Сын Солнца

...Этот дом всегда бросался в глаза. В самом деле: самый высокий на длинной улице; идеальная кладка шикарного кирпича, восхитительный газон у высоких  ворот... По периметру землевладения росли красивые голубые ели. Забор тоже был чудо, как хорош! Кованные  решетки его перемежались каменными колоннами, верхушки которых венчали мраморные грифоны. Грифоны пытливо вглядывались в прохожих: не сюда ли направляет стопы путник?! Нам здесь чужих не надобно! Мы не любим чужих!

     Владел сим примечательным строением гений компьютерных технологий и одновременно хозяин большой Компании, торгующей компьютерной техникой Никита Романович Вересков. Человеком он был невероятно деловым и хватким. Любое дело, сулившее мало-мальски сносную прибыль, сразу становилось Верескову по плечу. Ясный ум, великолепное владение языками позволяли Никите Романовичу многое. Конкуренты ненавидели и уважали талантливого и успешного бизнесмена. Предпочитая дружбу с ним вражде, неоднократно набивались в закадычные друзья, но дальше стола переговоров Вересков отношений ни с кем из них не поддерживал. Партнеры по бизнесу полушутя-полусерьезно называли его "Солнце": мол, мог обогреть ласково, но мог и испепелить во гневе...

     Будучи человеком расчетливым и умеренно аскетичным в личных потребностях, Вересков, тем не менее, окружил себя немалым комфортом в красивом доме. В обстановке жилища царил минимализм, но каждая вещь была функциональной и качества отменного.

     За порядком в доме следила экономка, еду готовила кухарка. Это были дамы неопределенного возраста, обладательницы абсолютно серой, какой-то промокашечной внешности (таковы были критерии, установленные Вересковым когда-то давно, раз и навсегда). В обязанности немногочисленной прислуги входило также соблюдение чистоты и порядка во дворе, мощеном мраморной плиткой, и на придомовой территории. Платил Вересков скромно; правда, не обижал едой и кровом не скупился - экономка и кухарка делили одну комнату на двоих во флигеле на заднем дворе. Периодически в лагере обслуживающего персонала возникал бунт - когда одна из женщин начинала требовать прибавки к жалованию. Случалось это, как правило, тогда, когда "барин" удостаивал даму чисто мужским вниманием, приглашая скоротать вечер в кабинете за чашкой чая.

     Тут следует отметить, что физиологические потребности своего могучего организма Вересков никогда не удовлетворял на стороне, ища утехи в объятиях продажных женщин. Его устраивали недолгие и совсем нечастые отношения с прислугой - все-таки ЗНАКОМЫЕ женщины, ДОМАШНИЕ...

   
     Ох, как же начинала тогда кружиться у дам голова от дерзких мыслей! А вдруг, да и прикажет Судьба вдруг стать владычицей шикарного поместья, госпожой Вересковой?!
    

     И вот, когда наутро после "кабинетной" ночи, удостоенная чести побывать на "барском" ложе дама начинала что-то лепетать о причитающемся вознаграждении за доставленное удовольствие, Вересков-Солнце безжалостно с ней расставался. Навсегда. Вакантное место, как правило, оказалось занятым уже к вечеру новой соискательницей гонорара за мытье посуды или глажку белья.

     Шли годы. Жизнь в доме за красивым забором текла размеренно и однообразно, если не считать периодически менявшихся кухарок с экономками. Вересков напряженно работал, разъезжая по миру; дома его ждал идеально чистый комфорт с периодическими постными любовными утехами. На вопросы знакомых и немногочисленных родственников, когда же он создаст семью, Солнце обычно отшучивался, даря вопрошающих очаровательной улыбкой... Его все устраивало. Вполне.

     Однако, когда Никите Романовичу перевалило за пятьдесят, его светлую голову все чаще стали посещать  мысли о наследнике. "Я еще молод... Пока - молод... Кому я передам бизнес? Кто будет жить в этом доме, когда меня... А-а-ааа, чччерт!!! Надо что-то думать, решать, пока я еще.... Да, черт возьми, пока я  еще молод!" И тут Вересков впервые с интересом посмотрел на свою экономку. Эта невзрачная бесформенная женщина жила в его доме уже более десяти лет. Немногословная и совершенно нетребовательная, она безмолвно и беспрекословно выполняла любые распоряжения хозяина; никогда не требовала прибавки к жалованию после "кабинетных" ночей... "А что, если..." - и Вересков объявил женщине о своем намерении сочетаться с ней законным браком. Ни один мускул не дрогнул на ее бесцветном, ничего не выражающем лице. Волнение выдали лишь предательски сползшие с переносицы мощные очки в тяжелой роговой оправе - очень похожие на те, которые носил в последнее время босс.

     Свадьбы не было. После скромной регистрации в ЗАГСе дома Вересковы выпили по бокалу сухого вина и отправились в спальню - с усердием исполнять супружеский долг, в первый раз за десять лет на законных на то основаниях...

     В жизни безымянной когда-то, а теперь зовущейся Ириной, экономки, поменялось немногое - ей теперь чаще приходилось "пить чай" с хозяином... Ой, нет, с мужем, в его просторном кабинете. Раз в месяц Вересков вопросительно поглядывал на жену; она же неизменно лишь отрицательно качала головой.

     Начались походы по врачам. Вердикт каждого эскулапа был непререкаем: возраст! В таком возрасте женщины беременеют лишь в энциклопедиях или Книге Рекордов Гинесса...

     Тогда Вересков отвез супругу в Москву, где ей провели чудодейственную процедуру экстракорпорального оплодотворения - "ЭКО", как называли ее в народе... Для технократа Верескова ничего неестественного в этом процессе не было - ну, подумаешь, его ребенок какое-то время поживет в пробирке, зато потом... И Никита Романович мечтательно закрывал глаза за роговой оправой, поглаживая дряблый живот Ирины.

     Через девять месяцев Ирина родила крупного, крикливого мальчика, светловолосого, с очень-очень светло-голубыми, почти прозрачными большими глазами. Родила, конечно, не сама - ей сделали кесарево сечение. Вересков радовался, как мальчишка, получивший новую машинку в подарок. Он целовал морщинистые щеки жены, щекотал животик малыша, зарывался носом в мокрые пеленки сына...  Малыш рос быстро. Он рано научился сидеть, пошел в девять месяцев; вот только почти не произносил никаких звуков. Дискомфорт выражал отчаянным ревом - и все.

     - Костик, ну, скажи: "па-па"! - просяще тянул Вересков, подняв карапуза высоко над головой и заглядывая в его большие,почти прозрачные глаза. Мальчик краснел, молчал, на отца не смотрел - только покряхтывал. - Ну ладно, ты же еще у меня маленький! Беги, играй! - и отец ставил малыша на пол. Ребенок тут же убегал,забивался в угол и начинал вертеть в пальчиках носовой платок.

     Платок этот был почему-то особенно дорог Костику. С пятимесячного возраста мальчик старался с ним не расставаться. Родители заметили, что любой плач прекращается, стоит только дать младенцу в ручки этот клетчатый платок...

     - И дался же он ему!- ворчала Ирина, пытаясь забрать у сына тряпицу, чтобы постирать. Но малыш тут же начинал отчаянно реветь, и мать уступала.

     Игрушками Костик не играл, книжек детских не слушал. Ему не нужен был никто - ни дворовая кошка Муська, и пес Волчок, ни мама, ни папа. Его не интересовала улица, ему безразличен был телевизор. Красный клетчатый платок - вот что могло занимать ребенка часами.

     Странности мальчика тревожили и пугали родителей. Когда четырехлетний Костик так и не разговорился, Вересков, наконец, решился показать ребенка специалистам. Ирину в поликлинику не взял, поехал сам. Вернувшись домой, Никита Романович нашел в "Википедии" понятие "аутизм" и несколько раз перечитал статью.

     Не может быть! Ну как у него, гениального во всем, мог родиться ребенок с таким диагнозом?! Нет, врачи, определенно, ошиблись! Надо ехать в Москву! В Берлин! В Израиль, наконец! Что они знают о детях, эти наши, местные?!

     Три года ушло на обследования, лечение, психологов, психиатров, репетиторов... Костика по-прежнему не интересовало ничего, кроме красного платка в крупную клетку. Хотя прогресс, по горькому мнению отца, был налицо: Костик научился громко лаять при виде уже совсем старенького Волчка. Монотонный неестественный "лай" заставлял старую собаку забиваться поглубже в будку и глухо выть в ее недрах...

     Ирина тут же начинала чистить граблями безупречно чистый газон у дома,игнорируя любопытные взгляды прохожих; Солнце же, закрывшись в кабинете, сдерживал рвущийся из груди бессильный бесконечный стон...

     Костику шел тринадцатый год, когда в Верескове что-то надломилось. Это произошло после деловой поездки в Торонто. После международного симпозиума по прикладной кибернетике Солнце нанес заранее оговоренный визит к профессору с мировым именем. Канадский светоч психиатрии долго, хмурясь и морщась, изучал  увесистую папку с результатами медицинских похождений Костика. Вердикт его стал ясен Верескову, лишь только профессор захлопнул папку и поднял на несчастного отца суровый взгляд умных серых глаз. Он не пошел проводить до дверей этого странного русского, поникшие плечи которого вздрагивали, а  ноги вдруг по-стариковски зашаркали по натертому паркету кабинета. Солнце не мог видеть, как сокрушенно покачивает  седой головой знаменитый психиатр, глядя ему вслед.

     Все заметили, что Никита Романович стал другим после вояжа в Канаду. Голос утратил большинство металлических нот; походка стала какой-то вялой и безвольной. Сидя в своем кабинете в офисе, Вересков теперь подолгу смотрел в окно, разглядывая проплывающие мимо облака, словно рассчитывал что-то разглядеть за их грузными тушами. Он начал резко худеть, и еще совсем недавно спортивная крепкая фигура стала трагически костлявой. Да и неудивительно: и ранее умеренный в еде, Солнце потерял к ней всякий интерес. Напрасно пожилая кухарка Елена Степановна извращалась на кухне, изобретая что-нибудь новенькое, что могло бы потешить желудок хозяина - Вересков лишь сдержанно благодарил женщину и поднимался по  винтовой лестнице к себе в кабинет.

     Почти безразличная ему Ирина сейчас для него  просто растворилась в неброском интерьере большого дома. Солнце проходил мимо словно сквозь нее, не замечая. И он не притворялся. Для него исчезло все - все в этом мире: работа, дом, подобие семьи. Весь смысл его существования сошел на нет - ведь последние годы он жил только одной мыслью, мыслью о наследнике своей огромной бизнес-компании, своего Дела... И вот - все идет прахом. Все заканчивается полным фиаско. Он, Солнце, потерпел поражение в этой схватке с действительностью. Первое в жизни. И - последнее.

     Вересков умер тихо, во сне. Ирина обнаружила его сидящим за большим рабочим столом. Откинувшись на высокую спинку кресла, хозяин устремил невидящий взгляд к облакам, проплывавшим мимо высокого сводчатого окна кабинета.

     Не плача и не выражая никаких эмоций, бесцветным голосом Ирина сообщила управляющему Компанией о случившемся. Телефон управляющего она долго искала в еженедельнике на столе. Организацию похорон управляющий взял на себя.

     А еще через месяц Ирина оформила Костика в детский дом для детей с ограниченными возможностями. Она изредка навещает сына. Прижавшись к стальным прутьям ограды, подолгу наблюдает за высоким светлоглазым прыщавым мальчиком, который бесцельно бродит по двору, теребя в пальцах клетчатый носовой платок. После таких поездок Ирина особо тщательно скребет граблями газон у дома...