Маленькая история, часть 1-2

...
История проста, как сама жизнь. Задержалась на работе. Не по делам, конечно, а с коллегой. Мы частенько задерживались, якобы не успевали что-то сделать. Пользуясь тем, что камер не было ни в кабинетах, ни в коридоре, мы носились по конторе голяком, трахались на всем, на чем можно было трахаться, вели себя как форменные животные – и нам это бесконечно нравилось. В тот вечер он предложил мне пригласить на игрища еще одного коллегу, и я была не против. Впрочем, не срослось.

Как всегда (как часто!) позвонила мужу и сослалась на чрезвычайную ситуацию. «Завтра нужно с утра сдавать отчет!» - солгала ему, пока коллега лапал меня. Муж сочувственно промычал что-то, впрочем, ситуация была более чем обыденная. Простая, как сама жизнь. Я делала так практически каждую неделю. А иногда и дважды в неделю.

Мужу было все равно. Ему вообще было на меня наплевать. На работе, правда, он не задерживался, но изменял мне с завидной регулярностью. Или не изменял – пофиг.

В тот вечер игры были особенно ожесточенными. Нижнее белье было порвано в клочья. Верхняя одежда тоже пострадала, хоть и не так радикально.

Иду домой по старому парку, по которому хожу ежедневно, правда, не всегда так поздно. Иду, а мысли там остались, в офисе. Казалось мне тогда, что вся моя жизнь вертится вокруг одних только этих дней. Ничего интересного иного со мной не случается и не случится. Иду, а в голове словно вкушаю все нюансы того, что было только что, и того, что будет потом, быть может, даже завтра. Мне казалось, что воспоминания о разврате зачастую интереснее самого разврата. А уж разврат, поверьте, был!

Ночной парк едва ли можно было назвать приветливым местом. Темно, пусто, жутко. Ветер носит полиэтиленовые пакеты и обрывки прессы. Надувает какую-то вонь справа. Холодит обнаженную шею и неприкрытую вагину под юбкой. До сих пор влажную от слюны и спермы.

Действительно, прохладно. Я пожалела, что не оделась теплее. Но не пожалела, что полчаса назад охотно раздевалась. Еще об одном я жалела сейчас – о том, что пошла через парк. Да, дорога короче. Да, выиграю десять минут (хотя в половине второго ночи это и не особенно важно). Но там, в трех сотнях метрах справа, на освещенной улице было бы не так страшно. Не так холодно.

Впрочем, я уже вижу выход из парка. Ворота. Их освещает единственная лампочка, которая к тому же постоянно подмигивает. Она, наверно, тоже имеет свои тайны, но при этом знает мои. Я даже начала отстукивать зубами мотивчик, который «играла» мигающая лампочка. Стук-стук-стук-…-…-…-стук-…-…-…-стук-стук-стук. И так далее. И вот на этом комплекте многоточий, когда пауза тьмы была особенно долгой, в проеме ворот возникла темная фигура. Мне поначалу показалось, что слишком темная. Черный провал на фоне просто черноты. Разве черное не сливается с черным? Это не сливалось.

Я испугалась. Что мне было делать? Идти вперед? Повернуть назад? Я не успею добежать до входа в парк. Позади темнота казалась гуще, чем впереди. Да и редкие прохожие по ту сторону ворот появлялись, чтобы тут же исчезнуть. Надежда была только впереди. Позади же была только тьма.

Я смело зашагала дальше. Старалась специально громко стучать каблучками. Достала телефон и сделала вид, что с кем-то разговариваю. Я издавала максимальное количество шума. Обладатель темного силуэта все равно увидел меня. Так пусть меня увидит еще кто-нибудь.

Он прошел мимо. Поначалу мне так показалось. Боже, я готова была лететь. Если бы из исцарапанной о стену спины у меня сейчас выросли крылья, я нисколько не удивилась бы. Я неслась домой так, как не бежала туда последние два-три года. По крайней мере, я бежала туда первые пять-семь шагов. А потом – хриплое дыхание за спиной. Это было последнее, что я услышала. Пришла тьма такой степени вязкости, что я утонула в ней. Было ощущение, что мою голову обволакивает черная ткань. Наверно, так приходит смерть. Но ко мне она не пришла. К сожалению.

…
Пока валялась в отключке, смотрела изумительной красоты сны. Волшебные, страшные, увлекательные сны. Иногда я бродила по сказочному лесу и плакала под сенью старого замшелого дуба. Иногда я плавала в черной воде черного озера, берега которого стремительно удалялись от меня. Иногда я сидела дома, ожидая посетителя, но никто не приходил. Ожидание было мучительным, но от того очень сладким.

А иногда я видела себя в клетке. Связанной, рыдающей и очень маленькой. Огромная рука периодически проникала в мое, ограниченной стальными прутьями, пространство, выхватывала меня оттуда и уносила куда-то. Иногда мне казалось, что это не сон.

Окончательно я очнулась все в той же клетке. Все в том же состоянии: обнажена, грязна, противна сама себе. Судя по всему, я едва ли принимала душ в ближайшее время – пылью было покрыто все мое тело, скользкое и вонючее.

Вокруг стояли такие же клетки с такими же обнаженными и вонючими девушками. Справа – блондинка со сломанным носом. Слева – рыженькая. Из ее пупка тянется ручеек запекшейся крови. «Пирсинг» - подумала я. Потом додумала: «Был!» Сзади – еще одна клетка, но в ней никого нет. Пока никого.

Вокруг много клеток. А еще вокруг большие предметы. Огромный диван в углу, гигантский телевизор, окно – словно вход в замок великана. Дверь закрыта – и она тоже огромная. Ощущения совершенно нечеловеческие: как будто в комнате специально сделали все гигантское. Или это я такая маленькая?

Ах, да, еще картина на стене. Монументальное полотно с изображением женщины в черном. «Наверно, вдова!» - промелькнуло в голове. А впрочем, какая разница. Проблема в другом – какого черта я здесь делаю. И еще одна проблема – какого черта здесь делают все эти женщины. И третья проблема (что-то многовато их накопилось) – почему все предметы в этой комнате такие большие. Повторюсь – огромный диван, гигантский телевизор (что, впрочем, не настолько странно, учитывая современную страсть к гигантских девайсам), колоссальных размеров картина (что тоже не удивительно), потолок, который терялся где-то в вышине. И так далее.

А эти клетки. Через прутья соседних я видела длинные ряди других клеток, частично с обитателями, частично пустых. В некоторых валялось то, что, по всей видимости, осталось от предыдущих обитательниц. В одной пропитанная чем-то красным одежда, в другой – то ли бухта красного пожарного шланга, то ли кишки, в третьей – перевернутый ночной горшок. У нее хотя бы был горшок.

И вдруг комната затряслась. Нет, затряслась не комната, а клетки. Они такие маленькие, что любой шум, любое сотрясение пола практически неминуемо сказывается на их устойчивости. И чем ближе был шум, тем сильнее тряслись клетки. Рыженькая слева заскулила. Блондинка справа описалась. Откуда-то снизу справа раздался крик ужаса, а потом послышался шепот. Девушки перешептываются? Нет, они молятся. Я не умею молиться, но то ли общее настроение передалось, то ли страх перед неизвестным оккупировал психику, но я тоже стала у кого-то что-то просить. Как могла, как получалось.

Шум приблизился, и только теперь я поняла, что это были шаги. К нам шел кто-то огромный. Нарочито шумел, топал ногами, сопел. Один раз, судя по ужасному кратковременному шуму, смачно харкнул. Плеваться в коридоре дома – это ужасно. Плеваться в коридоре собственного дома – ужасно вдвойне. Я представила эту картину – и на слой непонимания мозг нанес слой отвращения.

Вскоре к двуслойным чувствам добавился третий слой – одуряющего ужаса. Слишком толстый слой, слишком жидкий. Он залил все прочие проявления моего характера. А началось все с открывающейся двери – гигантской двери. Повернулась колоссальная ручка, в которую побелевшей огромной рукой, словно в последний раз, вцепился великан. Волосы на фоне белой кожи казались стволами молодых деревьев, ногти с ободками грязи под ними походили на вертолетные площадки. Трещины на сгибах пальцев будто кто-то покрасил серой краской. И по всему этому вовсе непонятно, мылся ли великан в ближайшее время или мы все так выглядим при сильном увеличении.

Дверь отворилась со звуком, вырывающим нутро. Запишите на пленку звук мела, скрипящего по школьной доске, наложите поверх стрекотание обиженного и умирающего дельфина, наболтайте звук и врубите на мощных колонках. И добавьте пару мешков с опилками, которыми пара дюжих мужиков будет увлеченно долбить вас по голове. Думается, эффект будет приблизительно понятен.

А вокруг раздавался уже не просто плач ужаса. Звенели сами клетки от размытого дырявящего перепонку крика. Все они прекрасно знали, что несет эта рука. Мне оставалось только догадываться.

Следом за рукой хозяин этой гигантской комнаты показал все прочие части своего тела. Не менее, надо сказать, потрясающие. Мне не хватило первого взгляда для того, чтобы осознать его облик. Мне не хватило трех десятков взглядов, мне не хватило сотни движений глаз, мне не хватило всего моего зрения. Но я прекрасно знаю, на что обращает внимание женщина, когда видит мужчину. Когда женщина видит обнаженного мужчину. Впрочем, он ведь был дома. Почему бы не ходить голым. Я всегда хожу дома голой.

На что обращает внимание женщина. На лицо. Оно было, как нетрудно догадаться, огромным. Поначалу мне показалась оно бесформенным, но это только потому, как я потом поняла, что одним взглядом я просто не могла охватить его. Спустя десятки лихорадочных метаний зрачка в моем мозгу сформировалась внешность. Огромные черные глаза. Колья ресниц. Утес носа, из пещер ноздрей которого выглядывал целый лес волос. Поры на щеках и носу с черными точками посередине напоминали едва проклюнувшиеся ростки ядовитых растений. Только они могут быть такими черными. Волоски его отросших усов и бороды тоже напоминали растения, но уже умершие. По сути, пеньки. Мне казалось, что я вижу годичные кольца, хотя прекрасно понимала, что это невозможно. Рот, напоминающий провал без дна (откуда бы я знала, как выглядит провал без дна?), окаймленный серыми, а вовсе не малиновыми или алыми губами. Эти складки плоти, покрытые трещинками и рытвинами, временами размыкались, обнажая желтые зубы. Не завидую куску мяса, в которые эти зубы вонзятся. Хотя, по сути, я и есть этот кусок мяса. Разве что в пищу я едва ли сгожусь. Слишком мало меня.

Для чего же я – мы – нужны ему? Я перевела взгляд ниже, где бугрились тонны плоти и кожи. Местами кожа была покрыта толстыми волосами, местами она походила на покровы моржа (я видела на картинках), а местами столь темны были складки, что в них таился тот же ужас, который в детстве прятался под кроватями. Еще две детали врезались в мой разум, наверно, навечно: его член и его ногти. Член был огромный. Сизый, обрезанный, оплетенный, будто корнями, венами. Если бы размеры этого члена не были столь велики, я бы подумала, что он идет трахать кого-то из нас. Внешний же вид его, так сказать, мужской сущности наводил на мысли скорее об альпинизме, чем о сексе. Что касается ногтей, то помимо грязной кромки отличал их еще выразительный розовый цвет. Они были накрашены лаком (французский маникюр с прозрачными грязными кончиками), что не особенно вязалось с прочими деталями.

Он прошел мимо. То ли девчонки зря кричали, то ли просто еще не пришло наше время. Он прошел мимо, обдав нас волной запахов: пот, выделения сальных желез, сперма. Так пахнет мужчина, который не мылся пару недель. При условии, что он ростом с многоэтажку.

Девки скулили. Колосс покопался в ящике огромного стола, который я раньше почему-то не заметила. Зачем он там копался, я не знаю. Впрочем, мне и не дали возможности увидеть, что взял человек. Потому что потом он подошел к нашим клеткам и взял меня. Он просто открыл крохотным ключиком, который едва удерживал двумя пальцами, дверцу моей темницы, просунул с трудом туда руку и схватил меня. Крепко, но не настолько, чтобы удавить. Я пыталась брыкаться, но разве могла хрупкая (стареющая) девушка справиться с великаном. Посмотрела бы я на Кота в сапогах, который победил великана-людоеда, если бы последний не превратился в мышку. Я бы очень удивилась, если бы Джек победил великанов при помощи голых рук и небритой вагины.

Как только рука великана сомкнулась на моем теле, я потеряла всякое желание трепыхаться. Даже кричать не хотелось. Странная апатия. Зато девчонки порадовались. Вмиг перестали кричать, занялись своими делами. Пара соседок даже завели разговор и смеялись. Все это я увидела и услышала, пока великан тащил меня куда-то. Сначала я пыталась разобраться, куда меня тащат, потом меня затошнило, и я, кажется, потеряла сознание. По крайней мере, я плохо помню, сколько коридоров мы прошли, сколько закрытых дверей миновали, сколько поворотов совершили. При всем желании, даже если бы великана сразил сердечный приступ на пару с инсультом, я едва бы отыскала дорогу назад, в комнату с клетками. Дорогу же к выходу я не знала вовсе. Я представила себя, маленькую, одинокую, потерянную, блуждающую по гигантским коридорам этого дома. Даже если я найду выход, я не смогу открыть дверь. Я просто сдохну, отделенная от свободы дверным полотном. Наверно, пусть лучше он донесет меня до пункта назначения. Оставалось надеяться, что это будет не кухня.

Это действительно оказалась не кухня. Судя по двуспальной кровати, это была спальня. Собственно, в комнате больше ничего не было. Служила она для одного, но оставался вопрос «Как!?» Как великан планировал заняться со мной сексом? Точнее, как он планировал меня изнасиловать? Засунет себе в ухо? В зад? В иное технологическое отверстие этого гигантского организма? 

Он просто швырнул меня на кровать. С большой высоты. Ощущение падения на русских горках. Или американских горках? Какая разница, если одинаково страшно. Пусть это падение будет называться «бурундийскими горками». Полет заставил мое сердце остановиться, а мозг заняться размышлением над одним-единственным вопросом «Что будет, когда я упаду?» Хорошо, что мой полет был долгим. Подозрительно долгим. Настолько долгим, что в процессе я успела увидеть, что кровать, вопреки ожиданиям, не увеличивается в размерах по мере приближения ко мне (точнее, по мере моего приближения к кровати), а уменьшается. Конечно, сначала разница между огромной кроватью и кроватью колоссальной была мне вовсе незаметна. Но по мере приближения к ложу под воздействием силы тяжести и импульса, переданного мне руками великана, оно становилось только меньше. К тому времени, как мое тело долетело до кровати, я была нормальных размеров. Нормальных для того, чтобы трахнуть меня.

Он творил со мной все, что может творить мужчина с женщиной. И немного того, что мужчина не станет творить с женщиной. Кого-то остановит совесть, кого-то страх, кого-то здравый смысл. Ничего вышеперечисленного у моего нежеланного партнера не было. Зато была бешеная неутолимая похоть.

Потом он что-то сделал, и я вновь превратилась в малышку. Никаких магических пассов руками, никаких заклинаний, порошков, вдуваемых в ухо, волшебных палочек или камешков. Я просто уменьшилась одновременно с последним спазмом боли внутри. Причем если увеличивалась я постепенно, то уменьшилась в один миг. Последний, почти сладкий, почти невесомый толчок по внутренним органам – и в следующий момент я вновь смотрю на далекий и огромный потолок, а кровать стала полем для гольфа со сбитой простыней-рельефом. Где-то в этих складках прятались пруды с аллигаторами.

И он вновь схватил меня своей огромной рукой и потащил в клетку. Он еще не совсем отошел от мощного оргазма, ломавшего его тело (и мое заодно) десять минут назад. Потому ладони его, потные, скользкие, сжимали мое трепетной барби-тело слишком сильно. Пока он тащил меня по циклопическим коридорам, я едва могла дышать. Почти потерявшую сознание от нехватки кислорода, он дотащил меня до клетки и швырнул внутрь, словно мешок с костями. Еще пара таких походов – и я действительно стану таким мешком.