал, переваривая услышанное, вглядываясь в детскую фотографию вновь обретенного дяди и сравнивая ее с нынешним оригиналом, пытаясь найти в них общие черты.
- Но ведь у вас совсем другая фамилия, – наконец нашелся Владислав.
- Ну да! Антонова – это девичья фамилия твоей бабушки, а моей мамы. Когда при-шла пора получать паспорт, я сказал Сергею Ивановичу, что, поскольку начал новую жизнь, то хотелось бы начать ее с чистого листа, то есть с другой фамилией и попросил его походатайствовать об этом. Сергей Иванович тогда уже был общественным советни-ком руководителя Департамента образования области и смог мне в этом помочь.
Теперь уже кровь прилила к голове Владислава. Ошарашенный этой новостью, он встал, подошел к холодильнику, открыл его, достал банку кока-колы, щелкнул крышкой и начал пить, допив до конца, извинился.
- Простите, я не спросил разрешения.
- Ну, племяннику и не обязательно спрашивать у дяди, можно ли ему утолить жажду. Единственная у меня к тебе просьба: чтобы о родственных наших отношениях в этом поселке знали только двое – ты и я.
Владислав кивнул, а после небольшой паузы, снова спросил:
- Александр… Дядя… Скажите, а как вы в Германии оказались, да еще вид на жительство там получили?
  - Знаешь, Влад, я рад, что ты дал согласие поехать со мной. Дорога у нас будет дальняя. Успеем еще обо всем переговорить. А теперь давай о делах более приземленных. Я так понимаю, у тебя загранпаспорта нет?
- Я же не собирался ехать за границу, – пожал парень плечами.
- Понятно! Ну, я думаю, за пару-тройку дней тебе его сделают. Это уже моя забота. А теперь я хочу, чтобы ты со мной поехал на кладбище и показал могилы мамы и Вадима.
- Да, конечно! Они похоронены вместе.
- Ну, тогда поехали.

20.
Покидая Радость навсегда, Антонов, конечно же, не мог не наведаться в свой бывший дом, чтобы повидаться с отцом. Сестру Катерину он уже видел и снова встречаться с ней ему не хотелось. К тому же, он полностью расквитался с человеком, пустившим ее жизнь наперекосяк. Поэтому и время выбрал такое, чтобы Катерины дома не было.
Вот и знакомый дом. Все те же облупленные, с обвалившейся штукатуркой стены подъезда, сломанные перила, надписи на стенах. Он поднялся на второй этаж, постоял минуту перед дверью. Затем громко выдохнул и позвонил. Долго никто не открывал, он уже начал подумывать, что отец куда-то ушел. На всякий случай еще раз нажал на кнопку звонка. Уже повернулся, чтобы спуститься вниз, как услышал за дверью шарканье. И тут же был выдвинут засов и дверь открылась. Перед Антоновым предстал совершенно седой, плохо выбритый, со взъерошенными волосами и высохший старик с бесцветными глазами. Антонову сразу бросились в глаза костыли и обрубок левой ноги. Владислав ведь ничего не сказал, что Выгузов где-то потерял ногу. А старик, близоруко прищурившись, вглядывался в нежданного гостя – среднего роста светловолосого, спортивного телосложения молодого человека, в новых джинсах и рубашке с короткими рукавами навыпуск. Кого-то он ему напоминал?
Антонов уже открыл было рот, чтобы заговорить первым, но Выгузов его опередил, при этом губы его задрожали, обнажив беззубый рот:
- Вы… выр… С-сашка?
Антонов кивнул, улыбнувшись:
- Ну, здравствуй, отец!
Выгузов был единственным человеком во всем поселке, который узнал его. Что в этом случае помогло – отцовское ли чувство, или простая догадка – не суть важно. Для Антонова было важно, что отец его не забыл, несмотря на то, как он к нему относился в детстве.
- Войти-то можно?
Выгузов чуть посторонился, пропуская сына и закрывая за ним дверь, а потом бросился обнимать его, заплакав. Антонов похлопывал отца по спине, как это делала в детстве его мать, успокаивая плачущего сына.
- С-сашка! – повторял отец, словно забыв все остальные слова.
- Ты где ногу-то потерял? На войне что ли был?
Антонов отстранился от отца и помог ему добраться до кухни и сесть на табурет.
- На какой войне? По пьянке под машину попал. Спасибо врачам, что только одну ногу отчекрыжили, вторую спасли. Хотя теперь, чуть непогода, она так ныть начинает, что самому хочется схватить топор и оддербанить ее на хер.
Отец не мог насмотреться на сына и все смотрел на него сквозь слезящиеся глаза.
- Ты где сейчас живешь-то?
- В Германии.
- В Германии?..
- Да. У меня там бизнес, свой дом.
И тут в мозгу у Выгузова что-то щелкнуло.
- Слушай, так это не к тебе ли собрался переезжать Владька?
- Ко мне. Будет работать и жить у меня.
- Фух, – выдохнул отец. – Ну, тогда я за него спокоен. А этой шалаве, Катьке, даже и не скажу ничего… Ты может того… Может, выпьем за встречу, а?
- Да нет, я, собственно, ненадолго…
- Как ненадолго? Я ж тебя сколько лет не видел? Десять? Пятнадцать?
- Да нет, почти двадцать.
- Во, и ты не хочешь с отцом выпить после стольких лет?
- Тебе бы и самому уже пить не надо, бать.
- Да я знаю, – внезапно охрипшим голосом произнес отец. – Все беды из-за нее, суки, водки этой проклятой. И мать не уберег. И Вадьку… Ты знаешь, что нету больше нашего Вадика?
- Знаю, мне Влад рассказал. Ты вот что, бать. Я был на кладбище, затем заезжал в гранитную мастерскую. Памятник заказал маме и Вадиму. Проект согласовал, фотографии взяли из Владькиного планшета, сказали, через неделю все будет готово. Я предоплату им оставил. И дал твой адрес, – Антонов достал из кармана джинсов небольшую пачку евро, отсчитав несколько купюр, протянул их отцу. – Вот здесь триста евро. Это остаток для памятников, на их установку, ну и, чтобы помянуть тебе было на что. Когда тебе скажут, что памятники готовы, попроси Василия Никиткина, чтобы отвез тебя на кладбище и все проверь. И только после того, как ты убедишься, что все действительно готово, отдай им двести евро.
Отец дрожащей рукой взял купюры, долго рассматривал их слезящимися глазами, потом сунул в карман штанов.
- И смотри, бать, если узнаю, что ты их потратил не на то, что нужно, приеду и оддербаню тебе даже не вторую ногу, а единственную голову.
Выгузов, как показалось Антонову, с неким даже вызовом посмотрел на него и твердым голосом произнес:
- Я, конечно, алкаш, никчемный человечишка, выродок, но пока еще не идиот. Ради нашей мамки и Вадьки, я готов последние штаны продать, чтобы их не обидеть. Я про эти деньги даже Катьке не скажу, шалаве долбаной. Так что ты меня не обижай подозрениями, с-сынок.
- Ну, извини! Я ведь не хотел тебя обидеть. А что касается штанов, – Антонов еще раз нырнул рукой в карман джинсов, – на, вот, возьми, здесь уже ваши, русские пять тысяч. И потрать их не на водку.
- Отца покупаешь?
- Да нет, зачем же? Ты помнишь, когда ты в детстве спрашивал меня, кем я стану, когда вырасту, что я отвечал?
- Изобретателем, – лицо старика просветлело, и он улыбнулся своим беззубым ртом.
- Помнишь! – ласково ответил Александр. – Так вот я, в некоторой степени, исполнил свою мечту детства. А эти деньги тебе просто за то, что ты тогда мне не очень верил.
Антонов поднялся.
- Прости, отец, мне нужно идти. У меня еще дела здесь, а вечером уже нужно уезжать.
- Как, уже? – губы у Выгузова снова задрожали, глаза опять повлажнели. – Мы же столько не виделись.
- Увы! Больше не могу уделить тебе времени.
Он подошел к отцу, крепко обнял его и стоял так несколько минут, когда же почувствовал, что у него у самого комок подступает к горлу, выпрямился и подошел к двери.
- Прощай, отец! Дверь не забудь закрыть… Да, и я из Германии пришлю тебе хороший протез. Влад привезет.
Он вернулся в гостиницу, зашел в свой номер, чтобы забрать вещи. Там его уже ждала Марина. На лице у нее плавала печальная улыбка.
- Уезжаешь?
- Увы! Все, что я хотел здесь сделать, я сделал, а надольше оставаться мне не позволяет мой бизнес.
- Меня ты хоть будешь вспоминать?
- Конечно! Я тебе благодарен, что ты скрасила мои дни здесь. Я бы даже сказал, что, благодаря тебе, я пребывал в двойной Радости.
Она поняла, улыбнулась, подошла к нему обняла за шею и поцеловала в губы. Последний поцелуй, как показалось Антонову, был необычайно долгим и чрезвычайно сладким. Наконец, он отстранил Марину.
- Ну, мне пора. А то Владислав, наверное, заждался.
- Ничего с ним не будет. Он, наверное, тебя уже ждет в твоем «хаммере».
- Да, кстати, и за гараж спасибо.
Антонов взял чемодан и вышел из номера. «Хаммер» уже стоял во дворе гостиницы, рядом с ним стояли Василий и Владислав, о чем-то беседуя. Увидев выходящего из гостиницы Антонова, Василий направился к нему и протянул брелок с ключом и сигнализацией.
- Вот, господин Антонов. Машина в целости и сохранности.
- Спасибо, Василий!
Антонов щелкнул сигнализацией, открыл багажник, поставил туда свой чемодан рядом с сумкой Владислава.
- Ну, садись, Влад. Нам с тобой предстоит дальний путь. Сначала заедем в Москву, в посольство Германии. Визу для тебя нужно получить.
Владислав устроился на переднее сиденье, а Антонов подошел к Василию.
- Спасибо тебе, Василий, за твою машину. С ней все нормально, не беспокойся. Да, и вот еще что, вот, возьми десять евро. Влад перед отъездом памятник заказал бабушке и дядьке в мастерской. Когда все будет готово, отвези, пожалуйста, туда старика Выгузова, пусть там проверит и расплатится заодно.
- Сделаю! Это не трудно!
- Ну, вот и спасибо!
Антонов пожал Василию руку, дружески хлопнул по плечу и в это время посмотрел в окно второго этажа. Там, у единственного закрытого окна стояла и смотрела на него хозяйка гостиницы. Он долго смотрел на нее, затем кивнул, подошел к машине, сел за руль и включил зажигание.
- Ну что, племяш, поехали за новой жизнью.

Конец.

(июль-декабрь 2015 г.)