Воспоминания

Колючий мартовский день. Солнце без стеснения ласкает макушки прохожих яркими лучами, улица полнится торопливыми автомобилями и смогом. В нашем городе практически невозможно представить, что такое тишина, о ней можно лишь вспоминать украдкой. Мои туфли шуршат по разукрашенному асфальту, я ускоряю шаг. Путники группируются в тенистых участках бульвара. Центр цветущий и душный.
Время – 14:50. Я обещала появиться на мероприятии в половине третьего. Непростительная оплошность! Обычно со мной такого не случается, но день изначально задался вверх дном. Я была уже абсолютно собрана и готова выступить на запланированном поэтическом конкурсе, но, сев в трамвай, обнаружила отсутствие кошелька. Ну что за глупость?! Конечно же, пришлось вернуться.
И вот теперь я, сломя голову, несусь в Большую Залу.   
Музыка волнительными струями льётся мне в уши, блики касаются глаз через стёкла очков. Я в отражении витрин – растрепанная, но в лучшем красном пальто.
  Двери открыты. Я вхожу. Беспокойства почти нет, но некая боязнь всё же присутствует. Лестница – ступенька-другая, ворох голосов слышен через тонкие стены. Я внутри: свет ламп бьёт в лицо, множество неясных силуэтов.
- Эй, мы здесь, - слышу я знакомый голос.
- День добрый.
Это мой любимый преподаватель по обществознанию. У нас так много общих знаменательных воспоминаний, что можно тотчас же браться за перо и записывать длинную статью под названием: «Намёки меж лекционных строчек». Разница в возрасте – 25 лет, но меж нами возникло настоящее взаимопонимание, что безмерно меня удивляет. Мы так близки, что порой я жалею, что не могу назвать его папой, и что он испытывает ко мне отнюдь не отеческую приязнь.
- Вы, как всегда, очаровательны, - говорит мне Профессор.
Я, молча, сажусь на ближайшее свободное место, даже не краснея. Рядом с ним уже сидят несколько знакомых мне студентов. Выясняется, что торопиться не было причин. Зала заполнена лишь наполовину.
Спустя пару минут я погружаюсь в пучины стихотворных строк, звучащих со сцены, и придаюсь воспоминаниям. Они мелькают с оборотной стороны век, как в калейдоскопе: яркие и побледневшие, слегка затёршиеся со временем и совсем свежие. Я будто наяву вижу улыбки лучших подруг, веснушки на маминых щеках, речную рябь, взволнованную прихотью течения, молоденькие грибки меж суховатых корней. Миражи сознания носятся передо мной в бешеной скачке, но в мгновение ока ход их замедляется. Воскресает картина – новая, рубцеватая, произошедшая совсем недавно.
Я вижу смуглое лицо лучшего друга, такое родное, но неизменно отчуждённое. Когда-то я нарекла его Сверчком. Изначально воспоминание окрашено в тёплые тона – предо мной предстаёт момент нашего знакомства.
Это случилось жарким летом. Мы со Сверчком по воле случая и удачи попали в подростковый лагерь на берегу моря, где отдыхали, учились и пополняли коллекцию жизненных событий.
Он всегда был замкнут, но так уж вышло, что я выбрала именно Его. Будто почувствовала, как через непроницаемую холодную чешую пробивается незыблемая потребность в общении, желание дружить и быть нужным. Казалось, что никто этого не замечает и тогда я решила, что Судьба подаёт знак, видимый исключительно мне. С тех пор мы стали делить друг с другом незабываемые моменты: я вытаскивала Его из пропасти мыслей во внешний мир, он же поселил во мне часть Вселенной и её понимание.
Души наши достигли гармонии. В единении и созидании перед нами промелькнули три захватывающих года.
Мы отнюдь не часто были рядом, нас разделяли расстояния. Но рука моя даже вдали чувствовала тепло его руки, а мысль об общем небе согревала мне сердце.
Неожиданно воспоминание о наших чудесных мгновениях надорвалось, охладело. Предо мной выросли бледные стены больничной палаты, пустынные коридоры, безучастные лица медсестёр, табличка с именем и фамилией.
Я говорю: «Здравствуй». Но мне хочется кричать. Никто не придумал инструкцию на тот случай, если твой друг захочет умереть. Хорошо сказал кто-то о половинах души – и вот она прямо перед глазами. В осколках надежд и разрушенных мечтаний – часть меня. Я вижу его лицо – и будто моя кровь потекла по линии брови, запястья перевязаны бинтом, а под ним, кажется, моя надежда разлилась из-под кромки кожи. Сотни вопросов суетятся в черепной коробке, не находя ответа и выхода. Зачем? Почему? Я в бессилии заламываю руки.
- Неужели я не смогла спасти того, кто был дорог мне так, словно никогда не мог умереть? Я пыталась сберечь тебя, хотела помочь.
В ладонях трепещет последнее письмо, что Он оставил. Мелькают воспаленные горем глаза Его матери, слышатся обвинительные речи: «Твоя вина, это всё твоя вина!».
- Прости меня, Сверчок, я верила, что мы всегда будем вместе, я не сумела удержать твою руку, когда она ускользала.
Слеза заклеймила ткань моей щеки.
И послышалось: «Здравствуй», будто ветер шумит в листве. С едва различимым вздохом он вернулся.

Откуда-то издали кажется, что кто-то зовёт меня. Я открываю глаза, неестественно яркий свет режет. Это был голос Профессора. Ему показалось, что я задремала.
Спустя некоторое время меня объявляют со сцены. Интересно то, что страх дрожит внутри только до той секунды, когда начнётся действие. Как только ты там – становится понятно, что бежать некуда и незачем. И в этот раз также: лёгкое волнение рук, белые листы бумаги меж пальцев, пара неверных шагов и сотни глаз устремлены прямо на меня. Шорохи и разговоры мерещатся уже вдалеке, они больше не имеют власти.
Я читаю стихотворение о настоящей дружбе. Зала замирает.

Он прошептал: «Спасибо».