И падает снег... Часть 2

                *  *  *  * *
Невзгоды сыпались одна за одной. И однажды Пистолс пропал. Он ничего не объяснил, а просто исчез. Это было самое ужасное и трудное время для Жени. Ей хотелось умереть. Ведь кроме Пистолета у неё больше никого не было. Только он был тем единственным человеком, который любил её, любил по-настоящему и дорожил ею, как больше никто в этом мире. Он был её настоящей жизнью, оттенком радости, тепла и счастья. Он был кусочком того мира, который был овеян искренностью, чистой любовью и чувством нужности, которого она никогда раньше не испытывала. А, потеряв Пистолета, она потеряла всё. Весь мир её надежд в один миг разбился о капли летнего дождя и исчез навсегда. Остался один мрак, темнота, которая с самого рождения преследовала её и всё-таки настигла. Как она смирилась с этой болью потери, знает только она. Она смогла переступить через себя, пройти по тропе, выложенной из осколков её жёстких страданий, изрезаться до крови, но выдержать это. Она дошла до конца, пораненная, но живая. Женя из последних сил держалась, чтобы не прогнуть себя под эту невыносимую боль, которая бешеной, фонтанной струёй била из самого сердца и своим адским пламенем сжигала всю её изнутри. Ей хотелось бежать от всего этого. Скрыться в ночной неизвестности, сорваться в пропасть, чтобы навсегда спрятаться от этой безумной боли, которая не знала меры и ещё с большей силой наносила свои точные удары, постепенно убивая. 
После расставания с Пистолетом она познакомилась с Марком, который стал её самым лучшим другом. Он понимал её, как никто другой. Он знал о ней всё и тихо жалел по-дружески, но так, чтобы она этого не заметила. Женя встретила Марка, уже довольно потрёпанной жизнью, изношенной невзгодами и, еле-еле стоящей на ногах. Она уже давно ни во что не верила, а тем более в то, что её ещё ждёт что-то хорошее в этой жизни. Она разочаровалась во всём, что её окружало, а главное – в самой себе. Она смотрела в зеркало и не видела себя. Её лицо имело вид неизвестности и полного равнодушия. Губы совершенно ничего не выражали, даже намёка на малейшую улыбку не было. Они просто слились с подбородком и одиноко застыли в своём одном и том же состоянии. Глаза были тусклыми, как старое стекло, а щёки белыми и холодными словно лёд. Её ничто не увлекало, и она ничего не хотела. Всё казалось ей мрачнее серого рассвета. И жизнь для неё была лишь игрушкой, которую в любой момент можно было растерзать и выбросить за ненадобностью. Такая стала Женя. Она была похожа на восковую фигуру, которая не знает ни любви, ни боли, ни страданий. Марк забрал её с улицы в свою маленькую каморку на окраине города, которая имела небрежный вид. Её с трудом можно было назвать жилым помещением. Она была похожа на какой-то сарай, где едва ли можно было хранить какие-то вещи. Но этот сарай стал для Жени последней надеждой.
 
                * * * * *
 
4 ноября. Это было день рождения Жени. Но для неё это был всего лишь день, такой же серый и никчёмный, как и все предыдущие. Женя проснулась от яркого, резкого света, который пронзительно бил ей в глаза. Она медленно приоткрыла веки и ещё не совсем понимала, что происходило. У неё ужасно болела голова. Кроме того, она была пустая как глобус. Оглянувшись по сторонам, она обнаружила спящего за компьютером Марка, который лежал на столе, едва не обнимая предмет своего обожания. Старый, полуразобранный компьютер был здесь единственной вещью, не считая развалившегося дивана и сломанного стола. Жене было как-то не по себе. Чувство неизвестности охватило её и не отпускало ни на минуту. Она начала прокручивать картинки воспоминаний вчерашнего дня. Но всё было, как в тумане. Женя никак не могла вспомнить, что она делала, где была, и как оказалась здесь. В ту минуту ей вдруг стало так холодно и промозгло, что она ещё больше закуталась в одеяло, а лицом уткнулась в подушку, которая вся пропахла дешёвым, красным вином. Сморщив нос, Женя быстро скинула с себя одеяло и опустила ноги на жутко холодный пол. Еле-еле она где-то нашла какие-то тапки и обула их. Частая дрожь мгновенно охватила всё тело. Её трясло, будто начиналась ломка у заядлого наркомана. Она подошла к окну. Ни рамы, ни стекла не было. Только одно огромное отверстие в форме раздробленного прямоугольника, заделанное какой-то тряпкой. Каморка Марка угнетала Женю. Но сейчас для неё это было единственным убежищем. И поэтому жаловаться не приходилось. Сегодня Жене исполнилось 18 лет. Теперь совершеннолетняя. Но радость этого дня у неё ассоциировалась не с праздником, а с тем, что она наконец-то сможет найти себе нормальную работу. Для неё это было самое важное. Денег у Жени почти не осталось. Всё, что она заработала за дреды, уже заканчивалось. Кроме того, это дело потеряло доход. Дреды уже вышли из моды, а, значит, почти никому не нужны. Поэтому зарабатывать таким способом она просто больше не могла. У Марка она тоже больше не могла оставаться. Несколько дней назад он сказал ей, что собирается сдавать квартиру, если это место вообще можно было так назвать. Но на всякое место всё равно что-то, да падает. Мать её домой не пустит. Она уже звонила Жене, чтобы сообщить, что собирается выписывать её из квартиры. Жизнь Жени постепенно начала падать с обрыва, но ещё был шанс зацепиться  и спастись. 
В ворохе хлама Марка, она еле-еле нашла свою потрёпанную, как её жизнь, сумку. Марк никогда особо не следил за чистотой и постоянно всё раскидывал. Это была его какая-то такая привычка, которая имела место не потому, что ему было всё равно, что куда кинуть и где оставить. А  потому, что ему некуда было деваться. Этот хаос спасал его, удерживал от пропасти, черта которой была всегда рядом и терпеливо ждала, когда он её всё-таки переступит. Марк просто закапывал свои мечты и надежды в хламе, который был прикрытием для него, причём от самого себя. Он прятал своё сознание в помойке, скрывал в ней все свои переживания и одновременно хранил там самые дорогие для него вещи. По большому счёту, он просто себя там заживо похоронил, не оставив себе даже выбора. Все его воспоминания, эмоции, чувства были прошиты жёсткими нитками действительности, загнанной в беспредельные рамки жизненной свалки, которая была для него опорой. 
Женя достала из сумки свой старый блокнот и открыла его. Это был её личный дневник, который она всегда носила с собой. Там была вся её жизнь, которая была аккуратно зашита в рифмы и помещена в тесные границы дешёвой бумаги. Она взяла ручку и записала несколько строк:
 
Я никому не нужна в этом мире
В нём все презирают меня,
Я сижу в опустевшей квартире
Только здесь понимают меня.
 
Моё сердце совсем одиноко
А в душе -  одна пустота,
Почему же всё так жестоко?
Я опять никому не нужна.
 
Грустно, мне очень грустно
До слёз, до крика души... 
 
Не закончив, она закрыла блокнот и положила его обратно. Потом вытащила из сумки ключи от ночлежки Марка и оставила их на столе рядом с запиской, которую написала ещё вчера:
«Милый мой, Марк. Ты же знаешь, как ты мне дорог. Ты мой самый лучший друг. В моей жизни ты остался единственным человеком, который меня понимает и принимает. Спасибо тебе за то, что всё это время ты был со мной рядом. Ты же знаешь, как мне было это нужно. Чёрт, ты же всё обо мне знаешь! Я очень ценю твою дружбу и твою доброту. Кроме Пистолета и тебя больше никто так ко мне не относился и, наверное, роднее вас у меня уже в жизни никого уже не будет. Все презирали меня, вытирали об меня ноги, втаптывали в грязь, издевались надо мной, как только могли. У людей много разных способов, как довести человека до изнеможения. Они без труда могут заставить его делать с собой самые странные и ужасные вещи, о которых он никогда бы и не подумал. Но в таком адском состоянии человек вообще ни о чём не думает. Он просто одиноко стоит на краю пропасти и идёт вперёд. Вперёд за своей мечтой о чём-то лучшем, о том, что он никогда не увидит в том мире, который навсегда оставляет. Он пристально смотрит в пропасть, и она манит его к себе. Она его зовёт, кричит: «Иди сюда! Иди ко мне! Завладей мной! И я подчинюсь тебе. Ты будешь один надо мной властен. И больше никто». И он почему-то верит этому скользящему по пространству голосу, раздающемуся из неоткуда. Возможно, потому, что он звучит как-то по-другому. Так, как никогда раньше. И человеку хочется идти за ним. Этот ласковый, нежный голос пробирается в самые уязвимые раны его измученной души. Залечивая их, он заводит его навсегда к себе. И теперь уже никогда ему не выбраться из этих владений. Он навсегда срастётся с бездной и станет с ней одним целым. В отчаянии человек может дико кричать, невозможно раздирая свою душу на части, терзать своё собственное тело тонким и острым ножом, последней вещью, которую он будет держать в своих руках в этой жизни. Но он не чувствует боли. Он чувствует только одно лишь наслаждение, что больше никогда его глаза не увидят этот дикий, презренный мир, что больше никогда его уши не услышат эти чьи-то дерзкие звуки, ломающие его сознание изнутри, как старую солому; больше никогда он не почувствует чьё-то гневное дыхание в его сторону, которое сжигает всё его сердце до основания, оставляя лишь пепел в душе. И больше никогда он не прикоснётся к поверхности этого страшного и злого настоящего, которое всё этого время рисовало его жизнь матовой, чёрной краской. Порой, мне казалось, что я вообще никогда не увижу света в конце туннеля. Я даже думала, что для меня, его просто не существует. С ранних лет я жила лишь одной надеждой: дотянуться хотя бы до маленького лучика света, который всё-таки избавит меня от этого судорожного мрака моей уже давно законченной жизни, которая так и не успела начаться. И я поймала эту маленькую искорку тепла, но не смогла её удержать.  Возможно, у меня уже просто не было сил для этого. Слишком много разочарований было в моей жизни, которые сломали меня, разбили во мне всё, что можно. Всё то, что когда-то составляло мою душу. А теперь я не знаю. Есть ли у меня эта душа? Может быть, есть, а, может, и нет. По крайней мере, я её не чувствую и не ощущаю.  И мечты, и надежды, и отчаянная вера – всё это разбилось и превратилось в мелкие осколки чего-то непонятного, которые уже никогда не соберёшь, и не склеишь. Остаётся только смириться и спокойно доживать свои последние минуты, которые уже начинают потихоньку заканчиваться.  Но я не отчаиваюсь. Быть может, в ином мире всё-таки найдётся место для меня. И я буду счастлива хотя бы там. Прощай, Марк. И большое спасибо тебе ещё раз за всё, что ты сделал для меня...               
                Женя...   
         
 На секунду Женя присела на старый, разломанный диван. Теперь она смотрела на него, как на ещё одну вещь, с которой ей всё же придётся расстаться.  В последнее время у неё скопилось множество таких вещей, с которыми ей приходилось прощаться. Все они были ей безумно дороги и любимы. Каждая из них имела для неё своё неповторимое значение и напоминала о том, или ином кусочке её жизни, нося в себе, горе или радость, боль или счастье, производную от которого ей всё-таки удавалось иногда поймать. Все эти яркие и тусклые моменты плотно сшивались в одно большое жизненное одеяло, её лоскутное полотно, которое мысленно Женя всегда носила с собой. Каждый его кусок – это часть мира Жени. Он был, и прекрасным, и яростным одновременно. Но он был её миром, в котором она жила и существовала также одновременно.  Несмотря на все его раны и порезы, он был для неё родным. Наконец она встала, последний раз взглянула на то место, где провела свои последние счастливые дни, которых было совсем немного в её списке. И она вышла, закрыв дверь навсегда, случайно обронив свои последние стихи на грязный, залитый солнцем пол:
 
Мы все когда-нибудь уходим
За тайну вечных облаков, 
Всё таинство пути проходим
Вынимая руки из оков. 
 
Пора и мне уже в дорогу
Смысл жизни сошёл на нет,
Я всё испытала понемногу
И быть может, оставила след
 
В тот мир, куда душа зовёт
Туда, где свет, тепло и любят,
Туда, где кто-то тебя ждёт
Туда, где ты кому-то нужен.
 
Вдохнув осколки пустоты
Последний раз взгляну на небо,
Туда взлетели все мечты
Туда стремится моё тело. 
 
В этот мир приходят и уходят
Природой так заведено,
Печаль и грусть с тоской проходят
Всё там за нас уже решено …. 
 
Женя знала, что больше никогда сюда не вернётся. И, наверное, больше никогда не увидит Марка, который подарил ей несколько прекрасных мгновений, наполненных искренней радостью и весельем, ничего за это не взяв у неё. Что-то ей подсказывало, что уже давно всё решено за неё. И ей остаётся только подчиниться и идти навстречу судьбе, которая ей уже постепенно протягивала свои руки. Женя и не думала сопротивляться. Она была готова ко всему. «Пусть будет так, как будет», - думала она, медленно шагая по серому тротуару в это осеннее, промозглое утро своего восемнадцатого дня рождения. 
На дворе стояла поздняя осень. Дерзкий ноябрь уже рисовал на осеннем асфальте свои зимние поцелуи, которые совсем не излучали тепла и нежности. А были ужасно холодными и мрачными. Они медленно перерождались с асфальта в атмосферу и делали воздух ещё тяжелее и напряжённее, чем прежде. Серые лужи вчерашнего дождя были полны диких слёз, старых обид и страданий. Это были лужи обмана, которые зеркально отражали затёртую до дыр душу Жени. Заглянув в них, можно было увидеть всю отчаянность и безвыходность её положения. Казалось, в этой осени хочет ещё уместиться и дождь. Но для него почему-то не осталось места. Он лишь маленьким напоминанием висел в воздухе. Его запах можно было почувствовать, но не потрогать. Солнце тускло светило с неба, совершенно не доставая до земли. И его тепло было, скорее всего, для галочки, чем для человека.  Небо было неизвестного цвета с оттенками серой и чёрной палитры, которая своей монотонностью угнетала и вводила в непринуждённое состояние душевной грусти, из которой стремительной, резкой рекой лилась кипучая боль. Её крик был неумолимо пронзителен и попадал в каждую клеточку природы, которая стала дышать ею. Растерзанная душа Жени и осеннее состояние природы слились в единое целое. Они стали частью друг друга. И теперь невозможно было представить их по одиночке. Они как сиамские близнецы вросли друг в друга. Только сделали это добровольно.   
Женя шла, вдыхая увядающий запах осеннего прощания с природой. Ей казалось, что она тоже с кем-то прощается, и остатки того человеческого тепла плавно скользят по её обветренной коже, напоминая о тех днях, когда она была по-своему счастлива. Но это были лишь воспоминания. Их материальность никогда уже не вернёшь. Она прошла, как с белых яблок дым, осыпалась на заре и разбилась о мелкие капли ледяной росы. Воспоминания можно только почувствовать, виртуально прикоснуться к ним и мысленно пережить их снова. Но всё это чувствуется уже по-другому, мимолётно и без запаха.   
- Да, мама. Я тебя слушаю, - произнесла она с дикой обречённостью в голосе, вытащив из кармана рванного пальто свой разбитый телефон. 
- Женя, я сколько раз тебе говорила! Не называй меня так! – резко отрезала мать.
- Хорошо, прости, ты по делу?
- Да, ты, надеюсь, не забыла, что сегодня мы оформляем документы для выписки тебя из квартиры?
- Нет, я не забыла.
- Тогда в два часа подойди к тому месту, о котором я тебе говорила, - сказала она и бросила трубку. 
- Да, хорошо, - сказала Женя монотонной фразой, которая прилетела  неизвестность. 
«Вот и всё. Напротив десятого доказательства моей ненужности поставлена последняя галочка. Значит, настала пора поставить точку», - подумала она и с силой бросила телефон об асфальт. Это ни ярость и не злость. Это отчаяние  упало и разбилось, теперь уже навсегда.   
 
 
Женя продолжала идти вперёд в пустоту, с её кровоточащих губ срывались последние слова, окрашенные неповторимыми звуками вечно живой рифмы. Это были слова, полные безысходности. И из чаши терпения медленно падала последняя живая капля.
 
Дай мне два белых пушистых крыла
Я хочу посмотреть с высоты,
Мир, где когда-то живая была
Мир, где со мною был ты.
 
Где на большую ладонь опускался
Густой серебристый туман,
Там, где лежать на сердце остался
Гнусный и подлый обман.
 
Дай мне два белых, пушистых крыла
Я просто хочу улететь,
Я тебя умоляю, возьми меня
А вы оставайтесь смотреть. 
 
Мне не страшно лететь
Мне не страшно упасть,
Мне не больно разбиться
Одна...
Я осталась
И я тебя умоляю:
Дай мне два белых крыла...
 
 
 
 
Произнося последнюю строчку, Женя медленно протянула руку к двери, которая вела на крышу. И буквально через несколько секунд она очутилась на ней. Она стояла и одиноко смотрела в бесконечную даль затягивающего пространства, от которого веяло сладкой неизвестностью. Запах чего-то нового, ещё не осознанного, словно магнитом притягивал её к себе. Она не чувствовала страха. Она не боялась пропасти. Она просто хотела сродниться с воздухом и лететь навстречу счастью, к чему-то новому и хорошему. Женя была полностью уверена, что где-то там за горизонтом её ждёт настоящая жизнь, полная радости и тепла, вечного спокойствия и наслаждения, без тревог и боли, которая всю её изрезала своими острыми ножами вдоль и поперёк, не оставив живого места даже в сердце. Больше всего на свете ей хотелось превратиться в белого голубя и улететь туда, где всегда тепло, и где тебя ждут. Ведь если тебя ждут, значит, любят и ты кому-то нужен, значит, тебя не забыли и  тебе всегда рады, чтобы не случилось. А как это было важно для Жени! Она была готова отдать свою жизнь за это. Один лишь только маленький кусочек чьего-то  даже потрёпанного счастья мог вызвать у неё милую, искреннюю улыбку, которая бы озарила всю её изнутри. Эта минутка настоящего счастья хотя бы на мгновенье оторвала бы её от дикой реальности. Она подарила бы всего лишь капельку тепла, которое согрело бы её своим присутствием и растопило бы холодный лёд в душе. За это можно отдать душу, за это можно стать одной из тех жертв, что отдали себя за минуту естественной улыбки.   
Женя продолжала стоять. Она смотрела в сторону своего когда-то родного дома. Отсюда его было хорошо видно. Ведь когда-то у неё был настоящий дом и мать. Но всё это в один миг исчезло, растворилось прямо перед глазами маленькой девочки и смылось горькой слезой младенца. Осталась лишь детская обида, которая жила до сих пор. Прошлого не вернуть, от настоящего хочется бежать, а в будущее страшно посмотреть. Всё сходилось к одному и подводилось под неизбежную черту. В это мгновение город замер. Тишина опустилась низко над землёй и поймала матовый взгляд Жени, зеркально отражая её сквозь городской облик своего царского самолюбия. Пошёл частый снег. Это были самые первые снежинки этой запоздалой осени. Казалось, это был подарок для Жени. В последний раз увидеть снег, не дождавшись настоящей зимы.  Она подставила свою тонкую ладонь, и мелкие, озорные снежинки стали падать на её охладевшую кожу рук и своим чутким прикосновением бережно согревать её. С томного лица Жени соскользнула маленькая, но счастливая улыбка. Она в последний раз взглянула на этот мир с полной надеждой и сбросила сумку с плеча.  Мелкими шагами она двигалась по направлению к обрыву, осторожно сдувая с накалившихся ладоней снег. Она улыбалась, она по-настоящему улыбалась, и даже задорно смеялась, наблюдая за его лёгким, непринуждённым паданием. Она совершенно не чувствовала страха. Она смотрела на летящие снежинки и представляла себя одной из них. Ей казалось, что она сейчас где-то далеко. В каком-то прекрасном и необыкновенном месте, где даже ночью светло, как днём. Из всех концов раздаётся красивая музыка, созданная из шёпота райского ручья, шелеста прибрежной травы и заливистого голоса юной птахи. Вокруг много людей в чисто-белых одеждах и праздничными лицами, которые передают своё настроение каждому, кто пройдёт мимо. Всё вокруг улыбается, цветёт, живёт настоящей жизнью. Такое впечатление, что здесь всегда все живут настоящим. Никто никогда не оглядывается в прошлое и не думает о будущем. Эти два измерения для них как будто не существуют. Все счастливы, и каждое их мгновение пропитано радостью, любовью и теплом. Они дышат друг другом, ощущают каждое колыхание сердца и смену эмоций. Они разговаривают на языке чувств и понимают друг друга с полу вдоха. Всё это кружилось вокруг Жени и заманивало её в свою стихию. А тем временем пропасть была всё ближе и ближе.  Но Женя не видела её. Она уверенно шла вперёд навстречу новой жизни, которая уже подняла свой занавес, чтобы впустить её. Она грациозными шагами балерины с искренней улыбкой на лице произвольно танцевала в воздухе в чисто-белом платье, держась за руки своих новых друзей, которые встретили её с распростёртыми объятиями. Женя порхала, словно бабочка в летнем, белом платье с венком из живых, полевых цветов на голове. Она сияла, как никогда в жизни. Её жемчужного блеска волосы развевались на ветру и гладким, жидким шёлком ложились на плечи.  На её губах цвета спелой вишни играло солнце. Оно безвозмездно дарило своё тепло, которого ей всегда не хватало. Приветливые взгляды людей со всех сторон осыпали её своей добротой, словно лепестками нежных, домашних роз. Всё было, как в сказке. Казалось, такого вообще не бывает. Но это было. И было по-настоящему.
Снег продолжал падать. Он осторожно ложился на землю и окутывал юное, бездыханное тело – единственное, что осталось от прежней Жени. Но это была лишь материальность, оставленная ей, как память о себе для этого холодного, как резиденция снежной королевы мира. Недалеко негромко звонил её разбитый телефон. А вокруг всё тускнело, превращалось в какое-то невзрачное, пустое и до грусти одинокое пространство. Городской мрак стремительно разрастался, множился и вскоре проглотил всё. Снежинки крупными слезами падали с небесного одеяла и разбивались о твёрдый асфальт. Оставались одни только осколки Жениных многолетних страданий, которые теперь были лишь напоминанием о тех днях, когда ей было больно. Их уже не вернуть. Да и следы от них скоро растают и исчезнут в никуда. А назад теперь уже никогда не вернуться, потому, что не к кому возвращаться. А где-то там далеко сияло солнце, распространяя свои божественные лучи по всему райскому городу. Там всегда красиво и спокойно.  Нет чёрных пятен, которые вечно портят жизнь в реальном мире. Там светло, там всегда светло. Белый, чистый свет пронизывает собой всё вокруг и освещает тебе дорогу. Ты идёшь по тропинке, разговаривая с кем-то о чём-то вечном и волнующем тебя. Ты смеёшься, споришь и не думаешь о завтрашнем дне. Там всё, как один день. Насыщено, ярко и живо. Нет войны, потерь, тревог, боли и горьких, мирских слёз. Там всегда светит солнце. И хочется жить. Жить, как все, по-настоящему. Радоваться каждому мгновению, ловить на лету своё счастье и наслаждаться каждой каплей тепла, устремлённой в твою сторону.