Ее вечер

Ворвался ветер и торопливо зашелестел страницами книги, лежащей на столе. Он закружился, усиливаясь с каждой секундой, принеся с собой запахи осени. Она чувствовала всё это: капли дождя на стекле, за которым желтые глаза чужих окон сливались с голыми ветвями вязов, мрачное небо с хмурыми грозовыми темно-серыми тучами, пронизывающий влажный холод, леденящий ресницы. Свеча медленно плавилась, дрожа мигающим огоньком, изредка потрескивала и совершенно не грела зябкие плечи, укрытые дырявой шалью. Пальцы, пронзенные льдом, застыли на висках - она вяло считала удары пульса, тяжелыми каплями падающие в темнице ее воспаленного разума. То, что происходило с ней было страшнее смерти, ухмылку которой эта девушка часто видела в бездонных глазах прохожих, уставших жить. Ей не было страшно: она словно снова встретила старую подругу.
- Не стой, проходи,- прошептала она, разомкнув бескровные губы.-Я... я рада тебе.
Дверь в комнату захлопнулась, будто чья-то рука аккуратно подтолкнула ее. Ветер, словно ждал - сразу завыл сквозняком сквозь щели старых петель, скрепя створкой окна, всё так же заинтересованно листая книгу. Ничто не сдвинулось с места, никто не прошел и не сел на предложенный расшатанный стул с облезшей краской. Она устала провела ладонью по спутанным волосам, задержала дыхание на пару секунд и медленно выдохнула еле видную тень теплого воздуха из своих легких. Стало на мгновение легче, но тяжесть, тоскующей собакой клубком свернувшаяся в груди, никуда не ушла, а невыносимо больно вернулась обратно. Казалось, слезы помогли бы ей. Но их не было уже давно и она позавидовала непогоде, рыдающей за окном, кидающей вихрем листья в запоздалые спешащие фигуры, согнутые в почтительном поклоне Ее Величеству Осени. Сухие, покрасневшие от бессонницы глаза темнели на ее худом и бледном лице, таящем печаль прожитых безрадостных дней, которые тонули в водовороте лет. Она знала, что именно конец сентября возвращает ей утерянного друга, которого так не хватало все эти беспокойные месяцы, без которого день казался приговором казни, а ночь - исполнение ее. Холодная кровать уныло темнела в углу, белея простыней и твердой, как камень, подушкой. Девушка, словно не хотя, встала и, покачнувшись в бок, сделала шаг к ней...
Уже под одеялом, в позе эмбриона, она грела воздух своим дыханием, улыбаясь иногда своим мыслям, погружаясь в небытие. Вздрогнув, как это бывает перед прыжком в сон, еле слышно прошептала:"Здравствуй, одиночество".