Владимир Михайлович рассказывает

   Вдоль пирамиды тополей
Среди густых карагачей.
Пройтись по улицам твоим,
Как по линеечке прямым,
Где в арыках вода журчит,
Седой Абай на всех глядит.
   Промчаться по дороге вверх,
Вдохнуть твой воздух чист и свеж,
Подняться в горы высоко,
Откуда видно далеко,
Где лапы елей голубых
Обняли камень скал крутых,…
   Я забываю всех и вся,
Ведь здесь живёт моя родня,
Другой я город не приму,
Вот потому я здесь живу.
Марат Джумагазиев, 2007.

                Утро Алматы
        Владимир Михайлович, а для меня просто Вова, сегодня прислал мне голосовое сообщение. Он рассказывает:
- Ввиду, наверное, уже прожитых лет мне не спится, частенько просыпаюсь рано. Вот и сегодня, встречая восход, думаю и рассуждаю:
- Вот сейчас пять часов, начало шестого. Какие всё-таки фашисты дураки, ерундой занимались. Взяли и напали на Советский Союз. Такое утро испортили! Ведь такие замечательные погоды  и тогда стояли!
- Сегодня воскресенье. Тишина. Никто не ходит. Всё зелено. Деревья высятся, по их веткам птички прыгают. Солнышко уже хочет вылезти, но ещё не вылезло.
- На горы смотрю долго-долго. Они ясные, чистые, с надетыми на вершинах снежными шапками, стоят как монолит. Каждую тропиночку, каждую ёлочку на них вижу, рассматриваю. Тишина необъятная.
       Не утро, а какое-то успокоение души.

      
                Скоба
       Помню, в Аксуеке зимы стояли суровые, мороз за двадцать градусов считался нормальной температурой. Гуляем на улице вовсю. Домой вваливаемся все в снегу. А как же? С горки катались, перевернутся санки, а мы в сугробе барахтаемся. А то на самокатах из гнутого толстого прута несёмся вниз по проезжей части дороги. Аксуек-то на мелкосопочнике стоит, дороги то вниз идут, то вверх. Вот и носились мы на этих самокатах по ним. На лыжах ездили. А на коньках нет, не было у нас коньков.
       А однажды нашёл я на улице скобу, которой брёвна скрепляют. Толстая скоба, металл на морозе поблёскивает. Ну и лизнул её языком. Язык прилип к скобе, скоба его вниз тянет, больно и отрывать от языка скобу страшно, вдруг язык оторву. Иду домой, реву во весь голос, а скобу руками поддерживаю, чтобы не упала и язык не оторвала. Какая-то женщина из дома вышла, меня увидела, запричитала, заохала, подбежала, приобняла меня за спину и повела в свой дом. Вся семья её сбежалась, посмотреть и пожалеть меня–бедняжку. Посадили меня на табуреточку возле печи, прямо напротив жаркой дверцы, и я там сидел до тех пор, пока скоба сама не отлипла. Лишь потом отпустили меня домой.
       Никто тогда никаких детей не воровал, а наоборот помогали чем могли. Такие люди были жалостливые и безобидные.

                В парке имени Горького
       В парке в кафе, где продавали пиво, работала официанткой Валентина Ивановна- жена дяди Пети. Когда родственники бывали в парке, то обязательно заходили  в кафе пивка выпить, да и Валентину Ивановну попроведать.
       Однажды в летний воскресный день собралась в парке вся наша большая родня. Постелили на лужайке одеялко, поставили на нём снедь, бутылочку раскрыли, а нас детей отправили поиграть, погулять по парку. Мы же, конечно, все помчались к прудам купаться. Все братья и сёстры побольше, я же среди них самый маленький. В воду залезли, плещемся у берега, а знаем, что купание здесь запрещено – люди на лодках по прудам плавают.
       Конечно, усмотрев купающихся, подлетает на моторной лодке служба спасения и нас начинает ловить. Все врассыпную побежали. Я тоже испугался и побежал что есть мочи. Да побежал не в свою сторону, а в противоположную. Остановился когда, понял, что потерялся. И как всегда бывает с заблудившимися, пошёл совсем не в ту сторону и очутился далеко за детской железной дорогой, за зоопарком, пришёл туда где и парка уже нет, стоят какие-то домики. Возле одного домика стоял дядька. Я к нему, весь в слезах:
- Дяяяденька! Потеряяялся я! Что мне делааать?
- Где ты потерялся? – начал он меня расспрашивать и выяснять откуда я пришёл.
- Там, где большие карусели крутятся. Оттуда я пришёл.
- Ну, пошли. – сказал он. Взял меня за руку и вывел прямо к одеялку.
       А там уже бабушка моя со всей роднёй бегают, меня ищут. Бабушка причитает:
- Люба(мать моя) мне голову оторвёт, если внука не найдём.
       Дяденьке этому спасибо сказали, приглашали его присесть к одеялку, но не помню присоединился он к нам или нет. А меня посадили у одеялка, опять разложили снедь, накормили и лишь тогда, успокоенные, мы поехали домой. Когда пришли домой, бабушка сказала:
- Хватит на сегодня приключений.

       Ёлки-палки, какие же раньше люди были, другие, хорошие. Мужчина бросил свои дела, взял меня, несчастного, за руку и отвёл к родным, которые никаких денег не совали ему в карман, а были очень благодарны и сказали простое «Спасибо».

                Пистолет
       А вот ещё вспомнил как я в Аксуеке в детском садике был. Было мне лет пять или шесть. Нас выводили гулять на площадку, отгороженную забором от зоны в которой зеки работали, строили они там дома для жителей посёлка. На работу их приводили строем, люди шли, а по бокам их конвоировали солдаты с автоматами. Бывало во время работы они подходили к забору, окликали нас. Кто из мальчиков посмелее, подходил к ним, разговаривал. Заключённые спрашивали его:
- Хочешь игрушку? Могу пистолет сделать или лопатку или ещё чего?
       И дня через три этот мальчик получал такой подарок. Через забор перекидывали прямо в песочницу. Хорошие вещи делали, красивые. Однажды пистолет подарили деревянный, ну совсем как настоящий. Я очень завидовал, что пистолет не мне достался, а другому бойкому мальчику. И потом так горько мне было, когда он поиграл с пистолетом, а потом погрыз его и разломал. До сих пор жалею, что пистолет этот не мне достался. Я бы его не грыз и не разломал, берёг бы.

                Звёздочка
       Было мне лет пять. Гулял я по Аксуеку как-то вечером и забрёл прямо к зоне, где заключённых держат. Спустился с вышки ко мне солдат-охранник и попросил купить ему крем для обуви, сапоги чистить.
- А звёздочку дашь, - поинтересовался я.
- Конечно, дам. Вот она – тебя ждёт. -  вытащил он из кармана звёздочку и показал мне.
       С его деньгами пришёл я в магазин и не смог, в силу малолетства, объяснить продавцу чего мне нужно. Продавец подумала, что я крем для мамы покупаю и дала мне какой-то крем для лица или для рук, уж не знаю какой. Вернулся я к солдату, отдаю ему крем. Он мне отдаёт звёздочку, а сам как-то подозрительно крем рассматривает.
- А этим кремом можно ли сапоги мазать? – спрашивает он.
- Можно, дяденька, - уверенно отвечаю я - продавщица сказала, что это очень хороший крем.
       На том и разошлись.

       Наверное я много родителям нашим хлопот доставлял, себя вспоминаю маленького вечно в связи с какими-то приключениями. То потеряюсь, то плачу, то маму расстрою так, что самому неудобно станет от своих дел. А если подумать, то был нормальным пацаном, каких много.

                Обыкновенная  жизнь
      К вечеру, к приходу родителей с работы, мы, дети, должны были закончить со своими обязанностями по дому.
      Наташа – вымыть полы, вытряхнуть половики с циновками, в общем, навести в комнатах порядок.
      Юра – постарше. Поэтому он должен был, придя из школы, наносить воды из колонки, растопить печь, наносить дров  и угля, чтобы в темноте не ходить в сарай.
      Я, Володя, - был самым младшим. И, чтобы не болтался я без дела, был на подхвате.
- Вовка, ведро пододвинь!
- Вовка, прими дрова, чтобы мне не разуваться. Я ещё раз в сарай схожу.
- Вовка! Ты чего натоптал? Давай бери тряпку и вытирай.
      Мама приходила с работы первой и сразу принималась за приготовление ужина. Через час после неё являлся с шахты отец.

      Всё как обычно было и в этот раз. Мама, наполнив кастрюлю водой, обнаружила, что мяса нет.
- А как же ужин мы сделаем без мяса? – немного растерялась она.
- Нуу…, можно и без мяса ужин сделать. – протянула Наташа, очищая ножиком картофелину.
- Мама, мы и без мяса можем поужинать. – попробовал утешить её Вовка.
- Нет, ребятушки! – покачала головой мама, - Так не годится! Отец с шахты придёт. Его мясом накормить надо, чтобы сил набрался. Завтра ему снова в шахту спускаться. Суп на мясном бульоне готовить надо, сытным суп должен быть. - Володя, беги в магазин. Купи колбаски какой-нибудь. Докторской или любительской. С ней суп сварим. – скомандовала она.
      Я быстро собрался, взял деньги и, засунув руки в карманы, побежал в магазин «Север».
- Ну, конечно же, - размышлял я, разглядывая витрину с колбасой, - нет тут ни любительской, ни докторской. Что купить-то?
- Ну и ладно, куплю сырокопченой. - наконец решился я на покупку. – Дорого, но другой нет. А отцу мясо нужно. – повторил я шёпотом мамины слова.
      Мама поглядела на кусок колбасы, головой покачала. А я уже разделся и примостился у края стола посмотреть что с купленной колбасой делать будут. Мама колбасу порубила на меленькие, почти с ноготок, кусочки, потом бросила эти кусочки в кастрюлю, в которой уже варились крупа с картошкой, и почти сразу же по всему дому пошло аппетитное благоухание. Я довольно заулыбался – всё-таки хорошую колбасу купил, вон какой вкусный запах! Значит, ужин всем понравится.
      Вскоре пришёл отец. Ужин был готов, всё прошло нормально. Вот такими верными и обязательными подругами своим мужьям были советские женщины.

      Я, хотя и маленьким был – семилетним, а уже много чего по дому делал. Звали меня на помощь и дрова заготавливать. Помнится мне случай.
      Отец зимой брёвна привёз, во дворе скинул. А уж в выходной день мы распиливали брёвна на пеньки. Брат-подросток с отцом брёвна распиливают на пеньки, а я бревно держу. Делали так:
      Бревно одним концом клали на рогатые кОзлы, на другой конец бревна сажали меня. Я должен был своим весом удерживать бревно, чтобы оно не перевёртывалось, чтобы жёстко держалось при распиловке. Отец с братом правыми руками пилу «Дружба-2» взад-вперёд дёргают, левыми же руками в бревно упираются, я же им был в помощь. Отпилят они очередной пенёк, бревно к себе пододвинут, и я вместе с бревном пододвинусь поближе к кОзлам, к их рогатулькам.
      Отец со старшим братом пилят быстро, разогреваются на морозе от работы так, что и ватники распахнут, шапки на макушки сдвинут, я же от неподвижного сидения на бревне мёрзну. Мама вышла, на меня поглядела – видит, что совсем замёрз ребёнок. Шаль принесла, меня укутала. Сижу я бревне, шалью поверх пальто крест накрест перевязанный.
      Потом все напиленные пенёчки Юра после школы на дрова колол, а уж поленницу складывать мы ему с Наташей помогали.

      А ещё хорошо помню, как я отцу папиросы принёс. В тот день отец с работы пришёл поздно, а дома папирос нет. Он папиросы Прибой курил, а по праздникам - Беломорканал. Тут я и припомнил, что у магазина "Северный" какой-то дядька пачку папирос в развалины дома сунул. Я отцу говорю: "Пап, время позднее. Магазин уже закрылся. Но я тебе сейчас принесу покурить." И побежал так - шапка слетала!
      Прибежал, смотрю, а папиросы, которые дядька сунул, лежат себе, полёживают. Схватил я их и побежал назад - отцу принёс! Конечно, там не Прибой был, другое название, я уже и не помню какое, да и было там всего полпачки.
      Отец хмыкнул типа: "Откуда пацан папиросы принёс!?" Но не ругал, понимал, что пацаны - они же как разведчики на войне. Они же все дырочки видят, за всеми проследят!
      помню. что вот я принёс эти полпачки, и дома всё нормально стало, отец перестал шуметь. Распрекрасный вечер в доме был.

      Почему я эти случаи помню. Наверное, потому, что жизнь была проще. Никто не требовал, чтобы у каждого супруга по машине было, и ужины из ресторана никто не заказывал. Просто все заботились друг о друге и помогали.

                Как я пожар сделал
        Брат мой, Журбин Юрий, был довольно таки серьёзным парнем, хотя разница между нами была всего-то 6 лет. Он был старшим из детей, поэтому ему поручались всегда дела наиболее ответственные.

       Даже взять то, что он, будучи всего лишь учеником начальной школы, отводил меня в ясли, потом и забирал из них домой. Нередко бывало что, если я-маленький капризничал и не хотел идти, он перекидывал школьную сумку за плечи и нёс меня на руках.

       А уж меня пятилетнего – я очень хорошо это помню: он приезжал в детсад на взрослом велосипеде - забирал меня и на этом велосипеде вёз домой. Брату было тогда 11 лет.

       Ехать было недалеко, каких-то 500-600 метров, но он возил меня на велосипеде. Я вскарабкивался к нему на велосипедный багажник и крепко держался за пружины, которые поддерживали сиденье, на котором сидел брат, и всё думал, чтобы они мне пальцы не прищемили. Ведь брату было уже 11 лет, он был большим и тяжёлым, пружины под сиденьем ходуном ходили, а он крутил педали и никогда не оглядывался. Видимо так ему наказали родители и, наверное, так должно было быть.

      Брат всегда для меня был большим, сильным и благородным человеком, поэтому слушался его я беспрекословно. Однажды, когда он с товарищем в комнате мастерил какие-то свои модели, произошёл пожар. Дело было так.
      Мне было скучно. Я вышел на веранду и от нечего делать накидал тогда я на полу горку веточек. На них нарвал бумажек, да и поджёг всё это. А костерок-то мой и вправду загорелся! Ярким пламенем вспыхнула бумага, я испугался и засуетился, мне почудилось, что уже и пол загорелся. Стал я костёр тушить, а не получается: горит бумага, от горящего пола дым валит, глаза ест. Пол на веранде деревянный – тоже стал гореть! Я испугался и, естественно, забежал к брату и кричу:
- Юра! Юра! Пожар! Пожар!

    А Юра медленно поднимается и идёт на кухню. Я из-под его руки выглядываю, что он делать станет, как пожар утихомирит. Брат же спокойно берёт чайник и в одну минуту мой пожар загасил. Потом повернулся, дал мне подзатыльник со словами "Иди, Вовка, во двор гулять. Там ребята тебя уже дожидаются" и вернулся к своему товарищу дальше беседовать.

                Сказка о Тополе
       Лето в Аксуеке это три месяца сорокоградусной жары с пыльными бурями, несущими песок во все щели. На крыльце каждого дома обязательно лежала плетённая из разноцветных трав циновка. Потопаешь ногами по ней, песок с сандалий и провалится сквозь неё. Под нею песок, а так сама она снова чистая.
       Такие же циновки, только длинные, будто ковровые дорожки, лежали и в зале и детской комнате. Начинается уборка, снимешь циновку, а под нею ровным слоем лежит песчаная пыль. Аккуратно её надо стереть тряпкой, чтобы не разлетелась. Потом протрёшь пол и, пожалуйста, сразу в доме чисто и прохладно.
      
       Вечером же, когда жара спадала, мы выходили на улицу поиграть, побегать, а днём ни-ни! На сорокоградусной жаре без малейшего дуновения ветерка особенно не разгуляешься. В степь летом ходить уже не стоило, палящее солнце полностью выжигало весеннюю траву. В выжженной степи только сухие бессмертники цвели белорозовыми бумажными цветами, да созревший ковыль волнами стелился по склонам мелкосопочника.  Бессмертник жители степей приносили в дом, ставили в вазы, в которых они стояли годами. Ничего с ними не делалось. А собранные букетики пушистого ковыля мы раскрашивали в разные цвета акварельными красками и также ставили в вазочки. Лишь когда эти букетики покрывались пылью, их выбрасывали и приносили новые.

       Вот поэтому каждое лето родители нас, детей, чтобы дома не сидели, отправляли из Аксуека в Алма-Ату в гости к нашей бабушке Марии Ивановне.         Интересно у неё жить было. Домик её стоял на краю зелёного сквера с зелеными газонами. Мороженое и газировку продают на каждом углу. На противоположной стороне улицы театр, а с другой стороны – кинотеатр и ТЮЗ.  По улицам ездят трамваи, автобусы с троллейбусами. А машин разных и не счесть. По арыкам течёт чистейшая журчащая вода с гор, с ней можно сколько хочешь плескаться и кораблики по ней запускать.  Не то, что у нас в Аксуеке. У дома растут две джиды, под которыми и тени то нет, да за забором несколько карагачей с запыленными маленькими листочками. А за машиной летит облако такой пыли, что сторониться надо скорее.

       Ну, я не об этом. Я хочу рассказать почему у тополя ветви растут вверх. Мне эту историю рассказывала тётя Валя, моя двоюродная бабушка. Пришла она как-то к бабушке в гости. Сидят разговаривают, а я рядышком сижу – мне лет пять тогда было. Заметила тётя Валя, что скучно мне их разговоры слушать. Наклонилась ко мне и говорит:
- Вова, посмотри на этот тополь. Видишь, какое тополиное дерево большое, высокое, ветки его чуть не до неба достают.
Я заинтересовался, тополь разглядываю, встал, голову поднял, стараюсь верхушку увидеть.
- А знаешь ли ты, почему у тополя ветки вверх растут? – продолжает тётя Валя.
- Не знаю, - отвечаю я ей, а сам уже не отхожу и жду что она мне про тополь расскажет интересного.
- А я тебе расскажу, - хитренько поглядывая на меня, начинает свой рассказ тётя, - Всё случилось после одного лесного банкета.
 
        В одном лесу жили-были, росли себе да росли разные деревья: карагачи, берёзки, осинки и многие другие деревья. Дружно росли деревья между собою, никогда не ссорились. Главным же среди них был громадный тысячелетний Дуб.
Очень хотелось Дубу ещё крепче укрепить дружбу между всеми деревьями, поэтому решил он собрать их всех на банкет. Пришли по его зову все деревья на поляну к Дубу. А там уже стоят накрытые столы с расставленными на них яствами. Дуб же приглашает:
- Подходите к столам дорогие друзья, садитесь, угощайтесь.
       Стали приглашённые деревья подходить к столу, присаживаться. Хотят отведать угощение, а вилок на столах не находят.
       Удивился Дуб и заговорил:
- Были на столе вилки. Я сам свои серебряные вилочки для вас раскладывал. Кто-то их украл!
       Вмешался в разговор раскидистый Тополь, зашелестел листьями:
- Кушать сильно хочу! Надо найти вилки! Давайте будем всех обыскивать.
- Давайте, - согласились деревья, - с тебя и начнём, чтобы побыстрее было.
       Встал Тополь перед всеми деревьями, поднял вверх свои ветви, и вдруг посыпалось с них серебро. Серебряным пухом завалило всю землю под Тополем. Удивился Тополь, так и замер с поднятыми ветками, совсем забыл он, что сам вилочки серебряные у Дуба украл для своего украшения.
       Деревья же, увидев серебро, поняли кто вилки серебряные украл, кто им банкет испортил. Дуб же, увидев, что в пух превратил Тополь его серебряные вилочки, повелел властью своей навечно Тополю в этой позе и оставаться, с ветвями растущими вверх, чтобы ничего и никогда он не мог украсть. А также повелел Тополю серебряным пухом ежегодно засыпать землю в память о вилочках. Все деревья поддержали справедливое наказание.

- Понял, Вова, почему у тополя ветви вверх растут? - спросила меня тётя.
- Понял. Они и сейчас так растут, посмотрите. - и мы вместе с тётей стали внимательно рассматривать каждую тополиную ветвь.

       Не знаю почему, но вот и сейчас, когда мне уже под пятьдесят лет, я как живую вижу тётю Валю, склонившуюся ко мне и рассказывающую историю о Тополе.

                Песенка шофёра

        Когда мне было лет пять, я кое-когда зачем-то приходил к маме на работу, она работала тогда в ОРСе, в складских помещениях. Склады эти были за посёлком. Возвращаться было далековато. Чтобы я скорее был дома, она сажала меня в кабину уазика и просила водителя, которым была женщина: «… отвези сыночка к дому поближе». Женщина весело кивала головой, садилась рядом, машина трогалась с места и она начинала петь:
- А дорога серою лентою вьется,
Залито дождем смотровое стекло.
Пусть твой грузовик через бури пробьется.
Я хочу шофер чтоб тебе повезло!

        Каждый раз она пела эту песню, вела машину и пела. А я, пятилетний ребёнок, ноги мои даже не свисали с сидения, они торчали вперёд, молча сидел рядом с нею, смотрел вперёд на мелькающую дорогу и слушал песню. Много уже лет прошло, а песню эту я до сих пор помню. Недавно я вспомнил о ней и рассказал маме. Она удивилась.
- Надо же, Володя, ты её вспомнил. Хорошая была женщина, никогда не отказывалась тебя к дому подвезти. Но. Володя, ты не можешь её помнить. Ты тогда был совсем маленьким.
- Если рассказываю, значит помню. – рассмеялся я.
Вот такое воспоминание у меня связано с этой песней.