Сказки и притчи

НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК

(сказка)

В одной небольшой деревушке, где-то на севере, жил-был маленький мальчик. Впрочем, он был не такой уж и маленький, потому что ходил уже в третий класс. И этот мальчик очень хотел, чтобы Дед Мороз подарил ему на Новый Год настоящую, живую собаку, с которой он мог бы играть, разговаривать и доверять ей свои тайны. Каждый год мальчик писал Деду Морозу письма с просьбой подарить ему щенка, и передавал их почтальону, но Дед Мороз, видно в спешке, все время ошибался и дарил ему: то коньки, то санки, то зимнее меховое пальто.

И тогда мальчик решил сам найти Деда Мороза и передать ему свою просьбу. Он оделся потеплее, взял с собой санки и отправился в лес. Шел он долго, и вдруг увидал на опушке леса красивый двухэтажный домик, очень похожий на сказочный теремок.

Мальчик вошел в горницу, отряхнул снег с валенок, и услышал, как в доме кто-то поет. Это был Дед Мороз.

- Здравствуй, - сказал он, - я ждал тебя. Знаю, что ты хочешь получить в подарок собаку, но я хотел, чтобы ты сам пришел ко мне и выполнил одну мою просьбу.

- Какую просьбу? - спросил мальчик.

- В одном доме, на самом краю вашей деревни, живет маленькая девочка. Она совсем недавно появилась у вас, и ты еще не знаешь о ней. Она очень добрая и хорошая, и еще, у нее замечательные рыжие косы, но она не может выйти на улицу и поиграть с детьми, потому, что у нее нет теплой одежды. Помоги мне, отнеси рыжеволосой девочке вот эту красивую шубку, а я помогу тебе осуществить твою мечту.

***


Мальчик взял шубку, положил ее на санки, и пошел домой. По дороге поднялась метель, подул холодный ветер и он сбился с пути. Вначале мальчик растерялся и начал плакать, но потом вспомнил, как бабушка учила его молиться, когда тебе трудно, и просить у Бога помощи. И он начал молиться:

- Господи, помоги мне найти дорогу домой, я должен отнести одной маленькой девочке шубку, и если я этого не сделаю, то она не сможет выйти на улицу и поиграть со своими друзьями. Пожалуйста, помоги мне, сделай так, чтобы метель утихла, и я нашел дорогу домой.

И вот, после его слов, метель действительно начала постепенно затихать и вскоре прекратилась совсем.

Однако теперь, мальчик не знал, в какую сторону ему идти, чтобы попасть домой, и он подумал, «Вот, если бы Дед Мороз прислал мне кого-нибудь, кто показал бы мне дорогу домой. Он ведь добрый, и раз он дал мне такое задание, то должен помочь…». Вдруг мальчик увидал, как из-за кустов выскочил белый пушистый зайчик. Зайчик быстро бежал по снегу, - было  видно, что он от кого-то удирал. Наконец, мальчик понял, что зайчик убегал от рыжей молнии, мчавшейся по снегу. Присмотревшись, он понял, что это лиса. Тогда мальчик бросился к лисице и громко закричал на нее. Та испугалась и убежала, а зайчик подскочил к мальчику, поклонился ему и сказал:

- Здравствуй, мальчик, меня отправил к тебе на помощь Дед Мороз, но лисица, которую наперерез мне послала Баба Яга, чуть-чуть не поймала и не съела меня. Спасибо тебе большое, что ты вовремя напугал и прогнал ее. А теперь я покажу тебе дорогу к твоему дому. И зайчик провел мальчика до того места, где заканчивался лес, и начиналась деревня…

***

Мальчик вышел из лесу и благополучно добрался до своего дома. Потом он пришел к девочке и отдал ей подарок Деда Мороза, а девочка сказала ему:

- Спасибо!

И еще она сказала ему, что у них есть собака, по имени Лампа, и она недавно принесла щенков, поэтому мальчик может выбрать себе одного, если захочет. Мальчик обрадовался и сказал, что он очень хочет взять себе одного щенка. И он выбрал себе щенка – белого, с рыжими пятнами.

С тех пор мальчик и девочка подружились…



ЗОЛОТАЯ ДОЛИНА
(рассказ)


Перед ним, как на ладони, лежало бесконечное поле, укрытое свежезеленым ковром из травы и полевых цветов. Солнце медленно поднималось из-за синих вершин и рассылало свои стрелы во все стороны света. Лес уже остался позади и теперь колыхался за его спиной, словно безбрежное зеленое море…

«Как это трудно, научиться любить», - подумал Странник и устало сел на мягкий изумрудный ковер. «Но без любви жизнь теряет смысл и становится похожей на пошлую, бессмысленную историю, лишенную начала и конца».

А солнце поднималось все выше и выше, но он не замечал этого из-за своих мыслей, отвлекавших его от сиявшей вокруг красоты. Где-то впереди простиралась последняя Граница, за которой, он знал, раскинулась, словно волшебный сон, Золотая Долина…

«Где же я читал об этом, - подумал он, - Это здесь, как же я мог забыть?».

Он открыл свою котомку и вынул оттуда старую потрепанную Книгу. Осторожно, словно боясь причинить боль пожелтевшим от времени страницам, начал листать, и когда нашел то, что хотел, на глазах его блеснули слезы…

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий, - читал Странник, беззвучно шевеля губами, - Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание, и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я – ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордиться, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…» [Коринф. 13. 1-7].

Он читал эти строки, словно самый удивительный и прекрасный гимн на свете, и понимал, что в его сердце нет любви, что это великое сокровище, дар Божий, ускользнуло от него, устремившись в лазурные небеса, к Богу, Который Сам и есть Любовь.

А солнце все поднималось, озаряя своим теплым светом небо и ликующую землю, сотворенную когда-то на радость человеку, принявшему от Бога великий дар любви и не сумевшего сохранить его из-за своего непослушания.

Отложив Книгу, он глубоко задумался. Что же осталось на сердце? Что легло на него тяжелым камнем? И понял – это гордыня, величайшее безумие, уводящее человека, созданного для радости и любви к Богу и ближнему, в ужасную бездну, разверстую под ногами. Мысль, которая гложет тебя и внушает тебе ежечасно, что именно ты – избранник, и только для тебя создано все это великолепие, ибо никто, ни Ангелы, ни люди, не могут сравниться с тобою в благородстве и мудрости, в стремлении к добру и праведной жизни, и лишь тонкая перегородка, едва уловимая граница, отделяет тебя от мысли сравнить себя с Творцом, и эта граница есть ложное, неправедное смирение, о котором сказано: «первый признак начала гордости, это уверенность в собственном смирении».

Сказал Господь: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» [Марк, 12, 30], но ты, человек, не сделал этого, ибо если бы это было так, то не преступал бы ты на каждом шагу святых заповедей данных тебе Спасителем, в угоду своим честолюбивым устремлениям и греховным похотям. Сказано: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» [Марк, 12, 31], но и этого нет в тебе. Ты не только не можешь любить своих врагов, но даже и друзья вызывают в тебе раздражение, а иногда и приступы беспричинного гнева. Если и есть в тебе некое извращенное подобие любви, то это только любовь к самому себе, к своему телу и своему «я», наполненному лицемерием и похотью, и еще мрачная уверенность в том, что никто не в состоянии оценить то «благо», которое мое «я» доставляет «неблагодарному» человечеству.

«Мой ум, развращенный светским образованием, - думал Странник, - погружен во тьму, но это не мешает мне видеть себя в окружении «Ангелов света», в то время как на самом деле, обольщенный сатанинской прелестью, я все более удаляюсь от Бога и от Его Любви.

Но еще страшнее то, что в моем сердце нет раскаяния в содеянном мною. Всякий совершенный мною грех вызывает во мне непреодолимое желание оправдаться, в то время как ум подсказывает мне, что не оправданием спасается погибающая душа, а только покаянием в грехах, ибо грех присущ каждому человеческому существу, рожденному от Адама и Евы, как первородный, так и приобретенный личными усилиями. Если же я и каюсь, то делаю это устами, но не сердцем, которое далеко от исполненной слез покаянной молитвы: «О горе мне, грешному! Паче всех человек окаянен есмь, покаяния несть во мне, даждь мне, Господи, слезы, да плачуся дел моих горько». И, вставая с колен, я снова иду творить те же грехи, о которых только что лицемерно скорбел.

Из всего этого я могу заключить, что положение мое во много раз хуже положения падшего духа, который, хотя и ненавидит Бога и Его творение, но все же верует и трепещет.

Самый тяжкий грех, лежащий камнем на моем сердце, заключается в том, что я люблю самого себя более, нежели Бога, создавшего меня и даровавшего мне величайшие блага и обетование вечной жизни, а также и ближнего моего, вразумляющего и наставляющего меня по воле Спасителя. В основе же этого греха лежит неблагодарность, взлелеянная гордыней, нашедшей надежное пристанище в моем развращенном и окаменелом сердце. Высокоумие, свившее гнездо в моем незрелом уме, постоянно толкает меня на поступки лицемерные и недостойные человека. Если я творю милостыню, то делаю это так, чтобы люди видели мою «доброту» и прославляли меня. Если я говорю о благочестии, то делаю это с той целью, чтобы напомнить о себе и о своем «благочестии». Молясь в храме, я «смиренно» опускаю глаза, чтобы все видели мою «набожность» и приверженность православию, но когда приходит час, чтобы потрудиться во славу Божию, у меня находится тысяча причин для занятия делами куда более близкими моим желаниям и похотям, нежели действительно угодными Богу. В глубине же души я постоянно жду, чтобы люди восхваляли и прославляли меня, и когда этого не происходит, впадаю в уныние и отчаиваюсь в своем спасении.

Высмеивая недостатки ближнего, я почитаю себя борцом с мировым злом. Замечая чужие грехи, прихожу в превосходное расположение духа, оправдывая себя тем, что мне эти грехи не свойственны, и что я не являюсь рабом греха, как другие люди, целиком и полностью, по моему мнению, погрязшие в нечистотах. А ведь именно в моем сердце нашли прибежище многочисленные скорпионы пороков, которые кажутся мне знаками богоизбранности и добродетели. Несчастный, «вынь вначале бревно из глаза твоего!».

Что же происходит со мной, когда я, к неудовольствию своему, замечаю в себе какой-нибудь грех? Я приписываю его не своей, закостеневшей в беззакониях душе, а тем людям, благодаря которым я увидел его, и окружающей среде.

С печалью вижу, как моя молитва, обращенная к Святой Троице, Спасителю, Пречистой Деве, Ангелам Божьим и Святым, становится все холодней и лицемерней, ибо в основе своей имеет не почитание и любовь, а своекорыстный интерес, неутолимое желание почестей и восхвалений, стремление к удовлетворению честолюбия и сластолюбивых помыслов.

Не способный устоять в Божественной истине, я гневно ропщу на неудачи, попущенные милосердием Божием для моего вразумления, с единственной целью – ниспровергнуть укоренившееся в моем сердце древо бесовской гордыни, вместо того, чтобы вновь и вновь благодарить Спасителя, отдавшего за меня Свою драгоценную жизнь, за те уроки, которые Он дает мне ради великого блага спасения моей души, и без того, по праву, принадлежащей Ему, как Творцу и Спасителю.

Не способный к сердечной «Иисусовой молитве», равно как и к молитве мытаря, творю я в Храме Божьем и в собственном доме, прилюдно, и наедине с собою, лицемерную молитву фарисея: «Благодарю тебя, Боже за то, что я не таков, как этот мытарь…». И этою молитвою, тщуся, грешный, заслужить себе Царствие Небесное, дабы лицезреть, как у ног моих будут терзаться в муках грешники, не познавшие правды Божьей!

О горе, мне, грешному, против всех человек окаянен есмь! Увы, не омылось мое сердце слезами раскаяния, не взлелеяло в недрах своих бескорыстной любви к Спасителю, пострадавшему на кресте до самой смерти Своей за меня, недостойного, не текут из глаз моих слезы умиления, а вместо смирения душа моя хранит холодное убеждение ледяной вершины, любующейся собственной недосягаемостью и величием.

Сказано было: «не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца Вашего небесного… не труби перед собою, как делают это лицемеры… чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам, они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» /Мф. 6. 2-4/. Могу ли я похвалиться тем, что хотя бы раз в жизни сделал добро ближнему своему без того, чтобы не пожелать себе за то быстрой и щедрой награды. Увы, горе мне…

Сказано было: «И когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою… А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны…» /Мф. 6. 5-7/. Разве не молюсь я, как лицемер и язычник?

Сказано также, «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…» /Мф. 5. 44/. И в этом я не могу похвалиться перед Господом и ближним своим.

Сказано еще: «не судите, да не судимы будете» /Мф. 7. 1/. И в этом я не преуспел. Осуждены мной все человечество, живые и мертвые, ближние и дальние… Оправдан же только я сам, грешнейший из всех.

Но откуда же во мне эта непоколебимая уверенность в том, что в моем сердце живет святость и чистота, откуда же эта фарисейская уверенность в безгрешности и верности слову Божию и Его воле? Воистину, Господи, велико долготерпение Твое и беспредельна милость Твоя!

О, милосердный Господь, Один лишь ты ведаешь о том, сколько раз я вооружался против Тебя, облекая сердце в панцырь сатанинской гордыни, но Ты, не желая погибели окаянной души моей, всякий раз сокрушал мое сердце кротостию и милосердием. Лицемерно восхваляя деяния Твои и, называясь христианином лишь по имени, я разжигал в своем сердце, до краев наполненном нечистотами, мятежи против Тебя, а Ты, будучи неизменно добр ко мне недостойному, яко любящий Царь и Отец ко лживому и подлому рабу и неблагодарному сыну, прощал мне все согрешения.

В каждом человеке нахожу я грех, в каждом сердце прозреваю ростки гордыни, а себя почитаю достойным всяческого восхваления. Лицемер, вспомни о неугасимом огне! Подумай, где окажешься ты по разлучению души с телом твоим?

Отвергаясь всякого обличения, я отвергаюсь и спасения своего, ибо, как справедливо молвил преподобный отец наш Иоанн Лествичник, игумен горы Синайской: «Если кто отвергает от себя праведное или неправедное обвинение, тот отвергается и спасения, а кто принимает оное со скорбью, или без скорби, тот скоро получит прощение согрешений» /Леств. Ст. 4. О послушании. 44/. Во всякой же беседе желаю я всегда настоять на своем, и поступаю так не только с равными мне, но и со старшими. И на этот счет имеется указание того же святого: «кто в беседе упорно желает настоять на своем мнении, хотя бы оно было и справедливо, тот да знает, что он одержим дьявольским недугом, и если он так поступает в беседе с равными, то, может быть, обличение старших и исцелит его, если же он так обращается с большими себя и мудрейшими, то этот недуг от людей неисцелим» /Там же. 48/.

Заглядывая в свою душу, я вижу, как радуют меня прегрешения брата моего и печалят его дарования и преуспеяния, посему в осуждение мне грешному, сказаны и такие слова преподобного: «Тогда всякий из вас познает, что в нем есть братолюбие и истинная любовь к ближнему, когда увидит, что плачет о согрешениях брата своего и радуется о его преуспеянии и добродетелях…» /Там же. 47/.

Я мечтаю о том, чтобы предстать мне пред лицом Божией Матери и Господа Иисуса Христа безгрешным и смирившимся до слез, до самого последнего сокрушения сердца, а вместо этого неизменно предстаю перед Пречистыми образами исполненным всяческого греха и нечистот, томимый тщеславием: «…тщеславлюсь, когда пощусь, но когда разрешаю пост, чтобы скрыть от людей свое воздержание, опять тщеславлюсь, считая себя мудрым. Побеждаюсь тщеславием, одевшись в хорошие одежды, но и в худые одеваясь, также тщеславлюсь. Стану говорить, побеждаюсь тщеславием, замолчу, и опять им победился. Как ни брось сей треножник, все один рог станет вверх» /Леств. Ст. 22. О тщеславии. 5/.

Во всех своих неудачах и падениях я обвиняю кого угодно: ближнего, врага рода человеческого и даже Самого милосердного Господа, но только не себя! В этом случае я начисто забываю о том, что там, «где совершилось грехопадение, прежде водворялась гордость», которая есть ни что иное, как «отвержение Бога, бесовское изобретение, презрение человеков, матерь осуждения, исчадие похвал, знак бесплодия души, отгнание помощи Божией, предтеча умоисступления, виновница падений, причина беснования, источник гнева, дверь лицемерия, твердыня диавола, грехов хранилище, причина немилосердия, неведение сострадания, жестокий истязатель, бесчеловечный судия, противница Богу, корень хулы» /Леств. Ст. 22. О безумной гордости. 1, 4/.

Вместо того чтобы всегда пребывать в смирении и кротости, я мечусь между унынием и гордыней, заставляя Святых Ангелов оплакивать мою погибшую душу. А ведь только смирению и возможно и душу нашу и помыслы вознести к Небесному Иерусалиму. Когда же мы пребываем в гордыне, то помыслы наши витают в небесах, в то время как душа устремляется в адскую бездну. Затем, по справедливости, впадая в уныние, мы погружаем и помыслы наши и душу в адское пламя, которое не угасает никогда и никому не светит, а только жжет, отчего и называется темным.

«Мы не будем обвинены, о братия, не будем обвинены, при исходе души нашей, за то, что не творили чудес, не богословствовали, что не достигли видения, но, без сомнения, дадим Богу ответ за то, что не плакали непрестанно о грехах своих» /Леств. Ст. 7. О плаче. 70/.

Грехопадение сделало человека бесчувственным и любопытным. Не ревнуя о дарах духовных, он устремился к познанию секретов изменчивой и непостоянной природы, дабы возыметь «всякое познание». Подобно Каю, обманутому Снежной Королевой, человек пытается выложить из кусочков льда слово «Вечность», не понимая того, что ждет его за пределами временной жизни, ибо у этой вечности есть две различные природы: одна – та, которая с Богом, а другая – та, которая без Него. Первую мы называем раем, а другую – адом.

«Покайтеся и веруйте во Евангелие! Покайтеся: приближися бо царство небесное /Мк. I, 15, Мф. IV, 17/. Таковы были первые слова проповеди Богочеловека. Эти же слова доселе произносит Он нам при посредстве Евангелия», говорил святитель Игнатий (Брянчанинов), епископ Кавказский и Черноморский. И далее: «Сила покаяния основана на силе Божией: Врач всемогущ – врачевство, подаваемое Им, всемогуще. Тогда, во время проповеди Своей на земле – Господь призывал к исцелению всех болезнующих грехом, не признал никакого греха неисцелимым. И теперь Он продолжает призывать всех, обещает и дарует прощение всякого греха, исцеление всякого греховного недуга.

О, странники земные! О, вы все, стремящиеся или влекущиеся по широкому пути, при неумолкающем шуме земных попечений, развлечений и увеселений, по цветам, перемешанным с колючим тернием. Спешащие по этому пути к концу, всем известному и всеми забываемому – к мрачному гробу, к еще более мрачной и страшной вечности, остановитесь! Отряхните обаяние мира, постоянно содержащее вас в плену! Прислушайтесь к тому, что возвещает вам Спаситель, обратите должное внимание на слова Его! Покайтеся и веруйте во Евангелие, говорит Он вам Покайтеся: приближися бо царство небесное.

Множество лекарств подает нам земная медицина, порою даже весьма сильных и совершенных, а ведь нужно только одно – покаяние перед Творцом и Спасителем, лишь это лекарство может вернуть нам подлинное душевное и духовное здравие, а главное, именно оно вернет нас, мятущихся и ищущих покоя и радости в этом мире, покрытом пеленой безумия, к Богу.

«Покайтеся! Что значит покаяться? Значит: сознаться, раскаяться в грехах своих, оставить грехи свои – отвечал некоторый великий святой Отец на такой вопрос – и уже более не возвращаться к ним /Пимен Великий. Смотр. Патерик Скитский/. Таким образом, многие грешники претворились в святых, многие беззаконники – в праведников.

Покайтеся! Отвергните от себя не только явные грехи – убийство, грабительство, блуд, клевету, ложь, но и пагубные развлечения, и наслаждения плотские, и мечтания преступные, и помышления беззаконные – все, все, воспрещаемое Евангелием. Прежнюю греховную жизнь омойте слезами искреннего раскаяния».

Странник бережно спрятал Книгу в котомку и, сквозь набежавшие слезы, улыбнулся восходящему солнцу. Он понял, что жизнь приобретает смысл, когда ты понимаешь, что не просто идешь по земле, а возвращаешься к своему Отцу, как некогда это совершил блудный сын. Пусть дорога эта камениста и тяжела, пусть ноги твои изранены в кровь, но в этом – единственный смысл твоего пути, пути, ведущего тебя к последней границе этого мира, границе, за которой начинается Золотая Долина...


ПОСЛЕДНИЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ
(рассказ)

Одна девушка, недавно постриженная в монахини, пришла к настоятельнице монастыря и сказала:

- Матушка, наступил пост, теперь надо говеть, размышлять о своих грехах и готовиться к исповеди, а я не вижу за собой никаких грехов, и на душе у меня легко и приятно. Что же мне делать? Надо ли мне готовиться к исповеди? Думаю, что я уже достигла смирения…

- Пойди, приляг, отдохни, и поразмысли над своим положением, - ответила настоятельница и вздохнула.
Юная монашенка отправилась в свою келью, прилегла на топчан и не заметила, как уснула.

Спит монашенка и видит такой сон. Стоит на вершине зеленого холма прекрасная белая статуя с серебряными крыльями и от нее исходит золотистое свечение. Подходит монашенка к статуе и начинает возливать на нее благовония. От этого статуя становится еще прекраснее и загорается изнутри красным огнем. На этом сон оборвался.

Тогда видит монашенка другой сон. Идет по улице нищий и собирает медные монеты, рассыпанные по дороге. Ему очень тяжело, он дышит с трудом, и вот-вот упадет, но все же труды бедняги увенчиваются успехом. Постепенно его мешочек наполняется медными монетами. Вдруг, перед ним появляется человек в богатых одеждах, и щедро отсыпает ему целый мешок золотых червонцев. Нищий с презрением бросает на землю свой жалкий мешочек с медными монетами, и радостно хватает мешок, предложенный ему богачом.

На этом сон закончился, и монашенка проснулась.

На следующий день молодая монашенка пришла к настоятельнице.

- Ну что, - спросила та, - подумала ли ты над своим положением?

- Я видела два странных сна, оба они произвели на меня неизгладимое впечатление, но я не понимаю, в чем заключается смысл этих снов?

И монашенка рассказала настоятельнице сны, которые видела накануне.

Тогда настоятельница ответила:

- Оба этих сна напоминают тебе о смирении.

Первый сон говорит о том, что душа человеческая – это Богозданный храм истины, а тщеславие и чада его – ложные наслаждения духовные, действующие в душе, не проникнутой покаянием, они-то и созидают в душе призрак смирения, заменяя им настоящее смирение. Приняв в себя призрак и, поклонившись лжи вместо Истины, ты соделываешься капищем и служишь идолам.

Второй сон говорит о том, что человек, не вкусивший истинного добра, считает собственное добро, оскверненное грехом, весьма ценным и необходимым не только для него, но и для других людей. Когда же он приобщится к добру Божественному, духовному, тогда начинает понимать, что его собственное добро, соединенное со злом, не имеет никакой цены, а дороже всего дарования духовные, рождающие смирение в душе человеческой. Другими словами, действие смирения можно уподобить действию страсти сребролюбия. Зараженный недугом любви к тленным сокровищам человек, чем более накопляет их, тем все более делается ненасытнее, и чем более он богатеет, тем самому себе представляется беднее. Так и водимый смирением: чем более богатеет добродетелями и духовными дарованиями, тем делается скуднее и ничтожнее в собственных глазах. Всякий, возвышающий себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится, - говорит нам Спаситель (Лк. 14, 8-11).

Юная монашенка глубоко задумалась и почувствовала в сердце своем сокрушение и скорбь о своих грехах, а главное, она поняла, что в ее сердце поселилась гордыня и изгнала из него самую главную добродетель – смирение, ибо сказал Спаситель, что «последние станут первыми»…


      
ЕЩЕ ОДНО СКАЗАНИЕ О ГЕОРГИЕ И ЗМИЕ

(сказка)

«Мертвые сраму не имут!»

князь Святослав Игоревич, вел. кн. Киевский,победитель Хазарии

***

Как-то возвращался казак с турецкой войны. Шел он себе по извилистой лесной тропинке, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, и беззаботно насвистывал незатейливую песенку, наслаждаясь свободой, ласковым дыханием ветерка и многоголосым пением птиц. За его спиной болтался мешок с нехитрым скарбом, а в руке была палка, вырезанная из молодого дубового побега, чтобы путь не казался слишком утомительным. До родного города оставалось совсем немного, и решил казак остановиться, сделать привал у ближайшего орешника, чтобы немного перекусить и часок-другой вздремнуть.

Тут, наверное, кто-нибудь из любопытствующих возьмет, да и спросит: а кто это такие – казаки? Ну что ж, попробую объяснить! Надо сказать, что казаки - народ весьма удивительный, и восходит своими корнями в седую древность, быть может, даже ко временам татарского ига! У татар ведь казаками назывались одинокие воины, которые сражались в первых рядах, ходили в разведку и несли сторожевую службу. Татарские казаки вначале служили при баскаках, приходивших на Русь за сбором дани, а затем стали поступать на службу и к русским князьям.
Само происхождение слова казак это сплошная загадка, возможно оно происходит от монгольских слов - «ко», что можно перевести как броня или защита, и «зах» - то есть межа, граница, отсюда «ко-зах» значит защитник границы. Потом казаками стали называться и русские служилые люди, селившиеся на окраинах, для сторожевой, пограничной службы. Сперва, казаки появились в Рязанском княжестве, а затем и в других местах. В царствование же Иоанна Васильевича Грозного все они поступили в ведение стрелецкого приказа и вместе со стрельцами составили особый род войска. За службу свою казаки получали в свое пользование земли, освобождались от податей, а при особых заслугах получали и денежное жалованье, вот только вооружением и лошадьми они должны были обзаводиться за свой счет, ну тут уж ничего не поделаешь, так уж вышло!

А во времена Российской Империи казаки уже представляли собою весьма солидное войско, состоявшее из пехоты, конницы и артиллерии, что давало русским, вместе с другими вооруженными силами, преимущество перед Европой, поскольку ни одно из Европейских государств, не могло выставить столь многочисленной конницы, как государство Российское!

Необыкновенные победы казаков над неприятелем и лихие набеги их изумляли европейцев и заставляли громко говорить о себе, так, что даже сам Наполеон Великий, император всех французов, хоть и называл казаков «аравитянами» и считал, что в них «сидит сам черт», в душе уважал их и даже побаивался.

Однако славные действия казаков в рядах Русской армии составляли хоть и главную, но все же не единственную задачу их исторического призвания, потому что, помимо прочего, казачество еще и заселяло новые области и земли, затем вбираемые государством Российским, а также охраняло, не только вновь занятые ими земли, но и находившиеся за ними русские поселения от нападений наших исконных врагов – азиатов-кочевников. Вот почему казачество, то передовым стражем стояло на рубеже русских окраин, то  наравне со всеми сражалось за Святую Русь - против ее внешних и внутренних врагов. Вот почему из казака возник такой самобытный и оригинальный тип русского человека, в то же время отличающий его от других сословий Российской Империи…

Ну вот, а теперь вернемся к нашей истории.

Достав из ранца краюху черного хлеба, казак подложил руку под голову, удобно устроился на мягкой траве-мураве, и начал вспоминать о своем прежнем житье-бытье, о милой супружнице, смешливом сынишке, да востроглазой дочурке… Зачерпнув из ручья прохладной водицы, он вдруг почуял как неслышно подкрался к нему сон и смежил веки, тогда казак подложил под голову ранец и вскорости уснул.

И вот снится ему прозрачная голубая река, несущая свои спокойные воды промеж двух крутых берегов, заросших яркой свежей зеленью, и на одном берегу стоит он сам, а на другом – возвышается большой красивый храм, весь обложенный красным кирпичом, а купола этого храма так и озаряются разноцветными сполохами, несмотря на то, что все небо сплошь покрыто темно-синими грозовыми тучами и солнышка, как не бывало… Вот налетел ветер, который с каждой минутой становился все сильней и сильней. Затем полил дождь, как из ведра. Река возмутилась, забурлила, и, из прозрачно-голубой, стала грязно-коричневой. Бросился казак в реку, чтобы переплыть на тот берег, к храму, да закружило его в водоворотах, как щепку. Продирается он к тому берегу, гребет из последних сил, а вода не пускает его, тянет ко дну, и слышится ему отовсюду леденящий душу хохот: «Не пущу я тебя казак на тот берег, а храм тот разрушу и тех, кто в нем, рассею по лицу земли…». Но не сдается казак, бьется с волнами и хоть и медленно, но все же верно, продвигается к тому берегу. А волны и ветер неистовствуют и вдруг слышится ему как леденящий хохот превращается в заунывный стон… Видит казак, что черные волны уже подступили к самому храму и бьются об него, силясь разрушить. А храм вдруг превращается прямо на глазах изумленного казака в чудный корабль и плывет он по реке, продолжая бороться с наступающими на него волнами. Бросили с корабля казаку веревочную лестницу, схватился он за нее и… проснулся. Протерев глаза, он увидел сидящего рядом с собой седовласого старца, в ветхой одежонке, да с черной котомочкой за плечами. У ног старца лежал посох с простой неукрашенной ручкой.

-Здравствуй, отче, - сказал казак, прикрывая рукою глаза.

-И тебе привет, коль не шутишь, - ласково ответствовал старец приятным серебристым голосом, - куда путь держишь?

-Недалече уж, - бодро ответил казак, в Город Святого Креста, может, слыхал?

-Может и слыхал, - тихо произнес старец, задумчиво теребя бороду, - несчастье там, видишь, приключилось…

-Какое-такое несчастье, - всполошился казак.

-А вот какое: пришел в тот град змей поганый, чудище окаянное, да и стал требовать, чтобы ему каждый год, на Ивана-Купалу, красну девицу приводили, самую что ни на есть красу ненаглядную и привязывали к дереву прямо напротив его проклятой пещеры.

-А люди-то что, неужто змея того послушались, - ужаснулся казак.

-По началу-то не послушались. Стали к нему богатыри разные на бой выходить, силою меряться, да только никто из них не смог одолеть это чудовище. Кто из них пал в бою, а кто уполз раненный, да покалеченный, а змею только того и надо. Вот и стал он людям нашептывать, для чего, мол, зря погибать, когда ведь договориться верней: «я, дескать, существо древнее и мудрое, и к людям сострадание имею великое, только вот живут они неправильно, самих себя не любят и не жалеют, а я бы и научил их как себя любить надобно».

Задумались люди, а потом и засомневались: «а не прав ли этот «змей древний»? Мы на него с кольями, да с мечами, а он нам добра желает, мало ли как отцы, да прадеды жили, время теперь другое и жить нам по-новому надобно, как в заморских странах!».

Обрадовался змей, что удалось ему людей от стези прежней отвратить, вот и стал он тогда время от времени человеком прикидываться – на вид ладным, да благодушным, да еще и таким простым, что кажется пошел бы за ним хоть на край света… Вот люди-то змею и поверили, стали его слушать, да радоваться, как им, дескать, повезло, и как они теперь счастливо и красиво заживут. А насчет девушек, так это ничего, змей-то ведь, он мужчина не старый, хоть и древним прикидывается, да и хорош собой, когда в человека превращается, значит, в общем, дело-то молодое… Ну, и потом, другие-то змеи на город больше нападать не будут, опять выгода. Вот и стали они, как говориться, жить-поживать, да добра наживать.

А змей-то этот, слышь-ка, не из простых, из самых что ни на есть благородных будет, да и храбрости ему лыцарской не занимать: он всех посторонних змеев побил, да потрепал, так что они без малого сто верст бежали безо всякой оглядки, а таперича и сами сунутся бояться, да и другим не советуют. А без него-то как было? Жил народ сам по себе, заступиться за него некому, а обидеть всяк норовит: то змей какой, то разбойничек, а то и лихоимец…
- Эва, удивился казак, да как же люд православный змею поганому покорился, да речам его сладким поверил?

- А он, змей тот, вишь ты, не так прост, как прикидывается, научил их всяким штучкам своим: то судьбу по звездам угадывать, то болезни обманывать да заговаривать; вот они и перестали в церкву ходить, да Бога страшиться, а вместо этого каждый о себе мнение заимел, что каждый человек до всего сам додуматься может, потому, как есть частица божественная изначально, и Господь ему, Спаситель, как будто и ни к чему.

- Эх, и долго же я в отлучке был, опечалился казак, сколько же перемен на Святой Руси приключилось, сколько воды утекло. А вот срублю я дубину потяжеле, да и попотчую супостата!

- Э нет, мил человек, - остановил его старец, - плетью обуха не перешибешь. Много лет прошло с тех пор, как ты из земли своей родимой на войну ушел. Видать Бог чудо тебе показал, у Него ведь тысяча лет, как один день и один день, как тысяча лет бывает. С тех пор еще войны на свете были, да бедствия разные. Вначале слуги сатаны на Русь пришли, храмы стали рушить, да священников стрелять-рубить, а людям стали внушать, что Бога нет, а значит и Русь Святая не нужна более, а потом из закатных стран новый враг пришел, замысливший, по наущению сатанинскому, языческие времена на землю вернуть, и христиан всех на земле извести, да только Русь не дала такому свершиться, потому как вспомнила о своей несокрушимой вере православной, да супостата того и сгубила.
- А дальше-то что, отче, почему же змею-то поганому покорились, раз супостатов всех сгубили?

- Дальше-то, ох! Хоть и вышла Русь победительницей из той войны и новые храмы строить было принялась, да только не дремал он, змей древний, новые козни против народа русского, избранного Господом нашим Иисусом Христом, затевать начал...

- Да, отче, страшно ты все говоришь, как в Откровении Иоанна Богослова все выходит…, - вздохнул казак, - а как же супружница моя, да сынишка, да востроглазая дочурка?

- Нет уже давно их на свете. Бог к себе их призвал… А тебе вот доля такая выпала, здесь остаться до срока, да со змеем сразиться.

- Как же мне с ним сладить?

- Тут сноровка нужна! И терпение великое. Ну-тко, возьми мою котомочку, в ней какая-ни-на-есть одежонка. Как в город свой родной придешь, прикинься по началу странником Христа ради, и никому правды не открывай. - А дальше-то что, - недоумевает казак.

- А дальше – попросишься у батюшки в церкви прислуживать, ему как раз привратничек нужен. Вот оглядишься, присмотришься, как люди добрые живут, а что дальше-то делать, Господь тебе и укажет.

Сказал так ему старец и пошел себе. Хотел казак его окликнуть, смотрит, а он промеж дерев и растворился уж. Только вот, котомочка на земле осталась, маленькая такая, что камилавка. Почесал казак в затылке, призадумался, а ведь старец дело сказал, с налету тут ничего не выйдет, тут враг похитрей турка будет. Ну, делать нечего, развязал он котомочку, достал наряд странничий, подивился только, как он туда поместился, а мундир свой с Крестом Георгиевским в котомку же и спрятал, до времени…

Вдруг почуял казак, как бесы к нему со всех сторон потянулись: лешие там, кикиморы болотные, русалки, - из-за деревьев смотрят, глазами зыркают, руками машут, - не ходи, дескать, казак, в Город Святого Креста, нечего тебе там делать, но служивый наш не из робкого десятка, и то верно, на Святой Руси Георгия за просто так не давали. Поднялся он во весь рост, оборотился лицом к Востоку, осенил себя крестным знамением, прочел трижды «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его» и вся нечистая сила по оврагам снова попряталась.
А казак взял котомку и пошел себе дальше, только он больше ту беззаботную песенку уж не насвистывал, а думал теперь о том, как ему народ православный из плена вызволять.

Долго ли коротко ли, прошагал он так, не ведаю, а все ж пришел наконец в свой город родной, что именем Святого Креста назывался. Смотрит, как все изменилось вокруг: дороги вокруг ровные да просторные, кареты чудные без лошадей ездят, люди в диковинных одежонках ходят. И все вроде бы ладно, да только тревога какая-то непонятная на сердце легла, и не отпускает никак…

Вот, смотрит казак, нищий какой-то вдоль забора высокого пробирается, голова взлохмаченная, а взгляд грустный, увидел странника, приободрился и затянул:

- Подай, добрый человек, чего-нибудь на пропитание, третий день во рту сухой крошки не было.

- А садись-ка ты со мной, братец, перекусим с дороги, чем Бог послал, да потолкуем о том, о сем.

Обрадовался нищий, что человека хорошего встретил, показал казаку уютную полянку и помог ему тут же расположиться. Вынул казак из мешка своего черный хлеб, сало, огурцы, нарезал все перочинным ножиком, посыпал солью и говорит:

- Как же тебя звать, мил человек?

- Михаилом, а тебя как?

- А меня Георгием, значит, будем знакомы.

Помолчали, с аппетитом закусывая нехитрым казачьим завтраком.

- Ну, а как у вас тут дела, - спросил, наконец, Георгий, - смотрю я, все вроде бы ладно, а тоска какая-то непонятная на сердце просится, прошел бы мимо, да не могу, - во время вспомнил предостережение старца «никому не открывайся», - устал с дороги, может и здесь мои руки, да голова кому пригодятся?

- А ты, видно, не из наших краев будешь, - протянул нищий.

- Издалека я, братец, из самой Туретчины! Иду вот по нашей земле-матушке, меряю ее шагами, да смотрю, что вокруг деется, как люди добрые живут, радуются, да горе мыкают.

- Эва! Да ты, не иначе как в плену побывал?

- Что было, то было, мил человек. Вижу я и тебя жизнь не пощадила?

- Жизнь-то не виновата в моих грехах. А было у меня все: и дом, полная чаша, и супруга, Наташа, и жили мы не тужили, землицу потом поливали, да детей растили. Только вот пришел откуда-то из-за горы черной, змей поганый, хитрый, да коварный и стал людей с пути истинного сбивать, да своим поганым штучкам учить-наставлять. Кто против змея мечи стал точить, во сырой земле нынче, не добившись ни победы, ни славы, почивает или же милостыню просит на пропитание. А кто послужил ему верой и правдой, тот теперь в чести да в палатах каменных обретается, жизнью и богатством наслаждается, а только все равно нет им покоя, оттого, что через измену добились они всего этого.
 
- Отчего же воины не смогли змея этого одолеть, - изумился казак Георгий, - неужто он силу такую имеет, что никто с ним сладить не может, или секрет какой в нем есть?

- И сила есть, и секрет, но не в этом дело, люди сами дали ему власть над собой. Одурманил он их речами сладкими да приятными, к каждому ключик нашел и слабинку в нем открыл. Много-то и раньше змеев на нашу святую землю покушалось, да только не могли они заставить народ наш покориться себе по доброй воле, потому что сила в нем была божеская, умел он правду от лести отличать, вот и уходили они ни с чем, а теперь время другое настало. Захотели люди сладкой жизни, как в странах дальних, заморских, вот и накликали змея этого на свою голову. Услыхал он, о чем возмечтал народ православный, и пришел во всей «красе» своей, и приняли его с радостью, и покорились ему добровольно, вот в чем беда и слабость наша, вот почему богатыри славные, да удалые не смогли змея того одолеть, только сами во сыру землю полегли, а души свои Богу отдали, и теперь на небесах, молятся там за нас окаянных, чтобы Господь, Спаситель, пожалел нас, да из плена проклятого вывел на свет Божий, где травка зеленеет, да птички райские щебечут…

Огляделся казак Георгий вокруг себя, и так ему не по себе стало! За что же он воевал с басурманами, друзей своих хоронил на чужбине, голод и лишения терпел, в плену был у неверных, да вере своей, по которой предки его жили, не изменил? И вот теперь, пришел какой-то змеище поганый, и отнял у него все одним махом, и братьев, и сестер, и Родину, краше которой не было на всем белом свете! Подумал так казак, но гнев свой сдержал, - после драки кулаками не машут.

- Мне бы, мил человек, остановиться бы где, оглядеться, да пожить немного, глядишь, Господь-то и надоумит, как с этим «чудом-юдом поганым» справиться?

- Мой тебе совет, странник, иди к батюшке нашему, отцу Николаю, он-то всегда странных, калек, да нищих принимает с радостью, за что змей-то его и не любит, да пока терпит, видно не хочет до поры до времени нутро свое черное показывать. Да и я тебе во всем помощником буду, вижу, человек ты добрый и смелый, такие-то нам и надобны…

На том они и порешили.

***

Вот идет казак по городу своему родному и не узнает его. Смотрит, то тут, то там многоэтажные хоромы стоят, а вокруг них натыканы повсюду покосившиеся хатенки. На каждом углу небольшие магазинчики с яркими красивыми надписями: «МИР ТАБАКА»; «ВИНО, ВОДКА И ПИВО – ВАША ЖИЗНЬ СПЛОШНОЕ ДИВО»; «ИМПЕРИЯ ИГР: СДЕЛАЙСЯ САМЫМ БОГАТЫМ В МИРЕ!», «ЗОЛОТО И БРИЛЛИАНТЫ СДЕЛАЮТ ВАС НЕОТРАЗИМЫМИ» и множество всяких других. А посреди города огромный крытый рынок развернулся, там народу – видимо-невидимо, кто покупает, кто продает; все торгуются, считают деньги, ругаются, тут же воришки-карманники шастают, сумочки перочинными ножиками режут, да так ловко, что никто этого и не замечает. И у всех людей только и разговора о том, сколько они за сегодняшний день выручили, да сколько потеряли, да как сделать так, чтобы сбережения свои пополнить, да в какой банк лучше обратиться, где процент поменьше будет. А одеты-то как, и словами не передать! Женщины и девушки все полуголые, животы наружу торчат, а прически, вот умора, всех цветов радуги, а у иных девушек такие короткие, что от парубков их и не отличить!

Ходит казак Георгий, диву дается, рот от изумления открыл, а закрыть уже не в силах, так много всяких «чудес» вокруг, что всего и не перескажешь! «Да, потрудился змеище на славу! - думается ему, - вот он, золотой телец, где угнездился, прямо в сердце человеческом, и человек добровольно ему в жертву душу свою приносит». И вспомнилось ему тут, как ветхозаветный Моисей вернулся к народу своему и увидал, как тот, ничтоже сумняшеся, пляшет вкруг золотого истукана, и такие па выделывает, что ему, Моисею то бишь, до того тошно стало, что взял он скрижали Завета, которые даровал ему Господь Саваоф, да и расщепил их о камни. «Эх, правду старец-то сказал, «плетью обуха не перешибешь». На силу сила нужна!». Походил он так еще часа два-три и вдруг почувствовал себя здесь чужим и ненужным. Все куда-то спешат, у всех дел по горло, не до странников да калек, капитал приумножать надо, во как! И совсем уж было Георгий закручинился, да смотрит, на отшибе, на самом краю многолюдного рынка, примостилась небольшая белая церквушка. Стоит она, как прекрасная птица посреди этого «вавилона» и всем своим видом напоминает людям о том, что драгоценная душа дана человеку не для того, чтобы менять ее на жалкие пятаки. И только он об этом подумал, как навернулись на глаза ему слезы, и весь мир словно застлал туман. Повернулся он тогда лицом к храму, осенил себя крестным знамением, и вдруг понял, что идти-то ему больше и некуда…

Как вошел он в храм Божий, так ему сразу и полегчало, словно после тяжкого плена он среди своих оказался. Кругом свечи горят, иконы со всех сторон на него смотрят, будто подбадривают, мол, не падай духом, казак, и не такое на свете бывает! Не погиб еще народ сей, видно Господу надобно, чтобы святые еще более освятились, а грешные еще более осквернились.

Стоит казак, шепчет молитву Иисусову и просит у Бога, чтоб Он какой-нибудь знак ему подал, научил, как с супостатом сладить, да бессмертную русскую душу из плена тяжкого освободить. Выходит ему тут навстречу из Алтаря священник в черной рясе и приветливо на него смотрит. Сделал Георгий шаг к нему, поклонился и сказал:

- Благослови, отче!

- Бог благословит, - неспешно ответил тот, - а я давно тебя дожидался, Георгий, нужен ты мне.

- Откуда же ты, отче, мое имя знаешь? – удивился казак.

- А, старец один сказал…

- Вот как… - протянул Георгий и замолчал, решив на будущее уже ничему не удивляться.

- Устал, небось, с дороги, ну да ничего, поживешь пока у меня, а там, как Бог даст. Только сначала, давай к одному месту святому сходим, чтобы душа младенческим светом озарилась, там, может, Господь и подскажет что.
Не стал казак батюшке перечить, да и любопытно ему стало узнать, что за место такое, о котором он сказывает.

Вот пришли они на старое сельское кладбище, что за церковью раскинулось широко, и пошли меж крестов православных, восьмиконечных, по заросшей свежей зеленой травкой тропинке. Идут они, и чувствует Георгий, как душа его успокаивается и плачет какими-то давно забытыми детскими слезами, как когда-то очень давно, когда мамка посечет его хворостиной, а он зареванный и очищенный слезами своими бежит к ней и просит у нее прощенья, а она говорит ему – «иди в Святой угол, к иконам, у Бога прощенья проси, а я тебя уже простила». Давно это было…
Пришли они к одной могиле. Остановился батюшка, вздохнул, перекрестился и стал молитвы читать, какие положены святым. Смотрит Георгий, а могила-то какая-то чудная: розы на ней цветут, красоты необыкновенной, и все красные, как кровь, и такая благодать от могилы той исходит, что словами не передать, будто не на грешной земле они стоят, а на самом, что ни на есть небесном своде! А от креста, словно сияние исходит и тепло необыкновенное…

Прочитал батюшка молитвы, крестом себя осенил, тут Георгий его и спрашивает:

- Что же это за могила такая, что благодатью от нее за версту веет?

А батюшка и отвечает:

- Служил когда-то в нашей церкви священник один, звали его отец Андрей. Дал ему Бог силу великую за нашу Русскую Православную Церковь до конца стоять. Вот он и стоял, людей наших у сатаны отнимал, не давал бесам отходную по России справлять, и за это Господь хранил город наш и не давал его в обиду супостату, и всякий ворог обходил то место стороной, а люди многие спасались. Да вот беда! Подступил враг рода человеческого к Господу и стал нашептывать: «Не честно эдак поступать, Ты, Господи Мудрый, да Всеведущий, попусти, чтобы мог я к нему поближе подобраться, да сразиться в справедливом бою: ополчатся на меня люди те, которым он помогал, начнут со мною биться, чтоб батюшку своего защитить, тогда я с позором отступлю и поражение свое признаю, а нет, значит, мне тогда победа достанется».

Вот прошло время, какое Богом положено было, а люди на сатану и аггелов его так и не ополчились по-настоящему, как положено христианам православным. Тут Господь и попустил татям под покровом ночи в поповский дом забраться. Сожгли они заживо батюшку, а с ним беременную матушку и троих ребятишек, что с ними были. Стон тогда по всей Руси Великой прошел. В церквях панихиды служили, а бесам радость, сам сатана руки победно потирал. Думал он, что еще одного заступника у русских отнял: «Вот вы, потомки храбрых русичей, до чего, дескать, дошли: из народа-Богоносца стали народом-пропойцей и народом-душегубом! Понастроили себе казино, да игорные дома, да под мою же, сатанинскую дудку, теперь и пляшете, в мои, диавольские бирюльки и играете!». Но не понял сатана главного: страшная гибель русского священника показала всему миру, что есть еще в нашем народе герои и не погибла еще до конца Русь Святая, да вера Православная! Не погибла еще… Однако, с того самого дня, змей древний большую силу здесь заимел, пришел он в город наш и стал людей совращать, суля им блага небесные за то, чтобы они от креста отказались, да ему, бесу кланялись…

- Эх, - не выдержал Георгий, отирая слезу, - Меч я взять хочу, да изрубить чудище-то поганое на части, чтоб и духу его на Руси не осталось! Благослови, отче!

- Я бы благословил, только Богу иное надобно… Да ведь и беса-то изрубить нельзя, бесплотный он. Даже и пулей серебряной его не возьмешь, ибо большую он силу над человеками заимел! Чтобы его победить, от греха отказаться надобно, вот тогда он и побежит, поджав хвост. Сможем мы грех поразить в самое сердце: дома питейные, да игорные порушить, семью сохранить от блуда, храм от святотатственной молитвы, тогда и беса поразим, и сам сатана власть над русскими потеряет, а нет, - погибнет Россия и тогда Суд Страшный начнется над всеми народами и коленами земными, только вначале придет на землю антихрист, выйдет из моря он и воссядет в храме иудейском, который для него слуги диавола восстановят, и дана будет власть ему мучить землю три с половиной года…

- Научи, отче, как супостата прогнать, как его с нашей земли святой повывести?

- Видишь ли, Георгий, тут чистая душа нужна, а щитом для нее будет Русское имя. Видишь ли, хочет супостат, чтобы русские люди от своего имени отказались, забыли, откуда они родом, чтобы слово «русский» вызывало не трепет души, гордость и восторг, а лишь беспокойство и ненависть. Но не удается им это, потому что Имя это все равно живет в сердце народа, сберегается им на «черный день». Вот, хотят разделить нас на полян, древлян, кривичей, радимичей, и так далее, но чтобы это получилось, надо прежде отнять у нас наше родное Русское имя, потому как только оно и делает нас единым народом, который не может сломить никакая сила!

Русь живет, потому что ее нельзя убить, как нельзя убить бессмертную душу. И в этом заключена великая тайна, которую не под силу разгадать даже самым мудрым! Вот сказал русский князь, Игорь Святославич: «Хочу копье преломить на краю степи половецкой с вами, русичи; хочу сложить свою голову, либо напиться шеломом из Дона»? Как это понять, ну разве нельзя напиться из какой-нибудь другой реки, почему обязательно ради этого рисковать головой? Да, Русь – это загадка, страшная и таинственная загадка, а все непонятое вызывает недоверие, неприятие и ненависть. Русь осталась непстижимой для мира, а значит и ненавидимой, как и Сам Спаситель, и убить ее можно только одним путем – заставить русских забыть свое Имя, забыть, что они РУССКИЕ; заставить отречься от себя самих, и тогда сила Руси иссякнет, как иссякла сила Самсона, потерявшего волосы. Для этого и припасено великое множество соблазнов, замешанных на гордыни, мелком сиюминутном удовольствии, удобствах и прочих жалких побрякушках…

Нам говорят, что наступило новое время, время «Евангелия от Иуды», - кричат о нем на перекрестках суетливые лжепророки, «лукавые делатели», -  «Не был он, дескать, предателем. Это ошибка! Апостол хотел сказать - «передатель», то есть тот, кто передал людям истину, но жалкие последователи Великого Учителя не поняли этого и оболгали самого любимого ученика Христа! Поэтому забудьте все, чему вас учили раньше: порядочности, честности, благородству, теперь поднимает голову «Я». Каждый человек имеет право жить так, как он хочет и даже Бог не вправе нарушить этот непреложный закон нового времени! Ибо на смену Богочеловеку приходит человекобог, чаяние ветхого народа, призывающего иного мессию …».

И все же осталось «малое стадо». Святая Русь, ее-то и сживают со свету, к ней-то и обращена вся самая лютая ненависть мира, ей-то и желают смерти!
Глупцы, они не знают того, что смерти нет… я слышу звон колоколов… Бог призывает нас к Себе, Он ждет нашего обращения, чтобы вернуть нам Сергия Радонежского и Димитрия Донского, чтобы благословить нас на новую Куликовскую битву. Неслышной поступью движется с небесных высот Русская Армия, ее ведут сонмы наших святых, в земле Российской просиявших, во главе ее идет сама Пречистая Дева, Заступница и Хранительница нашей земли…
Батюшка помолчал.
 
- Да, много воды утекло с тех пор, как ты, Георгий, на войне с супостатом бился, многое изменилось на Руси, о многом еще предстоит говорить нам с тобой, но теперь поздно, Солнце уже склонилось к горизонту, пора возращаться домой…

***

Так и стал казак Георгий у батюшки в доме жить в образе странника, да в храме прислуживать, и никто не знал до поры, кто он таков на самом деле. Проходят дни и недели, недели складываются в месяцы. Смотрит казак, как люди живут, да диву дается. Сколько же времени утекло с тех пор, как он с на войне с супостатом бился? Да, недаром говорят, что у Бога тысяча лет, как один день и один день, как тысяча…

Как-то под вечер, когда Георгий прибирался в храме, явился ему опять тот седовласый старец, с которым он на пути своем повстречался, и говорит ему:

- Был ты раньше простым воином, а теперь надобно стать тебе еще и воином Христовым. Для этого необходимо тебе, Георгий, удалиться на Святую Гору и прожить там целый год в одиночестве. Трудно тебе придется, потому, как бесы ненавидят всякое подвижничество, ну а без него, к главной-то битве приступать рано. Но ты не бойся, Бог тебя не оставит, и я тебе помогать буду. Придет к тебе и змей тот, что в городе твоем родном бесчинствует, но ты ему не поддавайся…

Сказал так старец, да и пошел к иконе Николая Чудотворца, перекрестился и исчез в ней, как будто в окно вышел. Смотрит Георгий на икону и узнает в Архиепископе Мир Ликийских того самого старца, с которым только что говорил, поклонился он тогда Святителю, приложился благоговейно к иконе, и на душе как-то светло и радостно стало. «Где же эта Святая Гора находится, - задумался казак, - нешто на Афон ехать придется? Надо бы у батюшки спросить»…

***

…А батюшка и говорит ему как-то:

- Есть у нас недалече за городом холмик-то один. Там как-то, Сама Матерь Божия нам явилась, лет тридцать назад это было, а то и больше. Пришли как-то к нам разбойнички, лихие людишки – все сплошь басурмане, захватили заложников, в числе которых были старики, дети и даже беременные женщины и удерживали их, творя кровавые расправы, в районной больнице, поливая кровью невинной это святое место, где когда-то был монастырь. Свирепствовали они люто, и только молитвами Пресвятой Богородицы, благоволившей явиться над пленными страдальцами, прекратился весь этот ужас, попущенный нам в назидание, чтобы мы покаялись. Молились мы все, во главе с нашим владыкой, взывая к милосердному Богу, славимому в Пресвятой Троице, и к Пречистой Матери Господа Иисуса Христа Богородице и Приснодеве Марии о даровании помощи и заступничества. И жаркая молитва наша была услышана. Сама Царица неба и земли милостиво посетила страждущих и избавила их от гибели. Ее видели даже и разбойники те…

И ведь не случайно-то больница эта находилась на землях бывшего монастыря, который связан был с памятью князя-мученика Михаила Тверского.

А было так: в начале XIV века на берегу реки Терек, в предгорьях Большого Кавказа, в ставке татарской Орды, был злодейски убит благоверный князь Михаил Тверской. У князя был выбор: остаться в живых, но навлечь карательный набег ордынцев на Русь, либо ехать в Орду на верную смерть, предотвратив пролитие невинной крови на Русской земле. Святой князь выбрал мученическую смерть и стал первым мучеником Православия на Северном Кавказе и одним из его небесных покровителей.

Когда же тело убиенного князя везли на повозках в Москву, здесь-то, в городе Маджары, что ныне называется Город Святого Креста, и была сделана остановка, и христиане просили поставить гроб с телом князя в храме. Сопровождавшие недруги не допустили этого и приказали положить тело в хлев. В ту же ночь многие жители видели, что над хлевом поднимался огненный столб от земли до неба, а днем была видна над ним дивная радуга. Это было первое прославление святого князя-мученика. На этом-то месте и просиял затем Воскресенский монастырь…

Видно об этой Святой горе тебе и говорил святитель Николай, туда тебе идти надобно!

Сказано - сделано. Собрал казак весь свой нехитрый скарб, да и пошел туда, куда ему святитель указывал. Место оказалось пустынным и безлюдным, невдалеке зиял остов больницы, а на холме, о котором батюшка рассказывал, крест стоял деревянный, слегка покосившийся. Поклонился казак Кресту тому, а потом встал на колени и начал творить молитву за всю Родину свою поруганную, за народ свой преданный, да распятый. Долго он молился, слезами горючими обливался, и, казалось ему, что душа его вот-вот с телом расстанется, да на суд Божий пойдет через мытарства лютые, и не знал он, где он стоит, на земле, ли, на небе ли, в пространстве ли каком неведомом? Только чует он, что ночь на землю спустилась, точно покрывало черное, беспросветное и звезды зажглись вокруг, будто искорки от костра великого, неугасимого, и одна Звезда, над головой его горит ярче всех, и слышит он в сердце своем Голос от той Звезды исходящий, и говорит ему Голос такие слова:

- Воздвигни в этом месте твердыню и стой здесь несокрушимо двенадцать месяцев, и тогда Я дам тебе меч Мой для победы над змеем коварным…
Изнемог казак от этих слов и пал бездыханным на землю, а когда пришел в себя, то увидел, что солнце всходит уже над холмом и протягивает к нему свои тонкие, обжигающие руки…

Так и стал казак жить здесь по слову Господа, обосновался в разбитой больнице, сделал себе в одной из комнат келью, и начал денно и нощно молиться за Русь Святую, за веру православную, за город свой родимый. Потекли дни и ночи чередой нескончаемой, и открылось постепенно в сердце его прошлое и настоящее России, в которую он попал по промыслу-произволению Божию…

Тяжко ему пришлось поначалу: и голод, и холод приходилось терпеть, и насмешки, и одиночество, а тут и змей тот древний стал ему являться в образе пригожем, человеческом, да нашептывать ему «по-дружески»: дескать, «на что тебе подвиги эти, живи, как все, радуйся, найди свою любовь земную, а Бог, Он милостив, глядишь и простит, он ведь любит слабых, да немощных…».
Но Георгий на лукавые уговоры не поддавался и, как говорят, «чай пил, да не отчаивался» и молитвы своей о Родине не оставлял…

И вот стали к нему тогда люди приходить, да рядом селиться. Первым пришел Михаил, нищий, которого он приветил, за ним потянулись другие, которым опостылела жизнь в золотом плену; больницу ту разбитую, забором обнесли крепким, дубовым, а затем старое здание-то разобрали и на его месте храм построили. Пришел в тот храм батюшка, отец Николай, и начал службу служить. А людей все больше и больше сюда приходить стало. Через годик уже небольшой городок здесь обосновался и стали все называть его Святой Крест, что змея поганого злить стало неимоверно, потому, как не по его законам люди там жить стали, а казак Георгий проповедывал из храма сего заблудшему человечеству, о том, что придет скоро избавление народу православному и змея поганого выметут туда, откуда он пришел. Вот тогда-то не выдержала погань, и пошла войной на тот городок, полчища черные собрались под знамена рептильи той, предатели, мерзавцы, да наемники со всего света, чтобы Русь Святую, собранную здесь по воле Бога Живаго, со свету сжить, да Георгия, казака нашего, на крест прибить.

Так и сказал, гад: «Живьем возьму казака того, да на крест его прибью, чтоб другим неповадно было!».

Тогда явился Ангел Господень и принес Георгию меч огненный. Вышел казак-богатырь к народу, облачился в мундир свой с Крестом покровителя своего небесного Георгия, и стал призывать соратников своих на битву. И пошли все люди, что в городке том жили, за ним, и настала сеча великая. Змеиные полчища шли на Святой Крест, как волны на берег, стремясь поглотить и уничтожить его, но это им не удавалось, и они вновь откатывались назад.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Шли месяцы, месяцы складывались в годы, а сеча та все не утихала, и вот, к концу второго года осады, защитники стали изнемогать, а враг приободрился, и снова полез на стены. Тогда Георгий взял меч свой и сказал:

- Братия, как говаривал славный русский князь Святослав, «мертвые сраму не имут!», пойдем на вылазку, а там, как Бог даст, коли погибнем, то погибнем с честью, а если выживем, то и Русь жива с нами будет!
Вышли они за ворота и стали биться с полчищами змея, да только не смогли одолеть их и отступили, а Георгия, всего израненного, в плен взяли, не смогли его соратники отбить, сами едва живые в крепость вернулись.
Обрадовался змей, лапки свои потные потирает, попался, дескать, враг мой заклятый, моя взяла!

- Ну, что, Георгий, говорит он израненному богатырю, помог тебе Бог твой? Сила-то на моей стороне!

А Георгий ему и ответствует:

- Не в силе Бог, а в Правде!

- Эх ты, Егор, Егор, дурья твоя башка! Одной правдой сыт не будешь! Переходи на мою сторону, не будь глупцом, вылечу я раны твои, поживешь еще лет сто, а то и двести, да и неплохо поживешь! Не хочу я мстить тебе, хоть ты и много вреда мне сделал, прошу тебя, не упрямься, поклонись мне, и я тебе все царства мира сего отдам, владей на здоровье и радуйся! Будешь господином над всем миром! Сколько мы с тобой дел великих, да славных свершим. Ты мне послужишь, и я тебя не обижу, будем с тобой вместе царствовать тысячу лет!

- Ничего мне от тебя, поганый змеище, не надобно, ибо сказано: «Господу Богу твоему покланяйся и ему одному служи!»…
Рассердился змей и зашипел с присвистом отвратным:

- Распять его, пусть идет к своему Богу по той же дорожке, по которой и Тот шел, а я скоро весь мир под себя подомну, нонче моя власть!
И распяли Георгия на невысоком холме, так, чтобы из городка соратники его все видеть могли. Тяжко им было видеть защитника своего распятым на кресте, да только ничего они сделать не могли, обложил их враг со всех сторон, выйти из городка не давал. А Георгий, прежде чем душу свою Богу отдать, произнес перед смертью такие слова:

Укрыла тьма закатный мир, // Его жрецы похоронили Бога,
Уже давно один у них кумир – // Богатство, сиречь, бог маммона.
Они приходят с огненным мечом // Ни старца не жалея, ни святыню,
Пройдут, сверкая пламенным лучом, // И город обращается в пустыню.
О, если б мог ты, - Русский Богатырь, // От колдовского сна очнуться,
Вонзить в ту нежить деревянный штырь, // И в златоглавый Кремль вернуться…               
Молитва есть, чтоб вымолить тебя, // Защитника святой Руси родимой.
И ту молитву, день и ночь шепча, // Народ мой станет вновь неодолимым.
Ее слова доступны и просты, // И к сердцу их ведет одна дорога,
Сокрыты в ней чудесные цветы, // Что расцветают в небесах у Бога.
Когда-нибудь, о Русь, произнесешь // Ты слово то заветное, живое,
И снова будет чистой твоя рожь // И не умрет в душе твоей святое…
Ликует враг и думает: «мечта // Теперь моя должна осуществиться,
Повергнута Россия навсегда, // У ног моих великая столица!»
Но рано он от радости поет, // Еще последняя не прогремела битва,
Еще не побежден Святой народ, // И не досказана последняя молитва…

И с этими словами он испустил дух. Нашелся в стане врага один человек, который слова эти запомнил и передал жителям городка, а потом они и по всей Руси Великой разошлись…

Городок же тот, под названием Святой Крест, змей, как не бился, а взять так и не смог. И послал тогда Господь его защитникам в помощь легион Ангелов Своих и повелел:

- Освободите городок тот под названием Святой Крест, и змея мерзкого из Святой Руси прогоните, помощниками вам в том деле все русские люди будут!

Так Ангелы и сделали по слову Господню, и русские поднялись все, как один, и очистили, наконец, свою землю от поганых, и с тех пор Русь стала свободной, а змей на запад удрал, раны свои зализывать, да кулаком грозить, ничего, дескать, я еще вернусь!

Да только русскому человеку угрозы те не страшны, потому, как он змею тому более не раб и не слуга.

А Георгий ко Христу пришел, и сказал ему Господь:

- Молись, раб Божий Георгий о России, ибо через молитвы святых спасение для нее будет.

И с тех пор пронеслись по Руси такие слова:

Небеса в раю таинственны и сини, // Но и там не забывают о России.
Там листочки и деревья молодые, // И о русском царстве молятся святые…
Это царство вновь возникнет из тумана, //И народ воскликнет радостно: «Осанна!»,

Он вернет себе опять былую славу, // Венценосным станет он по праву…

Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.