Полонез Огинского

    Электричка еще раз дернулась и остановилась. Утробно выдохнув, раздвинулись двери вагона, пассажиры зашевелились, сосредотачиваясь на своих вещах, и, стихийно разделившись на два потока, скоро потекли к противоположным выходам.
Маргарита не спешила. Она пропустила основную массу людей и одной из последних покинула душный вагон. На перроне толкучка ощущалась не так явно, хотя подошла еще одна электричка и опустошила свои внутренности. Светило неяркое осеннее  солнце, отражаясь в лужицах ночного дождя. Пахло мазутом, жареными пирожками, курами гриль из привокзального киоска, разными людскими запахами приехавших, уезжающих, ожидающих людей. Короче, пахло вокзалом. И этот специфичный, несравнимый ни с чем запах, Маргарита не любила. Он ей почему-то напоминал  временность бытия на этой земле. Суета раздражала, а мусор и плевки на асфальте вызывали брезгливость и желание скорее покинуть эту обитель временности.
Почти весь проехавший люд муравьиной тропой спешил нырнуть в метро, где определялся последующий путь, как в сказке: налево пойдешь - на Арбатско-Покровскую линию попадешь, направо пойдешь - на Люблинскую ветку  попадешь, а прямо пойдешь – по кольцу будешь кататься.
Маргарита всегда шла в самый дальний вход в метро: там было меньше толкотни,  и спуститься к кассам можно было по эскалатору, а не по крутым гранитным ступеням. Больные ноги были ей за это благодарны.
    Вдыхая прохладный московский воздух, она неспешно шла к метро и уже мысленно настраивалась на предстоящий трудный день. Вот уже семь дней прошло после операции на позвоночнике, которую сделали ее мужу. Сегодня должны снять швы и, значит, скоро домой. А пока надо научиться самостоятельно двигаться и постепенно включаться в обыденную,  теперь не простую  жизнь. И надо помочь ему не зацикливаться на болезни, но, по возможности, оградить  от разных жизненных тягот и негативов.
Значит - улыбка  в пол-лица, легкая поступь и юмор.
На юморе  в работу мысли ворвалась мелодия - живая  и схватившая сразу за сердце. Полонез Огинского.
Маргарита очень любила эту вещь. Она удивительным образом совпадала с её чувствами и мечтами, сглаживала все мысленные острые углы жизненных  перипетий и настраивала на щемяще-нежную волну.
    Еще издали Маргарита увидела, что у самого входи в метро стоит женщина и играет на скрипке. Она была немолода, в длинной до колен куртке неопределенно бордово-коричневого цвета, черный берет  сдвинут на один бок. Сероватые от седины волосы лежали на плечах. Бледное лицо со впалыми щеками. Глаза закрыты. Скрипка слегка покачивалась в такт  музыке. Казалось даже, что она вытягивается вслед за летящими звуками, полностью отдаваясь волшебству звучания скрипки. Около ее ног прямо на асфальте лежал открытый скрипичный футляр, в который уже кто-то бросил несколько монет.
 Скрипка пела, страдала, плакала о прошлом и снова возрождалась надеждой на прекрасное будущее.
Потрясение было настолько велико, что Маргарита остановилась, людской поток обтекал ее с обеих сторон. Люди спешили, совсем рядом со скрипкой шла бойкая торговля зеленью, яблоками, квашеной капустой и малосольными огурчиками, разложенными на перевернутых деревянных ящиках и коробках из-под бананов. Женщины-продавцы громко переговаривались, смеялись, периодически зазывая  покупателей рекламой своего товара.
За спиной скрипачки - окошко пункта обмена валюты. Около него - два кавказца меняют деньги. Видимо, это хозяева одного из стоящих невдалеке киосков. Они громко переговариваются или ругаются, активно жестикулируя, и перебивая друг друга. Невдалеке стоит экскурсионный автобус. Из него вышла женщина-контролер, или экскурсовод, или то и другое в одном лице с большой сумкой через плечо. Сумка напоминала планшет времён Великой отечественной войны. Контролер-экскурсовод окинула взором площадь, людской поток, из автобусных недр достала микрофон и неожиданно звонко и скрипуче проговорила:
-Граждане приехавшие, гости столицы, специально для вас экскурсия по достопримечательностям города с выходом на Красную площадь, далее - Университет, храм Христа-Спасителя, Поклонная гора. Длительность экскурсии три часа. Билетики недорогие. Подходите, скоро отъезжаем.
…А музыка жила и лилась вопреки этой суете, вопреки всему бренному, проникая в души и наполняя сердца.

***
Так же страдала и металась душа Михала Огинского, когда он, борец за возрождение Польши, покинул родину. Восстание Т. Костюшко было подавленно. Михал, принимавший в нем активное участие, был вынужден эмигрировать в Неаполь. Покидая родные земли, он сложил прощальную мелодию, вложив в нее всю горечь разлуки и надежду на скорое возвращение с такой силой любви, что полонез прошел сквозь века, покорив своей страстью десятки поколений.

***
А женщина играла, вкладывая в него свою страсть, проживая с мелодией свою жизнь, мелькавшую в памяти, как кадры в документальном кино.
Вот ее детство в небольшом уральском городке, где отец служил начальником военного госпиталя. Мама - режиссер народного театра.
  Небольшая бревенчатая изба в три комнаты: горница и две спальни. На окошках белоснежные вышитые «ришелье» занавески. Она помнила, с каким увлечением и тщательностью мама вышивала на швейной машинке эти узоры. На подоконниках - горшки с разноцветной геранью, на сундуке возле голландской печки лежит кошка Дымка с котятами.  У маминых ног - грозный пес Марсик. Он великолепный сторож, его все бояться. Но дома он - сама скромность  и доброта. На двери дремлет вороненок Семочка.  Его голова постепенно клонится вниз, он периодически вскидывает ее, открыв серые абсолютно круглые глаза, потом дремота опять одолевает, и все повторяется.
-  Иришка, - говорит мама,- хватит глазеть. Иди заниматься, а то скоро придет Глеб Михайлович.
 Это учитель музыки. Он служит в папиной воинской части в клубном оркестре, и заодно обучает игре на скрипке. Первый концерт в школьном оркестре. Слезы неудач. Потом консерватория, конкурс скрипачей. Первые зрительные «Браво! » и букеты цветов. И Он - Юра, Юрочка. Он пришел с другом на концерт  в колонный зал. Ира с однокурсницами уже занимали последний ряд. Прямо перед Ириной сели два высоких парня. Их головы закрыли всю сцену.
 Ира всунула свою голову между ними и оперлась подбородком на плечо одного из них. Ее поступок вызвал сначала недоумение, сменившееся смехом и смущением. Потом Юра (а это был именно он) поменялся с ней местами. После концерта возвращались вместе с  новыми знакомыми. Ребята оказались офицерами.
  Оба учились в академии. Любовь вспыхнула ярко, быстро. Ира не могла насмотреться на своего возлюбленного. Его тело, лицо, голос постоянно жили в ее мечтах, а вот встречи были нечастыми. Воинская дистанция у Юры, концерты у Иры. Расстаться пришлось из-за отъезда Иры на гастроли. Когда она вернулась, Юры уже в Москве не было. Он уехал служить далеко на Север. Письма были жаркими, тоскующими, редкие телефонные звонки призывали встречу. Однако через год переписка стала затухать. Говорят, время лечит, а разлука убивает.

                Однажды вечером после репетиции оркестра, в который Ирину пригласили сразу после окончания второго курса консерватории, к ней подошла молодая женщина.
-Вы - Ирина Петровская?
-Да.
-Мне надо с вами поговорить.
-Я слушаю.
-Нет, не здесь, - она нервно дернула головой. - Давайте посидим где-нибудь в кафе.                Ирина с удивлением посмотрела на незнакомку:
- Что ж, давайте. Только ненадолго.                Они зашли в «Шоколадницу». На сладкие кондитерские запахи желудок отреагировал сильным чувством голода.
  - Ну, вот сейчас что-нибудь слопаю, а дома есть не захочется. А мама пирог испекла мой самый любимый с картошкой, луком и свининой, – с улыбкой сказала Ира.
 Но незнакомка не отреагировала.
. Обе молчали.
- А о чем вы хотели со мной поговорить?  И как мне к вам обращаться? Вы не назвали свое имя.
- Ах, да простите. Меня зовут Татьяна. Я ехала сюда и готовилась к разговору, а встретилась с тобой и теперь не знаю, как начать разговор. Очень волнуюсь.
- А вы начните с главного, без подходов.  Я внимательно слушаю.
- Ира, у меня будет ребенок, – выдохнула она.
- Прекрасно. Я вас поздравляю. А я тут причем?
- Ребенок этот от Юры. Мы живем вместе уже почти год, и я очень люблю его и хочу оставить ребенка, а Юра против.
Татьяна замолчала. Она сидела, низко опустив голову, и теребила край скатерти. Ире казалось, что она вот-вот резко дернет ее на себя, и вся посуда посыплется на пол. Поэтому она незаметно прижала руки к своему краю стола, как бы удерживая скатерть. Молчание опять затянулось.
-А почему?
-Что - почему?
-Ну, почему Юра против?
- Он ждет тебя и любит  тебя, а я - так, от тоски:  на безрыбье и рак – рыба .
Мысли то метались, как перепутанные звери в клетке, то замирали немым вопросом: «Почему? Почему он меня предал?» Слезы копились в сердце, душе, распирали грудь, но глаза оставались сухими:
-Что вы хотите от меня?
-Откажитесь от него. Уступи. У ребенка должен быть отец. Напиши ему, чтобы не ждал.
- Но он же вас не любит.
-Я добьюсь, я все для него сделаю, он будет любить нашего ребенка, а потом полюбит и меня.
 Ира выхватила из салфетницы яркую цветную салфетку, достала из сумки авторучку и быстро крупно написала: «Больше мне не пиши, не звони, забудь. Твоей измены я никогда не прощу. Прощай».
 Она сунула записку Татьяне в руки и быстро вышла, не прощаясь.
Слезы комком застряли в горле. Ира пыталась проглотить этот комок, но он все давил и давил, мешая вздохнуть.

***

     Последний аккорд. Ира опустила смычок, тяжело вздохнула, окинула взглядом бурлящую площадь, спешащих по своим делам людей и равнодушно проходящих мимо нее. В скрипичном футляре лежало всего несколько монет.
- Сколько раз говорила себе, что утром бесполезно здесь стоять. Народ на работу спешит, ему не до полонезов!
Она аккуратно положила скрипку в футляр и переложила монетки в кошелек. Ирина собиралась уже нырнуть в метро, когда ее окликнула  стоящая невдалеке женщина.
-Ирка! Петровская! Неужели это ты?
Ира вздрогнула. Девичьей фамилией ее давно уже никто не называл. А женщина стояла уже рядом и, радостно улыбаясь, протягивала руку.
- Я смотрю-смотрю. Знакомая мордаха. Так и пробежала бы мимо, если бы не музыка. Огинский заставил остановиться.
- Не узнаешь? Я – Маргаритка, Ритка-бандитка.  Вспомнила?
 Ира узнала свою одноклассницу, с которой проучилась в школе последние три года и сидела с ней за одной партой. Веселая, озорная, заводная,  она будоражила весь класс своими идеями дальних походов, веселых праздничных капустников, и карнавалов.   С пор Ира ничего о ней не слышала.
Они обнялись.
- Слушай, Ира, пойдем где-нибудь посидим, кофейку попьем. У меня есть часик для болтовни.  Ты можешь задержаться?
- Могу, конечно, но у меня туговато с деньгами.
- Не переживай. Я тоже не богатая, но два кофе с пирожными потяну.
 Они сидели за столиком полупустого кафе и говорили, говорили, говорили. За прошедшие тридцать с лишним лет расставания каждая из них прожила свою юность, молодость и зрелость, свою любовь, разочарование, слезы и счастье, вырастили детей и подходили к завершению трудового стажа. Перебивая друг друга, они вспоминали прошлое, обходя грустные темы.
-Рита, я вижу, ты уже спешишь.  Давай вечерком у меня дома посидим за рюмочкой чайку.  Время будет много, никто не помешает. Ночевать у меня останешься. Идет?
- Идет. Пиши адрес и телефон. Освобожусь, позвоню.
 
*   *   *

     Маргарита постучала в дверь палаты и, не дожидаясь ответа, вошла. Борис лежал на высокой койке прямо рядом с дверью. Отросшая борода поблескивала сединой и лохмато кудрявилась, особенно ближе к шее, щеки запали, но розовели. Глаза радостно улыбнулись.
- С добрым утром, родной. Как спалось? Ну, если выспался, начинаем трудиться. Хватит постель мять, встаем. Ходунки бьют копытом, заждались.
Она помогла ему встать.
- Смелей, смелей. Еще шажок, еще. Сейчас добежим до ванной, смоем ночную одурь и прокатимся по коридору. Спешить не надо, свидание со мной уже состоялось, и мы  просто гуляем. Потом  обедаем, отдыхаем и снова гуляем.
Вечером Рита уложила его усталого в приподнятые подушки и села рядом с кроватью.
- Боренька! У меня сегодня состоялось интересная встреча, которая может стать сюжетом для твоей будущей картины. Вот, представь себе, что у входа в метро между торговками огурцами и яблоками стоит немолодая женщина со скрипкой и играет полонез Огинского. Ей кидают копейки в скрипичный футляр. И это на фоне пункта обмена валюты с огромной рекламной вывеской курса на грядущий день. Щемящая картина.
- А ты сможешь сделать фотографии?
- Конечно. Что, заинтересовала?
- Очень интересно. Снимки сделай и близкие, и дальние. Подробно все мелочи зафиксируй.
- Вот выйдешь из этих благословенных стен на волю и сам отснимешь все, что тебе нужно. Главное, быстрее поправляйся. Мольберт пылится, краски засыхают, кисти лысеют от тоски.
Борис засмеялся. Устало откинулся на подушки и задремал. Рита поцеловала его исхудавшую с выпуклыми венами руку.
- Спокойной ночи, мой мальчик. До завтра.
.
*   *   *

   По дороге к Ирине она зашла в кулинарию, купила готовых котлет и несколько порций столичного салата. Есть ей хотелось страшно. За весь день - только чашка несладкого чая. В больничной атмосфере есть не хотелось.
Ира ждала ее. Стол уже был накрыт. На плите свистел нетерпеливо чайник.  На столе исходили ароматом только что  испеченные пирожки.
 Встреча подруг всколыхнула столько воспоминаний о событиях школьных лет, что они говорили, перебивая друг друга, смеялись, забыв об остывающем ужине.
- А ты помнишь, как нашего учителя по черчению звали? Я помню, что звали его «циркулем». А имени, хоть убей - не могу вспомнить. Только «циркуль и циркуль»!
- «Кабаниху» нашу помнишь? Злыдня такая была, что надолго любовь к литературе у всех учеников отбила. «Кабанихой» ее прозвали за то, что наших влюбленных Катю и Игоря поносила отнюдь не литературными эпитетами. А ведь ребята после школы поженились. Живут счастливо. У них двое пацанов. Теперь уже взрослые мужики со своими детьми. Я недавно  Игоря видела. Представительный мужчина. Седая голова,   бородка – небольшая, с проседью. В торговом центре с ним столкнулись. Я даже не сразу его узнала, а он меня - сразу. Постояли, поболтали. Он о Катерине рассказывал. Диссертацию она по биологии защитила. Кандидат наук. До сих пор работает, возглавляет кафедру в каком-то институте и преподает. А Игорь - на заводе (только на каком, я не запомнила) главным инженером. В общем, они в полном порядке.
И опять:
- Помнишь вот это? А это?
- А этих драчунов? А Динку, в которую все мальчики были влюблены?
- Ира, хватит о школе. Расскажи о себе. Я слышала, что в офицера была влюблена, а потом что-то у вас не заладилось.
- Испытание разлукой он не выдержал. Любовница его ко мне приезжала, просила отпустить. Ну, а я его простить не смогла. Он потом приходил, умолял простить. Говорил о любви, цветами засыпал. А я ему говорю: «Что же ты сначала меня предал, а   теперь ее предаешь? А ребенок?» « Нет, – говорит, - ребенка. Выкидыш у Татьяны случился». Короче, прогнала я его. И с горя за тромбониста из нашего оркестра вышла. Он давно за мной по пятам ходил. Сразу забеременела. Дочку Наташеньку родила. А муж из тромбониста не получился. Запойным он оказался. Все из дома снес на пропой. Трезвый - добрый, мягкий, заботливый. Пять лет я с ним прожила, больше не выдержала. Ребенка он чуть не погубил. А случилось это, когда Наташеньке четыре года было.  На работу я ушла. Концерт у меня был, а  мужа с дочкой оставила. У него – выходной. Концерт отработала, домой собираюсь. Вдруг директор наш бежит, глаза испуганные.
- Ира, с дочкой твоей несчастье. Скорее беги домой. Нет, в больницу.
- А что случилось?
- Из окна она выпала.
Ира надолго замолчала. Её память опять прокручивала факты, давно пережитых событий.
    В больничном коридоре было пустынно и тихо. Ночь успокоила, убаюкала, отключила все звуки,  примирила мир больных и здоровых. Свет притушен. Ярко светит только настольная лампа на столе сестринского поста. Около него сидит очень молоденькая девушка в белом халате. Светлые волосы выбились из-под колпака и непрерывными прядями падали на плечи, челка с одной стороны  свисает до брови, с другой - полностью открывает большой выпуклый лоб.  На столе лежит раскрытая книга в мягком переплете, и стоит блюдечко с крупным толстокожим лимоном.  Медсестра отрывает взгляд от книги, берет  лимон и начинает его чистить, как апельсин. Длинным тонкими пальчиками с коротко стрижеными ноготками она разламывает лимон на дольки и, беря каждую из них двумя пальцами, с видимым удовольствием  отправляет ее в рот. Ира с удивлением смотрит на нее и не понимает,  как можно есть эту кислятину, даже не поморщившись. Ее рот непроизвольно наполнился слюной, и даже появилась оскомина. Ира отвернулась. Вскоре раздались быстрые шаги. В конце коридора, показалась фигурка дежурного врача. Ира вскочила.
- Вы - мама Наташи?
-Да. Что с ней, доктор? Жить будет?
- Не волнуйтесь. Все не так плохо.  Перелом руки, ушибы,  царапины, небольшое сотрясение и, конечно, шоковое состояние. Ей повезло, что она упала на дерево. Пока летела сквозь ветки, падение замедлилось, да еще и платьице зацепилось за сучок,  и она повисла. Упала на землю уже после того, как ткань порвалась. Так что падение было не с третьего этажа, а метров с двух. Вот такая у вас удача. Сейчас она спит. Приходите и перестаньте реветь. Все обошлось наилучшим образом. Спокойной ночи.
- Спасибо, доктор. Огромное спасибо.
- Лена, дайте мамаше валерьянки пару таблеток. Пусть успокоится. А то, не дай бог, тут у нас слезами потоп устроит.
      …Маргарита терпеливо ждала, когда  Ира заговорит. Наконец, та дрожащей рукой взяла чашку с чаем, отпила глоток и продолжила:
- В этот день к Николаю приехал его армейский приятель, и они активно отмечали встречу.  Наташа играла со своими игрушками. Вдруг на подоконник сел голубь. Наташа смотрела, как он взмахнул крыльями и улетел. А потом подошла к отцу и спросила:
- Папа, а я смогу летать?
Он засмеялся.
- Конечно, птичка моя. Вот дядя Витя только что из Владимира прилетел. А мы скоро на море полетим. Ну, иди, поиграй.
Наташа пошла, подставила стул, забралась на подоконник и «полетела». Николай даже не обратил внимания, что ребенка нет. Они с однополчанином допили все, что было и решили еще добавить. Володя ушел в магазин, а Николай сварил пельмени, когда в дверь забарабанила соседка.
- Колька, что же ты дома сидишь? Дочку-то «скорая» увезла.
Короче, рассталась я со своим тромбонистом. Плакал он, пить бросил, подарками задаривал, говорил, что любит и без нас жить ему ни к чему. Потом отстал. Через год женился  и куда-то из Москвы уехал. Несколько лет деньги для дочери высылал исправно, но, видно, ему они и самому понадобилось, потому переводы прекратились.  Разыскивать я его не стала. Сама дочку подняла. Тяжело финансово было. На радио еще подрабатывала. Вела передачи о великих музыкантах и композиторах. Интересная работа была. Вот тогда я с творчеством Огинского познакомилась.  Удивительный человек был. Талантлив, красив, умен. Жизнь его помотала.  Уже в девятнадцать лет  Михал стал депутатом сейма в Речи Посполитой, а в двадцать четыре года - послом в Нидерландах и Великобритании. Вернувшись, получил должность великого подскарбия, то есть министра финансов княжества Литовского. Из-за участия в восстании Костюшко ему пришлось бежать за границу,  потому что он был объявлен в розыск, все имущество его было конфисковано, и за его голову было назначено крупное вознаграждение. В Вене, а потом в Венеции Огинский вел полу-нищенское существование. Испытания бедностью его жена Изабелла не выдержала и вернулась в Польшу в имение родственников.  Михалу помогли польские и литовские эмигранты. И все эти годы он писал музыку. Великолепные марши, боевые песни, мазурки, вальсы. Я просто влюбилась в его музыку.
    Ира поднялась из-за стола, подошла к шкафу. Достала альбом. Аккуратно открыла его. Найдя нужную страницу, она продолжила рассказ:
- После школы Наташа в МГУ поступила. На психолога учиться стала, заневестилась. Вот ей восемнадцать лет. Хороша, правда? Парней за ней много увивалось. На четвертом курсе замуж вышла и двоих детей родила. Но с внуками я не вижусь. Только фотографии она мне дает. Не разрешает Наташка мне к детям приближаться.
- Почему? – Удивилась Рита, рассматривая снимки.
- Говорит, что я плохой матерью была, раз допустила ее падение из окна.
-Но ведь ты на работе, говоришь, была. В чем же твоя вина?
- А, в том, что замуж за пьющего  пошла, что видела его ненадежность, а ребенка с ним оставила. Раньше надо было его гнать, а я жалела. Вот поэтому Наташа, как психолог, считает меня ненадежным человеком. Живу я отдельно. Квартиру Наташа разменяла. Сейчас она немного смягчилась и мне разрешает только на лестничной площадке с детьми поговорить. В квартиру она меня не пускает. Тяжелые слезы покатились по щекам. Маргарита, потрясенная услышанным, сидела молчала. Она не знала, что сказать, чем успокоить.
- Ира, а ты замуж больше не выходила?
- Нет. Мужчина был, уговаривал вместе жить. Но я побоялась, что дочке это не понравится, что ревность будет, общего языка не найдет с отчимом. В общем,  отказала.
- А что,  Наташин муж ее поддерживает?
- Он ушел от нее, когда она была беременна вторым ребенком. И это ее еще больше ожесточило и настроило против меня. Понять ее логику я не могу. Мне кажется, что я неправильно воспитала Наташу. Я жалела, что она растет без отца. Старалась выполнять все ее желания, отстраняла от домашнего труда, не загружала своими проблемами. Сейчас я все бы переиначила, обязательно разделила бы быт поровну, и даже больше - доверила бы дочери вести домашнее хозяйство. Больше  бы имела времени для общения с Наташей, больше интересовалась бы ее жизнью, друзьями. А то все время занята, занята. Виделась с дочкой утром перед работой и поздно вечером. А когда концерты возвращалась за полночь.
-Ты знаешь, Рита, я, когда работала над передачей о жизни и творчестве Огинского, меня поразило, что родители воспитывали Михала с дальним прицелом - сделать из него всесторонне развитого интеллектуала. Отец нанял для него одного из лучших репетиторов Европы. Он воспитывал Михала таким образом, чтобы обеспечить ребенку высокий уровень и физического, и умственного развития. Ему была назначена специальная диета, он должен был много гулять и заниматься физическими упражнениями. Огромное время занимала учеба. В семилетнем возрасте Михал занимался различными науками - от математики до политической экономии - по шестнадцать часов в день! Среди занятий была и музыка: игра на различных инструментах и даже теория музыки.
- Ой, Риточка, извини, я все о своем и о своем. А как твоя судьба сложилась?
- Нет, что ты! Слушаю с удовольствием. Я интересовалась судьбой Огинского. Но материалов практически нет или очень скудные. Всего несколько слов: кто такой, когда родился, когда умер.
- Если хочешь, я дам тебе свой сценарий. У меня есть несколько экземпляров.
- Конечно, спасибо огромное. А о себе что сказать? В последний школьный год я познакомилась с Володей, другом нашего соседа. Он был геологом и в Москве бывал редко, поэтому я его раньше никогда не видела. Старше меня он был на много. В тот год ему уже тридцать стукнуло. С первой нашей встречи влюбились мы так, что дышать друг без друга было невозможно. Ну, родители согласие на наш брак дали. Поняли, что сумасшествие моё слишком серьёзно. Мы зарегистрировались и сразу уехали с Володей на Алтай. Там его отряд «в поле», как говорят геологи, работал. Меня встретили ребята тепло, доброжелательно. Свадьбу сыграли. Без дела я не сидела. Стала в отряде работать поварихой, прачкой, даже санитаркой, если понадобится. Главное – Володенька мой рядом. Забеременела я, но почти до самых родов уезжать в город не хотела. Пришлось. В Бийске мы квартиру сняли, и я потом уже со своей доченькой Люсенькой в ней жила. Папа наш к нам в гости приезжал, как только возможность появлялась. Приедет и сразу – к дочери:
- Люська! Привет!
Очень у него это ласково получалось. Дочка к нему сразу ручонки протягивала и улыбалась во всю мордашку.
В день рождения дочери - два года Люсе исполнилось- Володя приехал неожиданно рано. Подарков навёз и огромный букет полевых цветов. Цветы к моим ногам положил и говорит:
- Девчонки! Это не всё! Я вам ещё трёхколёсную машину купил. Завтра все вместе на рыбалку поедем. Идите сиденья примеряйте. Вышли мы во двор, а под окнами мотоцикл с коляской стоит. Новенький. Краской поблёскивает. Я аж ахнула:
- Где же ты столько денег взял?
- Ребята помогли. Так что это - подарок от всей бригады.
    Утром мы собрались, Люсеньку  подушками обложили, чтобы не растрясло в коляске, я сзади села. Поехали. Погода прекрасная. Солнышко ласковое, ветерок небольшой. Настроение  просто чудесное. Счастье, одним словом. Через поле дорога пустынная. Рожь по обе стороны высокая, уже заколосилась. Вдали, смотрю, грузовик нам на встречу быстро так летит. Думаю, что запылит же он нас! Эх, не того я боялась! Грузовик, когда к нам приблизился, вдруг резко повернул в нашу сторону. Увернуться Володя уже не успел. Меня от удара в сторону отбросило, а родных моих он под себя подмял. В милиции мне потом рассказали, что шофёр в этом грузовике был настолько пьян, что, когда дверцу кабины открыли, он на дорогу выпал и даже не проснулся. Когда я в больнице в себя пришла, семья моя уже в могилках лежала. Что делать? Мир опустел. Хотела жизни себя лишить, да друзья Володины не дали. Устроили меня разнорабочей в отряд и на самый дальний геологический участок отправили. Два сезона отработала. Потом в Бийске попрощалась со своими родненькими и вернулась в Москву. Поступила в институт. На психолога выучилась. Много ко мне мужчин клеилось, но просто так время проводить мне не нужно было. А любви не было. Очень я Володю своего помнила. Уже сорок лет разменяла, а всё одна да одна. Приболела я как-то сильно. Угодила в больницу. И там, представь себе, встретила Бориса и опять влюбилась. Видно сердце по теплу истосковалось. И он мне любовью ответил. Вот уже второй десяток лет мы вместе. Детишек своих у меня нет, а его дети от первого брака ко мне с любовью относятся. Мамой зовут, а внуки -  бабушкой. Первый брак у него не очень удачный получился. Жена его страдала от того что он мало зарабатывает, а ей хочется и одеться красиво и с подругами в ресторан или ночной клуб сходить. Да ещё и второго ребёнка он уговорил её оставить, а не аборт сделать. Скандалы начались постоянные. Она пить начала и постепенно облик человеческий потеряла. Ушёл он от неё и детишек забрал. Пытался  её вылечить, но ничего не получилось. Так и сгорела в неполные тридцать лет. Почти каждое лето  мы всей семьёй на Алтай ездим, чтобы цветы на Володину и Люсину могилки  положить. А полонез Огинского Володя очень любил и частенько его насвистывал. Поэтому, когда твою игру, Ира, услышала, так у меня даже сердце зашлось. Ты мою судьбу будто бы проиграла. Спасибо тебе.
 Сейчас у меня всё хорошо. Я счастлива со своим Борисом.  Правда, муж перенес тяжелую операцию на позвоночнике, причём уже вторую. Первая ещё в юности случилась – неудачно в воду прыгнул и ударился головой о камень. А сейчас у него травма от аварии.  Ехали мы с ним вместе рано утром, только-только свет забрезжил. Тихо вокруг, машин мало. Вдруг идущая перед нами фура теряет запаску. Она падет прямо перед нами. Увернуться мы уже не успели. Борис еле удержал машину, когда мы буквально оседлали это огромное колесо. Сильный удар. Весь низ, днище, ходовая часть были искорежены. Благо, недалеко от дома отъехали. Буквально «ползком», пять километров в час, машинка наша доползла до автосервиса. Ее, конечно, починили, а вот спина у Бориса пострадала, видимо, от сильного толчка.  Вообще, он у меня художник. Правда, полностью занялся любимым делом, когда уже дети выросли. Появилась возможность больше времени уделять живописи. Сейчас для меня главное – Бориса на ноги поставить. Я ему о тебе рассказала. Он загорелся картину написать. Можно, я тебя сфотографирую? Там, на улице, у метро?
-Нет-нет! Что ты! Я ведь там случайно была. Очень деньги нужны. У внука скоро день рождения. Я очень ему хотела хороший подарок купить.  А у меня - полное безденежье. Наш оркестр потерял репетиционную площадку. ДК, где мы много лет арендовали зал, закрыли на капитальный ремонт. Филармония нам ничем помочь не захотела. Поэтому коллектив распался. Музыкантов постарше проводили на пенсию, а остальных отпустили в бессрочный отпуск. На радио мои передачи уже не востребованы. В рестораны меня не берут. Там нужны молодые, длинноногие. Так что я уже никому не нужна. Поэтому - Курский вокзал и полонез! Голос ее задрожал, грудь тяжело вздымалась. Ира замолчала.
     В дверь нетерпеливо позвонили несколько раз подряд. Мы переглянулись. Ира вскочила и почти бегом поспешила к двери. А звонок продолжал звонить. Маргарита пошла следом. Ира от волнения никак не могла отпереть замок. Потом дверь резко распахнулась, и в проем буквально ворвался мужчина в военной форме с огромным букетом белых роз. Совершенно седая голова высилась над цветами.
- Иришка, я к тебе навсегда. Не прогонишь? Я виноват, но без тебя жизни просто нет.
- Юра! Юрочка! Юра!
Ира обеими руками осторожно обхватила его лицо и притянула к себе. Букет упал, мужские руки обняли плачущую женщину.
- Ну, ну, родная, успокойся. Я с тобой. Прости.
Маргарита почему-то на цыпочках обошла их и, подхватив с вешалки свою сумку, вышла, тихо закрыв за собой дверь. Домой она вернулась поздно. Наскоро приняв душ, она забралась под одеяло и закрыла глаза. Волнение от разговора с Ирой и от встречи, свидетелем которой она невольно стала, мешало спать. Маргарита включила настольную лампу и открыла Ирину рукопись. Она с интересом и удивлением окунулась в историю политической жизни Европы в середине восемнадцатого столетия

*   *   *

    Т. Костюшко возглавил восстание шляхтичей за колонизацию Белоруссии и создание единого государства Польского. Но крестьяне восставших не поддержали. Развязалась гражданская война. На защиту Белорусов встала Российская империя. Войска под руководством Суворова разгромили повстанцев. Сам генерал Т. Костюшко был взят в плен. А его ближайшему помощнику Огинскому под видом слуги удалось бежать.
Речь Посполитая была поделена между Австрией, Пруссией и Россией. Огинский, находясь вдали от Родины, продолжал бороться за единое Польское государство. Благодаря тому, что он свободно, без акцента разговаривал на всех европейских языках, польские эмигрантские круги доверяли ему вести переговоры с турецким правительством, с Наполеоном Бонапартом. Ничего не добившись, Михал уехал в Нидерланды, где он недавно был послом, и его хорошо знал и ценил король Вильгельм.
  Король принял бывшего посла и очень ему помог: он договорился с королем Пруссии, что Огинский получит прощение,  ему будет позволено приехать в Пруссию к своей жене Изабелле, и его больше не будут преследовать, как участника восстания ни в  Австрии, ни в России.
 И в 1798 году Михал смог вернуться к жене, и за время жизни в Пруссии у них родились два сына: Тадеуш (названный в честь генерала Костюшко 1800г) и Ксаверий (1801).
  Однако уже в 1801 году Михал развелся с женой. Что между ними произошло - можно только догадываться.
  В 1802 году Огинский вместе с другими повстанцами был амнистирован вступившим на российский трон Александром I. Михал получил обратно все ранее конфискованные у него имения и поселился в Белорусском поместье Залесье.

*   *   *

    Маргарита незаметно для себя заснула, уронив недочитанные страницы себе на грудь. И потом только через несколько дней она смогла вернуться к прерванному чтению. Выписали из больницы Бориса, и она помогала ему  быстрее вернуться к нормальной активной жизни. Время летело быстро. Дни мелькали, отличаясь только успехами в улучшении здоровья, Вскоре Борис уже легко передвигался по дому и даже иногда приходил в свою мастерскую, но надолго задержаться у мольберта ему  Маргарита не давала.
- Еще рано, потерпи. Любое статичное положение губительно. Вот когда бегать начнешь, тогда и сидеть и стоять можно будет подолгу.
Борис вздыхал, недовольно ворчал, но подчинялся.
За эти дни Рита несколько раз звонила Ирине, но телефон был выключен. На душе было неспокойно. В конце концов, она заволновалась настолько, что поехала к ней домой. На звонок никто не отозвался. Рита обратилась к соседке по лестничной площадке.
- Скажите, пожалуйста, вы не в курсе, где Ира. Она что-то не отвечает по телефону. С ней ничего не случилось?
- Не беспокойтесь. Она с Юрием Петровичем уехала к нему на родину, куда-то на Урал. Подробнее не скажу, не знаю.
- Спасибо за хорошую информацию. До свидания. Вечером Маргарита достала с полки, отложенные на время страницы недочитанного сценария.

*   *   *

      «После возвращения в Залесье 37-летний Михал Клеофас Огинский женился второй раз – на вдове своего умершего друга, графа  Нагурского, 25-летней Марии. Она была итальянкой по национальности, родилась во Флоренции, и от рождения ее звали Мария Нери. Эта вторая женитьба была самой большой глупостью, которую Огинский сделал в своей жизни. Дело в том, что Мария была чрезвычайно развратной и похотливой, и отдавалась всем мужчинам, с которыми могла остаться наедине, причем ей было без разницы, с кем вступать в половую связь.
По словам польского писателя Станислава Моравского, «… не существовало ни одного человека, молодого или старого, влиятельного вельможи или простого слуги, который бы не был ее любовником... Были среди них и актеры, и певцы, и даже простые солдаты. Она даже не пыталась это скрывать». Возможно, Мария Огинская была больна нимфоманией, другого объяснения такому бесстыдному и дикому разврату трудно найти.
Как рассказывает Моравский, из четырех детей, родившихся во втором браке, Михал был биологически отцом только одной дочери, Амелии, а другие дети были зачаты от других мужчин. Тем не менее, Огинский не разводился с ней целых 13 лет.  А вот, почему он так поступал, такая же историческая загадка, как и причина его развода с первой женой. В этот период,  в 1815 году,  Огинский был сенатором Российской империи.
  В 1817 году он вышел в отставку и позднее уехал во Флоренцию лечиться от подагры. Здесь он прожил одиннадцать лет и скончался 15 октября 1833 года в возрасте 68 лет.
     В конце жизни он издал сборник нот своих музыкальных произведений - более 60 композиций для фортепьяно, а также несколько песен. Среди них был и знаменитый полонез «Прощание с Родиной».
      Михал Клеофас Огинский похоронен в Пантеоне выдающихся личностей во Флорентийской церкви Санта Кроче  рядом с Галилео Галилеем, Микеланджело Буонаротти, Джоаккино Россини и Николо Макиавелли».
     Маргарита сложила листочки в файл и положила на полку среди книг из серии ЖЗЛ.
.
*   *   *

       Неожиданно позвонила Ира.
- Риточка, я в Москве. Прилетела на несколько дней. Давай увидимся.
- Ой, Иринка, как я рада тебя слышать. Скорее приходи. Я тебя жду.
Ира не заставила себя долго ждать, и скоро подруги уже сидели на кухне и пили чай с «Прагой». Этот торт Маргарита любила с детства. Ира это помнила и специально его купила, чтобы порадовать подругу.
- Ну, Ирка, не томи, рассказывай, как ты? Где ты? Где твой Юра?
- Юра сейчас с сослуживцами встречается. У них каждый год в этот день собираются бывшие воины-афганцы.
- А Юра, что, воевал в Афгане?
- Да. Воевал, был ранен, комиссован и ушёл в отставку в чине полковника. С семьёй у него ничего не получилось. Оказался однолюбом.
- А что ж так долго к тебе не приезжал?
- Думал, что я замужем, не хотел семью разрушать. В прошлый свой приезд случайно встретил мою бывшую соседку, и она ему всю мою жизнь поведала. Вот он и прилетел ко мне, как говорят поэты, на крыльях любви.
Ира звонко и счастливо рассмеялась.
- Он мне признаётся в любви и говорит, что столько воевал, врага не боялся, а передо мной робеет и трепещет, как мальчишка.
- А чем он сейчас занимается?
- Демобилизовавшись, Юра уехал к себе на родину.  Вместе с братом они открыли автомастерскую в его гараже. А сейчас у них большой автосервис. Так что у меня теперь богатый муж, и мне не придётся больше играть у метро. – Она легко и счастливо рассмеялась.
- Юра сюда придёт за тобой?
- Нет. Они сегодня поехали на кладбище, где похоронены ребята, погибшие в Афганистане. У них там небольшой митинг и возложение венков. А потом идут в ресторан, чтобы в непринуждённой обстановке, «без баб», помянуть погибших, вспомнить пережитое, поделиться настоящим, а, может быть, ещё и планами на будущее.
Пока мы в поезде ехали, Юра мне много  рассказывал о своей жизни. Поведал и о том, как погибли его два лучших друга  Сергей и Валера, а его ранило осколком мины. Было это 14 ноября 1981 года. В составе тяжело нагруженной автоколонны они попали в засаду около посёлка Кундуз. Сергей находился в головной машине–бронетранспортёре. Духота была невыносимая, Сергей решил немного подышать свежим воздухом. Перед самым  подходом к Кундузу он открыл люк и высунулся. Как только его голова показалась из люка, раздалась пулемётная очередь. Сергей упал замертво. Машины прибавили скорость, пытаясь уйти из-под обстрела. Замыкающая колонну машина заглохла. Валера Балабанов устранил неисправность, но уйти времени не хватило. Он был ранен и отстреливался, давая возможность шофёру увести машину. Попал в плен. Его мучили, не давая умереть, отрезали уши, нос, вырезали из тела ремни. Когда его через неделю нашли, тело было так изувечено, что в официальных документах написали: «Подорвался на мине».
- Боже мой, какое зверство! Как мы мало знаем об этой войне.
- Так ведь все, кто уезжал на эту войну, давали подписку о неразглашении. Сейчас-то уже время прошло, ситуация в политике изменилась, поэтому занавес секретности упал. Появились материалы в интернете, написаны книги, сняты фильмы. Только ребят наших уже не вернёшь. Ну, подруга, мне пора домой ехать, а то скоро Юрочка мой придёт, а меня нет.
- А завтра у тебя время будет?
- Да. У Юры какие-то дела, а я свободна. Что ты предлагаешь?
- Как раз завтра открывается персональная выставка Бориса в Измайлово. Подходи, посмотришь картины, а потом посидим вместе с твоим Юрой, открытие выставки отметим, поболтаем.

*   *   *

     Ирина зашла в зал, где уже было полно народа. Маргарита рассаживала гостей, Антон беседовал с корреспондентами. Около картины «Цветы запоздалые» толпилось больше всего народа. Ира подошла. На большом полотне была изображена немолодая женщина со скрипкой у входа в метро. Рядом с ней шла бойкая торговля разложенными на разномастных ящиках огурчики, яблочки. За спиной - большая вывеска курса обмена валюты, и около окошка - два кавказца, видимо, что-то доказывают друг другу, жестикулируя. На асфальте лежит открытый скрипичный футляр с несколькими купюрами и монетами. А скрипачка, опустив скрипку, растерянно смотрит на седого мужчину в военной форме, протягивающего ей большой букет белых роз. Слезы непроизвольно брызнули из глаз и потекли, оставляя след на припудренных щеках. Ира их не вытирала. Они бежали и бежали, скапливаясь на подбородке, и капали крупными каплями на белую блузку.
- Ира, я здесь!
Улыбаясь, к ней спешила Маргарита.