Чижик

- Ну что, Чижик, пойдём, прогуляемся? Вон, вечер какой замечательный! – Виктор Андреевич Баторин потрепал за ухом мелкую собачку неопределённой породы.

Пёсик деликатно тявкнул, и оперевшись передними лапами на колено хозяина, одобрительно посмотрел на того осмысленными тёмными глазками.

Виктор Андреевич, слегка огрузневший мужчина лет под шестьдесят, поднялся из старого, стиля пятидесятых годов кресла, прошлёпал босыми ногами в прихожую, обул лёгкие летние туфли, и пропустив собаку вперёд, вышел во двор.

Погода действительно была чудесная. Солнце уже село, оставив после себя жёлто-оранжевую полоску на западном краю ещё светлого неба, птицы смолкли, готовясь ко сну. Баторин любил это время суток, когда длинный летний день незаметно переходил в сумерки позднего вечера.

До того, как два года назад у него появился Чижик, Виктор Андреевич выходил на прогулку один. Одиночество его совершенно не тяготило, он и дальше бы совершал вечерний моцион в гордом одиночестве, если бы не случай.
 
Баторин возвращался из поселкового магазина. Его внимание привлёк сосед, живший на его улице, за два дома от него. Тот, пресно матерясь, кидал камнями в заросли бурьяна, разросшиеся вдоль покосившегося забора его участка.

- Ты чего развоевался-то, Николаич? – спросил Виктор Андреевич, поравнявшись с соседом.

- Да, мать их, москвичи! На лето живности понавезут, а потом бросают. А эти приблуды бесхозные по огородам шастают. Житья от них нету! – сосед бросил очередной камень в бурьян.

На этот раз снаряд попал в цель. В траве кто-то жалобно взвизгнул.

- Ну ка погоди, - Баторин пошёл на звук раздающегося из бурьяна поскуливания.
Раздвинув поросль сорняков, он увидел сжавшуюся в комок собачонку, трясущуюся не то от страха, не то от болевого шока – с её лба клюквенными бусинками капала кровь.

Собачка смотрела на него так испуганно и одновременно с какой-то детской надеждой в круглых тёмных глазёнках, что у Баторина словно жилка какая-то от сердца оторвалась.

- Не бойся. Я тебя не обижу, - он опустил сумку с продуктами на землю, и осторожно протянул руки к собаке.

Та даже и не пробовала убежать, сидела, как птица подранок. Баторин осторожно взял дрожащий комок на руку, подхватил сумку, и вернулся к соседу.

- Дать бы тебе по мордасам, да руки заняты, - замахнулся Виктор Андреевич на юркнувшего за калитку мужика сумкой, и прибавив шаг, пошёл в сторону своего дома.

- Не бойся. Больше никто тебя не обидит, слово офицера! А ссадину тебе залечим, заживёт, как на собаке! – он нёс ещё какую-то не свойственную ему ерунду, чувствуя, как стихает дрожь в прижимаемом им к себе тельце.

Рана на голове собаки оказалась неглубокой. Баторин промыл её тёплой водой, и смазал зелёнкой, которую нашёл в полупустой аптечке.

- Ну вот, чижик, даже если шрам останется, не страшно! Ты ведь кабелёк, как я погляжу, - приподнял он успевшую лизнуть его собаку, - а мужиков шрамы не портят, у меня и самого пара, другая найдётся.

Может от первого впечатления, а может не к месту рассказ Станюковича припомнился, только кличка Чижик за собакой так и осталась.

Когда рана зажила, Баторин помыл пса в эмалированном тазу, насухо вытер старым полотенцем.

Чижик оказался симпатичным уродцем с короткими кривыми лапками и заросшей бородой вытянутой мордой.

- М-да… Призовые медали, брат, тебе явно не светят. Ну да у меня на нас двоих наград хватит.

Пёсик быстро освоился в доме у Виктора Андреевича, не отходил от него ни на шаг, преданно посматривая на нового хозяина повеселевшими тёмно-карими глазами.

Баторин, удивляясь себе, очень привязался к Чижику. Теперь он и помыслить не мог, как жил без него до сих пор.

Три года назад Виктор Андреевич уволился в запас с Северного флота, в звании капитана первого ранга.

Простившись с экипажем малого противолодочного корабля, которым командовал последние несколько лет, он уехал из Заполярья, и обосновался в Подмосковье, купив дом в посёлке.

Сколько он себя помнил, он всегда был один. Родителей Баторин потерял рано, его взяла на воспитание незамужняя бездетная тётка, сестра отца. Тётя Аня, она требовала называть себя по имени отчеству, и не уставала поправлять маленького Витю, была партийным работником в райкоме, постоянно пребывала в разъездах и командировках, рано приучив племянника к самостоятельности. Когда Виктор достиг нужного возраста, тётка только и спросила:

- Суворовское, или Нахимовское?

- Нахимовское, наверное, - пожал плечами Витя, до того момента и не задумывавшийся о карьере военного моряка.

Есть такие индивиды, которым интерес людей сопутствует с раннего детства. Они всегда в центре внимания. Имя какого-нибудь условного Саши звучит постоянно: «А Саша выйдет?», «Саш, посмотри, как я умею!», «Саша, пойдём с нами!», и так далее. Баториным же никто не интересовался, он был нелюдим, и избегал шумных компаний. И не потому, что его недолюбливали, считали рохлей, слабаком или маменькиным сынком, напротив, от природы развитый физически, немногословный, но уж если говоривший, то по делу, не по годам серьёзный, он у окружающих вызывал несколько настороженное уважение. В нём рано проявились задатки лидера. Его бы таковым безоговорочно признали и во дворе и в школе, но он сам к этому не стремился. Видимо, тётя Аня, намётанным глазом разглядев в нём все эти качества, потому и выбрала для него судьбу военного, за что годы спустя он был ей несказанно благодарен.

Он только переоделся в курсантскую форму, первый раз встал в строй, и понял – это его.

Время, словно военный корабль, острым штевнем кроило полотно жизни Баторина, оставляя в кильватере Нахимовское, потом высшее военно-морское училище, службу на Балтике и в Заполярье. И везде люди, с которыми ему приходилось общаться, безошибочно точно определяли особенность его характера, вновь и вновь давая ему одно и то же прозвище - Бирюк. Прозвище так подходило Баторину, что нередко имели место досадные курьёзы. Отметив безукоризненное выполнение кораблём, под командованием Баторина поставленных на учениях задач, командующий лично выразил благодарность капитану первого ранга Бирюкову. Кульминацией же подобных оговорок стал именной подарок Виктору Андреевичу к окончанию службы. После его вручения в торжественной обстановке, только придя домой, Баторин обратил внимание на латунную табличку с памятной надписью: «Кап. пер. ранга Бирюкову В. А. за отличную службу».
 
Виктор Андреевич  хмыкнул, у него за годы службы собралась целая стопка почётных грамот с этой фамилией:

- Поручик Киже, блин!

Семьёй Виктор Андреевич так и не обзавёлся. Одна только мысль, что придётся в свободное от службы время выслушивать трескотню жены и вопли детей, приводила его в уныние, близкое к вселенской тоске.

Нельзя сказать, что Баторин не любил женщин и детей, скорее он относился к ним, как кабинетный любитель дикой природы относится к опасным хищникам – интересно, но всё-таки лучше наблюдать за ними с безопасного расстояния. Конечно, у него были женщины, и даже краткосрочные, ни к чему не обязывающие романы. Он мог сделать малышу «козу», вежливо выслушать от родителей хоровые дифирамбы своим чадам, но на этом всё. Ни мужем ни отцом он себя не видел, целиком отдавая себя службе.
 
Баторин в своём одиночестве чувствовал себя вполне комфортно. Ему было многое интересно, в суть любого вопроса он старался погрузиться как можно глубже. Будучи ещё молодым офицером, находясь на корабле, выполнявшем одиночное плавание, он учился у морских пехотинцев рукопашному бою, опускался под воду с водолазами, изучал теорию управления вертолётом, доставая пилотов своими расспросами,  так что скучать ему не приходилось.
 
С годами он собрал солидную библиотеку, и выйдя в отставку занялся написанием обстоятельного труда о роли Российского флота в освоении Заполярья и Арктики.
Следуя своей давней устоявшейся привычке, близких знакомств в посёлке Баторин не заводил, ограничиваясь приветствиями и нейтральными разговорами о погоде, избегая всякого рода бесед по душам с соседями, что привело к ожидаемому результату. В посёлке его за глаза стали звать бирюком.

Виктор Андреевич не без скрипа перевёл распорядок своей жизни с корабельного на сухопутный. Он много ходил пешком, словно навёрстывая недохоженное, отказался от «бескорыстной» помощи по хозяйству разведёнок и вдовушек посёлка, сам стирая свои вещи и готовя пищу, чувствуя себя вполне довольным жизнью. Люди такого склада характера не живут прошлым, не галопируют, очертя голову, в будущее, забывая о настоящем. Они планомерно проходят один жизненный этап за другим, не оставляя незаконченных дел, нерешённых вопросов и не откладывая на более поздний срок задачи, которые в будущем могут, по причине возраста, стать невыполнимыми.

Так получилось, что Чижик появился в доме Баторина, когда тот уже окончательно освоился на берегу, сменив морские просторы на подмосковные рощи, леса и поля.

У Виктора Андреевича никогда не было домашних питомцев, и появление в его жизни существа, требующего  к себе заботы и внимания, стало для него откровением. Отложив на время работу над рукописью о Заполярье, он углубился в изучение литературы об уходе за собаками, благо, что в посёлке был интернет, ну а с персональным компьютером Баторин научился обращаться едва ли не с момента их появления в широком пользовании.

Баторин поставил Чижика на учёт в ветеринарной клинике, сделал ему необходимые прививки, и стал понемногу привыкать к новому, если не первому в своей жизни другу.

С той минуты, как Виктор Андреевич увидел Чижика, тот непостижимым образом, будто заранее зная нужные коды, стал одну за одной открывать наглухо запертые на долгие годы дверцы в душе Баторина, за которыми скрывались незнакомые доселе чувства и ощущения. Не даря никого вниманием, не связанным со службой, и не требуя внимания к своей персоне, на пороге грядущей старости, Виктор Андреевич запоздало заметил, что преданность и любовь даже такого маленького существа, как Чижик, несёт в себе массу положительных эмоций, заставляя делиться и с ним частицей своей души. Что благостная безэмоциональность не всегда лучше переживаний и беспокойства за прирученное тобой животное.

Естественно, Баторину в полной мере было известно чувство ответственности, бремя которой он нёс многие годы, но там было другое - взрослые, обученные люди, сознательно готовые отдать свои жизни, исполняя полученный от него приказ. И он знал, что в случае необходимости он такой приказ отдаст. Здесь же он взял на себя ответственность за беззащитное, бесконечно преданное ему существо, не предназначенное для выполнения какого-либо рода боевых задач, и это выпадало из схемы, по которой Виктор Андреевич измерял значимость того или иного человека, как боевую единицу. Многое приходилось переосмысливать заново, иногда вызывая неприятные мысли: «А так ли он прожил свою жизнь? Не потерял ли в ней что-то, имеющее не меньшую ценность, чем служба, выполнение долга, профессионализм, всего того, из чего смысл его бытия состоял до недавнего времени?».
 
Странно, но Чижик заставил Баторина несколько иначе взглянуть на окружающих его людей, проявить к ним неподдельный интерес. Он стал подольше задерживаться за разговорами с соседями, вникать в их проблемы, обратил внимание на часто попадающуюся ему на глаза стильную, тоже немолодую дачницу в широкополой шляпе и этюдником на плече. Виктор Андреевич отказывался верить, что своему запоздалому пробуждению он обязан этой неуклюжей маленькой дворняжке.

- Пошли ка братец домой! Стемнело совсем, - Баторин за размышлениями и не заметил, как далеко они с собакой ушли от дома.

- Не торопись, мужик, разговор есть, - из узкого прохода между заборами вышли под свет тусклого фонаря три фигуры.

- Мужики в поле пашут, - покосился на парней Виктор Андреевич, развернулся, и неторопливо пошёл в обратную сторону. Чижик семенил рядом.

- А ну стой! – говоривший нагнал Баторина, и схватил его за ворот джинсовой рубашки.

Не ожидая нападения, Баторин замешкался, зато Чижик среагировал моментально. Зарычав, он бросился на обидчика своего хозяина, и вцепился ему зубами в лодыжку.
Нападавший выматерился, отцепился от Виктора Андреевича, оторвал от ноги Чижика, и звучным пинком отправил того в растущие вдоль дороги кусты.

Баторину эта заминка дала возможность вернуть себе равновесие, и повернуться лицом к окружающим его парням. У одного из них в свете фонаря в руке сверкнуло лезвие ножа.

Но не это испугало Виктора Андреевича. Из кустов, захлёбываясь визгливым лаем, в атаку на шпану нёсся на своих коротеньких кривых лапках Чижик.
 
«А если они его ножом…», - дальше Баторин не раздумывал…

- Вы точно в больницу не поедете? – коснулась его рукой молоденькая, совсем ещё девчонка,врач.

- Ну, вы же сказали, что с собакой всё в порядке, а у меня всего несколько царапин. Вам там есть чем заняться, - кивнул Виктор Андреевич на машину скорой помощи, в которую загружали носилки, и с помощью полицейских помогали залезть двум другим бандитам.

Врач кивнула, и ушла. Подошёл капитан полиции.

- Завтра с утра к нам загляните, показания дадите. Может вас до дома подвезти, а то мало ли чего, - кивнул полицейский на висящий на ниточке рукав баторинской рубашки.

- Думаю повторение подобной ситуации равно нулю, - скривил Виктор Андреевич  разбитые губы в улыбке, - тем более, с таким защитником!