Пора отдавать долги

Внучка Мироновны пропала в лесу где-то в середине октября. Приехала на выходные навестить бабку, да пошла с подругой по грибы. Ну, старая её отговаривала – нельзя сейчас в лес, опасно это. Случалось, что в этом лесу пропадали люди. Да разве ж она послушала! Так и сгинула. Искали её, потом, почитай, всей деревней, да только попусту, никаких следочков не осталось. После пропажи внучки Мироновна сильно изменилась, ударилась в молитвы, стала сторониться знакомых и вскоре сблизилась с чужачкой - знахаркой Полиной, несколько лет назад  поселившейся обособленно от всех на краю села.
А по весне, как раз в чистый четверг, бабы разнесли новость – объявилась назад внучка-то. Кулика женка видала, как Мироновна бегала к Полине за помощью. А потом что-то они долго шебуршили в доме бабкином. Та же Куличиха божилась, что страшные крики из дома разносились по всей округе. Ну да, ей-то, верить особо нельзя, трепливая бабёнка. Так вот с той поры минуло целое лето, а внучку никто ни разу не видел!

Всё лето Леся провела в заточении старого дома Мироновны. Обычно она сидела на полу, забившись в угол между стеной и старым сундуком, бесцельно глядя перед собой. Откуда-то она знала, что раньше мир не был соткан из серой тусклой завесы, в нём были краски, жизнь, многоголосье звуков. Теперь в мире осталась лишь пустота, непроницаемая, вязкая, оглушающая. Своими липкими прикосновениями она оплетала девушку, убаюкивала, мешала думать.
Иногда из пустоты, словно из тумана, проступали неясные фигуры, поили девушку чем-то, оставляющим горьковатый привкус на языке, что-то говорили. Их слова доходили до её сознания, она понимала их смысл, но молчала, всё время молчала, не в силах собраться с мыслями для ответа. А может она просто не умела разговаривать так как они.
Что с ней случилось, кто она, где находится, девушка не знала. Каждый раз, как только она пыталась задуматься о происходящем, накатывала страшная тоска. И тогда, растревоженная ею, Леся рвалась куда-то, принималась метаться по замкнутому пространству комнаты, от стены к стене, до тех пор, пока совсем не обессилев, приникала к их спасительной твёрдости. Стены были шероховатые, покрытые местами растрескавшейся краской. Прикосновения к ним вызывали смутно знакомые ощущения, успокаивали девушку. Постояв некоторое время, она вновь начинала своё бесцельное движение, путь в никуда который день.
Однажды поверхность стены изменилась, заскользила под её ладонями, а сквозь её прозрачную толщу смутно засветился далёкий белёсый шар. Замерев, девушка смотрела на него не в силах отвести взгляд. Шар притягивал, манил и, откликнувшись на его зов, Леся стала биться в стеклянную преграду, сначала слабо, потом всё сильнее – так ей захотелось туда, в серебряное сияние, прочь из своего непонятного безвременья. В исступлении она не сразу почувствовала, что её оттаскивают за волосы прочь от окна, и из последних сил попыталась извернуться, чтобы вырваться, вернуться назад. Но когда чьи-то руки захлопнули ставни и свет исчез, из Леси словно выпустили воздух и, осев на пол, она сникла, обхватив себя руками.

- Говорила я тебе, чтоб закрывала ставни, говорила?! – кричала Полина на старуху. - Луна нам не союзница, она может пробудить её воспоминания, а с ними вернётся сила! И тогда все наши старания пропадут попусту.
- Не доглядела я, прости уж, Полюшка, – пыталась оправдаться бабка. - Она ведь такая малахольная всё время, сидит, не мешается. Не думала я, что она так разойдётся.
-А надо было думать!  - не унималась Полина. - Ещё в начале думать, когда ты затеяла эту опасную игру!
- Не игра это, это месть моя, Поля. Да ведь ты знаешь…
- Мне ли не знать. Каждый день себя кляну за то, что участвую в этом!
- Но ведь укрощённая она! Браслетом твоим укрощённая, беспамятная теперь. Чего ж нам бояться?
Полина зло взглянула на Мироновну:
- Браслет подавляет её естество, её потаённую сущность. Но лунному зову он не сможет противиться! И тогда она вспомнит… Как только она вспомнит всё, - поправилась Полина, – то сразу сможет освободиться. Ещё немного, не загляни я к тебе сейчас, чудовище воскресло бы!
- Ты же уверяла, что мы с ней справились, – продолжала бубнить своё старуха. - Вон, по всему дому натыкала веток да соли насыпала. Мусора-то сколько развела!
- Этот мусор твоя защита от леса, от Хозяина! Он не даёт ему почуять свою пропажу! Хозяин же ищет её, всё время ищет! Запомни это!
Полина мельком взглянула на съёжившуюся в тёмном углу, затихшую Лесю и прошла на кухню. Бабка с ворчанием поспешила следом.
 - Угости, что ли, хоть чаем, – присев на лавку, женщина расслабилась, прикрыла глаза. – Уставать я стала в последнее время, Мироновна. Пьёт силу из меня браслет, понемногу, но пьёт.
 Нащупав пальцами почти впившуюся в руку плетёнку, Полина с силой оттянула её, погладила обнаружившуюся под ней багровую отметину.
Старуха виновато вздохнула, завозилась с чайником, весело шумевшим на плите, отставила жестяную банку с заваркой и, потянувшись к полке за вареньем, чуть помедлила:
– Поля… я всё спросить хотела…а для чего два браслета? Зачем?
– А того тебе знать не надобно! – отрезала знахарка. – Ты давай уже, заваривай чай, пить сильно хочется…

…Тот чистый четверг Полина помнила до мелочей. Она продумала всё заранее, но до конца не верила, что Мироновна последует её подсказке и решится на такой отчаянный поступок. Ещё с вечера знахарка провела сберегающий обряд да вручила старухе лутовку со строжайшим наказом из рук не выпускать и ни с кем встреченным в лесу, будь он знакомый и сосед, слово не молвить. И вот теперь в состоянии беспокойного ожидания бесцельно бродила по двору. Если старуха не заплутает, если не сгинет в лесу и осуществит задуманное, то ей, Полине останется совсем немного до… Она одёрнула себя, не время сейчас об этом думать.
Бабке всё удалось. Ещё не успел заняться новый день, а Мироновна уже появилась у калитки Полины:
- Поля,… пожалуйста…пойдём скорее, …страшно мне.
От быстрой ходьбы старуха дышала прерывисто, со всхлипами, выбившиеся из под чёрного платка седые пряди беспорядочно обрамляли морщинистое, осунувшееся лицо:
- Я сделала всё, как ты велела. Она позволила себя увести, была спокойна. А теперь словно одержимая стала, воет, бросается на дверь.
 – Что дрожишь-то, раньше надо было бояться! - досадуя, воскликнула Полина. – Как всё прошло? Ты надёжно её заперла?
- Да. В задней комнате. Не выберется.
- Ставни закрыла? Зеркала спрятала?
- Ты же знаешь, что нет у меня зеркал, только одно, совсем старое, в моей комнате, на стене.
- Напомнить никогда не лишне, - Полина отворила калитку, приглашая, – Заходи, Мироновна. Мне нужно завершить обряд. А после мы пойдём к тебе, знакомиться с лесной …гостьей.
Через заросший травой двор, по узкой вытоптанной дорожке, женщины поспешили к дому. На ходу, оглянувшись в сторону леса, Полина прошептала что-то и, словно ей в ответ, тот откликнулся шумным грозным стоном.
– Похоже, будет буря. Значит, Хозяин хватился своей пропажи. – Полина уже почти кричала, стараясь перекрыть свист налетевшего ветра.
Слегка согнувшись под его порывами, бабка шла молча, продолжая сжимать побелевшими от напряжения пальцами несколько обструганных от коры веток, непроизвольно сминая их по самому краю.
В доме знахарки было темно, занавешенные окна почти не пропускали света. Затеплив свечу, Полина обратилась к старухе: «Помоги мне, Мироновна. Там, на плите в кастрюле вода. Она должна быть горячей для отвара», - и принялась разбирать стоявшую на полу корзину, вынимая и раскладывая её содержимое на столе. Достала нож, проверила его остроту и, выбрав из связок, где корешок, где травку, где кору, быстро нарезала их, под непонятную, но складно звучащую припевку. Она действовала уверенно, споро, вовсе не обращая внимание на протяжные стоны непогоды за стенами дома.
Выполнив просьбу знахарки, бабка поднесла ей исходившую паром кастрюлю. Полина кивнула благодарно, ссыпала порезанные частички в кувшин и скомандовала: «Наливай доверху!». А сама, кончиком ножа, уколола палец и, держа руку над кувшином, сцедила в него несколько красных капель. Тёмная жидкость зашипела, взялась шапкой густой пены, распространяя по дому терпкий, остро-пряный аромат. Принюхавшись к нему, Полина удовлетворённо вздохнула. Затем промокнула блестевшее от напряжения лицо:
- Ну, теперь пора! Точно пора! –  и мельком взглянув на застывшую в стороне бабку, приказала: – Смотри, не мешай мне теперь, Мироновна!
По углам комнаты колыхались неясные тёмные тени. Полина провела руками, словно притягивая их, и вслед за её пальцами потянулись трепетные еле различимые нити. Женщина ловко собрала их, словно клубок намотала, бросив темное круглое нечто на стол. Рядом пристроила несколько длинных прутьев из корзинки и, выбрав из них тот, что подлиннее, соединила его с нитью из тёмной массы клубка. После чего обратилась к бабке:
 – Мне нужны её волосы. Ты добыла их?
Запустив руку в карман потрёпанного фартука, Мироновна достала спутанный клок непонятного цвета:
- Столько хватит?
- Даже много.
Полина отщипнула совсем чуть-чуть, и под монотонные слова заговора, принялась сплетать между собой тоненькие волоски, гибкий прутик да непонятные нити из клубка.
- Ну вот, одна готова, - небольшую косицу она отложила в сторону и взялась за вторую.
- Их будет две? – прошелестела бабка.
- Две. Одна ей, другая мне.
 Полина обернула сделанную плетёнку вокруг запястья, словно браслет, закрепила его, что-то прошептав. Затем, взяв в руки вторую косицу, велела бабке:
- Бери отвар, Мироновна. Нам пора!...

-Поля, - осторожно позвала старуха, - чай остывает. Ты ж горячего просила, а не пьёшь.
Встряхнувшись от воспоминаний, знахарка увидела встревоженный бабкин взгляд.
- Случилось что? Ты словно отключилась на какое-то время.
-Задумалась просто, - поднялась из-за стола женщина. – Пойду я, Мироновна, засиделась у тебя, а дома дел полно.
- А что же чаю не попила? Я, вот, свеженького заварила, – растерянно приговаривала старуха, провожая гостью.
Уже на пороге Полина приостановившись, посмотрела пытливо:
 – Ты вот что скажи мне, Мироновна. Долго ещё собираешься возиться с Леськой? Что потом? Решилась?
 - Как только отмолю назад свою девочку, так сразу отпущу эту нечистую, прочь прогоню, с глаз долой!
- Не помогут твои молитвы. Ничего у тебя не выйдет, оставь это, смирись! И раньше бы не вышло, а теперь и подавно. Так что решайся!
Но бабка лишь трясла головой, смотрела тусклыми глазами, шепча:
 - Страшно брать грех на душу, Поля. Я уж отмолю, обязательно отмолю обратно.

Осень все прочнее воцарялась в мире. Но дни, сменяющие друг друга, не приносили никаких изменений. Как и предсказывала знахарка, все бабкины старания оказались бесполезны, а молитвы пусты. Мироновна теперь всё чаще заглядывала в коморку к своей пленнице. Заводила с ней разговор, пыталась выспросить про жизнь в лесу, про свою внучку, но тщетно. Леся словно пребывала в другой реальности, никак не реагируя на эти бабкины попытки. Отрешённость и равнодушие девушки выводили из себя, приводили измученную горем старуху в ещё большее ожесточение.
Вот и теперь, не обращая внимания на бабку, сжавшись в  комок, Леся молча сидела в тёмном углу комнаты.
- Сколько же ты будешь сидеть бревном бесчувственным? Не молчи, скажи хоть что-нибудь, чучелка лесная! Ишь, отрастила космы немытые, нечёсаные! У моей девочки были такие красивые волосы! Ненавижу тебя, слышишь, ненавижу! – ярость, захлестнувшая бабку, требовала выхода и почти бессознательно Мироновна подняла ножницы, лежащие на сундуке, среди всякого тряпья. А после схватила Лесю за волосы, резко накрутив их на руку:
- Ну, погоди, дрянь, я тебя приведу в божеский вид!
Ножницы были тупые и бабка стала кромсать ими спутанные густые волосы пленницы с изуверской неспешностью, выдирая с корнями отдельные прядки.
- Не надоело издеваться над убогой? – Полина внезапно появилась на пороге комнаты. - Что же ты дверь не заперла, Мироновна? Или забыла наш уговор?
- Полюшка! Напугала ты меня,  – выронив от неожиданности ножницы, тяжело дыша, проговорила бабка. - Не ждала я гостей сегодня, недосуг мне сейчас гостей принимать.
- Вижу, что недосуг. Но ты присядь, Мироновна, присядь. Отдохни от трудов праведных, - усмехнулась Полина и достала из корзинки бутылку, наполненную темной мутной жидкостью. – Здесь новый отвар. Да и поговорить нам надо.
Пока старуха относила бутыль на кухню, знахарка подошла к Лесе, лежащей на полу без сил, внимательно посмотрела в глаза. Потом проверила руку, на месте ли плетёнка, и удовлетворённая увиденным, крикнула, обращаясь к старухе:
- Мироновна, ты со своей пленницей и сама затворницей стала, последних новостей, поди, совсем не знаешь?
- Каких новостей, Поля? – заинтересовалась появившаяся в дверях комнаты бабка.
- А таких. Верка пропала!
- Верка пропала, – машинально повторила Мироновна. – Верка?! Как же это, когда, Поля? Где?
- Всё там же, в лесу. Уж третий день пошёл, как ищут, - Полина пристально смотрела на старуху. – Я вот что думаю, а не помог ли кто Вере исчезнуть? Может, и не заплутала она, а лежит где-нибудь, надёжно упрятанная от людских глаз. 
Бабка испуганно охнула, закрестилась мелко-мелко:
- Что ты, что ты, Полина! Ты на меня так не смотри, не способна я на подобное святотатство. Да и зачем мне?
- После того, что я сейчас видела, уже и не знаю, на что ты способна! Зато знаю, как ненавидела ты Веру за то, что она из лесу вернулась, а твоя девчонка нет! Знаю, что Вера всё рвалась повидаться с Лесей, хотела повиниться перед ней. А встречаться-то им никак нельзя! Вот поэтому ты и помешала встрече?!
– Клянусь, не виновна я. Поля, клянусь! - бабка умоляюще сжала руки. - Внученькой, девочкой своей любимой клянусь!
- Не клянись тем, кого нет, – отрезала Полина. - Ладно, Мироновна, предупредила я тебя. Пойду. А ты смотри, двери-то не бросай. И отваром поить не забывай гостью свою.

Полина как про Верку узнала, сразу побежала к Мироновне. Неспроста, видать, её туда потянуло. Леська, говорят, совсем ненормальная стала! Не зря же её бабка ото всех прячет! Шепчутся люди, что безумная она, что на всё способна! Болтают, что целый год у Хозяина лесного в роду жила, там умом и повредилась. Раньше-то, пока Леська в город не уехала, они с Веркой не разлей вода подруги были, куда одна, туда и другая! Вот потому, как Верке приспичило на Ерофея в лес по грибы идти, Леська с ней и увязалась. Да только Верка вернулась одна. Поверить не могла, что Леська потерялась. Каялась перед Мироновной, что разделились, разбрелись по сторонам – уж очень много грибов им попадаться стало. Вот и заплутали. Мироновна тогда её не простила, прокляла. И всё повторилось! Ищут Верку уже который день. Да что толку…

Бабка много времени проводила в своей комнате перед иконостасом. Стоя на коленях, она истово молилась, впадая в экстаз, заламывая руки, отчаянно умоляя о чём-то. Потемневшие образы, выписанные на прямоугольных досках, строго и равнодушно смотрели со стен на распластавшуюся на полу старуху. Они не хотели или не могли услышать её призывы. И тогда Мироновна стала заставлять кланяться и креститься Лесю. - Всё сидишь, внученька, - бабка заходила в тёмную комнату, смотрела с ненавистью. - Поднимайся, пора пришла прощение испрашивать. А потом,  прихватив девушку за руку, волоком тащила её к образам:
- Проси, проси прощения, – хрипло шептала она и с силой нажимая на голову девушки, резко пригибала её к низу, не давая подняться. - Кланяйся, отродье лесное, раскайся!
Казалось, что неистовству бабки не будет конца. Рывок за волосы вверх и снова вниз, вверх-вниз, с каждым разом всё яростнее, впечатывая голову в пол, разбивая лоб в кровь…
В один из дней, в разгаре своего издевательства, бабка вдруг отпустила девушку и тяжело опустилась на пол, почти рядом с ней. Некоторое время она просидела молча, прикрыв глаза, пытаясь отдышаться. По морщинистым щекам ползли дорожки из слёз, но старуха даже не пыталась их вытирать. Потом тихим бесцветным голосом произнесла:
 – Мечтала тебя на свою пропавшую внученьку обменять, хотела я замену вымолить, у Хозяина лесного. Да ничего у меня не вышло. Всё без толку, права была Полина. Вот только грех на душу не возьму, не послушаю её советов, не стану тебя убивать. Рука не поднимется. Ты слышь, Леся-лесная, уходи, пока я добрая. Уходи прочь, не могу тебя больше видеть.
Леся никак не откликнулась на её слова. Даже боль не могла вывести её из оцепенения. Размазывая руками кровь по лицу, девушка лишь монотонно раскачивалась из стороны в сторону.
– Ну что сидишь, убирайся! Эй, ты, кому говорю! Ты слышишь меня, слышишь?! – бабка  с силой стала трясти девушку за плечи, заставила встать. А потом, толкая в спину, вывела из комнатки в коридор, а оттуда дальше, на веранду.
Оказавшись перед распахнутой дверью и двигаясь, словно во сне, Леся пошла вперёд. Чуть скособочившись, приволакивая ноги, она медленно спустилась с крыльца, миновала калитку и бесцельно побрела по деревенской улочке.
-Чокнутая, чокнутая! Чокнутая идёт! – разнёсся вдруг ребячий крик и  какой-то мальчишка промчался мимо неё на велосипеде, продолжая вопить что есть мочи. Он так засмотрелся на странную нелепую фигуру, что с трудом удержал равновесие, зацепившись за камень, лежащий на середине дороги. Для Леси же этот камень стал непреодолимой преградой. Она упала, да так и осталась сидеть в пыли, погрузив в неё руки, черпая её горстями, пересыпая из ладони в ладонь.
- Батюшки святы! Да кто же это? Откуда она взялась? – охая и восклицая, местные потянулись на шум. Они невольно образовали круг и с брезгливым изумлением рассматривали странную бомжеватую женщину.   
- А ну разойдитесь. Расступитесь, кому говорю! - Со стороны дома к ним быстро шла Полина. Потеснив людей, она подошла к Лесе и потянула её за собой: - Пойдём, милая. Я тебя провожу. Пойдём со мной. А вы не глазейте на чужую напасть, за собой лучше следите!
Недобро усмехнувшись, знахарка медленно повела шаркающую фигуру прочь, невольно приноравливаясь к её походке.
- К Мироновне повела, точно к ней, - невысокая молодая женщина в платке смотрела им вслед. – Бедная, вот наказание-то какое.
- К Мироновне?! – загалдели вокруг. - Так это ее девчонка?!
-Кто бы мог подумать… - с сочувственным интересом качали головами. - Значит, правду люди говорят, не зря она прячет внучку.

Полина волоком дотащила Лесю в дом старухи. Мироновна без дела сидела в кухне у открытого окна, сложив на коленях натруженные руки. Отшвырнув от себя пленницу, Полина кинулась к бабке:
– Что это ты надумала, старая? Зачем отпустила девчонку? Или следом за ней ума лишилась?
Бабка спокойно смотрела на беснующуюся женщину.
«Ишь, скалится, чисто ведьма» – подумалось вдруг ей.
 - Что ты смотришь, почему молчишь? Почему не отвечаешь? – уже не сдерживаясь, орала на бабку Полина.
Вздохнув, Мироновна, поднялась, закрыла окно:
 - Устала я Поля. Всё оказалось зря. Внучку мою ничто уже не вернёт, а эта …пусть уходит, опротивела она мне, не хочу её видеть больше.
-Уходит, пусть уходит… - зло передразнила бабку Полина. – Куда ж ей идти из собственного дома. Негоже родную внучку из дома выживать, Мироновна! 
Побледневшая бабка, потрясённо смотрела на знахарку:
- Что ты такое говоришь, Полина! Эта чучелка - моя Леся? Не правда это, не верю я тебе!
- А ты у сердца своего спроси, Мироновна. Может оно подскажет тебе правду, спроси у него! – насмешливо скривилась знахарка.
И глядя на застывшую старуху, хохотнула:
– Что, молчит сердечко? Не хочет помочь?
Дрожащей рукой Мироновна теребила узел платка, всё никак не могла ослабить:
- Нет, не верю я тебе, Поля! Ты же говорила, что лесная приняла обличье моей Леси, что это наваждение, обман! Ты же сама научила меня, как можно украсть у Хозяина из рода лешачку! Рассказала, что только в чистый четверг они обмирают, покорными становятся. Да и страшная она, грязная, дикая совсем. Нет, не верю я тебе! Зачем ты мучаешь меня, почему обманываешь?
–Не веришь, значит? – зло усмехнулась Полина. – А придётся поверить, Мироновна. Всё это время твоя внучка была рядом с тобой и ты, ты сама опаивала её дурманящим отваром.
- Но ведь это ты велела мне поить лесную… - бабка запнулась, сцепила руки, пытаясь унять дрожь. – Поля, ты же называла её чудовищем, велела  оберегать от луны…
- Правильно велела. Луна разбивает чары, отводит морок - твоя внучка очнулась бы от наваждения, никакой отвар не помог бы.
- А как же заговор, обереги от лешего, соль…
- Всё это спектакль, Мироновна, игра, обман! Чтобы ты поверила и подыграла мне.
- Поля, как же так. Ты же помогала мне… Ведь ты сама помогла мне придумать план мести!
- Я лишь использовала тебя, старая дура. Не было никакого Хозяина! Эх, Мироновна, ты все лето издевалась над собственной внучкой, считая её чудовищем.
-  А браслет…
- Браслет - это моя связь с девчонкой. Не зря же их два. – Полина погладила потемневшую заваленную плетёнку. – Вот если сниму свой,  Леська сразу умрёт! Хочешь, покажу как?
- Нет! - вскинулась Мироновна, - не делай этого, не надо!..
- Отчего же не надо? Чудовище должно уйти.
Бабка наконец справилась с узлом и комкая, сжимала в руках сползший с головы платок:
- Если всё так просто, как ты говоришь, то почему…почему ты не поступила так раньше?
- Да потому, что я хотела наказать вас обеих, старая дура. Не только её, но и тебя. А вот теперь…
- А если Леся снимет браслет…
- Леся-я-я, – рассмеялась Полина, – да она ничегошеньки не соображает, твоя Леся. Я превратила её в растение, в овощ.
- Тогда я помогу ей сделать это! - Бабка попыталась шагнуть вперёд, но ноги подвели её и, рухнув на стул, она скорчилась на нем, дрожа.
- Ну давай, попробуй, увидишь, что с ней случится. Сама отправишь внучку на тот свет. До чего ты глупа, старая. 
- Не понимаю я, Поля, не могу понять. За что ты так с нами? За что?!!
Полина возбуждённо прошлась по комнате и, остановившись перед поникшей бабкой, наклонилась к её лицу, прошептав с ненавистью:
- За что, спрашиваешь? А просто пришла пора отдавать долги, Мироновна. Когда-то в вашей деревне жила пожилая женщина, у которой пропала внучка, совсем малышка. Ты помнишь тот случай?
Бабка смотрела на Полину, но перед её глазами вставали другие черты. Соня…Три подружки – Вера, Леся и Соня. Вера и Леся были местными, деревенскими девчонками, а Соня приезжала к бабушке на лето, погостить. Соня пропала в лесу давно, лет десять назад. Девочки заблудились в чаще, но две смогли выбраться. Они вернулись обратно целыми и невредимыми. А вот третью малышку так и не нашли. Местные долго не могли забыть то страшное происшествие.
-Ты помнишь! Такое невозможно забыть, – наблюдая за изменившимся бабкиным лицом, удовлетворённо сказала Полина. – И девочку мою, и мать мою помнишь! Она, бедная, тронулась умом от горя, пытаясь отыскать Соню. Так и пропала в лесу. Теперь вот и ты повторила её путь…почти.
- Поля, это большое горе. Я понимаю твоё состояние, я сопереживаю тебе, - бабкин голос прерывался, ей, словно не хватало сил говорить. – Но в том, что случилось, нет нашей вины. Девочки сами только чудом спаслись.
Знахарка, не слыша бабку, продолжала возбужденно говорить:
-Я переехала сюда только за тем, чтобы покарать виновных. Долго мне пришлось ждать подходящего момента. Но теперь… Верка мертва, а ты почти замучила собственную внучку! Заманить Верку в лес было не трудно, люди очень доверчивы. Она, дурочка, сама ко мне пришла, про Лесю узнать. Просила перед тобой о ней, Верке, словечко замолвить. Сильно переживала она, винила себя в том, что не стала искать подружку в лесу. А про мою, МОЮ доченьку Верка и думать забыла! Видела бы ты её лицо, когда там, в лесу, я открыла ей правду о себе. Она даже не боролась…
 Хотела я, Мироновна, чтобы ты довела задуманное мной до конца, но ты оказалась слаба, слаба… Что же, значит я завершу всё сама. Пришла пора разорвать связь, снять плетёнку. Сейчас я её развяжу и…я…я… - изменившись в лице, Полина замерла, захрипела, схватившись рукой за сердце. Посиневшими губами прошептала: «Нет… Не может быть! Не…» И сползла на пол, чтобы уже никогда не подняться.

Скорчившуюся в тёмном закутке бабкиной спальни Лесю не тревожил шумный разговор за стеной. К ней вернулось её тоскливое состояние и с покорной обречённостью она вновь начала своё привычное кружение по комнате. Дойдя до противоположной стены, девушка оказалась напротив тусклого прямоугольника. Там, в тёмной глубине мутного стекла она увидела неясную расплывчатую фигуру. Леся долго смотрела на неё, словно заворожённая. Постепенно, под взглядом девушки, фигура начала обретать очертания, стала проступать всё отчётливее, всё яснее. И вот уже она стоит совсем рядом, перед Лесей. Бледная до синевы. С чёрными разводами грязи на щеках. Измождённая. С короткими свалявшимися волосами. Такая знакомая... женщина. Леся продолжала смотреть на неё, словно растворяясь во встречном, таком же пристальном взгляде. А потом медленно протянула вперёд руку и та, другая, сделала ответный жест. Их пальцы соединились на зыбкой границе двух миров. И наваждение пропало.
Откуда-то Леся знала, что нужно сделать дальше - завязка на браслете подалась мгновенно, бесполезное теперь плетение змейкой соскользнуло с руки и упало на пол. От нахлынувших звуков, ощущений, мыслей закружилась голова. Она…дома…дома… у бабушки…где бабушка?.. где…
- Ба-а-а, - с трудом разлепив губы, чужим надтреснутым голосом позвала Леся очень тихо, - Ба-а-а. Слова не хотели подчиняться ей. И тогда она заставила себя повторить их погромче.

Каждую осень, с приходом холодов, я вспоминаю прошлое. Боль в груди, там, где место душе, разрастается, ноет и тянет, тянет куда-то. Туда, где зелёный сумрак, тишина, где растёт трава, дарящая забвение. Как найти её теперь, без Полины, не знаю. Но не в силах терпеть, вновь и вновь ухожу туда, искать в лесу место, где в землянке прожила год у Полины в плену – без чувств, без мыслей,  без горечи и боли.
Глупая Полина! Она хотела отомстить, а сама, не ведая того, подарила мне успокоение, пусть и на короткий срок. Подумать только, ведь это я рассказала ей всю правду, прося помощи как у травницы, не подозревая её родства с Соней.
Тяжко. Ноет в груди. Это вина сидит там острой занозой, вечным шипом, бередит, не даёт забыть. Воспоминания сводят с ума. Верке повезло больше, чем мне. Она мертва, а я живу. Ушла бы вслед за ней, да жалко бабку, она-то ни причём, натерпелась бедная ни за что.
Как такое могло случиться с нами… Зависть, перешедшая в ненависть, заставила нас, двух деревенских девчонок завести в лес свою городскую подружку. Мы спланировали всё заранее. Наобещали, что приведём к земляничной поляне, а сами отвели в глушь, на край болот. Помню, как обманули её, предложив сыграть в прятки. Как наблюдали, что она пошла к трясине, не зная об этом. Помню, как звала нас, а мы молчали. А потом… Её крики до сих пор звучат в моей голове.
Мне бы только найти траву…Что же это была за трава…Мне б узнать тогда у Полины…