Гностический рэп и знамения времени

(Опубликовано впервые в 105 номере журнала "Апокриф").

***

Ангелина Борщёва – запорожская поэтесса-традиционалистка, которая недавно развернула свою деятельность в сети Интернет в качестве автора «гностического рэпа» под псевдонимом «Фаюмский Бородач». Тексты Ангелины озвучиваются благодаря программе-транслятора и накладываются на уже существующие рэп-биты. За несколько месяцев «Фаюмский Бородач» стал достаточно популярным среди русскоязычных пользователей Интернета. Автор посвящает внимание обсуждению жизненных тем и предлагает меткую критику современных проблем через призму чётко определённого философского мировоззрения и путём постоянных апелляций к ключевым концептам авторов, популярных среди современных традиционалистов. Благодаря этим особенностям, «Фаюмский Бородач» стал сегодня беспрецедентным культурным явлением постсоветского постмодерна.

***

Елизавета Трошина (Е.Т.): Феномен Фаюмского Бородача родился в Мифологическом Клубе «Дельфин» (МКД), интернет-притоне анонимных традиционалистов, где господствует атмосфера глумливого постмодернизма и, порой, необыкновенно едкой, язвительной самоиронии. Однако, нельзя не подчеркнуть высокий уровень эрудиции, интеллекта и есенинской пылкости отдельных участников сообщества. Как Вы считаете, является ли МКД постиндустриальной инкарнацией Южинского кружка, и могут ли появиться из волн Дельфинария фигуры философов, деятелей культуры и искусства, равные по масштабу выходцам из Южинского кружка? Стоит ли нам ждать нового Мамлеева, Головина, нового Дугина?

Ангелина Борщёва (А.Б.): Во время недавнего чтения мемуаров Юрия Мамлеева, посвящённых Южинскому кружку, мне довелось обратить особое внимание на ту спонтанность, с которой возникло советское «шизоидное подполье». Как отмечает Мамлеев, в кружок вошли читатели библиотеки им. Ленина, которые сидели в ней ежедневно до самого закрытия, и при этом постоянно общались друг с другом во время многочисленных совместных перекуров. Квартира Мамлеева стала местом из собраний из-за того, что она ближе всего находилась от библиотеки, а потому, каждый вечер, московская интеллигенция продолжала сеансы самосовершенствования и самопознания у Мамлеева дома – в этой абсолютно спонтанной атмосфере появились те люди, которых сегодня буквально считают иконами русского традиционализма. Считали ли они сами себя таковыми, когда слушали фрагменты «Шатунов» или пьянствовали под песни Головина? Я сомневаюсь. Настоящий мудрец отличается от мудреца фиктивного, показного, прежде всего, тем, что живёт он не целями, а конкретным моментом, процессом, воспринимая и себя не как некий набор постоянных статусов, но как динамичное соединение самых разнообразных трансформаций – именно эта идея бесцельности, aimlessness, заложена в моём треке «К Сатья-Юге». Наконец, вспомните повесть Льва Толстого «Отец Сергий», где святой подвижник в конце жизни благодаря грехопадению теряет собственную святость как статус, и лишь тогда осознаёт своё непостоянное и именно потому живое «Я». Возможно, среди нас уже есть новые Мамлеевы, Головина, Дугины, но сами эти люди никогда не назовут себя носителями столь красноречивых статусов. Настоящие статусы всегда приписываются извне. В этом заключается алхимический смысл смирения.

Е.Т.: Сценическое имя «Фаюмский Бородач» указывает на фаюмского отшельника Рене Генона, который также упоминается во многих Ваших треках как союзник и «братюня» Бородача, да и отряд «Полиции Традиции» в одноимённом треке назван в его честь. На Ваш взгляд, если бы Генон появился в проявлённом мире в наше время, стал ли он бы одним из дельфинов, и слушал ли он бы Бородача, или осудил бы это явление как профанацию? Или, возможно, Бородач и есть инкарнация Генона в постмодерне?

А.Б.: «Фаюмский Бородач» - это, в некотором смысле, синтез Генона и Дугина: последний фактически открыл нам первого, в начале 90-х годов популярно изложив идеи Генона на русском языке в труде «Абсолютная Родина». Внимательный слушатель (если, конечно, мои треки заслуживают внимания) может заметить, что в «Диссе на ГейДара Джемаля» рассказчиком явяется Дугин, празднующий свой день рождения 7 января (в Рождество) и осуждающий Джемаля за предательство, используя метафору тайной вечери Иисуса Христа и Иуды Искариота. Впрочем, к примеру, в «Диссе на Кроули» рассказчик замечает, что он написал «Царя Мира», и в этом смысле делается очевидная отсылка к Генону. Так, образ «Фаюмского Бородача» является по своему естеству постмодернистской синтезирующей интерпретацией личностей двух ключевых традиционалистов, которые наиболее повлияли на автора проекта. Полагаю, достаточно бессмысленно говорить об отношении Рене Генона к творчеству Бородача в том случае, кабы он оказался в нашем времени, ведь мы склонны воспринимать Генона именно как устоявшегося мыслителя, а не как живого динамичного человека. Ранее Вы обратили внимание на то, что некоторые «дельфины» могут в некоторой степени быть следующими Головиными, Мамлеевыми и Дугиными – почему бы среди этих людей не быть и будущему Генону? Сомнительная на сегодняшний день компания, возникшая в окружении Папюса и привлёкшая молодого Генона, с определёнными погрешностями может считаться аналогом МКД. Дельфинарий – это место отдыха традиционалистской интеллектуальной элиты, которой хочется порой сбросить с себя элитарный слой и почувствовать банальный юут, который сегодня, 100 и 1000 лет назад так сложно найти гонимым и голодным мыслителям.

Е.Т.: Конечно, Ваши треки заслуживают внимания и детальнейшего анализа, ведь Вы первая звезда гностического рэпа! Следующий вопрос касается как раз рэп-составляющей. Первооткрыватели жанра, рэперы-негры, вдохновлялись сложностями и трудностями «лучшей жизни», выпавшей на долю чёрного населения Америки, и неравномерным распределением «American dream». Перекочевав через океан, рэп «побелел», из вонючих трущоб ворвался в модные клубы, и стал статусным социальным медиатором среди «золотой молодёжи», почувствовал ядовитое вдохновение от кокаина и героина. Ганста-Парадайс постсоветского пространства, в основном, является отражением ощущений от «быстрых отношений» в клубе. От чего Фаюмский Бородач получает вдохновение и переживает вознесение, порождающее хиты гностического рэпа?

А.Б.: Некогда божественный Платон писал о том, что поэт не руководит собственным творчеством, и является, в некоторой степени, медиатором высших сил (богов, демонов), которые направляют его к тем или иным поступкам. В этом широком смысле, конечно же, я не могу ответить адекватно. Однако, поводами для моего творчества служат в целом либо люди, которых я особо ценю, либо – наоборот, те, которых я особо презираю. Лирические треки – такие, как «Моя Девушка – Дельфин», «К Александру Дугину», «Познай Самого Себя», «К Сатья-Юге», «Солнечный Дельфин», «Шехина Берты» и т.п. в целом возникли из моего восхищения некоторыми людьми, к которым я ощущаю метафизическую близость.  С другой стороны, есть в моём репертуаре и критика, сатира: там переоценённые авторы вроде Юнга, или же откровенные мошенники вроде Бибихина или Олега Телемского, высмеиваются или показываются в компрометирующем свете. В этом смысле, можно сказать, что меня вдохновляют две силы, присутствующие в каждом явлении мира: любовь и ненависть, или же дружба и вражда, описанные в качестве главных сил Вселенной еще славным пифагорейцем Эмпедоклом. Так, через всю греческую философию, наконец – через Хайдеггера и поэму Гёльдерлина «Смерть Эмпедокла» - мы приходим к истокам вдохновения «Фаюмского Бородача». «Зачем нужны поэты в смутные времена?», - вопрошал Хайдеггер. Ответ достаточно прост: поэт, в отличие от носителей социально оформленной Традиции, обладает непосредственной связью с метафизической основой действительности. В широком смысле, поэт является тем окном, через которое можно заглянуть в традиционный мир, несмотря на стиль, используемый им при этом: героический эпос или гностический рэп. Чем вдохновляется окно, показывая нам бескрайние небеса? Если и вдохновляется, то исключительно собственной сущностью. То-то же.

Е.Т.: Ваши тексты полны ссылок на философию Мартина Хайдеггера, геополитическое учение Карла Хаусхофера, режимы воображения Жильбера Дюрана, работы Александра Дугина, а также на многих других авторов. К тому же, в типичной для рэп-исполнителя манере, Вы нередко прибегаете к ненормативной лексике, различным атакам и двусмысленным пассажам с сексуальным подтекстом. Ваш слушатель очень специфичен, он должен одновременно владеть необыкновенной эрудицией, и в то же время быть достаточно остроумным, саркастичным человеком, свободным от приписываемого традиционалистам святошества. Поёте ли Вы для нового, неведомого доселе поколения традиционалистов? Кто Ваш слушатель, каков его портрет, каково его будущее?

А.Б.: Однажды Александр Дугин заметил (в книге «Поп-культура и знамения времени»): «Каждое время имеет свой мелос, свой гимн». Смена эпохи приводит к смене эпохального мелоса. Причина этого заключается, по моему мнению, не в том, что новые поколения нуждаются в новых эстетических формах. Такой ответ является профанским, он апеллирует к поверхностной очевидности. Эпоха по своей сути является качественной целостностью, и потому смена эпохи тождественна полной трансформации всех аспектов общественной жизни. Подобную мысль можно встретить в труде «Закат Европы» Освальда Шпенглера, но Шпенглер пишет не о музыке, а о различиях в понимании числа. Мы живем во время, условно названное Постмодерном, и уже это название свидетельствует о нашей неуверенности, неопределённости насчет современности. Мы ищем себя в прошлом, словно одной ногой стоя в парадигме Модерна, а другой – нащупывая тёмную почву будущего. Таким образом, современный мир пребывает на пересечении двух эпох, и у нас не существует пока что ни свойственной для нас устоявшейся парадигмы мелоса, о которой говорит Дугин, ни специфического понимания числа, которому посвящает несколько десятков страниц Шпенглер. Нам нужно разрушить старое, отказаться от мёртвых форм, которые не хотят нас отпускать. Путём к такому очищению является «опус в чёрном», «нигредо», первая алхимическая стадия, предусматривающая разложение и деградацию, направленную на дальнейшее качественное переосмысление и вознесение. Тексты Фаюмского Бородача – это реагенты, позволяющие ускорить процесс алхимического гниения. Я не творю новый мелос – я лишь уничтожаю предыдущий. Мой проект вовсе не направлен на какого-либо рода конструктивную деятельность, и в целом Фаюмский Бородач не знает, как творить, а если и творит – то случайно, спонтанно. Мой слушатель – это человек, разделяющий выраженное выше миропонимание. Обычный консерватор отличается от современного традиционалиста тем, что первого устраивает всё, кроме неких современных трансформаций. Традиционалист, в отличие от консерватора, вообще не принимает современность, он люто ненавидит её, распознавая в ней мёртвые формы, отделяющие его от примордиальной чистоты непосредственного Бытия. Тоска по определённости и обусловленная объективной реальностью деструктивность мышления, или же деструктивность действие, объединённая со стремлением к духовности и чистоте – вот знамения, по которым можно узнать людей, каковых заинтересует моё творчество.

Е.Т.: Не могу не коснуться темы Телемы и юнгианской «психологии глубин», которым Вы посвятили два трека: «Как мы с братюней от****или Юнга» и «Дисс на Алистера Кроули». Некоторые из Ваших поклонников задавали мне вопрос: в чём причина такого острого неприятия юнгианства Фаюмцем? Александр Дугин в «Философии Традиционализма» неоднозначно пишет о Юнге, но, скорее, с позитивной оценкой – как о человеке, который смог привнести в академическую науку предпосылки к преодолению позитивистского подхода. Поставлю вопрос прямо, Ваши драки с Юнгом вызваны принципиальным и интегральным неприятием его учения, или же речь идёт о желании высмеять его отдельных последователей? Также интересует Ваше отношение к Кроули, ведь в песне «Дисс на Алистера Кроули» Бородач предлагает Кроули принять Традицию и примириться с ним, т.е. Кроули не полностью погибшая душа, или, возможно, здесь речь об апокатастасисе?

А.Б.: Прежде всего, необходимо понимать, что любого мыслителя, в том числе Кроули и Юнга, можно рассматривать как минимум с двух позиций: через призму их и наших современников. Возможно, во времена Юнга его вклад действительно имел важное значение в контексте пути к преодолению примитивного материализма позитивистов ХХ в. Впрочем, вклад Юнга в мировую культуру, как Вы отметили, действительно неоднозначен, и чем ближе к современности, тем больше откровенно контринициатических черт можно заметить в его трудах. Чего стоит, например, книга «Эон», где вся аргументация автора базируется на фактически произвольном оперировании со всеми ведомостями об объекте исследования с целью любой ценой доказать изначально примитивный, манихейский, инфантильный тезис Юнга о равенстве Христа и Антихриста. Собственно, «Эон» наилучшим образом демонстрирует абсолютную беспринципность юнгианства. Даже если некогда деятельность Юнга и несла позитивное влияние, то сегодня это источник абсурдных суеверий и некомпетентных тезисов. В этом смысле, тот самый Жильбер Дюран намного адекватнее, поскольку его идеи мы воспринимаем в большей мере в традиционалистской трактовке, чем в оригинальном контринициатическом юнгианском значении. Карл Густав Юнг является очень опасным профаном, значительно более опасным, чем любой Олег Телемский – притом, именно потому, что Телемский недостаточно авторитетный автор для широкого распространения собственных ошибок. Единственным ощутимым вредом, который причиняет обществу безобидный контринициат Телемский, является его откровенное наживание капитала на слушателях собственных лекций. Тем более, если деятельность Телемского направлена в большей мере на коммерческий эффект, то современное юнгианство уже обладает достаточным интеллектуальным весом, чтобы быть чем-то вроде одной из башен контринициации, о которых писал Генон. Настоящие юнгианцы это откровенные воины зла, тёмные кшатрии, в то время, как большинство из поп-юнгианцев (тот самый Олег) – это просто торгаши, которых можно купить. Конечно, свою критику я в первую очередь обращаю в сторону первых, действительных врагов, а не вторых, обычных продажных людишек. С Кроули то же самое. Если Юнг это хитрый апостол контринициации, то Кроули я считаю обычным человеком, который пытался жить весело и интересно. Кроули не был каким-то подонком или выродком – он всего лишь стремился к жизни в соответствии с той реальностью, которую он осознавал вокруг себя, а уж эти стремления вылились в создание Телемы на базе Ройссовского ОТО. Таких людей, как Юнг, нужно уничтожать, с ними нужно бороться, но подобные Телемскому или Кроули заслуживают нашей поддержки в борьбе с заблуждениями. Они не виноваты в том, что прочитали «Книгу Закона» раньше «Царя Мира». Если у человека либеральное мировоззрение, это говорит лишь об отсутствии мировоззрения как такового. Либерализм – это мировоззренческая незрелость. Людей, отстаивающих либерализм, атлантизм и юнгианство по причине собственного невежества, следует разубеждать и просвещать, а не ненавидеть. Такую позицию я пытаюсь показать в диссе на Кроули. Фаюмский Бородач просит Кроули принять Традицию и бросить телемитские блуждания, поскольку видит в нём прежде всего человека, а не контринициата. Контринициатическая же деятельность Юнга вовсе не порождается его невежеством: напротив, представляется, что Юнг сознательно запутывает своего читателя, и таким образом выступает в качестве добровольного прислужника метафизической иллюзорной пустоты.

Е.Т.: Почему среди многих современных торгашей-невежд, спекулянтов чужими идеями, Вы избрали в качестве объекта травли хорошо известного в узких кругах Олега Телемского? Есть, помимо прочего, неопровержимые доказательства (в виде скриншотов), что к числу Ваших тайных поклонников относится тот самый Телемский; он, как настоящий фарисей, с показательным отвращением отверг моё предложение публично признать своё тайное влечение к Вашему творчеству. Как Вы прокомментируете этот случай? Негоже телемиту подобное лицедейство, не так ли?

А.Б.: Возможно, следовало бы простить его за ложь, если только эта ложь соответствует его воле. Полагаю, Телемскому в некотором смысле приятно, что благодаря моему творчеству узкий круг людей, которым он известен, постепенно расширяется. Возможно, он слушает мои произведение для того, чтобы лучше понимать, как к нему относятся люди, не вынужденные по тем или иным причинам прибегать к лицемерию. Мои песни о Телемском – это фактически срез публичного мнения, в некоторой степени слушать подобные вещи о себе было бы для каждого полезно. Что же касается причин, по которым именно Олег был избран объектом травли, то, полагаю, лучше всего было бы говорить о причинах, по которым Олегу была дарована возможность взглянуть на себя со стороны. Очевидно, проект «Касталия» построен на чудесной инициативе, и я всеми руками за просвещение, распространение интересных новых идей – даже если они противоречат моим личным убеждениям. Если бы Телемский распространял свои контринициатические идеи свободно, мне сложно было бы не относиться к нему с некоторым уважением. Главная идея просвещения (в широком смысле) заключается, на мой взгляд, в том, что подобная деятельность не должна основываться на желании мыслителя заработать на своей аудитории. К сожалению, кажется, большинство постсоветских телемитов существуют исключительно ради того, чтобы зарабатывать деньжата на человеческой наивности. Когда я высмеиваю Олега Телемского – я фактически осуждаю всех этих продажных лицемеров, которые говорят о Новом Эоне, о человеческой свободе, и при этом думают исключительно о «Джоне Голде». Концентрация внимания именно на Телемском связана с его наибольшей популярностью – хотя и в узких кругах, но ведь я и апеллирую к этим узким кругам. В глубине души я надеюсь, что в каждом человеке есть что-то честное и открытое – возможно, кто-нибудь из телемитов сможет переосмыслить свою жизненную позицию благодаря моей сатире. Ведь цель сатиры как раз в том, чтобы дать возможность людям увидеть себя со стороны, и изменить себя в лучшую сторону. Я не желаю вражды и желаю каждому человеку найти свой путь. На мой взгляд, такая позиция наиболее адекватна.

Е.Т.: Какой Он, Фаюмский Бородач, в повседневной жизни, вне дельфиньих пати?

А.Б.: Вне дельфиньих пати Фаюмского Бородача не существует. Дело в том, что этот сценический образ, как и любой элемент символической системы, существует исключительно в своем контексте. Если же речь идёт об авторе как псевдонима и образа, так и произведений Бородача, то возникает вопрос: может ли автор вообще быть интересным своей аудитории? Как радикальный постмодернист, я вполне разделяю позицию Ролана Барта касательно смерти автора. Потому, если Вас интересует не Фаюмский Бородач, а Ангелина Борщёва, то, возможно, следует сделать отдельное интервью для меня как для отдельной личности. Я имею в виду, что слушателю стоит относиться к Фаюмскому Бородачу как к символической фигуре, а не как к ширме, за которой скрывается некий «реальный» автор. Каждый трек Бородача – это, в первую очередь, миф постмодерного времени, а весь альбом «Гнозис в Дельфинарии» - не менее мифологическая подборка, чем, например, «Метафорфозы» Овидия или «Георгики» Вергилия.

Е.Т.: Чего нам стоит ждать от Фаюмца в будущем?

А.Б.: Этого не знает даже сам Бородач. Хайдеггеровский поэт отличается от поэта эпохи Модерна тем, что он никогда не контролирует собственное творчество. Поэт-постмодернист полностью освобождён от любых профанических ограничений лишь ради того, чтобы полностью покориться метафизическому неизбежному фатуму. Полюбить свою вечную неизменную Судьбу и стремиться к подчинению ей – это ключ к настоящему творчеству. Как писал некогда Фридрих Ницше,

Вечное «Да» Бытия,
Я – твоё вечное «Да»,
Ибо я люблю тебя, о Вечность!

Мистериальность Любви и Судьбы – и в культовом, и в таинственном аспектах понятия «мистериальность» - полностью исключает профаническое желание заглянуть в своё будущее.

Е.Т.: Напоследок, какими будут Ваши пожелания для наших читателей?

А.Б.: Всегда старайтесь стремиться к преодолению тех ограничений, которые накладывает на вас профанский мир, стремитесь не к относительному, а к абсолютному, к тому, что всегда останется неизменным. Изучайте метафизику и алхимию, побольше читайте – в том числе, побольше книг, представляющих идеи, противоречащие вашим убеждениям – чтобы каждая книга порождала диалог, а не монологическую лекцию автора и молчаливое согласие читателя. Живите так, чтобы вас можно было назвать образами и подобиями Бога, а не мёртвыми клиппотическими химерами, из которых состоит серая масса. Живите опасно!