Прасковея Глава5 Что за наказание?

Глава 5  Что за наказание?

Полетели дни семейной жизни. Прасковья приспособилась к новым условиям жизни очень легко. Отношение к ней самой мужа и бабушки Авдотьи было таким добрым и душевным, какого она никогда доселе в родном доме не видела. Муж любил её страстно по ночам, а днём обходился с уважением и почтением, как к самому святому, что у него было.
 Герасим сразу стал вести себя по хозяйски. После работы на колхозной конюшне, бежал домой и чинил-латал бабушкину хатёнку, которая была рождением прошлого века ещё. А Паша работала в колхозе дояркой и вечерами перенимала опыт Авдотьи в её «колдовских»делах, как называли её целительную деятельность бабы этого кубанского хуторка. Бабушка денег за свою помощь хворым и беременным бабам не брала совсем И Прасковее настрого завещала поступать в дальнейшем так же:

- Ты, милая знать должна, что, то - что тебе дано — это от Бога всё, а брать чужое — большой грех. Бог, он может тебе больше хочет дать, а ты взяла чужое, не своё, так «Он» тебе не только не даст потом, а вовсе заберёт ещё, то бишь накажет.

Но люди всё-равно несли в благодарность нехитрые деревенские продукты или отрезы ткани, простенького ситцу, немного, но от всей души. Баушка брала, отказывать за людскую благодарность, тоже грехом считала, только много из того, что получала, так же раздавала, то неимущим, то в церковь носила. Старая церковь с древним «батюшкой» работала тайно. Ведь советская власть не позволяла колхозникам уподобляться вере в бога. Вера была теперь «Сталинской», только победа коммунизма должна была быть в мозгах каждого нормального человека. Но стариков уже трудно было переделать под себя, поэтому партийное руководство колхоза закрывало глаза на то, что воскресным утром всё старшее население хутора тянулось в сторону полуразвалившейся деревянной церквушке. Прасковья не ходила в церковь с бабушкой Авдотьей, потому что боялась, что её могут и привлечь за это, а то и Герасима накажут, бывали случаи.
 Стала Прасковья ходить с Авдотьей помогать принимать роды. Вначале боялась даже смотреть на этот процесс, только подавала и принимала от бабули разные нужные предметы, да отвары готовила. Потом, ничего, втянулась, перестала закрывать уши и глаза, чтобы не видеть и не слышать криков и мучений рожениц. А уж детишек она так любила, что не боялась их брать на руки изначально. Ведь младшенькая сестричка Клавдия была ей словно её ребеночком, после смерти мамы. Она и кормила её из бутылочки, и купала-пеленала. Как-то она теперь с батей? Ей уже скоро годик, небось и ходить стала…
 В общем жизнь Прасковьи и Герасима приняла нужное русло и потекла, тихо и мирно. Гости из родного дома приезжали редко, в основном батя, которрый нет-нет, да и заезжал с очередным подарком для хозяйства молодой семье. То жеребёнка приведёт, то молоденькую тёлочку, то петушка с курочками… так и стало расти семейное подворье, а Прасковье и Герасиму дел прибавлялось и прибавлялось. Работали с раннего утра и до зари так, что ног не чувствовали к вечеру. Но ночи их были такими страстными, словно и не было тяжёлого рабочего дня. Герасим привел в порядок бабушкину старую баньку и по ночам с Прасковьей частенько «ныряли» туда помыться и…
 Там они, вдали от бабушкиных ушей могли, что называется «оторваться на всю катушку». Герасим и думать не мог, какая огненная «штучка», окажется его молодая жена. Она поражала его своей выносливостью и неустанным желанием его любви. Не думали они, что кто-то сможет стать свидетелем их разгула в баньке. Ну кто мог заглядывать в маленькое оконце старого деревянного строения, в конце огорода, возле небольшой запруды? Герасим и дорожку выкосил и протоптал к речушке, и дно почистил маленько, и небольшой мосток соорудил, чтоб было откуда нырнуть после жарких занятий в баньке. В одну из таких ночей Прасковья заметила в оконце мелькнувшую тень… Она ахнула, испугавшись, пыталась остановить  «разошедшегося» в горячем действе Герасима, но, куда там. Теперь он не остановится, пока не доведёт своё дело до конца! А Паша напряглась вся и уже не отвечала мужу, а только и глядела во все глаза на тёмное оконце. Пытаясь разглядеть, кто же там такой.
 Герасим скорее сердцем почувствовал, чем телом, что что-то не так с его Пашенькой:

- Что милая, что не так?

- Боюся я, Гараська, чёй-то видела я в оконце, глядить кто-то на нас…

- Та, не… то почудилось тебе, небось Миха суда не зайдить, а кому мы ишшо нужёные здеся? Успокойся Паша, то ить показалося тебе…

 И Герасим продолжил незавершённое дело, так полюбившееся им обоим.
 А то на самом деле был неугомонный Мишка. Не мог он позабыть красивую нагую Прасковею. Так и снилась она ему, так и мерещился её образ повсюду. Никому из окрестных баб не сравниться с ней. Местное бабьё было сплошь чернявое и большегрузное телесами своими. Не то, что жена его среднего братца — та и тонка, и кудрява белыми волосами и голубоглаза, ну чисто русалка водяная. Не зря её так невестки называли. Чудная её красота не выходила из его головы. Стал он по ночам , во время своего дежурства по пастбищу, седлать своего молодого мерина и тайком мчаться в соседний хутор… Проследил таки, куда ночами ходят его сродственнички. А окно они не закрывали, и скудного света от свечи было ему, молодому, глазастому предостаточно, чтобы любоваться Прасковьей. Причем он видел самые интимные её места, отчего и сам получал полное удовлетворение. Даже не догадывалась Прасковея, что удовлетворяла она в момент занятий любовью с родным мужем, сразу двух мужиков…
 Так бы и продолжались похождения Михаила, если бы отец не «вычислил» его. Во-первых люди стали жаловаться, что коровы их стали с пастбища ночного домой сами являться, да и мерин Михин поутру был слишком загнан, для простого возвращения от стада. Стал он тайно следить за «дежурствами» младшего сына. А когда увидел собственными глазами действия Мишки… он не долго думал, как наказывать недостойного казачка — выпорол в конюшне, по возвращению негодного хлопца батогом. Да так, что кровавые полосы его на спине остались, и в незаживающие шрамы превратились на всю жизнь.

- Что за наказание , ты у меня, Михай! Лучше б ты издох  ещё в утробе матери своей! Позор на мои седины! Чё тебе наших местных баб мало? Вон и Гараська, да и старшой наш, усе местными вдовушками обласканы- понаучены… Ты бы с ними… Чё полез к Герасиму? Не трожь их, у их теперя семья… Так и убил бы, нелюдь ты, Мишка! Ешшо замечу, убью точно, вот тебе мой наказ!

 Мишка даже раны свои не стал залечивать. Поутру батька заглянул на конюшню, затем в баню… Нигде паршивца не было. И куда подевался? Может и взаправду к какой вдове приладился-подженился? Отец искал его везде, караулил и у Герасима в хате и молчал обо всех проделках Мишки. Никому ничего не рассказал, даже матери - жене своей. Пусть это останется тайной для всех, так будет всем лучше и спокойнее, думал он. Просто пропал Мишка, как и не было его. Местные мужики поговаривали, что видели его возля табора с цыганами. Да, он такой, лишь бы кони были… сам, как цыган чернявый, весь в отца...


 - Ох, горе моё — наказание...Мишка, Мишка. А каков бы орёл с него мог выйти, вот же дурака кусок...


Рецензии