Эх, старость...

        Это был общий день поминовения усопших у мусульман — в этот день  женщинам разрешается посещать кладбище. Собрались и мы с сестрой навестить родную могилу.

        Обычно, по мусульманским традициям, женщины на кладбище не ходят. Мы, конечно, не слишком строго это правило соблюдали, приходилось его нарушать, надо же на могиле прибираться, но оставалось неловкое чувство за нарушение обычаев, поэтому установленные дни поминовения мы старались не пропускать.

        Мусульманское городское кладбище очень ухоженное, чистое, во многом благодаря сторожу. Такой он старательный, исполнительный, услужливый, причём не за деньги, а именно по доброте душевной. Интеллектом, возможно, и не блещет, но человек на своём месте, работу свою ценит, к людям хорошо относится.

        Увидел нашу машину-такси, открыл нам ворота: «Проезжайте. Помню, что не дойдёте пешком».
 
        Потом присоединился к нам, помог цветы поставить, воды принёс, молитву прочёл и удалился деликатно, чтобы не мешать общению.

        После посещения настроение такое благостное, умиротворённое, на душе печально, но светло, так хочется что-нибудь хорошее совершить. Кстати, и возможность такая представилась.

        Выезжаем мы с территории, сторож нам ворота открывает и спрашивает: «Тут вот бабушка одна сидит, боюсь, не дойдёт до маршрутки, не подвезёте ли?»

        Какой разговор, конечно, подвезём. И не до маршрутки подвезём, а прямо по адресу доставим. Таксист не возражал, сестра вышла из машины и пригласила старушку.

        Старушка оказалась достаточно старая, но не ветхая, вполне ещё крепкая, не то, чтобы худая, а такая жилистая, сухопарая, какими бывают люди, трудившиеся в жизни физически. Лицо строгое, неулыбчивое, но не злое, одета опрятно, прилично — нормальная, в общем, бабушка, не бесприютная, не заброшенного вида.

        Адрес назвала свой, вполне внятно объяснила, где это — дом в частном секторе, почти на выезде из города.

        Ехать не слишком близко, в дороге расспрашивать стали бабушку, с кем живёт, есть ли дети. Оказалось, что живёт бабушка с сыном и с невесткой.

        Водитель, таджик, удивился: «Как же мог сын Вас одну отпустить так далеко? Наверное, переживает теперь, ждёт, беспокоится»...

        Она помолчала и говорит: «А-а-а... Мой сын хуже Гитлера, ему на меня наплевать».

        Сказала как-то привычно, словно о постороннем, мы даже опешили от неожиданности. Замолчали мы — бабушку так жалко стало, на сына разозлились, а она продолжает ругать и сына, и невестку — раздражённо, с обидой, но беззлобно, без проклятий.

        Тут уже и  до её дома доехали.
 
        Сестра таксисту предложила: «Давайте вместе со мной бабушку проводим, заодно и с сыном познакомимся».

        А старушка в окно глянула и заявила: «Вы меня зачем сюда привезли? Это уже давно не мой дом, я не тут совсем живу. Раньше жила, когда ещё муж был живой. Муж умер, дом продали, я к сыну в Ленинабад переехала, там теперь живу. Знала бы, что сын мой хуже Гитлера окажется, ни за что бы не переезжала». Это она по-старому назвала Ленинабад, а сейчас он Худжанд называется.
 
        Мы ей говорим: «Так зачем же мы сюда ехали, давайте мы Вас в Худжанд отвезем. Адрес-то в Худжанде свой помните?»
 
        А она вдруг начинает из машины  выбираться: «Я назад на кладбище пойду».
   
        Выбирается так бестолково, задом пятится, едва не вываливается, но зато очень энергично, мы едва смогли её удержать: «Мы же только с кладбища едем, вы забыли?»

        «Ничего я не забыла. Я на кладбище поехала могилку мужа навестить, сегодня же праздник, поминать надо. Целый час ходили со сторожем, а могилу не нашли. Сторож пообещал, что сам найдет и помолится на могилке, а меня вот с вами отправил. Так он же жулик, обманет, я сама пойду и найду могилку. Я только сейчас поняла, что сторож меня специально отправил, наобещал,  а ничего не выполнит».

        Переглянулись мы — ясно, что у бабули с головой разногласия — тем более страшно её одну отпускать, да ведь не силой же её удерживать, чужая всё-таки бабушка. Как ни уговаривали — бесполезно, а у нас своя мама больная дома одна осталась. Думали быстро обернуться, а тут, похоже, надолго история может затянуться.

        Договорились с таксистом, что довезёт он бабушку до кладбища, а если сторож уже ушёл (дело к вечеру), то привезёт её к нам домой, тогда и решим, что с ней дальше делать.

        Таксист нам потом доложил, что бабушку до кладбища довёз и оставил у остолбеневшего от изумления сторожа. Старушка, как только выбралась из машины, помчалась куда-то в глубину кладбища — похоже, вспомнила, где могила мужа. Сторож побежал за ней следом, на прощание клятвенно пообещав таксисту, что старушку одну здесь не бросит. Надо думать, обещание своё он выполнил.

        Такая вот история. Вроде и ни о чём, а никак не забывается. Как вспомнится старушкино тоскливое: «Сын хуже Гитлера», так плакать хочется. Только ведь и сыну не позавидуешь, да и невестке тоже — с таким характером бабушка, да и с головой не всё в порядке. Может, и не такие они плохие люди, выглядит бабушка присмотренной, значит, ухаживают за ней, не бросают. Наверное, и из дома она уходит без разрешения, а они её ищут, волнуются. И терпения им ещё много понадобится, бабушка-то вполне ещё бодрая, хоть и в возрасте...