ЛОРД

Последние звуки суетного дня один за другим тонули в тишине. В чернеющем небе вспыхивали жёлтые огоньки далёких звёзд. Курилась белесым дымком остывающая земля. Гасли оконца изб…
Потревоженная шорохом или просто от скуки, где-то взлаивала собака. Ей отвечала другая, третья… Узнавая по голосам Барбоса, Тузика и других соплеменников, к общему бреху подключался и Лорд – тощий, юркий и любопытный кобель. Его пепельно-серую шерсть на морде словно обрызгали чёрной краской, и в неё же окунули левое ухо. Когда пса еще двухмесячным щенком принесли к хозяевам, гостившее у них юное создание с длинной косой пришло в восторг:
– Какой хорошенький! И шёрстка необычная, бархатная. Его надо назвать не каким-нибудь Бобиком… – «создание» с мольбой взглянуло на хозяина. – Дядя, родненький, пусть он будет «Лорд».
– В нашей деревне только лордов и не хватало! – рассмеялся он. – Ладно, Алочка, будь по-твоему.
Любимая племянница бездетных хозяев кормила Лорда, чистила мягкой щеткой. Спал он, как полноправный член семьи, в избе. Занимаясь делами, Алочка нет-нет а приласкает щенка, потреплет за уши или, подзадоривая, побежит от него прочь. Лорд с радостным визгом гнался за ней, норовя схватить за голые пятки в шлепанцах, подол платья, кончик косы.
Вечерами, надев белые босоножки на высоких каблуках, Алочка шла гулять с подружками. Лорд скучал и сердился на модельные «плетёнки», уносившие в ночь молодую хозяйку. Как-то затащив их в уголок, он изгрыз тонкие, вкусно пахнущие кожаные ремешки.  За испорченную обувь девушка отругала Лорда, даже чувствительно шлёпнула по заднему месту.  Виновато скуля, щенок на брюхе подполз к её ногам – и был великодушно прощён.

После отъезда Алочки Лорда посадили на короткую цепь, а её прикрепили колечком к проволоке, протянутой через весь двор. Относительная свобода позволяла псу побегать взад-вперед, потолкаться среди домашней птицы. Увы, и этой радости его лишили после одного  происшествия…
В доме отмечали праздник. Весёлый шум, пенье за дверью приятно волновали Лорда. Он поскуливал в предвкушении обильного угощения и скоро его дождался.  Один из гостей уронил рюмку с первачком в мясной салат. Потехи ради блюдо вынесли псу. Объевшись и опьянев, он крепко уснул.  А ночью заспанный и тоже во хмелю  хозяин вышел по нужде во двор и наступил на него своей тяжёлой ногой. Одурев от боли, Лорд яростно вцепился в неё. Взвыв в свою очередь, хозяин схватил пса за шиворот и – кулаком в рёбра – отшвырнул прочь, а наутро привязал к столбу, подпиравшему навес крыши кладовой.
Пёс долго ходил кособоким и хромым, а при появлении людей забивался в дощатую конуру. Когда он оправился, забылись и боль, и страх. Опять он лаял звонко и заливисто – всё больше от избытка энергии, молодой силы. Дощатое крылечко под навесом кладовой – единственное место, где он мог перемещаться, – часто пересекала хозяйка, иной раз прикрикнув:
– Разлегся тут, как барин! Ну-ка, прочь с дороги!
Ничуть не обидевшись, Лорд отскакивал в сторону. Если человек ко всему привыкает, то на что сетовать собаке? Он благодарно съедал корку хлеба и обглоданную кость, прокисший суп и варево для свиней – всё то, что вкушали, по его мнению, и хозяева.

Миролюбивый и доверчивый, Лорд ненавидел только  терзавших его блох. Свой долг – быть злой собакой для чужих – он осознал рано, но практиковать эти знания не было повода. Повод злиться чаще давали свои…
К хозяевам как-то зашла кума с сыном-подростком. Пока взрослые угощались в избе, он раскачивался на яблоневой, с плодами, ветке. Она надломилась. Мальчишка спрыгнул наземь и, запуская в Лорда камень, крикнул:
– На, скушай мяска!
Приняв блеф за истину, тот доверчиво подался к нему... Удар пришёлся в глаз. Завизжав от боли, пёс укрылся в конуре. А хулиган, оседлав велосипед, стоявший у крыльца, принялся гонять по двору кур. Вскоре он украл этот велосипед.
В ту злополучную ночь Лорд сразу учуял скрип калитки и предупреждающе тявкнул. Но мальчишка принялся его увещевать:
– Тихо, Лордик! Я «свой». Ты же добрая, хорошая собачка.
Обезоруженный ласковым обращением, пёс умолк.  И кража велосипеда свершилась без лишнего шума. Обнаружив пропажу, хозяин стегал Лорда кнутом, приговаривая:
– Служи, дармоед! Добро карауль, а не дрыхни по ночам!
 Неделю спустя вороватый юнец вместе с рассерженной матерью вкатил во двор пресловутый велосипед. Из избы вышли хозяева, и начался сыр-бор с криками и упрёками.
Лорд чутьём оценил ситуацию и, как очевидец происшествия, дополнил бурное разбирательство своим возмущенным «гав-гав». А когда хозяин сказал воришке «Из-за тебя, засранец, я пса безвинного поколотил!», Лорд выдал высокую страдальческую ноту…

И на короткой привязи он чувствовал красоту и необъятность мира: через запахи, приносимые ветром, плывущие по небу облака, упоенное кваканье лягушек на реке, мычанье коров, идущих с пастбища…В проёме открытой калитки Лорд видел улицу.  Жаждая воли, он метался на цепи, рвал когтями ошейник. Но калитка закрывалась, оставляя его с реалиями двора. Впрочем, пёс любил скромные радости своего бытия. Иногда он досадовал и грустил, наблюдая за курами. День-деньской они расхаживали, где им вздумается, нежились в тёплой пыли. А петух-фанфарон не упускал случая исподтишка клюнуть Лорда в глаз. Сразу отскочив на безопасное расстояние, забияка устраивал настоящее шоу. Издав победоносный клич, он важно расхаживал, потряхивал алым гребнем и хвастливо клёкотал, клёкотал… Вконец распалённый своим мнимым подвигом, он молодцевато, растопыренным крылом теснил какую-нибудь пеструшку. Она убегала, петух – за ней. Лорд, не имея возможности отомстить за себя, хрипло лаял ему вслед:
– Чтоб тебе, гад, вовек за ней не угнаться!
Успокоившись, он с прежним добродушием взирал на суету неугомонной пернатой
живности.

Однажды двор опустел – страшно и надолго…
В ясный полдень старая, с бельмом на глазу, кошка проволокла мимо Лорда огромную дохлую крысу – к сараю, где в неглубокой норе в завалинке ползали котята. Призывая их перекусить, кошка ласково замурлыкала. На дармовщину сбежались куры. К ним присоединилась ворона, сидевшая на яблоне. В пиршестве не участвовала сама кошка, тщетно отгонявшая птиц, да Лорд. Повизгивая от зависти, он метался на цепи, а потом вдруг жутко завыл. Из дому выскочила встревоженная хозяйка и ахнула…
Несколько куриц шатались, другие – в предсмертной агонии трепыхались на земле. В считанные минуты двор усеяли белые и пёстрые птичьи трупы. Красавец-петух валялся, уткнувшись клювом в плошку с водой. Легкий ветерок колыхал перья его переливчатого хвоста.
Хозяин схватился за голову, когда понял причину повальной гибели птицы. Крыса отравилась хлебными шариками с мышьяком, которые он разбросал возле её норы – вблизи кладовой, но стороны огорода. Кошка, найдя лаз в заборе, притащила её во двор. Сейчас она недоумённо обнюхивала свой околевший приплод. Недобро покосившись на виновницу трагедии, хозяин по завязку набил мешок жертвами роковой добычи и пошёл на свалку. Кошка, отчаянно мяукая, побежала следом. Больше её Лорд не видел.

Весною опять приехала Алочка – да не одна, а с пухленькой девочкой, похожей на розовый шарик. Она часто капризничала, хныкала. Молодая мама гуляла с ней по двору, а, укладывая спать, ласково напевала. Вторя ей, умильно повизгивал Лорд. Как-то кроха подбежала к нему и обняла за шею. Пёс лизнул её личико, пахнувшее молочком. Но подскочила Алочка и увела ребенка. Она, как и раньше, подкармливала Лорда.
– Нельзя дворового пса баловать, - мягко выговаривал ей хозяйка. – Разъестся да обленится.
– Да на него жалко смотреть, -  возражала племянница, – одна кожа да кости!

В жаркие дни Алочка ходила купаться на речку, а однажды прихватила с собой и Лорда. На мелководье, прогретом солнцем, она привязала поводок к кусту и принялась мыть пса сначала с вонючим дегтярным мылом, потом – с душистым шампунем. За всю жизнь Лорда никогда не мыли. В зной его просто окатывали ведром холодной воды. Непривычный к гигиеническим процедурам, пёс скулил и ёрзал, а когда по шерсти загуляла расчёска, задевая искусанные блохами места, – сердито рычал. Алочка осаживала его строгим окриком. После мытья пёс энергично встряхнулся. Во все стороны
полетели брызги, а шерсть вспушилась и заблестела.
– Скажи кто сейчас, что ты не похож на лорда – тому глаз вон! – горделиво сказала молодая женщина и, помедлив, расстегнула ошейник:
– Такая кругом красота, а ты, словно раб, на привязи. Иди гуляй, лови момент!
Лорд помчался в степь, наслаждаясь самим бегом. Потом, носом уткнувшись в траву, преследовал ящериц и полёвок; прыгал, норовя поймать бабочку…
Алочка тщетно звала его и домой пошла одна. Лорд нагнал её у самой калитки.

Осенью его благодетельницу с малышкой увёз муж. А через месяц Лорд заболел. Он лежал в своей будке, не в силах поднять набрякшие ветки. Хозяйка поила его отваром целебных трав и теплым молоком, укрывала старой пуховой шалью и впервые касалась ласковой рукой, – возможно, вспоминая при этом свою жалостливую племянницу.
Оклемавшись, Лорд вылез из конуры: хотел схватить паука, повисшего над головой, но не смог подпрыгнуть, так отяжелели ноги. Теперь он всё больше лежал под навесом крыши. Когда хозяйка шла в кладовую,  не отскакивал, как прежде, а с усилием отползал.
– Не суетись, лежи спокойно, – осторожно переступая через него, говорила женщина.

В ночь, когда выпал первый снег, Лорд остался на своём излюбленном месте. Ему не было холодно. Свернувшись калачиком, он поглядывал в мутное небо, прошитое серебристыми стёжками летящих хлопьев. Как белые бабочки, медленно кружась, они плавно опускались на землю. Лорду вспомнились настоящие яркие бабочки, степь, её запахи и шорохи, Алочка и кроха в розовом. Воспоминание перешло в приятный цветной сон, потом кануло во тьму и тишину…
– Околел, бедолага, –  тронув поутру застывшее, припорошенное снегом тело пса, пробормотал хозяин.
Он закопал Лорда в дальнем углу огорода, где никогда не пахали и не сеяли. А весною холмик над ним зарос бурьяном.