Костёр

 Виктор Гишэрян, журналист, время от времени писавший критические статьи о жизни своего города Миттстака под псевдонимом "Спитак Титэр", уже вторую неделю находился в деревне, лежавшей у подножья горы и называвшейся Эканагари.

 Две недели и три дня сверх того назад он взял отпуск в издательстве, где работал специальным корреспондентом, и уехал в деревню (на путь к которой и ушли те самые три дня - а ехал он поездом).

 Скажем слово и о самой деревне, перед тем как перейти к нашему повествованию. Итак: Эканагари - селение, которое смело можно назвать "горной деревушкой". Два десятка дворов - вот и всё население её, но при этом деревня не была и не собиралась становиться, так сказать, чахнущей: просто судьба её сама отобрала необходимое для жизни количество людей. Одной из главных (будем честны: единственной) достопримечательностей Эканагари - это скала Раха, с которой открывается удивительно прекрасный вид на нижележащую долину, которую, будто алмаз в короне, венчает Эканагари.

 Виктор проживал здесь в доме, который выстроил на выкупленном им же участке земли эксцентричный писатель Марк Рэйн, который, одному ему и не факт, что известно, как-то оказался там. И хотя Виктор жил там вполне самостоятельно и, даже можно сказать, автономно, он раз в два-три дня заходил к одним людям, которые каким-то чудом оказались дальними родственниками его бывшей жены со стороны её отца - Георга. Помимо них, Виктор старался поддерживать тёплые отношения со всеми остальными жителями Эканагари, стараясь тем самым избежать того, чтобы его не приняли за какого-то городского чудака, которого неизвестно что надоумило бежать в горы и там прятаться, и чураться людей. В бытность свою студентом, Виктор иногда выезжал на подобного маршруты с целью сбора фольклора у его непосредственных носителей, что нынче сыграло ему на руку.

*
Шла вторая неделя этой своеобразной медитации.

 Был прохладный после дождя вечер июня, когда Виктор вышел из своего дома и направился по маленькой полузаросшей тропинке, которая начиналась недалеко от его дома, к скале Раха. Придя туда и немного поосмотревшись и освоившись с густыми сумерками, какие бывают только в горах, он поискал вокруг мелких ветвей, собрал их и развёл костёр;  затем бросил туда пару крупных веток, которые, видимо, сорвало тяжестью снега прошедшей зимой, а сейчас медленно сгнивавших под стволом деревьев, с которых они упали.

 Виктор сидел у костра и время от времени подбрасывал в него мелкие веточки; или ворошил угли, и тогда от них взмывали вверх небольшие снопы искр, будто пытавшиеся взлететь в самое ночное небо и там соединиться со своими небесными родичами - со звёздами.

 Он сидел у костра и ни о чём не думал: мысли ворохом кружились у него в голове, но ни одна из них не переходила границ сознания, а всё бродила вокруг, как маленький ребёнок, которого не пустили к взрослым, и он теперь всё время вился возле них, всматриваясь в их лица и пытаясь вникнуть в их разговоры, довольствуясь при этом лишь обрывками фраз.

 Виктор смотрел на огонь и слушал огонь: он видел меняющие цвет от алого рубина до кровавого раскалённые угли; желтоватые искры, с треском прожигавшие воздух; он видел белую и серую золу, которая напоминала то снежные вершины безымянной для истории горы, на чьих коленях, будто ребёнок, расположилась Эканагари, то пепел, который осыпался с сигарет в керамическую пепельницу, которую Виктор привёз из одной из своих командировок; он слышал, как гудит воздух над огнём - также рождается гром; он слушал вести, которые приносил ветерок, дувший со склонов, и которые тот рассказывал огню, который горел перед Виктором; и он слышал сгущавшуюся вокруг ночь, которая аккомпанировала костру своей симфонией жизни - трелями, песнями, щелчками, свистами.

*
 Быть может Виктор слишком задержался на этой скале, сидя у костра, и потому не услышал как по радио передавали, что ночью может пойти дождь.
 Но Виктор, даже не слыша радиопередачу, прекрасно знал, что в эту ночь, да и в следующую тоже - дождя не будет. Об этом ему рассказал огонь, об этом ему рассказал ветер.