Старость - не радость

Говорят, что старость – не радость
А, быть может, это еще большая радость …

- А как вы думаете, что сейчас делают ваши дети и внуки? – неожиданно спросил мистер Кинклейд. Это был самый старший из всех присутствующих здесь, говорят, он тут уже около двадцати лет. На вид ему было около девяносто семи лет, однако, никто не мог сказать достоверно, даже сам персонал дома престарелых. Так как он был здесь самым старшим, соответственно, самым почитаемым, к его голосу прислушивались все. Нечасто кто-то понимал, о чем он говорит, но всем было понятно – говорит он умные вещи. Вот и сейчас, вопрос был задан внезапно и как будто в пустоту, не ожидая ни от кого ответа, но в то же время, обращался он ко всем присутствующим. Все жители этого дома собрались в гостиной на свободный час. Кто-то смотрел телевизор, кто-то вязал носки, которые потом отдадут внуку, а кто-то играл с соседом по комнате в шахматы. Но мистер Кинклейд сидел в стороне ото всех, будто наблюдал, покуривая крепкую сигару. Один только его вид наводил страх на некоторых жителей дома, а кто-то и вовсе предпочитал не контактировать с ним. Но когда он говорил – все бросали свои дела и слушали.
- Так что они делают в эту самую секунду? – продолжил свою речь Кинклейд, делая затяжку. Видимо, он понял, что отвечать на его вопрос никто не решается, поэтому начал первым. – Вы знаете, а мой Роберт наверняка сейчас на бейсболе, играет за свою школьную команду. В прошлый раз этот пройдоха умудрился привести свою команду к победе, за что теперь носит гордое звание короля старшей школы, - Кинклейд издал хриплый смешок, - хотя буквально год назад считался изгоем.
Повисло гробовое молчание. Если он заговорил о своем внуке, Роберте, это означало только одно – у Кинклейда сегодня отвратное настроение. Его и без того все боялись, а когда он заводил речь о Роберте – это был очень плохой знак. Кивком головы мистер Кинклейд указал на миссис Томпсон, намекая, что следующая очередь рассказывать о внуках ее.
Миссис Томпсон пришлось отвлечься от вязания, чтобы уделить время всем собравшимся здесь, а также своему рассказу о внуках. Это была довольно болтливая старушка, эдакий божий одуванчик, которого насильно усаживаешь в общественном транспорте, когда она стоит в стороне, аккуратно опираясь на свою палочку. Она всегда с любовью говорила о своих внуках и детях, о своей жизни до дома, да и вообще обо всем, что приходило ей на ум. Неудивительно, что ее здесь все любили, каждый считал за счастье поговорить с ней хотя бы пять минут, настолько она была ко всем добра. Она радовалась абсолютно всему: первому лучу солнца, который пробивался к ней в комнату сквозь бежевые шторы, она даже радовалась вместе с мистером Кинклейдом за его внука Роберта. Да, она была очень добродушной старушкой.
- О, моя Тереза прямо сейчас договаривается с издательством об опубликовании своей книги, - весело воскликнула старушка, на время, забыв о вязании. Все присутствующие отложили свои дела, и обратились в слух – настолько интересно рассказывала миссис Томпсон. – Так вот, буквально вчера мне позвонила Клаудия, и обрадовала меня этой новостью. Тереза закончила писать роман, теперь вот ищет, куда бы его отдать на публикацию, - к концу предложения голос старушки чуть стих. Дело в том, что она сама занималась всю жизнь писательством. К сожалению, до серьезной публикации дело так и не дошло, впрочем, женщина продолжает писать и здесь, в доме. Все знали об этой печальной истории, поэтому сочувственно покивали. – Надеюсь, хоть у Терезы получится исполнить мою мечту, - с несвойственной ей грустью закончила Томпсон, вновь взяв в руки спицы. Ей нужно было закончить вязать носки до вечера, как раз к приходу ее второго внука – Лораса. Либо она забыла передать очередь говорить другому, либо просто ушла в себя, но возникло неловкое молчание.
- Да … - задумчиво протянула еще одна старушка, сидевшая здесь, - пусть хоть наши внуки оставят что-нибудь после себя. Если не вышло у нас – хотя бы выйдет у них, - закончила свою речь Луиза. Единственное, что о ней знали жители дома, так это то, что всю жизнь она посвятила информатике, изучению компьютеров и другой техники. Никто не знал был ли у нее муж, есть ли дети и внуки, более того, никто не знал даже ее фамилию. Для всех она была Луизой.
- Нет, вы только посмотрите! – возмущенно воскликнул мистер Юмен, тыча пальцем в телевизор. Там шла какая-то программа под названием «Мы изменим ваше сознание!». С экрана мужчина грозным голосом внушал телезрителям, что все, во что они верят – полная чушь. «Вы думаете, что знаете все? Вы ошибаетесь!» - говорил он, а сзади показывали кадры из новостей времен теракта 11 сентября.
- Столько людей тогда погибло, а он считает, что имеет право вот так просто оскорбить их! Да если бы наши власти могли тогда хоть как-нибудь предотвратить теракт – они бы спасли всех до единого! – не унимался Юмен, не уставая тыкать толстым пальцем в экран. Его палец был настолько толстым, что при детальном рассмотрении был похож на свежесваренную сардельку. Мистер Юмен, по правде говоря, был одним из тех людей, кто любил возмущаться, сидя на диване перед телевизором. То есть такие люди не делают ничего и никогда. Не пытаются даже хоть как-то исправить или доказать то, о чем они говорят. Возможно, и нашего мистера Юмена все в принципе устраивало, возможно, он был даже согласен с телеведущим – он просто любил возмущаться и говорить какие все уроды.
- Успокойся, Чарльз, - мягко произнесла миссис Томпсон, вновь отложив свои спицы. Она практически закончила вязать носки серого цвета внуку, оставалось буквально пара крючков до завершения. – Ты же понимаешь, это всего – лишь телевизор, - успокаивала Томпсон Юмена, дабы утихомирить его пыл. Кажется, под ее воздействием даже солнце начинало светить ярче – настолько это был добрый и светлый человек.
- У нас скоро придут внуки, - продолжила Томпсон, поворачиваясь ко всем, - кто придет у тебя Чарльз?
- Ну … Ева бы пришла … - с грустью в голосе произнес старик, не отрывая взгляда от телевизора, в котором теперь показывали раскопки пирамиды Хеопса.
А кто знает, может быть то, что говорили в этой программе не такая уж и ложь? Что если все, что он говорит – правда? Что если правительство скрывает от нас слишком много? Представьте на секунду, что абсолютно все, что показывают все эти программы – чистая правда. Но конечно никто даже и представить себе это не может, так что … это ложь, да.
Внезапно распахнулись двери позади собравшихся в гостиной. В дверях показались две девушки, которые работали здесь медсестрами. Это были две молодые девушки в медицинской форме, они подошли к коляскам, на которых сидели наши герои, и повезли их по коридору в зал встреч. Встречи проходили раз в неделю, у всех в одно время, в одном зале. Так было практически все: столы, стулья, диваны, телевизор, холодильник. Там был даже настольный футбол, в который очень любил играть мистер Кинклейд. Девушки довезли стариков до зала, где их уже ожидали все: Тереза, Лорас, Роберт, даже Клаудия пришла, а у них были натянутые отношения с миссис Томпсон. Только у Луизы с Чарльзом никто не пришел. Но если Луиза всегда общалась с чужими внуками, то Чарльз предпочитал держаться в стороне от всего этого шума. Молча сидя в своей коляске в углу комнаты, он наблюдал за всеобщим весельем.
- Роберт! – радостно воскликнул мистер Кинклейд. Единственное, что любил этот старик за всю свою жизнь – его внук Роберт. Когда тот приходил, от прежнего Кинклейда не оставалось и следа. Он мгновенно расплывался в улыбке, крепко обнимал внука, будто видит его в последний раз, затем они шли играть в настольный футбол.
Когда к миссис Томпсон приходили Клаудия, Тереза и Лорас – они только сидели на диване и обсуждали очередной рассказ Терезы.
Луиза предпочитала общество и тех, и тех, однако больше всего времени в итоге проводила с Клаудией.
Чарльз же любил просто наблюдать за ними, за их весельем, за их счастьем, к которому они так сильно привязались. Казалось, если у них отобрать это, то они растворятся вместе со всем, чего никогда и не было.
На месте Терезы стояла одна из медсестер лет двадцати пяти, Лораса заменял медбрат, всех остальных тоже заменял рабочий персонал. Все они создавали некую иллюзию, развлекая стариков. Не давая им окунуться в смерть с головой. Зачем расстраивать людей? Зачем говорить им, что все те, кого они любят, возможно, никогда даже и не существовали? Достаточно было просто поддерживать сие действо, вот только у Чарльза Юмена не было никого.
Как страшно осознавать, что ты умрешь без того, к кому привязался. Ты просто потеряешь себя.
Они попадали в этот дом одним и тем же способом: их находили работники разных социальных служб на улице. Одни, брошены. Кто-то проживал последние десять лет бомжом на улице, кто-то сидел у метро, протягивая ладонь ради кусочка хлеба …
Но все эти имена: Тереза, Лорас, Роберт, Клаудия … Откуда они? Кто эти люди? Значит, у этих стариков все-таки есть внуки?
Значит, они не одиноки?
Как страшно жить на свете, осознавая, что единственный, кто подаст тебе стакан воды – медсестра дома престарелых, - подумал Чарльз Юмен, радостно махая рукой Терезе, которая увлеченно рассказывала всем о своем новом рассказе под названием «Старость – не радость».