Тебе на память обо мне. Глава 23. На краю одиночес

Глава 23. На краю одиночества

Утро выдалось пасмурное и холодное, пробирало до самых костей. С трудом верилось, что еще вчера было все привычно, по-старому: ласковое солнце, ветер-забияка и такое спокойное небо. А теперь тучи сгустились и тяжелый сырой туман, верный предвестник осени, лег на поля. Этот туман всею тяжестью лег и на сердце. Что-то менялось. И «вчера» оставалось где-то далеко позади, а теперь - кто знает, что будет теперь…

Почему Она угадала его мечту? Зачем разомкнул Он руки? Для чего ей все это - чтобы начать писать книгу? Она тряхнула волосами, отгоняя рой мыслей, которые приготовились жужжать и кружить в голове. Перекрестившись, вошла в церковь. И сразу к Распятию:

- Господи, позволь постоять у краешка Креста Твоего… Успокоиться у подножия ног Твоих… Прикоснуться к извечной милости Твоей…
Здесь, у Распятия, среди смятения чувств и боли, в благоговении перед непостижимой Жертвой Христа, ее неизменно охватывало чувство неба. Ощущение чего-то родного, когда-то утраченного, но которое обязательно должно наступить и твердая вера в то, что душа, изгнанница и скиталица, вернется-таки в родные свои просторы.

В стенах храма границы пространства и времени будто стирались. И было важно одно: здесь Альфа и Омега, Последний и Первый, здесь Господь мой и Бог. Все накопившиеся вопросы, тесно сплетясь в едином порыве, неслись ко Христу. Она посмотрела вверх на окошко под сводом: беспросветно-мрачный день, точно предчувствие дурное… Вот если бы - солнышко!

Губы неслышно шептали:
- Господи, помилуй нас, грешных… Господи, помилуй нас, недостойных милости Твоей… И не введи нас во искушение, ибо Ты не искушаешь никого, человек сам искушается… Но если и станешь испытывать рабов Твоих, то дай каждому по силам… Ибо Ты знаешь меру для каждого.

О чем молилась Она? О голубых ли с грустинкой глазах, об этом ли еще не написанном романе - Она не понимала, не помнила. Запомнилось только, как вдруг, что-то скользнуло вниз по ее волосам и большим желтым пятном расплылось под ногами. Она подняла голову и тут же зажмурилась: от яркого света нельзя было открыть глаза. Возможно было лишь чувствовать теплоту солнца. И луч этот снова и снова становился успокоением, словно ответ на ее вопрос «что теперь будет?» «Будет все хорошо».

Ощутив в себе мир и покой, Она возвращалась домой, боясь расплескать эту внутреннюю тишину. Маня играла на улице с детьми в мяч:
- А мы-то, думали, придется сидеть дома, а тут, представь себе, такое солнце!
- Представляю себе… - невпопад пробурчала Она, вошла в дом, взяла ноутбук и присела на скамейку.

Что ж, решено: нужно нарисовать образ. Она откинулась назад и прикрыла глаза. Утро, душ, легкий завтрак. Джинсы, футболка, кеды. Быстро в машину. Столичные пробки. Театр, гримерная, репетиция. Монолог. Снова не поддается какая-то фраза… Кажется, Он понял! Дело все в том, что его персонаж сильно сутулится, даже горбится, нет, у него одно плечо выше другого… Вот откуда эта внутренняя дисгармония! И непокорная фраза тут же проскальзывает. Затем журналисты, деловая встреча, спектакль… И все в рамках жесткого режима. Колония строгого режима.

- Не то! - воскликнула вслух Она. - Это все внешнее, поверхностное…
- Вижу, сеанс боготерапии пошел на пользу, - заметила Маня.
- Никак не вижу его «зрачка». «Зрачок» не его! - выразилась Она его же термином.
- А чей?
- Да чей угодно! Какого-то совершенно любого дядьки.
- Понятно… А тебе, значит, нужен дядька именно этот? - пошутила подруга.

- Ага, - машинально кивнула Она и снова уткнулась в монитор.
Вечером, когда заботы дня отошли на второй план, Она стояла у раскрытого окна и, накручивая волнистую прядь на палец, размышляла. Так или иначе, с желанием или без мы все чем-то служим друг другу. Или, точнее сказать, обслуживаем. На этом зиждется общество. И вот теперь, обнаружив в себе чувство, что готова послужить литературным словом, выверенным, взвешенным и правдивым, горою вырос вопрос, а как же это все будет?

Да и к тому же, Она не видит самого главного: «зрачка» героя своего произведения. И кто же ей в этом поможет? Должно быть, Он сам, раз стал прототипом. Точно, есть хитроумный метод! Некоторые авторы напрямую разговаривают с персонажами, расспрашивают, так сказать, тет-а-тет. Но Она расспрашивать, нет, не станет, напротив, будет лишь наблюдать.

А небо какое сегодня! Необычайно яркое, так и пестрит звездами, так и затягивает.
- Мишка, мне понять очень нужно… Голубые с грустинкой глаза: что за душа такая? Чем живет, чем питается? Ты высоко, Мишка, и ты все видишь… Покажи мне его! Без примесей, без кино и театра… Покажи мне таким, какой есть. Отнеси меня к звездам! Может быть, где-то там, на самом краю своего одиночества, сейчас стоит Он… Но как же добраться туда через весь этот холод вселенной? О, Мишка, спасибо тебе, ты великодушно расстелился ковром под ногами…

Она осмотрелась. Над головой и под нею во всем ослепительном великолепии раскинулось ночное небо. Там, где лежала звездная пыль, идти было легко, как по пыльной дороге, а вот ступать по острым звездам оказалось совсем не просто. Они кололи ступни и находились не так-то и близко друг к другу. Приходилось перепрыгивать, и тогда под ногами чернела разверзшаяся бездна. И было страшно провалиться туда, и хотелось закрыть глаза и не смотреть больше.

- Ну, что - страшно, а? Тогда посмотри, откуда страшно! - донесся вдруг голос мрачного человека.
Она чуть было не потеряла равновесие. Но пошатнувшись на одной ноге, нашла в себе силы выпрямиться и взглянуть вперед. И тут же заметила его. Покусывая уголок губ, Он сидел на краю бездны, где не светилось уже ни единой звезды.

Что ж, нелегка работенка у автора! Значит так, - мысленно скомандовала себе Она, - ни во что не ввязываться и не делать вслух никаких выводов. Не пытать вопросами и не рассказывать о себе. А только - слушать! Кстати, если, вообще, Он заметит ее. Все напряженно вглядывается вдаль, будто бы ждет кого-то…

- Я думал, что вы никогда уже не придете, - не поворачивая головы, произнес Он.
- А я вот… пришла…
- Почему же вас долго не было?

В голове лихорадочно замелькали мысли: Он что же, намерен расспрашивать ее? И что теперь делать? Ладно! Либо со всем соглашаться, либо отвечать уклончиво.
- Да, действительно, долго.
- Присядьте. Но как же вы меня отыскали?
- Сама не знаю… Мишка помог, - Она указала на созвездие.
- Медведица? Я считал ее только своей! Значит, все-таки привела вас ко мне…

- А где мы находимся? - пришлось спросить ей, чтобы уйти от этой странной мысли.
- Здесь моя мастерская.
По крайней мере, хоть есть где развернуться… - подумалось ей. - Интересно, тут совсем никого не бывает?
- Тут никого никогда не бывает, - словно подслушав ее мысли, сказал Он. - Ну, или почти никогда…

- Какое мучительное место! - вырвалось у нее.
- Я привык. Но вам тут не нравится…
- Мне нравится теплый от солнца камень и запах прогретой сосны. А тут одиноко и холодно. Больно, так режет глаза! - Она хотела закрыться ладонью от яркого света, качнулась и почувствовала, что вот-вот упадет. Он удержал ее за локоть:
- Здесь небезопасно, дайте мне руку.

Она сидела, не шевелясь и сомневаясь, протянуть ли ему теперь руку или оставить, как есть? Он сам взял ее пальцы почти невесомым движением, легким и бережным, которое бывает только во сне. И несмотря на весь лед окружавшей вселенной, рука оказалась необычайно теплой. Ну, хорошо, пусть держит ее за руку, ведь этого на самом деле - нет…

Она не знала, сколько просидели они вот так, молча созерцая это холодное слепящее убранство. Отовсюду, точно иголками, пронизывал дрожащий свет. Только внизу зияла непроглядной чернотой бездна. Можно ли полюбить эту ледяную и вместе с тем лихорадочную красоту? - размышляла Она.
- Можно… - задумчиво произнес Он. - Можно почитать вам стихи?
Она растерянно кивнула.

- Сердце таяло, как от болезни,
Стон души становился все тише…
Я стоял над разверзнутой бездной!
Неужели кричать бесполезно:
Ты меня все равно не услышишь?

Он посмотрел с вопросом. Она молчала.
- А как, по-вашему, существует ли судьба, как рок, как нечто неизбежное? И способен ли человек бороться?
- Это такой сложный вопрос… - Она не хотела отвечать, избегая смотреть в глаза, глядя в которые возможно говорить только правду, но как только подумала, сразу же посмотрела. - Мне кажется, в самой судьбе нет ничего враждебного. Опасен сам путь… Точнее, его выбор. Зачастую мы ищем простых путей. А путь к подлинной судьбе нелегкий, его не просто пройти. Тут проводник верный нужен …

- Сердце! - тут же воскликнул Он. - Важно слушать свое сердце. И вы -услышали!
Излюбленная фраза вредной старушкой вывела ее из этого звездного забытия. Она встала, но Он удержал ее за руку:
- Вы снова придете?

Она не знала, что отвечать.
- Но вы же придете? - переспросил Он с волнением.
- Может быть…
- Мне теперь наверняка нужно знать, обещайте… - почти беззвучно прошептал Он.
И какое-то отчаяние зазвенело в этом шепоте, и, разрастаясь, вырвалось вовне. И уже звенели звезды, звенел сам воздух, и даже разверзшаяся под ногами бездна начинала звенеть. Весь его облик был преисполнен решимости, словно бы речь шла о вопросе жизни и смерти. Ну, не собирается же Он прыгнуть вниз? - подумала Она и оглянулась вокруг. - Ведь это не по-настоящему. Это же все - только в ее голове. Ну, честное слово, абсурд какой-то…

Она опять на него посмотрела и сразу заметила: грустинка в глазах теплилась какою-то новой надеждой. Он ждал ответа. Не может же Она прямо сейчас взять и сказать, что ничего этого нет?
- Хорошо, я приду.

В знак благодарности Он тихо сжал ее руку, и долго смотрел на нее. И снова, как в первый раз, удивило это необычное лицо, черты которого сошлись так неожиданно… Свободной рукою захотелось провести от переносицы вниз, вырисовывая такую знакомую горбинку, но кто-то с силой сдавил ее пальцы. Прикосновение это было холодное, точно не живое. Она повернула голову: рядом стоял мрачный человек и тоже держал ее за руку. Она вздрогнула и пришла в себя.

По-прежнему открытое окно и огромное небо, искрящееся и  непостижимо глубокое. А поперек величественное созвездие.
- Спасибо, Мишка, что согласился стать моим проводником! Что отнес туда, к самым звездам!

Итак, только что Она побывала на самом краю его одиночества. И, кажется, кое-что нащупала… Кстати, а что за стихи читал Он: «Сердце таяло, как от болезни… Неужели кричать бесполезно: ты меня все равно не услышишь?» Да это же ее собственные стихи! Только в каком-то ином варианте. Почему Он угадывает ее мысли? Это ведь Она должна изучать его, а не напротив... И зачем взял обещание прийти к нему снова? Быть может, Он так давно ищет ту, что ему суждена, и теперь подумал, что она - это Она?

Ночью никак не спалось: ей представлялась раскинувшаяся звездная бездна и теплота его руки, а потом - ледяная жесткость руки другой… Провозившись в кровати до самого рассвета, Она не выдержала, оделась и вышла на свежий воздух. Пройдя вереницу сонных домов, не заметив как, очутилась на деревянном мостике.

Ветер, смешивая запахи, прохладой ласкался по шее, рукам и щекам. Природа пестрила всевозможными красками. Гроздья рябины налились густой краской, ясень тоже приободрился, лечение купоросом и теплая осень, явно, пошли на пользу. Она подняла глаза и не поверила: когда налетал легкий порыв, ветви-руки чуть соприкасались.

- Обрученные свыше - обречены встретиться! - вырвалось у нее. - Пусть даже с опозданием в целую жизнь...
А кругом все пылало, точно в горячке. Какая-то огненная осень! Или это только ей было жарко? Она прикоснулась ладонями к щекам, они горели:
- Какое пронзительное чувство! - воскликнула Она и, не оглядываясь, сбежала по мостику.