Невнакомка

               



               












Я заворочался, сладко потянулся, но томная пелена, опять, нахлынула на меня. «Пора вставать – подумал я  - а то проспишь всё царство небесное!». Я усилием воли оторвал голову от подушки, стянул с себя одеяло, приподнялся, сел на кровати, затем, быстро натянул спортивные штаны, сунул ноги в тапочки и обернулся за футболкой. Тут…  Да, такого я не ожидал. В принципе, этого, даже, не могло быть. Вчера я лёг спать один, был абсолютно трезв, но как…
Рядом с рабочим столом, слегка опираясь на него рукой, стояла не знакомая мне молодая женщина. Она была высокая, стройная, личико хоть куда, длинные пышные волосы, украшенные экзотическим красножёлтым цветком, стройные маленькие ножки в восточных сандалиях, чем то похожих на древнеегипетские, но, чёрт возьми, откуда она взялась в моей квартире? У меня двойная дверь и я всегда держу её запертой на засов и замок, более того, я вчера сидел дома весь день (с нами – писателями такое бывает не редко), но, тем не менее, она стояла в метре от меня, и, главное,  я вообще её никогда не видел. Это точно. Такую, вообще, не забудешь. Её прекрасное и не обычное личико, характерное скорее для индианки, чем для москвички, до сего дня я не видел никогда. Но, как она сюда попала… Эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, Когда незнакомка грустно и задумчиво посмотрела на меня и, вдруг, произнесла:
- Михаил, я хочу Вас спросить, почему вы так покорны, инертны, равнодушны и бездеятельны?
- Что?! – удивился и оскорбился я. Скорее, наоборот, чем так. Упрёк был явно не заслужен. 
- По своей сути – продолжала незнакомка – вы не так уж трусливы и не глупы от природы, но вы примирились со всеми своими бедами, и не хотите ничего делать, что бы от них избавиться. А, ведь могли бы.
- Послушайте… - удивление её появлением уступило место удивлению и возмущению её нахальством.
- Вы, даже, не хотите подумать, как можно было бы это сделать – прервала меня она.
-  Да, как Вы смеете! Я, вовсе, не такой. Вы, очевидно приняли меня за другого… - изумлённо протараторил я – и, потом, как Вы, вообще, сюда попали?
Женщина грустно и разочарованно махнула изящной ручкой – Значит, Вы, не понимаете меня.
- Конечно, нет – я пристально посмотрел на неё, требуя объяснений.
- Вчера, - проговорила она, смело глядя в мои глаза – я была у одной несчастной женщины. Её сына забрали в армию. Его никто не убил.
- Ну, и что? – не понял я.
- Он сам себя убил. Над ним издевались так, что он не смог этого вынести и убил себя сам, а его мать стала активисткой Союза Солдатских матерей.

Я был поражён, ничего не понимал. В нашей армии такое бывает часто, может быть, даже, каждый день, но при чём здесь я, и что она от меня хочет? Да и, вообще, как всё это объяснить?
- То, что он погиб не удивительно – помолчав, продолжала женщина – удивительно другое. Объясните мне, почему он убил себя, а не своих палачей?
Я молчал. Меня и самого всегда это удивляло, когда я слышал о суициде в армии. Но, кто она?
- Я вижу, Вы не знаете, что мне ответить – в её голосе чувствовалось разочарование – тогда, объясните мне хотя бы, поведение матери.
-  Чего же тут не понятного? – я удивлённо пожал плечами и уставился на неё – Мать потеряла сына и пошла к другим матерям, что бы спасти тех детей… 
Будто молния, пронзил меня негодующий взгляд прекрасной незнакомки – Да, разве же Вам и до сих пор неясно – гневно прервала она меня – что, вашим военным и правителям, нет, и никогда не было дела до материнского горя! Горе матерей, отцов, сестёр и любимых, для них значит так же мало, как и сама солдатская боль! Что могут сделать этим негодяям материнская молитва или пикет у станции метро?!
Незнакомка перевела дух и отвернулась от меня.
- Я не понимаю ни вас, ни ваших женщин… По пробовал бы кто, сгубить моего сына…!
Я удивлённо мотнул головой и поёжился на кровати.
- Они же женщины, не молодые и убитые горем. Что ещё они могут по-Вашему сделать?
- То, что не хотят делать ваши мужчины – отрезала незнакомка.
Я в ожидании уставился на неё. Женщина повернулась ко мне в профиль, сделала шаг вперёд и посмотрела на меня.
- Вы сказали «убитые горем»? А, что всегда делали убитые горем женщины, когда по вашим землям шли враги с запада или востока?!
Её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки и продолжала.
- У вас по вашему – она чуть замявшись, указала на стоящий в углу телевизор – передавали про мальчика, который даже не был солдатом. Он учился в школе и его, как будущего воина, послали на десять дней в воинскую часть. За малейшую провинность, на детей надевали противогаз и заставляли сидеть в нём час или два. Потом, когда этих детей, первый раз в жизни, заставили делать марш-бросок да при этом ещё и петь, ваши офицеры ехали за ними в машина и, выходя из неё, избивали сапогами тех школьников, кто падали от изнеможения на землю. Мальчик умер, задохнувшись в противогазе у ног защитников вашей Родины, а его мать и отец «выплакав» глаза  обращались то в суд, то ещё куда. Дело кончилось тем, что негодяй в офицерских погонах подал на мать убитого им ребёнка в суд, за оскорбление ей его «человеческого достоинства». Он и сейчас жив, свободен и, наверное, до пенсии издевался над своими рабами!
Я ошарашенный слушал до предела разгневанную женщину, не смел ей возразить, не зная как её успокоить. А она продолжала:
- Почему подлец жив и до сих пор ходит по земле?! Ответьте мне, Михаил?! Если этой несчастной женщине не повезло, и она стала женой труса, то почему же она сама не разделалась с самодуром погубившим её дитя?! Ведь она любила своего сына, как любит мать и рожала его в муках совсем не на потеху бесстыжему чудовищу?!
Голос её, опять, дрогнул, и мне показалось, что в прекрасных карих глазах сверкнули слёзы.
- Если ваши мужчины трусы… То представьте себе, что сделала бы я. Мать потеряла сына, но у неё остались жизнь, голова, руки, какие-то деньги и силы, которые удесятеряет материнское горе. Мать, через тот же Союз Солдатских матерей находит других таких же, копит не большие деньги, получает водительские права и лицензию на охотничье и травматическое оружие, покупает хотя бы старый автомобиль, гладкоствольное ружьё, «травматику», патроны, грим, а сделать простейшую взрывчатку или зажигательную смесь может кто угодно… А потом начинается охота… Представьте себе, что было бы, если бы хоть раз к вашему Министерству Обороны подъехали бы один или несколько автомобилей с людьми потерявшими в людоедском гнезде своих близких… Если бы эти люди, будь их хот трое, хоть семеро, расстреляли бы окна этого здания и тех кто там есть, хотя бы ружейной картечью, забросали бы бомбами и зажигалками и само здание и машины возле него; а потом другие через интернет, через телефоны иностранных журналов и посольств иностранных государств, на весь мир сообщили бы, за что боролись смертники и, что если правительство не примет срочных мер, по искоренению армейского скотства, садизма и нищеты, борьба будет продолжаться!
Женщина гордо глядела на меня, а я полностью обескураженный сидел на своём диване и слушал её.
- Мольба, демонстрации, сборы подписей, голосования и референдумы, которые у вас (при вашем-то аппарате) всегда можно сфальсифицировать по любому, не давали и не дадут ни какого воздействия на тех кто надёжно защищён от бед, сыт, доволен и смотрит на вас как на неодушевлённое орудие выполнения своих амбиций и прихотей. Но, когда бьют их или их родню, или их имущество, их – она подняла вверх указательный палец – а не невинных людей в метро, на остановках или дискотеках, вот тогда они начинают понимать, что так нельзя, потому что «быдло» этого не потерпит.
Незнакомка молча глядела на меня. Я в полной растерянности смотрел на неё. Чего греха таить, мне и, может быть (как мне иногда казалось)  большинству из нас, точно такие же мысли приходили в голову, но говорить об этом вслух, в наше время, с не знакомым человеком… и потом, так ли уж она права?
-   Вы говорите: расстрелять министерство обороны? – придя в себя, медленно ответил ей я – Ну, а разве же военные, которые его охраняют, разве они не люди? Разве у них нет любящих матерей, отцов, жён, детей? И разве нет родных и близких у  полицейских и силовиков, которых тут же бросят со всех сторон защищать Министерство Обороны или любой другой государственный объект? Да ведь, даже, у того злодея – продолжал я глядя ей в глаза – который бил сапогами умирающего ребёнка, тоже есть любящая мать, жена и невинные дети, которые, зависят от него. А за него будут мстить полиция и прокуратура, а у них то же семьи, в которых, поверьте мне, далеко не каждый человек негодяй. Многие из них, даже, не догадываются, что вытворяют или за кого вынуждены мстить их дети или родители?
-Дети или родители есть у всех – ответила незнакомка смело и вызывающе глядя мне в глаза – А, разве нет детей и родителей, не только у ваших чиновников и силовиков, но и у уголовников всех сортов? Или даже тех кавказских террористов, уничтожение которых ваше – она, опять, покосилась на телевизор – олицетворяет с долгом чести и выдающейся доблестью? Разве не было родителей у тех несчастны мальчишек, которых Гитлер послал защищать Берлин или охранять лагеря смерти?! И все ли они негодяи, и многие ли из них понимали, что творят?!
- Но, ведь то уголовщина и война… - невольно вырвалось у меня.
- А, то, что вытворяют с вами звери в погонах и ваши же чиновники, разве это не уголовщина?!  Или, может по-Вашему – незнакомка повысила голос – от них меньше вреда?! Или офицер, покрывающий садизм и педерастию в казарме, чем то лучше уличного маньяка или главаря разбойничьей банды?! А Вам известно, Михаил, что маньяк на протяжении долгих лет расчленявший и сжигавший трупы изнасилованных им девочек был хорошим мужем, отцом и кормильцем для своей семьи, члены которой даже не подозревали о его злодеяниях? И таких ведь было много.
Наступила тишина. Помолчав несколько секунд, женщина продолжала.
 - Вы, Михаил, как и Ваши судьи, не имеете ничего, против того, что бы обречь на горе семью хулигана или, даже, того, кто защищаясь убил бандита или убийцу, но Вы призываете, по гуманистическим мотивам, щадить семьи тех людей, кто поступил, куда как хуже. К стати – незнакомка поправила волосы и одёрнула юбку – о войне. У Вас критический ум, но, видимо, не хватает знаний. Афганская война – одна из самых жестоких войн для вашей страны за последние пол века, длилась десять лет и погубила пятнадцать с половиной тысяч ваших солдат, война, которую вы зовёте Первой Чеченской, за два года – пять с половиной тысяч. Пока срок службы в российских вооружённых силах составлял два-три года, там, без войны, каждый год гибли четыре тысячи человек.
Женщина замолчала, пристально глядя на меня. Я молча опустил глаза. «Да кто же ты, всё таки, такая» – мелькнуло у меня в голове.
Ваша армия всегда была для вас бедой – продолжала незнакомка – в древние времена солдатам выбивали зубы, пороли на смерть, изнуряли муштрой и заставляли стрелять в доведённых до отчаяния рабов и бедняков. В другие времена армия и война стали целью существования вашего государства.
- Мы были окружены врагами – перебил её я.
- Да были. Но имея огромные вооружённые силы, борясь за доминирование над всеми народами вашей планеты, вы, фактически, вкладывали в свою армию и «оборонную» промышленность каждый свободный грош. При этом жили в нищете и имели оружия больше чем во всём остальном мире.      
Я не доверчиво посмотрел на неё.
- Вы сомневаетесь? – насмешливо спросила незваная гостья – воспользуйтесь этим – и она указала мне на компьютер – воспользуйтесь книгами, периодикой на конец. Я пришла к Вам не для того что бы лгать.
- А, для чего же Вы тогда сюда пришли, позвольте Вас спросить? – уставился на неё я.
- Ваша армия была сверхогромна – вместо ответа продолжала моя гостья – но, безо всякой войны, так и не пожелала спасти страну, которой ваши войны давали присягу, которую вы гордо звали Родиной! И теперь то, что раньше шло на содержание армии и военную промышленность идёт на роскошь для честолюбивых извращенцев.
- Вы считаете: это лучше – вырвалось у меня.
- Нет, не считаю. Скорее, даже, наоборот. Ваши «вожди» подарили всем желающим, а то и попросту уничтожили дорогостоящую технику. И всё, как всегда, сошло им с рук. -  женщина опустилась на стул рядом с моей кроватью – Но, вот солдат как был на положении битой скотины, так и остался там. Раньше это у вас называлось «реформа», ныне это зовут возрождением. И так же как раньше,  на эту армейскую пытку ежегодно гонят сотни тысяч мальчишек со всей России. Люди боятся страдалища, норовят избежать  его. Их ловят, наказывают, зовут уклонистами и дезертирами и выставляют на позор…
Незнакомка замолчала, испытывающе глядя на меня. «Может она анархистка – пронеслось у меня в голове – и залезла в мой дом, что бы агитировать меня.»
- Нет, я не анархистка – как будто угадав мои мысли – произнесла женщина – в отличии от них, я прекрасно понимаю, что и армия, и государство необходимы в этом мире. Как крепкий панцирь для черепахи.
- Но, если Вы признаёте, что армия действительно нужна – вырвалось у меня – то, почему тогда одни должны служить, а другие могут позволить себе этого не делать? – ответил я незнакомке.
- Скажите, Михаил – личико красавицы вдруг исказилось гневом – когда, Вы едите хлеб, Вам не стыдно, что его за, Вас, растят совсем другие люди?!
- Послушайте – «вспыхнул» я, вскакивая с дивана – я сам честно зарабатываю свой хлеб, и не позволю никому попрекать себя им!
- Михаил – женщина, не вставая со стула, хладнокровно смотрела мне в глаза – не надо закатывать мне истерику. Вы зарабатываете свой хлеб, будучи писателем. Ваш друг Александр, зарабатывает тем, что он рабочий-электрик шестого разряда. Андрей – Ваш друг и сосед по подъезду – водитель, каких поискать. Ваши мать и отец были инженерами. Вы все честно зарабатываете свой хлеб, и у меня в мыслях не было упрекать кого-либо из Вас в этом. Но, почему-то в России есть люди, которые хотят, что бы их работу выполняли все по очереди, в самых тяжких условиях, бесплатно, под страхом наказания и позора. Где же здесь логика? И где здесь справедливость?
 Незваная гостья замолчала, и я опустился обратно на диван.   
  - Согласитесь, Михаил – она изящно поправила причёску – если армия действительно нужна и государство действительно необходимо, это ещё не значит, что надо мириться с любой армией и любым государством. У вашего правительства – продолжила она через несколько секунд – всегда есть сотни миллиардов долларов, для инвестиций за рубеж. Международные резервы России превышают 500 миллиардов долларов, а ваши богачи, до сих пор, платят налоги наравне с последними бедняками. Кто мешал и мешает вашим «вождям», при таких-то резервах, перевести армию на контрактную основу, искоренить в ней садизм и скотство и обеспечить ваших солдат и офицеров достойными условиями жизни?
Я молчал, а незнакомка продолжала – И ведь речь идёт, далеко не только об армии. В ваших интернатах голодают сироты. В ваших домах престарелых убивают стариков, что бы было меньше кого кормить, ваши инвалиды и многие пенсионеры за пределами столицы получают меньше прожиточного миниума, ваши чиновники и «избранники» вреднее и ненасытнее мародёров и им всё сходит с рук. – она сделала паузу – Чем больше вы покоряетесь, тем больше они наглеют. Теперь, ответьте мне, Михаил: что ждёт Россию, когда кончатся нефть и газ, развалится ветхое жильё, а промышленность и наука безнадёжно устареют и отстанут от своих конкурентов?
Я передёрнулся. Мне и самому не раз приходилось думать об этом. И всякий раз я с ужасом утешал себя лишь тем, что, может быть, не доживу до этих дней.
Женщина окинула меня не добрым взглядом.
- Михаил, что же Вы замолчали? Вы считаете себя разумными существами, катитесь под уклон и не хотите себя спасать.
- Но, что мы можем сделать… - отчаянно прохрипел я.
- Почему вы не берётесь за руки и не идёте перекрывать дороги? Почему не ведёте отчаянную охоту на воров и злодеев всех мастей? Почему не горят их машины и виллы, управы, министерства и военкоматы перед призывом? Почему…
- Зачем всё это надо?! – с ужасом от такой перспективы посмотрел я в глаза отчаянной женщины.
- Затем, что бы заставить власть имущих выполнять свои обязанности и считаться с народом. – ответила мне она – Ведь это они губят Россию! А вы своей покорностью даёте им возможность порешить себя и своих детей. Почему, Вы сидите сиднем, Михаил?!!
Настроение моё быстро переменилось: «Если я мужчина, это ещё не значит, что я обязан быть радикалом, террористом и ещё чёрт знает кем…» - тут же подумалось мне.
- Дело не в том, что Вы  мужчина – изменившись в лице, гордо проговорила она – Если бы Вы были женщиной, Ваше поведение не было бы от этого менее отвратительным! – в который раз за этот день ошарашила меня незнакомка.
-Послушайте! - вырвалось из моей груди – Вы загадочным образом появились у меня дома, Вы обвинили меня во всех человеческих бедах, но я не понимаю, как Вы угадываете мои мысли…
Незнакомка поглядела на меня презрительно: с отвращением, и, даже, как мне показалось, какой-то невероятной брезгливостью: будто по случайности ступила не туда.
- Вы ещё многого не понимаете, а я, кажется, уже разобралась во всём. Прощайте!

Я открыл глаза. Никакой женщины не было и в помине. Я возлежал на собственном диване, закрытый одеялом до самой шеи. Сонная нега спала как туман и растворилась в небытии. Я поднялся, скинул одеяло и, на всякий случай, огляделся по сторонам: « Незнакомка, где Вы?» Незнакомки нигде не было. И всё же она была: мыслеобраз, сон, бред, мечта романтика… «Приснится же такое» – подумал я.
Честное слово, граждане, никого ни к чему не призываю; всего-навсего увидел дивный сон и рассказал его вам.
Ах, незнакомка, незнакомка! Кто ты? Была ли ты? И что тебя ждёт, милая, в этом прекрасном злом мире? Может, ты найдёшь тех, кого ищешь, и твоя миссия будет выполнена.