Легенда о Моран. Глава вторая

Впервые Моран проснулась не от криков коваров и петухов, а от щебета ранних птиц и стрекота насекомых. Где-то куковала кукушка, вдалеке пел-заливался соловей, чирикали мелкие пичужки. Иногда какая-нибудь сова, не успевшая улететь на покой, досадливо ухала, будто сетуя на новый день. Ощущая себя на удивление отдохнувшей и свежей, Моран умылась в ручье, позавтракала тем, что дала природа, и всё это время думала о том, как быть дальше. Идти глубже в лес? Это было опасно, но не так далеко должны были быть хижины угольщиков. Летом они как раз были за работой, и всегда можно было там найти и кров, и еду. А потом можно будет возвратиться… Но женщина тут же испугалась этого решения и саму себя. Соваться обратно — сущее самоубийство! Лучше уж уйти куда-нибудь дальше — ведь люди живут едва ли не повсюду! — и осесть в другой деревне. Найти работу, попросить впустить в дом, а потом… Потом жизнь наладилась бы и вернулась на свои круги.

Это вдруг отрезвило Моран. Желание вернуться отмело, как пыль с листа ветреным днём. Зачем идти навстречу рутине, рабству, службе стране, дням, под завязку занятым тяжёлой работой, после которой всё равно для себя останется не так уж и много, а остальное пойдёт в казну ненавистного города, если можно жить спокойно и свободно, не служа никому, распоряжаясь собой лишь для себя? Утерев яблочный сок с губ, она поднялась, оправила платье и, оглядевшись, попрощавшись с гостеприимным местом, решительно зашагала по вчерашней тропке. Сегодня лес уже не казался таким страшным, а наоборот, возбуждал любопытство в крови, а в душе — какое-то трепетное волнение. Моран казалось, что она попала в какое-то неведомое, чужое царство, едва ли не в другой мир. Всё настолько отличалось от привычного ей пейзажа, что вскоре идти заставляло уже не упрямство, а чистое детское любопытство. Воздух был свеж и прозрачен, всё вокруг казалось приветливым и добрым. Когда перед ней вдруг появлялся круг паутины, она не решалась разрушать это произведение паучьего искусства, а обходила его стороной. «Это сколько же надо терпения, чтобы выткать такое кружево!» — мысленно восхищалась она, разглядывая, как большой чёрный паук ткёт свою сеть. Сидя на каком-нибудь валуне или просто на земле, Моран рассматривала, как разные насекомые копошатся в лесной подстилке, замирала на такое долгое время, что птицы переставали бояться её, а спокойно летали прямо над головой или опускались на землю почти что у ног в поисках пищи. Казалось, что всё живое находится в гармонии с самим собой, а значит — и с ней.

Солнце поднималось всё выше и выше, но прохлада, которую даровал лес, защищала от зноя. Женщина останавливалась, где хотела и на сколько хотела. Иногда, разувшись у какого-нибудь ручья или маленького пруда, где трава была густой и шелковистой, она, как ребёнок, принималась бегать по ней. Загрубевшие от жёсткой обуви ступни не ощущали ни камешков, ни веточек. Травинки щекотно ласкали щиколотки, заставляя Моран смеяться от неведомой прежде радости. Как хорошо ни о чём не думать и просто резвиться, будто ты не взрослый человек, а совсем дитё! Падая в объятия листьев, она улыбалась и долго не могла заставить себя подняться, чтобы продолжить путь. Будто беззаботный волчонок, весь день резвящийся на лужайке около родимого логова…

Полдень застал её на прогалине: холм, возвышающийся посреди леса, не был захвачен им, и оттуда открывался вид далеко вокруг. Взбежав на самый верх, Моран подставила лицо ветру, который трепал её волосы и платье, и раскинула руки. Тепло лучей заставляло довольно жмуриться. Так и хотелось скинуть платье, остаться только в одной длинной сорочке, или оказаться возле какого-нибудь озера, где можно будет нырнуть в воду, потанцевать с русалками, а потом выскочить насквозь мокрой на берег и обсушиться. И снова в воду…

Но в вышине слышался клёкот ястреба, раскинувшего крылья и полностью свободного, парившего в поднебесье на заботливых руках ветра. Моран долго следила за ним взглядом, пока тот не исчез вдалеке, в той стороне, где едва-едва сверкали крыши замка. Солнце начало донимать, и она вновь вернулась под защиту деревьев. Идти дальше не хотелось, но надо было — она впервые задумалась о том, где заночует, и только осознала, насколько ей повезло, что этой ночью волки не разорвали её спящей. Вдруг представилось, как целая стая диких серых зверей накидывается на беззащитное тело, и наутро под ивами остаются лишь обглоданные кости. От таких мыслей её передёрнуло, по телу невольно пробежала дрожь. Припомнив, где примерно виднелись струйки дыма, Моран повернула в ту сторону и смело свернула с тропы, покидая верный натоптанный путь.

Если раньше на пути не встречалось особо непроходимых мест и зарослей, то сейчас лес становился всё гуще, деревья — всё старее, и чуть ли не на каждом шагу они угрюмо, с угрозой склонялись над ней. Пробираться становилось всё труднее и труднее… На сухих нижних ветвях иногда оставались лоскуты платья. Время шло, но никаких признаков присутствия людей не наблюдалось, и места становились угрюмее с каждым шагом. Ругаясь вполголоса, Моран едва ли проходила и полмили в час. Когда солнце стало клониться к вечеру, она оказалась всего в двух милях от холма, хоть и казалось, что проделано было огромное расстояние. Руки и лицо были исполосованы неглубокими, но болезненными царапинами, а ноги ужасно болели от такой непривычной и быстрой ходьбы. Хотелось одного — найти уютный уголок и крепко уснуть там до самого утра… Но сколько бы Моран не заглядывала под корни деревьев, под стволы и кусты, она не видела ничего подходящего. А возле одного земля и вовсе была вытоптана лапами, и она поспешила уйти, чтобы не наткнуться на разъярённых появлением человека зверей.

Где-то в вышине пронзительно закричали вороны. Карканье разнеслось, казалось, от одного конца леса до другого, оповестив всех о чём-то, что было не подвластно услышать человеку. Небо враз потемнело, и, подняв голову вверх, Моран увидела огромную грозовую тучу, которая быстро, очень быстро надвигалась на неё. Подобрав юбку повыше, она быстро направилась туда, где ветви старых сосен опускались до земли, образуя шатёр, и только укрылась там, как громыхнул гром, и тяжёлые холодные капли неистово застучали по земле, тут же впитываясь в иссушенную землю.

Под тяжёлыми лапами было уютно и сухо. Подтянув колени к груди, Моран прижалась спиной к могучему стволу и расслаблено выдохнула. Сейчас её точно никто не тронет. «Какой зверь выйдёт в такую непогоду?» — пронеслось в мыслях.

Поднялся ветер. За пределами маленького убежища разбушевался ураган, и вскоре все деревья стонали и раскачивались под его натиском. Теперь уже и густые ветви не спасали. Моран сжалась в комок и сгребла иглы и невесть как оказавшиеся здесь листья вокруг себя. Едва ли от этого стало теплее, но сидеть оказалось удобнее. Она попыталась заснуть, чтобы время пошло быстрее, но вокруг всё так шумело, что не дало бы сомкнуть глаз и более усталому путнику! Тем более, ей было страшно. Умом понимая, что деревья на неё не свалятся, а медведи и волки сами попрятались, она вздрагивала, когда ломались и падали сухие ветки, слыша в них шаги, и скрип казался предвещанием того, что туда, где она сидит, вот-вот упадёт дерево.

- Нет, ну что ты дрожишь, как самый распоследний трус, милая?! — сердито спрашивала она себя, стараясь придать голосу твёрдости. — Чуть не попалась, заблудилась, ну, что такое? Всё же в порядке! А как там Хорме… — вспомнив любимца, Моран невольно всхлипнула и прижала ладонь к губам. — Как он там, живой?..

Странно, но мысли о доме так расстроили её, что загнали страх совсем глубоко. Природа продолжала бушевать, но уже чуть дальше — гроза медленно отходила от чащи, направляясь в сторону города. Шум её становился всё менее угрожающим, будто туча решила выместить всю ярость не только на одной части леса, но и на остальных. Но ливень всё хлестал землю и явно не собирался прекращаться. Моран тихо поблагодарила непонятно кого за то, что-то дерево, под которым она пряталась, заняло место на небольшом бугорке, и вода не могла затечь под него.

Постепенно напряжение как и в воздухе, так и у неё в душе начало спадать. Она даже осмелилась выглянуть наружу, но тут же спряталась, когда на голову ей обрушился целый водопад. С замирающим сердцем и водой, ручьями стекающей за шиворот, она сразу же спряталась обратно и, глубоко вздохнув, легла. Вскоре, хоть и немного подрагивая от холода, она уснула.

Ночь уже опустила своё чёрное покрывало. Где-то слышался вой стаи, гонящей оленя, серый вожак которой вскоре настиг жертву и повис у неё на горле, совсем далеко раздался рёв голодного медведя, который всё не мог найти кусты так любимых им ягод. Из птиц только проснувшиеся совы подавали голос, и глаза их жутковато светились в темноте.

От уханья над головой Моран тут же проснулась и подскочила, хватаясь за валявшийся рядом сухой ком твёрдой земли, и готовая защищаться, сколько надо. Но никто не нападал, не рычал, и она, ещё раз слышав тот же звук, тихо рассмеялась от своей же глупости. И тут же прикрыла себе рот. Не стоило шуметь, не то можно привлечь совсем незваных и жутко нежеланных гостей, которые будут не против поужинать ею. Усталость и сонную неповоротливость как рукой сняло. Оглядевшись вокруг, Моран заметила прямо над собой сушняк, и, обдирая руки, отломил себе довольно толстую и надёжную палку. Постучала ею по земле, оперлась на неё, но та и не думала ломаться.

«Вот и отлично. Пригодится».

Иголки набились в платье, и ей ещё долго пришлось вытаскивать их из самых неожиданных мест. Как же неудобно делать это в темноте! Что-то шепча, Моран, наконец, вытряхнула все до единой и, раздвинув свисающие лапы, настороженно вышла. Луна висела высоко в небе, иногда исчезая среди облаков. Изредка появлялись яркие звёзды, и их переменчивый свет освещал верхушки сосен, изредка прорывался к подножиям. Прислушиваясь, вглядываясь в темноту, Моран сделала несколько шагов и остановилась. Вокруг было тихо, не шуршали иглы под когтистыми лапами, из клыкастых пастей не рвалось рычание. Стая волков уже поймала оленя и теперь пировала, и медведь нашёл то, что искал. Совы охотились на мышей и от души наедались, сидя в своих гнёздах: никому не было дела до потерянной женщины, которая сама не знала, что здесь делает, куда идёт и зачем.

Моран старалась ступать неслышно, невесомо, как дикий зверь. Опираясь на «посох», она взбиралась на стволы и камни, перебиралась через неведомо откуда взявшиеся ямы и промоины. Видно, когда-то давным-давно здесь текла полноводная река, которая со временем высохла и позволила лесу захватить эту территорию, превратив её в непроходимую чащу. Ближе к утру тучи разошлись, а луна сияла так ярко, что когда она вышла к небольшому роднику, текущему по камням, серебряный свет позволил увидеть во всех подробностях небольшую полянку и даже листья на ясенях и дубах. Там Моран напилась и привела себя в относительный порядок, а затем, отдохнув несколько минут, пошла дальше.

Сосны почти исчезли во множестве широколиственных деревьев, и это даровало уверенность. Там, в бору, эти великаны будто высасывали надежду.

— А ведь всё не так страшно, — едва различимым шёпотом размышляла она, — стоит только выйти к людям.

Под ногами что-то скрипнуло, и Моран от неожиданности отпрыгнула в сторону, а потом, на всякий случай, ещё отступила назад на пару шагов. Звякнуло что-то металлическое, а потом в лодыжку будто бы впились чьи-то зубы. Закричав, она попыталась вырваться от неизвестного врага и упала на спину, пребольно ударившись копчиком. Это «что-то» всё никак не желало разжимать зубы, и только когда загремела цепь и бревно, лежащее рядом, двинулось вместе с ней, она поняла, что это. Внутри всё похолодело от ужаса, а слёзы так и текли от боли. Моран затошнило, противный комок поднялся к горлу, и ей с трудом удалось прогнать его. Неловко подвернув ногу, она сидела и не решалась двинуться — так больно впивались в кожу стальные зубья. Оставалось только поскуливать и кусать руку, чтобы не дать всем окрестным хищникам знать о том, что где-то сидит совершенно беспомощная добыча.

Прошло не менее часа, прежде чем боль начала стихать, а нога онемела и едва чувствовалась. Пожалуй, этот час так и остался в её памяти одним из самых ужасных. Стараясь не двигать нижней частью тела, Моран утёрла слёзы, оставляя на щеках и под глазами грязные разводы, и стала думать. Почему бы не попробовать разжать капкан? Она ясно понимала, что волчий или медвежий переломал бы ей кости на мелкие кусочки, а этот только надёжно и болезненно держит на месте. Но и это не особенно приятно… Вытянувшись, она с трудом дотянулась до выроненной недалеко ветки и подтянула её к себе, едва сдерживая стон. Дерево в руках вселяло решительность. Тихо рыча, чувствуя, что слезы снова скапливаются в уголках глаз, Моран с силой, которая осталась в дрожащих руках, воткнула палку между зубьев и попыталась разжать их. Но железо легко разломило сухое дерево, и у неё в руках остался лишь жалкий обломок.

В течение ещё нескольких часов она снова и снова делала безрезультатные попытки освободиться, била, тихо рыдая от страха, пружину капкана камнем, пыталась отцепить цепь от бревна, даже руками, которые уже были покрыты сплошными ранами, хваталась за зубья и старалась расцепить их. Теперь-то она понимала, что чувствует волк, когда попадается и отгрызает себе лапу! Будь у неё клыки, она, не задумываясь, сделала бы то же самое. Только вот трёхлапый зверь навряд ли выживет в природе, он осуждён на смерть от голода, охотников или более сильных сородичей. Как, впрочем, и она. Дрожь пробрала Моран с макушки до самых пальцев, когда осознание того, что навряд ли кто-то придёт ей на выручку, посетило её. «Я же умру, — подумалось ей, и руки невольно задрожали. — Умру». Передёрнув плечами, она ещё несколько раз попробовала освободиться, а потом, потеряв и силы, и веру, легла на холодную и влажную лесную подстилку. Спрятав лицо на сгибе руки, Моран тихо заплакала и лежала до тех пор, пока не потеряла сознание.


После трудного пробуждения в самый разгар дня потянулись длинные часы, наполненные тоской и болью. Вытянув одну ногу, Моран подтянула другую к груди и, обняв себя, сидела в ожидании того, кто, наконец, прекратит её жизнь ударом клыков или когтистой лапы. Хотелось есть, но ещё больше — промочить горло. До её слуха долетала звонкая песенка ручья, и это было сущей пыткой. Впрочем, не только это: мошки, во множестве водившиеся там, весь день донимали Моран своими укусами, которые к вечеру начали сильно чесаться и краснеть. Это не только было жутко неприятно, но и мешало прислушиваться время от времени к звукам. Даже отчаявшийся в душе таит надежду на то, что его найдут. И не поздно, не обглоданными костями, а живым.

Становилось всё холоднее и темнее. Назойливые насекомые исчезли, птицы, до этого летавшие и скакавшие в разные стороны, тоже в большинстве своём замолкли, и им на смену пришёл дружный хор кузнечиков, которые так старательно стрекотали, что Моран вскоре стало казаться, что она находится среди множества неумелых скрипачей. Они заглушали все звуки, и она, зажав уши руками, начала бормотать себе под нос небольшие детские стишки, какие рассказывали и ей в детстве, и какие нашёптывала она своей дочери. А потом затянула тихую и тоскливую песню, точнее, плач молодой девушки о том, как она не хочет покидать отчий дом, но судьба вынуждает её сделать это. Вскоре голос Моран окреп и даже перекрывал шум леса. Закрыв глаза, она слушала саму себя и даже не заметила, что вскоре к её голосу присоединился чужой.

Он казался таким близким природе, таким… не выходящим за её рамки, что не заметить его было совсем легко. Конечно, спутать его с воем волка или пением соловья было нельзя, но чем-то неуловимым он прятался в них самих. Моран замолчала, оборвавшись на полуслове и вскинула голову, пристально вглядываясь в быстро надвигающиеся сумерки. В душе пробудился суеверный страх — кто мог бродить вокруг? Духи? Нормальный человек не станет идти в лес на ночь глядя!..

Слева зашуршали листья под осторожными шагами, и она затаила дыхание. Шаги всё ближе, ближе… Справа дёрнулся куст, и Моран невольно вскрикнула.

— Кто здесь? — нервно выкрикнула она, мечась взглядом из стороны в сторону. Даже попыталась привстать, но тут же, охнув, села обратно. — Кто ты? Покажись!

— Не бойся. Я друг, — неожиданно послышалось в ответ. Моран как-то со всхлипом вздохнула и сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая взбесившееся сердце. Голос принадлежал женщине, и странные нотки в нём словно очаровывали.

— Я не вижу тебя. Где ты?

— Я рядом. Не бойся, я помогу тебе.

На секунду Моран прикрыла глаза, а в следующую секунду едва ли не подпрыгнула, когда холодный звериный нос уткнулся ей в ногу. Она обернулась, сталкиваясь взглядом с зеленоглазой женщиной. Потом посмотрела ниже и заметила рыжую шубку лиса, который обнюхивал землю.

— Смотри на меня и не кричи, — сказала ей незнакомка и взялась, не глядя, за капкан руками. Дрожа от одного воспоминания о боли, Моран прикусила губу и принялась мучительно внимательно вглядываться в её глаза. Первым делом зацепилась за совсем небольшие зрачки и яркую зелень радужки, а потом — за какую-то силу в них. Женщина, тем временем, время зря не теряла: пока Моран смотрела на неё во все глаза, она быстро и ловко, будто не в первый — может, и правда не в первый? — раз, сжала пружины и развела стальные челюсти в стороны. На зубьях остались куски ткани и плоти, но боль не почувствовалась, наоборот, стало только легче.

Она поднялась и тут же оказалась уже сбоку.

— Держись за меня. Твою рану надо обмыть.

Моран только кивнула и, опираясь на неё, тяжело и медленно пошла к воде. И первым делом как следует напилась, пока не стало казаться, что ещё немного — и она просто лопнет. Только после этого, устроившись поудобнее, позволила женщине оторвать от её платья подол и хорошенько смочить в воде тряпки, а затем осторожно опустить ногу в воду. Будто множество иголочек неглубоко впились в кожу, и Моран негромко застонала сквозь крепко стиснутые зубы. Повинуясь руке, она легла на землю и прижала запястье к губам, чтобы не слишком-то шуметь. И пока незнакомка бережно и с нежностью отмывала грязь и кровь, не издала ни звука.

Туго перебинтовав рану, нежданная спасительница помогла ей сесть и отряхнула с головы Моран листья и землю.

— Если ты не можешь двигаться, мы подождём здесь до утра, — задумчиво сказала она, внимательно оглядев её и села напротив. — Но если у тебя есть силы, я помогу тебе дойти до своего дома. Это в двенадцати часах пути отсюда. Есть хочешь?

Не дожидаясь ответа она махнула рукой, и рыжий лис притащил в зубах сумку из холщовой ткани, бросив её рядом. Погладив зверя между ушами, она улыбнулась и поставила сумку себе на колени, тут же принимаясь копаться в ней. Вскоре на траве лежало полкаравая хлеба, сухой сыр и несколько яблок.

Моран так жадно смотрела на еду, что та только улыбнулась и, отрезав большой ломоть ножом устрашающего вида, висевшим на поясе, накрыла его куском сыра и протянула ей. Пока Моран ела, запивая еду водой, она не сказала ни слова, а только внимательно рассматривала её да поглядывала по сторонам. Вскоре от скудной порции ничего не осталась, и она, кинув ей яблоко, заговорила первой:

— Как ты здесь оказалась? В такой глуши и охотников редко встретишь. Тебе повезло, что я проходила рядом.

Снова услышав странно завораживающий голос, Моран растерялась на пару секунд, но всё же ответила:

— Мне пришлось бежать от солдат почти три дня назад.

— И что же ты натворила, что их послали за тобой?

Моран смущённо потупилась в землю и махнула головой.

— Ничего особенного. Просто была… довольно неприятная ситуация, и пришлось бежать туда, куда несли ноги.

— И понесли они тебя именно в лес, в чащу, — почему-то хохотнула женщина и тут же широко улыбнулась. — Как твоё имя, милая? — спросила как бы невзначай, поглаживая свернувшегося рядом лиса. Он так обернулся хвостом, что только хвост и был виден, а всё остальное надёжно укрылось под ним.

— Меня зовут Моран. И я очень благодарна тебе? …

— Лорна.

Моран снова стушевалась, но Лорна ободряюще улыбнулась и повторила своё имя, и она кивнула в ответ, не зная, что говорить. Время от времени казалось, что всё это только предсмертный бред или сон. Но потом опять приходило прояснение, и она не верила своему везению и счастливой случайности.

Пока Моран окончательно приходила в себя, Лорна вытащила из-за кустов, где ранее была брошена сумка, дубовый посох с витиеватыми узорами, в которых проглядывало то одно, то другое животное, и осторожно положила рядом. За всё это время никто не сказал ни слова, только лис один раз нетерпеливо тявкнул и схватил её за юбку. Получив какой-то ответ, он тут же отстал и принялся вылизываться, сидя на пригорке и поглядывая вокруг золотыми глазами.

Совсем стемнело. Пока новая знакомая где-то ходила, Моран дотянулась рукой до посоха, сжав вспотевшими ладонями дерево, и стала медленно подниматься. Колени жутко дрожали, все силы будто ушли. Судорожно вздохнув, она выпрямилась, чувствуя себя донельзя уставшей от такого простого действия. Голова закружилась, и ей пришлось зажмуриться, чтобы не упасть.

— Вот неуклюжая, — проворчала она себе под нос. Чуть помотала головой и медленно открыла глаза. Мир наконец-то перестал плясать вокруг и спокойно стоял на своём месте: деревья стояли, а не кружились, небо находилось где положено — наверху, а не сбоку.

Пришедшая через несколько минут Лорна фыркнула, глядя на «геройства» Моран и, выдав что-то вроде: «На себе тащить не буду», снова усадила её, а сама опять исчезла в неизвестном направлении. Рядом остался только лис, который зевал и потягивался, а то начинал ходить кругами с довольным видом или вдруг подпрыгивал, ловя редкий падающий лист и ночных бабочек. Но, несмотря на это, один глаз он не спускал с Моран, и той вдруг пришло в голову, что зверь что-то понимает и специально остался следить за ней.

Ожидание затянулась, и она заволновалась было, но, глядя на умиротворённого лиса, тоже успокоилась. Не кинули же. Тяжело вздохнув, она оперлась о большой валун спиной и вытянула ноги, стараясь не двигать раненой. Повязка на ней местами была красная, и это было заметно даже в темноте. Боль ощущалась не очень ярко, а противно пульсировала и отдавала до самых бёдер. К тому же постоянно хотелось пить; организм требовал возместить то количество крови, которое потерял, но Моран не хотелось двигаться. Глаза слипались от усталости, и она совсем расслабилась. Подтянулась повыше, свесила голову на грудь и задремала, стараясь не обращать внимания на неприятные ощущения.

Утро прошло как-то скомкано. Проснувшись от боли ещё засветло, Моран неловко перевернулась на бок и уткнулась лицом в густую копну светло-каштановых волос. Понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить все события вчерашнего дня. От мысли о том, что эту ночь она могла не пережить, стало совсем неуютно…

За спиной кто-то тёплый завертелся и поскрёб её лапами, а затем громко зевнул и коротко тявкнул. Солнце скрылось за узкой мордочкой, и ей пришлось чуть оттолкнуть от себя зверя, который попытался влезть куда-то между ней и крепко спящей Лорной.

Когда солнце начало неторопливо подниматься из-за горизонта, они собрались и тронулись в дорогу. Шли медленно: Моран не могла спешить. Опираясь на посох, она старалась не отставать, но раненая нога то и дело подводила, и за утро она падала уже несколько раз, чуть не плача от досады, когда это случалось. Всё остальное время она сосредотачивалась на том, что надо идти, или же исподтишка следила за Лорной. Странно, но она вызвала в ней только доверие и интерес, а её близость смущала. Желая заговорить с ней, Моран ловила себя на том, что не может сформулировать ни одной дельной фразы, и мысленно ругала себя за это, ещё больше смущалась и ещё больше злилась на свою глупость. Что за ерунда! «А ну-ка перестань вести себя как ребенок!» — крутилось в голове.

Ближе к полудню они сделали, наконец, привал. Моран рухнула на землю и с удовольствием растянулась на ней. Вроде бы не такой уж и большой переход, а сил нет терпеть усталость. Она украдкой посмотрела на повязку и поморщилась: та окрасилась красным и была, к тому же, в пыли.

Лорна опустилась рядом только когда удостоверилась, что ни людей, ни зверей не видно. Наспех позавтракав, они перебрались в успевшую уйти с их места тень.

— Устала? — неожиданно спросила Лорна, разглядывая Моран. От такого пристального взгляда, который скользил то по лицу, то по телу или вдали, стало немного неуютно. — Ты потеряла довольно много крови, и мне кажется, что я зря так гнала тебя. Всё хорошо?

- Да, я в порядке. Спасибо тебе.

— Не за что ещё, — отмахнулась Лорна, по лицу которой было видно, что ей очень приятно слышать слова благодарности. Производилось впечатление, что она вообще не то, что их редко слышит, а с людьми-то общается лишь в исключительных случаях. От этого поведение её временами казалось Моран странным.

Повязки совсем промокли, а все мысли сразу исчезли, стоило Лорне начать снимать их. Как только небольшой кусочек ткани оторвался вместе с кусочком кожи, Моран выдала какой-то странный звук — нечто между воем, лаем и смехом, — и, зажмурившись, вжав голову в плечи, вцепилась руками в платье. Потом ещё долго она мужественно пыталась сдерживаться, пока Лорна смывала кровь. Несколько ручейков вдруг враз потекли по коже, и она тихо запела, прося её остановиться. Не прошло и нескольких минут, как чистая ткань сменила старую.

Моран распахнутыми глазами следила за каждым движением. Когда Лорна подала голос, её бросило в дрожь, а тело покрылось потом. Кровь останавливалась, повинуясь её голосу… Этого не может быть! Как такое возможно, спрашивала она себя. Потом Лорна опять запела, и боль утихла по её просьбе, испарилась, будто и не бывала.

Слушая шелест листвы и опустив глаза в землю, чтобы надоедливое солнце так не слепило, Моран отодвинулась назад и уставилась на женщину. Вопросы так и роились в голове, и вид у неё был жутко удивлённый, но Лорна только слегка улыбалась, склонив голову на бок и наматывая по привычке длинную прядь на палец.

— Как… как у тебя это получилось? — наконец выдохнула Моран.

— Это мой маленький дар, который я берегу уже много лет, — ответила та. — Просто небольшое колдовство, так сказать. Я испугала тебя?

Моран вдруг покраснела и яростно замотала головой.

- Нет, что ты! Спасибо тебе большое! Я просто… это так странно. Необычно, — поправилась она, и в уме добавила: «И жутко интересно».

Её слова ничуть не задели Лорну, а, кажется, развеселили. Усмехнувшись, она пододвинулась ближе и прошептала:

— Тебе же интересно это? Да?

Женщина оказалась так близко, что Моран зажмурилась, чувствуя себя маленькой девочкой. Уж до чего неловко! Лорне было около тридцати на вид, но, похоже, жизнь уже научила её очень многому. И оттого вдруг почему-то становилось стыдно.

- Да, очень…

Ответ был робким и тихим, как слабый порыв ветерка, и Лорна улыбнулась опять, хитро поглядела наверх, явно что-то задумав. Ей льстил этот восторг, по-детски неумело скрываемый и бесхитростный. И общение… Она так давно не разговаривала с другими людьми, что в груди зародился огромный поток слов и нежности ко всему окружающему миру. Всё же иногда жить в глуши было немного утомительно. Человеческая порода давала о себе знать редкими одинокими вечерами глупой тупой тоской и редкими слезами. Впрочем, эта слабость проявлялась довольно редко, обычно же Лорна просто лучилась счастьем либо была самим спокойствием. Природа давала ей почти всё необходимое и делилась всем, чем только могла, а недостаток общения иступлялся звонкими голосами птиц и верными четвероногими друзьями.

Рассмеявшись, Лорна дружески толкнула Моран в плечо.

— Не стесняйся этого, — она подмигнула, — естественно, что тебе хочется побольше узнать о таких необычных вещах. Люди, правда, чаще пугаются даже простого целительства. В большинстве своём они слишком невежественны. Ты, наверно, как белый пёс среди серых волков.

— В какой-то степени да. А ты? Ты разве не… такая же?

Лорна вопросительно глянула на неё.

— Смотря какой смысл ты вкладываешь в свои слова. Я росла сиротой у одной доброй женщины, которая стремилась уединиться с природой. Она воспитала меня и любила, как родную дочь. Жаль, что две зимы назад я её потеряла, — голос женщины дрогнул. — Я редко выхожу на люди, как и она. Их мысли слишком странны для моего понимания.

Моран тихо сидела и внимательно слушала её. Лорна казалась ей настолько необычной, настолько отличалась мышлением от тех людей, которые окружали её с самого рождения! Собственная жизнь вдруг показалась донельзя тусклой и бесцветной.

— Ты такая необычная, — только и выдавила она из себя.

— Знаю, — последовал короткий ответ.


Отдых продолжался недолго. Дальше они шли медленнее, иногда перебрасываясь небольшими фразами, и останавливались не более чем на пять минут. Моран так устала, что даже не смотрела по сторонам. Перед ней была только узенькая тропка и ветки, от которых приходилось увёртываться, а всё остальное скрывалось за живой зелёной стеной. Жара донимала, и даже лис не забегал далеко вперёд, и только Лорна была спокойна. Казалось, что она впитывает в себя энергию леса, и усталость её не берёт. Иногда она покидала Моран и возвращалась то с гроздью ягод, которые осторожно опускала в сумку, то с пучком незнакомых трав, то вдруг пришла с грибом какого-то странного вида: с зеленоватой ножкой и оранжевой шляпкой, и вид при этом у неё был самый что ни на есть довольный. Когда Моран спросила её, зачем всё это, она ответила: «Надо», и больше не сказала ничего, а только бережно завернула свою добычу в один из лоскутов, который лежали в суме, и спрятала его в глубокий карман платья.

Едва зной спал, из неоткуда повыскакивали разные животные, ожили птицы. И все они шумели, разговаривали и прыгали вокруг. А на одной из полян Моран с удивлением никого не заметила, а дерево с резными длинными листиками и светлой корой на неё глазах вдруг отряхнулось и вздохнуло, а потом по его телу пробежала дрожь. Ей ничего не оставалось, кроме как отступить за спину Лорны. Как только странная полянка осталась позади, она отважилась задать вопрос:

— Что это было?

Лорна хмыкнула и взяла ей за руку, помогая перейти через яму:

— Вокруг столько загадок, что я и сама не знаю многих из них.

Это её вдруг заинтересовало, и всю оставшуюся дорогу Моран наблюдала только задумчивость спутницы и слышала её бормотание. Иногда долетали отдельные фразы и слова, в числе которых было много непонятного: «спросить у трав», «поговорить с луной», «надо посмотреть в свитках».

Ломая голову над ними, Моран вдруг поняла, что остановилась и смотрит на один из двух валунов, которые стояли по бокам тропинки. Высились они, как безмолвные стражи, и должны были, похоже, отпугивать незваных гостей. На левом камне красовался вороний череп, и, вглядевшись повнимательнее, Моран заметила странные письмена, выцарапанные прямо на поверхности. На правом же были скрещены кости, с которых свисали перья самой разной окраски и формы. Дорожка между двумя камнями была посыпана мелким гравием и уходила вверх, на холм, левый край которого будто отсёк кто-то, сделав из части холма скалу, опускавшуюся в маленькую речушку.

Она обернулась, без слов спрашивая, точно ли им надо туда. Лорна ободряюще кивнула и взяла её за руку, ведя за собой наверх. Вечерело. Когда они поднялись, наконец, наверх, Моран посмотрела вокруг. Тропка уходила по правую руку от неё и сворачивала за несколько молодых сосенок. Отсюда была видна только низкая крыша маленького дома и крыльцо.

— Это твой дом? — спросила она.

- Да. Пойдём скорее, ты совсем устала.

— Почему…

— Все вопросы потом! — твёрдо сказала Лорна и, взяв Моран за руку, решительно повела за собой. Через несколько десятков шагов они повернули в сторону и оказались возле дома. Он и в самом деле оказался совсем маленьким, высотой едва ли больше трёх метров, с крытой соломой крышей и маленькими окошками, который были затянуты чем-то прозрачным. Позднее Моран узнала, что такие довольно надёжные, и в то же время пропускающие свет окна делаются из желудков или бычьих пузырей, которые особым образом обрабатываются и натягиваются на проём. Порог был засыпан так же соломой. Повозившись с засовом, Лорна распахнула дверь и отошла в сторону, пропуская свою гостью в дом.

— Добро пожаловать в моё скромное жилище. Располагайся и чувствуй себя в безопасности — здесь никто не причинит тебе вреда.