Бусы из бисера. рассказ

   Татьяна вышла из школы, когда солнце уже скатилось за  сосновый бор,  раскинувшийся зеленым морем вокруг их поселка, но оно еще кое-где пробивалось последними лучами . Возле ворот она попрощалась со сторожем:
- До свидания, Петр Ефимович, спокойного дежурства, без происшествий!
- До завтра, Танюша, и тебе хорошего вечера!

 Таня с наслаждением вдохнула всей грудью свежий воздух и задержала в себе, чтобы кровь докатила его до самых отдаленных уголочков уставшего организма. Когда выдохнула, голова закружилась от кислорода.
- А все-таки красиво тут у нас!

      Поселок с нехитрым названием Сосновый бор   расположился у подножия молодых отрогов Саянских гор, на берегу могучего Енисея. Это из-за него родители еще в семидесятые годы оказались здесь, в Сибири. В Союзе была объявлена Всероссийская ударная  стройка Саяно-Шушенской ГЭС, между прочим, второй в мире по мощности и первой по красоте и величию. Танины родители приехали сюда из Волгодонска, отец был инженером-строителем, а мать бухгалтером. Когда стройка закончилась, они поняли, что навсегда прикипели к этой суровой и в то же время первозданно-прекрасной земле.   Теперь оба были на заслуженном отдыхе, занимались в свое удовольствие дачей.

    Татьяна энергично зашагала в сторону родительского дома, изредка кивая в знак приветствия односельчанам. Некоторые из них были родителями ее учеников, они задерживались на долю секунды взглядом, не хочет ли что сказать учительница про чадо, но она продолжала быстро идти по улице, не останавливаясь.

   Сегодня она решила никого не расстраивать, тем более, что учебный год подходил к завершению, скоро итоговые работы, и теперь уже поздно что-либо исправлять.  Она потерла виски, голова требовала перезагрузки.  Захотелось встретиться с подружкой, поболтать просто так, но увы!  Не сегодня.
 
   Иринка, одноклассница, окончила торговое училище и работала продавцом в магазине на соседней улице. Получала такую же зарплату, как и Таня в школе, была веселой, остроумной, рассказывала всякие истории, какие доводилось ей слышать  от многочисленных покупателей. В ней, видимо, были театральные задатки, потому что она не просто рассказывала, а больше изображала, особенно ей удавались образы старушек и пьяниц.
 
   Но больше всего Иринка любила сплетничать о своих женихах, которых у нее было достаточно много, и она никак не могла определиться окончательно - морочила головы всем, но в разное время. И в каждом она сразу находила недостатки.

- Знаешь, мне и к бабке ходить не надо, чтобы понять, кто он: он лох или чмо, алконавт или жлоб. Я их насквозь вижу по тому, на какую часть моего тела он смотрит или как он достает деньги из кармана и что покупает. А говорят все так красиво! Свидания назначают, а  при первой встрече все проявляется!
- Ира, ну, может, что-нибудь хорошее найти?
- Что, например? Вот, допустим, Витька симпатичный, и мне нравится, я должна его красоту что ли воспевать? Или у Борьки мотоцикл классный, которым он гордится и больше ни о чем не может думать.  Я тоже должна подогревать его амбиции? Он молодец? А ничего, что его мамка моей жаловалась, что в кредит залезла на мотик для единственного сыночка?

Иринка даже придумала развлечение: в их доме  в большом саду стоял под деревом стол. Ирка рисовала на пластиковых стаканчиках смешные рожицы ухажеров, перевернув, ставила их в ряд и бросала камушком (чем не кегельбан?). "Который устоит – с тем и буду встречаться. К сожалению, ни один не устоял!"
 
- Ну, а у тебя что новенького? – спрашивала она.

У Татьяны было больше трагического, чем смешного. Результаты каждой контрольной работы становились предметом анализа для завуча, особенно в четвертом выпускном классе.  Это в обучении. И в воспитании ей никак не удавалось реализовать все планы: написанные ею, составленные завучем и присланные из районо.
  Вообще-то, она после окончания педагогического, как многие ее однокурсники,  собиралась остаться в крае и в школу не очень рвалась. Но у Бога был на нее другой проект.

       В тот год в их  семье случилось несчастье: трагически погиб автокатастрофе старший брат. Нина Петровна (мать Татьяны) за одну ночь из черноволосой женщины  превратилась в  седую старушку.  Отца увезли в больницу в предынфарктном состоянии. У брата остались жена и  грудной ребенок. Как пережила Татьяна похороны брата – почти не помнила. Помнила только свой страх за мать с отцом  да за   вечно кричащего младенца. Не смогла она тогда уехать и оставить семью, а в поселке другой работы, кроме ставки учителя начальных классов, не оказалось. Так она стала учительницей в своей родной школе.

      Представляя коллегам нового сотрудника, директор на августовском совещании сказал теплые слова в ее адрес о том, как символична преемственность поколений, когда в школу возвращаются бывшие ученики, ставшие ее учителями. Татьяна прониклась особым чувством ответственности.  А еще ее поразило количество отчетов, планов, различных анкет и формуляров, которые нужно было заполнить и сдать в первый же день.
    Вечером началась живая работа: знакомство с родителями по телефону и беседа о школьной форме, о завтраках и обедах, о режиме, о жилищных условиях. Таня разговаривала, а сама не могла избавиться от ощущения непрошеного гостя, оказавшегося  в чужом доме.  На следующий день она встречалась  с воспитателями детского сада, из которого ребята перешли в школу, и с психологом, который в течение лета диагностировал их. Вместе они составляли общую характеристику класса и индивидуальные. Вся эта бумажная карусель отвлекала ее от главного, пугающего по ночам события – встречи с самими детьми. Ей нужно было вскочить на это кружащееся колесо, а сойти с него можно было только через четыре года. И то ненадолго.
 
    Она отчетливо запомнила школьную перекличку. На дворе школы, празднично украшенном к новому учебному году, толпилось много нарядных детей, их родителей, и бабушек.  Татьяна со списком в руке, превозмогая робость, отправилась к своим первоклашкам, стала их искать, но дважды прошла мимо, потому что не ожидала увидеть совсем малышей. Так она растерянно бродила среди школьников, а в это время родители уже обеспокоенно вертели головами  в поисках первой учительницы. Наконец, их глаза встретились.

   Несмотря на то, что и дети, и родители, и коллектив приняли ее хорошо, в душе  еще некоторое время жила надежда на переезд.
      Но спустя два года события личного характера задержали ее около родителей, видимо, навсегда. Татьяна влюбилась.
  Познакомились они с Егором в школе, когда он приехал на машине брата за племянницей в школьный летний лагерь, директором которого была назначена Таня. Ее смена в этой почетной должности заканчивалась завтра. А послезавтра – отпуск! И хотя ничего сверхординарного она не планировала - считала часы. В этот момент в кабинет вошел он! Егор приехал в Сосновый бор в отпуск к брату,и  они собирались съездить на недельку на теплые Ивановские озера. Нужно было написать заявление. Зайдя в кабинет, он спросил:
- А где директор?
- Я директор.
Он внимательно и чуть удивленно посмотрел на нее.
- А как я должен на ваше имя написать заявление?
 
  Татьяна положила перед ним образец, в котором были указаны ее фио. Но он замешкался и писать стал не сразу. Потом подал ей лист, сложив его вчетверо, и стал излагать свою просьбу по поводу племянницы.
- Хорошо, хорошо, как вернетесь с отдыха,  ждем вашу девочку на вторую смену. - Татьяна положила листок в одну из папок на столе.

   Егор быстро ушел, а Татьяна засобиралась домой, но задержалась: нужно передать документы другой коллеге,  назначенной директором лагеря на следующую смену. Она развернула лист и прочитала написанное Егором: «Директору о/л фио  Егора Бородина заявление: В связи с тем, что вы очень похожи на мою одноклассницу, в которую я был влюблен в школе с 8 по 10 класс, прошу быть моей женой, так как я уже 2 года в разводе. Жду ответа через неделю».

   Лицо залилось  краской. Хорошо, что она сама открыла эту бумагу, а то разговоров в женском коллективе не оберешься!
- Ну и шуточки! Ненормальный.
  Но это был нормальный парень, который целую неделю не выходил из головы. Потом Татьяна уехала на две недели в санаторий, но и там ей вспоминалось его странное заявление, потому что среди отдыхающих в основном люди взрослые, некому было ее развлекать.

  А когда вернулась в поселок, то в первый же день, выйдя из магазина, увидела поджидавшего неподалеку Егора.
-Вы подумали над моим предложением, не знаю вашего имени, кроме Т.И.?
Татьяне стало и неловко, и смешно. Но она напустила на себя серьезный и даже негодующий вид:
- Вы что издеваетесь? Кто вам позволил? Я вообще вас не знаю, к тому же я замужем!
Егор усмехнулся:
 - Ну, положим, обо мне вы все знаете, я же написал в заявлении. А насчет замужества врете, потому что пока вы отдыхали, я все про вас узнал.
Такая настойчивость ее совсем обезоружила. Он шел рядом, загорелый, улыбающийся, здоровый молодой мужчина. И ей не хотелось никуда от него убегать. 

    Так и началась ее семейная жизнь, правда в не вполне законном браке, потому что на самом деле Егор официально не был еще разведен с первой женой, к тому же чуть позже от него самого она узнала, что у него есть маленький сынишка. Муж устроился на работу на электростанцию, ездил на служебном автобусе каждый день. С Таниными родителями у него сложились хорошие отношения.

      Гроза всегда приходит неожиданно, когда мы слышим, как первые раскаты  грома пронзают почти безоблачное небо.  Ночью принесли срочную телеграмму от бывшей жены Егора, в которой она сообщала о смертельной болезни сынишки. Егор утренним поездом отправился в Екатеринбург, заверяя, что вернется сразу, как только отступит болезнь сына. 
   Сначала он каждый день звонил, рассказывал о состоянии мальчика, которое с каждым днем ухудшалось. Слушая его надтреснутый голос, Таня с трудом подбирала слова утешения.  Потом произошел какой-то кризисный момент, после которого состояние мальчика стабилизировалось, но болезнь не ушла. Она неизлечима.
    Таня головой  понимала, что теперь место Егора  возле сына, но с сердцем сладить было труднее.

   С тех пор прошло уже несколько лет. Егор и его жена по-прежнему борются за жизнь своего ребенка. Егор вроде и не забыл Татьяну, поздравлял ее со всеми праздниками, но больше  не приезжал.  Таня почти смирилась и отпустила его, работа да забота о родителях – вот вся ее жизнь. Да поддержка Ирки утешала:
- Ты ведь совсем молодая, начни новую жизнь, оглянись вокруг, правда, у нас в поселке не на кого бросить взгляд, но ведь есть Интернет!
-Ира, сейчас мне некогда, времени совсем не хватает, обещаю, летом в отпуске заняться личной жизнью.

       Татьяна всегда с улыбкой воспринимала подружкины советы, все-таки где-то в тайничке души она еще надеялась на возвращение Егора. Вспомнив о нем, глубоко вздохнула, захотелось заплакать, но чтобы не расстраивать унылым видом родителей, вернулась мыслями  к своим ученикам. Все, что было радостного и грустного в ее жизни, теперь связано с ними.

    Вот что это за наказание - Ленька!
В их поселке, гаишники бывают очень редко, только по большим праздникам типа День села, 1 сентября да в какие-нибудь плановые операции. Как он умудрился перебежать им дорогу в неположенном месте? А где у нас деревне обозначены пешеходные переходы? Их всего-то три: возле магазина, школы и нового храма. 
  На школу пришла бумага из полиции -  протокол с рекомендациями. Татьяну Ивановну вызвала  замдиректора по воспитательной работе, отчитала ее за воспитанника и велела написать три документа: две объяснительные и план воспитательных мероприятий по данному инциденту.
     Первым делом Татьяна  позвонила Ленькиному отцу, попросила зайти по возможности после работы в школу.
-Че там мой балбес натворил? Говорите сразу, некогда мне расхаживать, я ему …опу и так ремнем исполосую.
Таня испугалась: такой реакции родителя, быстрого на расправу, она не ожидала. Как бы не навредить мальчику!
- Да нет, вы не так поняли, просто нужно расписаться, что я побеседовала с вами  и Леней о правилах пешеходов на дороге.
- Да сами распишитесь, Татьяна Ивановна, вы же мою фамилию знаете!

    От его отказа у нее даже на душе стало легче. Она себя упрекнула: «Ну, зачем, не подумав, звонишь родителям? Ты же знаешь Лениного папу. У него наказание следует незамедлительно  даже за несовершенным  нарушением. Ты помнишь, где он работает? В службе исполнения наказаний, проще, охраняет на зоне осужденных».
     Перед ее глазами возник образ родителей Лени: миниатюрная,  ладно скроенная, очень миленькая мама Лени и папа, невысокого роста,  но крепкого телосложения, рыжеватый, несвежего вида, несмотря на форму, больше похожий на хулигана.
 
Он так говорил учительнице:
- Я сына воспитываю по понятиям: не ври - все равно узнаю, не бери чужого, но за свое глотку перегрызи, за мать и брата бей любого, ну  и  друзей в беде не оставляй. Правильно?
При этом он коротко, как мясник на рынке, рубанул воздух.
 
Таня не нашлась что ответить: вроде   по сути  и правильно, но по форме слишком агрессивно.
У нее сложилось впечатление, что родители слегка злоупотребляют спиртным. Может, оно и ошибочное. Ведь мера у всех разная, а Таня выросла в семье, где никогда не относились к алкоголю с интересом.
 
      Леня получился этакий гибрид: от мамы взял симпатичное личико, а от папы  большую голову и широкие плечи и непропорционально маленькие ноги и руки. В 10 лет такой мужичок. У него и манеры были нетипичные для детей начальной школы.
   По утрам Леня приходил в школу раньше остальных ребят, вместе с учителями. Он важно здоровался со сторожами, техничками и всегда спрашивал:
- Как Ваше здоровье? А настроение? А у вас послушные дети?
Если давали положительный ответ, он многозначительно  поднимал указательный палец вверх важно отвечал:
- Вот, я считаю, таких детей надо хвалить и поощрять!
Если слышал отрицательный ответ, то проникался проблемой и оживлялся:
- Да,а за грубость надо физически наказывать, по-другому никак!
При этом он почесывал то место, каким он уже понимал эффективность такой меры.

   Обязательным утренним ритуалом его было заглядывание в кабинет директора школы Марии Николаевны. Он тихонько стучался и терпеливо ждал, когда она поднимет голову от бумаг, затем проникновенным голосом желал ей доброго дня.

    Когда Татьяна Ивановна заходила в школу, ее встречали восторженными отзывами: какая она молодец, что воспитала такого вежливого и доброго мальчика Леню. Обычно у нее от похвалы появлялось нехорошее предчувствие: что-то  сегодня Леня выкинет. Ждать долго не приходилось: Ленька сам никогда не дрался, он брал на себя высшую роль - третейского судьи.

    Дрались обычно между собой два других мальчика, они соперничали во всем: в симпатии к одной девочке, в спорте, за внимание друзей. А  Ленька каждый раз занимал то одну, то другую сторону, при этом он собирал сторонников с обеих сторон. И соответственно  слыл справедливым. У него самого было много  заступников.
   Когда Татьяне приходилось разнимать  участников драки и беседовать с  ними, Ленька всегда оказывался тут как тут и хорошо поставленным голосом очень серьезно увещевал провинившихся:
- Как вам не стыдно? Вы же в школу учиться приходите, а не драться, драться вообще нехорошо. Вот я никогда не дерусь.

Ну, что тут скажешь помощнику, кроме спасибо! Татьяна Ивановна понимала, что Ленька -  хороший манипулятор, хороший психолог, который играет на слабостях характеров одноклассников, на их привязанностях и даже на чувствах. В своих интригах он был умнее ее.

   А еще он был выдумщик! Про тетради с домашним заданием у него всегда были легенды-заготовки: они удивительным способом исчезали, и виноваты были в этом и мама, и брат, и кошка с собакой – словом, все, кроме папы, конечно. Нет, однажды он и про папу рассказал историю:
- Вот вы, Татьяна Ивановна, не верите, что я стихи не запоминаю, потому что у меня память плохая. А ведь со мной беда в детстве приключилась. Однажды в выходной мама и папа пошли гулять в наш живописный парк. Папа впереди катил коляску, а в коляске сидел я. А мама шла рядом и держала папу под руку. Когда они перебегали дорогу (там шла машина), папа на всей скорости споткнул коляску о бордюр, и я вылетел из нее и ударился головой об асфальт! Знаете, было море крови и синяк во всю голову! Не верите? Спросите у папы.

Приходилось искренне  сочувствовать ему и продлять  сроки для заучивания наизусть. Ее гуманизм вызывал недовольство среди не выучивших уроки учеников:
-Ага,  Лене так можно рассказать в среду, а мне сразу двойку в дневник!
-Да всем понятно, что он любимчик Татьяны Ивановны…

    Никогда еще Татьяна Ивановна не встречала такого почерка, как у Лени: каракули он располагал на строчке не горизонтально, а диагонально, они напоминали девичьи кудряшки. Таня замучилась писать ему на странице показы, которые он выполнял при ней безупречно, но потом все повторялось. Когда она, выдавая тетради, снова делала ему замечание, то он наивно смотрел на нее голубыми глазами и кивал головой:
- Хорошо, Татьяна Ивановна, я буду стараться, если вы мне дадите свою ручку, моя не умеет писать. Все зависит от ручки. Кстати, а в каком магазине вы ее покупали, не подскажете?

  Ему бы учиться с таким умом, все на лету схватывает, но усидчивости нет, ему неинтересно. Поэтому и находит развлечения такого рода.
«Ничего, перейдет  в основную школу, перерастет, может, и поймет, куда надо направлять свои способности, а мне надо идти злополучные бумажки  сочинять».

      Через несколько дней после выпускного четвероклассников, как и  остальных учащихся, кроме выпускников, отпустили на долгожданные каникулы, а большинство учителей в отпуск. Школу начали готовить как пункт приема ЕГЭ для одиннадцатиклассников.

      ЧП случилось накануне  первого экзамена. Рано утром в квартире раздался звонок, позвали к телефону Татьяну. Директор приказала срочно прийти в школу на экстренное совещание. У нее был такой тон, что Таня даже ничего не спросила. Заседание  было больше похоже на штаб военных действий, на нем присутствовали несколько учителей, вызванных из отпусков, представитель районо и какой-то человек из безопасности.
Он был бледнее всех. Вкрадчивым голосом он сообщил, что накануне при проверке школы перед опечатыванием кинологи обнаружили, что в один из кабинетов, где должен был проходить экзамен, кто-то принес ртуть.
 - Разбираться сейчас, кто это сделал, некогда, будем это делать после. Мы обязаны сообщить о случившемся в  МЧС, в краевое образование и другие инстанции, но мы не можем пока это сделать. Вы понимаете, что экзаменационные материалы  уже отпечатаны на наш пункт, нужно все менять вплоть до Москвы. А между тем время идет. Какие соображения?

   Директор школы, постаревшая сразу на несколько лет, предложила, видимо, уже предварительно принятое ими решение:
- Чтобы не сорвать экзамен, в течение часа  необходимо собрать ртуть, провести  демеркуризацию кабинета ( слово было незнакомо Тане, она не понимала, при чем тут Меркурий?)  и опечатать его.
- Давайте проголосуем, кто за это решение?

  Первыми подняли руки директор и коллега из районо, за ними проголосовали все остальные, в том числе и Татьяна Ивановна. Им спешно выдали черные халаты, веники, совки, ведра. Бегом они отправились в кабинет и стали быстро и скрупулезно собирать с пола, с парт, с учительского стола  ртутные бусинки.  Это было похоже на какую-то игру или немое кино.

   Шарики раскатывались в разные стороны, меняли форму и прятались в труднодоступных местах. Особенно им нравилось заполнять все неровности покрытого гладким линолеумом пола. За два часа бешеной работы никто не проронил ни единого слова, боясь надышаться ядовитыми парами. Потом они обработали кабинет каким-то пахучим химическим порошком, похожим на пудру, только желтую, вышли в коридор и спустились на первый этаж.
     Директор и чиновник ждали их в кабинете, они сердечно поблагодарили учителей и настойчиво попросили  о случившемся нигде и ничего не говорить. Пообещали всем участникам «операции» хорошую премию.
Чтобы не попасть под статьи,  этот факт скрыли.

     На следующий день экзамен состоялся. В подвале были поставлены столы для выпускников, на переносных   досках оформлены образцы  заполнения  бланков.
     Позднее оказалось, что  результаты ЕГЭ в этом году были несколько выше, чем в прошлом, за что многие предметники в августе были отмечены грамотами и  премиями.  И  у Татьяны к отпускным  была хорошая прибавка. Она впервые позволила себе съездить в путешествие по Европе.
    Вернулась из-за границы полная сил, а самое главное впечатлений, которыми хотела поделиться со своими ребятами. И пусть они ушли от нее к другим учителям, она никогда не прощалась с детьми и поддерживала отношения: интересовалась их успехами, успокаивала при неудачах, даже помогала в учебе в свободное время индивидуально, виня себя, что не научила.

   Новый учебный год был не менее хлопотным – ведь она снова набрала первоклашек. Заполнение кучи формуляров, знакомство с новыми семьями, хотя большинство из них Таня, конечно же, знала (ведь живут в одном месте).  Но одно дело общаться по-соседски и другое - как должностное лицо. Ребята такие еще маленькие, им еще нянька нужна. Одного мальчика по утрам от матери чуть не клещами отнимали, другой – в течение дня ничего не ел в школьной столовой, девчонки обзывались и жаловались без конца, мальчишки дрались. Первое полугодие подходило к концу, а у Тани уже не было сил. Зимние каникулы спланировала как передышку  между тяжелыми боями.
 
       После рождества Иван Васильевич (так большинство земляков уважительно обращались к отцу Тани)  рано поднялся, собираясь кого-то из знакомых на станцию отвезти. Ушел в гараж разогревать машину, а Таня встала позже - купалась в родительской любви. Она считала себя в этом плане очень счастливым человеком: есть и мама, и папа. Ее ровесницы уже все давно жили отдельно, кто раз, а кто дважды уже замужем побывал, народив по одному-два ребенка. А Таня продолжала быть ребенком своих постаревших родителей.

   Отец должен был вернуться уже часа два назад, но его все не было. Мать беспокойно выглядывала в окно, звонила каждые пять минут - телефон отца не отвечал. Еще через час Таня отправилась на поиски. Как только она вышла из подъезда, перед ней резко затормозила машина соседа по гаражу:
 - Дядя Саша, вы папу не видели в гараже?
 - Видел, Танечка, крепись, моя хорошая. Я пришел за машиной, смотрю: ваш гараж открыт, машина стоит незаведенная, а отец возле двери лежит. Я «Скорую» вызвал и милицию. Они установили  смерть, говорят, от обширного инфаркта.  Танюша, увезли его.  Пойдем к матери.

   И опять Таня смутно помнила, как прощалась с отцом и  как  неподвижно-бесслезно сидела около мужа мама. Так остались они вдвоем с матерью, да иногда прибегал к ним подросший внук Ванечка - сын старшего брата, очень похожий не столько на своего отца, сколько на деда Ивана.

       А через месяц после похорон, утром, собираясь на работу, Таня почувствовала режущую боль в правом боку. Боясь разбудить мать,  дошла до полки, выпила обезболивающее, но приступы накатывали волнами. Пришлось осторожно разбудить мать, вызвали «Скорую».
     За сутки Татьяна превратилась в знойную мулатку - так пожелтела ее кожа. Состояние усугублялось. Ее срочно направили в краевую больницу. Через неделю различных обследований услышала бедная мать приговор дочери - цирроз печени. Только когда доктор спросил саму Татьяну о травмах и отравлениях, она рассказала о злополучном ЕГЭ.

     Полгода мать и дочь провели в клинике, надежда была на молодой организм и да силу материнской любви. Чтобы спасти дочь, мать продала машину, дачу и все, что могла. Наконец, состояние Татьяны стабилизировалось, болезнь отступила, и они вернулись домой.

      Однажды  проведать ее  пришли ученики: Леня и несколько девочек. К Тане  их, конечно, не пустили (боялись любой инфекции). Он оставил трогательную записку. Таня читала ее и плакала: «Дорогая Татьяна Ивановна, выздаравливайте скорей. Этот бульен варила моя мама, а я чистил лук, он должен вам дать силы. Я плохо вел себя в четвертом класе и учился плохо, но когда вы выздоровите и вернетесь в  школу, я обищаю, что стану учится отлично. Я по вас скучаю. Леня».

   Как-то возле магазина Нина Петровна встретила бывшую соседку по даче. Та вначале  мимо прошла - не признала: Танина мама была не просто седой, волосы ее светились неоновым неестественным цветом. Конечно, Галина слышала о скорбях, о неизлечимой болезни дочери. Обняла женщину, с трудом подбирая слова утешения:
 - Миленькая вы моя, Нина Петровна, тяжкий крест несете. Молитесь, потому что сильнее материнской молитвы ничего нет, Господь услышит вас, он милостив, а ваша Танечка столько добра для деток сделала.
 - Да как же я молиться-то буду, Галя? Я ведь и молитв-то никаких не знаю  и в церковь не хожу.
- Зайдите, милая, в церковь к священнику отцу Василию, поведайте про ваши несчастья.  Он очень толковый батюшка, помолится вместе с вами и подскажет, что читать. А я знаю, какой чудодейственной защитой обладают девяностый и пятидесятый псалмы. Читайте их утром и вечером. Отмаливать Танюшу надо.

   Теперь  каждый месяц Татьяна по графику приезжала  в край и ложилась в  стационар для переливания. Как-то раз она пришла в процедурную и приготовилась к длительному ничегонеделанию. Вторая кушетка была занята, там лежал молодой мужчина. Он, казалось, дремал. 
  Медсестра ушла, но она, видимо, не очень хорошо закрепила ее капельницу. Руку ломило, и Таня закрыла глаза. Вздрогнула она от чужого прикосновения. Сосед  тронул ее за плечо:
- Простите, у вас иголка выпала, и кровь каплет мимо. Я вызвал медсестру. Ничего не бойтесь, я с вами.
Медсестра извинилась,  заменив флакон, снова установила капельницу.

- А вы Высоцкого любите? – неожиданный вопрос молодого человека застал Таню врасплох.
   Таня не знала, что ответить. Признаться, что ничего не знает, кроме имени поэта и каких-то обрывков стихов, что у всех на слуху, ей было стыдно.
- Да не очень, можно сказать, что вообще не знаю.
 Мужчина разочарованно протянул:
- Те-м-но-та-а!
Таню это задело за живое:
 - А что знание стихов Высоцкого - это показатель человечности или чего там по-вашему? Я, может, сама стихи пишу!
 - Да? -  он с интересом повернулся к ней:
 - Ну, почитайте что-нибудь из раннего. Все равно нам тут лежать еще долго.
 Она засмеялась:
- А у меня все раннее – я уже давно не пишу, только в школе и в институте немного.

Таня вдруг почему-то перестала стыдиться, она никогда и никому не читала из своего, а тут шуточных несколько стишков прочитала - он улыбался. Потом несколько лирических, конечно, про неразделенную любовь и даже про желанную смерть.
Незнакомец перестал улыбаться.
- М-да…

     Через несколько минут он начал тихонько напевать Высоцкого. Его интонации были совершенно не похожи на авторские, наоборот, он пел слишком по-своему, это больше похоже на рэп. Но это не портило самой сути. Таня слушала, затаив дыхание. Ей хотелось, чтобы время остановилось, и эта палата, и капельница - все это длилось бы вечно. Она закрыла глаза, и по щекам струились слезы. Два родника, красный и белый,  творили чудо: один давал целительную силу телу, а второй смывал тяжесть с ее  души.
 
  Вечером она кое-как отпросилась у медсестры в город на два часа и  отправилась в книжный магазин. Там она купила томик  Высоцкого и нашла несколько стихотворений, которые, как оказалось позже, Володя (так звали мужчину) не знал.
 
     Недуг сблизил этих людей. Их график переливаний совпадал. После десятидневного общения они расставались каждый раз на двадцать дней. Теперь Таня необычайным волнением уезжала от мамы в край, она не могла дождаться новой встречи. Весь мир сконцентрировался для нее в этой палате.
 
Володя в одну из  встреч рассказал свою историю:
-  Гепатит «С» занесли мне в армии, когда я сдавал кровь для своего сослуживца.  Он по неопытности  подорвался  на гранате.  Мы всей ротой тогда сдали кровь, но не повезло только мне.
 -  А у тебя семья есть?
 - Была жена,  – он остановился, перевел дух, словно успокаивая волнение,-  детей, правда, не случилось. А потом у меня возникли проблемы со здоровьем. Когда был поставлен диагноз, жена развелась со мной -  боялась заразиться. Я ее понимаю.
   Он скрестил руки на груди и снова замолчал, лицо его и глаза потемнели от боли, но не физической, а душевной. Тане не хотелось, чтобы он продолжал рассказывать, в душу она никому не хотела заглядывать и тем более тревожить ее.  И она понимала, что сейчас   должна просто выслушать человека, ничего не говоря.
  - После развода я уехал жить к матери.
     Он был на несколько лет моложе Тани, но это совсем не чувствовалось в их отношениях.

   На Новый  год Володя пригласил Таню с ее матерью к себе в гости, благо, жили они  в городке в двухстах километрах от поселка Тани. Поездом они добирались четыре часа. Володя встретил их с большими букетами цветов. Это было приятно обеим женщинам. Володина мать была чуть младше Таниной, у нее было еще двое детей, а у них уже свои дети, и все они жили отдельно.

Тане понравилась атмосфера их дома: все было чисто, опрятно, скромно. Впрочем, так, как и у них теперь. Лечение съедало большую часть бюджета, никакой пенсии по инвалидности, конечно, не хватало. Но мать  не позволяла ей даже задумываться  над этими вопросами.  А Володя сказал, что в хорошие времена (имея в виду передышки между лечением) он таксует по городу.
   Нина Петровна обратила внимание на большое количество икон, стоявших  в углу возле материной кровати: Спасителя, Богородицы, Сергия Радонежского и, кажется, Николы-угодника. Поздно ночью женщины устроились за тихой беседой в комнате Володиной матери, потом читали псалмы.

    А в другой на широком диване, тесно прижавшись друг к другу и неизменно, как всегда во время процедур, держась за руки, устроились те, о ком они так горячо молились.
 - Вова, ты успел загадать желание, когда куранты били?
 - Успел. Я загадал, чтобы мы больше никогда не разлучались. Танюша, раз уж судьба свела нас в больничной палате, давай будем вместе до конца жизни?

 Таня прикрыла глаза другой рукой, чтобы не выдать предательских слез, закипавших  в уголках глаз и готовых пролиться на его праздничную рубашку. Не так она представляла себе предложение руки и сердца. Но за эти тихие, лишенные всякого любовного пафоса слова, она отдала бы сейчас тысячу страстных признаний!
  Вместо ответа она взяла его горячую ладонь и положила под левую грудь. Он почувствовал, как под тонким платьем часто-часто бьется сердце, как будто пытается выскочить из реберной клетки на волю. В этом неровном биении ему, гитаристу, послышался   четкий ритм слов: /я/ лю/блю/ я/лю/блю/да/да/да/
- Это мой ответ.

   Наутро после Нового года Володя и Таня объявили родным, что они любят друг друга и будут жить вместе. Счастью не было предела. Теперь никогда они не расставались. Всегда вместе и дома, и в больнице. И у него, и у нее динамика в лечении была положительная. Закончив  курс,  они приезжали на неделю к Володиной матери, которая очень привязалась к невестке, потом возвращались в Сосновый бор.
 
       Жизнь улыбнулась им самой приветливой улыбкой. Иногда тонущему в житейском море человеку необходимо опуститься до самого дна чаши испытаний, чтобы оттолкнувшись от него, начать барахтаться за свое спасение. Татьяна, почти смирившаяся со своими неудачами, вдруг с неистовой силой захотела теперь стать самой счастливой на свете.

      Несмотря на тяжелую болезнь, расцвела: она никогда прежде не считалась красавицей, но сейчас ее тонкая кожа  приобрела нежный персиковый цвет, а глаза, и улыбка излучали столько радости и любви,  что она непрестанно дарила их всем окружающим. Из-за диеты похудела до идеальных стандартов, поменяла гардероб. Мама наряжала ее, как куколку.

Их жизнь их с Володей между плановыми поездками в краевую лечебницу была очень насыщенной, они сами ее наполняли разными событиями.  Во-первых, в их комнате всегда звучал орущий голос Высоцкого.
Мать Тани хмурилась и недовольно поджимала губы, уходила к соседке и жаловалась:
- Что они в нем нашли, в этом алкоголике?
 - Так, говорят, он еще наркотиками баловался…
 - Лучше бы классику слушали, я вон недавно передачу одну по «Культуре» смотрела, так там рассказывали, что музыкой лечат.

  Во-вторых,   Володя срочно уехал домой  «по неотложным делам», потом вернулся и сразу купил мотоцикл.  Летними вечерами они с Таней  подолгу катались по проселочным дорогам или устраивали однодневные походы с пикником на берегу реки. В-третьих,   Володя увлекся фотографией, объявив Татьяну своей фотомоделью. Он просил ее надеть синий ситцевый сарафан в мелкий цветочек, заплести косы и вез ее на огромное поле, где росли желтые подсолнухи. Там они, как дети, играли в прятки, до изнеможения гоняясь друг за другом.
 Однажды не заметили, как быстро пролетело время, стало вечереть, и по низине заклубился тонкий пар от земли. Заходящее солнце окрасило золотом полнеба. Таня и Володя завороженно замерли, он сначала даже забыл про свой фотоаппарат. И тут неподалеку в лесу послышался голос кукушки.  Таня начала считать, но после третьего раза птица как будто поперхнулась и замолчала. Таня повернула побледневшее лицо к Володе. Но в следующую минуту, видимо, перелетев на другое дерево, кукушка начала новую песню. Досчитав до ста двадцати, Таня устало опустилась рядом.
 
Проезжая мимо покосной поляны, они увидели стог  свежего сена и свернули к нему.
- Ты когда-нибудь ночевала на сеновале?
- Нет, Вова, только в кино видела. Давай, попробуем?
Он подсадил ее на копну и забрался сам. Трава, напоенная дождями и высушенная солнцем, щедро разливала вокруг теплый пьянящий аромат. На  быстро темнеющем небе сначала робко, потом все ярче стали загораться первые звезды.
- Хорошо бы подслушать, о чем они говорят…
- А если звезда будет падать, о чем ты попросишь ее?
 - Я попрошу, чтобы у нас появился малыш. – Володя вопросительно посмотрел на Татьяну и взволнованно заговорил:
 – Танюша, я знаю, что в нашей ситуации глупо об этом мечтать, тебе тяжело, но мы должны стать родителями.  Знаешь, когда я уезжал недавно домой, чтобы продать свою комнату (когда-то я  приватизировал ее в общежитии), я часть денег перечислил в детский дом в соседнем от нас  городке. Там недавно учебный корпус сгорел, негде ребятишкам  учиться. Они меня пригласили на праздник, там я увидел самую младшую группу. Таня, поверишь, у меня эти детишки до сих пор не выходят из головы. Но мы с тобой не можем взять чужого, это большая ответственность и обман, если что  с нами случится, но если родить своего, ведь у нас есть бабушки, у меня братья и их семьи…

  Сердечко Татьяны сжалось: это была ее самая сокровенная боль – быть женщиной и не стать матерью… Она ничего не ответила Володе, прижалась щекой к  его мягкой ладони и как будто задремала.
       Ей снился удивительный сон. Какой-то праздник, много нарядных веселящихся людей, Володя загорелый, в белоснежных  рубашке и брюках встает на колено и протягивает  ей бархатную красную коробочку. Открыв ее, Таня видит  переливающиеся серебром  бусы из бисера. Она бережно приподнимает их и кладет на ладонь, но бусинки  рассыпаются, скатываются сквозь пальцы и заполняют все пространство вокруг ослепительным светом.
  Тане  страшно потерять подарок, она пытается поймать эти капельки, но они ускользают от нее, затем тяжелеют и падают вниз, превращаясь в ртутные  шарики. Таня испуганно открывает глаза: рядом безмятежно спит Володя, а солнце щедрыми лучами брызнуло на землю и ослепило глаза.

          В  Таниной матери боролись два смешанных чувства: с одной стороны, она не могла нарадоваться дочериному счастью, а с другой, ревностно относилась к зятю, считая, что он отнимает ее, потому что, кроме  Тани, у нее никого не осталось. Теперь именно в борьбе с врагом-Таниной болезнью- состоял весь смысл земного существования Нины Петровны.  Но зять ведет себя как будто ничего не происходит, он совсем не жалеет больную.
«А откуда у него деньги на дорогой мотоцикл, на поездки, на театры, кино? Это очень подозрительно. Надо  поговорить с Таней. Неужели она не видит? У нее должен быть совершенно другой режим, такая жизнь просто убьет ее».
Но поговорить ей было совсем не с кем:  с матерью Владимира она не могла, потому что очень боялась ее обидеть, а с Таней поговорить она так и не успела.
 
      В один из дней Володя принес Татьяну на руках. Неожиданно ей стало плохо. Она лежала на кровати, превозмогая боль, улыбалась бледными губами, успокаивая и мать, и мужа кротким взглядом.
 Нине Петровне в эту минуту нестерпимо захотелось закричать на Володю, даже ударить, она выбежала  в другую комнату,  проклиная его. Упала на колени перед иконами и стала самозабвенно молиться. Слова, которых она раньше никогда не произносила,  лились нескончаемым потоком из самого ее сердца.
 
   Приехавшие по вызову врачи сказали, что транспортировать больную нельзя. Таня осталась в родном доме. Володя не отходил от нее, и опять Нине Петровне  было мучительно видеть, а тем более слышать, как он, сидя на полу возле кровати жены, которая была в полусознании, что-то бренчал на гитаре:
Не исчезай во мне ты навек,
Не исчезай на какие-то полчаса.
Вернешься ты вновь через тысячу, тысячу лет,
Но все горит твоя свеча…
Не исчезай из жизни моей,
Не исчезай сгоряча или невзначай.
Исчезнут все, только ты не из их числа,
Будь из всех исключением — не исчезай!
В нас вовек не исчезнет наш звездный час:
Самолет, где летим мы с тобой вдвоем.
Мы летим
Мы летим
И мы летим,
Пристегнувшись одним ремнем,
Вне времен…
Дремлешь ты на плече моем,
И как огонь чуть просвечивает
Твоя ладонь,
Твоя ладонь…
Не исчезай из жизни моей,
Не исчезай невзначай или сгоряча.
Есть тысяча ламп у каждой из тысячи свеч,
Но мне нужна твоя свеча!
Не исчезай — в нас чистота,
Не исчезай, даже если подступит край,
Ведь все равно, даже если исчезну сам,
Я исчезнуть тебе не дам!
Не исчезай…

     «Сумасшедший безбожник! – проклинала его бедная мать, ей хотелось прогнать его насовсем, чтобы остаться наедине с дочерью.
 
   На рассвете Татьяна очнулась от забытья, медленно обвела просветленным взглядом комнату, улыбнулась им обоим, как-то облегченно вздохнула последний раз и молча закрыла глаза навсегда.
 
   Место для могилы выбрали сухое и светлое, меж двух сосен. Оно было просторное, Нина Петровна решила  «Для меня». Володя сделал большую оградку, чем вызвал недовольство тещи:
-Кому столько-то места?
- Пусть будет так.

    На похороны Татьяны Ивановны собралось все село. Впереди траурной процессии  шли  коллеги и ученики, они несли венки и устилали  дорогу цветами. Мальчики, и в их числе любимец Леня, не стеснялись своих слез.
И опять, словно истукан, окаменела   Нина Петровна. Сколько же может вынести материнское сердце!  После смерти дочери она сама как будто находилась меж двух миров: еще не там, куда ушли все ее близкие, но уже и не здесь, где осталась единственная ниточка – внук Ваня.
 
       Нина Петровна никого не замечала, она жила, вернее, доживала по инерции. Ее существование превратилось в ожидание  ухода. Поначалу она каждый день приходила на свои могилы, сидела там по нескольку часов, пока кто-нибудь из соседей не спохватывался и не приводил ее домой.
   Она не заметила, как тихо из ее дома исчез Володя, подумала, что он уехал или к матери,  или  на очередные процедуры. А когда следующей весной ей сообщили, что Володя умер (его нашли  на могиле любимой Танюши), она приняла эту весть опять с двояким чувством: удовлетворения и досады: «Он с ней уже рядом, а я еще здесь».
 
 И опять у нее появилось главное дело - каждый день приходить к семье. Она шла на кладбище неторопливо, прямо держала голову и спину, а в руках всегда она держала четыре живых цветка.