Живот и дышло

               
     Весьма продолжительный отрезок времени, любимая, мы не касались темы культур-мультур. Что ж, пришло время, не дрогнув и отринув, навести некий порядок среди многих и членистоногих, восстановить, так сказать, статус-кво, пресечь нездоровое торжество и преждевременный триумф, возвратив никудышных на место их стойкого нахождения, а именно : на х...й. И, как пел Егор Летов, поперек. Поперек, как ведомо  с незапамятных и незабвенных времен, пиз...а у татарок. Храня верность истинной толерантности и веротерпимости уточню : у евреек тоже. Даже более того. Завет с демиургом сущего привел к необратимым изменениям и в области ануса.
      А теперь о культуре. Тарас Шевченко, злокозненный футболист, тот же Каха Каладзе, но снизу и рачком, нагло раскачиваясь подошел к гражданину Гаттузо. По самой транскрипции заранее понятно, что произошло далее. В общем, с тех пор Гаттузо итальянец, а Шевченко полюбил Кличко. На этом культура кончилась, исчерпалась и выпала в аут и началось истинное, непредумышленное веселье в виде прыжков, обезьяннего скакания, фальшивых голодовок, формирования нужной биографии в соответствие со сценариями по Судоплатову и Эйтингону, обмены, размены, бартеры и договоренности, имеющие в основе один маленький нюанс - гарантию. Не платежей, как ты привычно раззявишь алчный рот и закатишь глаза, а совсем иных раскладов, геополитических, закозлинных. Гарантия перманентности, неуспокоения, дальнейшего распада и полнейшего пиз...ца на окраине Европы, если бескрайнее поле, покрытое говном, от таможенных пунктов Польши и до транспортных терминалов Китая можно назвать окраиной Европы. Впрочем, не будем о херне. И поскольку культур-мультур кончилась, не начавшись, вспомню-ка я дела давно минувших дней.
     Гоголь скорчась лежал на боку. Мертвый. Но вот он услышал скрип гвоздей и настороженно открыл один глаз. Правый. Крышка гроба откинулась и узрел он довольную рожу агента зарубежных разведок Вознесенского. За спиной поэта стояли трое. Бродский, Пастернак и Николай Рыбников, только что женившийся на Гурченко, но не на Людмиле, как сфальцифицировали папарацци, а на Геннадии. Гоголь хитро закрыл глаз, решив притвориться мертвым и немножко послушать интеллектуальную беседу наследников дремучего дела стихосложения. Вижу, вижу, как гневно зашуршали листочки на твоих длинных ножках. " Как ? А Рыбников ? Эта гнида не имеет никакого отношения жеж !" Имеет. Самое непосредственное. Да ты сама все поймешь.
      - Больше всего мне хочется вяленой трески, - сказал Бродский, отодвигая Вознесенского, вперившись воспаленным оком пророка и рыжего в модный чубчик, прикрывающий половину лица Гоголя. - Берешь треску и засовываешь ее в зад какой-нибудь бабе. Помещаещь бабу на солнце, на пляж, там, или в пустыню, и через три часа готово.
     - Какой странный рецепт, - промямлил Рыбников. - Но не для наших непростых условий. Тайга у нас, а в тайге - один Микола бог.
     - Алле, гараж, - постучал по плечу Гоголя Пастернак, - харэ косить. Отечество в опасности, бля.
     Гоголь сел в гробу, откинув полы шинели. Кстати, эту шинель потом видели на Лимонове, на Епифанцеве, на Макашове, потом следы ее затерялись, ходили лишь смутные разговоры о бесчисленных армиях, о танкистских шлемах, автомобилях " Бентли", стремной Мишель Родригез, героических победительницах зомби, своими резкими телодвижениями повергавших залы кинотеатров в хохот и судорожные подергивания. Помнится, увидев полет над " Аркадией", я упал на пол и пролежал там весь фильм. А когда встал, была уже ночь, зомби кончились, классная хохлушка убыла, бля, на ток шоу поганого еврюги с Первого канала, только что вальяжным пинком вышвырнувшего белобрысую теннисистку обратно во Флориду, в Гарвард, на х...й, на заднем ряду армяне е...ли какую-то гастарбайтершу из Полтавы, забивая своими толстыми концами все естественные отверстия патриотки, не забывающей время от времени подпрыгивать и напевать государственный гимн при кратких мгновениях округления губ освободившегося от нагрузки рта, некогда спи...ный у соседей, ну, там " не сгинела", " не вмерла" и " хай турки пашуть". Извини, отвлекся.
     - Слушайте, - сказал Гоголь, - вы за...ли, второй раз за неделю меня будите. Что сейчас-то ?
     - Аннексия и оккупация, - выкрикнул Бродский.
     - Коррупция и Юля Тимошенко, - прокричал Пастернак.
     - Пиз...ц, - провыл Рыбников.
     А Вознесенский ничего не сказал. Не посчитал нужным. Побрезговал бездарями и недоносками, всеми этими Гоголями, бля, и прочими Пушкиными с фашистскими Достоевскими, набившими оскомину какому-то козлу по фамилии Кантор.
     - По очереди, пожалуйста, - попросил Гоголь, закуривая.
     - Короче, - зачастил Бродский, - сраные москали вперлись в Крым, защитники дриснули, народ все в рот е...л, все в говне, и чо дальше делать, х...й его знает.
     - Х...ня, - решил Гоголь, - в пиз...у этот Крым. Чо дальше, суки ?
     - Экономика и парламент, понимаешь, того, - весомо выговорил Пастернак и сморкнулся в галстук. - На всех не хватает и Миллера нету. Ахуй просто, гражданин Гоголь.
     - Х...ня, - решил Гоголь, - е...сь конем вся экономика.
     - А парламент ?
     - Туда же, - отмахнулся Гоголь. - Чо дальше, гниды ?
     - Да пиз...ц, - это Рыбников влез, - женился я, по любви женился, стою тут с вами, с мудаками, а жена, Геннадий мой, скучает.
     - Х...ня, - решил Гоголь, - на х...й всех жен и мужей, даешь либертарианство, таможенный тариф и тотальный мудизм. А ты чо, гад, молчишь ?
     Вознесенский пожал плечами, вспомнил шаловливые руки товарища Хрущева, улыбнулся и убежал. К Геннадию. А Гоголь сплюнул и снова умер. Ну, а дальше известная байда : Пастернак получил премию и умер, Бродский получил премию и умер, Рыбников ничего не получил, но тоже умер, как ни странно, Вознесенский умер, Гурченко, в общем, все умерли, даже Фарада и Абдулов. Лишь мы пока живы, но тоже все умрем. Е...ся. Странно устроена жизнь, живешь, живешь, а потом умираешь. Нездоровая херня, по - моему.
     Вот такие дела, единственная и неповторимая моя. Ни морали, ни фальсификаций, ни, тем более, стишков. Даже песни не будет. А будет танец. Живота.