И в дальний путь Часть I

                Предисловие

    Данная повесть по хронологии событий должна предварять уже написанную автором и изданную ранее повесть “Эх, рано встаёт охрана”, посвящённую службе в рядах “Непобедимой и Легендарной”...
    Здесь же речь пойдёт о жизни и работе в наших бывших геологических экспедициях от “Севера Крайнего” до “Южных до окраин”. Возможно, читателю удастся (вместе с автором) прочувствовать не только парадную сторону романтики, но и другую её сторону...

    Описанные события, как и в предыдущей, повести, не являются вымышленными, имена многих героев изменены…




Незабвенной памяти моих родителей -
Якова и Рахиль-Леи Туллер посвящаю


За далью даль,
За вехой веха,
За полосою полоса,
Нелёгок путь,
Но ветер века
Он в наши
Дует паруса...

 А. Твардовский


    И в дальний путь... меня позвало большое объявление, наклеенное на фанерный щит, стоявший на двух опорах у ступенек, ведущих вверх, в здание Киевского геологоразведочного техникума...

    Прошло менее двух лет...
 
    Северо-Западная Геологическая Экспедиция, рудник “Малиновая Варака”, геологическая партия, которая обслуживает его нужды ...

    Я захожу в барак, где живут два студента-дипломника горного факультета Ленинградского Государственного Университета.
    Один из них рослый, атлетически сложенный красивый парень, сидит... под столом и рыдает, размазывая кулаком слёзы по лицу.
    Вокруг стола расхаживает его товарищ, тоже высокого роста, довольно симпатичный, но более слабый физически, и что-то приговаривает... Я понял, что это он загнал его под стол, и что оба они пьяные, пьяные основательно... И хотя меня за четыре месяца геологической практики уже трудно было чем-либо удивить в этом плане, но такое...
 
    Забегать вперёд как-то нехорошо, но, когда перелистываешь в памяти страницы своей жизни, поневоле вспоминаешь, в первую очередь, то, что в данный период произвело на тебя наиболее сильное впечатление, что более всего врезалось в память..., особенно, если это было в молодости. Как говорил мне про удивительное свойство человеческой памяти знакомый старый инженер, у которого, по его словам, таких “гавриков”, как я – молодых инженеров, работало под началом около семисот человек: в молодости - “резьба по камню”, а в старости - “письмо на воде”.
     Но “молодость – недостаток, который, к сожалению, проходит с годами”... Как, оказывается, он был прав...
     Поэтому вернёмся к началу, а оно было куда прекраснее и романтичнее...

     И в дальний путь позвало меня большое объявление, находившееся внизу у ступенек, ведущих вверх, в здание Киевского геологоразведочного техникума.
     Здание времён сталинской эпохи, знакомое многим по фильму “Город зажигает огни”, который вышёл на экраны в том же году. Но по сюжету фильма, в нём находился Инженерно-строительный институт...

    Меня же и других приглашали стать учащимися геологоразведочного техникума на отделениях по специальностям:
    буровик, геолог, геофизик и плановик.
    Про буровиков мы потом говорили: “Буровик – извини за выражение”...
 В те годы я и многие мои сверстники, довольно сильные в знаниях (у меня, например, в аттестате было только три четверки, а мой товарищ вообще был серебрянный медалист) как правило, не поступали сразу после школы в институт. 

    Был разгар эпохи “хрущёвских” реформ – “великого реформатора” и “кукурузника”, как его величали в народе. Один из его указов был:

                “О связи школы с жизнью...”,

    по которому, нам, десятиклассникам, не имеющим производственного стажа, отводилось только двадцать процентов от общего числа мест. Это при сумасшедшем конкурсе, который тогда был в институтах, исключало для нас, обычных десятиклассников, не имеющих “волосатой руки” или “ноги”, практическую возможность поступления в ВУЗ.
    Да и откуда им было взяться у провинциалов, к тому же мы были дети военного поколения, и почти большая половина его росла без отцов... А ведь нам, мальчишкам с периферии, так хотелось вырваться на простор...
Позже, во время приёмных экзаменов в одном из престижных московских институтов мне приходилось наблюдать, как по коридорам в ожидании результатов расхаживали:

    Депутаты Верховного Совета, генералы, Герои Советского Союза, Герои Социалистического Труда...

    Геофизика – гео и физика! Тогда это было что-то совсем новое, по крайней мере, для меня, провинциального выпускника средней школы... Могу сказать, что в десятом классе в нашей районной библиотеке я перечитал фактически всю небольшую подборку научно-популярной литературы по различным областям науки и техники, но про геофизику (разведочную) ничего не попадалось... Что-то было затронуто в моей душе, и я поднялся по ступеням...
    В приёмной комиссии техникума просмотрели мои документы: аттестат зрелости (так как приём проходил тогда только на базе десятилетки) и другие второстепенные бумажки.
    Медицинскую справку, из которой было видно, что у меня семьдесят процентов зрения (очевидно, сказалось перенапряжение во время сдачи выпускных экзаменов в школе – их было у меня девять), смотреть не стали... А ведь именно из-за него, из-за зрения, у меня не приняли документы в Политехникум связи. Хотя, вполне возможно, что это был всего лишь предлог, чтобы не принимать их...
    Мне предложили пройти медицинскую комиссию здесь, на месте, что я и сделал. В этом был свой резон, так как выпускников направляли в экспедиции разных климатических зон с экстремальными условиями – техникум был Союзного значения. И здоровью, а значит физкультуре, как я потом убедился, уделяли серьёзное внимание.
    Против ожидания медкомиссию я прошёл. И зрение оказалось нормальное...
    Против ожидания, потому что преподаватель физкультуры и военного дела нашей школы, узнав уже о моём поступлении в техникум, буквально за голову схватился – среди мальчишек нашего, да и параллельных классов не было слабее меня физически... И был я вообще тогда “тонкий, звонкий и прозрачный” - вес мой явно не “догонял” свой рост. Гантели, гири, эспандеры, обливание холодной водой, обтирание снегом (когда я был в армии, зимой его было предостаточно), всевозможные пробежки – всё это вошло в мою жизнь значительно позже...
    Самое интересное, и призывная медицинская комиссия признала меня годным и к строевой службе (правда, таким был признан и больной туберкулёзом азербайджанец в возрасте двадцати семи лет, который служил вместе с нами, как говорил - нечем было откупиться...).
    Единственно, куда меня забраковали – это для ВДВ (воздушно-десантные войска): когда меня основательно “крутанули” в специальном кресле и попросили встать и пройтись, я пошёл прямо на “врачиху” в своём естественном, натуральном виде, в каком и полагалось быть на такой комиссии...
    Должен сказать, что Киев той поры не был похож на изображённый в фильме “Город зажигает огни”, и это естественно – ведь там показывали как-бы послевоенный Киев.
    А настоящий Киев того времени был просто прекрасен! Днепр, его кручи (“днепровские кручи”), золотые пески пляжей, тогда ещё не было у берегов разлитых по воде масляных пятен, появившиеся позже и в изрядном количестве...
    Золотые купола Софиевки, Андреевская церковь с голубыми, переливавшимися на солнце маковками куполов, находящаяся на возвышенности и Андреевский спуск. Владимирская горка с памятником князю Владимиру, с которой нынешний Левобережный Киев виделся тогда только зелёной равниной с редкой цепочкой огней по дороге, простиравшейся, вдоль берега Днепра оттуда так хорошо было смотреть праздничные салюты...
    Вечно цветущий и всегда оживлённый Крещатик, ещё не перерытый переходами. Во времена князя Владимира вели к Днепру киевлян креститься по этой балке, поэтому и названной Крещатиком в честь этого знаменательного события.
    Некоторые троллейбусы, курсирующие по Крещатику, были с прозрачным верхом и высокими сиденьями, и каждая поездка в них была очередным открытием прекрасного Киева тех лет...
    До Чернобыля было ещё двадцать восемь лет... После него, спустя какой-то период буйного, неестественного (как говорят очевидцы) цветения, весь город как-бы “пожух”, “скукожился”. Резко изменилось его зеленое убранство, а, главное, изменилось выражение лиц у людей... Мне приходилось позже наблюдать, как женщины с авоськами (горбачёвское “перестроечное” время) ходили по газонам и втыкали в них щупы, подсоединённые к прибору, что было непонятно для многих, но очень даже понятно мне, тогда уже инженеру-геофизику...
    Театр оперетты, находившийся на улице “Червоноармiйська”, недалеко от нашего техникума и общежития, радовал своим жизнеутверждающим искусством. Главным режиссёром был Заслуженный артист Республики.
    В репертуаре театра была очень популярная в то время оперетта И. Дунаевского “Белая акация” (позже вышел фильм с таким же названием и участием очень популярного артиста Михаила Водяного, главную роль в нём исполняла молодая талантливая, уже хорошо известная Татьяна Шмыга). Посещали  мы его  даже чаще чем  кино...
    А в кинотеатрах шёл чудесный музыкальный фильм “Годы молодые” с участием молодых, как того требовал сюжет, и талантливых актёров. А прекрасная лирическая песня из этого фильма на слова А. Малышко и музыку П. Майбороды:
- Рiдна мати моя, ти ночей не доспала,
  Ти водила мене у поля край села...
  I рушник вишиваний на щастя,
  На долю дала...
    ещё долгие годы звучала на многих сценах страны.
И нас, мальчишек, ещё не готовых к жизни, но очень хотевших повидать её, тоже провожали матери в большой мир, но, может, не всегда с “рушниками”...
    Ставилась “драма-феерiя” “Лiсова пiсня” по одноимённому произведению Лесi Украiнкi в Киевском театре. Фрагмент из неё органично вошёл в фильм “Годы молодые”.
    Это и был Киев той поры - для нас, по крайней мере, для меня...
    Вспоминается и то, как мы, ещё совсем зелёные студенты, в буквальном смысле слова, “раскрыв рты”, слушали разговор одного очень загорелого геолога, чувствовалось, что это не загар курортника - позже мне довелось приобрести подобный загар, бывшего выпускника нашего техникума, заехавшего к нам по каким-то своим личным делам, с одним из наших преподавателей.
    В беседе он как бы мимоходом упомянул и Камчатку, и Карелию, и Крым... Мы ощутили, что для него это не абстрактные понятия, а своё, близкое, хотя расстояния между ними были “немерянные”...
    Слушая его, мы чувствовали, да это интересно, романтично. Ведь (осознанно или нет), именно романтика привела нас сюда, в эти стены...
    О другой её стороне мы тогда просто не знали и не подозревали...
    Были, конечно, и забавы – ведь многим из нас при поступлении не было ещё и семнадцати. Одна из них – избиение подушками друг друга в комнате общежития после возвращения из колхоза, где мы больше месяца, как и все советские студенты, отдавали дань советскому крепостничеству...
    Однажды почувствовал, как после очередного удара у меня закружилась голова, настолько он был сильным. Я вырвал подушку из рук длинноногого “противника”, Володьки Жукова и несколько раз “навернул” ею его самого. Вижу, что и он “поплыл”. Я не поленился, распорол наволочку и увидел засунутую в неё, туго свёрнутую, промасленную телогрейку, очевидно, привезенную из колхоза...
    Другую забаву я придумал сам. К “колхозному” ботинку привязал резинку и поставил наверх на притолоку над входной дверью в нашу комнату. Второй конец резинки привязал к ручке двери.
    Тот, кто заходил к нам в комнату, открывал дверь, делал шаг вперёд, и ботинок обрушивался на него... Как меня тогда не выгнали из общежития, до сих пор загадка... Может, коменданту самому было смешно, когда ему рассказали... Но карикатура в стенгазете нашего большого общежития появилась: на маленького пигмея-посетителя обрушивается огромный ботинок с крокодильей пастью...
    Была и чудесная летняя учебная геологическая практика по склонам Днепра и другим местам, представлявшим интерес с геологической точки зрения....