Триумфальные салюты

                Подарок для Витухновской
     Наш потрясающий триумф воли, завещанный коварными и замшелыми дедами, теми самыми, закозлиными, бравшими не совсем Берлин и не то, чтобы штурмом, перемешанный с упорным калоедством, безумными повторениями сотни раз повторенного, отринутого Джимми Пейджем на вечеринке у сэра Пола в недавнем сорок третьем году до Рождества Христова, веселым соплежуйством отходов слизистой оболочки Фридриха Энгельса и Роберта Валленштока, между мощнейшим эйсом опытнейшего и рыжего Бориса Беккера и трепетным поглаживанием кастрированного котика, вскружил мою печальную голову черного штурмовика и вынудил к эмиграции на какой-то левый сайт " Автор Ме". Бля, знать бы еще, что это за хрень - ме. Молдавская Европа, что ли ? Типа, украинской, но слегонца южнее. Ладно не севернее. Представился батько Лукашенко, задолбленный заботами мудак, вцепившийся крючковатыми пальцами в обломок трона Могевиндов, попердывая и кряхтя, тащущий его в пропахшее машинным маслом железное нутро транспортного вертолета, что унесет мудрого и колхозного к чертям собачьим, в Венесуэлу. А следом : великолепное зрелище ликующих триумфаторов, пир победителей, стоящих по горло в говне и размахивающих руками, преисполненных восторга со слезами на глазах, пропахших дедами, наутро целеустремленно строящих новый совок, или рейх, или империю инков, дающих уголь и Беломор-канал в растопыренные пасти сноровистых и высокодуховных приматов, австралопитеков, обучающихся в Гарварде, лопающихся от горя и жадности. Дааа, ништяк, однако.
     Больше всего мне хотелось стать Верховным Главнокомандующим. Носить кирпично-новое лицо, шкары с лампасами, портупею и сапоги, помнить дедов, воевавших на чемпионате мира по хоккею с беззубыми профи-канадцами под оглушительный вой трибун, фырчащий рокот новеньких " Волг", прогревающих моторы перед финальным рывком в чистилище, уютно расположившего свою невнятную тушу между Дудинкой и Ургантом. Подносят мне холопы штоф, огурчик, бабу голую, возможно, еврейку, землячку и гниду, а я куражусь, капризничаю.
     - Этта што ?
     И тычу пальцем в рыло заместителя месткома. Он судорожно ощупывает недоформированный абрис лица, бледнеет торсом и кается :
     - Саботаж, батюшка, вредительство, касатик.
     Я икаю, сыто, довольно, натужась и багровея, пукаю, стучу кулаком в грудь секретарши, возможно, еврейки, может быть, из Киева.
     - Этта што, бля, я твой рот, падло ?
     - Сиськи, товарищ маршал ! - Рапортует секретарша и задирает подол юбки. Я довольно ржу, узрев толстые ноги, покрытые темным мхом, унаследованным от трех сотен поколений бердичевских мещан. Мацаю отвисший зад и машу рукой капитан-лейтенанту, серой тенью клубящемуся в углу. Он подбегает, протягивает черный чемоданчик, открывает ржавый замок и мы видим, что в сиреневом вместилище вероятного расположения окончательной кнопки ни х...я нет. И мы начинаем петь и танцевать, тоненькими, гнусными голосами. Поем мы из гражданки Рамазановой.
     - Карабли в маей гавани жечь, на рубли паменяю билет, атрастить бы ...
     Мы поем громко, очень громко, у нас триумф воли. Наши юные смешные голоса колеблют атмосферу и, три раза обогнув по осевой землю, вторгаются в пределы Германии. Немцы бледнеют, падают на колени и трепещут в предвкушении яркого оргазма, что придет, не может не придти, они помнят, как следом за песнями приходили пляски, прибегал одноглазый Змей Плискин, устав быть Чертом Таннером, почтальоном и водилой, приползали красотки в количестве одного миллиона на десять тысяч человек, вставали раком до Москвы и убывали, бля, в крокодилий штат и Гарвард.
      Сучий потрох, я третий день не могу насмеяться от этого самого Гарварда. Еб...ся, если б его не было, его стоило бы выдумать. Университеты в людях, прямо по Алешке Пешкову. Сальные буфетчики, корявые кулугуры, богомазы и живодеры, какие-то солдаты и объясняющие господа. Реально пиз...ц. Вспомнились бородатый Белковский и еще более бородатый Сатаров, как они пытались накормить меня говном, рассказывали тоже о дедах, в промежутках между боями боровшихся и достигнувших до всего вот этого вот. Я сидел на бережку, ухмыляясь в заросшие паршой рожи ублюдков и в пику козликам цитировал наизусть труды Геббельса, Гитлера и Розенберга, приводя их в неистовство и пассионарный экстаз, предсказуемо завершавшиеся свальным грехом под эгидой ОГПУ и во славу отца Люцифера, политрука и Бориса, рыжего, мерзкого, знающего, как надо. На хрен, пусть лучше сексуальные бабы мне выносят чувство меры и зачатки здравого смысла своими шебуршащими камланиями и поэмами о соколе Жириновского, точнее, соколихе, с резиновыми губами и продолбленной настежь дырой. А я этим бабам буду дарить разнообразные истории. Например, такую.
     Александр Градский, толстый и гадский, грыз китайский карандаш, упоенно рифмуя слова. " Голос - как в жопе волос". Гениально ! Просто нееб...ски красиво. Еще вдогон группу " Ленинград", заседание Петросовета, гардину из Мосторга и можно пойти удавиться. Свить аккуратно из упряжи мертвого осла удавочку, бросить, небрежно и гордо, под ноги боевикам ФАДХ тридцать шекелей и удавиться. От восторга.
     Эх, хороша история. И, само собой, в концовочке фальсификация. Не так оно все было на самом деле. На самом деле все воняло, все делалось через жопу и спустя рукава. Все было стремно, говенно и уныло. Глупо было. Но смешно. Я давно так не смеялся. Питаю надежды, что веселье продолжится и говножуи продолжат свой нелегкий труд. Нихт капитулирен, короче.