Бибабо

Он и она сидели на краю обрыва лицом к пустоте.
За их спинами, над пшеничным полем, разгоралось зарево заката.
Она, колыхнув пышной юбкой, села ближе к нему, слегка коснувшись плечом.
– Расскажи мне обо мне, – нерешительно попросила она.
– Что тебе рассказать о тебе? – не поворачивая головы, спросил он.
– Расскажи, какая я? Какой ты меня видишь?
– Разве ты сама не знаешь? – с едва заметной насмешкой спросил он.
– Всю свою жизнь я только и делаю, что пытаюсь это понять. Девиц часто упрекают, что они подолгу сидят у зеркала. Я тоже подолгу сижу у зеркала. Я вглядываюсь в себя. Неужели то, что я вижу, и то, что я есть, – суть одно и то же? Почему одни считают меня легкомысленной и юной, а другие – пугливой и задумчивой? Почему сегодня я всех люблю, а завтра ненавижу? Как собрать всё это, как соединить? Как обнаружить себя среди собственных теней?
Он повернулся к ней, чуть отодвинувшись.
– Ты задаешь не совсем правильные вопросы, – тяжело покачивая головой, заметил он.
– Почему?
– Ты спрашиваешь у меня, какая ты. Что ты будешь делать с описанием? Это будет еще одна тень, среди которых ты и так блуждаешь. Хочешь заплутать еще больше в этом лесу иллюзий?
– Какие тогда вопросы задавать? – беспомощно спросила она.
– Кто в тебе задает эти вопросы? – закивал он.
– Я… Я задаю, – испуганно ответила она.
– А кто ты? Что оно такое, это твоя я? О чём ты спрашиваешь? Кого ты спрашиваешь?
Она опустила голову, заглядывая в пропасть, словно на дне обрыва написан ответ.
– Я не знаю, – после долгой паузы посмотрела на него она.
– Помнишь, детьми мы играли в кукольный театр? Надевали куклу на руку и устраивали представления. Помнишь? В твоем детстве были подобные развлечения?
– Разумеется, я видела таких кукол. При чем здесь они?
– Мы и есть эти куклы, – тихо произнес он, продолжая качать головой. – Ты спрашиваешь, какая ты. Что я могу воспринять, кроме внешнего образа? Все видят только твою куклу, при разном освещении, в разных ракурсах. Ты же видела её в таком разнообразии ситуаций, что знаешь свою куклу как никто. И продолжаешь интересоваться этой тряпичной игрушкой. Вместо того чтобы спросить: а кто внутри куклы? Кто играет ею?
Она открыла рот, будто хотела возразить, спохватилась и будто сникла.
– Правильный вопрос: что делает куклу живой? – повторил он.
– Мне кажется, я где-то читала подобное, – с надменной скукой парировала она. – Или слышала.
– Какой прок в том, что ты читала? – отвернулся он. – Если ты так и не выяснила, что ты такое.
– Ну уж не кукла точно, – с вызовом процедила она. – Своим подружкам будешь рассказывать банальности.
Он засмеялся.
– Художник нарисовал закат. Представила картину? – он махнул рукой в сторону пшеничного поля. – Ему говорят, что сюжет банален. Каждый день, на протяжении миллионов и миллионов лет, солнце заходит за горизонт. Каждый день. Но художник – один из немногих, кто своими глазами увидел, слышишь, по-настоящему увидел, как садится солнце. А люди, которые никогда не смотрят в небо, обвиняют его в банальности.
Она оглянулась на пылающий горизонт.
– Какие кричащие краски, – поморщилась она. – Если бы художник использовал подобную палитру, его бы упрекнули в отсутствии вкуса.
– Кукла оценивает, – кивал он. – Но не воспринимает по-настоящему. Не переживает то, что воспринимает. Ты говоришь, что ищешь, а сама уходишь от истинного поиска. Мы не куклы, мы – то, что живёт в этой кукле, понимаешь? Моё я ничем не отличается от твоего я – это одно и тоже безграничное, бессмертное я…
Она наклонилась к нему.
– Зачем ты говоришь неправду? – прошептала она. – Мы отделены друг от друга. О, как больно, что я не могу навек раствориться в твоих объятиях, слиться с тобой, стать тобой.
Она положила голову ему на плечо.
Он накрыл её ладонь своей, качая головой, вглядываясь в непознаваемую пустоту.

…Кукловод бережно стянул обеих кукол со своих рук. Убрал ширму, отвернул к стене задник, на котором пылали закатные краски и колосилась пшеница. Достал ящик из-под кукол. Уложил туда тряпичное безжизненное тельце девушки. Взял фигурку мужчины, встряхнул, внимательно осмотрел; двумя пальцами осторожно обхватил его голову и покачал в разные стороны.
– Голова отрывается, – вздохнул он. – Нужно отнести в починку.