Другие берега. Глава 4

        Когда мать завела в избу иссохшую старуху с костылём и сказала мне: "Твоя сестра", отец работал в поле. Я, конечно, уставился на неё и ничего не мог вымолвить, а мать, поставив чайник и усадив молчаливую и совсем не моргавшую гостью за стол, обняла меня и кое-что рассказала.

      - Не думай, что она старая. Ей всего двадцать пять. На самом деле ты у нас не единственный ребёнок, у тебя есть старшая сестра, Данша. Когда она родилась, а было это в середине декабря, расцвели бархатцы и георгины, и повитуха улыбнулась: "Будет радугу в косы заплетать". Заговорила девочка в полгода, а в год уже знала названия всех растений, растущих в саду. Она делала из них целебные настойки и мази, за которыми стояла в очереди вся округа. Соседские девушки завидовали ей и постоянно унижали, потому что её кожа была из слоновой кости, губы светились киноварью, а взглядом она могла высекать искры. Однажды кто-то ударил её камнем по голове, и с тех пор она перестала говорить и лежать. Даже спала она стоя, а если мы привязывали её к кровати, то по ночам раздавались такие пронзительные стоны, что мы не могли вытерпеть и развязывали верёвки, после чего она вновь поднималась. Я была так рада, узнав, что скоро родится ребёнок, ведь наверняка с братом или сестрой ей было бы легче. И действительно, она много ухаживала за тобой и иногда даже улыбалась. Но одной ночью я услышала ужасный шум и плач из детской, а когда включила свет, увидела, что она всем телом навалилась на тебя и хотела задушить.

Всё время, пока мать рассказывала о моей сестре, я не отрываясь смотрел на Даншу. Самым удивительным было то, что она ни разу не моргнула, а её пустые серые глаза словно исчезали. Она была мертва, она была вещью.

       - Отец отвёз дочь в больницу, там её лечили электрошоком, но и это не помогло. Месяц назад я решила забрать Даншу домой: теперь она никому не сможет причинить вреда – даже себе…

     В то время как мы жили с Даншей, Данша жила без нас. Она отказывалась спать в избе и уходила в хлев к быкам и козам, а насильно возвращать её домой не имело смысла. Сестра была настолько отрешена от мира, что каждый день из даншиных волос вылетало по нескольку летучих мышей, с тела сыпались сосновые иголки, шишки и сухие листья, которые мне приходилось выметать по утрам.  Если она долго стояла на солнце, то от неё исходил лёгкий дым, а своими пальцами она могла скрипеть, как несмазанными колёсами. Из еды Данша отдавала предпочтение свежему сену, кузнечикам и древесным жабам, которых запивала речной водой или берёзовым соком. Иногда, пока никого не было дома, она открывала бутылку подсолнечного масла и целиком её выпивала, заедая сушёными грибами или маринованной редькой.
Однажды, занимаясь с отцом, я услышал громкий крик матери. Когда мы к ней прибежали, то увидели, что Данша, отрешённо улыбаясь, лежит около хлева в забрызганном кровью платье.

Через несколько недель стало понятно, что она понесла.