Ежики, или Записки натуралиста
Избыток зелёного, синего цвета,
И сверху и снизу, и слева и справа —
Лишь Небо да листья, лишь Небо да травы.
Мы в этот аквариум тихо заплыли
И всё, что до этого было, забыли,
В зелёном и синем от мрака спасаясь,
Податливых листьев ладонью касаясь...*
Два фанерных домика на окраине скромной турбазы хранили наивную нетронутость печатью комфортной цивилизации. Здесь царил тот здоровый минимализм, что украшает не только Искусство, но и саму разумную жизнь. Уютный Дом без излишеств. Лужайка, мангал и место для дров. Просторная веранда с деревянным столиком. Внутри – подсобка для кухни в полевых условиях и скромная комнатка с двумя кроватями и тумбочками. Светлые занавески близ окна, выходящего прямо на нетронутый лес.
Сразу от Дома начиналась узкая тропинка, ведущая в поле, зримый символ многовековой мечты о душевной свободе – просторное русское поле, сотни раз воспетое людьми различных литературных талантов и дарований, но одинаково чуткой и глубокой души. Налево от поля – озерцо с девственными кувшинками, да залетающими сюда цаплями и дикими утками. Направо – бесконечные подлески по пути к Волге. Прямо – величественный лес с узкими, едва различимыми тропками.
Самые восхитительные часы этого земного рая наступали в канун позднего июньского заката. Опалённая избыточным теплом Природа медленно остывала, благодатно вкушая робкий ветерок с Волги. В траве начиналась ночная жизнь. Там копошились земляные лягушки, молнией ползали ужи, невидимо рокотали сверчки. Вскоре появлялись те, кто обитает лишь там, где сохранилась максимальная нетронутость мест отдыха человеком, не гремят дискотеки и не выпивают одуревшие от свежего кислорода развеселые компании. Они выходили тихо, аккуратно и чуточку настороженно – словно, не надеясь на изначальные милость и доброту человека...
***
Ты ещё жив? Чудеса, чудеса.
Значит, тебя берегут Небеса.
Значит, ты нужен кому-то и где-то.
Вот тебе, милый, ещё одно Лето.
В нитях то солнечных, то дождевых.
Вот тебе место средь тварей живых —
Крупных и мелких, поющих, жужжащих,
Льнущих к руке и под ветром дрожащих...
Ближе к полуночи, когда Свет Июня давал Ночи короткую 4-х часовую власть, хорошо сиделось на скамеечке с лужайкой близ Дома, с чащей напротив и справа. Природный пейзаж, тишина, умиротворение не нуждались в сложных изысках умной философии. Говорят, всякий художник должен «настроиться», «прислушаться», «поймать состояние НАД» и творить. Чепуха. В нетронутом кусочке самого Естества нет нужды искусственно напрягать все органы чувств и что-то «улавливать». Ты уже сам по себе – антенна, впитывающая радиоволны Нерукотворного Мира, и единственная задача – его не спугнуть. Нет никакой нужды думать о поэзии, прозе, литераторстве и т.н. «творческих задачах». Сиди, внимай и благодатно помалкивай, пока с тобой милостиво делятся. Наутро, днём позже – да хоть через год (!) – отголоски этой Благодати выплеснутся и в творчестве без всяких внешних усилий – в зависимости от того органа зрения и чувств, который развит у конкретного человека: стихи, проза, музыка, живопись.
Тогда люди говорят «о таланте». Хотя, единственный подлинный Талант – слушать Мир и прислушиваться к себе самому. Всё остальное уже следствие. Этот Талант дан каждому. Но люди, организовывая поездки на Природу, тащат за собой максимум возможных средств цивилизационного комфорта. Финский Домик с душем, а то и джакузи. Телевизор и компьютер. Страстный футбольный матч на веранде с просмотром в окружении весёлых друзей и подруг, под пиво и шашлыки.
Природа в нетронутом естестве не исчезает – её не было в этом контексте изначально. Тонкий мир «штучной» человеческой души вновь безнадёжно залит, заболтан, выпит и смачно закушен цивилизационным комфортом. А нераскрытый внутренний мир человека привычно лежит полуживой в реанимации, с аппаратом искусственного дыхания, да вечной капельницей, что не отключаются лишь из бесконечной милости Создателя...
***
Всё Лето шел зелёный ливень.
И был он тих и непрерывен.
Густые ветви до земли,
Как струи долгие, текли.
И дули ветры, их колебля.
Текла трава, стекали стебли,
Текли и не могли утечь,
Текли, касаясь наших плеч,
И щиколоток, и коленей.
Мильон таких прикосновений
Переживёшь за жизнь свою,
Не ведая, что ты в раю,
И ожидая, ожидая
Других чудес, другого рая...
Если ты не в силах преобразить, или сделать чуть лучше Нерукотворный Мир – просто стань его тихой, незлобной частью: ведь ты тоже имеешь – не столько право, сколько милость – не всегда жить, но постоянно присутствовать здесь.
В полночь, как в сказке о Золушке, тихонько дрогнул куст. На слабоосвещённую лужайку вышла ежиха, принюхиваясь к остывающей июньской травке. Человек на скамейке застыл. Тогда, внешне не обращая на него никакого внимания, ежиха подошла чуть ближе. Он спасительно нащупал в кармане олимпийки печенье и аккуратным движением, бесконечно боясь вмешаться и спугнуть, высыпал его на траву. Животное поразмышляло секунд тридцать, а он ожидал её ответ как оглашение приговора.
– Мы с тобой – одной крови!
И ежиха принялась аппетитно вкушать скромный дар человека, слегка причмокивая.
К следующему вечеру человек подготовился во всеоружии. Пачка ароматного печенья и свежее молоко, заботливо разложенные-разлитые в несколько пластмассовых кормушек. Человек угадал. Ежиха, словно по незримым часам, опять в полночь, пришла не одна. Как в забытой сказке с детских грампластинок с ней появились трое маленьких ёжиков, идущие неслышным ровным строем. Уже почти не обращая никакого внимания на философа на скамейке, семейство аппетитно принялось за поздний ужин...
В тот трагичный День, мысли о котором человек малодушно две недели гнал из головы – День Возвращения в город, он проснулся с бесконечным сожалением о том, что вчерашний вечер в месте встречи с ежиным семейством был последним. Свежие стихи не утешали: творчество, вообще, утешает не столько автора, сколько часть тех, кому оно (в силу разных душевных причин) внутренне близко. Природа, пробуждаясь вместе со скорым июньским рассветом, не заметит его отсутствия. Но и он, по крайней мере, ей ничем не навредил за это время.
Ровно в три часа дня он заботливо приготовил последний ужин – печенье с молоком к полуночному визиту. Как вдруг... шевельнулся куст в чаще. Он уже научился узнавать животных посреди иных, внешне одинаковых. У куста стояла та самая ежиха, но без семейства.
– Прощай – тихо произнёс человек и отвернулся от избытка чувств.
А ещё, говорят, у животных нет души...
***
PS
Ровно в полночь уставший с дороги человек, насладившись плодами цивилизации в трёхкомнатной квартире, что-то писал в компьютере соскучившимся за время его двухнедельного отсутствия друзьям – реальным и виртуальным. В сотне километров отсюда ежиное семейство, должно быть, завершало свою трапезу на тихой турбазе, ещё не ведая (или уже чувствуя?) что она – последняя.
Внезапно грянула спасительная в июньскую жару гроза. Человек взглянул в окно. Но стекло уже стало мутным. Тогда он вышел на балкон и благодарно протянул руки ночному ливню...
***
*Примечание: В рассказе использованы стихи Ларисы Миллер (благодарность Эмилю Сокольскому, познакомившему меня с её творчеством).
(Июнь – 2013)
Свидетельство о публикации №216062901050
А за стихи - отдельное спасибо, талантливые стихи, поищу сейчас ещё в интеренете.
Вера Вестникова 28.05.2017 20:57 Заявить о нарушении
http://www.proza.ru/2015/10/14/2066
На самом деле, почти утраченная сейчас школа. Всех тянет в авангард, верлибр.
ДМИТРИЙ БЫКОВ:
И то, что у нас называется верлибром... Всё время хочется по-пушкински сказать: Что, если это проза, да и дурная?!
Абсолютно согласен.
Константин Жибуртович 28.05.2017 21:30 Заявить о нарушении