Рассвет

Ленка вздрогнула от грохота. Тяжелая, набухшая временем дверь влетела в стену. Петлицы тяжело простонали, но выдержали. Ленка увидела в просвете фигуру. Рассветное солнце ослепило девушку. Она машинально заслонила лицо от розовых лучей. Через секунду глаза привыкли и она отвела руку в сторону. Внутри черного силуэта стали проявляться детали.

Первой Ленка увидела наглую и уверенную молодую улыбку. На голове незнакомца появилась фуражка, блеснула бляха, скрипнули кожей сапоги. Человек вошел внутрь и на воротнике серой полевой формы сверкнули две молнии.

“Курджак? Яйка?” - парень громко расхохотался. Заливистому смеху проаккомпанировал гулкий стук висящего на молодом офицере походного скарба. Унтерштурмфюрер сделал ещё один шаг и остановился. Улыбка исчезла. Лицо изменилось.

В следующий момент немец бросился на Ленку и схватил её за руки. Соскользнул с плеча и повис на локте“шмайсер”. Продолжая грубую возню с перепуганной девушкой, офицер отпустил оружие. Автомат упал на пол. 

Ленку парализовал страх. Скрюченная гримаса немца гипнотизировала её. Она чувствовала его дыхание, силу его рук, до боли сжавших нежные девичьи запястья, сквозь стук в ушах слышала как пулеметом лупит его сердце. На Ленкин лоб шлепнулсь и взорвалась маленькая бомба чужого пота. Ленка смогла лишь зажмуриться. Когда она снова открыла глаза, над ней нависало страшное лицо незнакомца. Из обездвиженного рта по-змеиному вырывался сухой язык - шоркнуть об пересохшие губы. 

Немец повалил девушку на кровать, задрал длинную юбку, увидел живот. Внутри Ленки наливался новой жизнью молодой плод. Парень взвизгнул и стал поспешно расстегивать ремень, пуговицы кителя, сталкивать с себя брюки. Уже через мгновение он иступленно толкал своим тазом беззащитную Ленку.

Кончив, юноша отшатнулся и попятился назад, рассматривая стекающее из лона девушки желтоватое семя. Штаны опустились до уровня колен, эсэсовец запутался в них и потерял равновесие. Оказавшись на полу, первое время он ошалело водил глазами по хате. Потом резко помотал головой, пришел в себя.

Встал, начал деловито приводить одежду в порядок. Подобрал автомат, дёрнул затвор. Оружие щёлкнуло металлом. Молодой офицер СС взглянул в глаза лежавшей без движения девушки. Они были пусты. Потом в них сверкнуло отражение. Тупоголовые пули разметали по хате липкое красное месиво.

Немец повесил “шмайсер” на плечо, подошел к столу, где стояла крынка свежего молока, принялся жадно пить. Кадык молодого офицера заходил также, как секунды назад ходил затвор его автомата. Потекло по щекам и шее, напитался воротник.
Унтерштурмфюрер поставил крынку на стол, отдышался, поправил фуражку, обернулся к двери. На мгновение рассветное солнце ослепило его. Он машинально заслонил лицо от розовых лучей. Через секунду глаза привыкли и он отвел руку в сторону. В дверном проеме начали проявляться детали.

Сначала оформилось утреннее солнце. На картине сельского пейзажа появился перелесок, блеснула речка, скрипнули корой деревья. Офицер вышел наружу и в нос ударил полевой запах.

Немец долго и с удовольствием мочился, обмениваясь жизненными соками с землей. Потом вдохнул и посмотрел на уходящую на восток колонну. По дороге ползли грузовики, бронетранспортеры, тягачи. Парень взглянул на небо и на миг ему померещилось, что игра света сложилась в образ его матери. Облака растащили иллюзию, но осталось чувство.

Ещё никогда Ульрих Копп не чувствовал себя настолько живым, не думал, как это прекрасно - жить. Он поймал себя на этой мысли ещё вчера, когда его полк начал вползать на территорию Польши. Но с каждым часом ощущение лишь крепло. Молодой эсэсовец пьянел от своих мыслей. Воображение рисовало батальные сцены, подвиги, Железный крест, и даже, может быть, не один.

Он очнулся, поправил на плече оружие, закурил. Не оглядываясь, бросил горящую спичку назад, двинулся. Впереди его ждала жизнь. Много. Много жизней.