Памятник

- Он похоронен в 94-ом? - полувопросительно произнёс голос на другом конце телефонной связи. - Прошло двадцать с лишним лет. А памятника там не было. Придётся копать землю, устанавливать…
- Как не было? - Григорий Алексеевич уловил главным образом ключевое утверждение. Оно его поразило.
- Как не было? - переспросил он.
Две недели назад он начал хлопоты по повторной установке памятника на могиле отчима. Старый, сделанный из нержавейки, украли. Об этом ему сообщили соседи. Сам он на кладбище бывал редко. Оно находилось далеко от его дома, содержалось кое-как. Расположение могил было таким запутанным, что найти нужную стоило труда. Можно было пробродить и час, и два и уйти ни с чем. По правде сказать, Григория Алексеевича и не очень тянуло в это унылое место, до которого и добираться было трудно, и находиться - не очень приятно. Теперь Григорию Алексеевичу перевалило за шестьдесят, но в год смерти отчима не было ещё и сорока. Тёплых чувств к  мужу матери, заменившему ей убитого в сорок втором на фронте первого мужа, отца Григория, пасынок не испытывал. Отношения у них сложились недружеские, как часто бывает в таких семьях. Но как-никак покойный был ветеран ВОВ, и совесть не позволяла оставить его могилу в запустении.
Дело в том, что памятник на ней был поставлен почти сразу после смерти отчима. И вот теперь  голодные могильные мародёры, бомжи добрались до полузаброшенной могилы - и памятник исчез. Кладбище не охранялось. Как оказалось, это был не первый случай. Охотники за металлом сдавали во вторсырьё даже ограды. 
 Мать ушла через шесть лет после отчима. На её могиле Григорий Алексеевич поставил стелу из серого гранита. Но то ли оттого, что мародёры задели её, когда вытаскивали воинский обелиск отчима, то ли ещё по какой причине, она немного осела, накренилась. Полустёршиеся золотистые буквы надгробия обесцветились. Фотография поблёкла. Как быстро всё-таки съедает время все знаки человеческих усилий!
- Не было, - убеждённо произнёс голос в телефоне. -  Придётся дать ребятам за подготовку места.
- Сколько? - не желая ввязываться в бессмысленный спор,  поинтересовался Григорий Алексеевич.
- Ну… рублей пятьсот.
- Хорошо.
- Тогда давайте завтра с утречка подъезжайте к нам в бюро. Доставим памятник на могилу и всё сделаем.
Не жаль было Григорию Алексеевичу ни пятисот рублей, ни тысячи, но глубоко оскорбило недоверие. Получалось, что солдата, воина закопали в земле без всякого уважении, и простояла так могила двадцать два года неприкаянной. Григорий Алексеевич не принимал тогда участия в установке памятника. Его изготовили на автобазе, где отчим работал последние тридцать лет. От волнения, объясняясь с работником военкомата, очень милой и доброй женщиной, избавившей его от многих бюрократических проволочек, а потом и с работником бюро, Грнгорий Алексеевич не мог даже вспомнить форму памятника: то он представлялся ему в виде островерхого обелиска, то в форме блестящей плиты со скошенным краем. Вероятно, это и вселило работнику бюро недоверие к версии о краже. Получалось, что, пытаясь вспомнить и путаясь в воспоминаниях, Григорий Алексеевич сам изобличал себя во лжи. Но зачем  ему было врать? Изготовление и установка памятника, по закону, производилась за счёт военкомата. Никакой не было причины кривить душой заказчику. Он делал то, что велела ему совесть. Почему же его подозревали в криводушии? Логика этого недоверия была ему непонятна и глубоко уязвляла душу.
«Эти люди привыкли жить обманом. И потому подозревают всех», - думал он, ворочаясь бессонной ночью в постели.
Предстоящий день хлопот уже подспудно волновал его, а высказанное недоверие к его честности приводило в недоумение. «Какой странный ход мысли, -  рассуждал он сам с собой. - Мне бы не пришло в голову усомниться, если бы кто-нибудь рассказал мне такую историю с памятником. Как я буду выглядеть в глазах женщины из военкомата, начальника похоронного бюро, рабочих? Все они будут считать меня обманщиком». Конечно, может быть, он никогда не увидит больше никого из них, но каково это: стоять мелким жуликом перед людьми? Григорий Алексеевич решил, что объясняться не будет, пусть думают, как хотят. Если людям нравиться думать так, как им хочется, вряд ли их удастся переубедить. Да и не стоит. Но тогда они поймут его молчание как признание вины. Через некоторое время и это сотрётся в памяти. Но всё же почему так странно можно истолковать самые простые объяснения? Говорил он с начальником бюро просто, дружелюбно, когда тот подвозил его на своей машине из военкомата в своё заведение. Но, наверное, этот человек не верит в то, что люди могут что-то делать без задней мысли. Во всём ему видится умысел, подвох, какие-то крысиные подземные ходы. Такие люди в простоту не верят, считают её или глупостью или лукавством.
Жизнь казалась Григорию Алексеевичу мрачной. Да и погода была подстать настроению. Начавшийся с вечера дождь продолжался с перерывами и утром. Солнце то выглядывало ; и тогда становилось жарко и влажно, как в парном отделении русской бани, то пряталось. Холодный ветер налетал порывами.
 Невыспавшийся, с туманной головой и тяжестью на сердце, отправился Григорий Алексеевич наутро в бюро ритуальных услуг. Одетый в кожаную куртку вспотел, пока добрался до цели. Начальника бюро не было на месте. Вежливые девушки показали ему изготовленный из чёрного гранита памятник с фото покойного и трогательной надписью: «Помни, любим, скорбим». Но сегодня устанавливать памятник было нельзя. Цемент поползёт. Несмотря на свою неопытность в подобных делах Григорий Алексеевич и сам это понял. Девушка показала стоявший в углу мастерской серый  гранитный обелиск с отколотым углом.
- Видите? Человек поспешил - и вот пришлось заказывать второй раз. Скупой платит дважды, - прибавила они неизвестно к чему.
- А почему же он раскололся сверху? - не понял Григорий Алексеевич
- Упал, ударился об угол могилы, - объяснилась помощница начальника.
«Хрупкий, однако, гранит», - подумал Григорий Алексеевич. А вслух сказал:
- Сколько было сухих дней, и вот тебе на…
- Ну, знаете, - возразила девушка, - подходящих дней было всего четыре. Лучше подождать. В общем, наш начальник вам позвонит.
- Хорошо. Буду ждать. До свиданья.
И Грнгорий Алексеевич покинул уставленное красивыми венками  приёмное помещение бюро ритуальных услуг, совсем не производившее мрачного впечатления. Настроение его немного улучшилось, а к обеду недобрые тени ночи почти совсем покинули внутреннее пространство его души, хотя тучи на дымном небе сделались плотнее. Однако дождь уже не шёл.
Миновали ещё две недели, пошла третья. Из бюро ни было ни слуху, ни духу. Григорий Алексеевич позвонил в военкомат. Вскоре после этого подал голос и начальник бюро ритуальных услуг. Договорились на третий день петровского поста.
Григорий Алексеевич поехал на кладбище, где его должны были дожидаться работники бюро. Нашёл нужную машину не сразу и уже начал раздражаться, входя в привычную колею недовольства городскими обычаями. Потом поколесили по обочине вдоль кладбища, ища место парковки. Ухабы и рытвины, потом большая лужа не давали свободного проезда. Да и на ходу в отдалении от намеченных ориентиров Григорий Алексеевич не мог сразу найти нужную дорожку. Однако ему всё же удалось определиться на местности, и группа, состоящая из него, девушки и шофёра, бывшего и грузчиком и  мастером, вышла к могилке. За месяц, обильный дождями и жарким солнцем, сорные травы так густо накрыли могильные холмики, что Григорий Алексеевич с трудом рассмотрел серое гранитное надгробие на могиле матери. Но то, что могила нашлась довольно быстро, показалось ему добрым знаком. Пока работники ходили к машине, потом перекатывали в тележке и несли на руках детали памятника, он сумел вырвать почти все стебли сорных злаков. Открылись прямоугольнички могил, росшие на них живые цветы и воткнутые в землю искусственные, сделанные так искусно, что в них не сразу можно было распознать подделки. Матушка Григория Алексеевича любила цветы. В изголовье её могилки возле самой ограды росла рябинка, не ставшая за прошедшие годы большим деревом. Кто её посадил, Григорий Алексеевич не помнил. Всё в те дни похорон слилось в один большой ком волнений, приведших в конце концов к сердечному приступу и средней тяжести инфаркту. Он и тогда и потом не спрашивал себя, почему именно это деревце приютилось в уголке могильной ограды. Теперь же ему пришло в голову, что кто-то из подруг матери, знавших, что она любила песню «Что стоишь, качаясь, то-он-ка-я рябина…», позаботился о том, чтобы и после смерти возле её последнего земного пристанища тонкая рябина покачивала своими девичьими ветвями с рубиновыми гроздьями ягод по осени.
 Мать Григорий Алексеевич вспоминал не часто. Снилась она ему ещё реже. Может быть, не хотела тревожить зря своего «сыночку». Но несколько дней назад всё же проявилась в сновидении. Протянула ему что-то и исчезла. В руке у него оказался выпуклый округлый предмет блестящего жёлтого металла ; часы, как понял Григорий Алексеевич, золотые. Что означал странный сон: благодарность матери за заботу о памятнике? Григорий заглянул на электронную почту Майл. ру, где приводились толкования снов. По Ванде выходило не очень приятное предзнаменование, по Фрейду - так себе. Было ли это напоминание об уходящем времени жизни, об оставшихся днях и часах? Говорилось, что раскрытый циферблат пророчит скорую кончину, стук механизма - о том, что конец близок. Но в сновидении крышка не была открыта, стука не было слышно. Некоторая тревога в сердце и недоумение в уме осталось у Григория Алексеевича от этого ночного видения. Во всяком случае, гневаться на него по поводу надгробия у матери не было причин. Он сделал всё, что мог.
Вернувшиеся рабочие застали его за вырыванием сорняков. Он весь взмок, тяжело дышал.
- Вам плохо? - спросила женщина. - Вы так тяжело вздыхаете.
- Это у меня всегда так. Нехватка кислорода.
- А-а. Мы сделаем всё сами. Отдохните, - сказала женщина.
- Теперь уж почти всё, -  между вздохами проговорил Григорий Алексеевич. - Что делать? Мой долг.
Когда рабочие вновь отошли к машине и возле могилы наступила тишина, на очищенную от сорняков землю вдруг прилетела какая-то птичка побольше воробья, тёмно-серой окраски с красной капелькой у основания хвоста. «Дрозд», - догадался Григорий Алексеевич. Она повела головкой туда-сюда, что-то поклевала, потом в недоумении застыла, осматриваясь, словно не узнавая места. И вдруг раскрыла клювик и что-то дважды произнесла. Голоса её не было слышно. Рабочие пришли, сделали, что было нужно на первой стадии работы, и удалились к машине за новыми частями памятника. Снова наступила тишина. И снова серая птичка с красным пятнышком на хвосте шмыгнула из травы на могилу, что-то поискала, поклевала невидимые зернышки. Такая настойчивость удивила Григория Алексеевича, и он подумал, не душа ли покойника спустилась на землю к месту последнего обитания своей земной оболочки?