На рыбалку

                Ведь я ж на рыбалку поехал, а не рыбу ловить!
                /Из современного анекдота./

        Ивана пытали. Он лежал, прикрученный тяжеленными железными цепями к деревянной, жёсткой и неудобной скамье так, что не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Мало того, его волосы были придавлены к этой же скамье какой-то жутко горячей тяжестью: и головы не повернуть! И крикнуть Иван не мог: рот был забит до предела мякиной, мерзкой на вкус. Жутко хотелось пить, но вместо воды двое, все в чёрном (лиц не видно) вбивали ему в голову, - в виски, - длинные и тонкие раскалённые иглы. Так – слева! Так – справа! Так – слева! Так!.. Ивану хотелось кричать, но (рот-то забит!) из глотки вылетали только хрипы и стоны… Больно же, гады!.. Больно!.. Но самое страшное было не это: ещё один (тоже весь в чёрном) стоял перед ним с зажжённой ацетиленовой горелкой и по миллиметру приближал её к лицу и глазам. Иван чувствовал уже на лице, пока ещё просто горячее, дыхание ацетиленового пламени, видел жуткий оскал страшного рта чёрного, его нечеловеческое упрямство… Собрав все силы, Иван вытолкнул изо рта мякину, заорал, что есть мочи, рванулся!..
… Он сидел на своей собственной кровати в своём собственном доме. Весь мокрый от пота, с чугунной, жутко болящей головой, а весёлый солнечный лучик, нащупав дырку в занавеске, светил ему прямо в глаза. Вот же чёрт окаянный! Да ещё ходики в горнице за занавеской мерно отстукивали секунды: так-так, так-так, так-так… Иван застонал, схватившись за голову, сполз с кровати и, отодвинув занавеску, поплёлся в горницу. Там, на подоконнике, должна была стоять банка с ядрёным помидорным рассолом: сам вчера ставил, на всякий случай. Знал, что от кума так просто не отделаешься, и приготовился… Должна стоять… Но не стояла…
- Верка, стерва! Куда опохмелку убрала, дура?.. – Иван чуть не плакал от отчаяния и головной боли. – Верка-а!.. Вот же тварь поганая!..
Но Верка не откликалась, - видимо, не слышала, или делала вид, что не слышит. С неё станется!.. Иван, пошатываясь и стеная, вышел в сени. Там на лавке стояла вёдра с колодезной водой. Иван снял с крюка над лавкой старую, ещё дедову, деревянную кружку, зачерпнул воды и долго пил, пофыркивая, отдуваясь и обливая себя приятно холодящей водой. Жажда немного отпустила, но головная боль не прошла. Иван вздохнул, утёрся рукавом рубахи и вышел во двор. Солнечный свет больно резанул по глазам, и Иван, от неожиданности, остановился и застонал, прикрывая глаза руками.
- Привет, куманёк! Как  дела? Как настроение после вчерашнего? – Всклокоченная голова кума Фёдора показалась в проёме калитки.
- А!.. – Иван махнул рукой. – Видишь – болею… Голова, чёрт…
- Чего так?
- Да…
- Чё, не похмелили?!?
- Не, не хочется… Да я с утра и не опохмеляюсь…
- А, может, по пятьдесят – и по домам, да в школу не пойдём?!
- Ты чё, кум! Нельзя. Верка орать будет.
- А мы потихоньку, за сараями. Не застукает…- Иван горестно вздохнул и отрицательно покачал головой. – Ну, скажи, что на рыбалку пойдёшь, если спросит…
- Да ты чё, кум!?! Ни в жисть не поверит!
- Скажи, что с соседом идёшь…
- Ага, скажет – опять самогон жрать…
- Ну, вон Лёху возьми, племяша, с ним пойди. А я попозже подойду, честно!..
- Да не хочу я! Серьёзно, не хочу…
- Ну, как знаешь. А я тогда к Мишке пойду, к соседу. Чего ради самогонке-то пропадать?
- А сам что, не осилишь?
- Не, ну, ты, блин, сказанул! Я те чё, на алкаша похож – одному пить!??
- Да нет, вроде…
- Ну, и я за то!..
- Ладно, кум, уговорил. Щас Верке скажу. Подожди минут пяток… Верка! Верка!.. Вот чёртова баба! Верка, мать твою!..
- Да вон, в сарае она, чего орёшь?
- А… Ну, щас… Верка! Я с Лёхой на рыбалку пойду. Отдохну от вчерашнего праздника!.. Кум, дурень, смойся! Тебя увидит – каюк всему!.. Верка! Верка, паскуда! Слышь, ты!..
- Что ж ты разорался-то, паралик окаянный?!. Какой же это у тебя вчера праздник-то был?!. – Голос Верки звучал устало и чуть-чуть насмешливо.
- Как какой? Да ты чё, рехнулась? У Лёхи ж день рождения! Восемь лет! Какой!..
- Так то ж у Лёхи, а не у тебя! А тебе с кумом только повод и нужен, чтоб упиться! Когда ж вы лопнете-то, наконец?!.
- Ну, ладно, ладно… Ты это, не ворчи… Я ж не пить иду, я ж на рыбалку… Отдохнуть…
- Ага, на рыбалку…
- Не, ну точно – на рыбалку. Вон с Лёхой и пойдём.
- А-а… Тогда палатку не забудь взять, не то опять пацана застудишь, сопливить будет…
- Эй, кум, ты там скоро?
- Блин, кум, опять ты меня спалил!..
- А я чё?..
- Это кто там ещё?
- Да вот кум тут нарисовался…
- Опять с самогонкой? Или с наливкой?
- Да нет, ты чё… Ну, блин, опять ты меня подставил!.. Не, он так просто зашёл…
- Знаю я, как он просто заходит! На тех выходных он тоже просто зашёл, а я тебя потом три дня найти не могла…
- Да я ж сам пришёл…
- Ага, сам! Через трое суток, да ещё и корову приволок! Хорошо, хозяева не злобные оказались, а то сидеть бы тебе! Нет, ну надо же, за три километра в другое село ушёл и корову оттуда увёл!
- Ну, ладно, ладно… Зато молока свежего вам с Лёхой досталось…
- Ладно, иди уж!.. Но если узнаю, что опять с кумом был!..
- Вот чёртова баба!
- Молчи, блин, опять меня спалишь… Щас, Лёху позову и пойдём. Лёха! Лёха! Пошли, брат, рыбку ловить! Слышь, Лёха, ты где?..
- Здесь я, дядь Вань… - Белобрысая голова весёлого восьмилетнего парнишки появилась над бурьяном в другом конце двора. – Чего звал?
- Собирайся, пойдём рыбку ловить…
- Да не хочу я…
- Пойдём, пойдём! Привыкай, брат, к деревенской жизни…
- Ага, ты ж опять пить будешь…
- Ну, брат… На рыбалке без этого нельзя. Собирайся. С ночёвкой пойдём. Тётка палатку взять разрешила.
- А на лодке дашь покататься?
- Дам, дам…
- Ну, я щас, я – быстро!..
Через полчаса весёлая компания, - с Лёхой впереди, - вышла из ворот дома и направилась к озеру. Но не успели они отойти и десяти метров, как калитка открылась, и Веркина насмешливая и всё понимающая физиономия выглянула на улицу:
- Эй, рыбаки! А удочки? Удочки мне оставили?!.
- Ах, ты ж! Лёха, удочки-то забыли!
- Щас, дядь Вань!..
- Ну, кум, а всё ты со своей спешкой! 
- А чё ты так долго? Тоже мне – копается, копается… Горит ведь!
- А у меня чё, не горит? У меня, может, ещё хлеще горит!..
На озере была благодать! Лёха катался на лодке, Верка не доставала своими насмешками, и кумовья, под разговор о рыбалке и деревенской жизни, уговорили две полторахи лихого самогона – бабка Авдотья выгоняла в неделю до пяти бидонов. Но самогон был, - чего зря наговаривать, - качества отменного и даже не очень вонючий. И всё бы ничего, но Ивана опять потянуло на подвиги. 
- Слышь, кум! Айда на дальнюю тоню сплаваем. Там на хуторе у фермера, говорят, какой-то породистый баран объявился. Айда поглядим!
- Не, кум, ты чё? Куда я на ночь глядя почалюсь? Не-а…
- Ну, как знаешь… А я сплаваю!
- Ты чё? А Лёху куда?
- А давай к твоим, а? Чё он дома один-то будет?
- А мать-то где?
- Да они с мужем на море умотали на месяц, а Лёху нам с Веркой спихнули: у нас, вишь ли, своих нету, вот с ихним и валандайся!
- Ну, ты ж брат всё же…
- А-а… - Иван махнул рукой. – Как на море ехать – так брат, а как деньжат подкинуть – хрена! Ладно, веди Лёху к Верке. Ей скажешь, что я на озере остался.
- А не поверит?
- Поверит. Вон, Лёха подтвердит. Лёха, скажешь тёте Вере, что клёв пошёл. Скажешь?
- А ты, дядь Вань, куда?
- Куда, куда… На кудыкину гору… Скажи, как я веле, а то я тебе велик не куплю. Скажешь?
- Скажу…
- Ну, всё, давайте, дуйте. А ты, кум, ещё полтораху захвати – и сюда. Вмажем – и я поплыву!
- Ага… Это мы запросто!..
Верка очень удивилась, увидев кума с Лёхой: ну, как же, собирались с ночёвкой, а тут – на тебе, лишь завечерело – уже дома:
- Вы чего так рано? А мой где?
- А он на озере остался. Клёв у него…
- Знаю я его клёв. Опять суток на трое наклюётся!
- Не, правда, клёв. Вон, Лёху спроси. Ну, скажи тётке, что там…
Лёха молча кивнул, вздохнул и пошёл в свою комнатку. Иван же и впрямь появился через трое суток. Появился не один, а пригнал с собой  трёх породистых баранов и двух красавцев-гусаков, которых увёл у соседа Мишки… На следующий день Ивану стыдно было глядеть Мишке в глаза. Так стыдно, что он с кумом больше никуда не ходил и даже пить бросил. На неделю. До следующего праздника…



06.01.2012 г.