8. Человек Творящий...

«В свободе сокрыта тайна мира. Бог захотел свободы, и отсюда произошла трагедия мира». (Н. Бердяев).

Поиски смысла жизни – занятие, от начала времен считавшееся весьма странным и алопочтенным. Человек рожден для жизни, следовательно: «Жить надо для того, чтобы жить». Столь же давним является и контраргумент: «Никакое существование не может быть оправдано самим фактом собственного существования». Оба эти утверждения истинны – и оба присущи единому целому, именуемому человеком разумным.

Погружаясь в поиск смысла жизни (а, значит, в первую очередь – себя самого), Разум неизбежно приходит к открытию Души и Духа – или к принятию идеи Души и Духа. «Пусть я не знаю смысла жизни, но искание этого смысла уже дает смысл жизни. И я посвящу свою жизнь тому исканию смысла. Я стал философом, чтобы отрешиться от невыразимой тоски обыденной жизни». Эти слова принадлежат одному из самых удивительных людей XX века – русскому философу Н. Бердяеву (1874-1948).

Н. Бердяев принадлежал к плеяде выдающихся гуманистов, мыслителей и философов, к которой могут быть отнесены В. Соловьев, Н. Федоров, С. Хомяков, А. Гурджиев, Ф. Достоевский, Н. Толстой, П. Флоренский и многие другие. Кроме указанных, сам Н. Бердяев считал своими Учителями  Канта, Гегеля, Ницше, Бёме, Маркса.

Давно замечено, что на путях познания есть определенные «перекрестки», «зоны Истины», где встречаются не связанные на первый взгляд потоки. Задача людей, работающих в этих сложных «зонах» - интеграция, синтез знания прежнего и рождения знания нового. Именно это и характеризует как творчество, так и саму жизнь Н. Бердяева. Он с трудом может быть отнесен к какому-либо определенному направлению философской мысли; он не был «славянофилом», «народником», «почвенником», «чистым мистиком» или анархистом духа, не был «религиозным философом в привычном понимании этого слова.

В его творчестве самым удивительным образом переплетаются религиозность, вышедшая за пределы самой себя  и ставшая духовностью, философия познания, точность и безошибочность исторического (и метаисторического) видения  и психологизм – как особый способ восприятия мира (само это словосочетание – психо-логизм -  означает одухотворенный разум, взгляд на бытийность «изнутри», логику не разума – но Духа).

Сам о себе Н. Бердяев говорил как о мыслителе, принадлежащем к экзистенциальному течению философии; однако его экзистенциализм в корне отличался от западного – в первую очередь, немецкого и французского. Скорее всего, его философия может быть определена как философия Духа, Личности, Свободы и Творчества; своеобразный синтез религиозности, духовности, экзистенции (бытийности существования) и профетизма (пророческого служения).

При рассмотрении всего, написанного Н. Бердяевым, невозможно не заметить удивительного совпадения концептуальной основы его творчества с основополагающими шкалами индусской религиозно-философской мысли (в первую очередь, с ее новейшим течением – супраментальной йогой); с другой стороны – с теософией и антропософией, а в целом – с эзотерической и духовной традицией как Востока, так и Запада.

Выбор для представления именно этого мыслителя обусловлен самой логикой изложения основной темы – Жизнь Разумная, Религия – Духовность – Выбор – Восхождение – и неизбежно приводит к проблеме Человека Творящего. Философское наследие Н. Бердяева столь велико, что в наших силах лишь обрисовать основные контуры и выделить аспекты, имеющие непосредственное отношение к теме исследования.

*** 

Искажение смысла, истины в обыденной материальной жизни бессмысленно, ибо законы этого уровня полностью детерминированы и жестко зафиксированы; человек может лишь слепо им следовать. Реальность Духа первична; символически-знаковая, понятийная, феноменально объективизированная реальность – вторична. Дух есть Истинная Свобода, ничем не сдерживаемая в своей реализации и в своей Истине. Религия, религиозная догма и ортодоксия основаны не на Духе, а на авторитете, подавляющем Свободу. Дух – начало революционное, материя – реакционное. Мир форм, феноменов, объектов есть принуждение Духа и его несвобода – хотя воплощение есть для Духа осознанная необходимость.

Природа не однозначна жизни; жизнь выше кошмарных реалий цивилизации, общества и социоисторического процесса в целом. Бытие – «застывшая в своем развитии Свобода», Дух – активность, сама
суть Свободы.

«Добытийная», «изначальная» Свобода есть абсолютная многовариантность и всевозможность существования; реальность «добожественного Бытия». И она не может быть детерминирована ни Богом, ни Бытием. Свобода есть истинная жизнь Духа, проявляющаяся в независимости Творца и Творения от сотворенного, познания от познаваемого, процесса – от его сути и предназначения, возможности и вариантов реализаций – от уже реализованного. Искание смысла и истины есть служение жизни; такое обращение и есть прямое проникновение смыслом. Извне, из огромного мира «Не – Я» не будет могучего созвучия, резонанса, истинного и неразрывного слияния с миром «Не – Я».

«Смысл» не есть конкретизирование и «оформление» законов и соотношений; он есть процесс слияния внутреннего «Я» с внутренним «Я» Вселенной, с его тонкой и трепетной сутью, с материей, полностью освобожденной от всего «материального». Человеческое познание не раскрывает этой тайны – оно вбирает эту тайну в себя; логически-разумная сторона познания имеет дело не с Великой Тайной, а с цепью «лже-тайн», ошибок, заблуждений, порожденных суеверием, невежеством, незнанием.

Философия – это отнюдь не «любовь к мудрости». Это особый процесс, добровольный совместный труд, взаимопроникновение мира в Человека и Человека в мир. Это всегда «что-то», а не «о чем-то». В философии любовь не отделена от мудрости, а мудрость не есть предмет любования. Это сама любовь – повзрослевшая, зрелая, мудрая, все понимающая, свободная и раскованная; она не может быть холодной, рассудочной и корыстной.

Источник философского познания – сочетание опыта Разума и опыта Духа; это их союз и единая Жизнь, подчиненная единому закону. Суть этого закона – единство Бытия, Жизни, Свободы, Духа, Истины, Творчества и Бога. Атеизм означает отрицание высшего Духовного Начала; анти-теизм – отрицание устоявшихся  традиционных представлений о Боге; отрицание  и неприятие любых попыток заковать Его в форму, проявление, воплощение, лишить Свободы, навязать наше узкое, ограниченное, «трехмерное» понимание – как со стороны религиозной, философской, рассудочно-логической, эмоциональной, так и со стороны «научной» и «полунаучной».

Существует множество людей «хороших», «добропорядочных», «умных», «религиозных», «естественно логических». Значительно меньше «творчески мыслящих» и духовных (т.е. понявших истинный смысл пространства жизни Духовного); и совсем уж ничтожно мало Служителей Духа и Творцов Духа. Изживание несовершенства мира – и себя в этом мире – их предназначение и цель, их выбор и их борьба. Их Слово, Философия, их Дело – именно «ЧТО-ТО» – а не о «чем-то».

Наша «приземленность» – производное, низшая ступень бесконечной лестницы Высшего. Все, что «внизу», все, что далеко от его центра – безнадежно провинциально, мало, плоско, неистинно и убого. Наш мир лишен тонкости, глубины и истинного понимания.

Величественный трагизм древнегреческих мистерий в том, что люди поставлены перед высшей тайной, непостижимостью, Роком. Боги, действующие рядом с человеком, столь же одержимы Роком, и столь же бессильны перед его загадочной мощью. Так сливаются вместе чеховская и божественная трагедия, трагедия Человека и Бога. Мистерия Духа на Земле ограничена человеческим Разумом, Сознанием и Социальной Средой. Степень Свободы в этой системе резко ограничена; истинная же Свобода мучительное и бесконечно печальное открытие.

Поиск этой Свободы есть Крест, Бремя, Голгофа, высший Человеческий долг, призвание и тяжкая ноша. Она переживается не как легкость, а как трудность. «Грех» не есть провинность перед Богом, а есть утрата внутренней Свободы; человек «согрешивший» всегда есть человек несвободный. Отречение от Свободы, слепое следование букве Закона, а не его Духу, не рассуждающее послушание, принятие любой истины как окончательного и неоспоримого вердикта создает легкость и рождает радость немыслящих младенцев.

В этом смысле Бог должен пониматься как Свобода и Дар Свободы, не как Господин, а как Освободитель от господства «нижнего мира» – т.е. животной природы человека. Он действует как Свобода  и лишь через Свободу; не действует как Необходимость и через необходимость; Он – Выбор, но не Принуждение.

Религия же представляет ортодоксию и высший непререкаемый авторитет. Она признает Свободу для себя и не признает ее для других. Жизнь, стесненная в своей свободе, перестает быть жизнью, становясь лишь видимостью. В древнейшем парадоксе о Боге и Камне («Может ли Бог создать такой Камень, который сам не сможет поднять?») скрыт глубокий философский и онтологический смысл. Бытие – это и есть тот Камень, в который входит Бог, пожертвовав своей Свободой.

Став несвободным, умалив себя, он передает Свободу сотворенному. Последнее, осознав свободу Духа и силу Жизни, поднимает необъятный и неподъемный камень собственного низшего состояния, тьмы, невежества, стесненности, возвращая Богу и Силу, и Свободу, и Радость Бытия. С каждым усилием они все ближе и ближе друг к другу, все больше и полнее ощущают и чувствуют эту близость.

Вначале – это искаженная, неполная реальность, их Со-Бытия; примат жесткой и грубой действительности, непроявленность ни Бога, ни Человека; каждый ложный шаг «утяжеляет Камень», порождая насилие и сковывая Свободу. Поэтому от «прекраснодушных», наивно-романтических и мечтательных отношений к этой сложнейшей проблеме необходимо перейти к отношениям трезвым, реальным, взвешенным, подобным отношению труженика к долгому и упорному труду, отношению пахаря, садовника, селекционера, но не раба, арендатора  и тем более «хозяина».

Та же самая позиция должна выдерживаться и в сфере духовной работы, где прочно поселился «духовный материализм» и позитивистская философия. Высшая гармония мира не есть предопределенность; даже космическая гармония есть постоянное совершенствование, непрерывная реализация Свободы Выбора и Свободы Сотворения.

Нынешнее состояние мира суть не «греховность», не «падшесть», и не следствие «Божьей Кары». Они есть лишь не-совершенство, не-правда, не-истинность, не-свобода и не-понимание, порождающие страдания и смерть. Это – отказ от свободы собственного сотворения, от борьбы, от попытки не возврата, а реализации Свободы. Идея греховности и Божьего Промысла в своей традиционной и неистинной форме ведет к атеизму.

Антитезой этой идеи выступает следующее: Бог открывает себя Миру, но не управляет Миром. Бог есть Свобода Выбора и Свобода Воплощения; Свобода есть Дух, то, что за Богом  и перед Богом. Откровение Бога миру есть откровение Царства Небесного, а не царства мира Природы. Последний может лишь приближаться к нему через ряд последовательных стадий, но никогда им не станет, ибо царство мира Природы конечно, каким бы прекрасным (или ужасным) оно не стало.

Неправда, несправедливость и жестокость мира не есть отрицание мира – они есть отрицание того состояния, в котором он пребывает. Антропоцентризм не должен противопоставляться космоцентризму – они взаимообусловлены, взаимосвязаны и взаимопроникаемы. Миропорядок – это не то, что вечно «есть» – а то, что непрерывно создается. Столь же двойственна и материя. Это не только «грубая», «телесная» реальность,  но и беспредельная чистая «возможность», из которой возникает (или рождается) всё.

Говоря о мире, мы говорим о его основных реалиях – Духе, материи, форме, структуре, содержании, воплощении, реализации – т.е. о его непрерывном движении. В Человеке все это смешано самым неожиданным и парадоксальным образом; он крайне редко доволен «формой», «структурой», «воплощением», но никогда не задумывается о «материи» с ее невероятными возможностями, из которой сам и сотворен.

Идея улучшения формы и более высокого воплощения  ему близка и понятна; идея же коренного, принципиального изменения «материи», способа ее существования и собственного «статуса» – практически недоступна и невоспринимаема. И это несмотря на то, что ее «озвученность», «знакомость» человечеству насчитывает тысячелетия!!

Точно так же знакома идея того, что материя есть «огрубевший Дух». Союз этих двух составляющих – Духа и материи - порождает Принцип Человека и Идею Человека; последний представляет уже триаду, третьей составляющей которой выступает Разум. Дух, пробужденный Идеей, но содержащийся в форме – революционное начало; материя, его сковывающая – реакционное. Цель Духа – отнюдь не разрушение «материи и формы», а их трансформация.

Дух, ощутивший себя в форме, материи, но не имеющий возможность воплотить свою Идею, свой Принцип – есть «томление Духа»; материя воспринимается им как тяжкая (хоть и временная) несвобода и необходимость.

Человеческая материя – плоть, кровь и разум. Для этого он использует принцип изменения формы через ряд последовательных воплощений. «Закон конечности Человека» – это отражение закона «конечного мира». Последний – это ряд систем, включающих в себя человека как элемент – семья, государство, народ, раса, общество, история, религия. Они конечны так же, как конечны Земля, Галактика и сама Вселенная. Это – «локальные конечности» в бесконечном.

В Универсуме нет линейной связи и однонаправленного движения; все дискретно, все взаимопревращаемо, все есть конечность одной формы, перетекающей в другую и готовящую воплощение третьей. В Религии столь же много «материального», сколь в язычестве «религиозного», религия в истории человеческой цивилизации – чрезвычайно сложный комплекс. Можно сказать, что она создана церковью, религиозным коллективом как социологический феномен.

«Дух» же религии – совсем иное дело; понятие и принятие его целиком зависит от структуры сознания, от его истинного понимания таких сложнейших, «многомерных», «инореальных» и «иновременных» постулатов, как «Царствие Божие» и «Конец света». В языке и Слове Евангелий больше от человеческой ограниченности, от жестокости и мстительности «природного человека», чем от самого Христа;

Откровения ветхозаветных пророков не столько «содержат Бога», сколько представления о Боге; Истина Бога и Истина Христа, Слово Бога и Слово Христа есть истина неполная, слово неполное; преломление Божественного Света в человеческой тьме невежества.

Христианство – это откровение Духовного Мира, принципы существования которого несовместимы с принципами бытия мира земного. Исторически христианство приспособилось к миру и часто раболепствовало перед ним (не зря было сказано: «Христианство – религия рабов»). Аскетическое, «бунтарское христианство» выступает как обратная сторона христианства «приспособленческого».

Голос Христа – это призыв к преображению мира, активно-творческий подход, основанный не на угрозе гибели человечества в Апокалипсисе, а на признании невозможности принятия Человеком того мира, в котором он вынужден существовать. «Конец» этого мира не есть конец Человека Разумного, а есть переход мира и Человека в иное состояние, начало Нового Мира и Нового Человека.

Однако нет ничего более ненадежного, неистинного и жалкого, чем утешения, связанные с прогрессом и возвышением будущих поколений, для которых нынешние – лишь «навоз истории». Прогресс приемлем лишь в том случае, если он служит человеку сегодняшнему, личности – а не будущим поколениям.

Не религию жизни или смерти должен исповедовать человек – а религию творческого, индивидуального и непрерывного восхождения.«Вечная», абстрактная, «нирваническая» жизнь, в которой нет ни Бога, ни тебя, ни любимых людей, ни любимых животных, ни труда, ни постижений, ни ошибок – есть ничто. Но и индивидуальность, непрерывно тиражирующая себя в Вечности , так же есть ничто, даже если это индивидуальность Космической Личности.

Жизнь, рождение и смерть должны восприниматься как единый и бесконечный процесс проявления не столько жизни, сколько Духа. Объективизация же Духа Божественного Света и Истины в их высшем проявлении, изложение их в каких-либо знаковых или понятийных категориях не только бессмысленно, но и невозможно. Не может удовлетворить и учение о бессмертии души или некого универсального, «идеального начала».

Идеи Ницше наследуют греческую концепцию – Боги бессмертны; Человек – смертен. Однако затем полубоги, а за ними  и Герои бессмертие обретают. У Ницше Человек обречен на исчезновение; бессмертен Новый Бог, Сверхчеловек, пришедший на смену Старым Богам. Но это не Человек, ибо ничего человеческого в нем не осталось. Это не Бог, ибо он содержит в себе  прежнего, грубого, воинственного, жестокого и склонного к бесконечной экспансии Первочеловека-животного, а отнюдь не «Человека Божественного».

Следовательно, задача должна быть сформулирована так: возможна ли бессмертная жизнь не для Человека-первоструктуры, отягощенной злом, не-свободой, не-истинностью, не-бытием, а для человеческого в человеке? Для того человека, которому еще только предстоит родиться? Ответ может быть только положительным. Человек, «разобранный» на космические элементы» и сложенный заново – это уже не человек, а нечто иное; это иная жизнь и иная ступень жизни.

Личность, сложившая себя сама в недрах общего человечества из самых лучших его элементов есть лишь первоэлемент Духовного Мира. Для нее было задумано как предсуществование на Духовном Плане, так и многоплановое перевоплощение в иных – и не только духовных -  реальностях. Поэтому окончательная судьба человека не может быть определена в период единственной, кратковременной и плохо осознаваемой жизни.

Признание же и попытка объективизации ада (даже в самых сверхсовременных видах и формах) является самым сильным аргументом атеизма и служит задаче полного отрицания как Бога, так и всего Божественного. Смерть – это не Кара, не наказание – это исчезновение «Не – Я», короткий момент уединения, сменяющийся слиянием осознавшего себя в земной жизни духовного «Я» с Духовным «Я» вечным, Космическим.

Пробуждение же истинного «Я» в земном «Я» есть процесс длительный, проходящий стадии повторного «рождения», «детства», «юности», «молодости» и «зрелости». Это постепенное узнавание «себя» в том, что ранее представлялось как «Не – Я», это память прошлых воплощений, собирание себя воедино при жизни. Такая конструкция – уже не совсем «Я»; скорее – «Мы»; кроме того, это уже не один конечный мир, а содружество миров, общий «микрокосм».

Человек индивидуальный, не осознавший свою «многомерность» - конечен. Конец мира, исторический конец входят в судьбу человека и конечность его личной истории. История человечества трагична; столь же трагична и судьба любой личности. Исторический процесс практически не замечает ее, убивает ее и не заботится о ней. В его пределах проблема личности неразрешима.

Человек переживает не только конфликт личности в истории – он переживает всю человеческую историю как историю личную, включает в себя весь мир, всю культуру, все искусства, науки и религии.Вся мировая история произошла с ним, но он и есть этот мир, эта трагедия, этот макрокосм.

История – это нечто «рассказанное» человеку; постижение и становление – это то, что он хочет рассказать миру – о себе и о своем мире. Конец этого диалога означает возврат Духа в себя и к себе; время «выворачивается наизнанку»; история становится тем, что она есть – а не тем, что было или будет. Этот парадокс времени создает величайшую трудность в
толковании Апокалипсиса.

Поэтому ко всему, что кажется «конечным», надо подходить осторожно и в тоже время творчески – активно. Человек ежесекундно переживает конечность «настоящего» и входит в вечность «бесконечного», дробящегося на те или иные «конечности», постоянно входя в новый мир и новое «Я». Он прощается в коротком миге созерцания, переживания озарения, постижения. Но он должен научится творческому познанию,упреждающему сотворению себя и мира, началу того, «что еще не существует». Это и есть победа мира нового над иным, прежним.

Сегодня это возможно лишь благодаря Высшей Воле, а завтра будет делаться волей самого Человека. Для этого надо понять – и принять – эту Волю не как довлеющую, принуждающую, карающую, распределяющую поощрение и наказание, а просветляющую, освобождающую и преображающую.

Трудно защищать не веру в Бога, не его Истину, а традиционное учение о Промысле Божьем. От этой идеи надо отказаться окончательно и бесповоротно. Бог не есть мироправитель, царствующий в мире вещей и феноменов – он правит в мире Свободы, а не Необходимости. Идея «Промысла» может быть воспринята лишь духовно и нравственно и воплощена лишь в Человеческой Душе и Человеческом Духе.

Только тогда она становится реальной и ощутимой Силой, проявленной в личной, индивидуальной судьбе и жизни. Чистая «Человечность» доступна немногим, а «чистая духовность» – может быть воспринята лишь максимально проявленной, «чистой человечностью».

Меняется время, изменяется мир, меняются и задачи, и приемы «духовной педагогики». «Судебная религия» больше не нужна миру – он и так истерзан самим собой. Ему не нужен «ад», ибо он сам есть все круги ада; ему не нужен «рай». Он познал все его наркотические грозы. Кара целиком в руках «кесаря» – а он по-прежнему отлично справляется со своим делом.

Современному человеку нужна не покорность, не смирение, ни безоглядное бесстрашие, а особого рода смелость, позволяющая одновременно смотреть в глаза «Кесарю» и «Богу», прошлому и будущему, себе вчерашнему и себе завтрашнему. Необходимо самопознание – тяжелое, мучительное, проходящее через страдание, опускающееся до самого дна Человека и Мира, до самой сути, первопричины, до открытия в себе Бога. Есть гениальные стихи, лучше всего выражающие эту сложнейшую тему:

Молчи, скрывайся и таи
И чувства, и мечты свои
Пускай в душевной глубине
И всходят, и взойдут оне.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, как ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.

Жить лишь в самом себе умей;
Есть целый мир в Душе твоей
Таинственно-волшебных, странных дум...
Где только Бог – не мысль, не ум...

Лишь осознавший это способен к самосотворению...

***

Творчество, творческое призвание Человека – основной смысл его жизни. Обычно его понимают узко – как культурное или научное творчество, творчество «наук и искусств». Творчество не нуждается ни в обосновании, ни в оправдании, ибо именно оно оправдывает существование человека. Это тема отношения к Высшему Бытию Человека и ответа Высшего Бытия Человеку.

Тема об отношении к производимым культурным, научным, интеллектуальным и материально-техническим ценностям вторична и лежит в иной плоскости. Переживание низости, несовершенства жестокости и неистинности мира может превратиться в непрерывное барахтанье во тьме, не приводящее к Свету.

Духовная наука гласит: «Благодать может снизойти лишь сверху». Остается главный – и самый мучительный вопрос – может ли человек преобразовать себя лишь слепым и беспрекословным послушанием, покорностью собственной, пусть неизмеримо меньшей – но родственной, чистой и благостной? Может ли эта Сила обеспечить истинное творческое деяние, подъем, самотворчество?

Но тогда придется ответить и на следующее: есть ли творчество человека его требование к Богу  и его право  или есть требование Бога к Человеку  и его прямая обязанность? И что тогда есть творчество – требование Свободы, проявление Свободы или обретение Свободы? Ждет ли Бог творческой инициативы от человека, его ответа, его встречного движения, начала эры уже его, выросшего Человека, Творчества и Сотворения? Может ли Бог открыть Человеку то, что Человек должен (и обязан!) сам открыть Богу?

«Дерзновенное творчество», мечта Духа и работа Души на самом деле могут быть выражением скрытой воли Бога – и оно менее всего направлено против Бога. Строительство «лучшего мира», рожденного в глубине человеческой души – не проявление гордыни, греховности и самомнения, а высшее интуитивное понимание.

Идея Бога есть величайшая человеческая Идея, а идея Человека – величайшая идея Бога. Бог ждет рождения в нем Человека; человек желает рождения в себе Бога. Без этого дерзновенного открытия весь смысл Богочеловечества исчезает. Тема эта стара как мир; она лежит в основе самых древних дорелигиозных верований; красной нитью проходит через все христианское учение.

Есть великая драма (но не трагедия) в отношениях Бога и Человека, неверно отраженная в притче об Отца и Сыне. Божественная драма «опрокинута» в человеческую драму; то, что «вверху» – опрокинуто в то, что «внизу». Мистерия творчества тоже есть акт мистической драмы – это не просто «оформление чего-то в конечной форме», а полет в бесконечность,
трансцендирование, поиск духа.

Трагедия творчества, трагическая судьба его «детей» в продуктах культуры и общества, во всех «материальных»  либо интеллектуально-духовных формах объясняется несоответствием между истинным замыслом, искаженным его восприятием и еще более искаженным воплощением.

Высшее творчество – это не создание «культурного продукта», а потрясение и подъем всего человеческого существа, направляемого к иной, высшей жизни и высшему бытию. Оно помогает понять разницу между «Я»-субъектом, личностью, объектом, воплощением и «Я»-духовным, истинным. Оно прямо противоположно эгоцентризму; оно есть забвение и растворение ложного «Не – Я» в себе истинном.

Творческий опыт не должен ограничиваться рефлексией, переживанием собственного несовершенства; он должен быть преобразован в стремление к Новому Миру, Новому Небу и Новой Земле. Однако именно он, Человек творящий, сам должен готовить для себя и первое, и второе, и третье.

Творец всегда одинок; его творчество имеет не коллективно-общий, а индивидуальный характер. Творческий акт есть менее всего поглощенность собой; он всегда есть «выход из себя», имеющий социальный, мировой и космический характер. Но самое главное – это творческое откровение Человека Богу, принятие на плечи долга, обязанности, эстафеты последующих этапов Сотворения.

Этот великий акт, ведущий к возникновению новизны Мира (пусть даже еще не реализованной) не может быть понят в рамках любой изолированной системы бытия. Он возможен лишь при полной Свободе, не детерминированной бытием, а Сотворяющей Бытие.

Творческая деятельность человека совершается не в пустоте, не в «безвоздушном пространстве», а в особой реальности. Иное дело, что он (человек), не может обойтись материалом, который ему поставляет мир, и тогда человек сам становится материалом для собственного творчества-строительства, особой субстанцией, осознавшей свою Истину и свою Свободу.

Для цели «искупления греха» и «спасения» творчество не нужно; для создания «Царствия Небесного» - жизненно необходимо. Именно это и будет истинным содержанием грядущей эпохи Духа. Творчество есть продолжение дела Миросотворения, проводимое уже совместно Человеком и Богом. Это тяжелейшая задача, ибо в условиях «темного мира» порыв ослабевает, тяжелеет, притягивается вниз, подчиняется заказу, конъюнктуре, денежным отношениям. Он создает не «живую жизнь» – а «мертвый продукт» большего или меньшего совершенства.

Пока истинное совершенство творения есть лишь трансцендентный акт, символ, знак иного совершенства в ином мире, ином плане бытия и сверхбытия.Это особая, «сверхтонкая реальность», которую нужно правильно понимать. Ложно и беспомощно сознание, переносящее Знак и Символ Высшей Реальности в реальность земную, бытийную. Высшее сознание выше логично-реалистического, и именно оно открывает путь к подлинным реальностям.

Наивно-реалистическое, первичное сознание прочно заковано в условно-символическом мире обычной действительности и является видом духовного материализма. Суть и «тонкая жизнь» мира символического, архетипического, мифологического – это Знак, Откровение, Прообраз, Зов,
Нереализованное Будущее, обращающееся к настоящему и показывающее пути своей реализации.

Человек - существо метафизическое и никогда не должен этого забывать, особенно в периоды высшего творчества, где его связь с иным миром (мирами) становится его личной реальностью. Именно это единение спасает от страшной истины. «Бог человечен, человек – бесчеловечен». Утверждение законченности, целостности и самодостаточности человека оборачивается отрицанием человека, ведет к распаду изначального единства на чисто человеческое начало и нечто, стоящее «выше» (супрачеловеческое) и «ниже» (инфрачеловеческое).

Вместо единого, осознавшего себя и собравшего себя Человека, Богочеловека появляются его неполноценные части – Человекомашина, Человекозверь и нечто неземное, «ангельское», покинувшее человека и более человеком не являющееся. В этом смысле ложно понимаемое движение эволюции – прямолинейное – от «плохого мира» к «хорошему миру» - никуда не ведет, ибо сами понятия «плохо» – «хорошо» не могут служить четким, однозначным и надежным ориентиром.

Творчество исповедует иную истину, чем примитивная оппозиция «хорошо» – «плохо». Это не только разные, но и противоположные вещи. В мировом историческом процессе нет поступательности – есть периоды реакции и тьмы, откатов и падений, утраты уже достигнутого, а то и полного одичания. Столь же непредсказуемым, «нелинейным» и парадоксальным является процесс духовного взросления человека и человечества в целом.

Творчество, начиная с времен древнейших, всегда едино, цельно и подчинено одному закону – закону возвышения Человека. Все, что обращено к низшему, грязному, болезненному, уродливому, что выдается за истинную природу Человека – есть следствие болезни Духа. Извращение не есть искусство и не есть творчество. Оно способствует не излечению, а продлению болезни; есть любование, садо-мазохистский комплекс, рабство Души, а не поиск освобождения от рабства; есть принятие следствия как абсолютной неизбежности  вместо поиска причины и ее искоренения.

Творчество напрямую связано с воображением, прорывом Свободы через необходимость и жесткую детерменированность. Можно сказать и так: нелюбовь к миру, невозможность оставаться в его пределах есть проявление любви к Миру Истинному. В этом «упреждающем преображении» и заключен весь смысл искусства.

Однако творчество может быть и ложным, и иллюзорным – все зависит от работы сознания. Интуитивно-синтетическое мышление, понимание языка символов позволяет понять связь всего отдельного, частичного, незаметного, с целым, с бытием мира и смыслом мира. Это особое восприятие; чтение множества книг без умения ощущать целостность и связь всего в них изложенного не только бесполезно, а зачастую и вредно.

Особый и тонкий «внутренний голос» повелевает писать то, что пишется; человек пишет потому, что не писать не может; это его счастье и его горе. Это почти физиологическая потребность. Творческий акт происходит вне времени и пространства – в последних же пребывают лишь продукты творчества. Никакой «продукт» сколь высок он бы не был, никогда не удовлетворяет творца; в этом он един с самим высоким Сотворителем, Мастером, Демиургом.

Часто говорят, что Бог после акта Творения погрузился в глубокое созерцание. Противоположно ли оно Творчеству? Есть ли это совершенная пассивность Духа? Думается, что нет. В созерцании (подобно практикующемуся в йоге и цзен-буддизме) есть момент полного слияния с высочайшей духовной истиной и истинностью жизни; слияние двух реальностей, становящихся одной. Созерцание красоты и гармонии мира предполагает преодоление неистинности мира, его грубой оболочки, прорыв к инобытию.

Красота – это уже порог перед вхождением в Иной Мир – Мир «тонкий», «умный», а затем – в «Мир Духовный» и «Мир Божественный». Гений – одержимый Человек, но Божественный Творец. В моменты же созерцания борьба, конфликт, мучительные сомнения, сопротивление и трудности исчезают. Это короткий, благодатный отдых Творца, чистый, светлый и заслуженный.

Отдых снова переходит в Творчество, Творчество – в Новое Сотворение. Так всегда было  и так всегда будет. Бешеная гонка, непрерывная активность, неумение управлять процессом мышления, созерцать, вовремя останавливаться– или калечат человека, или превращают его в механизм. В этом весь ужас нашей современности.

Трагедия и в том, что «незавершенность», «низость» человека делает невозможным не творчество как таковое,  а Творчество Высшее – в первую очередь сотворение самого себя. Только это – и еще освобождение человека от власти мира, вещей мира и неправды мира – есть единственный и высочайший смысл человеческого существования.

***

НЕТРАДИЦИОННЫЙ КОММЕНТАРИЙ

Философское наследие Н. Бердяева (как уже говорилось) крайне трудно отнести к какому бы то ни было четко очерченному течению или направлению. Это и не знание, а, скорее, фрагмент, «проявление», «высветление» единого, бесконечного и вечно движущегося процесса Познания.

Мыслитель обращается к «вечным темам», волнующим и тревожащим человечество с времен древнейших; к Проблеме Бога и Человека, Начала Мира и Конца Мира, к проблеме Свободы и Творчества, проблеме Личности «живущей» и личности «творящей». Не раз говорилось, что поколение последующее «прирастает» поколением предыдущим; но каждое третье поколение обязано создать нечто принципиально новое.

В этом плане может показаться, что оценка «прошлого», его научного, философского и духовного наследия – дело простое и однозначное. Это не так; столь же трудно нам самим оценивать эпоху собственную. Реально сделать это могли бы далекие потомки – но их еще нет; пытаться «просчитать», «вообразить», «придумать» их реальную жизнь – дело в высшей степени неблагодарное и ненадежное.

Столь же неистинной представляется Идея привлечения на роль судей и советчиков представителей минувших тысячелетий и веков. Их давно нет; нет проблем и вопросов, которыми они были обеспокоены, а реалии жизни нынешней столь сложны, что вряд ли были бы доступны их пониманию. Это представляется очевидным лишь на первый взгляд. В жизни каждого поколения явственно прослеживается влияние поколений прошлых и неотчетливо, скрытно – влияние поколений будущих.

Через всю человеческую историю красной нитью проходит Идея выбора между слепой верой и покорностью авторитету любого рода, бунтарским неразумным, всеотрицанием  и столь же слепой верой в идеалы дня сегодняшнего. Это своеобразное «историческое беспамятство» проистекает из самой основы нашего биологического, «временного» существования. Идея времени «нелинейного», не бытийно-индивидуального», а исторического – первая прививка против этой болезни.

«Нелинейность» исторического времени, как и «нелинейность» процесса познания – вещь неоспоримая; «прошлое», «настоящее» и «будущее» не закапсулированы в своем,  и  только  своем, времени.  В  кажущейся хаотичности, стихийности исторического, познавательного и эволюционного процесса есть своя внутренняя логика, повторяемость, особая цикличность – трудно постижимая, «надразумная» ситуация Свободы и Выбора. Знание в нем – проявленная частность с каждым шагом становящаяся все понятней, доступней и практичней. Процесс познания такого дробления не приемлет; будучи вечным и бесконечным, он и отражает Вечное и Бесконечное. Не мы оцениваем прошлое  или оно нас, а само познание, ускоряя или замедляя к узловым точкам, особым ситуациям, выборам и пониманиям.

Именно на точках пересечения основных исторических линий, «эволюционных перекрестках» и происходит наложение «прошлого» на «настоящее» и «будущее», определенная сверка по «лекалам Истины». И тогда, зачастую неожиданно для себя, человеческая мысль снова возвращается к (казалось бы) безнадежно устаревшим и изжившим себя Идеям, концепциям, принципам.

Это «судьбоносное», «интерпретирующее» и «побуждающее» вторжение  особенно важно в периоды человеческой истории, когда люди в своей массе перестают понимать смысл происходящего, теряют цель, способность тонкого различения, интуитивного чувствования абсолютно далекой от завершения негарантированной и драматичной человеческой истории.

Именно такой период переживает человечество и сегодня. В этом смысле «второе пришествие» в наш мир Религиозной и Духовной Идеи, а вместе с ней и великих философов-мыслителей далекого и не столь уж далекого прошлого, не только неизбежность, но и великое благо.

В этом возвращении есть определенная тайна, мистичность, с трудом доступная рациональному пониманию. Мир за прошедшее столетие столь разительно изменился, что принятие им идей такого мыслителя, как Н. Бердяев, кажется абсолютно невозможным. Но это лишь поверхностное, неверное суждение. В движении, тонком стремлении и императиве идеи к воплощению есть лишь ей присущая тонкость, чуткость, избирательность; она никогда не идет «напролом», но всегда находит возможность отражения в процессах и движениях, близких ее сути.

Люди, подобные Н. Бердяеву – феномен достаточно редкий, но неизменно присутствующий на всех этапах человеческой эволюции. Прямые, жесткие и недвусмысленные пророчества древних эпох ныне сменились осторожным, бережным, тонким, но от этого не менее действенным «касанием». Его реальность и влияние мы ощущаем сегодня буквально на каждом шагу, даже в такой «рациональной области», как наука и научное исследование.

Еще в XIX веке Кант утверждал, что цель науки (или истинного просвещения) – не столько вырвать человека из под власти традиций и суеверий, сколько избавить его от суеверных надежд на силу теоретического разума, от веры в разрешимость рассудком любой проблемы, вырастающей из обстоятельств человеческого бытия.

Наука разрушает ложную и наивную уверенность, но почти всегда не в состоянии предложить взамен всем требованиям. Как это ни парадоксально, но она делает крайне трудную жизнь не невежественного, а высокоразумного человека, ставя его перед лицом неопределенности, многовариантности, «многомерности» и требуя выбора, не обусловленного ни строго «научным», ни традиционно «религиозным» мировосприятием.Именно такая ситуация объясняет факт появления значительного количества людей, серьезно усомнившихся в ценностях технологической цивилизации и непогрешимости научного знания.

В этой же группе особенно важны люди, усомнившиеся в правильности восприятия ими мира и основных его реалий. Так возникает ощущение осознанного незнания – очень неприятного и зачастую мучительного чувства. Однако именно с этого, первого шага и начинается поиск уже не Знания – но Истины. Знание не объясняет мир, оно помогает правильно формулировать вопросы, ориентиры, цели; их понимание заложено в Человеке изначально в виде «морального Закона в нас», Дара Свободы и Стремления к познанию.

Стремление это рано или поздно приводит развивающуюся личность к перекрестку, где единый путь раздваивается; один ведет к постижению тайн материи и физического мира, другой – к тайне Бытия, Бога и Духа. Сама же двойственность человека не приемлет подобного жесткого деления; он хочет быть и «материальным», и «духовным»; не может «освободиться» от разума и низшей природы, но не хочет отказаться от Души и Духа, «жизни после смерти» и «перевоплощения».

«Первичная духовность», «инстинктивная религиозность» неизбежно приводят его к Учителям, подобным Н. Бердяеву, Э. Канту, Шри Ауробиндо, Е. и Н. Рерихам, Е. Блаватской. Базовая же «материальность» – к абсолютно ясным, четким и практичным вопросам: «Что я могу знать вообще – и где пределы моего личного знания?» «Что я должен делать – и куда (зачем) идти?» «На что я могу (и смею) надеяться?»

Ответ на эти вопросы так же лежит в двух плоскостях. В мире реальном он реализуется в поступке, выборе, деятельности; в мире духовном – в непрерывном поиске Истины, Вере и Постижении. Опыт людей, умеющих пребывать одновременно в «двух сферах» – чрезвычайно ценен, и именно он является связующим звеном между поиском для вчерашнего и дня сегодняшнего.

Автор этого комментария категорически не ставил перед собой задачу подробного и крупулезного разбора всех положений учения Н. Бердяева – это давно сделано. Цель состоит в ином – попытке показать, как – и каким образом – приходят в мир «низший» истины и законы «мира высшего»; как происходит их «приспособление», «трансформация», «внедрение».

«Высшие Идеи» не есть (и никогда не были) чем-то монументальным, они есть не «отражение реалий жизни», но особая форма жизни, развивающаяся параллельно с эволюционным развитием человечества. И если «сумма сегодняшнего знания» (как и сумма технологии) представляет собой нечто определенное, «проявленное», частично «завершенное» – то «сумма идей», «прозрений», «чувствований» и «предчувствований» – на первый взгляд создает впечатление хаотичности, противоречивости, разнонаправленности.

Это не новое, а всегда свойственное постижению качество «непрерывного движения». Идеи и Законы Нового Завета не отменяют, а развивают Идеи и Законы Завета Ветхого; учение Мартина Лютера не отменяет Христианства, а выводит его на новый уровень. Новое (казалось бы) видение Н. Бердяевым мира «земного» и «мира Небесного», отказ от ветхозаветной идеи «греховности», «падшести», новозаветной идеи «Божьего Промысла», новое прочтение взаимоотношений Человека и Бога, Свободы и Подчинения, Свободы и Творчества  есть не вызов основным христианским постулатам, Символу Веры, а возврат к Первоначалам, истинным взаимоотношениям Бога и его Сына.

Н. Бердяев ни в какой мере не был «бунтарем» или религиозным реформатором», за его «Богом» незримо высятся две огромные величины – Дух и Свобода. Это тоже не ново; об этом говорит и Библия, и другие Вечные Книги; именно этот аспект быстро растущей человеческой разумности лежит в основе трудов И. Канта (кстати, ревностного христианина), а еще ранее – в мировоззрении Платона, Аристотеля, Пифагора, Анаксимандра.

Еще более удивительным представляется почти полное совпадение духовного видения русского мыслителя Н. Бердяева и индийского – Шри Ауробиндо; разница заключается лишь в «особом прочтении» – западном (а, точнее, русском) в первом случае – и «восточном» во втором. Однако и первый, и второй далеко ушли как от традиционно «теософского» (Божественная Мудрость) так и «антропософского» (мудрость человеческая) видения мира.

Подобные «глубокие прорывы» в Запредельное» не проходят даром, порождая чувство особого одиночества, «надвременности», «надреальности». В своей земной жизни не были счастливы ни И. Кант, ни Н. Бердяев, ни Шри Ауробиндо, ни Д. Андреев, ибо само понятие «счастье» к их бытию неприменимо.

Н. Бердяев, несмотря на свое искреннее стремление, не был принят ни в кругах духовных, ни в кругах светских, ни даже философских, не говоря уже о кругах революционных. Шри Ауробиндо, покинув революционное движение, стал непонятен и традиционному индуизму, и йоге; диалог его с современной философией и наукой кончился ничем, породив горькие слова: «Я безнадежно устал как от этих бессмысленных споров, так и от попыток доказать недоказуемое».

Отказался он и от столь распространенных в то время «войн на тонком плане», как и вообще всякой деятельности в «переходной зоне» между Разумом и Сверхразумом, Разумным и Духовным... Под его последними словами «Вы просто не поймете» могли бы подписаться многие, начиная с Иисуса...

Д. Андреев, не будучи ни революционером, ни «диссидентом», ни «иерархом», а всего лишь Искателем Духовной Истины, десять лет провел во Владимирском Централе, так и не увидев «Розу Мира» напечатанной... Выбирающий Путь Духа выбирает одиночество... Эта тема – не основная, но неизбежная для всех людей духовных, и именно об этом так ясно и недвусмысленно писал Н. Бердяев (и не только он):

«Отношение Человека и Бога есть драма;

Человека и Жизни – поэма, огонь, любовь;

Человека и Человека – роман, водевиль, комедия, иногда – фарс и всегда театр кукол.

Отношения же Бога, Человека и Духа – это трагедия... Трагедия самого высочайшего свойства – и все же не безнадежность; временное расставание, но никогда не Вечное Прощание. Может уйти Бог, может уйти Богочеловек, но Дух – никогда...

«И Я умолю Отца и даст вам другого Утешителя – да пребудет с вами во век; Духа Истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет. Не оставлю вас сиротами; приду к вам. Утешитель же, Дух Святой, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам».

Дух, безмерно уставший от собственного одиночества – это врубелевский Демон, нечто «вне и над»; Дух Святой, о котором говорит Иисус – это не «вне и над», а в «нас» и «рядом с нами». Дух – это не «Господин Жатвы», и даже не «сама жатва», а посев… Девиз его: «Я тихие дела творю…»

Так «духовное» и «сверхтонкое» неизбежно опережает «разумное» и «религиозное». Именно это и является основным смыслом всего философского наследия Н. Бердяева. Его понимание личности, ее целей, ее движения – это понимание нарождающегося Богочеловека, возвратившегося «Блудного Сына», исполненного уже не только «божественного», но и «космического звучания». Максимально же мощно это звучание ощущается в трудах Шри Ауробиндо и другого западного мыслителя – О. Стэплдона. 

«Человек Творящий» Н. Бердяева – это не «строитель светлого будущего» под руководством любого «изма» – это нечто принципиально иное. Идея о том, что поступки человека не всегда должны быть строго «разумными», «целесообразными», «практичными», а его высшая деятельность вовсе не обязательно должна иметь некое «материальное», «положительное», «предметное» завершение – отнюдь не нова.

Человек Творящий непременно ощущает себя как неотъемлемую часть Всеобщей Жизни; затем он начинает чувствовать огромную Любовь этой особой, еще не рожденной жизни к себе, а затем и в себе; далее он ощущает себя уже не частью Жизни, а самой Жизнью, вобравшей в себя и его самого – любящего и любимого - и все живое на свете… Здесь граница между «Я» и «Не Я» теряется окончательно… Человек приобщается к тому, что Шри Ауробиндо назвал «Божественной работой». Именно это имел в виду Н. Бердяев, утверждая:

« Высшее творчество – это не создание культурного продукта, а потрясение и подъем всего человеческого существа, направляемого к иной, Высшей Жизни, Высшему Смыслу, Высшему Бытию».

Трудно предположить, что глобальное, мощное и всеобъемлющее постижение, свойственное Н. Бердяеву, Шри Ауробиндо, И. Канту, О. Стэплдону может сразу целиком и полностью войти в разум и Душу современного человека. Для этого нужны время, готовность и огромная внутренняя работа. Идея не прививается там, где для нее нет почвы, Учитель не приходит к не готовому ученику. Обычно на это и не рассчитывают. Не случайно одна из последних книг Н. Бердяева «Самопознание» завершается следующими словами:

«Должен добавить, что я обращаюсь не к завтрашнему и даже послезавтрашнему дню, а к векам грядущим. Понимание моих идей предполагает полное изменение структуры сознания. Оно может произойти у самых обычных – и даже молодых людей – и не произойти у ученых, знаменитых философов и писателей».

В движении от «разумного» к «сверхразумному» и «духовному» есть свои четкие закономерности. Причина внутреннего роста и его побудительные мотивы всегда скрыты глубоко внутри, неосознанны и «внесознательны». Трансформация, модернизация формы и структуры не приводят к желаемому результату, Разум осознает, что дело не в «форме и структуре», а в чем-то ином, содержащемся в нем  и в то же время – вне его, в самой сути его рождения и прихода в мир, в его цели и предназначении.

Неизбежно возникает ощущение некой Силы, играющей человеком, управляющей им – куклой, марионеткой. Многие не выдерживают этого испытания, наглухо закрывают «окна и двери» Разума и Души, предпочитая заниматься бесконечным переустройством формы и структуры.

Кто-то идет дальше  и открывает Реальность Духа, постепенно выводящего Разум на передний край существования и действия. Он открывает, что энергия Духа, сознания, познания и мышления – одна из линий Мировой Энергии, не менее мощная, чем линия энергии Силы и Действия.

Далее происходит открытие энергии Воли и моральное Бытие, а  затем  и жизнь Целого  с  наследованием жизни Целого. Есть линия наследственности и ее энергия, но важна не она, а то, как человек ее использует. И когда кто-либо начинает ощущать некое странное и могучее
Пприсутствие», он должен думать не только о том, что оно из «него сделает», но и о том, что  он сам «сделает» из этого «Присутствия»; чем захочет «стать» и каким образом будет «становиться».

Древняя Истина Кармы никогда не рассматривала индивидуальную жизнь, посмертие и реинкарнацию как сугубо личное дело, но всегда как принадлежность дела целого, всеобщего. В. Мэгре, автор серии книг об Анастасии, пишет:

«Иногда мне в голову приходят очень странные мысли. Складывается впечатление, что среди человеческого общества действуют какие-то неведомые Силы, которым очень хочется, чтобы люди страдали. Именно этим Силам нужны войны, ложь, грязь, тьма и невежество. И чтобы эти негативные явления росли и усиливались. Иначе как можно все это объяснить?» Ответ прост: есть Силы – и есть Люди; есть люди служащие одной Силе – и служащие Силе противостоящей. Бессмысленно бороться с Силой – но абсолютно необходимо бороться ЗА человека.

Говоря же о темном, негативном, низком, агрессивном и мешающем, мы обязаны видеть за всем этим реальных людей, приводящих Зло в мир только потому, что мы сами позволяем им это делать. Как обязаны видеть и людей других, не рассуждающих о неопределимости категорий Добра и Зла, а реально делающих Добро и служащих Добру.

Необходимо стремиться к деланию должного, не теряя из вида долженствующее быть в будущем; человек не должен делать того, что делать категорически нельзя  и делать то, чего не делать нельзя; он обязан видеть возможное и творить из него невозможное.

Это понимание не может быть предметом научного анализа либо математического просчета, оно есть предмет выбора, следования выбору и есть поступок. Вечные Истины, как и Вечные Цели не подвержены инфляции; они актуальны и жизненны всегда. Приняв их, человек не обогащается и не становится беднее – он внутренне возвышается; следование  Вечным Истинам есть Вечное Движение. Что же касается нашего знания и незнания, оценок и критериев, прозрений и заблуждений, бедности и богатства, то это «дело тонкое»… «Кому дано – да вместит…»

Есть такая суфийская притча. Один достойный человек тяжелым трудом скопил тысячу динаров и наконец решил их потратить для исполнения своей мечты. Золото было старое, поэтому он обратился к ученому для проверки его подлинности. И – о ужас! – оказалось, что из 1000 монет лишь пять были настоящими! Горю достойного человека не было предела…

– О Аллах! – кричал он – за что такая кара! Зачем ты привел меня к этому глупцу!! Он ограбил меня, он унизил меня, он лишил меня веры, мечты и надежды! Он хуже мошенников, подсунувших мне это проклятое золото! Как же жить дальше? Как обрести уверенность в завтрашнем дне?»

Видя такое безутешное горе, ученый, работая день и ночь, смог выплатить из 995 фальшивых монет еще пять золотых. Однако владелец впал в еще большее отчаяние.

– Что ты наделал! Ведь у меня было 1000 монет, а теперь лишь десять! Я стал во сто раз беднее!

– Напротив, - возражал ученый – ты стал в два раза богаче! Теперь утебя не 5, а 10 настоящих монет! И именно я обогатил тебя!

– Что мне с того! Ведь я лишился возможности расплачиваться фальшивыми монетами; они существуют, значит их существование оправдано! Ты лишил права обманутого миром ответить ему тем же, а это несправедливо! Ты покусился на Закон и Принцип!

– Но – опять возражал Ученый, – если следовать твоей логике, то изъятие «фальшивых монет» приведет мир к бедности. Путь так, но это будет честная бедность! У меня нет ни средств, ни времени, ни знаний, чтобы переплавить все неистинное золото мира; не лучше ли научиться сразу отличать подлинное от ложного?

– Мне нет дела до других и до логики! Знание – это одно, а жизнь – совсем другое! – и потащил ученого в суд…

Говорят, он длится до  сих пор… Дальнейшее пусть читатель додумывает сам, ибо здесь есть над чем задуматься, не забывая старую восточную истину: «Фальшивые монеты существуют в мире лишь потому, что есть подлинные».


***

Иллюстрация из Интернета